ГЛАВА VI.
"Итак, всё кончено, - сказал он сам себе; - еще утром имел я угол и
кусок хлеба. Завтра должен я буду оставить дом, где я родился и где
умер мой отец, виновнику его смерти и моей нищеты". И глаза его
неподвижно остановились на портрете его матери. Живописец представил
ее облокоченною на перилы, в белом утреннем платьи с алой "?" розою в
волосах. "И портрет этот достанется врагу моего семейства, - подумал
Владимир, - он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными
стульями, или повешен в передней, предметом насмешек и замечаний его
псарей - а в ее спальней, в комнате... где умер отец, поселится его
приказчик, или поместится его гарем. Нет! нет! пускай же и ему не
достанется печальный дом, из которого он выгоняет меня". Владимир
стиснул зубы - страшные мысли рождались в уме его. Голоса подьячих
доходили до него - они хозяйничали, требовали то того, то другого, и
неприятно развлекали его среди печальных его размышлений. Наконец всё
утихло.
Владимир отпер комоды и ящики, занялся разбором бумаг покойного.
Они большею частию состояли из хозяйственных счетов и переписки по
разным делам. Владимир разорвал их, не читая. Между ими попался ему
пакет с надписыо: письма моей жены. С сильным движением чувства,
Владимир принялся за них: они писаны были во время Т"урецкого" похода
и были адресованы в армию из Кистеневки. Она описывала ему свою
пустынную жизнь, хозяйстве"нные" занятия, с нежностию сетовала на
разлуку и призывала его домой, в объятия доброй подруги, в одном из
них она изъявляла ему свое беспокойство на счет здоровья маленького
Владимира; в другом она радовалась его ранним способностям и
предвидела для него счастливую и блестящую будущность. Владимир
зачитался, и позабыл всё на свете, погрузись душою в мир
семейственного счастия, и не заметил, как прошло время, стенные часы
пробили 11. Владимир положил письма в карман, взял свечу и вышел из
кабинета. В зале приказные спали на полу. На столе стояли стаканы, ими
опорожненые, и сильный дух рома слышался по всей комнате. Владимир с
отвращением прошел мимо их в переднюю - двери были заперты - не нашел
ключа, Владимир возвратился в залу, - ключ лежал на столе, Владимир
отворил дверь и наткнулся на человека, прижавшегося в угол - топор
блестел у него, и обратясь к нему со свечою, Владимир узнал
Архипа-кузнеца. - Зачем ты здесь? - спросил он. - Ах, Владимир
Андреевич, это вы, - отвечал Архип пошепту, - господь помилуй и спаси!
хорошо, что вы шли со свечою! - Владимир глядел на него с изумлением.
- Что ты здесь притаился? - спросил он кузнеца. - Я хотел... я
пришел... было проведать, всё ли дома, - тихо отвечал Архип запинаясь.
- А зачем с тобою топор?
- Топор-то зачем? - Да как же без топора нонече и ходить. Эти
приказные такие, вишь, озорники - того и гляди...
- Ты пьян, брось топор, поди выспись.
- Я пьян? Батюшка Владимир Андреевич, бог свидетель, ни единой
капли во рту не было... да и пойдет ли вино на ум, слыхано ли дело -
подьячие задумали нами владеть, подьячие гонят наших господ с барского
двора... Эк они храпят, окаянные - всех бы разом; так и концы в воду.
Дубровский нахмурился. - Послушай, Архип, - сказал он, немного
помолчав, - не дело ты затеял. Не приказные виноваты. Засвети-ко
фонарь ты, ступай за мною.
Архип взял свечку из рук барина, отыскал за печкою фонарь, засветил
его, и оба тихо сошли с крыльца и пошли около двора. Сторож начал бить
в чугунную доску, собаки залаяли. - Кто, сторожа? - спросил
Дубровский. - Мы, батюшка, - отвечал тонкий голос, - Василиса да
Лукерья. - Подите по дворам, - сказал им Дубровский, - вас не нужно. -
Шабаш, - промолвил Архип. - Спасибо, кормилец, - отвечали бабы - и
тотчас отправились домой.
Дубровский пошел далее. Два человека приблизились к нему; они его
окликали. Дубровский узнал голос Антона и Гриши. - Зачем вы не спите?
- спросил он их. - До сна ли нам, - отвечал Антон. - До чего мы
дожили, кто бы подумал...
- Тише! - перервал Дубровский, - где Егоровна?
- В барском доме в своей светелке, - отвечал Гриша.
- Поди, приведи ее сюда, да выведи из дому всех наших людей, чтоб
ни одной души в нем не оставалось - кроме приказных - а ты, Антон,
запряги телегу. - Гриша ушел и через минуту явился с своею матерью.
Старуха не раздевалась в эту ночь; кроме приказных никто в доме не
смыкал глаза.
- Все ли здесь? - спросил Дубровский, - не осталось ли никого в
доме?
- Никого, кроме подьячих, - отвечал Гриша.
- Давайте сюда сена или соломы, - сказал Дубровский.
Люди побежали в конюшню и возвратились, неся в охапках сено.
- Подложите под крыльцо. - Вот так. Ну ребята, огню! -
Архип открыл фонарь, Дубровский зажег лучину.
- Постой, - сказал он Архипу, - кажется, в торопях я запер двери в
переднюю, поди скорей отопри их.
Архип побежал в сени - двери были отперты. Архип запер их на ключ,
примолвя вполголоса: как не так, отопри! и возвратился к Дубровскому.
Дубровский приблизил лучину, сено вспыхнуло, пламя взвилось - и
осветило весь двор.
- Ахти, - жалобно закричала Егоровна, - Владимир Андреевич, что ты
делаешь!
- Молчи, - сказал Дубровский. - Ну дети, прощайте, иду, куда бог
поведет; будьте счастливы с новым вашим господином.
- Отец наш, кормилец, - отвечали люди, - умрем, не оставим тебя,
идем с тобою.
Лошади были поданы; Дубровский сел с Гришею в телегу и назначил им
мест"ом" свидания Кистеневскую рощу. Антон ударил по лошадям, и они
выехали со двора.
Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым
вился над кровлею. Стеклы трещали, сыпались, пылающие бревны стали
падать, раздался жалобный вопль и крики: "горим, помогите, помогите".
- Как не так, - сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. -
Архипушка, - говорила ему Егоровна, - спаси их, окаянных, бог тебя
наградит.
- Как не так, - отвечал кузнец.
В сию минуту приказные показались в окно, стараясь выломать двойные
рамы. Но тут кровля с треском рухнула, и вопли утихли.
Вскоре вся дворня высыпала на двор. Бабы с криком спешили спасти
свою рухлядь, ребятишки прыгали, любуясь на пожар. Искры полетели
огненной мятелью, избы загорелись.
- Теперь всё ладно, - сказал Архип, - каково горит, а? чай, из
Покровского славно смотреть. - В сию минуту новое явление привлекло
его внимание; кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда
спрыгнуть - со всех сторон окружало ее пламя. Бедное животное жалким
мяуканием призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на
ее отчаяние. - Чему смеетеся, бесенята, - сказал им сердито кузнец. -
Бога вы не боитесь - божия тварь погибает, а вы с дуру радуетесь - и
поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она
поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за
его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз. - Ну,
ребята, прощайте, - сказал он смущенной дворне, - мне здесь делать
нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом.
Кузнец ушел, пожар свирепствовал еще несколько времени. Наконец
унялся, и груды углей без пламени ярко горели в темноте ночи и около
них бродили погорелые жители Кистеневки.