|
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I. Путь из Камчатки в Калифорнию
Открытие Аляски
Первые русские у берегов Калифорнии
На юг за хлебом и тюленями
Глава II. В индейском плену
Навстречу опасностям
Экипаж шхуны пробирается сквозь тайгу
В глубь страны
К устью реки
Белые невольники
Вождь макахов сдержал свое слово
Глава III. Ново-Архангельск и форт Росс
Ситхинское лето 1810 года
Форт Росс
ВВЕДЕНИЕ
В конце XVI века началась эпоха великих русских географических открытий, внесшая огромный вклад в сокровищницу мировой науки.
До середины XVIII века несколько поколений русских землепроходцев, мореходов, географов, геодезистов, ученых, «промышленных людей» исследовали Сибирь, северную часть Тихого океана, северо-западное побережье Северной Америки от полуострова Аляски до Калифорнии.
Освоение Алеутских островов и Аляски открыло широкое поле деятельности для русских промышленников в Тихом океане.
В конце XVIII века сибирский купец Г. И. Шелихов, человек с широким государственным кругозором, «русский Колумб», как его назвал поэт Державин, основал на островах и Тихоокеанском побережье Северной Америки русские постоянные поселения.
Не только соображения личной выгоды руководили его смелыми поступками. Главной целью в освоении далеких земель он считал закрепление их за Россией и распространение русской культуры среди первобытных индейских народов.
Шелихов организовал постоянную промысловую компанию по добыче пушнины и многочисленные экспедиции, целью которых было составление карт, географическое описание новых земель.
В Америке были и другие русские промысловые компании, конкурировавшие между собой, на Аляске возникло большое число русских поселений. Правительство России, заинтересованное в дальнейшем процветании промысловых компаний на Дальнем Востоке, после смерти Шелихова создало единую Российско-американскую компанию. Этой компании было предоставлено право распоряжаться всеми промыслами и управлять новыми землями. Была намечена широкая программа дальнейшего изучения северо-западного американского побережья. Российско-американская компания организовала несколько кругосветных плаваний, из которых наиболее выдающимися были экспедиции И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского, В. М. Головнина.
Компания вела торговлю с Калифорнией, Гавайскими островами, Китаем, Соединенными Штатами Америки, Мексикой. В порт столицы Русской Америки - Ново-Архангельск - заходили корабли под флагами самых различных стран. Компания организовала на Аляске охотничьи и рыболовные промыслы, построила целый ряд промышленных, в том числе горнодобывающих, предприятий, а также создала земледельческие и скотоводческие хозяйства.
Освоение новых земель проходило в чрезвычайно трудных условиях. Суровый климат необжитого северного края, плохое сообщение с Россией, а вследствие этого и плохое снабжение продовольствием и самыми необходимыми товарами - все это преодолевалось благодаря необычайной энергии, самоотверженности и смелости простых русских людей. Позднее русские продвинулись довольно далеко на юг и основали свои поселения в Калифорнии. Российско-американская компания эксплуатировала местное население, но, в отличие от английских и испанских колонизаторов, русские не сгоняли индейцев с земли и не истребляли их, а старались торговать с ними, учить разным ремеслам, земледелию и грамоте.
Колониальная политика Англии и Соединенных Штатов Америки в середине XIX века создала угрозу русским владениям на северо-западном побережье американского материка. В 40-х годах Россия вынуждена была отказаться от своих владений в Калифорнии, а в дальнейшем, в 60-х годах XIX века, Аляска и Алеутские острова были проданы царским правительством Соединенным Штатам Америки.
ГЛАВА I.
ПУТЬ ИЗ КАМЧАТКИ В КАЛИФОРНИЮ
ОТКРЫТИЕ АЛЯСКИ
До середины XVIII века обширный район западного побережья Америки от Калифорнии до Северного Ледовитого океана оставался белым пятном на географической карте.
Первым походом русских к берегам Америки была экспедиция Ивана Федорова и Михаила Гвоздева в 1732 году. Гвоздев и Федоров составили карту северных частей азиатского и американского побережий пролива между Северо-Восточной Азией и Северо-Западной Америкой и дали их описание. Этот период был важнейшим в истории русских открытий в северной части Тихого океана.
Почти через десять лет корабли под командованием Витуса Беринга и Алексея Чирикова проложили морскую дорогу из Сибири в Америку. Открытие современной Аляски - громадной страны на северо-западе американского материка - принадлежит этим замечательным русским мореплавателям. От них были получены обширные научные сведения о природе и населении Аляски и прилегающих к ней островов.
Маршруты плаваний Беринга и Чирикова к берегам Аляски.
После плавания Беринга и Чирикова началось неуклонное продвижение русских мореходов, купцов и «промышленных людей» на восток от Камчатки вдоль Алеутских островов.
Несметные богатства, которые давал здесь промысел морского зверя, неудержимо влекли многих сибиряков за море, в неведомые земли, навстречу опасностям. Сибирские купцы не скупились на строительство кораблей, вербовку людей в промысловые артели и на организацию исследования новых земель, так как драгоценные меха морских бобров и котиков окупали сторицей любые затраты.
По мере истребления драгоценного морского зверя на ближайших островах промышленники продвигались в поисках новых лежбищ1 [Лежбище - место скопления морских животных на суше] все дальше на восток.
С местным населением - алеутами, эскимосами, индейцами - налаживались торговые отношения. Русские часто использовали местное население во время промыслов и рыбной ловли, так как оно имело очень большие навыки в этом деле. В конце XVIII века западные берега Северной Америки стали своего третьего кругосветного путешествия английский мореплаватель Джемс Кук достиг семидесятой параллели в Северном Ледовитом океане. Своим плаванием Кук указал дорогу английским купцам к пушным богатствам Тихоокеанского побережья Северной Америки.
В 80-х годах XVIII века несколько сильных и богатых, конкурировавших между собой русских купеческих компаний, подчинили себе пушной промысел на землях в северной части Тихого океана. Однако огромные расстояния, отделяющие Россию от этих земель, затрудняли их освоение. Необходимо было основать там постоянные поселения. Это сделал русский купец-промышленник Григорий Иванович Шелихов, организатор торговой компании в Иркутске, занимавшейся зверобойным промыслом. Он основал постоянное русское поселение в 1784 году на острове Кадьяк, тем самым сделав могущественной свою компанию и оттеснив соперников. Кроме того, наличие постоянных поселений упрощало исследование новых земель.
В дальнейшем небольшие русские артели обосновались и на соседних с Кадьяком островах, и на берегах материка.
Шелихов жил на Кадьяке два года. Его интересовал не только промысел, он проводил разнообразную исследовательскую работу, организовывал небольшие промышленные и кустарные предприятия, обучал местных жителей ремеслам, хлебопашеству и скотоводству. Шелихов понимал, что закрепление за Россией отдаленных американских территорий могло быть успешным лишь в результате освоения природных богатств и распространении русской культуры среди местных племен.
Весной 1786 года Шелихов должен был вернуться в Иркутск. Вместо себя он оставил на Кадьяке начальника русского поселения, которому настойчиво предписывал продвигаться постепенно на юг, в сторону испанской Калифорнии. Шелихов мечтал наладить торговлю со многими южными странами, выгодную для России.
Маршрут плавания Шелихова в северной части Тихого океана.
Многие из смелых планов Шелихова были претворены в жизнь в последующие десятилетия.
Используя остров Кадьяк как опорную базу, шелиховские артели промышленников в поисках новых, еще не оскудевших лежбищ морских бобров и котиков посетили устье реки Медной, залив Якутат и установили торговые отношения с индейцами.
В эти годы не только русские плавали у южных берегов Аляски, десятки иностранных судов посещали эти места.
Встревоженный сообщениями об участившихся плаваниях у берегов Аляски иностранцев, Шелихов посылал на Кадьяк длинные письма-инструкции. В 1791 году туда прибыл и обосновался там новый правитель русских владений в Америке Александр Андреевич Баранов, служащий компании. Это был умелый организатор, человек с железной волей и большим природным умом.
Новый правитель развил кипучую деятельность по исследованию близлежащих земель. Он организовал строительство небольших судов в новой Воскресенской гавани на Кенайском полуострове (здесь в 1793 г. было построено первое в Америке крупное русское судно - трехмачтовый корабль «Феникс»), наладил медеплавильное производство, по его распоряжению были построены различные промышленные и кустарные предприятия. Баранов стремился освоить район от залива Якутат до островов архипелага Александра, открытый А. И. Чириковым в 1741 году. Его увлекла мечта Шелихова об основании русских поселений в Калифорнии.
В 1799 году на одном из островов архипелага Александра, на острове Ситха (современное название - остров Баранова) русские промышленники с согласия местного индейского племени тлинкитов построили Архангельскую крепость.
Так были заложены основы заморских колоний России - Русской Америки, просуществовавшей вплоть до продажи ее Соединенным Штатам в 1867 году.
Между тем в Иркутске и Петербурге происходили важные события. Умер Григорий Иванович Шелихов. После его смерти наследники создали большую объединенную торговую компанию; это было вызвано жестокой борьбой с другими купеческими компаниями и необходимостью удержать наплыв английских и американских торговых кораблей на Аляску.
Русское правительство поддержало это начинание, и в 1799 году насильно объединило всех купцов, связанных с промыслами на Тихом океане, в одну Российско-американскую компанию, состоявшую «под высочайшим покровительством» царя. С этого времени компания стала единственным хозяином освоенных русскими районов Северной Америки. Помощь со стороны правительства, пушные богатства Аляски и дешевая рабочая сила были источником высоких прибылей, получаемых компанией. Компания вела торговлю с Китаем, Мексикой, Гавайскими островами, американскими и английскими купцами.
Населяющие Аляску народы принадлежат к двум группам: эскимоско-алеутской и индейской. Алеуты расселены на Алеутских островах и в западной части полуострова Аляска, южные эскимосы - далее на восток, вплоть до устья реки Медной. Эскимосы и алеуты были в то время охотника ми и рыболовами. Они имели кожаные лодки, приспособленные к плаванию по морю как в хорошую, так и в бурную погоду. Каяки, или байдарки, как их называли русские, были рассчитаны на одного-двух охотников, большие байдары - на несколько человек. Охотились эскимосы на морских бобров, нерп, сивучей, котиков и китов. Особым почетом в их среде пользовались китобои.
Алеутские байдарки.
К концу XVIII века алеуты и каняги (эскимосы Кадьяка) были закрепощены Российско-американской компанией. Эти два народа были обязаны добывать меха и исполнять другие работы для компании. Десятки и сотни алеутских байдарок направлялись на различные промыслы, часто находившиеся очень далеко от их родных островов.
Остальные эскимосы и индейцы, населяющие Аляску, остались свободными и с компанией имели только торговые отношения.
Побережье юго-восточной Аляски и многочисленные острова архипелага Александра населяли индейцы-тлинкиты, известные у русских под названием колюжей или колошей. Основным занятием тлинкитов было рыболовство. Они добывали лососевых рыб1 [к тихоокеанским лососям относятся: кета, горбуша, нерка, чавыча и кижуч], жили в бревенчатых домах, около которых высились «тотемные столбы»1 [тотем - этим словом принято называть животное или растение, которое считается родственным группе людей (роду) в первобытном обществе. Род называет себя по имени почитаемого животного или растения], покрытые резными, часто ярко раскрашенными фигурами, изображавшими животных и людей.
У индейцев, населявших земли от южных берегов Аляски до Калифорнии, была широко распространена торговля. Уже существовало рабство.
Племя тлинкитов, на чьей земле был расположен центр русских владений в Америке, было сильным и воинственным. Оно оставалось независимым до конца XIX века и доставляло немало беспокойств европейским поселенцам.
ПЕРВЫЕ РУССКИЕ У БЕРЕГОВ КАЛИФОРНИИ
В один из июньских дней. 1802 года на острове Ситха, в глубине Ситхинского залива, полыхало пламя, густой дым застилал прибрежные скалы. Сотни индейцев носились вокруг бревенчатой стены и на широком дворе крепости. Одетые в плащи из лосиных шкур и сукна, поверх деревянных доспехов с нагрудниками из железных полос, с лицами, ярко раскрашенными красной и черной красками, - они имели устрашающий вид. Стрельба из ружей, свист летящих стрел, треск горящих бревен, крики сражавшихся производили невообразимый шум.
Тлинкиты брали приступом Архангельскую крепость.
В течение нескольких часов около тридцати русских - защитников крепости - были уничтожены, остальные взяты в плен.
Три года существовала Архангельская крепость. Тлинкиты, убедившись в том, что русские намерены обосноваться на их земле прочно и надолго, решили избавиться от непрошеных гостей.
Котлеан, Скаутлельт и другие вожди тлинкитов направили сотни своих воинов к крепости в тот момент, когда большинство алеутов и русских находились в разных местах острова Ситхи. В нападении на крепость приняли активное участие трое англичан, живших там вместе с русскими. Не случайно в это время поблизости оказался английский торговец и пират Барбер. Приняв от тлинкитов на борт своего корабля несколько пленных русских и алеутов, он доставил их на остров Кадьяк.
Доспехи тлинкитского воина.
О подробностях случившегося события на острове Ситха Баранов узнал из письма своего первого помощника Ивана Кускова. Казалось, что рушатся планы закрепления за Российско-американской компанией побережья и многочисленных островов на юго-востоке Аляски, к северу от пятьдесят пятой параллели.
Недостаток в людях не позволил Баранову в первое время вернуть своих людей на Ситху.
Поход на колюжей пришлось отложить до следующего года. Было немало хлопот, связанных с промыслами и торговлей. Промысловые партии теперь нельзя было посылать на восток далее залива Якутат.
Но главный правитель не оставлял мысли о восстановлении на Ситхе укрепленного поселения, откуда можно было бы посылать суда и байдарочные партии дальше на юг
Вскоре представился случай, открывший новые богатейшие места промысла морского зверя.
К тому времени уже в течение двадцати лет к Тихоокеанским берегам Северной Америки ежегодно направлялись торговые корабли из Англии и Соединенных Штатов. Здесь англичане и американцы сбывали индейцам всевозможные европейские товары в обмен на драгоценные меха морских и лесных зверей. Пушнину обычно везли в Кантон, где получали от ее продажи огромную прибыль.
У берегов Аляски англичане и «янки из Бостона»1 [Бостон - один из крупнейших городов и портов США XVIII - начала XIX века. Так как большинство американских кораблей приходило в Тихий океан из этого города, то русские и индейцы называли всех американцев бостонцами] продавали тлинкитам ружья, порох, одежду, ножи и множество других товаров. Большие трудности в снабжении русских колоний товарами, которые привозили из Сибири, заставили Баранова прибегнуть к торговле с иностранцами.
... Над Чиниатским заливом острова Кадьяк стоял туман, но он постепенно рассеялся после нескольких порывов западного ветра. Жители Павловской гавани увидели на горизонте, у северного входа в залив, большое парусное судно. Не дожидаясь распоряжения правителя, по заведенному давно порядку, от берега отделилось несколько байдар.
Лодки направились к островкам Лесному и Пустому, чтобы отвести только что пришедшее судно от этих опасных мест. Лишь к концу дня американское судно «Эклипс» подошло к укрепленному селению Св. Павла, бывшему тогда центру русских владений в Америке.
На другой день в своем доме Баранов принимал гостей. Один из американских капитанов прибыл на Кадьяк, чтобы продать русским часть имеющихся у него товаров. Он рассказывал о берегах Калифорнии, где побывал два года назад, где видел множество морских бобров, и обратился к Баранову с предложением дать ему алеутов для промысла, так как его люди не умеют промышлять бобров, а затем разделить добытые меха пополам.
Баранов внимательно слушал американца. Он и раньше слышал от иностранцев о лежбищах морского зверя в том далеком краю.
- Испанцы не дозволяют заниматься промыслом на своих берегах, - ответил он.
- Нет, - возразил капитан, - я открыл там новый остров, и нам никто не помешает. Испанских монахов бояться нечего. Под охраной моих пушек байдарки будут в полной безопасности.
Баранов понимал, что предложение выгодное и обмануть его бостонцу не удастся. Он ответил:
- Я согласен, но с одним условием: партия ваших товаров на двенадцать тысяч рублей останется здесь, плату получите в будущем году, по возвращении.
Капитан согласился. Был составлен текст контракта, поставлены подписи.
Товары перевезли на берег, приготовили артели зверобоев, отправляющихся в далекий путь. Затем пришлось ожидать благоприятной погоды, капризы которой здесь особенно часты в осеннюю пору.
Баранов поручил начальство над партией из двадцати байдарок двум русским промышленникам - Афанасию Швецову и Тимофею Тараканову - опытным и бывалым передовщикам1 [передовщик - начальник промыслового отряда русской купеческой компании на Тихом океане] промысловых артелей. Афанасий Швецов был старше Тараканова. Приехал он в Америку еще при Шелихове, и уже свыше пятнадцати лет находился на службе у компании.
Согласия кадьякцев и алеутов никто не спрашивал.
Зверобои - островитяне - были незаменимы при охоте на морского зверя.
* * *
...Давно уже остался позади Кадьяк и хмурый осенний день 26 октября 1803 года, когда американский корабль «Эклипс» принял на борт артель русских промышленников. Шли на юг быстрым ходом. Миновав мыс Мендосино, корабль стал держаться ближе к берегу. Слева Калифорния - владения короля испанского.
Швецов и Тараканов с любопытством рассматривали проплывающие мимо них берега.
Корабль шел дальше на юг, не задерживаясь у отдельных маленьких испанских поселений или миссий, основанных монахами. Оставя за кормой залив Монтерей, корабль обогнул мыс Аргуэльо прошел через пролив Санта Барбара, отделяющий материк от одноименных островов. Здесь мореплаватели увидели странные лодки, в которых сидели полуголые люди с двухлопастными веслами в руках. Это были калифорнийские индейцы в своих тростниковых лодках, в которых можно было плыть только сидя по пояс в воде.
«Эклипс» вошел в порт Сан-Диего. Эта старая францисканская миссия, основанная монахами в 1769 году, находилась на границе двух провинций - Верхней и Нижней Калифорнии.
В Сан-Диего, несмотря на запрещение правительства, местные испанцы охотно торговали с американцами, и капитан судна мог купить у них бобровые шкуры, хлеб и мясо.
Конечной целью плавания «Эклипса» была бухта Сан-Кентин, находящаяся южнее бухты Сан-Диего в северной части полуострова Калифорнии, где очень жаркий климат.
Швецов и Тараканов первыми из русских побывали в Калифорнии и зашли так далеко на юг вдоль Тихоокеанского побережья Америки. Никогда прежде, должно быть, не видели в этих местах и кадьякских канягов - первых эскимосов, достигших пределов Мексики. В течение нескольких месяцев наступившего 1804 года промышленники били морских бобров в районе бухты Сан-Кентин. Люди с трудом переносили непривычную жару и недостаток воды, но промысел был удачным.
После того как русская артель добыла больше тысячи шкур, а капитан купил по очень низким ценам у испанских чиновников и миссионеров еще около семисот бобровых шкур, «Эклипс» направился в обратный путь. В июне 1804 года судно благополучно вернулось на Кадьяк.
Так русские получили верные сведения о пушных богатствах Калифорнии.
Баранов к этому времени отправился с целой флотилией байдарок к острову Ситха, чтобы отбить его у индейцев.
В середине июля в Павловскую гавань на острове Кадьяк прибыл капитан-лейтенант Юрий Федорович Лисянский на корабле «Нева». Это был первый корабль, пришедший на Аляску из Кронштадта. Здесь Лисянский узнал о готовящихся событиях на Ситхе, о походе Баранова на тлинкитов. Будучи послан для оказания содействия русским поселениям в Америке, Лисянский вынужден был принять участие в этом походе. Через месяц «Нева» отправилась на остров Ситха.
Как только «Нева» стала на якорь около острова, к ней приблизилась лодка, в которой сидели четыре тлинкита с раскрашенными лицами. На корабле еще не успели узнать о намерениях индейцев, как появление двух больших лодок с русскими промышленниками заставило индейцев быстро удалиться.
Лисянский встретился с Барановым и его людьми. Он надеялся на мирный исход событий, однако тлинкиты решили отстаивать свою крепость, которую они построили на месте взятой и сожженной ими в июне 1802 года Архангельской крепости. Крепостные стены состояли из нескольких рядов толстых бревен. Во дворе находилось четырнадцать больших домов. В этой крепости теперь укрывалось около полутора тысяч мужчин, женщин и детей - почти все население острова Ситха.
Обороной крепости руководил знаменитый ситхинский вождь - старый Котлеан, который славился искусством стрельбы. После захвата русской крепости имя Котлеана гремело по всей стране тлинкитов.
Баранов и Лисянский направили свои суда через Ситхинский залив к оставленному тлинкитами старому селению. Это место уже давно облюбовал главный правитель. Утром 29 сентября 1804 года в торжественной обстановке Баранов поднял флаг на высокой горе посреди покинутого селения. Несколько орудийных залпов возвестили о том, что здесь будет построена новая русская крепость, названная Ново-Архангельской.
В этот же день вдоль северных берегов залива быстро неслась большая лодка к тлинкитской крепости. В лодке находился Котлеан, везший издалека порох для защитников крепости. Заметив русских, он с несколькими воинами сошел на берег и лесом пробрался в крепость. Пушечное ядро с русского судна попало в лодку с порохом, раненые гребцы были взяты в плен.
Семейство тлинкитов с острова Ситха в одежде воинов.
Баранов требовал сдачи крепости. Длительными переговорами Котлеан и другие вожди хотели выиграть время.
По приказу Баранова через несколько дней начался штурм крепости. Индейцы отвечали стрельбой из пушек и ружей, купленных ими у европейских купцов. Лисянский, несмотря на свою молодость (ему шел тридцать второй год), выказал большое умение в руководстве боем. Сказывался опыт, приобретенный им в русско-шведской войне и в морских сражениях с французами, где он принимал участие как доброволец английского флота.
Только через семь дней индейцы ночью покинули свою крепость. После целого месяца пребывания в Ситхинском заливе русские, наконец, овладели его берегами.
Путь на юг был открыт.
...Падают под ударами топора огромные ситхинские ели и лиственницы. Алеуты и русские промышленники волокут пахнущие смолой бревна вниз по склону горы к «камню-кекуру» - каменистому холму, с двух сторон омываемому морскими волнами.
За массивным палисадом возвышается только что построенный дом правителя. Над палисадом поднимаются деревянные башни, на которых стоят разнокалиберные пушки. Во дворе крепости и под ее стенами десятки людей строят казармы для промышленников, склады и мастерские.
Строился Ново-Архангельск - неприступный для индейцев «компанейский Гибралтар». «Нева» ушла зимовать на Кадьяк. Всю зиму Баранов руководил строительством новой крепости, порта, а летом - разведением огородов. Летом 1805 года на Ситху снова прибыл Лисянский. В заливе его встретил Баранов.
Командир «Невы» с удовольствием рассматривал возвышающуюся над заливом Ново-Архангельскую крепость. Прошло всего лишь восемь месяцев, а вокруг уже были видны «удивительные плоды неустанного трудолюбия Баранова», построено около десяти зданий, которые, как считал Лисянский, по своему виду и величине могли считаться красивыми даже в Европе.
Обрадованный прибытию русского корабля, Баранов охотно показывал гостям свое хозяйство. А оно было немалым. Пятнадцать огородов посадили русские промышленники вблизи крепости; здесь росли картофель, репа, капуста, салат. Правитель показал маленькое стадо. С Кадьяка в Ново-Архангельск были привезены коровы, свиньи и куры. Для этой страны, где основной пищей служила рыба, даже небольшой запас овощей и маленькое стадо были настоящим богатством.
Во многих отношениях Ситха выгодно отличалась от Кадьяка. В реках было множество разной рыбы (лососи, огромные палтусы, сельди), речных бобров и выдр, в прибрежных водах - разных видов тюленей (морские бобры, котики, нерпы, сивучи).
Обилие строевого леса было важно для строительства кораблей и лодок. Мягкая зима и незамерзающее море благоприятствовали мореплаванию. Ново-Архангельск должен был стать главным портом Российско-американской компании.
После ухода тлинкитов с берегов Ситхинского залива Баранов не раз посылал к ним переводчика для ведения переговоров. Но ситхинские колоши не шли на примирение. На берегу пролива Чатам они построили новую крепость. Тлинкиты, жившие на островах архипелага Александра, также строили укрепления, меняли шкуры бобров на ружья, порох и другое военное снаряжение, привозимое им американскими купцами.
Только лишь после очень настойчивого приглашения Баранова в Ново-Архангельск прибыл один из ситхинских вождей, не участвовавший в борьбе с русскими. Он был принят со всеми почестями. При вступлении на берег, при посещении «Невы», в промежутках между переговорами гости неутомимо плясали и пели или любовались ответными плясками и песнями чугачей - союзников русских. С богатыми подарками посольство покинуло крепость.
Второе посольство из двенадцати человек прибыло в Ново-Архангельск во главе с вождем тлинкитов Котлеаном. У тлинкитов лица были раскрашены яркими красками, волосы усыпаны орлиным пухом. Одежда их состояла из синих суконных плащей-накидок. У Котлеана, кроме того, была шапка из чернобурых лисиц.
Котлеан передал в подарок Баранову одеяло из черно-бурых лисиц.
Через некоторое время главный правитель, Лисянский и офицеры «Невы» посетили вождя ситхинских тлинкитов. Во время разговора Котлеан признал себя виновным во всем происшедшем ранее и обещал загладить свой проступок верностью и дружбой. Чтобы закрепить мирные отношения, главный правитель подарил вождю синий халат, отделанный горностаями. Лисянский обошел всех спутников Котлеана и раздал им табак, те в свою очередь одарили русских бобрами. Котлеан пробыл в Ситхинском заливе пять дней. Индейцы ежедневно устраивали пляски, но ответить им тем же было некому: кадьякские эскимосы уехали на промысел.
Во время пребывания в Америке Лисянский много времени отдавал изучению и описанию природы близлежащих островов. Покидая Ново-Архангельск, он с сожалением расставался с Барановым. «Он, по дарованиям своим, заслуживает всякого уважения, - писал впоследствии Лисянский. - По моему мнению, Российско-американская компания не может иметь в Америке лучшего начальника...».
НА ЮГ ЗА ХЛЕБОМ И ТЮЛЕНЯМИ
Ново-Архангельск стал столицей Русской Америки. Сюда была перенесена и главная контора правителя. После отъезда Лисянского в Ново-Архангельск, на бригантине «Мария Магдалина» прибыл Николай Петрович Резанов, один из учредителей и крупнейших деятелей Российско-американской компании.
Он немедленно приступил к ознакомлению с положением дел в русских колониях.
Резанову шел сорок второй год.
Богата событиями была жизнь этого наследника дел и стремлений Григория Шелихова. Еще в молодые годы, оставив Петербург, он поселился у своего отца в Иркутске, скоро став своим человеком в доме знаменитого уже тогда иркутского купца Шелихова. С интересом слушал молодой Резанов рассказы о плаваниях по Тихому океану, о жизни на Кадьяке у берегов Америки. Постепенно дела мехоторговых компаний, планы Шелихова об устройстве постоянных русских поселений в Америке, о расширении торговых связей России со странами Тихого океана все более и более становились близкими Резанову. Когда же он женился на старшей дочери Шелихова, то навсегда связал свою судьбу с заморскими владениями России, став представителем торговой компании в столице.
По его прошению на имя императрицы была учреждена в 1799 году единая Российско-американская компания. На должность ревизора и корреспондента компании был назначен Резанов. Через год по его настоянию правление компании было переведено из Иркутска в Петербург.
Маршруты плаваний Крузенштерна и Лисянского.
Российско-американская компания организовала первую русскую кругосветную экспедицию. Сборы экспедиции И. Ф. Крузенштерна были уже в полном разгаре, когда в июне 1803 года правительство назначило Николая Резанова посланником в Японию, куда он должен был плыть на корабле «Надежда» под командованием Крузенштерна.
Честолюбивый Резанов, ссылаясь на полученную им инструкцию, считал начальником всей экспедиции себя, а не командира корабля. Между ним и Крузенштерном происходили ссоры, приведшие в конце концов к полному разрыву. Оскорбленный Резанов не выходил из своей каюты до самого Петропавловского порта.
Ему предстояло выполнить правительственное поручение - установить дипломатические и торговые сношения с Японией. Осенью 1804 года «Надежда» доставила русское посольство в Нагасаки, единственный японский порт, открытый для иностранцев. Но здесь Резанова ожидали еще большие неприятности. Правительство Японии отказалось принять русского посла: принятый в XVII веке закон об изоляции страны оставался в силе.
Наконец, 23 мая 1805 года Резанов вернулся в Петропавловск. Оставалось заняться делами Российско-американской компании. В Авачинской бухте находилась в это время принадлежавшая компании бригантина «Мария Магдалина», на которой Резанов отправился в Америку.
С Резановым для изучения природы и людей Америки поехал молодой ученый, доктор медицины Георг Генрих Лангсдорф.
После довольно долгого плавания вдоль гряды Алеутских островов, мимо островов Прибылова и Уналашки «Мария Магдалина» прибыла в Павловскую крепость на Кадьяке. За три недели, проведенные здесь, Резанов ознакомился с нелегкой жизнью русских и канягов, убедился в справедливости многих жалоб, доходивших до главного правления в Петербурге.
Резанов поспешил на Ситху, к Баранову. Немало часов провел Николай Резанов в беседах с главным правителем. Широко образованный государственный деятель не скрывал перед Барановым планы развития русских колоний, с особым увлечением говорил о необходимости продвижения русских на юг, в Калифорнию, о торговле с испанцами.
В постоянной тревоге жили в эти годы русские в своих небольших укрепленных поселениях. Индейцы захватили и уничтожили русскую крепость в заливе Якутат, к северо-западу от Ситхи. Положение на Ситхе было тяжелым: продовольствия не хватало; ушедшие на промыслы партии промышленников подвергались опасности нападения индейцев; морские офицеры, заключившие договоры на временную службу компании, пили, буйствовали, не подчинялись начальникам.
Правитель и его первый помощник заявили о намерении отказаться от своих должностей, что не на шутку обеспокоило Резанова. По достоинству оценивший выдающиеся организаторские способности Баранова и Кускова, Резанов постарался успокоить их обещаниями улучшить положение в крае.
В Ситхинском заливе стояло на ремонте небольшое американское судно «Юнона». Резанов видел, как велика нужда компании в судах и товарах, поэтому он через несколько дней после своего прибытия купил «Юнону» у его владельца.
В начале осени хлеба в Ново-Архангельске осталось так мало, что выдавалось его не более фунта1 [фунт - старая русская мера веса, равная 400 г.] на каждого человека, да и то только до октября. В октябре «Юнону» под командой лейтенанта Хвостова было решено отправить на Кадьяк за продовольствием.
С уходом «Юноны» в Ново-Архангельске стало еще тревожней. Рыбы этой осенью было мало. Частые дожди, сырость и однообразное питание были причиной многих заболеваний. Зима 1805-1806 годов была особенно трудной и голодной. Многие болели цингой. Вернувшаяся «Юнона» привезла мало продовольствия.
Резанов видел, как тяжело положение служащих компании. «Хлеба нет, - писал он в Петербург, - ибо, как слышно, и кормов на Кадьяке заготовлять некому, а на Ситхе с голоду умирают, потому что у колошей, прекрасными »ружьями и фальконетами1 [фальконет - старинная малокалиберная пушка, стрелявшая свинцовыми снарядами] вооруженных, беспрестанная война, и рыбу там ловить должно под выстрелами».
Выход намечался один: скорее отправить корабль в Калифорнию за продовольствием.
25 февраля 1806 года жители Ново-Архангельска с надеждой смотрели вслед уходившей в море «Юноне». Лейтенант Хвостов спешил доставить Резанова в испанские поселения в Калифорнии. На корабле находился также и Георг Лангсдорф.
Плавание на юг вдоль берегов Северной Америки было трудным: полуголодный экипаж валился с ног от болезней. Цинга обессилила людей, и лишь половина из них могли управлять парусами. С каждым днем больных становилось все больше.
По пути в Калифорнию Николай Резанов решил зайти в устье реки Колумбии, где надо было осмотреть места для основания в будущем русского поселения. Резанов не знал, что четыре месяца назад, в ноябре 1805 года, устья Колумбии достигла сушей американская экспедиция Льюиса- Кларка, посланная через весь материк по приказу президента Томаса Джефферсона. Перезимовав в устье Колумбии, экспедиция в марте 1806 года отправилась в обратный путь. Это произошло всего лишь за девять дней до появления здесь экспедиции Резанова.
В своем письме министру коммерции графу Румянцеву Резанов так описывал плавание «Юноны» в эти дни: «Начиная с меня скорбут1 [скорбут - то же, что цинга] не пощадил никого и из офицеров, и мы, искав вытти в реку Коломбию, как единую до Калифорнии гавань, чтобы освежиться, приблизились к ней марта 20-го числа к вечеру и бросили якорь. На другой день думали мы входить, но жестокое течение и покрытый превысокими бурунами фарватер затруднял ход. Индейцы зажгли на высотах огни, которыми приглашали нас, но, как видно, слишком свежий ветер препятствовал им быть нашими проводниками. Наконец, пустились мы искать себе убежище и зашли в такие толчеи, что едва уже на четырех саженях2 [сажень - старая русская мера длины, равная 2,13 м.] успели бросить якорь и удержаться. Здесь видел я опыт искусства лейтенанта Хвостова, ибо должно отдать справедливость, что одною его решимостью спаслись мы и удачно вышли из мест, каменными грядами окруженных. Свежий норд, а паче болезнь людей принудили нас воспользоваться ветром, и мы благодаря бога, хотя и с бледными и полумертвыми лицами, достигли к ночи марта 24-го числа губы Св. Франциска и за туманом, ожидая утра, бросили якорь...».
Так русские вступили в пределы Новой, или Верхней Калифорнии, самой северной области обширной Испанской Америки.
Вдоль океанского побережья этой области вытянулись покрытые густыми хвойными и лиственными лесами Береговые хребты, далее на восток за степными просторами Большой долины возвышалась величественная цепь «Снежного хребта» - Сьерра-Невады. Страну, где под жаркими лучами солнца росли гигантские секвойи и сосны, могучие дубы и каштаны, с незапамятных времен населяли многочисленные племена индейцев. На десятках языков говорили индейцы Калифорнии, разделявшиеся на столько же самостоятельных племен.
Темнокожие полуобнаженные люди с утра до вечера были заняты своим несложным хозяйством и сбором семян диких растений, плодов и кореньев, которыми питались, а также запасались на зиму. Больше всего индейцы собирали желудей в дубовых рощах. Из желудей они приготовляли муку, из муки на горячих камнях пекли лепешки и варили кашу. Мужчины добывали пищу охотой и рыбной ловлей. В умело расставленные сети попадалось много гусей и уток. Оленей убивали стрелами или загоняли в ямы, где они становились добычей охотников.
Калифорнийские индейцы в течение года несколько раз меняли место своих стоянок в пределах расселения племени. Летом жили они в шалашах, а на зиму переселялись в землянки. Проста была их утварь, простыми были и лодки, которые индейцы изготовляли из связок тростника. Лишь в холод и в дождь люди прикрывали свое тело шкурами оленей, а в праздники надевали красивые наряды из птичьих перьев.
В искусстве же плетения из ветвей и корней корзин, посуды и циновок калифорнийские индейцы не знали себе равных среди индейцев всей Америки.
Узнав о продвижении русских на юг по побережью Тихого океана, обеспокоенное испанское правительство отправило со стороны Мексики ряд экспедиций.
Для колонизации Верхней Калифорнии были направлены испанские монахи, которые основали первые испанские поселения среди языческого индейского населения. Миссионеры стали насаждать христианство. Летом 1769 года отряд под командованием Гаспара Портолы добрался до залива Монтерей. Берега залива показались испанцам неподходящими для основания миссии и постройки крепости, они двинулись дальше на север. Дойдя до большого залива, названного впоследствии заливом Св. Франциска, испанцы не придали значения этому открытию и вернулись назад.
На следующее лето Портола вновь привел отряд к заливу Монтерей и построил там крепость, «чтобы завладеть, - как он горделиво заявил, - гаванью и защитить ее от жестокостей русских, которые собираются вторгнуться в наши владения». Вскоре Монтерей стал центром испанских поселений в Калифорнии.
С помощью обмана и насилий испанские монахи-францисканцы крестили и подчиняли себе индейцев. Руками индейцев строились церкви и жилые постройки в миссиях. Крещеные индейцы жили в казармах, похожих на сараи. Вся жизнь индейцев была подчинена строгим правилам и напоминала жизнь в тюрьме. За нарушение правил и разные проступки монахи и солдаты строго наказывали людей, часто заковывали их в железные кандалы. Целый день они работали в поле, в саду и на огороде, два часа в церкви на непонятном им языке возносили хвалу богу белых людей и их королю. По колокольному звону три раза в день садились за стол есть похлебку из ячменной муки, маиса, бобов и гороха.
Плодами земледельческого труда индейцев-христиан полностью распоряжались испанцы. Благодаря исключительному плодородию калифорнийской земли монахи делали большие запасы хлеба, овощей и фруктов. Этими запасами пользовались солдаты и чиновники маленьких крепостей, охранявших миссии. Только жестокие меры подавления всякого сопротивления могли заставить индейцев подчиняться горстке испанцев.
Обычным делом была охота на людей. Когда в крепости нужно было выполнить какие-либо трудные или грязные работы и в миссиях не хватало наказанных за проступки индейцев, из крепости выезжали конные солдаты ловить свободных индейцев. На всем скаку солдат накидывал прикрепленное к седлу длинное лассо1 [лассо - свитый из конских волос (или кожаный) длинный аркан со скользящей петлей. Применялся в Америке при охоте на мустангов (одичавших лошадей) и других крупных животных] на убегавшего индейца и, свалив его на землю, тащил за собой, пока тот не выбивался из сил. После этого солдат связывал индейца, оставлял его и скакал за другими. Поймав таким способом несколько человек, солдаты гнали их со связанными руками в крепость, затем заковывали в цепи и заставляли работать.
В первые годы XIX века в приморской полосе Верхней Калифорнии было девятнадцать миссий, в которых жило около двадцати тысяч индейцев. Еще в 1776 году к берегам залива, открытого Портолой, из северо-западной Мексики прибыл большой отряд во главе с Хуаном Ансой, индейцем по происхождению. На западном берегу залива Св. Франциска Анса с помощью монахов-францисканцев основал новую миссию - Сан-Франциско. Еще через два года здесь была построена небольшая крепость. На протяжении десятилетий Сан-Франциско оставался самым северным испанским поселением на Тихоокеанском побережье Америки.
...Тридцать лет спустя после основания миссии Сан-Франциско ранним мартовским утром русский корабль «Юнона», миновав узкий пролив, вошел в залив Св. Франциска - лучшую гавань на западном берегу. Такой поступок иностранного корабля вызвал сильное волнение среди жителей крепости. Это была дерзость. Правительство Испании уже давно запретило своим колониям вступать в торговые отношения с иностранцами, а иностранным кораблям посещать порты Испанской Америки.
Группа всадников направилась к берегу. Испанцы потребовали остановить судно, что вскоре и было сделано.
Русские офицеры сошли на берег и объяснили, кто они и с какой целью прибыли. Узнав о том, что на корабле находится руководитель кругосветной экспедиции и начальник русских поселений в Америке Резанов, испанцы пригласили гостей в дом коменданта. В отсутствие коменданта дона Хосе де Аргуэльо заботы о гостях приняли на себя его сын Луис и вся семья коменданта.
В Калифорнии уже знали о русской кругосветной экспедиции на кораблях «Надежда» и «Нева», знали и о высоком положении Николая Резанова. Рассказав дону Луису о дальнейшем пути следования обоих кораблей и о целях своего пребывания в Америке, Резанов попросил отправить в Монтерей два письма. В одном письме он благодарил губернатора Калифорнии за оказанное гостеприимство и сообщал о своем намерении, исправив судно, идти в Монтерей. Другое письмо было адресовано в Петербург, графу Румянцеву.
В письме к министру коммерции Румянцеву Резанов рассказывал о своих первых впечатлениях: «...На другой день звали меня миссионеры Св. Франциска обедать. Миссия была от президии час езды. Я был у них с моими офицерами. Мы коснулись торговли, и желание их к тому весьма приметно было... Мы возвратились из миссии, и я послал знатные подарки, употребляя всюду щедрость, чтобы закрыть от гишпанцев ту бедность нашу и недостатки, о которых бостонские суда во вред наш предварили их. Мне совершенно удалось сие, и повсеместное удовольствие обратило к нам сердца монахов... Но я не знаю еще, что скажут комендант и губернатор, и сильно тревожусь за исход переговоров. Коли изъявит упорство, не только о дальнейшей торговле не может быть разговору, а ни одной меры хлеба никто сейчас не доставит на «Юнону».
Дорогие подарки, предназначавшиеся ранее японскому императору и его двору, Резанов щедро раздавал семье коменданта и монахам. Благодарные хозяева снабжали экипаж «Юноны» продовольствием. Приход русского судна, на котором находились такие образованные люди, как камергер Резанов, морской офицер Хвостов, врач и натуралист Лангсдорф, явился большим событием в однообразной жизни крепости и миссии Сан-Франциско, затерянных на краю света.
Блестяще образованный петербургский сановник очаровал испанцев, особенно семью старого коменданта. Юная красавица Мария-Консепсия, дочь коменданта де Аргуэльо, не сводила глаз с Николая Резанова, когда он рассказывал о своих приключениях.
Шли дни. Русские оправились от болезней, восстановили свои силы на благодатной земле солнечной Калифорнии. Беспокоила только задержка переговоров с губернатором.
Старый губернатор дон Хосе де Арильяго решил лично явиться в Сан-Франциско для встречи с русскими. В начале апреля пушечные выстрелы возвестили о прибытии губернатора. Вскоре Резанов получил от него приглашение на обед в крепости.
После официального знакомства и обмена любезностями во время обеда Резанов попросил губернатора уединиться для переговоров. Высокого роста, в камергерском мундире с лентой через плечо и орденами Резанов имел достаточно представительный вид.
- Сеньор губернатор, - твердо произнес он, - я искренне скажу вам, что нужен нам хлеб, который получать можем мы из Кантона, но как Калифорния к нам ближе и имеет в нем избытки, которых сбывать не может, то приехал я поговорить с вами как начальником мест сих, уверяя, что можем мы предварительно постановить меры и послать на благорассмотрение и утверждение дворов наших.
- Охотно вам верю, - ответил губернатор после некоторого раздумья, - знаю о больших полномочиях, возложенных на вас императором России, и согласии Мадрида не препятствовать русской кругосветной экспедиции, готов согласиться с вашими доводами, но... закон моего государя строг, и я не могу его нарушать. Кроме того, сеньор Резанов, последние события в Европе говорят о том, что отношение России к союзной нам Франции не было искренним и ваша страна уже становится врагом Франции, а следовательно, и Испании.
Резанов очень давно не читал газет. Он понял, что губернатор лучше его осведомлен о событиях в далекой Европе, и счел за лучшее предложить испанцу не придавать большого значения быстрым переменам в политике европейских держав. В конце концов дон Хосе де Арильяго пообещал оказать содействие экипажу русского судна, но сказал, что обсуждать вопрос о постоянной торговле он может только после получения инструкции от вице-короля Мексики.
Вскоре после этого разговора Резанов получил газеты, доставленные из Мехико. С волнением читал он сообщения из Европы. Вести были тревожными. Англия вступила в союз с Австрией и Россией для борьбы с Наполеоном Бонапартом. Но и эти газеты устарели; Резанов не знал, что происходило в мире, поэтому решил, что надо спешить с закупкой продовольствия.
Плодородные земли в районе Сан-Франциско (так же как и соседней миссии Санта-Клара) давали большие урожаи пшеницы, ячменя, маиса, овса, бобов, гороха, овощей и фруктов. На пастбищах миссии паслось свыше тысячи коров, несколько тысяч овец. Обрабатывали землю и ухаживали за скотом индейцы. В руках нескольких монахов скопились большие запасы продовольствия. Нужных же испанцам товаров получить было негде: из Испании и Мексики почти ничего не привозили... и очень редко удавалось что-нибудь купить у иностранцев. Поэтому настоятель миссии падре Хосе Урия и другие монахи горели желанием продать свои товары и кое-что приобрести у русских, но после разговора с губернатором решили не спешить.
Отношения между жителями Сан-Франциско и экипажем «Юноны» были самыми дружескими. Почти ежедневно русские бывали на берегу.
С первого же дня доктору медицины Лангсдорфу пришлось стать переводчиком. Кроме латыни, хорошо известной монахам, он владел португальским языком, близким к испанскому. Роль переводчика очень тяготила любознательного ученого, мешала ему заняться изучением природы.
В семье коменданта Аргуэльо Резанов всегда был желанным гостем. Устраивались балы, на которых, по словам камергера, «гишпанские гитары смешивались с русскими песельниками». Фанданго сменяла русская пляска.
Дочь коменданта Мария-Консепсия, или Конча, как ее называли в домашнем кругу, с каждым днем все больше заботилась о русских гостях, хлопотала вместе с братом Луисом о доставке продовольствия для экипажа «Юноны». «Были ли эти услуги простым проявлением гостеприимства? - размышлял Резанов, и сам себе отвечал: «Конечно, нет!». Внимание, с которым она слушала его, радостная улыбка в ответ на его шутку, внезапный румянец на смущенном лице красавицы - все выдавало ее более глубокие чувства, чем простая дружба.
Красота, искренность, живой ум Консепсии покорили уже немолодого петербуржца. Он был к ней внимателен и нежен. Для провинциальной девушки, жившей в маленьком заброшенном поселении, где каждый знал всех жителей на десятки верст вокруг, Резанов был пришельцем из другого мира, далекого, неведомого, манящего. Затаив дыхание слушала юная испанка рассказы Резанова о великосветской жизни в столице России, о роскошных приемах при дворе Екатерины II, о необъятных просторах холодной Сибири. Он развивал перед ней свои полуфантастические планы основания русских колоний в Америке и торгового мореплавания на Тихом океане, удивлялся ее умным замечаниям.
Медлить было нельзя. Резанов объяснился с Консепсией и предложил стать его женой. Никогда еще Консепсия не чувствовала себя такой счастливой, как в этот весенний день. Апрельским утром камергер Резанов вошел в комнату к дону Хосе де Аргуэльо и попросил руки его дочери.
Отец не был подготовлен к этому и попросил подождать с ответом. Резанов отправился на корабль.
...Поздно вечером Николай Резанов сидел у себя в каюте и с беспокойством думал о последствиях своего поступка. Мыслями зять Шелихова уносился в прошлое, вспоминал Иркутск и Петербург, любимую жену свою Анну, умершую несколько лет назад. Ему хотелось поделиться своими переживаниями с кем-нибудь, и он принялся за свое любимое занятие - писать длинное письмо, «исповедь частных приключений».
«Отнюдь не из корысти, - писал он далекому другу, - или необдуманной страсти сделал я предложение Конче и начало своему роману. А по искренней привязанности к ее благородному сердцу. Предвижу я толки и, может, усмешку столичных друзей, что-де, мол, Резанов женится на испанке, дабы споспешествовать дипломатической карьере, а я, ей-богу, не думаю о ней и ем хлеб государя не за чины и награды. И ежели судьбе угодно будет окончание сего романа, я, быть может, действительно сделаю пользу Отечеству и обрету счастье на остаток жизни моей... После объяснения с Кончей и сеньором Аргуэлло я утром переехал на «Юнону». Того требовал формалитет, а дела на корабле - неотступного моего присмотра. Из миссии уже начали ставить хлеб, команда приободрилась, монахи, в благодарность за клавикорды1 [клавикорды - клавишный музыкальный инструмент], пригнали пару лучших быков. Однако ж я не имел спокойствия и каждый час ждал гонца. А в президии меж тем переполох случился немалый. Аргуэлло не дал мне окончательного ответа, боясь видеть свою дочь замужем за «еретиком». Он приказал заложить коляску и вместе с доньей Игнасией и Кончей направился в монастырь, надеясь, что монахи сумеют ее отговорить. Но бедная Конча не поддалась на их уговоры, а падре Урия сказал, что коль скоро ни одна сторона не станет менять религии, можно согласиться на смешанный брак. Конча останется католичкой, я - православным, а дети - падре подумал и о детях - по уговору. Только на такой брак потребуется разрешение самого папы и испанского короля
- Не препятствуйте девочке, дон Хосе, - заявил давнему своему другу падре Урия. - Мне тоже трудно будет не видеть ее ясной головки, но Христос и святая Мария благословят этот брак. Может быть, он даст счастье не только вашей дочери, но и мир и спокойствие на всем нашем берегу.
Узнав про сии слова, я еще раз подивился прозорливости и уму старого монаха, неоднократные высказывания коего столь разнились от глупых и недалеких мыслей его важных соотечественников.
В тот же день дон Хосе де Аргуэлло прибыл ко мне на «Юнону». Старый комендант еще более высох и потемнел, однако же держался прямо. Сняв шляпу и с отменной церемонностью поблагодарив за салют, коий приказал дать Хвостов в честь коменданта дона Хосе, проследовал за мной в каюту.
- Мое семейство и я признательны вам за честь, сеньор Резанов, - сказал он, не садясь. - Пусть будет так!
Суровость покинула его, он перекрестился, а потом заявил, что мне надобно хлопотать дозволение Рима и его католического величества короля Испании. Тогда же приметил я, что руки у него трясутся...
Вот, сударь мой, и весь мой роман: Завтра будет обручение, а там я снова пущусь в дальний путь и вернусь сюда через Мадрид и Мексику, и ежели не остановит судьба, могу извлечь новую для соотечичей пользу личным обозрением внутренней Новой Испании1 [Новая Испания - испанское вице-королевство, куда входили Мексика с соседними северными территориями и Центральная Америка] и попытать открытия гаваней для судов компании на сих берегах Америки».
На следующий день в церкви крепости состоялось обручение жениха и невесты. К. большой радости Консепсии примешивалась грустная мысль о предстоящей разлуке с Резановым на полтора-два года.
Весть о помолвке Резанова и Марии-Консепсии быстро разнеслась по всем окрестным миссиям. Резанов становился родственником коменданта - старого друга губернатора Калифорнии. Теперь он, пользуясь их доверием, приложил все усилия, чтобы закупить как можно больше продовольствия. Семья коменданта, солдаты маленького гарнизона торопили монахов с доставкой грузов на «Юнону».
На корабле не обошлось и без неприятностей.
Три члена экипажа - пруссак и двое русских матросов - сбежали с корабля, чтобы не возвращаться в голодную Ситху. Беглецы остались в Калифорнии.
В начале мая взаимовыгодная торговля закончилась. В трюм «Юноны» погрузили четыре тысячи шестьсот пудов пшеницы, муки, ячменя, гороха, бобов, сала, соли, а также сушеного мяса и других товаров - всего на пять с половиной тысяч испанских пиастров. Все это русские обменяли на свои товары - фламандское полотно, парусину, сукно, платки хлопчатобумажные, тик (плотную и прочную ткань), сапоги сибирские, пилы, топоры, иглы.
Наконец, все хлопоты остались позади. 8 мая лейтенант Хвостов приказал ставить паруса и поднимать якоря. Надо было спешить. Настали часы расставания. Жители Сан-Франциско дружески попрощались с русскими моряками. Николай Резанов в последний раз обнял старого коменданта, донью Игнасию, поцеловал печальную Консепсию и быстро направился к шлюпке. «Юнона» медленно проходила пролив Золотые Ворота. На берегу еще долго стояла прекрасная Мария-Консепсия, отдавшая пришельцу из далекой России свою первую и единственную в жизни любовь...
И радостно и грустно было на душе у Резанова, когда он покидал Калифорнию. Главное дело было им сделано: он вез голодающей Ситхе продовольствие. Правда, он не установил постоянных торговых отношений, но это была не его вина: он сделал все, что мог.
Через месяц, 8 июня, «Юнона» вошла в Ситхинский залив. В Ново-Архангельске долго выгружали калифорнийский хлеб, мясо, сало. Первый русский корабль побывал в Калифорнии. Был пройден последний отрезок на великом морском пути из Камчатки в Калифорнию.
В доме главного правителя Резанов рассказал Баранову о своем пребывании в хлебородной Калифорнии. Правитель с горестью поведал о тяжелых днях, пережитых его людьми. Сушеная треска и изредка тюленье мясо составляли единственную пищу новоархангельцев. Только больным цингой давали пшено с патокой и настой из еловых шишек. Цинга свирепствовала не только на Ситхе, но и на Кадьяке как среди русских, так и среди туземцев. Лишь с появлением к концу марта сельди люди стали поправляться.
Теперь Николай Резанов спешил в Россию. В своих мечтах он уже видел Петербург, Мадрид и снова Сан-Франциско. Но не сбылись мечты Резанова. Силы его были подорваны, в Сибири он тяжело заболел и 1 марта 1807 года умер в Красноярске. Вскоре над его могилой был поставлен гранитный памятник. Мария-Консепсия долгие годы ждала его возвращения.
Баранова не покидали мысли о Калифорнии с ее благодатным климатом и пушными богатствами. Не дожидаясь возвращения «Юноны», главный правитель договорился с американцем Виншипом о совместном промысле морского зверя к югу от устья реки Колумбии. Через месяц была отправлена на юг промысловая партия во главе с Сысоем Слободчиковым.
Промысел начали у широкого устья Колумбии, немало забили бобров и в районе мыса Барро-де-Арена. Все эти берега в то время называли Новым Альбионом.
Виншип и Слободчиков следовали на юг, промышляя бобров, вплоть до острова Серрос (Седрос) у берегов Калифорнии. Но между Слободчиковым и американским шкипером произошла ссора. Слободчиков купил небольшую шхуну «Николай» и направился на запад, к Гавайским островам. Партия алеутов осталась с Виншипом.
Гавайские острова... Сюда, в северные пределы Полинезии, приплыл первый русский человек с берегов Америки. С неподдельным изумлением смотрел он на тропические леса в этой стране вечного лета. Несколько месяцев провел здесь тобольский крестьянин Сысой Слободчиков.
Он договорился с королем Камеамеа I о торговле с русскими поселениями в Америке, о главном правителе которых король уже слышал.
В Ново-Архангельск Слободчиков прибыл в августе следующего, 1807 года. Через семнадцать дней вернулся сюда и Виншип с партией алеутов.
После того как Слободчиков отправился к берегам Нового Альбиона, Баранов вернулся на Кадьяк. Здесь он встретился еще с одним американским шкипером - Кемпбеллом. С ним он подписал контракт о совместном промысле в районе к северу от испанских поселений. Таким образом, в 1806 году на юг была послана третья русская группа. На этот раз маленькой артелью из двенадцати байдарок руководил Тимофей Тараканов.
Русские стремились проникнуть на юг вдоль северо-западного побережья к испанской Калифорнии. Плавания русских кораблей и байдарочных партий становились все более частыми. Особенно памятным в этом отношении был 1808 год. Главный правитель посылал на юг одну партию за другой. Тогда же к берегам Нового Альбиона с особым заданием был снова послан с артелью промышленников Сысой Слободчиков. Он тщательно осмотрел побережье, чтобы найти наиболее удобное место для поселения. Доску с номером I и с надписью «Земля Российского владения» Слободчиков оставил в бухте Тринидад. Еще через год такая же доска была оставлена Кусковым в бухте Малый Бодега.
Все больше сведений о южных американских землях накапливалось у русских.
ГЛАВА II.
В ИНДЕЙСКОМ ПЛЕНУ
НАВСТРЕЧУ ОПАСНОСТЯМ
На Ситхинских островах стояла ясная, солнечная погода, какая нечасто бывает в этих местах. Лишь на западе, за высокой горой Эчком, небо было затянуто облаками. Летели вереницы гусей, журавлей и уток - вестников наступающей осени.
Между многочисленными островками и скалами залива пробирались десятки алеутских кожаных лодок. В этих лодках сидело по одному или по два человека. Люди устало взмахивали веслами, пока не причалили к берегу. Несколько дней партия кадьякских алеутов находилась в северных проливах и теперь возвращалась с промыслов в Ново-Архангельск.
На берегу отдельными группами стояли русские промышленники, наблюдая за выгрузкой тюленьих шкур. Отдохнув, алеуты приступили к пляске в честь благополучного возвращения. Они были в охотничьей одежде - кожаных парках1 [парка - верхняя одежда алеутов] и непромокаемых камлейках2 [камлея (камлейка) - одежда чукчей, эскимосов и алеутов. Делается из кишок морского зверя. Надевается поверх меховой одежды в дождь и снег во время морского промысла]. Кое-кто надел раскрашенные маски на лицо, каждый держал в руках весло. Плясуны различными телодвижениями изображали случаи, происходившие во время охоты.
Среди наблюдателей был Тимофей Тараканов. К нему подошел один из промышленников и передал приказ главного правителя явиться к нему в дом. Тимофей догадался, что речь пойдет о дальнем вояже3 [вояж - поездка]. Он вошел в дом, поздоровался со старым правителем и находящимися у него людьми. Рядом с Барановым за большим столом сидел его первый помощник Иван Александрович Кусков. Семнадцать лет эти два человека, вместе прибывшие из Охотска, в постоянных трудах и тревогах закладывали основы Русской Америки.
Баранов встал из-за стола и обратился к присутствующим:
- Господа! Настало время нам своими судами достичь Нового Альбиона и до самой Калифорнии дойти. Много наших промышленных и алеутов-партовщиков побывало в тех теплых краях. Не только от иностранцев, но и от своих людей знаем мы о выгодах и прибытках, кои доставить могут сии берега. Думаю я нашими селениями занять берега Нового Альбиона, пока гишпанцы туда не добрались. Слыхал я, что на реку Колумбию бостонцы виды свои имеют. Про англичан вы и сами давно знаете, что они после плаваний славных капитанов Кука и Ванкувера постоянно торгуют с колюжами по своему берегу к полудни от нас.
- Решили мы здесь отправить господина Булыгина, а через некоторое время следом и господина Кускова на другом судне к реке Колумбии и оттоль следовать к гавани Гавр-де-Грей, где и надлежит им соединиться.
- Не столь промысел и торговля важны для вас будут, как выбор места для заселения. Иван Александрович, какое судно надлежит дать господину штурману? - спросил правитель, повернувшись к Кускову.
- Кроме шхуны «Святой Николай», что Слободчиков привел с островов Сандвичевых1 [Сандвичевы острова - устаревшее название Гавайских островов, данное им англичанами в честь лорда Сандвича], сейчас нельзя ничего дать. На этом судне мореход Бенземан с мая по июль ходил по проливам с партией байдарок, - отвечал Кусков.
После разговора, в котором приняли участие штурман Булыгин и другие приглашенные, Баранов объявил, глядя на Тараканова:
- Назначаю тебя, Тимофей, как приказчика Российско-американской компании по торговой и пушной части суперкаргом2 [суперкарго - помощник капитана торгового судна, ведающий грузом] под начало господина штурмана, как ты уже дважды ходил в Калифорнию и достоин похвалы за отвагу и расторопность... Компании и отечеству еще раз с усердием послужим! Ну а теперь к сборам.
...Прошло около трех недель, прежде чем небольшая двухмачтовая шхуна «Св. Николай» была готова к далекому плаванию. Экипаж шхуны состоял из двадцати одного человека, в числе которых было пять алеутов и две алеутки. Кроме того, в плавание отправлялась жена штурмана Булыгина - Анна Петровна Булыгина.
Флотский штурман Николай Исакович Булыгин свыше трех лет плавал на судах Российско-американской компании. В далекое плавание к берегам Калифорнии он вел корабль впервые, и это вызывало в нем смутное беспокойство и сознание большой ответственности за порученное ему дело.
29 сентября 1808 года шхуна «Св. Николай» вышла из Ситхинского залива, где в это время уже готовили судно «Кадьяк» к скорому отплытию на юг.
Северные ветры, надувая паруса, подгоняли судно, и оно быстро неслось на юг. Не было необходимости приставать к берегу и уменьшать скорость судна, поэтому шхуна делала более ста верст в сутки.
За одиннадцать дней прошли свыше тысячи верст, и в середине октября уже были в проливе Хуан-де-Фука у мыса Флаттери. Здесь безветрие продержало шхуну четверо суток. Потом повеял легкий западный ветерок, и шхуна медленно пошла вдоль берега к югу. Булыгин вместе с Таракановым, своим ближайшим помощником, производил описание берегов и наносил их на карту.
Ночью из осторожности немного удалялись от берега, опасаясь индейцев. На всем побережье жили независимые воинственные племена, во многом по образу жизни и нравам сходные с ситхинскими колошами, хорошо известными русским промышленникам.
Днем подходили к берегу довольно близко. К судну подъезжало много жителей на своих лодках. Число лодок у борта доходило иногда до нескольких десятков и даже до сотни. Лодки были невелики, редкие могли вместить человек десять, чаще же в них находилось по три-четыре человека.
Русские не впускали на судно более трех индейцев одновременно.
Индейцы привозили морских бобров, оленьи кожи и рыбу. Обмен производил Тараканов. За большого палтуса он давал по нитке в четверть аршина голубых бус-корольков и по пяти-шести вершков бисера. За бобровые же шкуры не только корольков или бисера не хотели они брать, но с презрением отвергали даже китайку1 [китайка - хлопчатобумажная ткань] и железные инструменты. Индейцы требовали сукна, какое они видели на промышленниках, но так как сукна на шхуне не было, то и торговля на этом заканчивалась...
Несколько дней была благоприятная погода с тихими ветрами, но однажды подул свежий ветер, который усилился и перешел в сильный шторм.
Шхуну понесло в обратном направлении, на северо-запад. Буря бушевала трое суток.
После бури наступила тишина, но тотчас появилась сильная зыбь, и все заволокло туманом. Когда туман исчез, мореходы увидели не далее как в трех милях от себя берег. Они бросили лот и узнали, что глубина пятнадцать сажен.
Удалиться от берега мешал штиль, а использовать буксир или весла не позволяла зыбь, которая двигала судно к берегу, пока не стало возможным явственно различать птиц, сидевших на камнях.
Определили широту. Оказалось около 49° северной широты; недалеко, за мысом, находилась большая бухта, которую, как это узнал Тараканов, местные жители называли «Клоукоты». Судно оказалось в районе бухты и мыса Клейокуот на западном побережье острова Ванкувер, населенном племенем нутка.
В эту бухту можно было войти при тихом ветре, но при сильном волнении такая попытка сопряжена была с большой опасностью. Гибель корабля казалась неизбежной, и все ежеминутно ожидали смерти. Но подул северо-западный ветер, и судно смогло удалиться от берега. Однако уже через шесть часов ветер снова вызвал сильную бурю, заставив убрать паруса и лечь в дрейф. После того как буря утихла, «Св. Николай» начал продвигаться к югу, пользуясь попутными ветрами.
Через месяц после выхода в плавание шхуна приблизилась к берегу и оказалась у южного конца маленького острова Дестракшен, что в переводе с английского означает «гибельный, пагубный». Это название дал ему Джордж Ванкувер.
К несчастью, за островом не было удобного места для якорной стоянки и шхуну пришлось вывести в море, где господствовал штиль. Зыбью судно снова начало прибивать к берегу.
Его протащило мимо островка на север и отнесло к каменной гряде, находившейся не далее мили от материкового берега.
Командир брига не знал, что предпринять в таких обстоятельствах. Штурман Булыгин собрал общий совет, на котором решили идти мимо камней к самому берегу, чтобы зайти за камни. Когда камни были позади, шхуна оказалась среди надводных и скрытых под водой рифов.
Штурман приказал бросить один якорь, а затем и другой, но они не могли задержать судно, которое, непрерывно дрейфуя, приближалось к берегу. Судно остановилось, когда были брошены еще два якоря. Но через некоторое время о камни перетерлись два каната, а затем и третий. Вскоре ветер порвал последний канат.
Западное побережье Северной Америки.
Единственным средством спасти шхуну и ее экипаж оставалась смелая попытка выйти в море между рифами. Туда, где судно только что проходило гряду скал, вернуться не позволял ветер. Ночью, в полной темноте штурман решил вести свое судно. К общему удивлению, шхуна благополучно прошла по очень узкому проходу, по которому, наверное, и днем ни один моряк не решился бы идти.
Но радость была слишком преждевременной. Порыв ветра сломал фока-рей1 [Фока-рей - нижний рей (поперечный деревянный брус) на фок-мачте (передней мачте)], парус смялся и стал болтаться на ветру. Поднявшийся ветер начал дуть в направлении берега, и шхуну бросило налетевшим валом в буруны, а затем на берег.
ЭКИПАЖ ШХУНЫ ПРОБИРАЕТСЯ СКВОЗЬ ТАЙГУ
Так решилась судьба шхуны «Св. Николай». Люди остались все живы, но приходилось думать о собственном спасении от нападения местных индейцев. Необходимо было перенести со шхуны на берег больше оружия и продовольствия.
Буруны переваливали шхуну с бока на бок, трюм постепенно наполнялся водой. Судно выбросило на мягкий грунт, поэтому оно уцелело, хотя и было сильно расшатано.
Разгрузкой шхуны распоряжался суперкарго Тараканов. Были сняты со шхуны пушки, вынесены порох и многие другие необходимые вещи. Все занялись чисткой оружия, чтобы быть в состоянии отразить нападение индейцев, которого они опасались теперь больше всего.
Из снятых со шхуны парусов соорудили две палатки и поставили их на расстоянии семи сажен одна от другой. В меньшей палатке разместились Булыгины и Тараканов, в другой - все остальные члены экипажа.
Вождь тлинкитов с о. Ситха в одежде воина.
Через некоторое время появились индейцы. Их было очень много. Заметив палатки и незнакомых людей, индейцы стали к ним приближаться. Штурман Булыгин приказал Тараканову наблюдать за индейцами, а сам стал распоряжаться разгрузкой шхуны. Тараканов немедленно расставил караульных вокруг лагеря.
Индейцы подошли к русским и с любопытством рассматривали белых чужеземцев, оказавшихся на их земле.
В штурманской палатке находились Тараканов, жена Булыгина и кадьякские алеут и алеутка, когда туда вошли два индейца. Они были одеты подобно остальным своим спутникам - в длинные накидки на плечах и короткие юбочки. Ноги их были босы, грудь и лица раскрашены узкими красными полосками. Один из индейцев, молодой человек, старался дать понять, что он вождь. Он указывал на себя и на Тараканова, и по его голосу и знакам можно было догадаться, что он приглашает Тараканова, в котором признал начальника чужеземцев, посмотреть на его жилище, находившееся, очевидно, где-то поблизости. Тараканов хотел было уже последовать за ним, но Анна Петровна удержала его, сказав, что вероломным колюжам доверять не стоит и от палаток уходить не нужно. Тогда Тараканов попробовал уговорить тойона1 [тойон - вождь индейского племени], чтобы он запретил своим спутникам обижать его людей.
Пока шли эти переговоры, у другой палатки возник шум. Несколько индейцев с копьями пытались унести какие-то мелкие вещи, а промышленники с ружьями в руках отгоняли их.
Тараканов старался уговорами успокоить всех и не допустить ссоры. Он обратился к своим людям со словами: «Сносите, братцы, насколько можно, и старайтесь как-нибудь отжать их от табора без ссоры».
Вернувшись в палатку, он снова просил индейского тойона приказать своим людям не делать злонамеренных поступков и оставить русских в покое, но то ли индеец хитрил, то ли они плохо понимали друг друга, но продолжительные переговоры ни к чему не привели. Дело дошло до столкновения. Русские пытались оттеснить индейцев от палаток, но индейцы не собирались уходить и начали бросать в них камнями. Затем послышались ружейные выстрелы.
Тараканов бросился из палатки, но был встречен копьем, ранившим его в грудь. Вернувшись в палатку, он взял ружье, выбежал наружу и увидел ранившего его индейца. Тот стоял за палаткой и держал в левой руке копье, а в правой камень. Индеец, отступив на шаг, с такой силой бросил камень в голову Тараканова, что тот не мог устоять на ногах и присел на колоду. Превозмогая боль, он выстрелил и убил индейца.
Индейцы, не имевшие ружей, вынуждены были бежать. Борьба продолжалась недолго, но от камней пострадали все, кроме четырех промышленников, находившихся в это время на шхуне. В стычке был ранен копьем и штурман Булыгин.
Индейцы ушли, но победе радоваться не приходилось. Все понимали, что отношения с хозяевами этого края были испорчены, и это не сулило ничего хорошего.
На ночь был поставлен караул вокруг лагеря, а остальные заснули в палатках.
...Утром штурман и промышленники осмотрели местность, выбирая место, где можно было бы построить укрепление и перезимовать. Но оказалось, что эти места не подходят для зимовки. Вся эта страна на западном побережье громадного полуострова, омываемого с востока водами залива Пьюджет-Саунд, была покрыта густыми хвойными лесами, и лишь кое-где, по долинам рек, росли тополя и встречались дубовые рощицы. Большую часть полуострова занимал горный массив, над которым возвышалась гора Олимпес со сползающими вниз ледниками. Западные склоны этого массива прорезаны долинами рек, несущих свои воды в океан. Далеко на юге, за бухтами Грейс-Харбор и Уиллапа, впадала в океан река Колумбия.
Штурман Булыгин собрал всех и изложил свой план дальнейших действий. Он считал, что немедленно всем нужно уйти из опасного места и пробираться вдоль берега до гавани, в которую в скором времени должен был прибыть компанейский корабль «Кадьяк». Промышленники внимательно выслушали речь своего начальника и ответили: «В воле вашей, мы из повиновения не выходим».
Все принялись готовиться к походу. Замки от лишних ружей и пистолетов побросали в море, а пушки заклепали. Порох, копья и топоры, а также все железные вещи побросали в море. Взяли с собой на каждого человека по два ружья и по одному пистолету, все патроны, три бочонка пороху, съестные припасы. Отряд выступил в поход. За день прошли лесом несколько верст и вечером, с наступлением темноты, расположились на ночлег, выставив часовых для охраны.
На следующий день, утром отряд вышел из лесу на морской берег. Здесь отдохнули, почистили оружие. В полдень, когда отряд был уже в пути, их догнали два индейца. В одном из них Тараканов сразу узнал молодого человека, с которым он вел переговоры два дня назад.
На вопрос, зачем они пришли, индейцы дали понять, что хотят показать белым дорогу. Вдоль моря, говорили они, можно встретить много излучин и непроходимых утесов, в то время как в лесу есть хорошая, прямая дорога. Они показали эту дорогу, советовали идти по ней, а сами хотели удалиться.
Русским показалась подозрительной такая забота. Тараканов попросил индейцев не уходить и посмотреть, каким оружием владеют его товарищи. Он сделал мишень из доски, нарисовав на ней кружок, отошел на тридцать сажен, выстрелил из винтовки, попал в цель и пробил доску. Таким способом Тараканов хотел показать индейцам, какой опасности они подвергнутся, если вздумают нападать.
Индейцы осмотрели пробоину, измерили расстояние и вскоре оставили отряд.
Русские продолжали путь до наступления темноты. В лесу, под утесом, они нашли небольшую пещеру, что было очень кстати, так как погода испортилась и всю ночь свирепствовала буря с дождем и снегом.
К утру ветер утих, но дождь не переставал лить, и это заставило отряд провести в пещере весь день. В течение дня с утеса около пещеры несколько раз падали камни, хотя не было ни ветра, ни зверей. Наконец, мимо пещеры пробежали три индейца и стало понятно, кто скатывал камни.
На следующее утро погода была ясная, и отряд снова двинулся в путь. В полдень подошли к речке, вдоль которой вверх по течению была протоптана тропинка. Булыгин и Тараканов повели отряд по этой тропинке в надежде найти брод. Вечером наткнулись на небольшой шалаш. В шалаше никого не было, висело много вяленой рыбы, а рядом среди золы тлели угольки потухшего костра. Против шалаша, в реке, находилось приспособление для рыбной ловли.
Промышленники обрадовались рыбе, но решили не навлекать на себя гнев хозяев. За двадцать пять взятых здесь сушеных лососей они повесили на дверях нитку бисера в три сажени и несколько бусин-корольков. Эти украшения пользовались большим спросом на всем побережье. После такого заочного обмена отряд отошел от шалаша сажен на сто в лес и расположился ночевать.
Утром, готовясь к выступлению, русские увидели, что их окружили индейцы, вооруженные копьями, рогатинами и стрелами.
Тогда Тараканов смело выступил вперед с намерением устрашить индейцев и выстрелил из ружья вверх. Гром выстрела и свист пули произвели желанное действие: индейцы рассеялись и спрятались за деревьями.
Отряд поспешил двинуться в путь.
Все эти дни продвижение отряда на юг больше походило на отступление от наседавшего неприятеля. Индейцы выжидали благоприятного момента для решительного нападения и не упускали отряд из виду.
Через день отряд встретил индейцев другого племени, которые снабдили русских вяленой рыбой. Индейцы последовали за отрядом, и поздно вечером все пришли к устью небольшой реки.
На другом берегу находилось индейское селение из шести больших хижин. Русские стали просить у индейцев лодки для переправы на другой берег, но те советовали подождать прилива и лодок не давали. Промышленники ушли в лес и переночевали под открытым небом.
Рано утром они вернулись к устью реки и снова попросили перевезти их. На другом берегу около своих хижин уже сидело около двухсот индейцев. Никто из них не отвечал ни слова. Подождав несколько минут, промышленники направились вверх по реке, чтобы найти удобное место для переправы.
Индейцы, поняв намерение пришельцев, немедленно отправили к ним лодку с двумя гребцами, вся одежда которых заключалась в набедренных повязках. Но эта лодка могла вместить не больше десяти человек, и потому последовала просьба прислать другую, чтобы весь отряд мог переехать одновременно.
И это желание индейцы выполнили. Они прислали другую лодку, но в ней могло поместиться не более четырех человек. В эту лодку сели Анна Петровна Булыгина, кадьякская алеутка, алеут и мальчик Филипп Котельников.
В большую лодку сели девять человек, самых отважных и проворных. Другие же остались на берегу и наблюдали за переправой.
Большая лодка достигла уже середины реки, как вдруг голые гребцы выдернули пробки, закрывающие отверстия в дне лодки, бросились в воду и поплыли к берегу. Это было делом нескольких секунд. Лодку понесло мимо хижин, откуда индейцы забросали промышленников копьями и стрелами. На изгибе реки лодку подхватило отраженное от другого берега течение и принесло назад к северному берегу прежде, чем она успела наполниться водой и потонуть. Неожиданно все были спасены, но некоторые пострадали от копий и стрел. Особенно опасно были ранены двое. Четыре человека, находившиеся в маленькой лодке, были взяты в плен индейцами.
Решив, что бывшие в лодке ружья подмочены и стрелять из них уже нельзя, индейцы переехали на противоположный берег. Они были вооружены копьями, луками и даже ружьями. Русские поспешили кое-как укрепиться, используя деревья и кустарники.
Началась перестрелка. Довольно долго отражали русские нападение индейцев, которым все же пришлось отступить к реке. Один из промышленников, смертельно раненный, не в силах был идти, а товарищи не могли оставить его врагам, поэтому понесли на руках. Отряд двигался медленно, и раненый, чувствуя приближение смерти, просил товарищей оставить его и постараться уйти от индейцев как можно дальше. Простившись с умирающим другом, промышленники ушли. Для ночлега они выбрали удобное место в невысоких горах, покрытых лесом.
Отряд теперь стал меньше на пять человек. Четверо из них были взяты в плен. Все сознавали серьезность и опасность своего положения, которое не могло не внушать отчаяния. Горсточка людей оказалась в чужой стране, во враждебном окружении. Помощи ждать было неоткуда.
В ГЛУБЬ СТРАНЫ
В середине ноября в отряде не осталось ни куска пищи. Начальник отряда посылал людей в лес собирать губки, растущие на деревьях, но таким способом накормить шестнадцать человек было невозможно. Промышленники решили заколоть собаку - постоянного их спутника и сторожа. Мясо разделили на всех поровну.
Тяжелые испытания надломили физические и душевные силы Булыгина. Он собрал всех и со слезами на глазах сказал: «Братцы! Мне в таких бедствиях прежде бывать не случалось и теперь почти ума своего лишаюсь и управлять вами более не в силах. Я теперь препоручаю Тараканову, чтобы он управлял всеми вами, и сам из послушания его выходить не буду. Сверх того, если не угодно Тараканова, выбирайте из своих товарищей кого хотите».
Все единодушно выразили свое согласие с предложением штурмана, после чего он написал карандашом на бумаге о назначении Тимофея Тараканова начальником отряда и сам первым подписал ее. Все, кто умел писать, последовали его примеру. Весь следующий день шел сильный дождь, заставивший отряд пробыть на одном месте. Был съеден последний кусок мяса.
Четырнадцатого ноября погода благоприятствовала промышленникам. Отряд отправился в путь, и все увидели невдалеке хижины. В хижинах никого не оказалось. Промышленники взяли здесь по двадцати пяти рыб в связках на каждого, и пошли к прежнему своему месту ночлега.
Едва они успели отойти с версту от хижины, как увидели бегущего за ними индейца, который кричал что-то. Боясь, чтобы он не открыл места их убежища, промышленники прицелились в него из ружей и этим заставили повернуть назад.
Путь отряду преградила речка, и все расположились отдыхать. Тараканов решил подняться в это время на близлежащую гору, чтобы осмотреть местность. Он взял с собой двух людей. Один из них, первым оказавшийся на вершине горы, был ранен стрелой в спину. Вскоре был ранен и другой. Тараканов увидел на горе, за речкой большое число индейцев. Кроме того человек двадцать из них бежали наперерез, чтобы не дать трем промышленникам возможности соединиться с их товарищами. Градом сыпались стрелы. Тараканов выстрелил по бежавшим, индейцы отступили. Промышленники соединились с остальными и благополучно достигли места стоянки. Здесь пробыли двое суток, восстанавливая силы и леча раненых.
Был выработан новый план действий. Идти к намеченной ранее гавани, чтобы встретить там русское судно, не позволяло время года: приближалась зима. К тому же никто не знал, когда отряд будет в состоянии переправиться через реку. Поэтому было решено идти вверх по реке, до озера, из которого она вытекает. О существовании озера они слышали от индейцев. Там предполагалось построить укрепление и зазимовать, чтобы весной снова двинуться в путь.
...Отряд вышел к реке и направился вверх по течению. Путь был тяжелым. У самого берега дорогу часто преграждали утесы и непроходимые чащи кустарников. Деревья, верхушки которых терялись высоко в небе, имели огромные корни, переплетающиеся со стволами упавших деревьев. Приходилось далеко обходить места завалов, а потом снова возвращаться к реке и не терять ее из виду. Это страшно удлиняло путь. Ненастная погода также сильно задерживала движение отряда.
Нередко встречались индейцы в лодках-долбленках. Некоторые из них, по приглашению русских, приставали к берегу и продавали им рыбу за бисер, пуговицы и другие мелочи, еще уцелевшие после всех скитаний.
Однажды, пробираясь сквозь густой лес, промышленники неожиданно наткнулись на две индейские хижины. Русские обратились к индейцам с просьбой продать им рыбу, но индейцы отказались. Положение Тараканова и их спутников оказалось безвыходным. Они решили прибегнуть к насилию.
Тараканов повелительным голосом приказал индейцам немедленно вынести им рыбу. Это требование было тотчас исполнено, и каждый промышленник взял по громадной связке рыбы. Кроме того было взято два мешка из тюленьих кож с икрой. За все заплатили бисером и корольками, и индейцы, казалось, были довольны.
На другой день к русским пришли два индейца и смело вошли в шалаш. Один из них был хозяин той хижины, где промышленники взяли рыбу. Они принесли пузырь китового жира, собираясь продать его. Из разговора с индейцами, при котором обе стороны с трудом понимали друг друга, выяснилось, что спутник хозяина хижины прибыл с побережья и предлагает купить у его соплеменников белую женщину - Анну. Это предложение удивило и обрадовало русских.
Немедленно были начаты переговоры о выкупе Анны Петровны. Булыгин предложил индейцу взять его последнюю шинель. Тараканов прибавил свой новый хлопчатобумажный халат. Остальные промышленники, в том числе и алеуты, тоже давали свои вещи: кафтаны, шаровары... Наконец из этих вещей составилась немалая груда, но индеец уверял, что его землякам этого мало, и требовал еще добавить четыре ружья. Русские были поставлены в трудное положение, но не отказали индейцу, заявив, что до окончательного заключения сделки хотят видеть пленницу.
Индеец пообещал выполнить эту просьбу и вместе со своим спутником ушел в сторону реки.
Спустя некоторое время индейцы привели Анну Петровну на противоположный берег реки. Булыгин и Тараканов знаками попросили перевезти ее на их сторону. Тогда индейцы посадили свою пленницу в лодку с двумя гребцами и, не доплыв до берега сажен пятнадцати или двадцати, остановились.
Трудно описать состояние, в котором находились супруги Булыгины во время этого свидания. Они плакали. Рыданья мешали им говорить друг с другом. По щекам суровых промышленников тоже катились слезы.
Немного успокоившись, Анна Петровна рассказала мужу и его спутникам, что колюжи ее хорошо содержат и относятся к ней человеколюбиво, а взятые в плен вместе с ней люди живы и находятся теперь в районе устья реки.
Промышленники возобновили переговоры с индейцами о размерах выкупа. Индейцы стояли на своем и обязательно хотели получить четыре ружья. Видя, что русские не отвечают на их требование, они немедленно увезли Анну Петровну на противоположный берег.
Провал переговоров испугал Булыгина. Он несколько минут молча провожал взглядом удалявшуюся лодку, затем тоном начальника стал приказывать Тараканову отдать индейцам требуемый ими выкуп.
Тараканов понимал, что сделать этого они не могут, так как у каждого осталось по одному годному ружью, и не было никаких инструментов для починки сломанных. В ружьях было единственное их спасение, следовательно, лишиться их было бы крайне неблагоразумно. Кроме того, эти же ружья были бы немедленно обращены индейцами против них. Тараканов не мог выполнить приказания штурмана, которое окончательно бы их погубило.
...Несколько дней отряд шел на восток, вверх по реке. Часто вдалеке были видны одинокие лодки с индейцами. Где-то поблизости, в верховьях реки, было селение и его следовало достичь, но выпавший глубокий снег мешал этому, и отряд не мог продолжать свой путь.
Было решено остановиться на зимовку. По указанию Тараканова на берегу реки расчистили место, построили шалаши и нарубили лес для постройки избы. Труднее всего было добывать продовольствие.
Однажды приехали к ним на лодке три человека, среди которых был молодой человек, оказавшийся сыном вождя из ближайшего селения. Русские попросили индейцев взять с собой одного из промышленников, который купит у них рыбу. Индейцы с радостью согласились и спешно начали готовиться к отъезду. Не было сомнения, что они радовались прекрасному случаю с легкостью захватить в плен чужеземца. Иван Курмачев выразил готовность ехать, Тараканов, чтобы не случилось несчастья, потребовал от индейцев оставить заложника. Такое требование индейцам крайне не понравилось, но они вынуждены были выполнить его.
Заложника караулили всю ночь и освободили на другой день, когда был привезен Курмачев. Он приехал с пустыми руками, так как индейцы не продали ему продовольствия
Промышленник рассказал, что видел только одну хижину, в которой были две женщины и шестеро мужчин, помимо трех, приезжавших в лодке. Тараканов решил наказать индейцев за обман. Он посадил их под караул, а на лодке отправил к хижине шесть промышленников с ружьями. Они взяли там рыбу и поздно вечером вернулись. Тогда задержанные индейцы, получив кое-какие подарки, были отпущены.
Вскоре после этого один старик индеец привез русским в лодке много лососей и продал их за медные пуговицы. Этот запас продовольствия ускорил постройку избы. Изба была квадратная, с будками для часовых по углам, похожая на маленькую крепость.
Через некоторое время к русским снова приехал знакомый уже им молодой индеец со своими спутниками. Трудно было понять, что привело их сюда. На вопросы о продовольствии они отвечали грубым отказом, за что промышленники посадили под стражу юношу и объявили, что не освободят его до тех пор, пока индейцы не обеспечат их на зиму рыбой в нужном количестве. Промышленники потребовали от юноши четыреста лососей и десять пузырей икры. Узнав, в чем состоит требование, индеец немедленно от правил куда-то своих товарищей. В течение последующей недели они дважды приезжали к заложнику и о чем-то говорили между собой. Во второй приезд заложник стал просить русских, чтобы они пропустили вниз по реке лодку с его людьми. Не прошло и получаса, как мимо русской стоянки проплыли тринадцать лодок, на которых было около семи десяти мужчин и женщин. Эти люди скоро вернулись и привезли русским рыбу и икру. Промышленники кроме того выпросили у них одну лодку на шесть человек. После этого задержанного молодого индейца отпустили, подарив ему испорченное ружье, суконный плащ, ситцевое одеяло и хлопчатобумажную рубашку.
Несмотря на очень тяжелое положение, русские не прибегали к жестоким мерам в отношении индейцев, они умело пользовались различными психологическими приемами, чтобы, не портя отношений с ними, обеспечить себя питанием на ближайшее время. Имея теперь свою лодку, они часто ездили за рыбой вверх по реке.
Речная долина, в которой им пришлось зазимовать, была окружена горами, поросшими пихтой и сосной. Далеко на востоке возвышалась над горизонтом заснеженная вершина горы Олимпес. Зима в этих краях была мягкая и теплая.
Наступили дни относительного спокойствия и мира. Промышленники в продолжение зимы жили в тепле, имея в достаточном количестве рыбу, которая была их единственной пищей. Часовые зорко охраняли свое жилище. Индейцы на некоторое время оставили в покое беглецов. И все же горсточка бородатых чужеземцев, обладавших страшным оружием, была чужой на земле квилеутов и квинаультов, и можно было в любой момент ждать нападения.
Невесело встретили промышленники новый, 1809 год. В долгие зимние ночи они обсуждали свое положение, спорили и, наконец, приняли предложение Тараканова построить другую лодку и весной ехать вверх по реке, насколько можно, а затем оставить лодки и идти в горы к югу, чтобы выйти на реку Колумбию, где, по слухам, жили более миролюбивые племена. Все понимали трудность выполнения этого плана, но иного выхода не было.
Промышленники стали готовить лодки и ждать наступления теплых дней.
К УСТЬЮ РЕКИ
С наступлением весны Булыгин вновь принял на себя командование экипажем шхуны «Св. Николай», и Тараканов не только не препятствовал ему, он напротив, проявил полное повиновение.
В начале февраля 1809 года отряд, оставив свое укрепленное жилище, отправился на двух лодках, нагруженных рыбой, вниз по течению. Все поняли, что Булыгин, вопреки решению большинства идти вверх по течению реки, решил плыть к ее устью. Никто не посмел возразить командиру.
Вскоре сделали остановку. К русскому отряду пришел старый индеец. Он подарил русским плетеную корзину, наполненную пареными кореньями, из которых индейцы готовят кислый напиток. Индейца звали Лютлюлюк. Старик оказался любопытным и услужливым. Он расспрашивал, куда едут чужеземцы и что намерены делать дальше, но этого не знали и сами промышленники. Он помогал им, чем мог, и за это получал подарки. В конце концов Лютлюлюк вызвался быть проводником и ехать с отрядом до устья реки. Промышленники, довольные, приняли его услуги. Старик ехал впереди, показывая, где можно двигаться безопасно.
Там, где путь преграждали стволы упавших деревьев, он садился в лодку русских и с большой осторожностью, избегая столкновения с плавающими деревьями, проводил их через опасное место.
Продолжая таким образом свой путь, отряд приблизился к небольшому острову. Проводник вдруг остановился и посоветовал отплыть от островка и пристать к берегу, а сам поехал туда. Через некоторое время на островке стали с беспокойством бегать взад и вперед несколько человек с луками и стрелами. Проводник между тем скоро вернулся и сообщил, что на острове собралось много индейцев, которые собираются стрелять в русских из луков и бросать копья, когда те поедут мимо них. Старик взялся провести отряд другим, очень узким и безопасным проходом и сдержал свое слово.
Наконец, промышленники достигли устья реки и остановились на берегу против индейского селения. Здесь они вытащили лодки на берег и построили шалаш. Лютлюлюку подарили рубашку и платок. Затем решено было наградить индейца - добровольного союзника русских - медалью, которую специально отлили из олова. На одной стороне медали кое-как изобразили двуглавого орла - герб российский, а на другой написали год, месяц и число, когда медаль была вручена индейцу. Ему сказали, чтобы он носил медаль на шее. После этого русские расстались с ним.
На другой день рано утром из-за реки приехало много индейцев. Среди них были две женщины.
Промышленники взяли в плен одну женщину и юношу и заявили индейцам, что не освободят их до тех пор, пока им не будут возвращены русские пленники.
Вскоре после этого случая явился муж задержанной индианки. Сообщив, что пленные по жребию достались другому племени, он обещал через четыре дня вернуть их всех, если только белые волосатые люди дадут ему обещание, что не умертвят его жену. Обещание ему было дано.
Через восемь дней на другой берег реки прибыли около пятидесяти индейцев. Вождем индейцев был Ютрамаки - пожилой человек, одетый по-европейски.
Тараканов и несколько промышленников немедленно спустились к берегу и среди прибывших, к большой своей радости, увидели Анну Петровну. После первых взаимных приветствий она объяснила, что задержанная русскими женщина - родная сестра вождя Ютрамаки. «Как она, так и ее брат, - продолжала Булыгина, - люди весьма добрые, оказали мне большие услуги и обходятся со мной очень хорошо, а потому и требую, чтобы вы немедленно освободили эту женщину». Когда же Тараканов сказал ей, что Николай Исакович желает освободить индейцев не иначе, как в обмен за нее, то Булыгина решительно отвергла предложение вернуться к ним и посоветовала им добровольно отдаться в руки того народа, у которого она живет.
Анна Петровна уверяла Тараканова, что Ютрамаки освободит русских и отправит их на европейский корабль, находящийся в проливе Хуан-де-Фука. Кое-что она знала и о других пленных: подросток Котельников достался народу, живущему на мысе Гревиль, алеут Яков - у того племени, на чьей земле они высадились с разбитого судна, а алеутка Марья живет в районе устья реки.
Напрасно уговаривал Тараканов Булыгину, она стояла на своем. Выслушав Тараканова о переговорах с Анной Петровной, штурман Булыгин сначала был возмущен предложением жены, но после некоторого раздумья он и Тараканов пришли к выводу, что ее предложение разумно. Они решили добровольно сдаться в плен
К ним присоединились Кузьма Овчинников и два алеута, а одиннадцать человек отказались последовать их примеру.
Тараканов сказал вождю Ютрамаки, что русские считают его сородичей людьми честными, хорошими, и поэтому пять человек решили им подчиниться. Эти люди, говорил он, надеются, что им никакого зла не причинят и на первом же корабле разрешат отправиться на родину. Ютрамаки обещал им сделать так, как они просят, пытался уговорить остальных последовать их примеру.
Промышленники отказались. Они отпустили индианку и индейца из-под стражи и простились с товарищами, уходящими к индейцам.
БЕЛЫЕ НЕВОЛЬНИКИ
На следующий день пленники прибыли в селение, которое Тараканов назвал «кунищатским» по имени обитавшего здесь племени. Тараканов и Булыгин достались вождю Ютрамаки. Булыгин прожил у него очень недолго, он перешел к хозяину своей жены. Овчинников и алеуты попали к другим хозяевам.
Русских пленников хорошо кормили и не загружали работой. Но вскоре бывший хозяин Булыгина прислал назад данный за него выкуп, состоявший из одной девушки-рабыни и двух саженей сукна. Он требовал возвращения своего пленника, но Ютрамаки на это не соглашался. Наконец, сам Булыгин, сильно тосковавший по жене, попросил передать его прежнему хозяину, что Ютрамаки и исполнил.
После этого индейцы стали часто передавать своих белых рабов из рук в руки. Они продавали и дарили их друг другу, меняли или уступали своим родственникам и друзьям. Хуже всего пришлось супругам Булыгиным: их иногда соединяли, иногда разлучали, и они находились в постоянном страхе разлучиться навсегда.
Летом Анна Петровна попала к одному богатому индейцу, который очень грубо обращался с ней. Ее здоровье сильно пошатнулось, и в августе 1809 года, находясь вдали от мужа, она умерла. Хозяин не позволил похоронить ее, а велел бросить в лесу, как обычно поступали с телами умерших рабов. Булыгин, узнав о смерти жены, тяжело заболел и вскоре тоже умер.
Между тем Тимофей Тараканов почти все это время находился у своего доброго хозяина Ютрамаки, который относился к нему скорее как к другу, нежели к пленнику. Пленник со своей стороны всеми способами старался заслужить расположение своего хозяина и отблагодарить его. Он с удивлением замечал, как простодушны и легковерны индейцы, как они похожи на детей. Тараканов обладал незаурядным умом, и ему нетрудно было заставить индейцев относиться к себе с уважением. Однажды он сделал бумажного змея. Змей поднялся на большую высоту, повергая в изумление толпу индейцев, перед которыми Тараканов демонстрировал свое искусство. Индейцы считали змея изобретением их пленника и с восхищением говорили, что русские могут достать до самого солнца
В другой раз Тараканов сделал трещотку, широко известную в русских деревнях, которая особенно понравилась Ютрамаки. Эта трещотка, по его объяснению, могла пригодиться во время военных действий.
«Инструмент сей довершил мою славу, - рассказывал впоследствии Тараканов, - все удивлялись моему уму и думали, что подобных гениев мало уже осталось в России».
В начале осени Ютрамаки с Таракановым покинули мыс Флаттери и переехали на зиму на восток по южному берегу пролива Хуан-де-Фука. Здесь Тараканов построил себе небольшую землянку и жил в ней один. Осенью он стрел ял птиц, зимой делал для своего хозяина и на продажу деревянную посуду самодельным скобелем из гвоздя.
Мастерство Тараканова индейцев очень удивляло, они восторгались им и никак не могли понять, почему Булыгин, не умевший ни застрелить на лету птицу, ни владеть топором, был у этих чужеземцев начальником. Вожди макахов на общем совете решили, что такой человек, как Тараканов, сам достоин быть вождем. После этого его всегда приглашали вместе с хозяином на все празднества и угощали наравне с богатыми индейцами.
Зимой у макахов и соседних племен ощущался большой недостаток в продовольствии. Продукты питания были дороги. За десяток вяленых лососей люди должны были платить по бобровой шкуре. Многие голодали.
Промышленники Петухов, Шубин и Зуев бежали от своих хозяев к Тараканову, о сносной жизни которого они уже знали. Ютрамаки их кормил, а когда хозяева бежавших потребовали их выдачи, то сказал, что беглецы живут у Тараканова, от него и зависит их возвращение. Индейцы должны были обратиться к Тараканову, и тот передал им бежавших товарищей, взяв с их хозяев обещание не обижать пленников и лучше кормить.
В марте 1810 года Ютрамаки и Тараканов вернулись в летний поселок. Здесь Тараканов построил себе другую землянку, больше первой, и укрепил ее со стороны моря своего рода бойницами. Слава о невиданной здесь постройке разнеслась далеко, и многие вожди приезжали посмотреть на укрепленный дом белого бородатого «вождя-раба».
Прошел уже год индейского плена, но ни одного корабля не видели Тараканов и другие промышленники, с которыми он поддерживал связь. Все сильнее тосковали они по родине и по воле.
Этой же весной Дмитрий Шубин расстался со своими товарищами. Он был продан одному богатому индейцу, занимавшемуся китобойным промыслом, и оказался на западном побережье. Макахи и говорящее на родственном им языке племя нутка на западном берегу острова Ванкувер были племенами, занимавшимися охотой на китов. Но и среди этих племен охотиться на китов имели право только отдельные семьи, бывшие поэтому в большом почете у индейцев.
Хозяин Шубина - гарпунщик - был сыном китобоя, также унаследовавшего эту профессию от своих предков.
Предметы быта индейцев (деревянные латы, погремушка,
уда, медная доска для торжественных церемоний, маска)
С китобойным промыслом было связано много суеверий, поэтому гарпунщик в своем поведении должен был подчиняться различным ограничениям и запретам. Его действия перед выходом на охоту напоминали действия жреца или шамана. Он уединялся в особой хижине, где лежали черепа умерших гарпунщиков и деревянные фигурки людей, и молился за успех опасной охоты, стараясь не делать ничего, что могло бы рассердить духа кита. Затем гарпунщик шел купаться в маленьком озере далеко за поселком. Там он нырял под воду и, когда снова оказывался на поверхности, сильно дул вверх - так же, как это делает кит в море. Чтобы очиститься, гарпунщик сильно тер себя ветками. Только после этого он готов был выехать в море. Когда китобои уходили в море, их жены должны были вести себя так, чтобы не испугать и не рассердить китов.
Охотой на китов, как и на тюленей, могли заниматься только свободные люди - это было их почетным правом. Поэтому Шубин и другие рабы, выполнив кое-какие работы в летнем поселке китобоев, часто сидели на берегу моря и наблюдали за приготовлениями к охоте
Этот берег принадлежал квилеутам, с которыми макахи, их северные соседи, находились в самых дружественных отношениях. В летнем поселке было несколько больших прямоугольных домов, построенных из тяжелых тесаных досок. Около каждого дома стоял высокий тотемный столб покрытый резными изображениями фантастических чудовищ, зверей, птиц или людей. Некоторые столбы имели наверху искусно вырезанную фигуру орла с распростертыми крыльями.
Из домов выходили китобои. Они несли тисовые гарпуны, длина которых вдвое превышала человеческий рост, сложенные кругами веревки, копья, поплавки из тюленьей кожи. Все это складывали в лодку. Китобоев провожали все жители поселка. Восемь человек садились в лодку, каждый на свое место: гарпунщик - впереди, на каждой из трех скамей посреди лодки - по два человека, один охотник - на корме.
Солнце стояло уже довольно высоко, когда лодку оттолкнули веслом от прибрежного камня. Гребцы взмахнули веслами, и она стала быстро удаляться. Восемь храбрецов вышли на поединок с морским гигантом.
Был теплый весенний день. Земля уже покрылась густой травой, воздух оглашали крики и пение птиц. Но ничто не радовало Шубина, сидевшего на поваленном дереве в стороне от поселка. Изредка он провожал глазами проходивших мимо индейцев, одетых в скрепленные на груди накидки из кедрового лыка. «Босиком и в рогожах ходят мои хозяева», - невесело усмехался промышленник. Шубин знал, что он находится недалеко от места крушения шхуны «Св. Николай», которую индейцы сожгли. На юго-западе виднелась темная полоска острова Дестракшен. Невольно вспомнились неудачная попытка высадиться на этот островок и последовавшее за этим пленение.
- Наверное, уже май наступил, - думал Шубин,- второй год в плену.
К берегу подходили женщины и с тревогой вглядывались в море. Были случаи, когда разъяренный кит ударом хвоста опрокидывал лодку и даже раскалывал ее.
А в это время китобои уже несколько часов высматривали свою добычу. Наконец заметили кита. Гребцы тотчас налегли на весла, и лодка помчалась прямо на него. Стоявший на носу гарпунщик с силой метнул тяжелый гарпун в спину кита, а лодку повернули в сторону. Наконечник гарпуна с двумя зубцами из отростков оленьего рога остался в теле животного. Кит дернулся, и древко, прикрепленное длинным сухожильным шнуром к наконечнику, отделилось от него, упав в воду. Раненый кит поднял сильное волнение вокруг себя, ныряя и вновь появляясь на поверхности. Лодку сильно качало. Охота принимала опасный оборот. Но вот охотники вонзили в тело кита еще несколько гарпунов, а затем острыми крепкими копьями добили его. Когда лодка подошла вплотную к голове морского гиганта, один из охотников прорезал его верхнюю и нижнюю губы, продел через прорези крепкий ремень из лосиной кожи. Таким образом рот кита был «зашит», чтобы тот не наглотался воды.
Уже наступил вечер. Предстояла тяжелая работа - тащить на гарпунных веревках кита к деревне. В этом китобоям помогали морские волны, постепенно подталкивавшие тушу к берегу, и жители поселка, прибывшие в лодке на помощь. Всю ночь китобои пробыли в море.
Наконец кит оказался на берегу. Усталые китобои и другие жители поселка спели песни, в которых они благодарили кита за прибытие к ним и хвалили его за большие размеры. Все жители поселка приняли участие в разделке китовой туши. Несколько часов люди переносили куски мяса в ямы, наполняли большие деревянные чаши и плетеные корзины.
На несколько месяцев поселок был обеспечен мясом и жиром. Вечером в честь удачной охоты на кита молодежь устроила игры. Гоняли клюшками, похожими на боевые дубины, «мячи» из китовой кости....
«.Люди с такой храбростью, таким присутствием духа и такой ловкостью, конечно, заслуживают наше самое искреннее восхищение», - так через полтора века писал об индейцах-китобоях канадский этнограф Личмэн.
На другой день к гарпунщику, хозяину Шубина, пришли трое индейцев. Они приехали морем с северной стороны. Шубин слышал их громкий разговор, во время которого часто упоминалось имя уважаемого здесь всеми Ютрамаки. Гарпунщик часто повышал голос, не соглашаясь с пришедшими, затем умолк. Через некоторое время индейцы вы шли из дома, позвали к себе Шубина, сели вместе с ним в лодку и уехали на север.
ВОЖДЬ МАКАХОВ СДЕРЖАЛ СВОЕ СЛОВО
Между тем Тимофей Тараканов жил на прежнем месте в своей полуподземной «крепости». Он постоянно слышал шум океанского прибоя. Однажды рано утром - это было 6 мая 1810 года - он вышел из своего жилища, посмотрел на покрытое облаками небо и, повернувшись к морю, увидел парусное двухмачтовое судно. Не помня себя от радости, он побежал к дому Ютрамаки, давно обещавшего передать его на первый же корабль. Индейцы тоже увидели это судно, медленно приближавшееся к берегу.
Ютрамаки выполнил свое обещание. Он вместе с русским пленником немедленно сел в лодку и направился к судну. Это был бриг «Лидия», прибывший из Соединенных Штатов. Едва ступив на палубу, Тараканов увидел подошедшего к нему бородача, в котором, к немалому своему удивлению, узнал промышленника Афанасия Валгусова.
Валгусов рассказал, что он был перепродан южным племенам, побывал у квинаультов, чехалисов и, наконец, попал к чинукам на берега реки Колумбии. Здесь он был выкуплен капитаном этого судна.
Тараканов как мог рассказал капитану о бедствиях группы русских промышленников, находящихся в плену. Капитан постарался объяснить вождю Ютрамаки, что он желает выкупить всех русских пленников и просит привезти их на бриг. Ютрамаки уехал, оставив Тараканова на бриге.
За каждого русского индейцы получили большой выкуп.
За Ивана Болотова и Ивана Курмачева хозяин потребовал такой огромный выкуп, что плата за каждого из них превосходила общую сумму, уплаченную за всех остальных. Капитан отказался выполнить такое непомерное требование, и индейцы увезли промышленников обратно.
Но капитан не отказался от мысли освободить их. Он захватил в плен знатного индейца, родного брата хозяина Болотова и Курмачева, и заявил, что не отпустит индейца, пока русские не будут освобождены. Угроза возымела свое действие. В тот же день на бриг были доставлены Болотов и Курмачев.
После этого Тараканов и капитан, не отпуская заложника, потребовали от индейцев возвращения Шубина и назначили им сутки сроку. Сутки прошли, и капитан приказал сняться с якоря. Уже отошли миль на пятнадцать от места четырехдневной стоянки, когда была замечена приближавшаяся к судну большая остроносая лодка. Индейцы доставили последнего русского пленника - Дмитрия Шубина. Капитан отпустил индейца-заложника и заплатил ему за освобожденных людей такой же выкуп, какой был дан за других.
Таким образом капитан «Лидии» выкупил у индейцев тринадцать пленников.
Собравшись вместе, промышленники выяснили, что семь человек из потерпевших кораблекрушение умерли за время пребывания в этих местах.
Мальчик Филипп Котельников был продан какому-то отдаленному племени индейцев и остался жить у них. Позднее промышленники узнали, что один алеут был еще в 1809 году выкуплен шкипером американского корабля «Меркурий».
Полтора года скитаний по лесам и пребывания в плену остались позади. Бриг «Лидия» 10 мая 1810 года взял направление на север вдоль берегов Америки. Почти месяц длилось это плавание. Капитан часто останавливался для скупки мехов у индейцев.
Наконец, 9 июня судно вошло в Ситхинский залив и бросило якорь в порту Ново-Архангельска. Русские и алеуты снова были среди своих соотечественников.
Подолгу просиживали ситхинские промышленники, слушая рассказы о странствиях и злоключениях в индейском плену, в диких краях за далекой Нуткой, на пороге Нового Альбиона.
Молча слушал главный правитель отчет приказчика Тараканова, суперкарго шхуны «Св. Николай». Когда Тараканов закончил свой рассказ, Баранов предложил ему описать все пережатое.
- Не привычен я писать, Александр Андреевич. Мне легче на промыслы отправиться, - отказывался Тараканов.
- Нет, Тимофей, дело это не большое, но важное, - продолжал Баранов. - Нечасто такое случается с нашими промышленниками, хотя они каждый год бывают во всяких опасностях. Скоро вот двадцать лет, как я служу в российских заселениях в Америке, а про столь долгий плен не слыхал. Многим будет любопытно узнать про тот край и колошей, там обитающих... Вот тебе бумага, и никаким делом занимать тебя не буду, пока не кончишь. Ступай!
И Тараканов принялся за свое повествование.
Он услышал рассказ и о плавании Ивана Кускова, начальника всей экспедиции в Калифорнию. Через три недели после ухода шхуны «Св. Николай» был готов к дальнему плаванию на юг компанейский корабль «Кадьяк», который 20 октября 1808 года покинул Ново-Архангельск, держа путь к северным берегам Калифорнии.
Кусков хотел соединиться со шхуной «Св. Николай» у гавани Гавр-де-Грей (Грейс-Харбор на современных картах), недалеко от устья Колумбии. Сильный шторм помешал «Кадьяку» даже приблизиться к этой гавани, и Кусков вынужден был продолжать плавание, не останавливаясь у этих негостеприимных берегов. Он, конечно, не мог знать, что в эти дни экипаж «Св. Николая» после крушения шхуны пробирается через леса и реки вдоль морского берега к югу.
Ритуальные маски эскимосов о. Кадьяк.
Медленно продвигался вперед «Кадьяк». Кусков изучал береговую линию и знакомился с возможностями морского зверобойного промысла на побережье от Колумбии до залива Сан-Франциско. В бухту Тринидад «Кадьяк» прибыл 28 ноября. Следуя дальше на юг, Кусков во второй половине декабря достиг залива Бодега под 38° северной широты. Залив он назвал именем графа Н. П. Румянцева, русского государственного деятеля начала XIX века, принимавшего активное участие в делах Российско-американской компании. Это название долго удерживалось на русских картах.
Район залива Румянцева был самым южным районом западного побережья Америки, не занятым европейцами. К югу от залива Сан-Франциско начинались испанские поселения.
В этом районе Кусков провел несколько месяцев и решил, что лучшего района для основания поселения и искать не надо. Здесь были плодородные почвы и благодатный климат. Протекавшую поблизости реку назвали Славянкой.
В 1809 году в заливе Малый Бодега Кусков оставил в укрытом месте железную доску под номером 14 с надписью «Земля российского владения».
Но обосноваться сразу не удалось. Причиной этому были исчезновение второго судна экспедиции - «Св. Николая», недостаток строительных материалов и ненадежность экипажа «Кадьяка».
18 августа «Кадьяк» вышел из залива Бодега в обратный путь, имея в трюме более двух тысяч добытых здесь шкур. Противные ветры затрудняли плавание, и лишь 4 октября Кусков вернулся в Ново-Архангельск. Теперь был намечен Район основания русской базы снабжения Аляски продовольствием и новых промыслов морского зверя.
В мае 1810 года на судне «Юнона» - первом русском судне, когда-то вошедшем в залив Сан-Франциско, отправилась промысловая партия алеутов в проливы к юго-востоку от Ситхи. Начальником экспедиции был снова назначен Иван Кусков.
Через несколько недель после ухода «Юноны» в Ново-Архангельск на «Лидии» были доставлены Тараканов и его спутники.
ГЛАВА III
НОВО-АРХАНГЕЛЬСК И ФОРТ РОСС
СИТХИНСКОЕ ЛЕТО 1810 ГОДА
Летом в Ситхинский залив прибыл военный шлюп «Диана» под командованием Василия Михайловича Головнина.
Три года назад Головнин покинул Кронштадт. Когда-то он служил в английском флоте, плавал в эскадре знаменитого адмирала Нельсона, воевал с французами. В июне 1807 года отправился в далекое плавание на «Диане» - военном шлюпе, только что построенном на русской верфи. Морское министерство отправляло лейтенанта Головнина для географических исследований в Тихий океан, к восточным берегам России.
У мыса Доброй Надежды «Диана» была обстреляна английской эскадрой, и целый год англичане продержали ее в этом месте, никуда не выпуская. Но Головнину удалось в конце концов уйти от англичан, и в сентябре 1809 года «Диана» бросила якорь в Авачинской губе. В Петропавловске-на-Камчатке Головнин зазимовал.
Образованный офицер русского флота, превосходный моряк, любознательный ученый, исследователь, Василий Головнин отличался в то же время храбростью, патриотизмом, верностью долгу и товарищам. Честность и прямота Головнина делали его непримиримым врагом и петербургских бюрократов, и камчатских чиновников-взяточников. Отличаясь благородством и гуманностью, он ненавидел угнетение во всех его проявлениях.
В начале 1810 года Головнин получил повышение по службе и летом этого года уже капитан-лейтенантом прибыл с Камчатки на Ситху.
Надо было произвести подробное описание берегов Русской Америки и доставить туда запасы муки; кроме того, он имел неофициальное поручение разузнать о действиях Российско-американской компании, так как сведения о чинимых ею злоупотреблениях начали доходить до Петербурга.
Распространились слухи и о том, что на Ситхе раскрыт заговор группы промышленников. Причиной заговора явились тяжелые условия жизни и работы, а также жестокое обращение Баранова и других служащих компании с подчиненными.
Заговорщики летом 1809 года образовали нечто вроде казачьего круга и выбрали, в подражание Войску Донскому, хорунжего. Из-за предательства заговор был раскрыт, и пять человек высланы на Камчатку.
Таким образом, к моменту прибытия Головнина жизнь в Ново-Архангельске была неспокойной.
Утром 30 июня 1810 года шлюп «Диана» был отбуксирован к порту Ново-Архангельск, расположенному за островками. Здесь моряки увидели три неоснащенных судна под флагом Российско-американской компании и три торговых судна из Соединенных Штатов. Над крепостью был поднят флаг компании, и вскоре там прогремели пушечные выстрелы.
На корабль прибыл главный правитель владений компании Александр Баранов. Он сам показал наиболее удобное якорное место, где «Диана» и остановилась. Каждый из американских кораблей салютовал русскому флагу.
После приветствий все офицеры «Дианы» были приглашены Барановым на обед. Головнин и свободные от дежурства офицеры отправились в крепость. Баранов не мог скрыть своей радости в связи с приходом Русского военного судна.
Шлюп «Диана», которым командовал В. Головнин.
Маршруты плаваний Головкина.
Внимательно рассматривали гости крепость: внушительные деревянные башни с амбразурами1 [амбразура - отверстие в стене укрепления, предназначенное для ведения огня и наблюдений] и пушками разных калибров, крепкий высокий палисад, во дворе дом правителя, казармы для промышленников, склады - все это построено из толстых и прочных бревен; дом правителя красиво и богато обставлен. Мебель была привезена из Петербурга и Англии.
Головнина и его близкого друга лейтенанта Рикорда особенно поразила богатая библиотека, состоящая из сотен книг на многих европейских языках. На стенах висели замечательные картины. Глядя на них, Головнин подумал, что эти картины достойны были бы украсить любое здание в большом городе, а не только в диком краю Америки, где, может быть, кроме одного Баранова, и ценить их некому.
Баранов заметил удивление своих гостей и рассказал, что книги и картины были подарены компании знатными петербургскими особами в первые годы ее существования. Директора компании прислали их сюда с первой кругосветной экспедицией. Засмеявшись и многозначительно подмигнув, Баранов сказал:
- Лучше бы господа наши директора прислали к нам лекарей, ибо во всех компанейских колониях нет ни одного лекаря, подлекаря или хотя бы лекарского ученика.
Гости остановились, с изумлением глядя на Баранова.
- Неужели это правда? - спросил Головнин. - Как же правители компании такой важный предмет оставили без внимания?
- Не знаю, - отвечал правитель, - что мешает им о сем подумать. Только лечим мы здесь, как бог послал, а кто получит опасную рану или нуждается в операции тот должен умереть.
Баранов попросил Головнина прислать своего лекаря в крепость, на что капитан «Дианы» охотно согласился.
Правитель всячески угождал офицерам императорского флота. Обед был дан на славу. Играла музыка. Когда вечером гости садились в шлюпку, прогремел салют, а промышленники крикнули несколько раз «ура» с высокой стены крепости. На шлюпке отвечали тем же. Так закончился этот праздничный для Ново-Архангельска день.
Следующие дни предстояло провести в дипломатических переговорах.
В заливе уже много дней находилось американское судно. Шкипер этого судна был послан из Нью-Йорка специально для переговоров с Барановым. Его хозяин - купец, занимавшийся уже двадцать четыре года грабительской торговлей с индейцами в бассейне реки Миссури, протягивал свои руки к Тихоокеанскому побережью.
На другой день Василий Головнин снова прибыл в крепость, где он поблагодарил правителя за оказанный им прием, и предложил свои услуги.
Баранов рассказал Головнину о своих неудачных попытках вступить в переговоры с американцем. Единственным здесь человеком, который знал сотни две английских слов, был племянник старого правителя. В переводчики он не годился, и переговоры могли не состояться.
Головнин немедленно познакомился с шкипером, привезшим из Нью-Йорка письма и другие бумаги для переговоров. Письмо Дашкова, русского генерального консула в Филадельфии, было уже известно Баранову. Всего лишь два года назад были установлены дипломатические отношения между Россией и Соединенными Штатами Америки, и Дашков много хлопотал о снабжении русских владений в Америке и прекращении там контрабандной торговли.
Именно он внушил американскому купцу мысль завязать регулярную торговлю с Ново-Архангельском.
Дашков в своем письме к Баранову писал, что компания получит большие выгоды, если будет покупать товары у американцев.
Трехдневные переговоры Головнина и шкипера судна закончились составлением контрактов.
В письме хозяин шкипера предлагал Баранову, которого он льстиво величал губернатором и даже графом, честные условия торговли. Но вскоре обнаружилась цена этой «честности».
Головнин сидел в каюте шкипера, который рад был беседе с русским капитаном, свободно владевшим английским языком. Он рассказывал гостю о длительном плавании вдоль берегов Испанской Америки, в порты которой иногда приходилось заходить за пресной водой и съестными припасами, о том, как дорого обходится это плавание. Он познакомил Головнина и с различными счетами.
Просматривая бумаги с длинными колонками цифр, Головнин обратил внимание на одну бумагу, где никаких цифр не было. Она оказалась секретной инструкцией. Нью-йоркский купец предписывал своему поверенному продавать товары испанцам и индейцам в гаванях Северной Америки, если тот найдет это выгодным, и лишь после этого идти в русские колонии для переговоров. Далее он предписывал разузнать о делах Российско-американской компании, «узнать ее там силу, способы защиты и оборонительное состояние крепостей, разведать достовернее, сколь большою доверенностью общества пользуется компания в России, и на каком счету она у правительства, какие связи Баранов имеет в Петербурге...».
Вернув бумаги, Головнин простился и ушел. Записав содержание прочитанного, Головнин явился к Баранову.
- Намерения господ американцев не так чисты и не вполне клонятся к обоюдной пользе, как то он сам и господин Дашков представляли их в отношениях своих к вам, - говорил Головнин, подавая бумагу правителю. - Американцы желают знать, - продолжал он, - сколь легко было бы для Соединенных областей потягаться силой с компанией, если бы обстоятельства позволили им решиться потеснить компанейские колонии.
Однажды Баранов вручил Головнину небольшую тетрадь.
- Я уже имел случай рассказывать вам о крушении компанейского корабля. Так вот, это журнал приказчика Тараканова. Обязательно прочитайте, - говорил Баранов. - Вернетесь в Россию и сможете угодить просвещенным читателям сообщением о сих приключениях.
Весь вечер просидел у себя в каюте капитан «Дианы», с трудом разбирая записи Тараканова. «Каким опасностям подвергаются в Америке служители торговой компании, - думал Головнин, - куда только людей не забрасывает судьба! Нет, не только прочитать, но и современникам и потомству надлежит поведать, во что обходятся господам акционерам их драгоценные меха», - решительно сказал себе Головнин.
Гусиное перо быстро бегало по бумаге. «Приказчик сей, Тимофей Тараканов, - писал он, - разумел изрядно мореплавание и был, как говорится, мужик смышленый и прямой, но малограмотный...». Он восхищался смелостью и самоотверженностью русских людей. «Повествование их весьма любопытно, и хотя при самом кораблекрушении не было показано никакого искусства и твердости, которые могли бы служить примером и были достойны подражания, но впоследствии русские показали свой дух и характер с самой выгодной стороны. Замечания их об индейцах северо-западного берега Америки также весьма занимательны, и тем более, что народ сей еще очень мало известен географам».
На другой день Головнин познакомился с Таракановым. С любопытством и уважением смотрел он на героя Калифорнии и Колумбии. Тараканов разъяснил капитану непонятные места в своих записках. После Головнин еще беседовал с ним и его спутниками, бывшими в те дни в Ново-Архангельске.
Склонившись над тетрадью Тараканова, Головнин читал: «Боже мой! Кто поверит, чтобы на лице земли мог существовать такой лютый, варварский народ, как тот, между которым мы теперь находимся!»
Чувства потерпевших кораблекрушение ему были понятны, но он записал:
«Тараканов судит по своим понятиям, думая, что все должно покоряться и раболепствовать перед европейцами, которых дикие считают грабителями, похищающими их собственность, и поэтому признают должным и справедливым умерщвлять их повсюду, где только есть случай».
Он слишком хорошо знал, чем оборачивается для отсталых народов их гостеприимство или же недостаточное сопротивление европейцам, проникавшим во все уголки мира. Не только читал или слышал, но и своими глазами видел Головнин в Африке, Океании и Америке всю разницу в положении племен независимых и покоренных европейскими колонизаторами.
По вечерам офицеры «Дианы» и американцы собирались в доме главного правителя, и хозяин угощал гостей. Гости рассказывали друг другу о посещенных ими странах. Каждый с интересом слушал своего собеседника.
Несколько дней Головнин употребил на поездки по заливу для сверки имеющейся у него карты. Вместе со своим штурманом он проехал вдоль берегов острова Ситхи. Они видели, как алеуты охотятся на морских бобров, побывали на серных горячих источниках. Гость мало гостит, да много видит. Один месяц пробыл Головнин в Ново-Архангельске. Праздники и любезное обращение Баранова не помешали ему увидеть злоупотребления властью и насилия, чинимые главным правителем над подчиненными ему людьми. Отдавая должное уму, энергии, простоте в обращении Баранова, которому очень многим была обязана Российско-американская компания, Головнин в то же время увидел в нем слишком усердного слугу и деспота, для которого люди существуют, чтобы обогащать кучку эксплуататоров, Головнин был возмущен тем произволом, который царил здесь всюду по отношению к простым людям, чья смекалка, выносливость и смелость, чей тяжелый бескорыстный труд создали вдали от родины все, чем владели их хозяева. Глядя на дома, такие же, какие строят в России, Головнин удивлялся предприимчивости, упорству и смелости русских людей, проложивших пути в новые земли.
Однажды утром к «Диане» приехали на шлюпке два человека, назвавшие себя матросами Охотского порта. Они обратились к Головнину с просьбой принять их и еще трех матросов на борт «Дианы», так как они не хотели больше работать на компанию. Эти матросы два года назад были посланы сопровождать судно, идущее в Ново-Архангельск, а Баранов задержал их и не отпускал на родину. Головнин немедленно поехал на берег и попросил правителя не задерживать этих людей. Баранов некоторое время сопротивлялся, мотивируя свой отказ Головнину тем, что за матросами числятся долги, но в конце концов отпустил трех из них. Двух же матросов удержал, так как оказалось, что они сами подписали в Охотске контракт с компанией, и Головнин ограничился решением донести о них властям.
Будущий ревизор российских владений в Америке и обличитель компанейских порядков уже в это лето получил представление о жизни в главном поселении - Ново-Архангельске.
Головнину не удалось провести исследования северо-западных берегов Америки. Слухи о возможном нападении английского корсара1 [корсар - морской разбойник, пират] на русские поселения беспокоили Баранова. По его просьбе, изложенной письменно, Головнин согласился остаться на Ситхе до начала августа. Американцы, приезжавшие на Ситху, рассказывали, что другой корсар, пополнив на Гавайских островах свой малочисленный экипаж десятками гавайцев, отправился в прошлом году на север с той же целью. Но в северных широтах все гавайцы заболели, и пират отказался от своего намерения.
В начале августа 1810 года Головнин покинул Ситху.
Баранов сумел извлечь пользу для компании и из этого плавания: «Диана» везла на Камчатку две с половиной тысячи пудов компанейского груза и триста бобровых шкур.
ФОРТ РОСС
Баранов продолжал посылать на юг промысловые партии алеутов и русских.
Недолго отдыхал на Ситхе после возвращения из плена смелый приказчик Тараканов. К осени он по приказу главного правителя уже был готов в четвертый раз плыть к берегам Калифорнии.
В начале 1811 года в Ново-Архангельске начала снаряжаться шхуна «Чириков» для промыслов у берегов Нового Альбиона. Первый помощник правителя Кусков снова повел русское судно в солнечную Калифорнию. Через месяц «Чириков» бросил якорь в заливе Бодега (Румянцева), а еще через некоторое время с большим грузом пушнины
Кусков вернулся в Ситху. Кроме того, он выбрал место для основания русского поселения в Калифорнии.
Весной 1812 года к северу от устья реки Славянки были оставлены строительные материалы, а летом здесь, на от крытом морском берегу, уже возвышалось укрепленное селение - форт Росс, ставшее на три десятилетия базой снабжения Аляски продовольствием и различными товарами. Это было самое отдаленное и самое южное русское поселение в Америке.
Жившие в этом районе индейские племена не признавали испанского господства и помогали русским в строительстве поселения. Они видели в русских защитников от испанских колонизаторов.
Среди первых поселенцев в форте Росс был и Тимофей Тараканов - ветеран-калифорниец. Русские поселенцы очень скоро освоили территорию, прилегающую к форту. Они занимались земледелием, садоводством, разводили скот. Ими были построены небольшие мастерские, кожевенный завод, мельницы. Строились даже морские суда.
Многие русские путешественники побывали в этом краю, они положили начало его изучению.
Капитан Головнин во время своего второго кругосветного плавания снова посетил Ново-Архангельск, побывал в форте Росс и в столице Калифорнии Монтерее. Он оставил подробное описание этого плавания, предварительно произведя научные исследования в некоторой части северо-западного побережья Америки.
В 30-х годах XIX века испанское правительство начало усиленно добиваться ликвидации форта Росс. Русское поселение было окружено новыми миссиями, деятельность его была сильно ограничена. Во второй половине 30-х годов положение форта Росс еще больше осложнилось, так как за Калифорнию, отошедшую к Мексике после провозглашения ее независимости, вступили в борьбу Соединенные Штаты Америки. Американцами было построено вокруг русского форта несколько поселений, которые окружили его тесным кольцом. Форт Росс почти не имел в то время связи с внешним миром и потерял свое значение для Российско-американской компании. Его имущество было продано американцу Суттеру в 1841 году.
В Калифорнии и в наши дни есть русские села, звучит русская речь, а в форте Росс старая крепость, построенная людьми Кускова, охраняется как музейная ценность.
|