В томе показано и широкое распространение альтернативного направления в политической экономии – экономических идей марксизма в странах Европы и Америки, в России (Н.И. Зибер, Г.В. Плеханов), Азии. Вместе с тем рассмотрено развитие коллизии в самой марксистской литературе, отразившей раскол, раздвоение рабочего движения. С одной стороны, прослежена эволюция экономических идей западноевропейской социал-демократии, внутри которой в этот период обозначилось и стало доминировать ревизионистское направление в марксизме, берущее начало от Э. Бернштейна, возникли левое крыло и центристская позиция в лице К. Каутского, Р. Гильфердинга. С другой стороны, проанализировано начало, как считалось в советской историографии, "ленинского этапа" в развитии марксистской политической экономии. В этой связи дана всесторонняя аналитическая характеристика работ В.И. Ленина в области методологических проблем политической экономии, общей теории капитализма, созданной им теории монополистического капитализма (империализма).
Анализом последних работ Ленина (в послеоктябрьский шестилетний период его деятельности) открывается 4-й том, выпущенный в свет в 1990 г. (ответственный редактор – В.В.Орешкин). Он посвящен теориям социализма и капитализма (плановой экономики советского хозяйства и рыночной экономики капиталистического хозяйства в условиях "несовершенной" конкуренции) в межвоенный период (20– 30-е годы XX в.). В томе три части, в которых рассмотрены три мировых потока экономических концепций. В первой дана история становления советской экономической мысли и ее развития в документах ВКП(б) как правящей партии в СССР, в трудах экономистов, работавших на ниве теории советского хозяйства, где произрастали элементы политической экономии социализма. Учтены в определенной мере материалы о научной деятельности ряда репрессированных ученых и политических деятелей (Н.И. Бухарин, Г.Я. Сокольников, Л.И. Юровский, Л.Д. Троцкий, Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов и др.). Двадцатые годы наполнены острейшими дискуссиями: о возможности победы социализма в одной стране, вокруг теоретического наследия Ленина, о сущности нэпа, вокруг проблем индустриализации, в частности в связи с заданиями первой пятилетки, о путях обобществления аграрного сектора, земельной ренте, товарном производстве и хозрасчете, темпах роста общественного производства, по методологическим проблемам экономической теории и др. Все они в той или иной мере отражены в книге и, как мы считаем, небезынтересны с точки зрения сегодняшних российских проблем. Ведь страна находилась в состоянии переходного периода, характеризовавшегося прежде всего многоукладностью, т.е. в некотором смысле "смешанной экономикой" с сочетанием планового и рыночного начал. Стратегический выбор развития этой экономики был, конечно, иной, прямо противоположный тому, что реализуется сегодняшней официальной политикой в России. Но есть аналогия в мозаичности состояния и в необходимости взаимодействия разнородных ингредиентов, есть проблема регуляторов многообразных пропорций производства и потребления, в частности роли государства в регулировании не только государственного, но и частнохозяйственного сектора, который уже сегодня (1997 г.) превосходит по объему производства государственный сектор России.
Вторая часть 4-го тома рассматривает в едином блоке экономические концепции международного коммунистического, социалистического и национально-освободительного движения. Такое "блокирование" разных направлений общественной мысли, отношения между которыми известны в XX в. не только обостренной полемичностью, но зачастую и прямой политической борьбой, было предпринято впервые. И для этого есть серьезное основание, ибо все они, как правило, нацеливались против засилья монополий, империалистических устремлений индустриально развитых стран, занимали антифеодальную позицию в колониальных и полуколониальных странах, выступали за мирное сотрудничество всех стран с различными общественно-экономическими системами, за демократическое развитие, против фашизма. А некоторые из названных направлений изначально могут быть отнесены к течениям социализма, поскольку они (хотя и с разной степенью радикализма и в интересах разных социальных групп) призывали к изменению капиталистического устройства в широком диапазоне путей – от ухода "назад", к прежним, докапиталистическим порядкам, и улучшения до его свержения и перехода к принципиально новому общественному строю. Здесь уместно вспомнить, какую классификацию под рубрикой социалистических идей конца XVIII – начала XIX в. приводили Маркс и Энгельс в "Манифесте Коммунистической партии" (1848), относя к учениям социализма и "феодальный", и "мелкобуржуазный", и "буржуазный", и "революционно-критический" (утопический) социализм своих предшественников. В 20–30-х годах нынешнего века, о которых повествует 4-й том, к течениям международной социалистической мысли отнесены и документы Коминтерна, и коммунистическая литература стран Западной Европы (Франция, Испания) и Азии (Китай, Индия), и идеи социал-демократии (германские социал-демократы, австро-марксизм, французские социалисты, английский лейборизм), и даже анархо-синдикализм. В этом томе мы еще не применяем ко всем названным направлениям общий термин "социализм", но в следующем томе (5-м) все они в своем послевоенном развитии в западном мире подведены под общую рубрику "Течения социализма" (IV раздел).
Большое место в 4-м томе занимает эволюция немарксистской, "западной" политической экономии в межвоенный период. Именно тогда был осуществлен пересмотр неоклассических традиций, заложенных теоретиками предельной полезности и обобщенных А. Маршаллом, с именем которого связан и отказ от названия общей теоретической экономической науки, фундамент которой был заложен классиками, – "политическая экономия", и принятие нового названия – "экономикс". Формальный мотив – уберечь экономическую теорию от идеологизации, эмпиризма политики, очистить поле экономической теории от государственного фактора, ограничить ее предмет исключительно рыночным механизмом хозяйствования, анализом автоматической связи производства и потребления, свободной конкуренции. От А. Смита, отразившего капитализм второй половины XVIII в., наследовался не закон стоимости, а его механизм спроса и предложения. Объявлялась преемственность с классикой, но не с ее открытиями внутренних связей производства, а с теми внешними формами, в которых они проявляются в хозяйственно-эмпирической практике. Исключения, замеченные, например, Д. Рикардо (цена товаров определяется их редкостью), были приняты в качестве всеобщих оснований теории. Неоклассики подняли знамя классической школы, но старались демонстрировать его лишь с той стороны, где был прописан принцип laissez faire – "свобода частного предпринимательства", "свободная конкуренция", "рыночное равновесие". Этот ренессанс в конце XIX в. оказал большое влияние на последующее развитие экономической мысли, но с исторической точки зрения он уже запаздывал, ибо в то же время в капиталистической экономике начался бурный процесс концентрации и монополизации производства, роста крупного капитала, слияния промышленного и банковского капиталов, вторжения монополий в механизм конкуренции и свободного рыночного ценообразования. Неоклассическая концепция в духе старого экономического либерализма не объясняла и не могла ничего предложить, кроме разве возвращения к прошлым временам, чтобы ответить на вызов новейшего капитализма.
Парадокс состоял в том, что наряду с развитием неоклассической концепции в политической экономии нарастала необходимость пересмотра ряда ее принципиальных установок в интересах самой же капиталистической системы.
Это противоборство началось почти одновременно и развертывалось в двух направлениях: внутри старой школы и вне ее. Первым из неоклассиков, кто подверг сомнению совершенство рыночного механизма и свободной конкуренции и выдвинул идею государственного вмешательства в рыночную экономику, был ученик А. Маршалла А. Пигу ("Богатство и благосостояние", 1912). А годом раньше ("Теория общественного развития", 1911) с теорией "эффективной конкуренции", в которой была предложена идея позитивного взаимодействия конкуренции и монополии, выступил Й. Шумпетер. В 20–30-х годах ревизия неоклассической рыночной конкуренции нарастает (теория "монополистической конкуренции" Э. Чемберлина и теория "несовершенной конкуренции" Дж. Робинсон).
Не без влияния этих новых тенденций возникло учение Дж. Кейнса ("Общая теория занятости, процента и денег", 1936), которое, можно сказать, поставило точку в существовании неоклассического направления в его старой ("маршалльской") форме. В 4-м томе ВИЭМ основное внимание уделено кейнсианской концепции государственного регулирования "эффективным спросом", его важнейшим компонентам – инвестициям и главному инструменту – бюджетной политике, в том числе увеличению расходов государства с целью расширения спроса и обеспечения тем самым экономического роста.
Вместе с тем в томе показано, что параллельно с кейнсианством происходят некоторые метаморфозы в представлениях тех теоретиков, кто не шел на разрыв с неоклассикой, пытаясь придать ей второе дыхание посредством платформы неолиберализма. Центральная идея одного из главных его течении состоит в том, что, признавая новые реалии капитализма, невозможность чисто рыночными методами обеспечить нормальный процесс общественного воспроизводства, следует допустить усиление экономической роли государства, но ограничить ее разработкой общих правил рыночного хозяйствования и проведением активной экономической политики в экстремальных обстоятельствах и в тех случаях, когда рынок не в состоянии справиться с решением каких-либо общественных проблем.
При этом неолибералы данного направления, борясь за сохранение частнохозяйственной рыночной системы как наилучшей из известных систем, избрали главной целью своих изысканий доказательство теоретической и практической несостоятельности социализма. Это была новая страница в критике учения о социализме, поскольку к анализу подключался реальный опыт СССР (Л. Мизес, Ф. Хайек). В 4-м томе излагается суть известной довоенной дискуссии об "экономическом расчете", в которой приняли участие видные западные экономисты немарксистского направления. Многие из них не приняли тезис неосуществимости идеи социалистической экономики. В томе рассматривается предыстория живучей еще и сегодня концепции "рыночного социализма", возникшей под названием "конкурентный социализм" как раз в полемике с Мизесом как альтернатива его позиции (О. Ланге, А. Лернер, Й. Шумпетер).
Судьба, эволюция, дифференциация и интеграция различных направлений западной экономической мысли в военные годы и послевоенный период (40–80-е годы XX столетия) показаны в 5-м томе, вышедшем в 1994 г. (ответственный редактор – Ю.Я. Ольсевич). Страницы тома полностью отданы концепциям экономической теории развитых стран Запада и Японии. Такое содержание учитывало возросший интерес нашего читателя к западной мысли в связи, несомненно и в первую очередь, с отечественными проблемами перемен в общественно-экономическом строе страны.
У 5-го тома своя "отметина". Его рукопись была сдана в издательство в 1991 г., но только в августе 1993 г. появилась верстка, а свет он увидел в конце 1994 г. Главная причина такой растяжки – кризис книгоиздательского дела в стране. Даже такое именитое издательство, как "Мысль", лишенное необходимой финансовой поддержки государства, испытывало большие трудности. Ни Министерство по делам высшей школы, ни Московский университет, ни его экономический факультет не смогли изыскать средства, чтобы опубликовать очередную книгу и сохранить шеститомное издание. Разрушенной оказалась "Союзкнига", а вместе с ней и система распространения подписных изданий научной литературы. Подписчики из бывших союзных республик очутились за рубежом, и никто из администраторов не мог объяснить, кто и как должен выполнять перед ними, да и перед российскими читателями свои обязательства* [Выходом в свет 5-й том "обязан" молодому организатору одной из коммерческих структур, выпускнику экономического факультета МГУ М. Кравченко, за что и выражаем ему свою благодарность].
В 5-м томе вся послевоенная история западных теоретических доктрин (независимо от их страновой принадлежности) разделена на два этапа: до и после середины 70-х годов. На этих этапах показана эволюция четырех основных направлений, претерпевших "перестройку" в середине 70-х годов: а) кейнсианства, б) неолиберализма, в) институционально-социологического, г) концепций социализма.
Послевоенное развитие кейнсианства, как показано в томе, характеризовалось тем, что теория Кейнса усилиями Дж. Хикса и других была выведена из положения противостояния и включена ("синтезирована") в неоклассическую теорию общего равновесия как частный случай, объясняющий рыночное равновесие в условиях неполной занятости. Такое узкое толкование теории Кейнса по существу нейтрализовало ее нацеленность против неоклассики и вместе с тем заложило основу так называемого неоклассического синтеза, ставшего в 50–60-х годах господствующей теоретической доктриной, принципы которой закладывались ведущими западными странами в экономическую политику. Вместе с тем первоначальное кейнсианство обогатилось теориями цикла и экономического роста, на основе которых разрабатывалась особая макроэкономическая политика.
Авторы тома вновь обратились к теме неолиберализма, главным образом к его немецкому варианту (не рассмотренному в 4-м томе), связанному еще в довоенное время с именем В. Ойкена ("ордолиберализм"), а в послевоенной Западной Германии с работами А. Мюллера-Армака и др. ("социальное рыночное хозяйство"). В последней концепции акцент поставлен на придание государству сильной социальной, а не благотворительной функции: прогрессивное налогообложение, бюджетные дотации на содержание детей, оплату квартир, строительство собственных жилищ, создание развитой системы социального страхования, социальной инфраструктуры. "Социальное рыночное хозяйство", по мнению его сторонников, указывает "третий путь" – между капитализмом и социализмом.
Нетрудно заметить (и к этому может быть проявлен особый интерес читателя), что с этой теорией созвучны высказывания некоторых нынешних российских теоретиков и политиков, представляющих официальный курс реформ и отмежевывающихся в своих суждениях о будущем России как от социализма, так и от капитализма. Вместе с тем в российской публицистике имеются и несколько иные суждения, которые можно идентифицировать с неолиберальным направлением другого типа. Речь идет об упомянутом ордолиберализме из той же немецкой фрейбургской школы, в центре концепции которого не социальная, а антимонопольная политика государства, создание условий для как можно большей свободной конкуренции, максимальное сокращение расходов государства.
Изучение западных экономических школ, различий между ними помогает не только разобраться в существе и нюансах государственной политики, но и разработать принципы этой политики, осознанно вычленяя и используя сильные и адекватные для условий данной страны и в определенных временных границах элементы различных научных направлений. В соединении этих элементов и состоит, как свидетельствует опыт западных стран, искусство государственного управления. Именно такой вывод делается в 5-м томе из анализа истории развития экономической теории в послевоенное время.
Особый раздел тома посвящен перестройке экономической теории с середины 70-х годов, когда в силу изменения внутристрановых и международных условий функционирования капиталистической экономики наступил кризис кейнсианства и пришел "неоконсерватизм" (монетаризм, теория предложения) – новый вариант возврата к неоклассическому направлению с его фундаментальными принципами свободной конкуренции и частного предпринимательства, "спонтанного рыночного порядка". "Неоконсерватизм" по сути тот же экономический либерализм с минимальной регулирующей экономической ролью государства, и этим он отличается, например, от "социального рыночного хозяйства". В нем просматривается сильное влияние взглядов Ф. Хайека – крупнейшего идеолога неолиберализма (причем в варианте, наиболее близком к неоклассике) и открытого противника кейнсианства.
Что касается последнего, то оно, утратив в 70-х годах доминирующие позиции в форме "неоклассического синтеза", продолжает развиваться в ряде рассмотренных в 5-м томе новых направлений. Однако, как показано в томе, ниспровержение кейнсианства усилиями неоконсервативного крыла неолиберализма все же не состоялось. Кейнсианское направление продолжает жить, усваивая реалии сегодняшнего капитализма и разделясь на ряд течений (монетарное посткейнсианство, калецкианское посткейнсианство, неори-кардианское посткейнсианство, новое кейнсианство). Идеи Дж. Кейнса по государственному регулированию рыночной экономики в той или иной мере распространены и в самых правых неоконсервативных кругах.
Они восприняты и довольно широким кругом концепций "трансформации" капитализма, согласно которым она происходит под влиянием изменений в производительных силах, производственных отношениях, сфере услуг, политики, идеологии, культуры. Эти концепции используют методологию различных направлений западной экономической мысли, в них можно найти вопреки субъективным заявлениям авторов немало и от социальной философии марксизма. У. Ростоу, например, автор труда "Теории стадий роста", начинает и заканчивает его отмежеванием от исторического материализма и его критикой, апеллируя к потребностям людей и переменам в их вкусах, в то же время он фактически вынужден объяснять главную причину стадий экономического развития человечества эволюцией техники, технологий, производительных сил. Авторы концепций "трансформации" капитализма занимаются (и это должно быть небезразлично для современных реформаторов России) усиленным поиском путей сохранения, упрочения капитализма, способов его выживания или его перехода в новые ("постиндустриальные") формы (Й. Шумпетер, Г. Минз, Дж. Гэлбрейт, Э. Тоффлер и др.). Среди указанных концепций, которые могли бы представить, как нам кажется, особый интерес для российской реформы, выделяются те, у истоков которых стояли первые послевоенные концепции – "планового капитализма", "регулируемого капитализма", заложившие позднее основу для концепций "смешанной экономики". При этом "смешанная экономика" понимается как частнопредпринимательская рыночная система, где сочетаются свободное предпринимательство и государственное регулирование, налажено взаимодействие между крупным и мелким производством. Социальную направленность трансформации капитализма пытались разъяснить концепции "народного капитализма" (идея "рассеивания собственности") и "государства благоденствия" (усиление социальных функций государства).
Как уже отмечалось, в 5-м томе под общей рубрикой "Течения социализма" (IV раздел) даны три полемизирующие друг с другом группы теорий: а) группа партий Социнтерна (создан в 1951 г.), основанных на методологии социал-реформизма; б) коммунистического движения (программы партий, антикризисные концепции, еврокоммунизм); в) социалистов-радикалов, к которым отнесены представители "потребительского" и "гуманистического" социализма, а также неотроцкизма.
Еще две структурные группировки проблем экономической теории характеризуют и методологию обобщения, и классификацию теоретического арсенала западной экономической мысли, и архитектонику 5-го тома.
Во-первых, в особый раздел (III) выделен ряд узловых проблем, которые рассматриваются в разных направлениях и концепциях экономической теории и по которым предложены соответственно разные решения на двух этапах послевоенного периода. Это прежде всего теории цикла (Р. Харрод, Дж. Хикс, Э. Хансен, Р. Лукас и др.), концепции мирового хозяйства, экономического развития стран "третьего мира", советологии, глобалистики.
Во-вторых, специальный раздел (VI) показывает специфику экономической мысли в единстве с экономической политикой отдельных стран. При этом в каждой из рассматриваемых стран отмечена ось, проблема, вокруг которой концентрировались научные исследования. Для США – центра послевоенного кейнсианства – характерно состязание последнего с монетаризмом. В английской мысли шел поиск путей борьбы с инфляцией и одновременно со стагнацией. В центре внимания французской науки – кризисы 70–80-х годов. В ФРГ происходило развитие (через трансформацию) доктрины социального рыночного хозяйства в сторону дальнейшего усиления экономической роли государства. В Италии искали свои способы согласования экономического неолиберализма и теорий государственного регулирования. Под влиянием социал-реформизма претерпела эволюцию шведская школа. Японские экономисты сосредоточивали усилия на разработке концепций структурного развития и технологического лидерства.
В соответствии с традицией нашего издания (со 2-го тома) история теоретических концепций дополнена и в 5-м томе разделом о прикладных исследованиях. В его пяти главах рассмотрено становление новых дисциплин (эконометрика, теория маркетинга, концепции прогнозирования, программирования, планирования) и показано дальнейшее развитие "ветеранов" – демографии, статистики, финансовой науки...
На долю последнего, 6-го тома нашего издания (ответственный редактор – В.В. Радаев) выпали более сложные (и не только финансовые) испытания. Он готовился параллельно с вышедшим 5-м томом, посвящался тому же историческому периоду (40–80-е годы) и по первоначальному замыслу должен был быть сдан в издательство даже раньше этого тома – в 1989 г. При этом предполагалось, что 5-й том будет посвящен исключительно советской экономической науке и экономической мысли других социалистических стран. В 6-м же томе наряду с экономическими исследованиями в капиталистических (западных) странах будет дано изложение истории мысли развивающихся стран. Однако известные события 1988–1989 гг. в СССР и в восточноевропейских социалистических странах вынудили главную редколлегию ВИЭМ изменить первоначальный замысел. Было принято согласованное с издательством "Мысль" решение о целесообразности первоочередной публикации в качестве 5-го тома уже подготовленной рукописи, освещающей западную экономическую мысль, посвящении всего тома (35 печатных листов) изложению "теоретических и прикладных концепций развитых стран Запада" (подзаголовок 5-го тома) и о публикации в 6-м томе материала по развивающимся странам.
Выпускаемый 6-й том содержит этот материал в виде части III, состоящей из двух разделов: первый посвящен ведущим экономическим доктринам развивающегося мира (три главы), второй – экономической мысли отдельных стран и регионов, среди которых Индия, Юго-Восточная Азия, арабские страны, Латинская Америка (см. введение к данному тому).
Тридцать глав из 40 6-го тома представляют очерк истории советской экономической мысли (часть I). Еще три главы (часть II) повествуют об экономических исследованиях в бывших и в сохраняющих ныне прежние ориентиры развития социалистических странах. Именно подготовка всего комплекса этих глав представила главные трудности, особенно возросшие в 1990–1991 гг., когда произошел подлинный переворот в юридических отношениях собственности, осуществлен демонтаж планового механизма хозяйствования и распался СССР.
Первый вопрос, который возник в связи с 6-м томом: как быть с терминологией, применяемой для определения и классификации общественно-экономических систем современного мира, изучавшихся обществоведами, в том числе экономистами, СССР и других социалистических стран? Речь идет о пресловутых "измах" – "социализме", "капитализме" и "развивающихся странах" ("третий мир"). Не вдаваясь в спор об адекватности и правомерности применения первых двух понятий, нельзя отрицать факт разделения мира со времени Октябрьской революции на две различные мировые общественные системы, их противостояния, взаимодействия и соревнования на протяжении многих десятков лет, а также появления после второй мировой войны огромного массива освободившихся от политической зависимости бывших колоний и полуколоний* [С фактом существования трех групп стран с разным социально-экономическим строем считалась мировая статистика, разрабатывая международные экономические показатели (International Economic Indicators) по группам стран: а) индустриальные (Industrial countries), б) развивающиеся (Developing countries), в) с центрально-плановой экономикой (Centrally planned economies). В учебниках "Экономикс" современные экономические системы разделяются на: 1) "чистый" и "авторитарный" капитализм, 2) "командную экономику" ("или коммунизм") и "рыночный социализм", 3) "традиционное общество" (К.Р. Мак-коннелл и С Л. Брю); на: 1) "частный капитализм" и "капиталистическую плановую" экономику" (-"капитализм"), 2) "социалистическую плановую экономику" и "социалистическую рыночную" экономику" (-"социализм") (К. Эклунд)].
Попытки некоторых российских публицистов и политиков отказаться от терминов "капитализм" и "социализм" на том основании, что-де в современных западных индустриальных странах уже нет капитализма, а в СССР и других странах возглавляемой им мировой системы не было действительного социализма, конечно, несостоятельны в данном контексте. Соответствие или несоответствие фактических структур этих стран идеальным, абстрактно-теоретическим критериям (признакам) социализма и капитализма – вопрос особый, теоретический. Речь идет о характеристике указанных групп стран в советской (и др.) экономической мысли, история которой и является предметом рассмотрения. Она берется такой, какой была, с ее понятийным аппаратом и представлениями. Каковы эти представления, как они изменялись в силу объективных и субъективных причин, – именно на эти вопросы отвечает 6-й том. Он не выступает оракулом истины, не участвует в дискуссиях минувшего, не поучает экономистов тех лет. Книга пытается лишь рассказать об их идеях, методологии и видах анализа в тогдашней ситуации, сохранить для истории имена и дела тех, кто работал прошедшие полвека на ниве экономической науки в меру своего понимания ее задач, имеющихся сил и умения находить аспекты для реализации самостоятельного мышления в условиях заданного вектора анализа.
Что касается предмета частей и разделов 6-го тома, то этот вопрос разъясняется во вступительных текстах. Некоторое несовпадение хронологических рамок разделов I части, если его заметит читатель, объясняется тем, что советская литература по политической экономии капитализма, по экономике зарубежных стран с различными общественно-политическими системами и по мирохозяйственным отношениям, а также по конкретным отраслевым, межотраслевым и специальным экономикам дана в основном по всему периоду 40-х – начала 90-х годов (соответственно III, IV и VI разделы). Общая же теория социалистической экономики разделена на три этапа: 1) 40-е – первая половина 50-х годов, 2) вторая половина 50-х – середина 80-х годов, 3) 1986–1995 гг.
Водораздел между первым и вторым этапами (I и II разделами) определился известными решениями XX съезда КПСС, давшими импульс и открывшими семафор критическому пересмотру теоретических положений, связанных так или иначе с именем И.В. Сталина. Критический разбор осуществлялся все же на основе трех жестких критериев: соответствия принципам марксистско-ленинской теории, упрочения и дальнейшего развития социалистической системы народного хозяйства, учета практического опыта строительства социализма в СССР. Но и в рамках этих ограничений возник бурный и качественно новый поток теоретических и прикладных исследований, породивший за 30 лет второго этапа большую экономическую литературу. Ее эпицентром можно назвать решение проблем повышения эффективности производства и роста благосостояния населения, а предпосылкой и ожидаемым результатом этого – совершенствование всей системы производственных отношений. Если сказать корректно, поиски шли на макро- и микроуровнях, в отраслевом, межотраслевом и региональном разрезах.
Если говорить о результатах теоретической работы на этом этапе в общей форме, то они характеризуются поисками и наращиванием определенных разработок и обоснованием путей в следующих магистральных направлениях.
Во-первых, облекаясь в формулу то дальнейшего строительства материально-технической базы социализма, то создания и развития материально-технической базы коммунизма (с конца 50-х годов), решалась крупнейшая проблема подъема и реконструкции производительных сил страны на основе достижений развертывающейся в мире научно-технической революции. Были созданы работы, ориентирующие органы планирования и управления народным хозяйством на создание и внедрение новой техники и новых технологий, на проведение адекватной структурной политики в рамках единого народнохозяйственного комплекса страны, на создание соответствующих систем экономического стимулирования хозяйствующих субъектов в деле утилизации достижений научно-технического прогресса, были предложены многочисленные модели соединения деятельности науки, ее результатов с производством и др. Именно со стороны производительных сил как материальной основы прежде всего теоретически решались проблемы роста производительности общественного труда, повышения эффективности общественного производства, подъема благосостояния населения.
Во-вторых, на протяжении всего послевоенного периода, и особенно его второго этапа, не выпадала из поля зрения теоретиков проблема совершенствования общественно-производственных (экономических) отношений. Поиски изменений в этой области шли на широком фронте всей их структуры, начинаясь по существу с ноябрьской дискуссии 1951 г.
Значение этой проблемы рассматривалось разными группами и отдельными учеными, если подойти к данному вопросу исторически, прежде всего в ракурсе поиска экономических форм активного воздействия на развитие производительных сил, далее как самостоятельная проблема улучшения общественно-экономического строя социализма, наконец, как фактор реорганизации в соответствии с развивающимися производительными силами и совершенствующимися производственными отношениями хозяйственного механизма и укрепления образа жизни людей, членов общества на началах коллективистской идеологии в противовес индивидуализму.
В рамках данного магистрального направления особенно выделялись две основные проблемы, вокруг которых шли дискуссии, концентрировалась экономическая мысль в публикациях и на решение которых в экономической политике она оказала несомненное влияние. Первая из них – об отношениях собственности, вторая о соотношении и формах сочетания планомерности и товарно-денежных отношений в рамках одной, а именно центрально управляемой экономической системы. В 6-м томе показаны этапы разработки этих проблем, мера продвижения советских экономистов-теоретиков и прикладников в их познании и нахождении способов их разрешения. На исследования их теоретических основ накладывалась начиная с 60-х годов относительно самостоятельная, в структурно-логическом аспекте более конкретная и даже на какой-то ступени хозяйственно-эмпирическая проблема "хозяйственного механизма": научная литература по этой проблематике не отрывалась от вопросов совершенствования общественной собственности и плановой системы хозяйствования, но давала немало критических идей и позитивных разработок в области форм их экономической реализации.
Нельзя, однако, забывать, что экономическая теория и экономическая политика при всей несомненной взаимосвязи в любых социальных условиях далеко не одно и то же. Перед государством, как и перед врачом, имеется набор средств и методов, и дело далее зависит от уровня знаний, выбора средств и умения владеть технологией их комбинированного применения. Конечно, ситуация меняется, если предлагаемые методы и средства негодны...
Третий этап (VII раздел 6-го тома) охватывает драматические годы проведения политики ускорения социально-экономического развития, перестройки, а затем (с 1990 г.) и отказа от плановой системы хозяйствования, перехода к рыночной экономике и осуществлению приватизации, приведшей к утрате государственной собственностью приоритетной роли в экономике, к изменению экономической системы. Этот период характеризуется калейдоскопически быстрой сменой не успевающих устояться представлений о воздвигаемом хозяйственном механизме. Западная переводная литература теснит отечественную. Да и в "запасниках" российской науки, собственно, ничего существенного и оригинального насчет бесплановой, рыночной экономики на основе частной собственности нет. Отказавшись от наработок в области сочетания планомерности и товарно-денежных отношений, она начинает приспосабливать западные теоретические и прикладные концепции приватизации к российским условиям, использовать "чертежи" реформирования плановой экономики идущих впереди по этому пути бывших социалистических восточноевропейских стран, особенно Польши.
Постепенно зреет понимание того, что российская переходная экономика имеет свои специфические черты. Они обусловлены прежде всего тем, что в отличие от западных стран, где приватизация проводилась при наличии частного сектора и конкурентно-рыночной среды, в России эти условия отсутствовали и переход к рыночной системе осуществляется от плановой экономики. Отсюда и возникла проблема разработки – причем, как говорят, с чистого листа – теории переходного периода от социализма к капитализму. Ни западная, ни советская экономическая наука какими-либо теоретическими аналогами такого рода не располагала.
Специфика России состоит и в серьезных конкретно-исторических особенностях, выражающихся в высокой степени концентрации производства и обобществления экономики, в едином огромных масштабов народнохозяйственном комплексе страны со сложившимися хозяйственными связями на основе специализации и кооперирования производства, межотраслевых и межрегиональных отношений, с большим удельным весом топливно-энергетического комплекса, а значит, и с сильным фактором так называемых естественных монополий, с гигантским военно-промышленным комплексом, с неблагоприятными во многих регионах условиями ведения сельского хозяйства. Однако общепризнанной теоретической российской модели, учитывающей указанные факторы, современная научная литература, как и государственный официоз, пока, к сожалению, не имеет.
Шестой раздел последнего тома посвящен конкретно-экономическим и региональным исследованиям в СССР. Первые, касающиеся наиболее крупных из многочисленных отраслевых экономик, в условиях планового хозяйства превратились в весьма разветвленную систему главным образом прикладных, а также теоретических разработок по специфике отраслей (технологического, организационного, социально-экономического и управленческого порядка в их взаимосвязи). Рассматриваемые экономики (которые развивались также и как особые учебные дисциплины, преподававшиеся в вузах и средних специальных учебных заведениях) включали не только микроэкономические проблемы отдельного предприятия, объединения (фирмы) данной отрасли, но и проблемы, близкие к макроэкономическому уровню ("мезоэкономика"), поскольку отрасли организационно, формировались и находились как единое целое в сфере централизованного планового управления и государственного финансирования. Отсюда и обширная научно-прикладная литература по экономике промышленности, сельского хозяйства, транспорта, непроизводственной (социальной) сферы. Такого рода работы не рассматриваются даже в крупных западных трудах (учебниках) по истории экономической мысли.
III
При всем том, что западная экономическая теория (экономикс) все больше ориентируется на разработку путей рационального и эффективного распределения ограниченных ресурсов для удовлетворения растущих потребностей, она как-то отмежевывается, "очищается" от отраслевой проблематики. Видимо, в условиях рыночной экономики отраслевое хозяйствование сводится к хозяйствованию в объединениях фирм, выпускающих однородную продукцию, и описывается общей микроэкономической теорией, ее разными разделами* [Нет в западных "Историях экономической мысли" и отражения специальных работ по таким межотраслевым экономикам, как статистика, бухгалтерский учет, демография, экономика природопользования, экономика труда. Хотя, например, переведенная у нас в 1996 г. книга (учебник) "Современная экономика труда: Теория и государственная политика", по словам ее авторов Р. Дж. Эренберга и Р.С. Смита, является плодом 25 лет преподавания и исследований].
Впрочем, ограничение истории экономической мысли историей общей экономической теории, политической экономии, – традиция не только западной, но и советской экономической литературы. Конечно, с развитием собственно экономической теории определяется методологическая база всей системы экономических наук, всех ее разветвлений, хотя можно говорить и об их взаимодействии, поскольку политическая экономия (экономическая теория) питается соками реальной экономики через конкретно-экономические исследования и обобщает результаты последних.
Стержневая позиция, роль "законодателя моды" принадлежит общей экономической теории не только, так сказать, в "пространстве", на поле экономической науки как системы экономического знания, но и во "времени", в историческом разрезе. Возникновение первых теоретических разработок в XVII в. положило начало экономической науке как самостоятельной отрасли науки вообще. Но у экономической мысли более древняя история.
Авторский коллектив ВИЭМ с самого начала руководствовался той концепцией, что экономическую мысль следует показать с ее зарождения, когда она еще не обрела самостоятельной формы. И в нашем издании эта установка реализована в 1-м томе. Из всех же западных историков экономической мысли заглянул в предысторию политической экономии только, пожалуй, один – Й. Шумпетер. Сильной стороной его фундаментального труда "История экономического анализа" (вышел посмертно в 1954 г., в СССР были изданы две главы в сборнике "Истоки". Вып. 1, 2. М., 1989, 1990) является выяснение влияния древней и средневековой философской мысли на экономические суждения (Аристотель, Платон, Фома Аквинский). Но экономические фрагменты фактически не вычленены и не отделены в нем от философских взглядов различных мыслителей, ученых, политических, государственных деятелей и т.д. В 1-м томе нашего издания такая работа в какой-то мере была проделана. И в других томах мы стремились, во-первых, не оставлять без внимания экономическую мысль, находящуюся как бы за пределами политической экономии, во-вторых, не смешивать ее с неэкономическими работами, взглядами, положениями, в-третьих, расширять географию описания и комментирования всемирной экономической мысли в области как политической экономии (экономической теории), так и конкретно-прикладных дисциплин, включая в сферу анализа специфику преломления основных направлений мировой науки в ситуациях разных регионов мира. Именно этой целью продиктован и анализ с аннотированием научных исследований советскими экономистами конкретной экономики зарубежных стран – капиталистических, социалистических и развивающихся (III раздел 6-го тома), структуры и ключевых концепций экономической мысли зарубежных социалистических стран Европы, Азии и Кубы, а также участия ученых бывших союзных республик в развитии общесоветской и национальной экономической мысли как в области общей теории, так и в решении прикладных региональных проблем. Что касается истории самой политической экономии – ядра экономической мысли, то она, как известно, может подаваться двумя способами – "историческим" и "логическим". Открытие этих способов идет от Гегеля. О них говорит Ф.Энгельс в своей рецензии (1859 г.) на книгу К. Маркса "К критике политической экономии", характеризуя его способ (метод) рассмотрения истории и одновременно критики всей предшествующей политической экономии как "логический", который вместе с тем отличается от "исторического" только освобождением от его "исторической формы" и от нарушающих его "случайностей". "С чего начинает история, с того же должен начинаться и ход мыслей..."* [Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 497. В предисловии к русскому изданию известной на Западе книги (учебника) М. Блауга "Экономическая мысль в ретроспективе" (М., 1994) говорится о том, что "историческое" и "логическое" направления в изображении истории экономической мысли (точнее – экономической теории) разделились лишь после выхода в свет упоминавшейся уже работы Й. Шумпетера, от которой только и берет-де начало "логическое" направление. В качестве единственного примера продолжения применения такого подхода называется популярная на Западе, выдержавшая четыре издания "Экономическая мысль" М. Блауга (4-е изд., 1984 г.). Таким образом, Марксу не только отказано в пионерском применении этого метода, но вообще быть отнесенным к представителям "логического направления". Указывается и причина этого – "критический" анализ Марксом всей пред шествующей политической экономии во имя обоснования собственной концепции, а именно теории прибавочной стоимости. Конечно, это не аргумент, ибо в истории экономической мысли, особенно при логическом способе ее изложения, когда в качестве критерия научного обогащения мысли применяется современное, последнее по времени состояние экономической теории, критически "преодолеваются'' одно за другим все предшествовавшие доминировавшие направления и именно с точки зрения становления и развития современной экономической теории, как с некой наблюдательной вышки, оценивается вся предшествующая история экономической мысли на всех этапах ее продвижения, восхождения к "вершине" сегодняшнего дня. Это мы найдем и у Й. Шумпетера, и у сторонника логического метода М. Блауга, который предваряет свою книгу такой фразой: "Перед вами критическое исследование теорий прошлого... Критика предполагает наличие критериев оценки, и мои критерии – это мерки современной экономической теории" (указ. соч. С. 1)].
М. Блауг рассматривает соотношение исторического и логического в понятиях "релятивизм" и "абсолютизм". Релятивистский подход видит каждую отдельную теорию в контексте своей эпохи – как отражение ее специфических условий. Абсолютистский следит только за строго интеллектуальным развитием предмета, которое он рассматривает как неуклонный прогресс от ошибки к истине (см.: Блауг М. Указ. соч. С. 2). С позиций абсолютизма, например, теория ценности (цены) А. Маршалла выше теории стоимости А. Смита, а научная ценность последней рассматривается лишь с той стороны, с какой в ней имеются отправные пункты перехода к концепции А. Маршалла. Здесь очевидно, что будут совершенно иными характеристики вклада трудовой теории стоимости А. Смита в теорию прибавочной стоимости, что и показывал в "Теориях прибавочной стоимости" Маркс. Продолжая этот ход рассуждений, можно, видимо, заключить, что с точки зрения кейнсианства и современного монетаризма тоже по-разному представляются роль и место неоклассики в прогрессе экономической мысли...
Крайняя абсолютизация логического подхода в изображении истории экономической мысли грозит, как мы думаем, по крайней мере двумя следствиями, наносящими ущерб полноте и объективности научного воспроизведения реальной картины исторического полотна. Во-первых, возможна утеря принципа историзма, специфики эпох, их актуальной и, как всегда бывает, противоречивой проблематики, волновавшей общественное сознание. Отражение действительной истории экономического развития общества в мыслительных категориях, в понятиях науки может быть потеснено историей "филиации" идей. Известная самостоятельность развития теории (без чего ее, конечно, нет как особого феномена) превращается в форму ее изолированного самодвижения, отрывается от объективного исторического процесса. Во-вторых, открывается возможность выбора, продиктованного субъективными вкусами и крайне остро политизированной идеологической позицией, в качестве эталона одного из многообразных направлений "современной экономической теории", приложения его в качестве мерки в селективной фильтрации историко-экономического архива и одновременного "выбрасывания" из мирового потока экономической мысли ее крупных ветвей. В-третьих, совершенно очевидна возможность оправдания историей определенной версии "современной" экономической теории, представления этой версии как некой "абсолютной идеи", к которой стремилась изначально экономическая мысль.
Надо сказать, что ни у кого из крупных историков политической экономии (экономической теории), прокламирующих логический подход, нет фактически его "чистого" применения в крайней форме. Есть, скорее, разные варианты "единства логического и исторического", соединения того и другого подходов с разной степенью и в разных формах абстрагирования от реального многообразия экономических концепций. Но что бесспорно проявляется, причем не в мелких деталях, а в крупных решениях, в принципиальных схемах структуры состояния, в том числе и современного, экономической науки, так это определенные идеологические позиции авторов и некоторые характерные, на наш взгляд, не лучшие, скорее сомнительные традиции, которые не разделяются и не поддерживаются в ВИЭМ и в противовес которым проводится принципиально иная методологическая линия.
а) Марксистское экономическое учение во всех западных крупных работах, охватывающих конец XIX и XX в., представлено лишь в каких-то границах одним К. Марксом, при этом, как правило, только отрицательно, критически, с очень слабым позитивным раскрытием содержания и особенно общефилософской и специфической методологии экономического анализа. Марксом замыкается не только ряд классиков политической экономии, обычно открываемый А. Смитом, но на Марксе (в некоторой мере на Дж. Ст. Милле) в этих трудах обрывается и традиция трудовой теории стоимости. Дальше, согласно западной версии истории всемирной экономической теории, генеральная линия ее развития, опираясь на А. Смита, отчасти на Д. Рикардо и Ж. Сэя, идет уже на основе не трудовой теории стоимости, а маржиналистской теории предельной полезности и производительности. Поэтому из истории экономической мысли вообще выпадает вся огромная марксистская экономическая литература, в ней фактически нет места ни Ф. Энгельсу, ни К. Каутскому, ни Г.В. Плеханову, ни Р. Гильфердингу, ни В.И. Ленину, ни Р. Люксембург, ни Н.И. Бухарину, ни другим известным теоретикам марксизма и советской экономики.
б) Полное пренебрежение в западных трудах по истории экономической мысли выражено к русской экономической науке* [В ряде зарубежных работ по истории экономических учений упоминались лишь Посошков, Бакунин, Кропоткин, Нечаев (см.: История русской экономической мысли. Т. I. Часть первая. М., 1955. С. 27–28)]. Отчасти это можно понять как нежелание признавать западными экономистами даже оригинальные теоретические концепции, такие, как "политическая экономия трудящихся" Н.Г. Чернышевского, или же как то, что в России действительно не получил вообще широкого распространения маржинализм, хотя именно известный русский политэконом М.И. Туган-Барановский пытался одним из первых и своеобразно решить задачу синтеза теории трудовой стоимости и теории предельной полезности, а русский экономист-математик и статистик В .К. Дмитриев тоже работал в этой области и дал первые разработки метода межотраслевых балансов.
В нашем издании экономическая мысль России начиная с IX в. представлена во всех (за исключением 5-го) томах.
в) Издаваемые на Западе "Истории экономической мысли", даже самые богатые и глубокие по содержанию, полностью игнорируют 75-летнюю историю советской экономической науки. Конечно, экономисты-советологи ее не обходили* [См. 5-й том ВИЭМ, гл. 10 "Экономические концепции советологии: этапы и дискуссии"], но это делалось фрагментарно и в теоретико-политическом плане. Речь же идет о направлении и этапе в развитии всемирной экономической мысли, и прежде всего ее теоретической части. Сам по себе этот примечательный факт дает серьезный повод для размышлений.
Советские экономисты и с целью критики, и для ознакомления с опытом организации хозяйствования углубленно изучали социально-экономические процессы, особенно новые явления в экономике капиталистических стран и в их мирохозяйственных отношениях (см. III–IV разделы 6-го тома). Было получено немало собственных, самостоятельных общетеоретических и более конкретных выводов в рамках политической экономии капитализма, в изучении его современных особенностей, закономерностей, сдвигов в пропорциях народного хозяйства, в структуре совокупного (валового) общественного продукта, в исследовании форм и методов растущего обобществления, государственного регулирования экономики, стимулирования научно-технического прогресса и т.д.
Крупные и еще более обширные исследования велись в области теории советского хозяйства, а затем политической экономии социализма, в сфере конкретных экономик. И это не случайно, ибо в плановой экономике появились новые, неизвестные капиталистическому хозяйству объекты экономического анализа и встали проблемы, не освещенные и вряд ли разрешимые в рамках западных экономических концепций, пусть даже и самых современных. Это вопросы, касающиеся централизованного планирования и управления всем народным хозяйством в условиях, когда в государственном секторе производилось 90% совокупного (валового) общественного продукта, соотношения плановых и рыночных регуляторов в условиях общенациональной и кооперативной собственности, определения степени разработки механизма самостоятельного хозяйствования государственных предприятий, форм самоуправления трудовых коллективов, источников и каналов их самофинансирования, социально-экономической эффективности производства на макро- и микроуровне, а также методы определения и обеспечения оптимальной пропорциональности в общественном производстве в увязке с ростом благосостояния населения, проблемы управления дифференциацией доходов, соотношением распределения по труду и из фондов общественного потребления и др.
Игнорирование не только сейчас, когда в России происходят изменения в общественно-экономическом строе, но и в течение многих десятилетий всего Монблана советской отечественной литературы означает лишь две вещи. Первое: исключение этой литературы вообще из того круга теоретических разработок, который подпадает "под юрисдикцию" критериев (мерок) современной экономической теории. Второе: такая характеристика советской политической экономии, несомненно, имеет идеологическую основу и неразрывно связана, конечно, с тем, что она создавалась и развивалась на основе марксистской методологии. А это означало признание: а) формационного подхода к ее предмету; б) трудовой теории стоимости, а не теории предельной полезности, не маржинализма в качестве исходного основания и не теории прибавочной стоимости в качестве главного содержания политической экономии капитализма, в том числе современного; в) политической экономии социализма как науки, изучающей становление, функционирование и развитие плановой системы народного хозяйства, покоящейся на общественной собственности на средства производства, в противоположность рыночно-капиталистической системе, основывающейся на частной собственности на средства производства.
Такая политическая экономия (экономическая теория) противостоит, несомненно, всем направлениям современной западной экономической мысли (представленным обобщенно в учебниках "Экономикс"), прежде всего ее главному на сегодня методологическому кредо – монетаризму, но не современной экономической теории вообще, потому что сама она является, как бы к ней ни относиться по существу содержания, составной частью этой теории, понимаемой как мировое явление* [Наши западные коллеги, подчеркивая свою приверженность объективному анализу, свободе от идеологии и политики, обычно укоряют советских экономистов-теоретиков в идеологической зашоренности, предвзятости и исполнении государственно-политических заказов. Доля истины в этом есть. Но здесь не вся истина. По поводу идеологии в отличие от М. Блауга лауреат Нобелевской премии Г. Мюрдаль думал так: "Беспристрастная общественная наука никогда не существовала и логически не может существовать", потому что под влиянием идеологии производится выбор проблем для исследования, выбор ответов на эти проблемы и всегда имеется "эмоциональная окраска" общепризнанных фактов; консультации экономистов, даваемые политикам, всегда носят отпечаток "ценностных суждений", которые неизбежно предполагаются, например, самой экономической теорией благосостояния" (цит по: Блауг М. Указ. соч. С. 655–656)].
"Всемирная история экономической мысли" исходит из концепции, что от классической политической экономии А. Смита – Д. Рикардо отпочковались и "пошли в рост" две ветви: одна – марксистская, сохраняющая традицию трудовой теории стоимости, другая – маржиналистская. Переименование второй ветви Джевонсом и Маршаллом в общее для разных ее "отростков" название "экономикс" не вывело, несмотря на смену вывески, ее из-под рубрики "политическая экономия". В лоне политической экономии обе ветви существуют и по сей день, несмотря на потери, которые понесла марксистская политическая экономия в результате кризиса мировой социалистической системы и распада СССР. Теория не юридический документ, который политическим решением можно объявить недействительным. Но при любом исходе советская экономическая наука, в составе которой была не только политическая экономия, но и конкретно-экономические дисциплины, накопила некий отечественный потенциал, который не следовало бы, тщательно не разобравшись в его содержании, хоронить.
В 6-м томе рассказывается об истории создания этого потенциала. Этот рассказ ведется в сложное, трудное время. Авторы сознательно уходят от оценок "хорошо" или "плохо", "лучше" или "хуже" в отношении тех или иных идей по разным причинам. Во-первых, пришлось бы оторваться от реальной ситуации тех лет. Во-вторых, надо было бы выбирать определенный "критерий истины". Мы ушли от этого отчасти из-за стремления дать как можно более полную картину поля, на котором разыгрывались полемические баталии. В-третьих, мы хотели избежать рекомендаций, как "следует быть" с решением той или иной проблемы в современной науке. Пусть эти решения подскажут жизнь и таланты новых самостоятельных ученых.
Все это значит, что в изложении истории советской экономической мысли мы отказались идти чисто логическим путем, применяя скорее "единство исторического и логического" с акцентом в данном случае по неслучайным мотивам на принцип конкретного историзма.
Возможно, читатель проявит снисходительность, найдя в книге, особенно в 6-м томе, избыток описательности, кое-где аннотационный характер информации. Мы сознаем этот недостаток нашей работы. Слишком велико было желание собрать все заслуживающее внимания из научных публикаций за последние более чем полвека советской истории и истории ряда других стран. Новые авторы, стоя на наших плечах и учтя наш опыт, сделают, несомненно, эту работу глубже и логически четче, а может быть, и вообще по-иному.
История продолжается...
Что касается финансовых проблем, с которыми мы столкнулись при издании 6-го тома, то они были разрешены исключительно благодаря Российскому гуманитарному научному фонду (РГНФ). В конце 1994 г., когда наши надежды выпустить последний том шеститомного издания почти иссякли, нам удалось выйти на конкурс, объявленный РГНФ, и получить грант на завершение подготовки книги в 1995 г. Рукопись 15 декабря 1995 г. была предъявлена экспертной комиссии Фонда, который и предоставил издательский грант. На его основе между Фондом и издательством "Мысль" был заключен договор о выпуске 6-го тома объемом 50 печатных листов (книги I). Главная редколлегия ВИЭМ и издательская группа по проекту-75 благодарит Российский гуманитарный научный фонд за его спонсорскую деятельность. Издание книги II тома материально поддержал экономический факультет МГУ.
Мы весьма признательны редактору издательства "Мысль" Ольге Сергеевне Рябухиной, которая помогала нам преодолевать барьеры минувшего десятилетия, а также бывшей заведующей редакцией литературы по мировой экономике Татьяне Александровне Воскресенской.
В.Н. Черковец