Вадим Дементьев. Свет малой родины: отчина и дедина(4)

      Жителей прибрежных деревень называли у нас кубянами, сегодня больше — кубеноозерами, а местность вокруг озера — подозерицей. Она делилась на две половины: северо-восточный берег назывался Заозерьем (еще именовали его по адресу первопоселенцев Ростовщиной), а юго-западный назывался Кубенским краем, Вологодским берегом.
      В августе 1968 г. в день, когда наши войска входили в Прагу, я с отцом впервые приехал в Кубеноозерье. Первый, ранний, совсем мальчишеский приезд — не в счет. Мало что от него запомнилось: «черные» пироги-рыбники из ржаной муки (не едал с тех пор ничего вкуснее!), вишневые деревья, осыпанные ягодами, костер на Шелином мысу, далеко вдающемся в озеро, где мы варили уху, «мосты » маслят после ливня на лесных дорогах... Запомнилось, как прекрасно срифмовал Александр Романов: «...всё первое, всё розовое, всё вербное, всё березовое».
      Во второй приезд река Большая Ельма, просторы Кубенского озера, одиноко стоящий на горизонте остров Спас-Камень, жизнь северной деревни произвели на меня огромное впечатление. Отец все эти годы рвался на родину, мечтал купить возле своей деревни Каргачево хоть какой-то домишко, чтобы приезжать летом на рыбалку. Он не мыслил своего существования вне кубенских просторов. Зная о таких его желаниях, наш родственник Рудольф Николаевич Кирьянов, глава могущественной в те времена фирмы «Вологдахимлес», однажды с упреком сказал: «Слушай, а зачем тебе времянка, стройся, как человек. Мы тебе в леспромхозе хороший сруб сделаем». И действительно, вскоре срубил.
      В таком стремлении отца жить на родине чувствовалась не только его душевная тоска по отчим краям в огромной столице, где нет незастроенного горизонта, а еще прослеживались и какие-то наследственные гены. В книге «Северные фрески» (1967) он писал: «Мой дед по отцу, Александр Александрович, исколесил землекопом едва ли не пол-России. Но как бы далеко ни забрасывала его судьба, неизменно он возвращался на родину. Не было для него краше Кубенского озера, не было краше деревни Каргачево, где и мне довелось родиться в свой срок» (Дементьев. Северные фрески. С. 8).
      Отец приезжал в Кубеноозерье почти ежегодно. Только последнее свое лето он пропустил, не смог сюда по болезни добраться.
      ...Умирал он мучительно долго. Я навещал его в больнице и с каждым разом видел, как истончались отцовские лицо и руки. Жизнь его заканчивалась, и сделать уже ничего было нельзя.
      Из поездки в Якутию я привез хорошей рыбы, ленской нельмы, сестрицы нашей, кубенской, и кормил его небольшими, очищенными от костей кусочками. Не открывая глаз, он осторожно и как-то вдумчиво пережевывал каждую порцию. Только вкус знакомой рыбы ему сейчас мог что-то напомнить.
      — Поедем летом на Кубенское озеро, вместе половим нельму, — говорил я безнадежно, вдохновляя сам себя.
      — Правда, правда? — Отец открывал глаза, услышав знакомое название, и тихо соглашался: — Поедем.
      Доехал он на следующий год лишь горсточкой пепла на вологодское кладбище, где похоронен вместе с его мамой, моей бабушкой, Екатериной Александровной Кировой. Прожил он чуть больше 75 лет.
      Война, которая пришлась на долю его поколения, сразу сделала их, ребят рождения 1924—1925 гг., намного взрослее. Отец закончил саперно-инженерное училище под Москвой и лейтенантом уже был отправлен на передовую.
      А кто такой сапер на войне? Тот, кто ошибается только раз. Где-то в году 1956-м или 1957-м в одном из первых «Дней поэзии» (был такой популярный альманах) отец напечатал стихотворение «Вы слышали, как умирают саперы?..»:

      Разминирование — только одна часть военной специальности саперов. Большую часть времени им приходилось налаживать переправы через реки, ремонтировать поврежденные мосты, строить дороги, то есть прокладывать пути для наступления передовых частей. Взводом саперно-инженерной разведки отец и командовал. Прошел с боями Карельский перешеек, штурмовал с войсками Ленинградского фронта гранитную крепость Выборг, освобождал Польшу (и здесь в первых рядах брал с боя укрепленную твердыню Вавеля), Чехословакию... Получил «самый фронтовой» орден — Красного Знамени, медали за освобождение стран Европы.
      «Пан официр, войне капут!» — разбудил его как-то утром цивильный чех, коверкая европейскую речь.
      Но вскоре выяснилось, что не совсем «капут». В маленьком чешском городке Градец-Кралове, куда днем вошел их саперный взвод, отступающие немцы оставили «сюрприз», напоследок хитроумно заминировав древний собор. Кто пойдет на разминирование? Во взводе девятнадцатилетнего старшего лейтенанта Валерия Дементьева мужики-солдаты подобрались все как на подбор: семейные, с детьми. Их командир тогда сам ушел в темные двери костела.
      Когда отец выбрался обратно в солнечный день, с холма, где собралось население городка, кто-то вопросительно крикнул: «Капут? » Отец сел на ступеньки собора и махнул рукой: «Теперь уж точно конец!»
      Вернулся он в Вологду к матери. «Жить мы стали в доме возле Каменного моста, под которым протекает речка Золотуха. Дом — сырой, в пятнах отставшей штукатурки, одним словом — вдовий дом. Поначалу матери пришлось браться за любую работу, даже какое-то время служить во вневедомственной охране милиционером. Была она женщина крупная, красивая, некрасовская; не боялась ничего, и прежде всего тяжелой работы. Несмотря на невзгоды, она не изменяла своим привычкам, вернее двум своим увлечениям: страстной любви к книге и столь же страстной любви к деревенскому рукоделию. Помню, как в коммунальной кухне, заставленной столами, керосинками, тазами, под высокой висячей лампой мама вслух читает какую-то книгу, и соседки слушают ее, затаив дыхание.
      Помню я и длинные полотенца с вышивкой и кружевами, принесенные с мороза: вот они колом стоят в нашей комнатке, распространяя запах свежести и какой-то особой чистоты и опрятности... Кто знает, может быть, сравнивая морозные узоры на окне с этими чудесными узорами на полотенцах и на кружевных подзорах, я как-то иначе учился видеть мир, не так, как другие, по-своему, испытывая тревожное и сладостное чувство красоты. Во всяком случае, в моем духовном формировании роль вот таких впечатлений и вот таких материнских уроков необычайно велика. Да и саму память о маме храню я свято ».
      Однажды с ним произошел необычный случай, который он позднее описал в одном из рассказов. До войны, еще мальчишкой, он смастерил лодку-плоскодонку, на которой плавал по реке Вологде. Вскоре ее украли. И вот, сидя как-то после демобилизации на берегу на старой лодке, уже будучи студентом Вологодского пединститута, отец почувствовал рукой вырезанные на борту знакомые инициалы. Вскочил, не веря своим глазам: это была сделанная им плоскодонка. Так он встретился со своей юностью, той, в которой еще не было войны.
      Родину отец любил всей невостребованной нежностью безотцовщины: мальчишеским счастьем рыбалок, костров в ночном, первых дальних путешествий. Часто в Москве вспоминал деревню Каргачево, рядовую деревушку на Кирилловском тракте, каких здесь десятки, но для него особенную, единственную.
      После войны продолжал сюда летом ездить, но это уже был другой Валерий Дементьев — фронтовик, орденоносец, поэт. Потом нашу семью закрутила-завертела Москва: аспирантура Литинститута, переделкинское общежитие, прописка в столице... Отцу реже удавалось вырваться на родину, но когда он возвращался, то привозил копченых судаков или нельм, один аромат от которых — ольховый дымок, смешанный со свежестью озерной рыбы, — тут же наполнял всю нашу скромную квартиру.
      В 50-е гг. он начал писать литературную критику и вскоре стал известен. Но не мог не рассказать и о своих родных местах. В 1967 г. вышла первая книга рассказов и очерков «Северные фрески» с гравюрами молодых тогда Николая и Генриетты Бурмагиных, знаменитых художников вологодской школы графики, которая сошла ныне, к сожалению, почти на нет. В следующем году вышло расширенное издание этой же книги в Москве под названием «Спас-Камень», а через четыре года появилось наиболее полное издание — «Великое Устье».
      Я упоминаю только о его произведениях, посвященных малой родине, Кубеноозерью и всему Русскому Северу, который отец изъездил и излетал вдоль и поперек. Очерки о родных местах тогда писали многие, а вот о художнике Дионисии знали только специалисты. Повесть отца «Утешение Дионисия» (1971), прекрасно оформленная теми же Бурмагиными, открыла для широких читателей имя этого гениального живописца, автоpa к тому времени полузабытых фресок в Ферапонтовом монастыре.
      Щедро и широко отец писал о Севере, о родной Вологодчине: здесь и литературно-критические очерки о нашем земляке Константине Батюшкове, об открытом им поэте-священнике Василии Сиротине, сосланном в ссылку на Спас-Камень, а потом сгинувшем, как порой бывает с русскими талантами, неведомо куда, о Николае Клюеве (в начале 80-х гг. он напишет об «олонецком ведуне» отдельную книгу); здесь и статьи о поэте-танкисте Сергее Орлове, о его земляке-белозёре Сергее Викулове и, конечно же, об Александре Яшине, главе вологодской литературной школы, о поэтах из Вологды Ольге Фокиной и Александре Романове (за книгу о лучших русских поэтах он получит Государственную премию России); здесь первое исследование в «толстом » литературном журнале «Москва » о Николае Рубцове; рассказы и очерки о Кубеноозерье, историческая повесть «Ватажник Ляпун» о древних новгородцах и многое другое.
      С 70-х гг. отец не пропускал ни одного лета, чтобы не приехать в деревню Ко-робово. Почти все деревья, яблони, ягодники посажены его руками. Дом постепенно разрастался, он был построен по качественному вологодскому плотницкому стандарту для творческой работы и рыбалки. В этом доме гостили писатели Виктор Астафьев, Николай Тряпкин, Сергей Викулов, Сергей Орлов, Николай Старшинов, Александр Романов... Из молодых тогда вологодских литераторов — Юрий Леднев, Александр Грязев, Владимир Кудрявцев... Это лишь те, кого я помню. «Домушка», как называли мы дачу, была открыта для всех.
      Отец в те годы много рыбачил со своим родственником Владимиром Алексеевичем Красиковым, знатоком озера, каких ныне поискать. Отцу обычно в Вологде выписывали лицензию на лов сетями, достать которую в те годы было практически невозможно, и они на катере с двумя моторами могли объехать чуть ли не пол-озера. Я помню, сколько и, главное, какую рыбу они привозили рано утром, выбрав сети. Такой уж в озере больше нет.
      Деревья, посаженные отцом в поле, принадлежавшем когда-то соседнему льнозаводу, выросли в огромные ели, сосны, лиственницы. Вокруг нас, здешних первопоселенцев, со временем образовалась целая улица. Все больше сюда тянутся дачники из Вологды, да и машины уже, иномарки, все чаще проскакивают по дороге, ведущей к реке Ельме, где строятся «новые вологжане».
      Отец подарил мне и завещал свою и нашу родину. Я с ним никогда не соревновался ни в творчестве, ни в знании местной истории и жизни. Это было его, а у меня было свое. Я лишь продолжаю его труд, продолжаю его творчество и хочу всё делать, как он, честно, красиво и достойно.
      Всё, что нажил он, — это книги и этот дом на берегу озера. Вполне хватает мне для размышлений и памяти о человеке, фамилией которого я дорожу, а жизнью его горжусь.
      В деревню Коробово на Кубенском озере после 17 лет отсутствия я приехал в августе 2001 г. после кончины отца. Дом, который он мне оставил, давно требовал ремонта, сад весь зарос и одичал.
      Я вернулся, и это было одним из главных событий в моей жизни.
      Всё кругом показалось родным — и люди, и природа, и земля, и небо. Журавли в августе улетали, а мне не хотелось отсюда никуда уезжать. Никогда не уезжать.
      Вместе с моим родственником, художником-реставратором Михаилом Кирьяновым мы обошли всю округу. Михаил, давно интересовавшийся историей, рассказывал о наших краях то, о чем я мало знал, что даже не надеялся услышать.
      Семена упали в ожидавшую их почву. Я буквально заболел своей малой родиной, начал собирать о ней всё, что удавалось найти и вычитать — в Российской государственной (Ленинке), в Исторической, в Парламентской, в Вологодской областной, в Новленской сельской библиотеках. Где находил целые книги, где только одну-единственную строчку. Но любое упоминание о родных местах для меня было праздником.
      Мой интерес привел меня к моим землякам, жителям «фамильных» деревень — Коробово, Каргачево, Хрипелево, сел Кубенское, Устье и Никольское; познакомил с архиепископом Вологодским и Великоустюжским Максимилианом, благословившим мой труд и мою работу; свел с бывшим главой Вологодского муниципального района Вячеславом Павловичем Росляковым и нынешним — Александром Васильевичем Гордеевым; с Надеждой Александровной Плигиной, вдовой современного подвижника Александра Плигина, поднимавшего из руин Спасо-Каменный монастырь; с Дмитрием Валентиновичем Ячменновым (Ячмёновым — как бы он меня обязательно поправил, чтобы звучало по-местному), возглавляющим администрацию Новленского сельского поселения и по своей отцовской линии находящимся в наследственном родстве с преподобным Мартинианом Белозерским; познакомил со Светланой Александровной Алешичевой, учительницей из села Никольское, что в Заозерье; с талантливым журналистом газеты «Красный Север» и главным редактором журнала «Лад вологодский», удивительно тактичным и милым человеком Андреем Константиновичем Сальниковым и его женой Антониной Васильевной; с Иваном Тупицыным, богатырем земли Новленской, нашим строителем, и с его семьей; с сотрудницей районной газеты «Маяк» Ниной Алексеевной Чухиной; со знаменитым на всю Вологодчину Анатолием Ехаловым, устроителем народных праздников и телелетописцем Вологодской области; с кирилловским фермером Олегом Подмориным; обновил дружбу с Василием Ивановичем Беловым и художником Валерием Николаевичем Страховым; позволил вновь сойтись с моими друзьями писателями Александром Грязевым, Михаилом Карачевым, Робертом Балакшиным, Александром Цыгановым и Виктором Плотниковым; помог встретиться с москвичами — директором Института археологии РАН Н.А. Макаровым, который десять лет вел раскопки древнего поселения на берегу Кубенского озера; с правнучкой великого русского ученого Николая Данилевского, жившего в наших краях, Валентиной Яковлевной Данильченко-Данилевской (к сожалению, она ушла из жизни), и с ее двоюродной сестрой Инной Михайловной Pay (Германия); с дочерью Александра Яшина Натальей Яшиной... Встреч в этом «вихре служения» (по точным словам Владимира Крупина) было и случается так много, что я могу перечислять десятки, если не сотни имен и фамилий.
      Я с душевной радостью каждое лето вижу в Коробово семью отцовских родственников Красиковых — мою двоюродную тетушку, ветерана войны, защитницу Москвы Екатерину Александровну, ее детей Анну, Владимира и Александра, внучку Свету; капитана наших рыбалок Виктора Алексеевича Красикова, добрых и отзывчивых соседей слева, Садомовых — Ию Сергеевну, ее сына Юрия Петровича, невестку Валентину, внуков Сергея и Андрея, соседей справа, Мироновых, и особенно активную и деятельную Антонину... Приходится вновь насильно останавливать себя, чтобы не перечислить полдеревни...
      В Вологде нас сердечно привечает дружная, родственная мне по матери семья Кирьяновых, прежде всего старшее ее поколение — Рудольф Николаевич (в конце зимы 2007 года мы его похоронили) и Екатерина Александровна. Увлеченные открытием нашей родины, мои молодые родственники Анатолий и Алексей (ныне главный архитектор далекого Вытегорского района) Кирьяновы проехали с нами не одну сотню километров по дорогам Вологодчины, были в Кириллове, Горицах, в Ниловой пустыне, на горе Мауре, в Белозерске.
      Благодаря бывшему руководителю Вологодской писательской организации Александру Грязеву, товарищу моей молодости, мы побывали на Бобришном Угоре, родине Яшина, в селе Никола, родине Рубцова, в селе Архангельское, что соседствует с деревней Коншино, где родился замечательный поэт Алексей Ганин, друг Сергея Есенина.
      Это был дальний круг наших вологодских странствий, а в ближнем кругу, по окрестностям Кубеноозерья, путешествовали мы сами на своем быстроходном катере, а затем и на автомобиле. Только бы погода и мотор не подкачали да вологодские дороги были более или менее проезжие.
      И куда бы мы ни добирались, с радостью видели, что земля наша начинает постепенно возрождаться. Восстанавливаются и строятся по берегам Кубенского озера храмы и часовни (их сегодня только действующих десять, а еще несколько лет назад была открыта всего лишь одна Афанасьевская церковь в Чирково). Приводятся в порядок все церковные руины по Кирилловской дороге. Они обносятся строительными лесами: кирпич на кирпич, лемех на лемех и... чудесным образом преображаются.
      Наше село Новленское объявлено правительством Вологодской области «образцово-показательным», вернее, к такому уровню ему еще надо подтянуться, согласно пилотному областному проекту о возрождении сельских поселений.
      Скажу в связи с этим только о том, что как-то связано с моим участием. Пусть будет это своеобразным отчетом перед читателями, материальным вкладом в то, что мной будет описано в этой книге. В 2006 году я подарил нашей сельской библиотеке свою и отцовскую домашние библиотеки. Анатолий Ехалов снял документальный фильм о нашем селе. В Вологде выходит моя книга об истории Новленского с фотографиями замечательных московских фотомастеров Марины и Андрея Кошелевых. В соседнем селе Кубенском по инициативе заведующей отделом культуры Вологодского района Ольги Левичевой и директора местного краеведческого музей Александра Романова начинают проводиться Дементьевские чтения, собирающие ученых-краеведов и писателей. Первые, кстати, научные чтения в России, посвященные теме малой родины.
      С духовной составляющей жизни возрождается в наших краях и хозяйственный интерес, начинает проявляться русское трудолюбие.
      Благодаря своей родине я нашел красивую, талантливую женщину, жену Капитолину Антоновну Кокшенёву, которая тоже вологодская по своим корням — с реки Кокшеньги. В словаре Даля слово «кокшень» имеет сноску — волог., обозначая заиленное или замытое песком дерево на дне реки; отсюда и название вологодской реки Кокшеньга, где проживает самобытная древнерусская этническая группа — кокшары. Предки Капитолины в начале XVII века выехали осваивать омские просторы да так и остались на сибирской земле.
      Родина человеку во всем помогает. А кого и буквально спасает. Только вот быстротечны отпускные летние деньки...