ГЛАВА 5

ЗЕМЛЯ РУССКОГО СПАСЕНИЯ И ПРЕОБРАЖЕНИЯ

МОЛИТЕ БОГА О НАС!

      Горит неяркий свет в читальном зале библиотеки, желтое пятно от лампы выхватывает лист большого формата. Читаю духовную (завещание) игумена Сосновецкого монастыря Дионисия Глушицкого: «А в поварни судов: котел пивной медный, два котла шостные...» Что такое «шостные»? Те, которые стояли на шестке печи? Кастрюль в монастыре в XV в. не было, сподручнее было готовить на всю монашескую братию в больших котлах, ставившихся на печь. «...Два котла шостные меданы, сковорода...»
      Ничего не забыл в завещании преподобный, заботясь перед смертью о том, чтобы не оскудел его монастырь; спешил передать наследникам чудотворные образы, церковную утварь, указать на уделы и пустоши, дарованные в обитель князьями и крестьянами на помин души и своего рода. «Богу оставляю вас и Его пречистой Матери...»
      Преподобный Дионисий спокойно готовился к переходу в мир иной: составил завещание, за семь лет до кончины выкопал себе могилу в любимом им Сосновецком монастыре. Часто приходил к ней, размышлял о смерти и о бренном мире. Не за горами конец жизни, почти рядом. Могилка не успеет зарасти. Чего он достиг? Не славы хотел, не известности, никаких богатств не нажил. Котлы шостные медные да сковородку одну большую на всю братию. Только и заботился о душе своей да о существовании монашеских общежитий, основанных им в красивейших местах родного Заозерья.
      За большими окнами библиотеки шумит сумеречная январская Москва. В отдалении слышится колокольный звон, радостный, наверно, от храма Христа Спасителя. В этот день 11 января 1436 г. Дионисий закончил писать свою духовную грамоту, сидя в келье Сосновца среди темного леса, цепенеющего в преддверии крещенских морозов. Только восковая свеча, оплывая, бросала тени на плотно пригнанные и проконопаченные мхом бревна сруба.
      Через полтора года преподобный Дионисий Глушицкий скончался. Произошло это 1 июня 1437 года в воскресенье в 6-м часу дня. Всех лет жизни его было 74 года и 6 месяцев. «Вот я вкратце показал вам путь истинный, чтобы быть вам во всем совершенными и осияваться Божественным светом». Последние строки завещания... Призыв «осияваться» нетварным светом...
      Под другим, дольним светом он родился в здешних местах, в Заозерье, принял пострижение в Спасо-Каменном монастыре, основал в родных краях иноческие обители. Про таких, как он, в Москве в теремах на Ваганьковском холме рядом с Кремлем, там, где я читаю его завещание, злословили, видя их святость: «Болотные чернецы». Болот-то, погибельной хмари Дионисий как раз и не любил. Кругом они простирались, а он места для устроения монастырей выбирал солнечные, светлые, особенно в Сосновце, который так и прозвали за бронзовую сосну в два обхвата. Дионисий, выйдя на опушку леса, ее увидел и сразу же решил здесь поселиться.
      «Не мы ли, люди грешные, — размышлял он в старости, сидя над краем могилы, у этого чудо-дерева, — должны, как эта сосна, питаться соками родной земли, а тянуться к Божьему свету, который один на всех, но выделяет по трудам праведным и молитвам сердечным немногих из нас».
      Не жалел он, что мало ездил, не бывал в странах разных, на чужих морях-океанах, гостя изредка лишь у владыки в Ростове, и то по делам своих монастырей, да приезжал в Кирилло-Белозерскую обитель, чтобы с лика своего преподобного учителя списать его образ на иконную доску. Потомкам оставить в восхваление.
      Хватало Дионисию простора и в кубенских, и в заозерских краях, и он только Богу молился, чтобы они, преображенные его трудами, спаслись от разорения разбойного и пагубы духовной, которые теснят мир со всех сторон.
      А про свет-то Божественный он недаром в завещании упомянул. Вспомнил Дионисий вдруг знак, посланный ему с неба, объяснение которому нашел лишь на старости лет. В молодости, отправленный на послушании ловить рыбу для монастырской островной братии, сидел он в челне посреди тихого Кубенского озера с удицами на месте известном — каменной гряде, прибежище бесчисленных стай окуней. Клева почему-то не было, чтобы, как позднее понял Дионисий, не пробуждать в его душе страстей рыбацких. Сидел он в тихости неописуемой, даже самому не верилось, ибо знал он коварный нрав Кубенского озера с его крутой волной и порывистыми ветрами. Всё замерло в природе, будто остановилось время. Чистое небо слилось с недвижной водой, и потерял инок Дионисий всякую ориентировку: где небеса, а где твердь земная, стало для него вдруг непонятно. Воспарил он, казалось, в пространство, им доселе невиданное, Божественным светом умылся. Стал молиться он чуду такому и, не помня себя, то ли посылал мольбы вслух, то ли про себя. И вдруг щеку словно тронуло чье-то дыхание. Это ветерок, такой легкий, ласковый, родившись недалеко от лодки, пробежал мимо. Ветерок этот разлитого, словно парное молоко, озера не задел, гладь его оставил недвижимой. Словно покровом кто-то инока небесным опахнул.
      Еще больше подивился про себя Дионисий, еще истовее стал молиться при виде такой благодати. И явились ему тогда из Заозерья, откуда ни возьмись, две птицы большие, на вид цапли. Прямо над головой появились, хотя он не мог бы их не увидеть, к челну подлетавших. Но птицы словно спустились с небес глубоких или поднялись из светлой воды, так он и не разобрал. Молча, бесшумно проплыли над его головой и так же бесследно пропали. «Господи!— откликнулась его душа. — Что это? Кто посетил меня в эти мгновения? Что за знак чудный мне Он дал?»
      И лишь спустя много десятилетий, на излете свой жизни, сидя у полюбившейся ему сосны, понял Дионисий, что то опахало ласковое и те две птицы небесные со стороны Заозерья посланы ему были как знак или указ Господа — опуститься ему на родную землю и свить два гнездовья в родном краю, что он промыслительно и сделал, устроив монастырь в честь Покрова Богоматери, колыхание которого он на себе тогда на озере почувствовал, и соседнюю Сосновецкую обитель.
      Сколько терпения, труда, радости душевной, постнического воздержания вложено было учениками Дионисия в начальное дело его рук. Славилась в земле Русской Покровская лавра преподобного, одна из немногих лавр в православных пределах, манил к себе сотни паломников Сосновецкий монастырь, открыты были Святые ворота для страждущих Семигородной пустыни.
      Пусто и звонко сейчас на родине преподобного Дионисия. Заросли густыми лесами дороги и тропы, по которым ходили богомольцы, сгнили давно обетные кресты, исчезли часовни, от монастырей остались одни руины. Так бы и стерло их с лица земли грубое беспамятство, но вдруг стали появляться то там, то здесь люди, начали произносить забытые, казалось, слова: «Преподобный отче наш Дионисий, моли Бога о нас!», ставить зажженные свечи на то место, где когда-то были церковные алтари. Нашли и место в Сосновце, где покоятся мощи преподобного, одного из самых одаренных и сокровенных отчизнолюбцев Русской земли. Воздвигли над ними крест, поставили деревянную оградку, чтобы чтили люди это святое место. Здесь лежит святой бессребреник, только и прославившийся тем, что молился за нас, вел строгую жизнь иноческую, писал иконы знатные и в любом ремесле слыл первым искусником. Всё, что было у него, отдал нам, веруя, что мы будем поминать его добрым, тихим словом.
      И сколько подвижников, подобных Дионисию Глушицкому, спасались в золотой век святости в вологодских краях! С проповедническим вдохновением поведал о них святитель Иннокентий (Борисов), обращаясь с амвона Софийского собора к своей вологодской пастве: «Куда ни посмотрю, везде вижу лики святых. Воззрю ли на восток? Там Прокопий Устюжский отводит молитвами своими каменную тучу, висящую над Устюгом; там Феодосий Тотемский среди соляных источников открывает новый неиссякаемый кладезь соли духовной и сам соделывается солью земли Тотемской, спасающей от гниения души и сердца. Обращусь ли к западу? Здесь обители святого Павла Обнорского, святого Корнилия и Арсения Комельских высятся, как твердыни духовные, в прибежище и оплоте воинов Христовых, в отражении врагов видимых и невидимых. Посмотрю-ка на север. Тут среди волн на скале каменной вижу несокрушимее всех скал и камней раку святого благоверного князя Иоасафа, преподобных Петра и Василия. Приникну ли к югу? Там почивают или, лучше сказать, стоят на страже духовной святые основатели церкви Вологодской — священномученики Герасим, Иона и Питирим. Осмотрюсь ли кругом себя? Се Дмитрий Прилуцкий! Се Галактион Спасокаменский! Се Герасим Киевский! Се, в самом храме сем, Антоний Вологодский!» (Исторические сказания о жизни святых... С. 3,4.)
      То там, то здесь, в селах, на полях Кубеноозерья возобновляется духовная жизнь православных приходов. Идут люди, старые и молодые, к развалинам храмов, а то и на пустое место, лишь по памяти старожилов бывшее святым, где «церква» стояла, идут в дождь и снег.
      Масштабы здешних разрушений не могут не удручать. Ни один народ так не изничтожал свою веру, свое прошлое, свою культуру. Приведу, может и не лучшее, но такое сравнение. Летом 1932 г.
      Ленинградский исполком, «командовавший» тогда Северным краем, принял решение о сносе знаменитых северных монастырей: Кирилло-Белозерского, Ферапонтова, Горицкого и Валдайского Иверского. Подобному варварству воспротивились Наркомпрос и районные власти, но их бы тогда и не послушали. Только всемогущее военное ведомство отстояло православные святыни в качестве фортификационных укреплений*[* Спасо-Прилуцкий монастырь, будучи «секретным военным объектом», тем и спасся. Говорят, на нем долгие годы хранили конские противогазы на случай газовой атаки на красную конницу].
      А теперь представьте, что бы мы потеряли, лишившись этих монастырей?.. В нашем культурном сознании (фрески Дионисия), в религиозном сознании (мощи преподобных Кирилла Белозерского и Мартиниана Белозерского), наконец, в нашем историческом сознании (все чудесные постройки монастырей и связанные с ними страницы прошлого) образовалась бы огромная «черная дыра», которую нечем было бы заполнить.
      Так вот. В Кубенооозерье были уничтожены такие же монастыри и храмы, хотя каждый из них представлял собой уникальную ценность. Порублены, сожжены тысячи икон. Запаханы могилы святых. Переплавлены сотни колоколов.
      На руины и тянутся сегодня люди, будто зная, предчувствуя, чем и почему они святы и кто здесь творил духовные подвиги. Напомню для незнающих. «Юноши и старцы, бельцы и монахи, игумены и архимандриты, — рассказывал священник Иоанн Верюжский, — оставляя свои дома и обители, с одинаковым усердием и любовью стремились учиться жизни равноангельской в их пустынном безмолвии. Один идет из далекой Греции, другой из Перми, тот тайно оставляет родительский дом в Москве, иной — настоятельство в знаменитой лавре Сергиевой; князь меняет порфиру свою на власяницу и мантию; богатый купец оставляет свои богатства и делается ничего не имущим и смиренным послушником. И какой многочисленный и светлый сонм святых составили они! Какими высокими подвигами веры и добродетели ознаменовали себя! Они жили в той же стране, где и мы живем, под тем же небом, в тех же условиях почвы и климата, дышали тем же воздухом, пили ту же воду, а часто находились в тех же обстоятельствах житейских, как и мы, ибо мир всегда был один и тот же и в этом отношении верен сам себе; и потому жизнь их должна быть для нас предметом изучения, образцом и примером для подражания, руководством и наставлением нам к исполнению христианских обязанностей; в ней можно найти и указание на все возможные случаи и обстоятельства, в какие только бывает поставлен человек» (там же. С. 4,5).
      Служит священник Василий Павлов, благочинный Вологодского района, литургию в полуразрушенном храме в селе Воскресение Борисовского сельсовета. Запустение кругом несусветное. На стенах еще видны не смытые дождями и снегами росписи, лики родных богов. Пол сохранился лишь местами. А народу не пробиться, как и узнали о службе?.. Всем сельсоветом к церкви пришли.
      На холодном предзимнем ветру идет служба у другого храма, Василия Великого на Едке. Как и у других, «до основания» разрушенных церквей, внутрь строения не заходили: если крыша и сохранилась, то вот-вот рухнет. И снова вокруг храма молится масса народу, пришли пешком, приехали на машинах со всей округи.
      Собрались мои земляки на службу в бывшей котельной села Новленского. Тесно, повернуться негде; помещение прибрали, побелили. Хорошо, что есть теперь, где общине собираться...
      И печальное видится в этих службах, и радостное. На своей русской земле, своим богам молимся у руин и в котельных. Как первые христиане в римских катакомбах. На ветру стоим, под зимней порошей и студеным дождем, словно искупаем вину за то, что сами в недавние годы и натворили... А в душе царит радость, тихое умиротворение; от дедов и прабабушек остались в памяти сладкие слова молитв; сердце открывается возгласам священника; новым-старым смыслом наполняется жизнь.
      «Преподобный отче наш Иоасаф, моли Бога о нас!»
      Сколько чудесных знамений и грозных предупреждений с небес посылалось уже нам. То вдруг, с одной стороны, в день Ильи Пророка удар огненной молнии собьет крест с остова колокольни Сямского монастыря, будто Его указующий перст решит, что недостойны люди того, чтобы на разрушенном ими же Божьем храме осенял их православный крест. А с другой стороны, узреют и почувствуют те же люди на развалинах Спасо-Преображенского собора теплое дуновение воздуха, идущее от погребенных мощей местночтимого святого Василия Блаженного, засыпанного взорванными кирпичными сводами. Будто просит святой откопать его, восстановить порушенную церковь. То буря разыграется на озере и нежданно стихнет, когда робкий луч солнца коснется креста на Успенской колокольне на Спас-Камне, то вдруг откуда-то явится гуд колокольный, казалось бы, в этих местах совсем забытый.
      В августе 2000 г. в разоренном храме Святителя Николая, Мирликийского Чудотворца в поселке Устье произошло еще одно чудо: обновилась икона Святителя, и не только изменилась в красках. От лика Святителя, его облачения и Евангелия на иконе заструилось легкое матовое свечение, видимое в любое время суток. Храм был совсем недавно открыт для верующих, и икону Святителя из настенного календаря принес помощник церковного старосты В.А. Савичев. Возрадовался Бог, что люди начали спасаться его Именем, и сотворил Небесное знамение над святыми заозерскими местами.
      «Преподобный отче наш Кассиан, моли Бога о нас!»
      У котельной, где проходят богослужения по церковным праздникам в селе Новленское, строят новый храм с воскресной школой. Давно здесь, еще с дораскольничьих времен, не видели православных крестов. Общественный приход Михаила Архангела возглавляла до недавнего времени учительница на пенсии О.Е. Елегонская. Всем миром собирают средства, по рублю и по копеечке. Большинство и бескорыстно помогают: кто-то достает стройматериалы, кто-то выделяет технику. Венец за венцом, кирпич за кирпичом новленскими прихожанами возводится церковь. Когда ее построят, село даже внешне преобразится. Будут в нем какая-то законченность, целесообразность, укоренность в пейзаже.
      За десять лет при архиепископе Вологодском и Великоустюжском Максимилиане в Вологодской и Великоустюжской епархии открылось почти 30 храмов. А в конце 30-х гг. остался на всю область лишь один, нынешний Кафедральный собор на бывшем кладбище за вокзалом. Один на всю бывшую великую епархию.
      «Преподобный отче наш Кирилле, моли Бога о нас, с верой и любовию чтущих твою память!»
     

К титульной странице
Вперед
Назад