"ДУБРОВСКИЙ"
ТОМ ПЕРВЫЙ.
ГЛАВА 1.
Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный
русской барин, Кирила Петрович Троекуров. Его богатство, знатный род и
связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение.
Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники
трепетали при его имени; Кирила Петрович принимал знаки подобострастия
как надлежащую дань; дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить
его барскую праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его
увеселения. Никто не дерзал отказываться от его приглашения, или в
известные дни не являться с должным почтением в село Покровское. В
домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека
необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык
давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям
довольно ограниченного ума. Не смотря на необыкновенную силу
физических способностей, [он] раза два в неделю страдал от обжорства и
каждый вечер бывал навеселе. [В одном из флигелей его дома жили 16
горничных, занимаясь рукоделиями, свойственными их полу. Окны во
флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери запирались замками,
от коих ключи хранились у Кирила Петровича. Молодые затворницы, в
положеные часы, сходили в сад и прогуливались под надзором двух
старух. От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них
за муж и новые поступали на их место.] С крестьянами и дворовыми
обходился он строго и своенравно; [не смотря на то, они были ему
преданы: они тщеславились богатством и славою своего господина и в
свою очередь позволяли себе многое в отношении к их соседам, надеясь
на его сильное покровительство.]
Всегдашние занятия Троекурова состояли в разъездах около
пространных его владений, в продолжительных пирах, и в проказах,
ежедневно при том изобретаемых и жертвою коих бывал обыкновенно
какой-нибудь новый знакомец; хотя и старинные приятели не всегда их
избегали за исключением одного Андрея Гавриловича Дубровского. Сей
Дубровский, отставной поручик гвардии, был ему ближайшим соседом и
владел семидесятью душами. Троекуров, надменный в сношениях с людьми
самого высшего звания, уважал Дубровского, не смотря на его смиренное
состояние. Некогда были они товарищами по службе и Троекуров знал по
опыту нетерпеливость и решительность его характера. Обстоятельства
разлучил "и" их надолго. Дубровский с расстроенным состоянием
принужден был выдти в отставку и поселиться в остальной своей деревне.
Кирила Петрович, узнав о том, предлагал ему свое покровительство, но
Дубровский благодарил его и остался беден и независим. Спустя
несколько лет Троекуров, отставной генерал-аншеф, приехал в свое
поместие, они свидились и обрадовались друг другу. С тех пор они
каждый день бывали вместе, и Кирила Петрович, отроду не удостоивавший
никого своим посещением, заезжал запросто в домишка своего старого
товарища. [Будучи ровесниками, рожденные в одном сословии, воспитанные
одинаково, они сходствовали отчасти и в характерах и в наклонностях.]
В некоторых отношениях [и] судьба их была одинакова: оба женились по
любви, оба скоро овдовели, у обоих оставалось по ребенку. - Сын
Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича росла в
глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: "Слушай,
брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам
за него Машу; даром что он гол как сокол". Андрей Гаврилович качал
головой и отвечал обыкновенно: "Нет, Кирила Петрович: мой Володька не
жених Марии Кириловне. Бедному дворянину, каков он, лучше жениться на
бедной дворяночке, да быть главою в доме, чем сделаться приказчиком
избалованной бабенки".
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и
бедным его соседом и удивлялись смелости сего последнего, когда он за
столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение, не заботясь о
том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему
подражать и выдти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович
так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и
Дубровский один остался вне общего закона. Нечаянный случай все
расстроил и переменил.
Раз в начале осени, Кирила Петрович собирался в отъезжее поле.
Накануне был отдан приказ псарям и стремянным быть готовыми к пяти
часам утра. Палатка и кухня отправлены были вперед на место, где
Кирила Петрович должен был обедать. Хозяин и гости пошли на псарный
двор, где более пяти сот гончих и борзых жили в довольстве и тепле,
прославляя щедрость Кирила Петровича на своем собачьем языке. Тут же
находился и лазарет для больных собак, под присмотром штаб-лекаря
Тимошки, и отделение, где благородные суки ощенялись и кормили своих
щенят. Кирила Петрович гордился сим прекрасным заведением, и никогда
не упускал случая похвастаться оным перед своими гостями, из коих
каждый осмотривал его по крайней мере уже в двадцатый раз. Он
расхаживал по псарне, окруженный своими гостями и сопровождаемый
Тимошкой и главными псарями; останавливался пред некоторыми канурами,
то расспрашивая о здоровии больных, то делая замечания более или менее
строгие и справедливые - то подзывая к себе знакомых собак и ласково с
ними разговаривая. Гости почитали обязанностию восхищаться псарнею
Кирила Петровича. Один Дубровский молчал и хмурился. Он был горячий
охотник. Его состояние позволяло ему держать только двух гончих и одну
свору борз "ых"; он не мог удержаться от некоторой зависти при виде
сего великолепного заведения. "Что же ты хмуришься, брат", спросил его
Кирила Петрович, "или псарня моя тебе не нравится?" "Нет", отвечал он
сурово, "псарня чудная, вряд людям вашим житье такое ж, как вашим
собакам". Один из псарей обиделся. "Мы на свое житье", сказал он,
"благодаря бога и барина, не жалуемся - а что правда - то правда,
иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю
канурку. - Ему было б и сытнее и теплее". Кирила Петрович громко
засмеялся при дерзком замечании своего холопа, а гости во след за ним
захохотали, хотя и чувствовали, что шутка псаря могла отнестися и к
ним. Дубровский побледнел, и не сказал ни слова. В сие время поднесли
в лукошке Кирилу Петровичу новорожденных щенят - он занялся ими,
выбрал себе двух, прочих велел утопить. Между тем Андрей Гаврилович
скрылся, и никто того не заметил.
Возвратясь с гостями со пс"арного" двора, Кирила Петрович сел
ужинать и тогда только не видя Дубровского хватился о нем. Люди
отвечали, что Андрей Гаврилович уехал домой. Троекуров велел тотчас
его догнать и воротить непременно. От роду не выезжал он на охоту без
Дубровского, опытного и тонкого ценителя псовых достоинств и
безошибочного решителя все"воз"можных охотничьих споров. Слуга,
поскакавший за ним, воротился, как еще сидели за столом, и доложил
своему господину, что дескать Андрей Гаврилович не послушался и не
хотел воротиться. Кирила Петрович, по обыкновению своему разгоряченный
наливками, осердился и вторично послал того же слугу сказать Андрею
Гавриловичу, что если он тотчас же не приедет ночевать в Покровское,
то он, Троекуров, с ним навеки рассорится. Слуга снова поскакал,
Кирила Петрович, встал изо стола, отпустил гостей и отправился спать.
На другой день первый вопрос его был: здесь ли Андрей Гаврилович?
Вместо ответа ему подали письмо, сложенное треугольником; Кирила
Петрович приказал своему писарю читать его вслух - и услышал
следующее:
Государь мой примилостивый,
Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне
псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или
помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от
Вас их не стерплю - потому что я не шут, а старинный дворянин. - За
сим остаюсь покорным ко услугам
Андрей Дубровский.
По нынешним понятиям об этикете письмо сие был"о" бы весьма
неприличным, но оно рассердило Кирила Петровича не странным слогом и
расположением, но только своею сущностью: "Как", загремел Троекуров,
вскочив с постели босой, "высылать к ему моих людей с повинной, он
волен их миловать, наказывать! - да что он в самом деле задумал; да
знает ли он с кем связывается? Вот я ж его... Наплачется он у меня,
узнает, каково идти на Троекурова!"
Кирила Петрович оделся, и выехал на охоту, с обыкновенной своею
пышностию, - но охота не удалась. Во весь день видели одного только
зайца, и того протравили. Обед в поле под палаткою также не удался,
или по крайней "мере" был не по вкусу Кирила Петровича, который прибил
повара, разбранил гостей и на возвратном пути со всею своей охотою
нарочно поехал полями Дубровского.
Прошло несколько дней, и вражда между двумя соседами не унималась.
Андрей Гаврилович не возвращался в Покровское - Кирила Петрович без
него скучал, и досада его громко изливалась в самых оскорбительных
выражениях, которые благодаря усердию тамошних дворян, доходили до
Дубровского исправленные и дополненные. Новое обстоятельство
уничтожило и последнюю надежду на примирение.
Дубровский объезжал однажды малое свое владение; приближаясь к
березовой роще, услышал он удары топора, и через минуту треск
повалившегося дерева. Он поспешил в рощу и наехал на Покровских
мужиков, спокойно ворующих у него лес. Увидя его, они бросились было
бежать. Дубровский со своим кучером поймал из них двоих и привел их
связанных к себе на двор. Три неприятельские лошади достались тут же в
добычу победителю. Дубровский был отменно сердит, прежде сего никогда
люди Троекурова, известные разбойники, не осмеливались шалить в
пределах его владений, зная приятельскую связь его с их господином.
Дубровский видел, что теперь пользовались они происшедшим разрывом - и
решился, вопреки всем понятиям о праве войны, проучить своих пленников
прутьями, коими запаслись они в его же роще, а лошадей отдать в
работу, приписав к барскому скоту.
Слух о сем происшестви"и" в тот же день дошел до Кирила Петровича.
Он вышел из себя и в первую минуту гнева хотел было со всеми своими
дворовыми учинить нападение на Кистеневку (так называлась деревня его
соседа), разорить ее до-тла, и осадить самого помещика в его усадьбе.
Таковые подвиги были ему не в диковину. Но мысли его вскоре приняли
другое направление.
Расхаживая тяжелыми шагами взад и вперед по зале, он взглянул
нечаянно в окно и увидел у ворот остановившуюся тройку - маленький
человек в кожаном картузе и фризовой шинеле вышел из телеги и пошел во
флигель к приказчику; Троекуров узнал заседателя Шабашкина, и велел
его позвать. Через минуту Шабашкин уже стоял перед Кирилом Петровичем,
отвешивая поклон за поклоном, и с благоговением ожидая его приказаний.
- Здорово, как бишь тебя зовут, - сказал ему Троекуров, - зачем
пожаловал?
- Я ехал в город, в"аше" пр"евосходительство", - отвечал Шабашкин -
и зашел к Ивану Демьянову узнать, не будет ли какого приказания от
в"ашего" пр"евосходительства".
- Очень кстати заехал, как бишь тебя зовут; мне до тебя нужда.
Выпей водки, да выслушай.
Таковой ласковый прием приятно изумил заседателя. - Он отказался от
водки [и] стал слушать Кирила Петровича со всевозможным вниманием.
- У меня сосед есть, - сказал Троекуров, - мелкопоместный грубиян;
я хочу взять у него имение - как ты про то думаешь?
- В"аше" пр"евосходительство", коли есть какие-нибудь документы,
или...
- Врешь братец, какие тебе документы. На то указы. В том-то и сила,
чтобы безо всякого права отнять имение. Постой однако ж. Это имение
принадлежало некогда нам, было куплено у какого-то Спицына, и продано
потом отцу Дубровского. Нельзя ли к этому придраться.
- Мудрено, в"аше" в"ысокопревосходительство", вероятно сия продажа
совершена законным порядком.
- Подумай, братец, поищи хорошенько.
- Если бы, например, в"аше" пр"евосходительство" могли как"им" ни
есть образом достать от в"ашего" соседа запись или куп"чую", в силу
которой владеет он своим имением, то конечно...
- Понимаю, да вот беда - у него все бумаги сгорели во время пожара.
- Как, в"аше" пр"евосходительство", бумаги его сгорели! чего ж вам
лучше? - в таком случае извольте действовать по законам, и без всякого
сомнения получите ваше совершенное удовольствие.
- Ты думаешь? Ну, смотри же. Я полагаюсь на твое усердие, а в
благодарности моей можешь быть уверен.
Шабашкин поклонился почти до земли, вышел вон, с того же дни стал
хлопотать по замышленному делу, и благодаря его проворству, ровно
через две недели, Дубровский получил из города приглашение доставить
немедленно надлежащие объяснения насчет его владения сельцом
Кистеневкою.
Андрей Гаврилович, изумленный неожиданным запросом, в тот же день
написал в ответ довольно грубое отношение, в коем объявлял он, что
сельцо Кистеневка досталось ему по смерти покойного его родителя, что
он владеет им по праву наследства, что Троекурову до него дела
никакого нет, и что всякое постороннее притязание на сию его
собственность есть ябеда и мошенничество.
Письмо сие произвело весьма приятное впечатление в душе заседателя
Шабашкина. Он увидел, во 1) что Дубровский мало знает толку в делах,
во 2) что человека столь горячего и неосмотрительного не трудно будет
поставить в самое невыгодное положение.
Андрей Гаврилович, рассмотрев хладнокровно [запросы] заседателя,
увидел необходимость отвечать обстоятельнее. Он написал довольно
дельную бумагу, но впоследствии времени оказавшуюся недостаточной.
Дело стало тянуться. Уверенный в своей правоте Андрей Гаврилович
мало о нем беспокоился, не имел ни охоты, ни возможности сыпать около
себя деньги, и хоть он, бывало, всегда первый трунил над продажной
совестью чернильного племени, но мысль соделаться жертвой ябеды не
приходила ему в голову. С своей стороны Троекуров столь же мало
заботился о выигрыше им затеянного дела - Шабашкин за него хлопотал,
действуя от его имени, стращая и подкупая судей и толкуя вкрив и впрям
всевозможные указы. Как бы то ни было, 18... года, февр"аля" 9 дня,
Дубровский получил через городовую полицию приглашение явиться к **
земскому судьи для выслушания решения оного по делу спорного имения
между им, пор"учиком" Дубровским, и "генерал-аншефом" Троекуровым, и
для подписки своего удовольствия или неудовольствия. В тот же день
Дубровский отправился в город; на дороге обогнал его Троекуров. Они
гордо взглянули друг на друга, и Дубровский заметил злобную улыбку на
лице своего противника.