Особого внимания и обрядового оформления требовали процедуры, совершаемые с младенцем впервые - первое купание, первое укладывание и т.п.
Первое купание новорожденного происходило в день родов; иногда только что появившегося на свет малыша лишь обмывали и затем уже купали "набело" (Покровский Е.А. С. 82-87). В воду часто добавляли предметы, которым приписывались магические свойства, прежде всего очищающие и укрепляющие. Некоторые из них употреблялись при первом купании. Например, распространенным можно считать обычай бросать в воду монетки ("по состоянию родителей"), чаще всего серебро. Монетки бросали родители, а повивальная бабка, обмывавшая младенца, забирала их себе "за труды". Серебро должно было обеспечить чистоту кожи и одновременно способствовать будущему достатку новорожденного. Другие предметы, например череду и соль, добавляли с лечебными целями в воду для купания в течение некоторого времени. Первое - как популярное средство от кожных заболеваний, от второго должны были быстро "твердеть косточки", оно же защищало младенца от "уроков". Иногда в воду при первом купании добавляли хлеб, несколько капель водки, яйцо, стеклянные вещи (возможно, имея в виду чистоту и блеск стекла), а также испытанное средство от всех бед и напастей -святую воду, правда, некоторые полагали, что в данном случае ее употреблять не годится, так как не окрещенный еще ребенок "нечист". Для усиления христианской защиты в воду капали воск с зажженной свечи. Таким образом, очевидно, что при купании использовали предметы, популярные в родовспомогательной практике. Обычно местом первого купания у русских центральных и северных областей страны была баня, где и проводил вместе с матерью первые дни своей жизни новорожденный. Для смывания послеродовой грязи и укрепления здоровья малыша повитуха в нежарко натопленном помещении слегка парила младенца, похлопывая его веником. В южных областях и частично в центральных купание - и первое, и последующие, происходило в русской печи или же просто в теплой избе. В дальнейшем в русских семьях считали необходимым купать новорожденных в течение первого месяца 1-2 раза в неделю, до года - 2-3 раза, а после года - один раз в неделю.
Время первого укладывания в колыбель зависело во многом от условий проживания семьи, количества детей, спокойствия малыша; кроме того, во многих семьях не считали возможным класть ребенка в колыбель до совершения над ним таинства крещения. Первое укладывание также сопровождалось обрядовыми действиями, от которых зависели здоровье и спокойствие новорожденного. В соответствии с местной традицией выбирали дерево для люльки. Жители Порховского уезда Псковской губернии делали ее обязательно из еловой лучины, в Пошехонском уезде Ярославской губернии - из березы или ели - "чтобы ребенок крепче спал"; определенное дерево нужно было выбрать и для очепа - жердочки, на которую вешалась люлька. В Череповецком уезде Новгородской губернии его делали из березы, а в Шенкурском уезде Архангельской губернии - из сосны,
513
еловый же очеп, по мнению жителей этих мест, мог стать причиной того, что ребенок "покроется коростой". В качестве подстилки на дно люльки клали солому.
В колыбели младенцу предстояло существовать отдельно от матери, и поэтому следовало особенно тщательно оградить его от порчи и тем более подмены "нечистой силой". Колыбель и все, что в нее должно было быть положено, в том числе и ребенка, кропили святой водой, в изголовье люльки вырезали или намазывали смолой крест, окуривали ее ладаном, клали его внутрь или вешали на ниточке. При укладывании произносили, например, такие слова: "Господи, благослови! Дай Бог святой час. Пошли Господи Ангела своего хранителя сохранить Николая от злого духа и усыплять его спокойным сном (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1085. Л. 11. Орловская губерния и уезд). В Поречском уезде Смоленской губернии для спокойствия новорожденного в люльку при первом укладывании клали "краец" хлеба, приговаривая: "Как хлеб лежит на столе тихо, так чтобы спал мой ребенок" (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1643. Л. 8). Если малыш был еще некрещенный, то на люльку вешали крест, который затем надевали на него при крещении. Но употреблением христианской атрибутики заботливые родители не ограничивались. Для защиты от нечистой силы в зыбку клали колющие предметы, например ножницы, а для спокойствия и крепкого сна - щеть для льна, свиной хрящ - пятачок, в голову сон-траву.
Основным питанием новорожденного с первых дней его жизни было грудное молоко. Специалисты-врачи, занимавшиеся до революции проблемами ухода за новорожденными, отмечали, что при общерусской традиции кормления младенцев в раннем возрасте грудным молоком, статистика показывает некоторые различия в сельской местности и городах. Лишение грудничков материнского молока в деревне было редкостью. Иная картина наблюдалась в городах, особенно столичных. В 1870-х годах, по данным двух детских больниц, в Москве грудным молоком матери вскармливалось 78,64% детей, кормилицей - 7,34%, смешанным способом - 3,87%, искусственным - 10,15%. В Петербурге две трети детей в возрасте до года получали молоко матери или кормилицы, треть - кормились искусственно (Покровский ЕЛ. С. 266).
Время первого кормления несколько различалось. В некоторых местностях ребенка прикладывали к груди в день родов, считая молозиво полезным для здоровья малыша, но чаще дожидались, когда придет молоко. Перед кормлением грудь обмывали, предпочтительно святой водой, и первой обязательно давали правую грудь - "чтобы не был левшой".
Кормление грудным молоком русские матери считали наиболее полезным для детей в первый год их жизни. В обычных условиях грудь давали при проявлении ребенком признаков голода, а также при беспокойстве, плаче - для его успокоения. В то время, как в дворянских семьях, особенно в среде высшего дворянства, было принято приглашать кормилицу с первого дня рождения ребенка, крестьянские женщины при недостатке своего молока употребляли разбавленное коровье, избегая кормить своих детей молоком другой женщины. Более того, они относились к этому с суеверным страхом и прибегали к чужой помощи лишь в крайних случаях.
Сразу по рождении ребенок получал соску - разжеванный черный хлеб (реже белый, баранки), завернутый в тряпочку. Эта соска служила не только питанием для новорожденного, но, и по распространенному убеждению, излечивала от грыжи. Для "крепости и здоровья" в соску к хлебу добавляли соль.
Прикармливать ребенка начинали с 5-6-й недели, иногда и раньше, сначала разбавленным коровьим молоком, и затем жидкими кашками, тюрей из хлеба и баранок. Для искусственного кормления использовали "рожок" - коровий рог, на который надевался сосок коровьего вымени. Раннее искусственное докармливание объяснялось прежде всего занятостью женщин на работе, особенно в летнее время.
514
Кормление грудью продолжалось 1,5-2 года, или как чаще говорили в народе "три поста" (учитывались Великий и Успенские посты), реже - "шесть постов", если считать все посты года. В крестьянских семьях строго соблюдали религиозные запреты в питании, лишь для грудных детей (как и для тяжелобольных, и то с разрешения священника) делалось исключение. Полуторагодовалый срок грудного кормления был установлен когда-то православной церковью и многие верующие крестьяне считали грехом давать ребенку скоромную пищу на "четвертый" пост.
Отлучение от груди часто сопровождалось специальными обрядами, знаменующими возрастной переход в жизни ребенка, возможно выход из младенчества и окончание непосредственной связи с кормилицей-матерью. Ребенка сажали на стол, на которых клали хлеб-соль. Мать давала ему лепешку (лепешку и яйцо -Пензенская губерния, Инсарский уезд) и, "прощаясь" с малышом, говорила: "Дай Бог от груди отстать, а к хлебушку пристать" (Орловская губерния и уезд), "Возьми, Господи, младенца Петра на свои хлеба" (Пензенская губерния); при этом читали заговор "от тоски, от сухоты" (Олонецкая губерния). Иногда последнее кормление происходило на пороге (Орловская губерния, Малоархангельский уезд). В день отлучения от груди гадали о будущем ребенка. Для этого клали перед ним предметы, символизировавшие определенный род занятий и смотрели, что он возьмет. Возьмет деньги - будет торговать (или будет богат), книгу - будет тянуться к знаниям, ножик - будет хороший мастеровой, хлеб - вырастет отличным крестьянином. Выбравшая ножик девочка станет умелой стряпухой, веретено - пряхой. Иногда матери заказывали в этот день специальный молебен. Чтобы ребенок легче отвыкал от груди, ее мазали сажей или чем-либо горьким, "обманными" способами показывали отсутствие груди, пугали "букой", прячущейся за пазухой и т.д.
Среди обрядовых действий, совершаемых над младенцами, нужно выделить обряд первого подпоясывания- Встречался он хотя и не повсеместно, но достаточно широко для того, чтобы рассматривать его как особый сюжет русской обрядовой традиции. Заключался этот обряд в том, что крестная мать (изредка - бабка-повитуха) в предназначенный для этого день приносила крестнику (крестнице) поясок, а иногда и другие предметы одежды - шапочку, рубашечку, а также подарки, и с пожеланием "быстро расти" и быть здоровым, подпоясывала его, после чего обычно следовало небольшое угощение. Обрядовое и временное выделение первого подпоясывания связано, по-видимому, с той особой функцией магической защиты, которой обладал, по мнению русского народа, этот обязательный элемент народного костюма (Кремлева, 1989. С. 251-254; Лебедева А.А. 1989. С. 231-236). Можно предположить, что таким образом народный обычай сохранял, хотя и в измененной форме, церковный обряд надевания пояса (как и креста) на окре-щиваемого младенца. Этот элемент чинопоследования таинства крещения в XIX в. уже вышел из практики православной церкви и сохранялся лишь в обряде крещения у старообрядцев.
Наиболее распространенной можно считать традицию подпоясывания на 40-й день после рождения, одновременно с принятием роженицей очистительной молитвы и "воцерковлением" окрещенного ранее младенца, до того он был "распоясан" (Тульская, Владимирская, Рязанская, Калужская, Смоленская губернии). Более того, иногда считали, что подпоясывать младенцев раньше этого срока - грех (Клинский уезд, Московская губерния). Однако оставлять младенцев дольше положенного срока без столь необходимого для человека оберега также казалось очень опасным. Если же по вине крестной такое случалось, она могла за это, видимо в результате Божьего наказания, "поплатиться смертью" (Рязанская губерния).
Иногда подпоясыванию приписывалась способность влиять на физическое
515
развитие ребенка. Правда, жители разных мест по-разному расценивали это влияние, что определяло обрядовую практику. Так, в Кадкиковском уезде Вологодской губернии ребенка не опоясывали до года, "чтобы не запоясать роста и прорезывания зубов", а в Велижском районе Смоленской области, всего "немного погодивши после родов", подпоясывали новорожденных с тем, "чтобы у низе животы не росли".
В некоторых местах первое подпоясывание приурочивали к определенным временным этапам младенческой жизни: прорезыванию первых зубов - "чтобы зубки легче шли" (Шенкурский уезд Архангельской губернии; Порховский район, Псковская область), через некоторое время ленточку или поясок могли и снять; а также к первым шагам (Духовщинский район, Смоленская область). Иногда традиция определяла и место исполнения действия. Так, в Клинском уезде Московской губернии его следовало совершать у печи.
В 80-е годы XX в. обрядовое подпоясывание еще сохранялось кое-где в сельской местности, но, как правило, оно уже не связывалось с какими-либо определенными сроками. Так, по обычаю, установившемуся в те годы в Воронежской области, крестная должна была при подпоясывании сделать крестнику богатые подарки, и поэтому время исполнения обряда во многом зависело от того, как скоро она сумеет должным образом подготовиться.
Первые попытки ребенка сделать самостоятельные шаги сопровождали действия, имевшие целью освободить ножки малыша от воображаемых "пут", препятствующих началу его самостоятельного хождения, и тем самым дать ему возможность "ходить шибко и скоро". Для этого кто-либо из взрослых должен был ножом, лучиной или, если их не оказывалось под рукой, просто пальцем сделать между детскими ножками (иногда перед ними) движение, имитирующее разрезание, отчего и само действие называлось "пута резать". Так же поступали в тех случаях, когда младенец долго не начинал ходить (Московская губерния). Некоторые же считали более действенным реально запутать ножки веревкой или ниткой и затем ее разрезать (Смоленская губерния, Духовщинский район). Магические действия с перерызанием диктовались и иными соображениями. В некоторых местах полагали, что ребенку мешает ходить страх и для того, чтобы "оттяпать робость", нужно провести перед ним по земле черту косой или ножом (Вологодская область, Вожегодский район) или же квашенным ножом ударить по полу два раза (Нижегородская губерния). С той же целью иногда "перерезали след", т.е. делали имитирующее перерубание движение рукой после каждого шага ребенка (РЭМ. Ф.7. Оп. 1. Д. 1768. Л. 5; АРГО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 12. Л. 56. Нижегородская губерния). С первыми шагами связывали и определенные приметы относительно будущего ребенка. Например, жители Шенкурского уезда считали, что, если он в первый раз пойдет в передний угол — жить будет, к порогу - скоро умрет (АРГО. Р. 12. Оп. 1. Д. 12. Л. 56).
Первый год жизни ребенка заканчивался обрядом первого пострижения (Рабинович. Очерки, 1978. С. 251). По русскому обычаю крестные в первую годовщину жизни выстригали крестнику прядь волос или же, как известно по материалам XIX-XX вв., две пряди крест накрест, затем его в первый раз стригли. При этом малыша сажали на шубу. Обряд первого пострижения сохранялся кое-где и во второй половине XX в. Но даже там, где уже не встретишь и воспоминаний о существовании такого обряда, родители твердо придерживаются правила не стричь волосы ребенку до исполнения года. На этом период собственно младенчества, когда новорожденный являлся лишь пассивным объектом забот взрослых, стремящихся сохранять и укрепить само его существование на земле, а также дать нужное направление дальнейшему развитию, заканчивался.
Из всего вышесказанного очевидно, что традиционная для русских культура родовспоможения сложилась и функционировала как постоянное и неразрывное
516
соединение практического опыта и религиозных воззрений. Разделить их при исследовании невозможно, более того, такие попытки привели бы к ошибочному пониманию жизни русского человека, особенно крестьянина. Религиозное мировосприятие было той основой, или скорее канвой, на которую накладывалось многообразное бытие человека и которая постоянно в большей или меньшей степени корректировала и ограничивала определенными рамками мысли и поступки мирянина. Влияние религиозного фактора было особенно ощутимо во всем, что касалось рождения и ухода за роженицей и новорожденным. Однако уже по исполнении ребенку двух-трех лет поведение взрослых определяли не только и не столько соображения религиозного характера, сколько задачи целенаправленного воспитания и постепенного включения ребенка в активную жизнь семьи и того социального окружения, к которому он принадлежал.
ПОХОРОННО-ПОМИНАЛЬНЫЕ ОБЫЧАИ И ОБРЯДЫ
Эти обряды занимают особое место в ритуалах семейного цикла. По сравнению с другими обрядами они более консервативны, так как отражают медленно изменявшиеся представления о смерти и взаимоотношениях живых и умерших. Кроме того, соблюдение установившихся ритуальных действий издавна считалось важным для судеб души в загробном мире, следовательно, было моральной обязанностью родственников по отношению к умершему. Выполнение этой обязанности контролировалось общественным мнением, а также убеждением, что душа покойного может наказать родственников, если что-то будет сделано не так. С ослаблением этих идей ритуал продолжал поддерживаться этическими нормами. Погребение и поминки рассматривались как особое событие, когда неуместно было проявлять чрезмерную бережливость и пренебрегать обычаями, даже теми, которые могли казаться ненужными и потерявшими смысл. Исправное исполнение похоронно-поминальной обрядности было знаком уважения к человеку, ушедшему из жизни.
Погребальный обряд русских XIX - начала XX в., каким мы знаем его по исследовательской литературе, архивным описаниям и полевым материалам складывался в течение длительного периода. В основе его лежит христианский (православный) похоронный ритуал, воспринявший и впитавший в себя многочисленные обряды и поверья, сохранившиеся от дохристианских традиций.
Языческий погребальный обряд Древней Руси, вытесненный православием, известен лишь в самых общих чертах. Как показывают археологические данные славяне знали трупосожжение, сооружали курганы и столпы (видимо, сооружения в виде небольшого дома на столбах), в которых ставились сосуды с костями, собранными на кострище. На погребальный костер или к могиле покойного доставляли в ладье или в санях; с мертвым клали в могилу его вещи. Погребение сопровождалось поминальным "пиром" и ритуальными играми и состязаниями -тризной. Еще в начале XII в. у вятичей сохранялся курганный обряд погребения (подробнее см.: Анучин; Рыбаков, 1987. С. 73-120, 393-398; Рабинович. Очерки... 1978. С. 254-268).
С утверждением христианства в жизнь вошел и новый, предписанный церковью погребально-поминальный обряд. Христианская обрядность категорически отвергала сожжение умерших. Хоронить следовало в земле, положив тело покойного "головою за запад". Но вместе с тем продолжали соблюдаться и многие дохристианские обычаи. Сочетанию христианских и языческих традиций способствовали общие идеи вероучения - вера в загробный мир, в продолжающуюся жизнь души и в необходимость заботиться о душах умерших родственников.
Важно подчеркнуть, что сохранение дохристианских верований и обрядов у
517
принявших православие русских неправильно толковать как двоеверие, т.е. как равноценность языческого и христианского мировоззрений. Соблюдались те языческие обычаи, которые не противоречили главным идеям христианства, не были направлены против основ вероучения. Оплакивание умерших, захоронение вещей с умершим в могилу, обильные поминальные "пиры" и даже пляски скоморохов на погостах - эти и другие народные традиции были нехристианского происхождения и порицались духовенством, но они не отрицали веру в Христа, в христианскую мораль, в необходимость церковных треб и т.д. Поэтому русские люди, сохранявшие в своей жизни обычаи, оставшиеся от предков, с полным основанием осознавали себя христианами. С течением времени дохристианские обряды и представления утрачивали силу или полностью забывались; многое из того, что было свойственно народному быту в XVII-XVIII вв., не говоря уже о предшествующих столетиях, в XIX в. оказалось утраченным. Тем не менее в XIX-XX вв. похоронно-погребальная обрядность русских сохраняла немало пережитков дохристианских воззрений. Эти пережитки славянского язычества были неодинаковыми в разных областях России, однако различия в обычаях не были столь значительными, чтобы можно было говорить о разных локальных вариантах погребально-похоронной обрядности.
Различия в похоронной обрядности наблюдались в разных социальных группах (крестьянство, купечество, дворянство), но и они, по крайней мере в XIX в., не носили принципиального характера. Важно подчеркнуть, что наиболее интенсивной жизнью и в полных формах обрядность жила в крестьянской среде. Иным, а в ряде случаев и существенно иным, погребально-поминальный ритуал становился тогда, когда русские отходили от православия. К концу XIX в. в русской среде получили распространение разного рода христианские секты. Немало течений, приведших к появлению сектантских по своей сути вероучений, возникло в старообрядчестве; некоторые секты появились в недрах православия или же были занесены из Западной Европы. Ниже рассматривается только похоронно-по-минальная обрядность русских, исповедовавших православие.
Несмотря на кажущееся обилие материалов, русская похоронно-поминальная обрядность и связанные с ней представления изучены еще мало. Задача этого раздела - показать ритуал в тех формах, в каких он жил в конце XIX в. Указание здесь даты для нас важно потому, что, несмотря на свой консерватизм и устойчивость, похоронно-поминальный ритуал к концу XIX в. претерпел заметные изменения (в основном за счет забвения или переосмысления целого ряда дохристианских традиций). Кроме того, хронологическая веха в описании позволяет нам в пределах четко определенного периода представить на конкретных примерах изменения, которые в итоге привели к сложению форм обрядности, характерные для современности.
Структура погребально-поминального ритуала проста и состоит из нескольких последовательных обрядов комплексов, а именно: 1) действия, связанные с предсмертным состоянием человека и в момент смерти, с одеванием покойника и положением его в гроб; 2) вынос из дома, отпевание в церкви, погребение; 3) поминки, которые после 40-го дня переходили в поминальные обряды, связанные с календарной обрядностью.
Пожилые люди готовились к смерти заранее. Женщины шили себе смертную одежду, в некоторых областях было принято задолго до смерти делать гробы или запасаться досками для гроба. Но для глубоко верующего человека главным считалось подготовить себя к этому последнему жизненному шагу духовно, т.е. успеть сделать необходимые дела для спасения души. Богоугодными делами почитались раздача милостыни, вклады в церкви и монастыри. Также благочестивым делом считалось прощать долги. Очень боялись внезапной смерти ("в одночасье"); в каждодневную молитву входили слова "Упаси, Господи, всякого
518
человека умереть без покаяния". Умереть дома, среди близких, в полной памяти, по представлению русских, было "благодатью небесною". Около умирающего собиралось все семейство, ему подносили образа (иконы), и он каждого благословлял особо. Если больной чувствовал себя очень плохо, то приглашали священника для исповеди; рассказав о своих грехах, умирающий получал от него прощение от имени Иисуса Христа.
Нередко больного соборовали. Соборование (елеосвящение) - одно из семи таинств православной церкви, которое совершалось над больным. При елеосвящении, так же как и при покаянии, отпускались грехи. Существенное действие елеосвящения виделось в облегчении телесных и духовных скорбей. В русской православной церкви вошло в обычай совершение елеосвящения, как правило, одним священником (Булгаков, 1913. С. 1274). Ритуал состоял в смазывании освященным деревянным маслом (елеем) лба, щек, губ, рук и груди умирающего при чтении молитв. Соборование совершалось в присутствии родственников и зашедших проститься к умирающему односельчан. Во время таинства они стояли с зажженными свечами в руках. Для обряда стол накрывали скатертью или грубой холстиной и на него ставили глиняную чашку с хлебным зерном, в которое втыкались семь лучинок и семь свечек. Соборовать старались в церковный праздник, чтобы все, кто желал помолиться об умирающем, могли придти к нему. По окончании ритуала все кланялись в ноги умирающему и говорили "Прости меня Христа ради". Потом целовали его. Больной, если был в силах, первым просил прощения. Верующие считали, что перед смертью необходимо причаститься и сознаться во всех грехах. "Без соборования нельзя рассчитывать на прощение грехов".
Но в некоторых местностях народ придавал соборованию совершенно несвойственное ему значение, считая принявших это таинство и оставшихся после этого в живых нечистыми. Их старались избегать. Такому крестьянину не разрешали сеять в поле; он должен был никогда не есть мяса, не пить вина. Про таких говорили, что "он живет не своей жизнью, заел чужую жизнь". Крестьяне должны были после соборования "ходить в темном, не иметь отношений с женщинами". Поэтому "молодых даже при самых тяжких болезнях старались не соборовать". Чаще, однако, встречаются сообщения, позволяющие думать, что во второй половине XIX в. "это суеверие вывелось и соборуются почти все больные старухи" (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 69. Владимирская губерния). Такие взгляды характерцы для жителей всех губерний.
После исповеди умирающий прощался с семьей и родственниками и давал наказы. Для родных и окружающих очень важно было получить от умирающего прощение за обиды, когда-то, возможно, причиненные ему. Выполнение наказов умирающего считалось обязательным: "Гневить покойного нельзя, принесет несчастье оставшимся на земле".
Если человек умирал быстро и безболезненно, верили, что душа его попадет в рай, а если перед кончиной тяжело и долго мучился - значит, грехи так велики, что ему не миновать ада. Родные, видя, как мучается умирающий, старались помочь душе покинуть тело. Для этого они открывали дверь, окно, печную трубу, ломали конек на крыше, поднимали верхнюю слегу в крыше дома. Повсеместно ставили чашку с водой, чтобы душа, отлетая, омылась. Умирающего полагалось класть на пол, подстелив солому. Умереть на печи считалось большим грехом.
Когда наступала смерть, родственники начинали громко причитать. Надо заметить, что причитания были широко распространены на Руси (Русский Север, Смоленская, Московская и Рязанская губернии, Сибирь и др.), в некоторых местностях существовали особые плакальщики, как правило женщины, которых специально приглашали. Предполагалось, что умерший все видит и слышит. Содержание причитаний было произвольным, все зависело от красноречия
519
плакальщицы. Борьба с этим обычаем велась в России на протяжении многих веков. В 1551 г. обычай оплакивания покойника был осужден постановлением Стоглавого собора. Но в начале XVIII в. Петру I пришлось еще раз официально запретить плакать на похоронах лиц царского дома (Этнография восточных славян. С. 414). Тем не менее и Петра I после смерти оплакивали плакальщицы. Записи причитаний в XIX в. зафиксировали богатейший пласт народной поэзии. В крестьянской среде этот обычай дожил до наших дней. В текстах причитаний, кроме жалостливых и добрых слов об умершем, могли прозвучать и слова о собственной судьбе плакальщицы (Барсов. Причитания... Т. 1). Так, в причитаниях вдова-невестка могла рассказать, как плохо с ней обращаются родные мужа; дочь, оставшаяся без матери, могла пожаловаться на злую мачеху. Причитания исполнялись в течение всего похоронного обряда, а также в поминальные дни, включая годины и родительские субботы.
С наступлением смерти все было направлено на приготовление умершего к похоронам. Эти действия во многом носили религиозно-магический характер. Прежде всего, умершего должны были обмыть (Кремлева, 1980. С. 21-30). Издавна, как было принято, мужчину обмывали старики, женщину - старушки, но уже к середине XIX в. обмыванием в основном занимались только женщины. В каждом селении были старушки, которые обмывали покойников, получая что-либо из одежды покойного - сарафан, рубашку или платок. Часто обмыванием занимались бедные люди. Нередко обмывальщиками были повивальные бабки, например в Смоленской, Тверской, Новгородской губерниях, вдовы или незамужние девушки, отличающиеся набожностью и давшие обет безбрачия. Обмыть покойного считалось богоугодным делом: "трех покойников обмоешь - все грехи отпущены будут, сорок покойников обмоешь - сам безгрешным станешь". По обычаю, известному в Пермской губернии, женщина, обмыв и обрядив умершего, должна была сама обмыться и переодеться. В некоторых местностях Нижегородской губернии ее даже боялись приглашать на поминки и относили ей поминальную еду на дом. При обмывании часто присутствовали близкие родственники покойного, которые громко причитали. Обмывала одна женщина, а две ей помогали. Обмыть тело старались быстро. При этом читались молитвы. Умершего клали на пол, предварительно подстелив под него солому (или какую-либо ткань). Мыли теплой водой с мылом. Расчесывали волосы гребнем или щепочкой от гроба. Все предметы, использованные при обмывании, уничтожались: солому сжигали или спускали по воде, или бросали в ров; расческу выбрасывали или клали вместе с покойным в гроб, горшок из-под воды разбивали, бросали подальше на первом перекрестке. Мыло или клали в гроб, или пользовались им позже только в магических целебных целях, воду выливали в места, где люди обычно не ходили, или на костер, в котором сжигалась солома.
О погребальной одежде в отличие от свадебной или праздничной источники содержат мало сведений. По имеющимся материалам, в XIX-XX вв. существовали следующие разновидности одежды, в которой хоронили. 1) Одежда венчальная (брачная). Многие люди, в особенности женщины, сохраняли всю жизнь одежду (часто только рубаху), в которой они венчались. Было широко распространено убеждение, что брачное одеяние (брашно) надо беречь, ибо в нем следует ложиться в гроб. В Бежецком уезде Тверской губернии даже в ходу была поговорка: "В чем венчаться, в том и скончаться". 2) Одежда праздничная, т.е. та, которая при жизни надевалась в праздничные дни. 3) Одежда повседневная, в которой человек умер или носил ее перед смертью. 4) Одежда, специально приготовленная для похорон (Маслова, 1984. С. 85 и др.).
Готовить себе одежду для похорон было обычаем широко известным. "Смертный узел" или "смертную одежду" запасали заранее. Приготовленная для погребения одежда отличалась способом шитья, покроя, материалом, цветом. Умерших
520
одевали не так, как живых. Рубашка, надеваемая "на смерть", не застегивалась ни на пуговицы, ни на запонки, а завязывалась тесьмой или суровыми нитками. При шитье погребальной одежды на нитках не делали узлов. Нитку полагалось вести от себя; в некоторых местностях иглу держали левой рукой, а ткань не разрезали ножницами, а разрывали. Иногда заготовленную "на смерть" рубаху не заканчивали, оставив, например, невырезанными ворот и другие детали, которые "завершали" уже после смерти человека его близкие. У крестьян материал для похоронной одежды и в XIX в. оставался домотканым и лишь в конце столетия стал постепенно вытесняться фабричной тканью. Смертная одежда длительное время сохраняла старинный покрой и традиционные формы, уже вышедшие из моды.
Существовало много вариантов похоронной одежды в разных местностях России. Но в основном женский костюм состоял из белой холщовой рубахи с длинным рукавом и белого сарафана. На голову женщинам повязывался белый платок, а замужним под платок полагался еще и повойник (волосник). В некоторых областях умершую зажиточную женщину одевали в белую полотняную рубаху и в яркий цветной сарафан, а бедную - в печатный сарафан - из простого полотна, окрашенного в синий цвет и украшенного узорами, "отпечатанными" особыми штампами. Мужчину одевали в белую рубаху и штаны. Брюки и пиджак в качестве похоронной одежды появились не ранее второй половины XIX в. И мужчин, и женщин в некоторых местностях подпоясывали. Обувь имела большие локальные различия: от "специальных смертных лаптей", сплетенных особым способом, до валенок - даже если хоронили летом. Саван был распространен достаточно широко, хотя и не повсеместно. Покойников обыкновенно клали в гроб в саванах, сшитых из холста.
После обмывания и "обряжения" покойного клали на лавку в передний угол, зажигали лампадку перед иконами и начинали молиться. Вообще с момента смерти и до самых похорон (хоронили, как правило, на третий день) над покойным читались молитвы специально приглашенными читальщиками. Их поили чаем и угощали ужином; на столе стоял мед, иногда разбавленный водой. Около умершего обязательно кто-нибудь сидел, его не оставляли одного, "боясь, чтобы бес не залетел и не испортил усопшего". Верили, что покойный слышит все, что делается вокруг. Так, в Рязанской губернии утром, на другой день после смерти, хозяйка пекла ржаную лепешку, несла ее к умершему с причетами: "Сударик батюшка (если умер глава семьи) на-ка тебе лепешечку позавтракать, ты у меня вчера не ужинал, а сегодня не завтракал". В некоторых местах на второй день после смерти на божницу ставили чашку с водой и блином или с куском хлеба. Этот кусок хлеба через сутки подавали нищим, а воду выливали за окно. Так продолжалось сорок дней. Пока покойный лежал дома, ночью читали молитвы.
Когда наступала смерть, сразу же оповещались все родственники и односельчане. Услышав, что кто-то умер, все, чужие и родные, спешили в дом, где лежал покойный, и каждый что-нибудь нес, чаще всего свечи. В течение всего времени, пока покойник лежал под иконами, к нему приходили родственники, в том числе и из других деревень, а также односельчане, чтобы проститься. Богатых в церковь и на кладбище провожало множество народа. На похороны бедняков принято было идти с приношениями - холстом, свечами, деревянным маслом, ржаной или пшеничной мукой, которые отдавались родственникам усопшего - на помин души. Ссужали и деньгами - для оплаты похоронных расходов; участвовали в похоронах и конкретными действиями: одни рыли могилу, другие обмывали тело, третьи шили саван. Неимущих и безродных хоронили и поминали на средства всего общества.
Таким образом, смерть односельчанина становилась событием в жизни всей деревни и касалась не только самых близких, но и всех окружающих. Родные не оставались со своим горем наедине.
521
Гроб обычно начинали делать в день смерти, как правило, посторонние люди. В XIX в. в крестьянской среде гробы не обивали и не красили. На Русском Севере, в Забайкалье и в некоторых других местностях были распространены гробы не сколоченные из досок, а "долбленные из колоды", т.е. сделанные из цельного дерева; к концу XIX в. из колоды делали гробы только детям. Часть мелких стружек от гроба стелилась на дно, иногда его устилали листьями от березовых веников или сеном; подушку набивали сеном или куделью, поверх стелили холст или белую ткань. Некоторым покойникам в гроб клали предметы их занятий: портному - лоскут материи, иглу, нитки; сапожнику - обрезки от сапожного товара, дратву и вар; извозчику - кнут, вожжи и пряди волос, выдернутых из гривы и хвоста лошади; земледельцу - разные семена; детям - любимые игрушки. Бывало, что клали трубку и кисет с табаком, веник, чтобы было чем попариться в бане на том свете. Некогда полагали, что на том свете покойному все понадобится.
Перед тем как положить в гроб покойного, гроб окуривали ладаном. День похорон обычно назначал священник. Хоронили, как правило, днем. Без священника или дьякона покойника не клали в гроб, потому что следовало окропить умершего святой водой и окурить ладаном, а это мог сделать только священнослужитель. Умершего выносили из дома обычно утром, чтобы поспеть в церковь к обедне. Но иногда покойного приносили туда к вечеру, и последнюю ночь гроб с ним стоял в церкви. При похоронах состоятельных людей на дом приглашали священника и церковнослужителей (причт), которые сопровождали умершего вплоть до могилы. Обряд с участием духовенства назывался в ряде губерний похоронами с подъемом или с выносом. Такие похороны далеко не все могли себе позволить. Бедные семьи обходились и без участия причта в обряде. В таких случаях гроб окуривала ладаном обмыва л ыцица или читальщица.
День погребения был особенно насыщен обрядовыми действиями и проявлением горя. По традиционным представлениям, умерший в этот день прощался со всем, что окружало его при жизни - с домом, двором, деревней. За священником посылали лошадь. Прибыв в дом, священник служил над покойным литию, окроплял пустой гроб святой водой. Затем в него, в присутствии священника клали умершего. При выносе в избу набивалась вся деревня, все громко плакали. По представлениям крестьян, чем больше провожающих, и чем громче плач, тем почетнее похороны. Плакать в голос и причитать следовало каждое утро в продолжение девяти дней. В день похорон соседи приносили свечу, а также две копейки или совок ржаной муки. Все это поступало в пользу церкви. В некоторых местах перед тем, как нести гроб в церковь, близкие родные умершего повязывали священника и всех родственников мужского пола длинными холщевыми полотенцами. Гроб с покойным несли на себе, а если храм был далеко, везли на лошади, которую по обычаю близ церкви распрягали.
При выносе тела совершалось много магических обрядов. Выносили умершего обязательно ногами вперед. Так, в Калужской губернии, в д. Пучкове, до начала XX в. гроб выносили не на улицу, а по "проулку" на задворки и уже оттуда направлялись в церковь. Делалось это для того, чтобы покойный не нашел дорогу домой. С этой же целью похоронная процессия часто останавливалась у первого перекрестка, где гроб оборачивали по солнышку три раза. Называлось это "путать следы". В некоторых местах, например в Вологодской губернии, когда хоронили хозяина дома, вслед гробу бросали рожь, пшеницу или какое-нибудь другое зерно, чтобы и без главы семьи продолжал хорошо родиться "хлеб". Причитания сопровождали гроб с покойным до самой церкви. В некоторых местностях женщины, окружив гроб, припадали к его бокам и громко рыдали. Во время причитаний многие просили покойного передать привет в "тот мир" и сообщить об их житье-бытье умершим ранее родственникам (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 213. Л. 4. Вологодская губерния).
522
При похоронах богатых людей вынос из дома, как и из церкви на кладбище, часто сопровождался колокольным звоном. По представлениям многих верующих, колокольный звон — это глас Господень, и он может вызволить из ада душу умершего. Поэтому, если человек умирал такой смертью, что по правилам церкви нельзя было за него молиться, то покупали колокол для какой-либо церкви или делали вклады на его покупку. Если церковь была далеко, покойного иногда отпевали дома, хотя это считалось нарушением правил. После отпевания (дома или в церкви) покойного везли или несли на кладбище. В разных местностях оно называлось по-разному: погост, буйво, могильник, кладбище. Если кладбище было далеко, то умершего провожали чаще всего только близкие родственники. Нести гроб на руках было знаком уважения к умершему. Нередко гроб несли на носилках или везли на санях, телегах. В Вологодской губернии в любое время года (летом и зимой) покойного везли на дровнях. Эти дровни оставлялись на погосте, в поле, лесу.
После отпевания в церкви священник, если его просили, сопровождал гроб до места погребения. Здесь похоронную процессию ожидали мужчины, копавшие могилу. Глубина могилы могла быть не более трех аршин - за этим строго следили священники. Ширина ее была до 3/4 аршина, а длина зависела от роста умершего. Могилу полагалось рыть перед самыми похоронами; когда яма была готова, "копальщики" оставались подле нее, стерегли могилу "от беса". У могилы священник по заказу родных усопшего еще раз совершал литию. Внутри могилу кадили. Затем гроб закрывали и на полотенцах (веревках) медленно опускали в яму и ставили на поленья или прямо на землю. В могилу бросали деньги, "чтобы душа имела чем заплатить за перевоз ее на тот свет", "чтобы было чем откупиться от греха"; рассказывая о похоронах некоторые просто говорили, что так было заведено. Все участники похорон бросали в могилу горсть земли. Этот обычай был распространен повсеместно. Могильный холм обкладывали дерном. Во многих местах около могил сажали деревья: берёзы, ветлы, липы, тополь, иву, рябину и т.п. В Ярославской губернии для того, чтобы скорее зазеленела могила, ее обсыпали овсом. На могилы ставили деревянные кресты. На Севере, в Нижегородском крае и в Прикамье сохранялась древняя традиция водружать над могилой столб с подобием домика наверху. Зажиточные люди сооружали над погребением часовни. Для городских кладбищ в XIX в. стали типичными и каменные надгробья.
После погребения снова служили панихиду, а затем покидали кладбище. Во многих губерниях поминовение совершали на могилах сразу после погребения: на могиле расстилали скатерть или кусок холста, на которые клали пироги, ставили мед, кутью. Нищим подавали хлеб и блины.
Русский обычай предписывал подавать на похоронах так называемую милостыню (дары) ради умершего - "в знак памяти". Тот, кто брал милостыню, должен был молиться за покойного. По народным представлениям, до страшного суда участь умерших могла измениться. Если совершать поминовение умерших в домашних молитвах и в церкви (отправление панихид, заупокойных обеден, сорокоустов), то грешники могли освободиться от вечных мучений. Считали также, что заупокойный колокольный звон мог вызволить погибшую душу из ада. По народным верованиям, душу грешника можно спасти ("вымолить"), если постоянно молиться в течение сорока дней после смерти. Интересен обычай "тайной милостыни": для поминовения души умершего в течение трех-сорока дней ночью тайно клали с внешней стороны окна или дверей, как правило, бедного дома хлеб, два-три яйца. Некоторые люди незаметно приносили соседям или бедным людям деньги, ситец, платки, восковые свечи т.п. Те, кто обнаруживал такие дары понимал, что нужно помолиться за безымянного. "Тайную милостыню" клали и у колодца, и на церковное крыльцо. Эта милостыня по народному представлению
523
считалась самой угодной Богу: верили, что за нее Бог мог простить души самых отъявленных грешников.
Обычно в день похорон или на поминках (особенно на 40-й день) лицам, пришедшим в дом помолиться, давали деньги, а родственникам умершего дарили его вещи. Если умирала женщина, дарили подшальники, платки или куски материи, а если мужчина - то носовые платки или кусок ткани "на рубашку". Милостыню получали и все те, кто каким-то образом участвовал в похоронном обряде и соприкасался с покойным. Люди, которые молились и отпевали, получали деньги, те, кто нес гроб - полотенца. Копальщикам доставались полотенца, на которых опускали гроб в могилу; тем, кто обмывал покойного, давали что-нибудь из его вещей. Родственники, сопровождавшие похоронную процессию, по дороге на кладбище раздавали детям конфеты. Церковь получала в дар полотенце, которым был обернут крест, а также холст или платок, лежавший на крышке гроба.
В Ярославской, Владимирской, Костромской, Нижегородской, Новгородской, Пензенской, Оренбургской губерниях широко бытовал обычай подавать милостыню, называемую "первая встреча". Суть обычая в следующем. Во время выноса покойника женщина из числа его родственниц брала хлеб, кусок холста, длиной в два-три аршина, нитку и подавала эти вещи первому встречному человеку ради поминовения умершего. Мужчина, ведущий лошадь с гробом к церкви подавал, вынув из-за пазухи, кусок холста (примерно в один аршин) или что-либо печеное. Многие считали, что подавая "первую встречу", выражали тем самым пожелание, чтобы душу покойника встретили на том свете так же хорошо и ласково, как они встретили первого человека (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1785. Л. 5. Владимирская губерния).
После выноса покойного оставшиеся дома женщины мыли полы. В некоторых местностях считали необходимым вымыть также стены, лавки и всю посуду. Участники похоронной процессии, вернувшись с кладбища, обычно мылись в специально натопленной бане (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 32. Л. 68. Владимирская губерния).
Умершую девушку наряжали как невесту. Считали, что души непорочных, незамужних девиц попадали сразу в рай, вот почему их называли Христовыми невестами. Похороны девушки обставлялись празднично, покойницу одевали в лучшее платье, светлой расцветки, украшали цветами, как невесту к венцу. Несли гроб девушки, одетые тоже в праздничные платья. Молодого неженатого парня хоронили также в праздничной одежде, иногда в картузе.
По всей России в отношении людей, умерших неестественной смертью (самоубийцы, опойцы, утопленники), традиционный похоронный ритуал соблюдался не полностью. Такое отношение к людям, погибшим по своей воле (вине) или по воле случая, основано на христианских предписаниях. Самоубийцу не отпевали, не взирая на то, что он мог быть самым близким человеком (отцом, сыном, мужем). По самоубийцам никогда не делали поминок. Поминать их даже дома при молитве, по народным убеждениям, считалось грехом, не говоря о церкви. Самоубийц не полагалось хоронить на кладбище (Подробнее см.: Зеленин, Очерки...).
После погребения обязательно устраивали поминальный стол. Во время ритуальной трапезы в день похорон присутствующим раздавали подарки. Так как в народе поминками обычно назывались действия, приуроченные к 9-му и 40-му дням, то точнее будет сказать, что в день похорон в доме умершего устраивался обед. Сегодня принято думать, что раньше на русских похоронах много пили. Но в действительности все обстояло иначе. В некоторых местностях в день похорон бывало и по сей день бывает очень мало выпивки. За обедом в день погребения водку если и подавали, то немного (не более двух-трех стопочек). Обилие крепких напитков в этот день считалось неуместным. В некоторых районах вообще появление водки и пива на столе, накрытом для пришедших с кладбища людей, относят ко времени после гражданской войны. Женщины, читавшие молитвы, как
524
правило воздерживались от спиртного. Поминальный обед в день погребения не следует путать с поминками сорокового дня, годовыми поминками и специальными родительскими субботами, когда действительно бывало много пива, вина и еды. Обильные поминальные угощения своими корнями уходят в далекое языческое прошлое, напоминая о ритуальной роли опьяняющих напитков. Обязательными ритуальными блюдами на обеде в день похорон были кутья, мед, каши, овсяный или клюквенный кисель, в некоторых районах - рыбные пироги, блины. Звали помянуть всех, кто участвовал в похоронах. Богатые люди приглашали к себе домой весь причт. Священник, входя в дом, служил панихиду, потом благословлял стол с едой и только после этого садился. В народе считалось, что "один священник на обеде заменяет 10 старцев" (людей, посвятивших себя религиозному служению, отошедших от мирской жизни). Как правило, собиралось много народу, поэтому обед устраивался в два-три приема. Вначале угощали служителей церкви, читальщиков, обмывалыциков и копальщиков, родных и близких. Стол накрывался дважды - до панихиды и после ухода причта. Нередкими бывали случаи, когда приходилось уставлять кушаньями стол и в третий раз. Широко бытовало поверье, что покойный невидимо присутствует на поминках; поэтому на время поминального обеда оставляли за столом место для покойника, клали для него ложку (иногда под скатерть) и ломоть хлеба.
Начинался поминальный стол обязательно с кутьи, приготовлявшейся в разных губерниях по-разному: из разваренного риса или ячменя с медом. В Архангельской губернии кутью делали из "красного меда", растворенного в теплой воде, без примеси вареной пшеницы и других семян (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1466. Л. 20. Рязанская губерния; АРГО. Р. 1. Оп. 1. Д. 48. Л. 3. Архангельская губерния). В разных губерниях, уездах, волостях, селах, деревнях можно было наблюдать множество различий в поминальной еде. На Севере обязателен был рыбный пирог, В Рязанской и Московской губерниях сразу после кутьи подавали блины. После обеда ставили чашу с медом, разведенным в воде или браге. При этом "духовными" пелись "покойные" стихи. В конце обеда членам семьи покойного пелось "многолетие". В Тульской губернии, когда подавалась чаша, при всеобщем молчании в завершение обеда пели "Вечную память". В других местностях трапеза обязательно завершалась ржаным или овсяным киселем. Еда готовилась в зависимости от того, на какой день приходились похороны (постный или скоромный). В скоромный день подавали жаркое из телятины, холодец, молочные каши, яичницу, в постный - похлебку из сухих грибов с постным маслом, соленые грибы, пшенную кашу с постным маслом (или без него), кисели. Сладкие пироги (нарезанные кусками) готовили в любой день. Как упоминалось, кутья, мед и овсяный кисель были обязательными кушаньями на поминальном столе. Корни этого обычая уходят в далекое прошлое. По окончании обеда все расходились по домам. На этом заканчивались обряды собственно погребального ритуала и начинались поминальные обряды.
Поминовение по усопшим родственникам справляли на 3*, 9, 20 и 40-й дни, в годовщину и в праздники. Поминовение выражалось в служении панихид и поминаниях на литургиях, посещении могилы, в поминальных обедах и раздаче милостыни. В некоторых местностях на могилы ходили каждый день в течение шести недель. Состоятельные люди служили каждодневные обедни в продолжении 40 дней. Отмечая поминки, верили, что в 9-й, 20-й, 40-й дни после смерти душа невидимо прилетает домой и иногда дает знать о себе, может даже показаться, поэтому во все эти дни старались ее ублажить. Очевидно, некогда полагали, что душа сорок дней пребывает дома или посещает дом. О таком представлении говорит известный в ряде губерний обычай ставить на божницу на следующий день
___________________________
* Если покойник еще не был захоронен или похороны состоялись на второй день.
___________________________
525
после смерти чашку с водой и блином или куском хлеба. Этот хлеб через сутки подавали нищим, а воду выливали за окно. Так, продолжалось сорок дней (АРГО, материалы по Владимирской, Вологодской, Костромской, Калужской, Новгородской, Разанской, Тульской и другим губерниям).
Необычайно сильна была вера в то, что поминания облегчают страдания умершей души. 9-й и 20-й дни отмечались очень скромно, в семейном кругу. Более зажиточные заказывали в эти дни обедню в церкви, а бедные приходили с кутьею к священнику и просили отслужить по умершему панихиду. В эти дни варили кутью из риса или пшеницы с медом, патокой или сахаром, пекли пироги (богатые из пшеничной муки, бедные - из ржаной) и затем разносили пироги и кутью по деревне, в городе - по соседям, предлагая помянуть умершего. Посещали кладбище, подавали нищим милостыню. На кладбище рассказывали покойному о своей жизни, жаловались, как им плохо без него.
Особой сложностью обрядовых действий и торжественностью выделялся 40-й день после смерти, так называемые сорочины, когда, по народным представлениям, душа посещала дом в последний раз. Во многих местах все действия, проводимые в этот день, назывались проводами или окликанием души. На 40-й день приглашалось много народу и делался обильный стол. В основном обряд 40-го дня в разных губерниях проходил по единому сценарию: обязательно посещали церковь, если она была в пределах досягаемости, потом шли на могилу умершего, а затем дома устраивался обед.
Но, конечно, в каждом уездном городке, селе, деревне имелись свои местные особенности. Так, в Калужской губернии в этот день приносили в церковь пирог с изображением лестницы из теста для того, "чтобы по ней душа взошла на небо". Потом все шли на обед. К обеду собирались все жители деревни, включая малолетних. Священник или дьякон, отслужив панихиду, выходил из избы за ворота, за ним выходил весь народ, молился Богу на восход солнца и кланялся три раза на церковь. Потом близкие родственники, держа сосуды с киселем в руках, оплакивали умершего с причитаниями. Кисель тут же отдавали малолетним, а взрослые приглашались к столу. В Рязанской губернии вечером накануне 40-го дня в доме покойного собирались молебные старушки и молились всю ночь. Утром шли в церковь. На поминки приходили все, кто мог. У ворот ставили столы с киселем, сытою (мед, разведенный в воде) и ложками. Подходя по очереди, все отведывали поминание, а ложку забирали с собой на помин души. После этого накрывали стол в доме: клали пирог, ставили жареную курицу и, прочитав литию за упокой души, садились за стол "провожать душу покойного". В некоторых местностях Рязанской губернии по окончании панихиды дома все родственники брали с собой блины, другую снедь и шли на ближайший перекресток, где, положив три земных поклона, ели блины и раздавали их собравшимся людям, в том числе и детям. В Новгородской губернии на "сорочины" женщины причитали на кладбище, приглашая умершего домой. Остававшиеся дома, встречали вернувшихся так, будто с ними пришла домой и душа умершего. Когда садились за столы, то для нее оставляли на столе свободную ложку. По окончании обеда устраивали "проводы души", для этого выносили стол на улицу, ставили на него чашку с пивом; если приходил священник, то служил литию перед столом, затем все отправлялись к кладбищу, женщины шли впереди и причитали, а мужчины следовали за ними молча. Пройдя с четверть версты, участники процессии делали земной поклон и возвращались домой.
Было принято заказывать по умершим заупокойные литургии: очень бедные заказывали 3-5 обеден, богатые - 10, 20,40 (так называемые сорокоусты). Обычно, когда на 40-й день совершалась заупокойная литургия, родственники умершего приносили с собой в церковь еду. Так, в Устьсысольском уезде Вологодской губернии в церковь приходили с "лукошком", наполненным пирогами (шаньгами,
526
сочнями, рыбниками), чаем, сахаром, которыми угощались после обедни причт и церковные сторожа в доме священника или псаломщика. Оставшееся от трапезы делилось между членами причта. В конце заупокойной литургии многие имели обыкновение раздавать присутствующим просфоры. Разломав на мелкие кусочки, их подавали со словами: "Помяни раба Божьего такого-то". В старину был обычай выходить на двор и кричать, чтобы криком проводить душу на тот свет. Этот интересный обряд проводов души до наших дней сохранился в Пермском крае (АРГО. Р. 15. Оп. 1. Д. 28. Л. 3. Калужская губерния; Р. 33. Оп. 1. Д. 24. Л. 89. Рязанская губерния; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 699. Л. 13. Новгородская губерния; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 385. Л. 6. Вологодская губерния; Кремлева, 1980. С. 27-29).
Такие же обряды совершались и на годовщину смерти, только чаще без причетов. Если церковь была расположена далеко от деревни, то обрядовые действия проходили на деревенском кладбище и дома. Считалось необходимым и важным прочитать псалтырь по умершим родителям и родственникам. На такие поминки приглашалась вся деревня, средств на угощение не жалели. Как и у других народов, сороковины демонстрировали сплоченность и единство не только членов семьи и близких, которых связывало кровное родство и свойство, но и всего коллектива (деревни, части села, по сути дела - общины). На поминки приходили все односельчане, по крайней мере те, кто хорошо знал покойного.
Но на этом не прекращалось поминание умершего. В православной традиции есть ежегодные общие поминальные дни: суббота мясопустная, по-народному "суббота перед сырной (масленной)" неделей; суббота Троицкая - накануне праздника Пятидесятницы; субботы "родительские" - в Великий пост (недели 2, 3,4-ая), Радуница (вторник Фомной недели) и Дмитриевская суббота (перед 26 октября). Поминовение умерших в Дмитриевскую субботу ведет свое начало в русской церкви с 1380 г., когда оно было установлено Дмитрием Донским в память русских воинов, погибших в борьбе с татарами, и посвящается главным образом поминовению вообще воинов, "на брани живот свой положивших". С этим поминовением воинов соединилось и обычное осеннее поминовение всех усопших. В русскому быту поминовения и посещения кладбищ были обязательны. В Родительские субботы все верующие варили кутью, пекли пироги, заготавляли поминальные "книжки-поминания", наполняли припасами целые корзины и шли поминать "родителей". Священники после службы кадили над каждой могилой. Родственники покойных относили часть припасов причту, нищим. Обрядовым кушаньем, приготовлявшимся в эти дни, были и блины. В Архангельской губернии соблюдался такой обычай: после семейной молитвы, совершавшейся дома, присутствующие подходили к столу, на котором лежали пироги и яйца, и минут пять стояли в полном молчании, не прикасаясь к кушаньям, - считалось, что в это время едят умершие. По воспоминаниям очевидцев, в родительские субботы в разных местностях России люди двигались на кладбище с целыми возами пирогов.
Покойных оплакивали на могилах и в храмовые праздники. В с. Борисове Новгородской губернии Череповецкого уезда на храмовый праздник народ нес в церковь деревянные рученьки (ведерко с крышкой). В рученьках находилась кутья из медовой сыты, разваренного ячменя или пшеницы. Ведерки ставились на специально приготовленный большой стол в здании храма. К каждому из них прикреплялась зажженная восковая свеча. На стол клали деньги на поминовение умерших. После обедни священник служил общую панихиду, затем народ разбирал рученьки по домам для тех, кто не смог прийти в церковь, чтобы и они помянули родителей (РГИА. Ф. 1022. Оп. 1. Д. 27. Л. 234. Новгородская губерния).
Поминовение предков являлось одним из основных компонентов русской масленицы. Следы весеннего культа предков прослеживаются в масленичной обрядности разных местностей. Суббота перед масленицей отмечалась как Родительская. В первой половине XIX в. обычай отдавать первый блин покойным
527
родителям или поминать их блинами, видимо, бытовал широко (Соколова, 1979. С. 48). В Тамбовской и других губерниях первый блин, испеченный на сырной неделе, клали на слуховое окошко "для родительских душ" (Снегирев, 1837. С. 120). Набожные женщины ели первый масленичный блин за упокой души. Жители Ярославской губернии ходили в Прощеное воскресенье на могилы к своим усопшим родителям и родственникам, объясняя, что, согласно Евангелию (Матв. Гл. б - 4 -2), покаяние и пост могут доставить спасение и прощение грехов только тогда, когда мы искренне примиримся со всеми ближними и от души простим им обиды, причиненные нам (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1830. Л. 26. Ярославская губерния). В Прощеное воскресенье был широко распространен обычай ходить вечером на кладбище "прощаться" с умершими родными (Тверская, Костромская, Рязанская, Вологодская губернии и т.д.). В Пензенской губернии в Красносл обо деком уезде в с. Лемина Поляна в Прощеный день собиралось по 10-20 молебных старушек, которые молча шли на кладбище. Там они три раза кланялись могилам, просили у родителей прощения, клали на могилы блины и уходили.
Поминовения умерших совершались так же с Пасхи и до Петрова дня. В первый день Пасхи во многих местах приходили "похристосоваться с умершими родителями", приносили яйца, пироги, низко кланялись могилам и говорили: "Христос воскресе!" Многие были уверены, что в этот день умершие все слышат. Яйца крошили на мелкие кусочки и разбрасывали на могилках. В церковь приносили сдобные пироги и после обедни, по выходе из церкви сразу же шли к могилкам разговляться. Любопытно замечание одной пожилой женщины: "Раньше, в старину, когда народ был праведный, придя на кладбище на восклицание "Христос воскресе!" можно было услышать и ответ от умерших, а теперь народ исплу-товался, так и не слыхать" (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 39. Л. 9. Владимирская губерния).
Радуница (Радовница, Радольница) - поминовение усопших после Пасхальной недели в понедельник, а в иных местах - во вторник Фоминой недели (т.е. первый вторник после Пасхальной недели). Игры, сопровождавшие праздник Радуницы, были запрещены церковью еще в XIV в. В связи с этим Радуница дошла до наших дней лишь как праздник поминовения умерших, причем в одних местах принято было ходить на кладбище, а в других - нет. В этот день в церкви служили панихиды, приходило много народу. После обедни бывала общая лития по усопшим, по окончании которой все возвращались домой. В домах к этому времени был приготовлен обед с выпивкой. В некоторых местностях Пермской губернии "под стол ставили несколько кушаний - они предназначались для скоропостижно умерших, утонувших, сгоревших, недостойных сидеть за общим столом". Накануне родительского дня вечером специально топили баню для умерших. В этот день в бане никто не мылся; считалось, что там невидимо для живых моются умершие (их души) (АРГО. Р. 29. Оп. 1. Д. 77. Л. 27. Пермская губерния; Кремлева, 1989. С. 305).
По представлениям крестьян, воскресший из мертвых Иисус Христос сошел в ад и освободил всех грешников. С этим народная этимология связывала название Радольница: в его основе якобы слово "радость". В Вологодской губернии на Радуницу в церкви бывало много народу, даже больше, чем в иные праздники. С собой приносили пироги и сосуды с пивом. Все это ставилось на время службы к алтарю. После службы большинство отправлялось на могилы помянуть усопших, т.е. разделить с ними трапезу, на могилах оставляли яйца. Девушки и женщины плакали и причитали у могил тех, кто ушел из жизни недавно. В Тульской губернии на Радуницу на могилах расстилали столешник (скатерть), ставили питье, блины, пироги, кутью, мед, яйца; по отслужении панихиды часть припасов раздавали причту, часть - нищим, а часть оставляли себе на поминовение умерших (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 338. Л. 3. Вологодская губерния; АРГО. Р. 42. Оп. 1. Д. 48. Л. 82. Тульская губерния).
528
В ряде областей России было в обычае поминать умерших в Семик (последний четверг перед Троицей). Этот обычай, видимо, имеет свои особые корни и первоначально связан с покойниками, которых считали недостойными кладбища (умершие неестественной смертью, опойцы, утопленники, самоубийцы и т.д.), их погребали вне кладбищ, иногда в особых местах. Об этом обстоятельно написал Д.К. Зеленин (Зеленин, Очерки...)- В Семик в Пермской губернии поминали умерших принесенными пирогами, окуривали могилы, пили пиво и брагу. На кладбище в этот день бывало много нищих. Им подавали оладьи, яйца и пр. В г. Соликамске городское духовенство с запрестольным крестом и хоругвями в сопровождении собравшегося народа шло из собора в кладбищенскую часовню и там совершало панихиду, поминая православных воинов, могилы которых сохранились на местах погребения погибших в ходе "завоевания" Сибири. По рассказам очевидцев, массовый выход на кладбище в те дни напоминал древние дохристианские славянские тризны. Этот обычай сохранялся до начала XX в. В одном из описаний конца прошлого века читаем: "Ни один день из поминальных, установленных церковью, не почитается как Семик - четверг перед Троицыным днем. Хотя церковью в этот день не установлено поминовение умерших, но, по установившемуся обычаю, совершается во многих приходах епархии, не исключая и некоторых городов. В этот день на кладбище собиралось много народу даже из смежных, если у кого-либо там были схороненные умершие" (АРГО. Р. 29. On. 1. Д. 6. Л. 9. Пермская губерния). В Вятской губернии люди, выздоровевшие от болезней незадолго перед Семиком, собирали в виде милостыни муку для печений, предназначавшихся для поминовения "в лесу заблудившихся, без вести потерявшихся, в реке утонувших". Из собранной муки в Семик рано утром пекли блины и булки. Сначала шли к обедне в церковь, потом отправлялись на кладбище, где все принесенное выкладывалось на разостланную рогожку и служилась панихида. После нее все кушанья с бесчисленными пятаками поступали в пользу духовенства (Магницкий. С. 34. (№ 25 и 258 - русские)).
Поминовение умерших совершалось и в Троицкую субботу. Традиция эта старинная, когда-то осужденная Стоглавым собором: "В Троицкую субботу по селам и погостам сходятся мужи и жены на жальниках (кладбищах) и плачутся по гробам умерших с великим воплем" (Стоглав, С. 309). Но впоследствии церковь объявила Троицкую субботу одной из родительских и она в народной традиции стала основной, наиболее распространенной поминальной субботой. Под Троицу, по утверждению жителей Тамбовской губернии, поминают "всех удушенных, умерших не своей смертью, порватых зверями". В с. Кривополянье до наших дней сохранился обычай топить баню под Троицу и после бани, одевшись в нарядную одежду, идти в церковь. После службы все отправлялись на кладбище и в прикладби-щенской часовне служили обедню, а потом расходились по могилкам родственников. На кладбище приносили с собой блины, яйца, окрашенные в зеленый или розовый цвет, пряники, конфеты. На могилки стелили скатерть и ставили стопку водки (полевые материалы автора). В Рязанском крае "ходили по своим могилкам и несли сплетенные из трав и живых цветов венки, а яйца красили в зеленый цвет березовым листом. Приносили с собой блины, пирожки, вина не полагалось". В Вологодской и Новгородской губерниях также плели и клали на могилы венки.
Подобных сведений, относящихся к разным губерниям и местностям России, можно привести много. Поминальная обрядность представляла собой самостоятельный цикл ритуалов, совершавшихся в течение года и затем в той же последовательности повторяющихся вновь. Эта обрядность соответствовала религиозным представлениям народа о душе и загробном мире. Она также несла в себе важную социальную функцию, подчеркивая тесную связь между ушедшими в иной мир и живыми.
Умершие не подвергались забвению. Обычаи и обряды поминального цикла
529
способствовали постоянному обращению к ним, посещению их могил, проявлению заботы об умерших в виде молений и особых трапез, а также ряда других обрядовых действий. Сохранение памяти об умерших и регулярное "общение" с ними являлись важным нравственным принципом, выражавшим убеждение народа в необходимости беречь родственные и соседские связи, на которых покоился сложившийся веками бытовой уклад.
В советское время похороны стали по преимуществу гражданским ритуалом, включившим в себя как почти обязательные элементы траурный митинг и музыку духового оркестра. Эти элементы сочетались с некоторыми проявлениями традиционной обрядности, более многочисленными и явственными в деревне. Сохранялся обычай устраивать после похорон поминальный обед, на котором произносились добрые слова об умершем. Соблюдались поминки на девятый и сороковой дни и в годовщину после смерти; значительная часть русского народа исключила из поминальных действий в эти дни традиции религиозного характера, и смыслом поминальных трапез стали теплые воспоминания собравшихся о близком человеке, ушедшем из жизни. При этом почти повсеместно как символ памяти об умершем на стол или какое-то другое место, нередко перед фотографией умершего, ставили стопку водки, накрытую куском хлеба.