156
     
      Солдат доброволец
     
      В одной деревне жил мужик, у него было три сына. Все они родились в один год — троичатами, а в ту ночь, когда они появились на свет, отец слышал голос, который говорил ему, что когда дети вырастут, то каждый из них займется своим делом, на что их Бог благословит, а узнать это они могут у колодца за деревней.
      Выросли дети, отец и говорит им: «Вы, детушки, теперь выросли, пора вам и промышлять чем-либо. Вы эти три ночи ходите по очереди к колодцу, что за деревней,.и там все узнаете». Пошел на первую ночь старший брат, стоит у колодца, в полночь прилетел ангел и спрашивает: «Чем ты, раб Божий, хочешь в жизни промышлять?» Долго ждал ангел ответа, но молодец молчал. «Ну, будь же ты торговым человеком, то тебе на роду написано», — сказал ангел и улетел. Пришел молодец, рассказал отцу, что было. На вторую ночь ушел к колодцу второй брат. В полночь прилетел ангел и назначил ему быть хлебопашцем. На третью ночь пошел третий брат. Прилетел в полночь ангел и спрашивает: «Чем ты, раб Божий, в жизни промышлять хочешь?» — «Я, — говорит молодец, — хочу служить батюшке-царю, хочу идти в солдаты». — «Бог тебя благословляет на эту службу, служи верой и правдой. А за то, что ты знал, что выбрать, ударься молодец о землю». Ударился молодец о землю и стал оленем, бегал, бегал молодец оленем, выбился из сил и пришел к колодцу. «Был олень, стань молодец рысью!» — говорит ангел. Молодец превратился в рысь. Побегал, устал. Ангел сказал: «Был молодец рысью, будь соколом!» Стал молодец соколом. Летал, летал, устал, ударился о землю и стал молодцем. «Вот, когда тебе нужно будет быть чем-нибудь, ты ударься о землю и будешь оленем, рысью и соколом», — сказал ангел и улетел. Пришел домой молодец и говорит отцу: «Я, батюшка, надумал в солдаты идти, и ангел меня благословил». — «Ах, дитятко, плохо ты надумал, да теперь уж дела не изменить. Верно, Богу так угодно». Был рекрутский набор, и молодец добровольно пошел в солдаты. В то время была война, он прямо и попал на войну. Война была удачна, царь победил неприятеля и стал мир заключать. От своего царства царь с войском ушел далеко, а когда все цари собрались на собрание, то все были в коронах, а наш царь один без короны, корону дома забыл, в собрание без короны не пускают. И предложили ему достать корону в девять дней, если достанет корону, то всю землю, которую прошел в год и завоевал, отдадут ему, а если короны не достанет, то ничего не дадут, а если хочет, то снова с войском может воевать. Опечалился царь, как достать корону в девять дней, когда целый год уж шел с войском в чужую землю, но все-таки объявил по войску, не может ли кто достать корону. Пришло утро, день и наступил вечер; вечером приходит к царю солдат и говорит: «Я, ваше императорское величество, достану корону в девять дней». Обрадовался царь и говорит: «Если достанешь, то я дочь свою за тебя замуж выдам, и после меня ты царем будешь». Написал царь письмо своей дочери, и солдат отправился. Вышел в поле, ударился о землю и стал оленем, и побежал; когда устал, стал рысью, потом соколом и в три дня долетел до своего царства.
      Отдал царской дочери письмо, а та отдала ему корону. Через три дня он опять уж был у царя и отдал ему корону, все подивились и ходили смотреть на солдата. Царь стал заключать мир, а солдата приказал с почестями везти в свое царство и нарядил в провожатые ему трех генералов. Повезли генералы солдата, но им наскучило, да и низко показалось служить простому солдату, и задумали они его убить. Слышал солдат разговор генералов, что убить его хотят в том месте, где близ дороги будет озеро. Подъехали к озеру, посматривают генералы друг на друга, один и говорит солдату: «Иди, принеси нам из озера воды, ты еще солдат, а мы генералы!» Солдат стал собираться выходить из кареты за водой, а один генерал достал ружье. Солдат бросился из кареты на землю и стал оленем и к озеру; прибежал к озеру и слышит в него стреляют, он и бросился в озеро, но лишь только ударился об воду, стал молодцом; а на его беду у этого берега плавал внук водяника, он схватил его и унес в глубину. Генералы посмотрели, посмотрели на озеро, видят, что ни олень, ни солдат из озера не выходят, и порешили ехать дальше; когда ехали, дорогою согласились одного генеральского сына женить на царской дочери, а когда он женится, царство разделить на три части.
      Принес внук солдата к деду: «Дедушка, я российского человека поймал и принес к тебе, что ему делать?» — «А пусть он гуляет с тобой, а ты учись у него, он многое знает». Пошел гулять солдат с внуком. Внук все показал. Солдат и говорит: «У нас на Руси больше диковинок есть. Смотри, я повернусь оленем», — ударился о землю и стал оленем. Походил немного и опять перевернулся солдатом. Внук и пристал к нему: «Научи да научи». «Наука даром не дается, — говорит солдат, — ударься о землю». Внук ударится и оленем не перевернется. «Экой ты какой! Не можешь и о землю удариться! Ты вот этак». Возьмет солдат его в руки, бьет головой о землю, шиплет, рвет, ребра посчитает, тумаков надавает, а все ничего не выходит. «Этого не можешь сделать, — говорит солдат, — завтра другое увидишь, может, и сделаешь». На другой день опять пошли, солдат перевернулся рысью, походил немного и перевернулся в солдата. Внуку захотелось сделаться рысью, но ничего не выходило, только солдат еще покрепче пощипал, порвал, ребер посчитал и тумаков надавал. На третий день солдат перевернулся соколом. Внуку тоже захотелось быть соколом. Солдат опять пощипал его, порвал, ребер посчитал и тумаков надавал, но внук еще просил повернуться солдату соколом, солдат говорит: «Пойдем на мелкое место, может, ты там и сделаешь». Вышли на берег, солдат перевернулся соколом, вмиг выклевал глаза у внука и сам улетел. Вылетел солдат из озера и полетел в свое царство. Когда он прилетел в город, то в это время у царя дочь выходила за генеральского сьша, и назавтра был назначен пир, и все, кто пожелает, могли идти к царю в гости.
      Солдат переоделся нищим и тоже пошел на пир и сел с нищими. Царевна с женихом прогуливается, подойдет к столу и спрашивает: «Не слыхал ли кто, как солдат мог корону скоро достать?» Никто ничего не отвечает. Подошла она и к нищим и спросила. Встал один нищий и говорит: «Я его не видал и про него ничего не слыхал, а сам в старину так делал: перевернусь оленем и бегу, перевернусь рысью и тоже, перевернусь соколом и лечу». «А теперь можешь?» — спрашивает царевна. «Могу!» — говорит солдат. Вышел солдат на улицу и перевернулся в оленя, рысь и сокола, народ дивился. Вот царевна и говорит отцу: «Вот, батюшка, он и нашелся!» Честным пирком да за свадебку. Повенчались, и стал солдат поживать, а после и царем был, с ним и воевать никто из царей не смел.
     
     
      157
     
      Бедный жених
     
      Жил молодец на свете, парень ухо был, а не имел ни кола ни двора, ни мила живота, хлеба было, что в брюхе, а платья, что на себе. Задумал он жениться, да не мог невесты найти. Идет раз молодец по берегу, видит плывет лодочка, он закричал, чтобы лодочка остановилась, а в лодочке женщина. Остановилась лодка, женщина и спрашивает: «Что тебе, молодец, надо?» — «Вот у меня на ручье была мельница, мельницу водой в розлив унесло, а жернова по воде уплыли, не видала ли ты их!» — «Фу, ты дурак! Да когда же жернова на воде плавают», — говорит женщина. «Так-то так, тетка, да на свете все бывает». Плюнула женщина и поехала дальше, а он берегом идет. Пошел немного, видит едет мужик в лодке. «Эй, дядюшка, не видал ли жерновов, они у меня по воде уплыли, а мельницу водой унесло!» — «А! Это твои жернова-то и были, я вчера их видел, только они не вниз, а вверх плыли, вороти назад, не там ищешь». Подъезжает мужик к берегу и говорит молодцу: «Вижу, молодец, завираешься, садись-ка в лодку, да говори дело, что тебе нужно; я дольше тебя жил и больше знаю, хоть и тебя дурака возьмусь женить». Сел молодец в лодку и говорит: «Правда, дядюшка, жениться хочу, а сам я весь тут, и свата нету; не знаешь ли невесты какой?» — «А вот прежде ко мне поедем, а там и надумаем, что делать надо, а невеста у меня есть на примете и богатая, только не плошай, хвастать больше надо». Неподалеку от мужика жил барин богатый, была у него дочь красавица, да дура набитая, рад был от ней барин избавиться, да и она рада была от отца выбраться, надоело отцу: каждый день только и разговоров, чтобы замуж выйти. Собрались сват с женихом и пошли к барину сватать. Огромный дом у барина, барин гостей принял, угощает их на славу. Во время угощения барин спрашивает: «А что же вас двое, неужели больше никого нет?» — «Как не быть, да если всю породу да родню собирать, то нужно два месяца, а мы уж двое и на свадьбе будем, если дело наладится». — «А есть ли у жениха такой дом, как у меня?» — «Где вашему дому сравняться с жениховым, — говорит сват, — бревна на дом возили, там в понедельник видишь, что везут комель, а в середу только вершина мимо прошла». — «Славный дом из такого леса будет», — говорит барин. В это время четыре человека принесли на стол кочан капусты. «А есть ли у жениха такая капуста?» — спрашивает барин. «Большая ли это капуста! Раз у него рабочие восемьдесят человек под одним листом от дождя укрылись». «Вот так капуста!» — говорит барин. Видит барин, что дело совсем не подходящее, жених и сват врали, да дочь-то уж больно надоела ему. Порешил он испытать, приказал заложить лучшую лошадь в серебряную сбрую и, проводив их по своим владениям, на прощание сказал им, чтобы они приехали на таком же коне и в серебряной сбруе, тогда и дочь замуж отдаст; а если не приедут на таком коне, то и свадьбы не будет; барин думал озадачить свата с женихом, а сват и говорит: «Не думай, барин, что врем, у тебя на сватовстве выпивши, — лучше твоего все найдем, приготовляйся к свадьбе». Простились, барин вернулся, а они пошли вперед. «Все хорошо, — говорит сват, — да вот задача, на чем поедем к барину? Эх ведь что надумал! Ну да не робей, на свадьбу только съездить нам и черт коня даст». А черт тут как тут. «Дам, — говорит, — я вам коня, завтра и поезжайте, приходите к этому месту, все будет готово».
      На другой день пришли сват и жених на назначенное место, видят: конь стоит в золотой сбруе, да такой, что никому и во сне увидать не придется; сели и поехали. Удивился барин и порешил дочь отдать. Честным пирком и за свадебку, повенчались, после венца пир горой; а потом кататься на лошадях хотели, вышли, чтобы ехать, а коня женихова и духу нет, да и сват куда-то слинял. Жених видит, что дело плохо, рассказал все невесте, а она отцу; ахнул отец, да делать нечего, остался зять на хлебах у тестя, а ему то и нужно было. Когда конь потерялся, сват видит, что дело плохо разыгралось, он и убежал со свадьбы. Идет он полем и думает, что ему теперь делать? Подошел он к большому камню, а под камень нора, посмотрел и ушел от камня; шел все вперед, смотрит — опять тот же камень. Отошел, походил и опять пришел; в это время пошел дождь, вздумал он отпуститься в нору и укрыться от дождя, спустился и провалился, и попал в жилище чертей.
      Видит сват много чертей, и все они едят, кто хлеб, кто творог, кто редьку, всего у них много, видит он и того черта, что коня дал, тот целую свинью ест. Увидал он мужика и говорит: «Вот я у вас на свадьбе эту свинью стянул, теперь досыта поем, а то сколько раз ни ходил туда, ничего не мог взять. Однажды шел я голодный, туда сунусь, в другое место, не могу ничего взять, все закрещено; несет старуха, что живет у барина, горшок творогу, я подставил ей ногу — упала, горшок разбился, творог рассыпался; нет, и тут все начала крестить — испугался, убежал. Вот и коня-то вам дал, чтобы отомстить барину». Сват посмотрел, посмотрел на чертей, смекнул, что они едят все, что люди не перекрестивши, не благословясь полагают, и ушел домой. Барин скоро умер, а жених взял свата к себе, и живут припеваючи, да и черту сват ничего не дает брать; теперь они со старухой все крестят и благословляют. А невеста стала примерная хозяйка и всю дурь как рукой сняло.
     
      158
     
      Правда и Кривда
     
      Жили два брата, один жил неправдой, людей обманывал и нажил много богатства, другой жил правдой, работал, трудился, людей не обманывал, а жил бедно — до того доживет, что в иной день и хлеба нет. Братья часто спорили: один говорил, что правдою на свете лучше жить, а другой хвалил кривду и говорил, что кривдой жить лучше. Однажды спорили, спорили, и Кривда предложил идти куда-либо и спрашивать, кто только встретится, чем на свете лучше жить, правдой или кривдой. Если до трех раз скажут, что кривдой жить лучше, то у Правды Кривда глаза выколет. Согласились и пошли. Идут дорогой, а навстречу им собака бежит, тощая, худая. Кривда и говорит: «Посмотри-ка брат, собака-то какая!» Собака остановилась и говорит: «Да, вот я прежде служила у хозяина, стадо и дом стерегла, а вот устарела, хозяин и прогнал меня, живу, где попало и постоянно голодна». — «Что, видел? — говорит Кривда. — Пойдем дальше». Идут дальше, а навстречу им конь бредет, тощий, худой, старый, еле ноги передвигает. «Ах, какой конь худой!» — говорит Правда. «Да, — говорит конь, — прежде я не такой бывал, служил у хозяина верой и правдой, сколько на бегах хозяину денег достал! Стар стал, работать не могу, хозяин меня и прогнал». «Вот, видишь, — говорит Кривда, — и другой человек неправдою живет». Пошли дальше, встречается им мужик. Остановились и спрашивают: «Скажи по совести, добрый человек, чем лучше жить на свете правдой или кривдой?» — «Вот еще, что вздумали спрашивать, правды-то теперь на земле и в слыхах нет, а если еще которая и путается тут, то в лаптях ходит». Пошли дальше. «Слышал?» — говорит Кривда. «Слышал», — говорит Правда. Завел Кривда Правду в лес, выколол ему глаза и ушел домой, а Правда и остался там. Правда не видит, куда идти, не знает, что делать, однако стал пробираться, долго ходил, и ночь наступила. Нащупал руками Правда сухой пень высокий, вскарабкался на пень, чтобы звери не тронули. Сидит, задремал, вдруг слышит говорит кто-то: «Что ты сегодня сделал?» — «Я сегодня опять на мельнице был, опять все разломал». — «А ты что наделал?» — «А я славную штуку устроил: брат у брата глаза выколол». — «Дело ладно!» — «А можно ли твое дело исправить, может ли кто глаза вылечить, чтобы он опять видел?» — «Можно, только по три утренних зари покататься по росе на траве». — «А где эта трава?» — «А трава здесь и растет недалеко, между ручейками на берегу, да не догадался никто». — «Ну, а твою мельницу может ли хозяин достроить!» — «Да, только бы рубил в крест, и я ничего бы не мог сделать». Все стихло. Настало утро, Правда и побрел, слышит — вода шумит, ручеек бежит; он и стал пробираться вдоль ручейка и пришел к речке; идет вдоль по берегу реки, опять наткнулся на ручеек, обрадовался и сидит на бережку. Настало утро, он по росе и повалялся, на другое и третье утро, и стал зрячим, но домой не пошел. Отправился туда, где хозяин не мог мельницы поставить, направил там дело и пришел домой. Удивился брат, что Правда стал зрячим, а еще больше дивился, когда Правда стал богатеть, — в доме у него всего довольно, новый дом построил, скота много завел; а Кривда стал беднеть: и скот-то валится, и что делать начнет, ничто не клеится. Вот раз ночью и приходит Кривда и стал спрашивать, что с Правдой было с того времени, как он его в лесу оставил. Правда все рассказал. Запало Кривде в голову тоже идти в лес, сесть на пень, может, и он услышит что-либо и разбогатеет. Ночью отправился, нашел тот пень и забрался. Слышит шум, видит, что кто-то прилетел, потом другой. Один и спрашивает: «Ну, что теперь делать думаешь?» — «Да, не знаю, — отвечает другой, — за мельницу хорошо мне досталось, целый год в котле в кипелой смоле сидел, нужно что-нибудь похитрее устроить». — «А ты чт0?» — «А я, брат, тоже целый год на крюк был за язык повешен за то, что проболтался и кто-то глаза вылечил». — «Нас, верно, кто-нибудь подслушал и все направил. Поищем-ка, нет ли кого?» Кривда испугался и упал с дерева. Его схватили и глаза выкололи. Прошел день, а Кривды не видать, жена его пришла к Правде и говорит, что брат ушел в лес ночью и сегодня не видать. Пошли искать и нашли Кривду: у пня и слепой. Привели домой, и Кривда до того дожил, что Правда кормил все его семейство до смерти. Тогда только Кривда согласился, что Правдою лучше жить на свете.
     
     
      159
     
      Судьба
     
      В одной деревне жили два брата, один бедный, другой богатый. У богатого был сын и у бедняка тоже. Сын богатого отца родителей своих не любил и не почитал, а сын бедных родителей любил и уважал; а когда богач был болен, то сын его только и ждал, когда бы отец умер; а когда у бедного заболел отец, то сын целые ночи не спал, а захочется старику в баню, так сын его снесет в баню, помоет, попарит и назад принесет. Умер раньше бедный отец, сын поплакал, и жаль батьки, да пришлось везти на погост, и живет он с женой в любви и согласии. Умер и богатый, и его похоронили, сын с радости богатые похороны справил. Все говорили, что у старика много денег было, а сын после смерти денег не мог найти, но никому пока не говорил, что у него денег нет, все думал, что где-нибудь найдет.
      А богач снес деньги в дупло дерева, которое стояло на берегу реки, положил он деньги со словами: «Пусть эти деньги найдет тот, кому Бог укажет». Прошло несколько лет; однажды сын богатого вышел к реке и видит, что у берега дуплистое дерево. «К нашему берегу не привалит, верно, хорошего дерева». Взял багор и оттолкнул дерево. Вышел бедный за водой с женой, видит дерево и говорит: «Вот Бог дров дал, давай-ка, жена, вытащим да распилим, на неделю дров будет». Вытащили и собрались пилить, отпилили полено, а в дупле видят шкурку кошки; вытащил бедняк, а там все серебряные деньги и все рублями набиты, да и золотых много. Вся деревня узнала про находку бедняка, узнал и брат, пришел к бедняку и говорит: «Вся деревня знает, что деньги в дупле были положены моим отцом. Отдай деньги!» — «Да если бы тебе была судьба владеть деньгами, то дерево-то прежде у твоего берега было, а ты его оттолкнул».
      Ушел брат, а жена и говорит бедняку: «Может быть, и его отец положил деньги, а ты ему не отдал; брат пошел в другой конец деревни, поди брось деньги на дорогу в платке, пойдет мимо и найдет, если ему сужено; а если тебе Бог дал, то твои и будут». Бросил бедняк деньги на дорогу, а богатого отца сын так осерчал на брата, что не хотел и мимо пройти, дошел до его дома, да и свернул в поле и задками домой прошел.
      Взял бедный деньги, принес и спрятал. Однажды жена и говорит ему: «Видно, не судьба брату владеть деньгами, я все про это думаю. Но, может быть, он мог бы владеть половиной; давай сегодня положим сколько-нибудь денег с рыбой в пирог, и ты снеси к нему; если не судьба ему владеть деньгами, увидим, что будет, испытаем». Принес бедный несколько десятков золотых, жена положила деньги в рыбный пирог. Бедный пирог собирается отнести к брату, а тот сам в избу идет. Пришел и опять заговорил про деньги. «Нет, братец, — говорит бедняк, — верно, тебе не владеть деньгами: в прошлый раз, как ты вышел от меня, я деньги бросил на дорогу, чтобы ты их взял, как назад пойдешь, а ты задками прошел; ни деньги от тебя бегут, а ты от денег». Жена бедного подает пирог пришедшему брату и говорит: «Братец, не по-
      брезгуй, возьми рыбный пирог, вчера мы рыбы достали». — «А я уж давно рыбы не ел, спасибо». Взял пирог и ушел, а бедняк пошел в сарай сукно валить. Брат с пирогом идет домой, а навстречу ему крестьянин. «Ты куда?» — спрашивает сын богатого. «А сукно было дано валить, так взять, буде готово». — «Я тоже туда хотел идти, брату пирог понес, да дела запутались, не дошел; возьми да снеси ему пирог, да скажи, что брат послал, пусть ест на здоровье». А сам думает: «Пусть не думает брат, что я до того дожил, что его пирогом нуждаюсь». Удивился бедняк, когда его же пирог принес в сарай крестьянин, отдал сукно, а сам к жене с пирогом. «На, посмотри, что скажешь?» — «Да что сказать, — говорит жена, — так, видно, Богу угодно, хоть давай ему деньги, хоть не давай, все равно и отдашь без пользы для брата, они у него так сквозь пальцы и пройдут». Так сын бедняка и не отдал брату денег.
     
     
      160
     
      Барма
     
      Жили два брата в одной деревне, каждый жил в своем доме; у бедного было много детей, а у богатого не было ни одного. Долго просил богатый у бедного одного мальчика к себе сыном, но бедный не соглашался: он подозревал, что богатый брат занимается воровством; но наконец согласился. Держал дядя племянника, как родного сына, брал его с собой и в город, и в деревни, и частенько они ездили. Лет до пятнадцати мальчик ничего не делал по хозяйству, только бороться к этому времени так научился да изловчился, что никто в деревне с ним не мог устоять в боротье; взрослых и сильных мужиков ронял, да свистел так сильно, что уши глушил. А за то, что он был мастер бороться, его и прозвали Бармой. Вот подрос еще Барма и однажды пошел на охоту, птиц стрелять. Идет он лесом близ дороги и видит: по дороге мужик барана гонит в город на продажу. Он забежал лесом вперед, снял с ноги сапог и бросил на дорогу, а сам скрылся в лес и ждал. Подошел мужик, поднял сапог, посмотрел и спрятал близ дороги в мох, и погнал барана дальше. Пропустил Барма мужика и взял сапог. Забежал Барма лесом опять вперед, снял сапог с другой ноги и бросил на дорогу, а сам скрылся и ждет. Подошел мужик с бараном, поднял сапог, посмотрел, посмотрел и спрятал, потом привязал барана к дереву, нарвал травы и воротился назад. «Удалось, — думает Барма, — пошел за сапогом, чтобы пара была». Подошел к барану, отрубил голову топором, поднял барана на плечи, взял сапог и в лес. Ночью пришел домой и барана принес. Увидал дядя, с чем пришел племянник с охоты, и спрашивает: «Как это ты достал?» Племянник рассказал про свою ловкость. «Славно, — говорит дядя, — я хорош, а ты еще лучше, можно теперь тебя и на промысел брать».
      Посоветовались дядя с племянником, куда бы им съездить, и племянник настоял на том, чтобы ехать воровать к царю. «К царю, — говорит племянник, — никто не смеет идти воровать, а потому там и не подумают, что воры пришли; народу во дворце много, думают, что слуги что-нибудь делают; просто во дворце мы как хозяева будем, делай, что хочешь». — «Пожалуй, и верно», — говорит дядя.
      Запрягли лошадь и поехали. Приехали в город и пошли к дворцу, племянник пособил дяде влезть на балхон, а потом дядя подтащил за руки племянника, и вот они на балхоне; с балхона дверь в большую комнату открыта, вошли туда; видит Барма, что тут только и можно взять царскую шубу и шляпу. Указал племянник дяде на шубу и шляпу, дядя кивнул головой, и племянник взял вещи, и вышли на балхон. Дядя вдруг и говорит: «Я эту шубу перешью и буду щеголять». — «Нет, — говорит племянник, — я их взял и вынес, мне и носить».
      Заспорили, и племянник предложил сходить к царю и спросить про это дело. «Я, дядя, один схожу, а ты слушай, как я говорить с царем буду. А как свисну, ты и бежи на балхон, хватай шубу и задавай лататы в левую руку, а я в правую, а там сойдемся».
      Зашли снова в комнату, отворили одну дверь из комнаты в другую, там пусто; подошли к другой двери, слышат похрапывает кто-то; отворил племянник дверь, видит в кресле человек спит и похрапывает, а на кровати спит царь. Барма догадался, что это сказывалыцик храпит, подкрался к нему, зажал рот рукою, поднял с кресла и передал дяде, а дядя уже наготове, платком рот заткнули, дядя поддерживает сказывалыцика, а Барма сел на его место и сидит. Скоро проснулся и царь. «Сказку», — говорит царь.
      «Жили дядя да племянник, — начинает сказывалыцик, — пошли они к царю воровать, племянник воровал, а дядя глядел, украли у царя шубу и шляпу. Кому из них носить, ваше императорское величество, дяде или племяннику?» — «Понятно, кто воровал, тому и носить?» — «Ну вот, слышишь, дядя», — говорит племянник да как свиснет! Царь испугался, не слышит ничего, посмотрел — и сказывалыцика не видит, а воров уж и след простыл. Царь приказал поймать вора, а где во дворец можно пройти, на ночь ставить капканы и всякие ловушки.
      Дяде досадно стало, что у племянника такая шуба, стал он сбивать племянника опять идти воровать к царю: «Я знаю, что мне лучше тебя удастся, не первый раз». Племянник предостерегал, но не мог уговорить дяди. Вот поехали опять, приходят к дворцу, племянник подсобил дяде влезть на балхон, и дядя ушел. Через несколько времени дядя вышел на балхон и бросил племяннику мундир, но вдруг над балхоном под зонтом появилась кругом балхона редкая железная решетка, дядя полез в отверстие, но когда навалился телом на железную полосу, она опустилась ниже, и вмиг все перекладинки сузились, и дядю прижало поперек тела; племянник убежал, а дядя и остался висеть в решетке. Царь приказал тело вора положить в часовню и без своего приказания не хоронить, а кто придет да будет плакать, того ловить. Положили тело в часовню, а на третий день Барма одел царский мундир и шляпу, пришел в часовню и приказал караульным при себе зарыть в землю тело вора и ушел. Царь еще сильнее озлился на вора и приказал поймать во что бы то ни стало, а полагая, что вор уж непременно придет воровать золото, приказал по одной улице насыпать золота и, кто будет наклоняться над золотом, тех всех ловить.
      Узнал Барма, что золото будет рассыпано, и порешил ехать на коне воровать золото. Взял на дровни смолы в бочонок, намазал сапоги смолой, едет по золоту, а ногами потаптывает, золото пристает к сапогам, спихнет с ног золото в мешок и опять едет. Много украл золота. Наутро царю донесли, что никто не наклонялся, а золота много украдено. Царь приказал казнить караульных, а вору, если он посмеет придти к нему, царь обещал, что дарует ему жизнь и не казнит, а если вор не придет, то будет разыскан и предан лютой казни. Когда это было объявлено, Барма порешил к царю идти. Приходит Барма и просит доложить царю. Царь приказал привести.
      «Как тебя зовут?» — «Барма, ваше императорское величество». — «Ты вор?» — «Я». — «Ты шубу украл?» — «Я». — «Ты и золото воровал?» — «Я». — «Такого нужно наказать, пощажу тебе жизнь, не велю казнить, но заключу тебя в крепость!» И приказал Барму отвезти в крепость.
      Отвезли Барму в крепость. А крепость — только и было, что один дом небольшой каменный, а кругом дома высокая каменная толстая стена, на дворе бегала коза, да кривой старинный богатырь служил сторожем. На дворе столб стоит. Впустили Барму на двор и ворота затворили крепко-накрепко. Проспал Барма ночь, а на утро все осмотрел и видит, что выйти ему из крепости невозможно. Подумал, подумал Барма и стал к сторожу ласкаться и его силу хвалить. А живут так: утром сторож затопит печку и уходит на двор с козой играть, как только побежит, а коза ему навстречу, подбежит, хочет бодать рогами, а сторож ее захватит за рога и повернет ее обратно; коза пробежит немного и опять ему навстречу. А Барма у печки работает, из свинца пули льет. Вот однажды затопили печку, а Барма и говорит: «Мне бы хотелось твою силу попробовать, можешь ли ты эту веревку перервать.?» - «А вот привяжи меня к столбу и увидишь».
      Барма взял веревку и опутал богатыря веревками к столбу; рвал, рвал богатырь и вырвать не может, и говорит: «Нет, верно, прежней силы, устарел, развязывай веревки». — «Да где тут развязать, когда узлы в турий рог затянул, нужно рубить». Пошел Барма в дом, растопил полную поварешку свинцу, прибежал, да в здоровый глаз и плехнул свинец.
      Заревел богатырь, рванулся изо всей силы, сорвал веревки и начинает по двору бегать; бегает и кричит: «Барма, ты где?» — «Я здесь», — отвечает Барма. А коза забегает навстречу богатырю, богатырь через козу падает, а Барма за козой бегает, за шерсть козы рукой держится. Наскучила богатырю коза, хочет Барму поймать, а коза всякий раз в руки попадает. Озлился богатырь и вот, когда коза еще в руки сунулась, он схватил ее за рога и бросил на стену, а Барма ухватился руками за козу и тоже с козой на стену был выброшен. Бросив козу, богатырь спрашивает: «Барма, ты где?» — «Спасибо, товарищ, лихом не помни, я уж на большой дорожке, прощай!» Так и ушел Барма, но только воровать перестал и живет да поживает.
     
      161
     
      Хмель
     
      Однажды ехал богатырь, и конь у него издох, и пошел он пешком. Видит на дороге дерутся змея и лев, и ни который из них побить не может. Лев просит пособить змею убить, а змея просит ей пособить и убить льва. Подумал богатырь и решил заступиться за льва. «Змея змеей и будет, нечего от ней ждать мне». Пособил льву и змею убили. Лев и спрашивает: «Что тебе за услугу хочется получить?» — «У меня коня нет, — говорит богатырь, — а пешком я не привык ходить, довези меня до города». Лев согласился.
      Сел богатырь на льва и приехал до города. «Никому не говори, что на льве ехал, — говорит лев, — не то съем; я сам царь, и на себе возить мне людей стыдно, тогда я и царем не буду». Ушел богатырь в город, зашел к товарищам, а те над ним смеются, что пешком ходит, он отпирался тем, что конь издох, а потом как выпил-то и рассказал товарищам, как было и что он на льве приехал. Посидел с товарищами и пошел себе коня искать, вышел только за город, а лев тут как тут. «Зачем ты похвастался, что на мне ехал, я тебе говорил, а ты не послушал, съем». — «Извини, — говорит богатырь, — это не я говорил, а хмель». — «Какой хмель?» — «А попробуй, тогда и сам увидишь». Лев согласился, богатырь принес крепкого вина, лев и напился; бегал, бегал, упал и заснул, а богатырь, пока лев спал, закопал в землю толстый высокий столб и туда поднял льва. Проснулся лев и удивился, что он туда попал, спуститься не может. «Вишь ты, хмель-то куда тебя занес! — говорит богатырь. — Что, узнал теперь, каков хмель?» — «Узнал, — говорит лев, — спусти, пожалуйста». Снял богатырь льва со столба, лев поблагодарил и ушел.
     
      162
     
      Колпак золота
     
      Жил-был мужик, все по чужим людям в работниках жил; пришел однажды к барину, а барин послал его сетями рыбу на озеро ловить; а он никогда не делал того, что хозяин приказывал, а что на ум придет. Пришел он к озеру, бросил сети на берег, сел, попил, выспался и принялся яму рыть, вырыл яму глубокую; потом надрал липовой коры и замочил в озеро, ходит по берегу, ждет, когда кора вымокнет, чтобы наделать лыка. Один раз нашел на берегу двух маленьких зайчат и положил их в ямку, а кругом сделал изгородь. Вымокла кора, он набрал лыка и вьет веревки; ночью в яму попался медведь. Только лег он спать в эту ночь, из озера выбегает чертенок и говорит ему: «Что ты, дядюшка, делаешь?» — «А вот веревки вью, хочу все озеро сморщить и вас всех чертей скорчить». Чертенок сейчас же в озеро, а через несколько времени вышел оттуда и говорит: «Дедушка мне приказал с тобой потягаться, если ты меня обгонишь, то и морщи озеро, а если я тебя обгоню, то прочь уходи от озера». — «Ака невидаль, — говорит мужик, — с тобой бегать: ты пробежи с моим меньшим братишкой, и тот тебя обгонит, а со мной и тягаться нечего». Взял мужик одного зайца, держит в руках и говорит: «Ну, бежи!» Чертенок побежал, а мужик пустил зайца, недолго его и видел чертенок: заяц в лес, а чертенок бежит кругом озера; прибежал чертенок, а мужик другого зайца в руках держит и говорит: «Ну где же тебе тягаться с моим братом, он давно прибежал, вишь, уж отдыхает». Черт в озеро, а работник поспал и веревки вьет. Снова выходит из озера чертенок и говорит: «Бегаешь ты, дядюшка, лучше, а давай поборемся, кто кого поборет». — «Эко диво бороться, мой средний брат тот тебя оборет, а где же тебе со мной тягаться». Спустился чертенок в яму, а мишка захватил так чертенка, что тот еле живой в озеро нырнул. В третий раз выходит чертенок из озера и говорит: «Вот, дядюшка, я принес палицу, давай тягаться, кто палицу выше бросит, если ты выше меня бросишь, то и морщи нас!» Работник попробовал поднять палицу, палица была тяжела, куда бросать, когда и поднять не может. «Ну что ж, бросай, я смотреть буду высоко ли улетит». Бросил чертенок палицу, высоко палица улетела и упала назад и завязилась глубоко в землю, одна ручка видна. «А высоко, брат, ты бросил, а все-таки посмотрим, кто выше бросит!» — «Ну, давай, дядя, тащи палицу!» — «Сам завязил, сам и тащи, я после, буде придется, вытащу». Вытащил чертенок палицу, работник держится за ручку палицы и пошевелить не может. «Что же ты думаешь? Бросай», — говорит чертенок. «Не торопись, — говорит мужик, — я вон подожду то облако, пусть нанесет его поближе, я швырну палицу на облако, она там и останется». — «Нет, нет, не бросай палицы на облако, палица дедушке нужна, он без палицы никуда не ходит, и мне велел сейчас принести». — «Ну как хочешь, — говорит работник, — велишь — брошу, не велишь — твое дело». Чертенок схватил палицу и в озеро. Работник опять вьет веревки, выбегает из озера чертенок и говорит: «Что хочешь бери, только от озера уйди и нас не морщи». — «Да что с вас, чертей, возьмешь, как у вас кроме золота ничего нет. Наносите мне колпак золота, да и будет с вас». Чертенок согласился и ушел в озеро, а работник убил медведя, на ту яму наклал корьев и прикрыл хворостом; прорезал в колпаке дыру, приладил колпак над ямой, и ночью черти стали носить в колпак золото; выльют золото, а оно чрез дыру в яму, пока полной ямы не наносили; в колпак не было золота, наконец колпак наполнился. Снес мужик сети барину и отказался от работы, купил четырех лошадей и на них увез четыре воза золота, и стал жить да поживать, а после еще барин из ямы набрал воз золота и стал жить богачом.
     
      163
     
      Что дальше слышно?
     
     
      Жил вдовый крестьянин, было у него три сына, и все были женаты. Жил старик исправно, дети его слушались, и братья между собой жили дружно. Все было хорошо, да одно неладно: невестки между собой жили недружно, постоянно ругались, а все из-за того, что каждая из них хотела большухой быть. Все были на деле исправны, и каждая из них могла быть большухой. Наскучили старику перекоры невесток; однажды он призвал сыновей и говорит им: «У невесток каждый день споры, дым коромыслом, надо это прикончить; я надумал задать им загадку, которая отгадает, та пусть и большухой будет; только чтобы после этого уж спору не было, если оне будут согласны, то и делу конец». Призвали невесток, и те на это согласились.
      Поздно вечером старик и говорит невесткам: «Вы согласились отгадать загадку, а вот на целую ночь вам загадка, отгадайте: что дальше слышно? Завтра рано спрошу у вас, и кто отгадает, та и будет большухой. Первая брань лучше последней, а уговор дороже денег. Помните, на что согласились». Утром рано старик позвал сыновей с невестками и спрашивает у старшей:
      — Что, отгадала ли?
      — Петуха голос, когда он весной поет, по заре дальше всего слышно.
      — Да, петуха далеко слышно, — говорит старик. — Ну, а ты? — спрашивает он у средней.
      — Когда весной собака лает по заре, то гораздо дальше петуха слышно.
      — Да, — говорит старик, — пожалуй, собаку и дальше слышно. Ну, а ты что скажешь? — обращается старик к меньшой невестке.
      — Хлеб да соль дальше всего слышно, — говорит меньшая невестка.
      — Да, — говорит старик, — хлеб да соль за тысячи верст слышно. Будь же ты большухой.
     
      164
     
      Беспечальный монастырь
     
     
      В одном монастыре братия была человек в пятьдесят; монастырь был богат, жили монахи припеваючи, жили между собою дружно, никакого горя не знали. В монастыре был послушник человек уже старый, находчивый и шутник; с малолетства жил в монастыре и охотник был рыбу ловить, день и ночь на озере. Однажды ему на озере рыба не ловилась, и он от нечего делать сплел из тростника буквы; приехал вечером поздно и буквы эти прибил гвоздиками к воротам монастыря, из букв вышло два слова: «Беспечальный монастырь». В эту ночь мимо монастыря ехал какой-то важный барин на тройке. Подъехал он и видит на воротах надпись «Беспечальный монастырь». Приехал барин в город и прямо к царю. «Мы, — говорит, — не знаем, где на войну и на все денег взять, а в монастырях сколько денег; живут там по пятидесяти человек и больше, сыты, обуты, одеты, ничего и знать не хотят, да еще и посмеиваются: вот я ехал мимо одного монастыря, так на воротах там написано: "Беспечальный монастырь". Хоть напугать бы этих безпечальцев, если уж другого ничего сделать нельзя». И вот в монастыре получена была бумага, что сам царь в монастырь приедет на другой день и спросит ответ на три вопроса; если кто-нибудь из монахов даст на три вопроса верные ответы, то и пусть монастырь будет беспечальным, а если не найдутся ответить, то всех монахов долой из монастыря. Призвал настоятель братию и прочитал бумагу. Все ахнули, а послушника, который надпись прибил, обвиняют, что все из-за него, пошутил неладно. И присудили все, что он нашутил, он пусть первый и ответ царю дает, а уж если не может ответить, то другой, кто может, пусть отвечает. Послушник был грамотой доволен, а настоятель мало учен, и присудили все, что царя встречать будет вместо настоятеля послушник. Послушник видит, что дело плохо, попросил одежду у настоятеля, надел на себя — сидит хорошо, не длинна и не коротка.
      Ждать царя пришлось недолго, приехал утром вестовой и сказал, что царь сейчас будет. Вышли монахи, послушник во главе настоятелем. Подъехал царь, вышел из кареты, подходит к воротам, в самых воротах царя и встретили; поздраствовался царь с монахами и назвал их беспечальцами.
      — Ну, кто из вас будет мне отвечать на три вопроса? — все указали на нового настоятеля.
      — Кто я? — спрашивает царь.
      — Образ и подобие Божие! — отвечает настоятель.
      — Что я стою?
      — Иисус Христос был предан за тридцать сребренников, так царь стоит меньше этого! — отвечает настоятель.
      — Ну, а что я думаю? — спросил царь.
      — Сейчас ты, царь, думаешь, что перед тобой стоит настоятель монастыря и тебе отвечает; но это не верно, я простой послушник.
      Поверил царь послушнику и уехал, только одному господину еще велел остаться и узнать, верно ли, что настоятелем был послушник. Оказалось, что действительно правда.
      Послушника царь взял к себе во дворец, а на монастырских воротах под надписью «Беспечальный монастырь» велел сделать другую «Сам царь проверил». Остались все монахи в монастыре и живут по-прежнему в довольстве и добре.
     
     
     
      165
     
      Старинный поп
     
      Сидят раз старик со старухой на печке и разговаривают.
      — Хорошо бы, старик, как бы ты попом был, а я попадьей. Житье-то хорошее бы было.
      — Вот еще что вздумала, какой я поп, когда и грамоте не знаю, служить не умею.
      — Велика грамота нужна, а служить-то научишься, — говорит старуха.
      — Полно, старуха, пустяки-то выдумывать!
      — Да я ли своего старика попом не сделаю, завтра же к архиерею пойду.
      Наутро старуха собралась и отправилась в город. Приходит к архиерею.
      — Ваше преосвященство! Сделай моего старика попом.
      — Да знает ли твой старик грамоте?
      — Да если бы грамоту знал, так просто бы было и дело сделать, а вот теперь-то надо горю пособить.
      — Да что, бабка, поповская степень ученая, да и учиться-то много надо. Нет уж, воля твоя, не могу.
      — Ну, не можешь сделать старика попом и ладно, а я этого дела еще не брошу, схожу к митрополиту, а он старика моего еще архиереем сделает.
      Подумал архиерей, что есть и грамотные-то у него попы, да тоже едва с делом справляются, а старик, может, и проживет недолго, да если один поп и неграмотный будет в его епархии, это ничего, и говорит старухе:
      — Иди, бабушка, домой. Пошлю указ и сделаю старика попом.
      Пришла старуха домой, а прошло немного времени, и указ пришел, и стал старик попом.
      Приходит воскресенье, служить надо, а старик еще не научился служить. Собралось народу в церковь много. Выходит он с книгой и говорит:
      — Православные! Знаете ли Божье слово?
      — Знаем, батюшка, знаем! — кричит народ.
      — А знаете, так и читать нечего. Тем и служба окончилась.
      На другое воскресенье опять вышел с книгой и спрашивает:
      — Православные! Знаете ли Божье слово? Крестьяне согласились сказать, что не знают:
      — Не знаем, батюшка, не знаем! — кричат все.
      — А не знаете, так и заводить нечего, я стар, а читать надо много, все равно не успею.
      Но нужно же что-либо служить. В третье воскресенье поп думал отслужить и научился кое-чему, да беда стряслась; часы отчитали, надо бы обедню начинать, смотрит — генерал какой-то стоит, служить и не смеет. Долго стоял генерал, служба не начинается, он в алтарь к священнику.
      — Что же, батюшка, служба не начинается?
      — Да сегодня у нас праздник большой, нужно к верхним иконам прилагаться, а лестниц во всей деревне нет, так за лестницами за пятнадцать верст уехали. Привезут и начну.
      Подумал, подумал генерал и ушел из церкви, а потом и уехал.
      Приехал генерал в город, а в это время у царя кто-то украл драгоценный камень, и было объявлено, что если кто найдет вора или отыщет камень, того царь наградит. Генерал явился к царю и говорит: «Я, ваше величество, видел попа в деревне, так, пожалуй, он все знает и камень отыщет». Думает генерал: «Пусть хоть другие увидят такого интересного попа». Приказал царь вызвать попа. Приехал поп по царскому повелению и явился к царю. Царь и говорит ему: «Я слыхал про тебя, что ты много можешь сделать, у меня украли драгоценный камень, отыщи его, награжу». — «Отыщу с Божией помощью», — говорит поп.
      Вышел от царя, его повели в отведенную во дворце комнату, сидит он и думает: «Вот нужно было старухе попом сделать, так вот теперь, что делать будешь? Казнит царь, вот тебе и поп. Ну да уж теперь дела не поправить, что будет, то будет, а хоть к смерти приготовиться, сходить надо в баню, да помыться и попариться». Крикнул слугу и приказал истопить баню.
      Приготовили баню, попарился поп, стал мыться и думает: «Эх, по спине побьют батогами». И говорит громко: «Да Брюхову-то ничего, а Хребтову-то достанется». Слышат в сенях бани служители и заспорили. Один говорит: «Ты украл камень, а он говорит, что Брюхову ничего не будет, а Хребтову достанется, а я не воровал, нужно сказать ему». Приходят в баню и говорят: «Батюшка, не объявляй нас ворами, а возьми камень и как-нибудь отдай царю».
      Обрадовался поп и говорит: «Давайте камень, а я там справлюсь как-нибудь». Камень принесли, вышел поп из бани, а тут на дворе гуси, он бросил камень на двор, один гусь его и проглотил; приказал поп изловить гуся, заломил одно перо в крыле и пришел к царю. «Ваше императорское величество! Гусь камень проглотил», — говорит поп. Царь приказал поймать гуся, поп указал по заломленному перу, гуся разрезали и камень нашли.
      Приказал царь приготовить для попа обед в зале дворца, но чтобы испытать его, знает ли он что, или нет, приказал в числе кушаний приготовить ворону; если, думает царь, ворону поп будет есть, то ничего не знает, а если не будет, тогда все знает. Когда обед был готов, поп входит в зало, помолился Богу и говорит: «Вот, деревенская ворона, попала в высокие терема, а лучше бы тебе в деревне сидеть». — «Узнал», — думает царь и приказал ворону убрать.
      Пообедал поп и собирается домой, царь его примерно наградил, но еще захотел раз испытать. Когда была приготовлена карета, чтобы отвезти попа, царь приказал в карету положить под сиденье лукошко яиц, думая, что если сядет на яйца, то ничего не знает, а если не сядет, то знает. Идет поп к карете, ему наготово отворяют дверцы, он и говорит: «Ну поп до чего дожил, в карете поедет. Вот и слава Богу, сяду теперь в карету, как курица на яйца, и поеду». «Узнал, — думает царь, — верно, все знает». Приказал снять лукошко с яйцами. Так и уехал поп к своей попадье, и после жили богато, да он и служить научился.
     
     
      Записи М. М. Пришвина
     
     
      Предисловие
     
     
      Деревня Корельский Остров расположена на острове такого же названия приблизительно на середине озера Выгозеро. Большинство помещенных здесь сказок записаны мной летом 1906 года в этой деревне. Кроме того, я ездил на лодке с острова в деревни, прилегающие к озеру, а также по рекам Телекиной, Верхнему и Нижнему Выгу. Весь этот район, Выговский край, как мне хотелось бы его назвать, остался в стороне от влияния цивилизации: Поморье живет своей независимой жизнью, прионежское население тяготеет к Петербургу, Карелия еще более первобытна. Но как ни глухо это место, все-таки и на нем сказывается влияние соседних мест. Так, все молодое население выговского края поголовно отправляется на сплав лесов в Поморье, причем иногда ходят и мальчики и старики. «Ходим в бурлаки, — скажут здесь, — с малых лет и до дикой старости». Там на лесопильных заводах население и усваивает себе все новое: дурное и хорошее. Второй приток новостей в это глухое место идет по сумскому тракту. Деревни, прилегающие к нему, как например Вожма-салма, совершенно не узнаваемы с внешней стороны в сравнении с глухими деревнями Выгозера. Отдельные, более состоятельные выгозеры, кроме того, ежегодно ездят в Шуньгу на ярмарку продавать рыбу. Об этом факте упоминается даже в свадебных причитаниях:
     
      «Что уж ты ездил в Шуньгу во ярмарку,
      Что уж покупал мне цветно платице лазорево».
     
      Все эти сношения, конечно, в сильной степени подорвали старый уклад выговского края, своеобразно сложившийся под влиянием даниловского общежития. Нельзя, конечно, не упомянуть также о влиянии соловецких паломников, издавна шествовавших этим путем к святым островам.
      Все эти влияния внешнего мира я особенно заметил на сказочнике Мануйле Петрове из Морской Масельги, сказки которого здесь помещены. Он живет у самой дороги, и богомольцы всегда заходят к нему. Для них, как выражается Мануйло, он «три самовара сжег». Мануйло с интересом слушает их рассказы и запоминает и перерабатывает по-своему. Для того, чтобы сделаться сказочником, по мнению его, нужно иметь лишь «недырявую память». И вот он своей действительно превосходной памятью собирает все. И потому в его сказках, иногда почти рядом, упоминаются такие названия, как «Миллионная улица» (в Петербурге) и «Черный волок» (около Выгозера). «Сказка на всякую вещь годится», уверяет Мануйло, в особенности на сплавах лесов в лесных избушках, тут за сказку могут угостить, а иногда можно так увлечь приказчика, что он заслушается и не только дела не спросит, а еще вечером позовет чайку попить.
      У Мануйлы чрезвычайно трудно записывать сказки. Для приказчиков, купцов и тех лиц, которых Мануйло называет «господа», у него говор обыкновенный, для бурлаков и вообще своего брата олонецкий. После долгих убеждений я добивался того, что Мануйло отвлекался от моей личности и говорил олонецким говором. Но стоило мне переспросить хотя одно непонятное слово, как он мгновенно изменял не только говор, но самый склад речи, совершенно исчезал тот тон сказки, от которого главным образом и зависит наслаждение слушателя. Вообще, при записывании сказок я нахожу выгоднее пропустить несколько слов, пожалуй, неверно их записать, лишь бы не перебивать рассказчика. Изменение тона рассказа на более или менее продолжительное время я заметил не только у Мануйлы, но и у всех остальных сказочников.
      Что касается биографии сказочников, то прежде всего выделяется Мануйло Петров из Морской Масельги. Это, так сказать, профессиональный сказочник и страстный любитель охоты с детской душой. Стремится все бросить и уйти искать «пуп земли», но не может решиться и тоскует. Из других выделяется Степанида Максимовна на Корельском острове. Это вдова «со умножимым стадом со детиныим», «горюша горе горькое», вопленица или, как здесь говорят, «подголосница». В молодости она была первой «краснопевкой», а потом под влиянием горя и нужды перешла к причитаниям. Рассказы ее о горе при утрате мужа мною записаны с ее слов и напечатаны здесь под названием: «Видения вдовы». Старушка Марья Петровна отличается религиозностью, строгим укладом жизни, она ближайший друг знаменитой Любови Степановны, старообрядческой начетчицы, присоединившейся под конец своей жизни к официальной церкви. Сказки этой старушки выделяются этическим направлением. Она знает бесконечно много сказок, но очень стара, слепа и у нее очень трудно записывать.
      Лапландские сказки и предания записаны мною на озере Имандра в Лапландии летом 1907 года. Рассказывал мне их старичок Василий из Белой губы. Василий с детства остался сиротой, так как отец его утонул в р. Неве, а мать вскоре «померла Божьей смертью». Ему не повезло на промыслах (охота на оленей в горах и ловля рыбы), и потому он нанялся в работники к русскому в Кандалакшу, где долго жил, а потом вернулся домой на Имандру. По-видимому, под влиянием русских он потерял веру в лопарские чудеса, о которых ему много говорили в детстве. Теперь он над всем этим подсмеивается и называет все это «вера в чудь» в отличие от «веры в Христа». Благодаря этому он охотно рассказывает все лопарские поверья.
     
      166
     
      Иван-царевич в Подсолнечном царстве
      Мануйло Петров, дер. Морская Масельга.
     
      Против неба на земли жил старик в одном сели, полусотни сказок знал и одну мне рассказал. А в одном не в каком царстве был царь-император, и было у него три сына, старшего сына звали Васильем, среднего звали Степаном, а меньшого звали Иван-царевич. Этот цярь на цярстве цярствовал. Не стало мочи. Исходят ему года, стал сыновей просить слетать в Подсолнешной град: «В Подсолнешном граде есь молодецкия яйця, а хто достанет эфти молодецкия яйця, и хто съест молодецкия яйця в двадцать лет, будет молодой и в лице будё красив». Захотелось цярю омолодиться и друго столько поцярствовать как сиби, так и государыни. Отправляв старшего сына на своим быстрым кони. Старший сын уезжает, проходит времени полгода, домой он приезжат. Отправляе сына Степана, второго, дават еще быстрее коня, и второй уезжает; прошел год, ни которого их нет. Просится меньшой сын Иван-царевич: «Я тиби, папа, помогу, дай мни конька-горбунка, который лететь может по воздуху». И взял конька-горбунка и заседлал его и отправился в Подсолнешний град. Видли Ивана-цяревича сядучи и не видли его поедучи.
      Уезжал Иван-цяревич в иностранное цярство и приезжал к иностранному королю, как к своему государю батюшку. Просится он ночевать, выходит на парадное крыльце. Государь давает ему задачу: «Накорми моего коня и загладь в гладкую рубаху, на три дня тибе строку, погости у меня». Заплакал Иван-царевич, не покормить государева коня. Отвел государь ему коня, у коня одни косья; этого коня в три дня накормить и сгладить, штобы был он сыт и гладок. Иван-царевич задумался, што задачи мне не справить. Учит конек-горбунок: «Разотри шкуру до костей». Иван-царевич у царского коня ростер шкуру до кости, спрыснул водой живой и мертвой, сделался конь сыт и гладок; отводит к государю, как так и надо. Принял государь коня: замысловато дело, доспросил Ивана-царевича: «Куда едешь и куда путь держишь?» Отвечал Иван-царевич, што «Еду в Подсолнешной град захватить малодецкия яйца, омолодить своих родителей». Государь и говорит, што «Если я помогу, тогда ты найдешь Подсолнышный град, а если не помогу, тогда не найти. Сослужи мне службу: достань мни котка-горбунка и медвидя для утешения детей».
      Отправляется Иван-царевич на своем кони-горбуни. Приезжает к бабки задворки, спрашиват бабушка задворинка: «Котка-горбунка для утешения, медведя цярских детей утешать, штобы он мог столоп ставить». Выдаст ему бабка задворенка котка-горбунка и чудесного медведя для .утешения цярских детей. Приезжат к государю Иван-царевич, привозит котка-горбунка, чудесного медведя, спустил котка-горбунка, кот заиграл в покоях на разный голос, а чудесный медведь стал ставать в разные столба, утешать цярских детей. Восхвалил его государь, дал ему подорожну ехать в Подсолнешной град. Поехал Иван-царевич, приезжает к одной старушке, построена у ей избушка на веретеной пятки, на солнце лицём, а на сивер крыльцём, попросился он ночевать; бабушка его пустила и спросила: «Куда ты идешь, куда путь держишь?» — «Я еду в Подсолнешной град, за молодецкими яйцами». Бабушка старушка ответила, што «Если я тебе не помогу, нигди теби не бывать. В Подсолнешном гради двенадцать доцерей белого царя, подсолнешных красавиц, от их достать яйця крепко трудно, оне мои племянницы, заежай ко мни, так я теби и помогу, оставь своего коня, а возьми моего, приедешь к моей сестры, такая же сестра, как я, и такая же фатерка у ей, как моя, попросись у ей ночевать».
      Поехал Иван-царевич, приезжает к бабушки задворенки, просится у ей ночевать, она спрашивает его строго: «Куды едешь, куды путь держишь?» Отвечал Иван-царевич, што «Я еду в Подсолнешной град». Бабушка отвечала, што «Если я не помогу, то негди теби не бывать; там живут мои племянницы белого царя дочери, их двенадцать доцерей, я тиби накажу; покуль оставляй сестриного коня здесь, поезжай на моем; приедешь в Подсолнешной град, стена и крепость двенадцать сажен кверьху, вткни шпорами под бока моего коня, и с разбегу мой конь перескочит эфту каменную крепость, ноги яво не заденут, струни не зазвонят, кобели на залают, соловьи не запоют. На племянниц на родных наложу смертельный сон; двенадцать племянниц в смертельном сну спят, и все оне разлягавши и вси оне распинавши, рубашки на их травчатые, скрозь рубашки видно тело, скрозь тело видно косья, сквозь косья видны мозги, как жаркий жемчуг пересыпается. Бабка наказывает строго, што делай дело скоро, не пакости, не пролей крови; если ты прольешь кровь, нигди теби не бывать».
      Пришел он, а одинадцать дочерей царских, и вси оне разлягавши и вси оне распинавши, удержал он свое серцо; пришел к двенадцатой сестры, спит она в белом браном пологу и всих ея сестер сестра красивее в свите нет; как она сдохня от себя, так полог бранный от себя, как она сдох возьмет в себя, белый бранный полог прелягается к сиби. Не стерпело серце, приздынул он бранной полог, царску дочь обнасильничал ю скоро. Выходит он с белого бранного пологу, на столи чернило и бумага, он написал скорописаную запись, што «Кот тут был и молоко пил, и стола не закрыл». Взял молодецкия яйца пару для своих родителей, положил в правой карман, обкатился обы и с конем живой водой, одны задний шипы не хватили воды, вткнул шпорам под бока резвого коня, как скочил через крепость, задел шипами за струну. Струны эти вси зазвенели, соловьи запели, кобели залаяли, цярския доцери вси выстали, прохватилась главна доць Настасья. «Кровь пролита, и рубашка в кровь замарана! Какой был хитрец, я ничего не слышала. Ставайте, сестры любезныя, поедем в погону». Кака была поляниця нетленная, недосуг было разглядывать скорописныя записи. Иван-царевич утекал на бабкином добрыим кони, только леса гнутся; а конь бежит што птиця летит, а двенадцать сестер вси вслед. Приезжат Иван-царевич к бабки задворинки, отдават коня, берет другого. Бабушка задворница наказыват: «Коль можь, рой записки на ходу, пиши в записках: хто меня догонит, того до смерти за...у». Роет записки, задния сестры увидали на ходу записки, разглядели строго. «Какой-то Иван-царевич у...т сестру да у...т нас, если догоним». Возвратились одиннадцать сестер вси взад, двенадцатая сестра, которая была главная и им была оппакощена, тая не спрашиват ничего, гонится вслед. Соединились у второй бабушки: «Постой, царский сын, ты мни будешь драгоценный муж, ты меня оппакостил, оставил мни два яблока, два сына любезных». Отвечал Иван-царевич, што «Ты умно сделала, поступила со мной как следует; приезжай ко мни через год привози двух сыновей» (сичас двоинку заковырнул с одного разу). Отвечала царская дочь ему, што «Приеду на двенадцати кораблях и вси будут наполнены приданого живота». Распростились оны прикрасно. Иван-царевич поехал домой, а Настасья-царевна в Подсолнешное царство, свиданье сделать через год. Поехал Иван-царевич домой, приезжает недалеко от дому, напала на него большая тягость, захотел он приуснуть на зеленом лугу, спускает своего конька-горбунка, роскинул белый шатер, свалился на чесной покой, заснул долгонько. Поехал родной брат Степан, зашел без всякого докладу в белый шатер, оглядел и зашел в правой карман, и взял молодецкия яйца, и увез впереди родителям, оммолодить своих родителей. Приезжает Иван-царевич домой, и так он не весел. Спрашиват его родитель: «Отчего ж ты, Иван, не весел?» Отвечает Иван-царевич, што «Я был в Подсолнешном гради и добрался до молодецких яиц, хто вас, родители, оммолодил?» Государь и отвечает, што: «Нас оммолодил Степан». Обротился Иван-царевич жалкими словами своему отцю и матери, што «Я был в Подсолнешном граде и достал молодецкия яйца, и родители стали молоды». Не взял от его внимания царь. «Вам известно будет», — отвечал Иван-царевич. Церез год и является жена на двенадцати кораблях с грузом. Государь отправил сыновей, и из трех которого признает хозяином. «Старший сын Василий, стретай государыню цярицю во всём фрунти». Государыня его не признает, што «Это не мой возлюбленный, не этот оставил мни два голуба». Отправляет государь сына Степана. И его не признала. «Это не мой возлюбленный, не драгоценный муж». На третий раз отправляет Иван-царевича; является в самой простой одежи, видла государыня, цярска дочь, брала его за руки белыи, целовала его в уста сахарныи: «Это мой муж возлюбленный, он оставил мни два голуба». Стретил ю Иван-царевич за любовь, корабли поставил на место, вывел государыню в свои покои, выгрузили цярские трои слуги корабли, и потом повирили родители, што Иван-царевич нас оммолодил и он достал молодецки яйца, когда возвратился с Подсолнечного граду. Пожила невеста полгоду, не полюбилось ей в эфтом царстве, и уезжает она в Подсолночное царство с своим с драгоценным мужем и к своему белому цярю. Стали жить в своем Подсолнечном граде и забыли все мужа царство, не бывая на своей стороне. Привыкнул к Подсолнечному граду, к теплой стороны, и тогда будут жить хорошо.
     
      167
     
      Лесовик
     
      Мануйло Петров, дер. Морская Масельга.
     
      В одной деревни жил-был старик. У его был сын и три доцери. Вот старик стал умирать и говорит сыну: «Везди благословляю тебя йиздить, а только не йизди вот на этот остров, а если пойидешь, то себи худо здилашь». Ну старик и умер. Вот сын этот и стал йиздить, а только всё хоцетцё ему сходить на этот остров. Затым он не вытерпел и пошел. Приходит на остров и видит, што на острову дерутце два лесовика. Как его только увидели, так бросили дратце и схватили его. Ну он и стал им молитце, штобы спустили его. Лесовики эты ему отвецяют: «Если ты отдашь нам свою старшу сестру, дак мы тебя и спустим, а не дашь, дак тут тебе и смерть». Ну, этому мужику нецёго делать, он и согласился. А лесовики ему и говорят: «Как придешь домой, дак пошли сестру в лес за ягодами, а мы тут ю и возьмём». Ну вот, этот мужик приходит домой, а самому уж так скуцьно. Ну сестры его спрашивают: «Отцего ты, братец, такой пецяльной?» А он им и говорит: «Ну, цёго мне пецялитця, а вот поди-ко сходи, сестра, по ягоды, што-то ягод захотелось». Ну старша сестра и отправилась. Цють только зашла в лес, как ю схватили двенадцеть медведей. Ну, ладно. Вот мало ли, много проходит времени, опять этому мужику захотелось сходить на остров. Он и пошел. Опеть приходит и видит: на острову дерутце два лесовика. Опеть его схватили и говорят: «Отдай нам свою среднюю сестру, а если не отдашь, тут тебе и смерть». Ну мужику нецёго делать, согласилсэ. А лесовики ему говорят: «Как придёшь домой, дак пошли сестру на берег за водой, мы ю тут и возьмем». Ну, мужик пошел домой, ды говорит средней сестре: «Сходи-ко принеси свежей воды напитце». Сестра и пошла и цють только пришла на берег, как с озера выплыло двинадцеть ершей, да оны ю схватили. Вот проходит сколько-то времени. Мужику опеть захотелось сходить на остров. Он и пошел. И опеть его схватили два лесовика, велели ему отдать им свою младшу сестру. И велели, как придет домой, послать сестру выпахать ступени. Мужик так и сделал. Цють только вышла сестра его на ступени, как ю схватили двинадцеть лебедей ды унесли. После этого мужик был на острову еще раз. Приходит и видит на острову дерутце два лесовика и делят дви находки: шапку-невидимку и кота-бархота, ему велели разделить. Он взял камень, ды бросил. Пока лесовики бегали за камнем, он эты находки унес. Ну, ладно. Вот проходит опеть, видно, много времени. И захотелось этому мужику повидать своих сестер. Вот он шел, шел, приходит в лес. Видит: в лесу стоит избушка на курьих ножках, в лес лицём, а сюды воронцем. Мужик и говорит: «Избушка, избушка, повернись сюды лицём, а туды воронцем». Избушка и повернулась. Мужик приходит в избушку и видит: сидит баба Яга, лен прядёт, а титьки на воронцы держит. Ну она ему и говорит: «Куды, добрый целовек, идёшь?» — «А иду, говорит, вот так и так». И россказал ей всё про своих сестер. Иду, говорит, повидать их. Ну старуха эта его накормила, напоила и спать положила. Утром дала ему клубок. Мужик поблагодарил, да и пошел вслед за клубоцком. Шел, шел, видит дом, зашел в дом, там сидит его старша сестра. Ну, сестра обрадовалась, угостила его, ды говорит: «Вот, што, братец, скоро придут сюды двинадцеть медведей, пои знай, полюбят ли оны или нет, если не полюбят, дак могут тебя съись». Ну, этот мужик надел шапку-невидимку да сел в угол. Вот вдруг раздался шум, приходят двинадцеть медведей. Оставили свои шкуры на ступенях, ды стали удалыми молодцами, да пришли в избу. Пришли ды говорят этой девки: «Отцего здись руським духом пахнё?» — «Ну, цего, по Руси бегали, руського духу нахватались, оттого и здись пахнё. Што есь нового на Руси?» — «А вот были мы в твоей деревни, у твоего брата в доми окна забиты досками, ды двери запецятаны, пои знай, куды он ушел». Эта девка и говорит: «А што, если бы он сюды пришел, приняли бы вы его?» — «Мы бы его за гостя приняли». Ну, этот мужик снял шапку-невидимку, ды говорит: «А вот и я здись!» Ну его эты молодцы нацяли угощать, вытопили байну, ды спать положили. Наутро мужик этот выстал, простилсэ с има да пошел дальше. А сёстра-то, как он стал уходить, дала ему клоцёк медвежей шерсти. «Посли, — говорит, — пригодитце». Ну, мужик и пошел. Шел, шел, видит, стоит дом. Он зашел в дом и видит, там сидит его средняя сестра. Ну она его угостила тут ды и говорит: «Вот што, братец, ты теперь уйди, а то скоро придут двенадцеть ершей, пои знай, полюбят ли оны, али нет». Ну, мужик этот одел шапку-невидимку, ды сел в угол. Приходят двинадцеть ершей, скинули свои шкурья на ступенях, да стали добрыми молодцами. Приходят в избу да говорят: «Што тут руським духом пахнет?» А эта девка и говорит: «Ну, по Руси бегали, руського духа нахватались, оттого и пахнет». Это девка и спрашиват: «А не видали, по Руси плаваюци, моего брата?» Ерши и говорят: «У его в деревни окна заколоцены, да дви-ри запецятаны, не знаем, куды он ушел». А девка и спрашиват: «А если бы он здесь был, приняли ли бы его?» Ерши говорят: «Мы бы его за гостя приняли». Мужик сейцяс снял шапку-невидимку да говорит: «А вот и я здись!» Ну, его тут угостили дак, што мужик до того наелсе, што уж усрался. А сестра ему дала ершовых колюцьев. Так же мужик пришел вслед за клубоцьком и к младшей сестры, и тут его двинадцеть лебедей приняли. А как он запоходил, сестра дала ему лебежьих перьев. Ну, вот мужик этот и пошел опеть за клубком и пришел в друго государство. Ну, там некоторо время пожил и принравился королевской доцери. Та и взяла его себи в мужья. Ну, вот оны и повенцялись. А король ему на другой день и говорит: «Вот зять мой любезной, позволяю я теби по всим кабакам и лавкам в моем царстви ходить, а только не ходи ты в эту лавку. А если пойдёшь, горе себи большо получишь». Ну мужик и стал ходить по кабакам и по лавкам, и затем ему захотелось сходить в эту лавку, в котору ему не велел ходить тесь. Он и пошел. Приходит и видит: в лавки на одной только волосинки висит Кощей Бессмертный. Этот мужик цють только до его дотронулсэ, как волосинка сорвалась, Кощей убежал, ды схватил этого мужика жену, ды унес в свой дворец. Мужик приходит домой, а король ему и говорит: «Я теби не велел ходить в эту лавку, а ты пошел, да выпустил Кощея, а он и унёс мою любимую доць, а твою жену; если ты не найдёшь, я тебя смерью казню». Ну, мужику нецего делать, взял кота-бархата, шапку-невидимку, скатерть-самобранку, спустил впереди себя клубоцек ды пошел. Приходит в лес, и видит: в лесу стоит дворец, приходит в этот дворец и видит — там сидит его жена. Она ему крепко обрадовалась, а сама ему и говорит: «Вот што, муженёк, уходи ты отсюда, да скория, а то сейцяс придёт Кощей, он тебя убьёт». Ну, мужик и говорит: «Я одену шапку-невидимку, а ты, как придёт, спроси: где его смерть». Одел шапку-невидимку и сел в угол. Приходит Кощей, пообедал, да лёг спать, а эту королевну заставил у себя на голови искать. Ну, королевна и стала искать, а сама и спрашиват: «Скажи мне, гди твоя смерть?» Кощей и говорит: «Моя смерть у барана в дыры». Сам поспал, да опеть и ушел. Ну, мужик этот и королевна взяли барана, убили его, вызолотили ему рога, да повесили его середи избы. Вот приходит Кощей, увидел барана, ды говорит: «Это што тако?» А королевна ему и говорит: «Это я твою душеньку так уладила». Кощей засмеялся и говорит: «Нет, моя смерть не у барана в дыре, а есь на море на окияне остров, на том острову есь камень, под тым камнем заец, в зайце утка, в утки яйцо, а в том яйце моя смерть». Ну, вот Кощей поел, поспал, ды ушел. Мужик этот выстал ды пошел к морю-окияну. Приходит к морю и не знат, как ему это море переплыть. А кот-бархот ему и говорит: «Садись на меня, я тебя перевезу». Мужик сел, ды кот-бархот его привёз к острову. Мужик вышел на остров, видит камень. Он поднял этот камень, оттуда и выскочил заец, ды убежал. Мужик сейцяс взял медвежью шерсть, котору ему дала сестра ды и сожгал ю. Сейцяс из леса выскоцили двинадцеть медведей, догнали зайця, ды принесли его мужику. Мужик разорвал зайця, из его выскоцила утка, ды улетела. Мужик сожгал лебежьи перья. Сейцяс прилетели двинадцеть лебедей, схватили утку, заклевали ю, и с утки выпало в море яйцо. Мужик сожгал ершовьи колюхи, и двинадцеть ершей принесли ему яйцо. Вот он сел на кота, переплыл море ды приходит к Кощею. А Кощей уж нездоров лежит. Цють только пришел мужик, он бросилсэ на его, а мужик бросил яйцо, ды сломал его. Кощей пал и умер. Мужик взял свою жену ды стал жить да поживать.
     
      168
     
      Вор
     
      Мануйло Петров, дер. Морская Масельга.
     
      У одной прикрасной деревни у отца и матери был единственный сын: было сыну написано отроду жизни счасье и Богом создано воровство. То он стал совершать с маленького, воровал в деревни, и хорошо ему воровство далось. Вырос он большой, воровать в деревни нечего, поехал в Сам-Петенбург, где денег есть больше. Приехал в Питер, идет Милионской улицей, попадат молодой человек, он спросил его: «Нельзя ли мни ночевать?» Человек доспросил обратно его: «Чей, откулешний?» Держал ему ответ, что «Я деревенской вор». Этот самый человек отвечал ему на место, што городской вор; сознались друг с другом. Городского звали Васильем, деревенского звали Иваном. Прихранил на ночлег Василий Ивана, предложили друг другу тайный совет. «Куды пойдем воровать?» Ваня и говорит: «Вася, отвечай, што теби в Питери знакомо?» Вася и стал высказывать: «У таково купця денег много, у едаково еще боле, в одном мисти еще больши». Выслухал Ваня его разговор, не пожелал обидеть купцей. «А вот што, Вася, пойдем-ка в царский банок, возьмем денег колько надоть». Пришел вечер, справляются оны в работу, Иван говорит Василью: «Денег возьми с собой довольно». Забрали денег много, пошли к царскому дому; приходят в двенадцать часов ночи, в царском доме тишина и спокой, у клеток крепкий караул, к клетки проходит Ваня, доспросил служивых кавалеров: «Нельзя ли отворить клетки?» А военные кавалеры спросили с них по сту рублей, и стоит стража 25 человек. Выдал Ваня деньги на всякого человека по 100 рублей. Отворили клетку, запустили Ваню и Васю во двор, клетку обратно прикрыли за ними во двор. Обошли круг царского дома, кинули шар через дом, росправилась резинна лисниця, выстали оны на крышу. Этот самый деревенский вор взял мел-камень, обкружил дыру, каку надоть, сделался ход до банку. «Ну, Вася, подержи листницю, я схожу в царский банок, заберу денег колько мни надоть». Спустился Ваня к банку, оммелил камнем банок, забрал колько ему надоть, вставал по лисници к Васи; на крышу Ваня выстал, мел на крыше стер, крыша по-старому срослась, бросили лесницы наземь. Первый спустился Ваня, потом опустился Вася, приходят оны к клетке, выпускают их сторожа. Приходили оны к Васи, делят оны деньги. Вася и говорит, што «В Питенбурге я вор первый, только этого я не знаю». Разделили деньги чесно. «Пойдем, Вася, завтра, пополнит государь банок». Деньги в банке государя потерялись, караул государь поставил, деньгами банок наполнил, стражу у клетки переменил. В 12 часов ночи Ваня и Вася пошли, денег с собой взяли; приходят к государственной клетке, стража им не сдается — на деньги ихни блазнится: «Без того мы не пустим, по двести рублей деньги надо». Ваня деньги подал, сторожа клетку отворили, во двор воров запустили, обошли воры круг дому, кинули шар через крышу, росправилась лисница резинова, выстали на крышу двое, оммелил Ваня круг, сделалось пола до банку: «Но, Вася, вчера ходил я, сегодня иди ты». Вася туды и полез, Ваня спускал на бичевке, там приготовлен был вар с двух потолков, Ваня бичевку ослабил, Вася туды и попал, до плеч в вар эфтот и попал, никак вылезть не может; приштропал Ваня бичевку, спустился Ваня сам, Васи снять не может, снес голову по плечи, поднимал голову на крышу, мел стер, лисницу бросил наземь и сам опустился наземь, спрятал лисницу, приходит Ваня к стражи. Сторожи отворяют клетку, выходит Ваня на улицю, приходит Ваня к Васе, стретат Васина жена, приносит Васину голову, голова снята по плечам, жена его схохонулась: «Где же мой Вася, голова тут, а Васи нет». — «Поминай, как звали, скажем мы, што Васи не видали». Поутру о серёдки дня пошел государь в банок, на тот раз банок сохранен, стоит чан с варом, городской вор пал, в эфтот чан и попал.

К титульной странице
Вперед
Назад