ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Исследования. Описания. Карты. Атласы. Книги
Для того чтобы осваивать страну, надо ее знать. Вот почему руководители Российско-Американской компании придавали большое значение географическим, гидрографическим и этнографическим исследованиям. Начались эти исследования при Баранове и закончились, точнее, почти закончились в 50-х годах, когда центр тяжести географических работ переместился на Амур и Сахалин. В XVIII веке была известна только одна работа о западном побережье Северной Америки - работа Г. Стеллера, участника плавания Беринга, проведшего всего несколько часов на берегу, но сделавшего тем не менее очень много. Однако эта работа не была опубликована на русском языке. Затем можно назвать книгу Г. И. Шелихова, появление которой в Петербурге привлекло огромное внимание к Северной Америке, к открытиям русских на Тихом океане, к плаваниям самого Шелихова и мореходов его компании.
Со времени организации Российско-Американской компании, когда к работе в ней стали привлекать морских офицеров и когда открылась эпоха русских кругосветных плаваний, неизмеримо возросли возможности исследовательских работ. Побывавший в только что образованной Русской Америке участник первого кругосветного плавания Г. И. Лангсдорф дал первое описание Кадьяка и Ново-Архангельска, природы этих мест, правда, опять-таки на немецком языке.
Первые морские офицеры, служившие в Российско-Американской компании, - Г. И. Давыдов и Н. А. Хвостов с пользой потрудились и для науки. Г. И. Давыдов сумел закончить отчет о своих путешествиях, который вышел в свет уже после его смерти, в 1810 году. Кроме того, что Давыдов описал Сибирь и Охотск, он был первым натуралистом, давшим подробное описание части Алеутских островов, Кадьяка, Кенайской губы и обитавших там жителей. Вот образец географического описания места стоянки в бухте острова Танага: «Северный (берег) состоял из высоких гор, между коими три отменно возвышались, особливо средняя, оканчивающаяся острою коническою вершиною; восточная же огнедышущая, испускала дым. Вершины всех трех покрыты новым снегом, который белизною своею отличался от старого, имеющего синеватый цвет. В лощинах также лежало много снегу. Южный берег сей губы несравненно ниже и оканчивался низменным каменистым мысом»1 [Г. И. Давыдов. Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним. Ч. 1. СПб, 1810, с. 165].
Давыдов одним из первых дал описание сулоев и объяснил в основном правильно их происхождение: «Алеутские и Курильские острова составляют препону приливу и отливу, направление которых идет через проливы, разделяющие сии острова. Столь великое количество воды, стремясь сквозь узкие проливы, причиняет в оных весьма быстрыя течения, как во время прилива, так и во время отлива. При перемене течения, вода спирается с шумом в проливе, производит плещущия волны и стремления самыя неправильный, иногда кругообразный. Сие продолжается до того времени, как новое течение осилит прежнее; тогда оное делается чрезвычайно быстро, но по малу уменьшается; а волнение или всплески, начинают также утихать. Таковыя быстрины называются здесь сулоями»2 [Там же, с. 178].
Вторая часть сочинения Давыдова, изданная в 1812 году, полностью посвящена описанию острова Кадьяк, Кенайской губы и обитающих там народов. Центральное место занимает подробнейшее натуралистическое описание острова Кадьяк. В нем можно найти описание географического положения Кадьяка, жителей острова, их одежды, жилищ.
Внимание автора привлекают и вопросы нравственности и душевные качества коняг, нравы и обычаи, образ жизни, болезни, обряды на свадьбах и похоронах, игры, пляски, представление коняг об истории, географии, арифметике и астрономии. В специальном приложении даются словари наречий народов, обитающих между Чугацким заливом и Якута-том, а также около Кенайской губы. В книге можно найти некоторые сведения о землетрясениях, полезных ископаемых Кадьяка, о животном и растительном мире.
Интересны выводы Давыдова о климате, к которым он пришел в результате пребывания на Кадьяке в течение семи с половиной месяцев: «Берега Азии и Америки, омываемые Северным морем и Восточным океаном, подвержены сырости и туманам. Климат в приморских районах не холоден, судя по широте оных, но дождлив и вреден для здоровья. Притом в середине лета никогда не чувствуют больших жаров, конечно по причине положения их близ обширных морей и ветров, безпрерывно почти дующих. На полуострове Аляске, состоящем из цепи весьма высоких гор, зима несравненно холоднее, чем на Кадьяке, хотя оный отделяется только проливом в сорок верст от Аляски»1 [Г. И. Давыдов. Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним. Ч. 2, с. 150].
Давыдов говорит, описывая остров Кадьяк, что он «подобно другим землям сей части света, состоит из хребтов каменных гор, между коими однако лежат полосы хорошей земли, удобной для сенокосов и хлебопашества, так что скотоводство на острову сем довольно удачно разводится»2 [Там же, с. 157].
На Кадьяке часто бывали землетрясения. Об одном из них, наиболее сильном, Давыдов написал так: «В 1788 году сей остров и окрестные земли претерпели сильное землетрясение, продолжавшееся в течение 17 дней. В сие время у огнедышащей горы, что на Аляске за Камышатскою губою, сделалось в боку новое отверстие, из коего поныне дым выходит. После первых ударов море вдруг отступило от берегов; тогда коняги и русские побежали в горы. Чрез несколько минут вода с великим стремлением и как бы горою полилась на берег. Сим приливом сорвало со швартовов судно, и поставило оное на крышку юрты; некоторые же юрты водою совсем снесло. В тот же день случились еще два подобные прилива и отлива. В продолжение 17 дней происходили по временам жестокие удары, от коих горы и берега обваливались; а от обрушения мысов сделалось много отдельных скал»3 [Там же, с. 155]. Это одно из ранних описаний явления цунами. Н. А. Хвостов и Г. И. Давыдов - первые русские исследователи, которые описали Аляску начала XIX столетия.
Командиром одного из двух кораблей - шлюпа «Нева», совершавших первое русское кругосветное плавание, был Ю. Ф. Лисянский. Он оставил интересные и важные в научном отношении записки о становлении Русской Америки, о быте, нуждах, отношениях с местными жителями. В книге Ю. Ф. Лисянского много внимания уделено гидрографическим работам, проведенным как им самим, так и офицерами шлюпа «Нева» под его руководством в Аляскинском заливе. В результате этих работ наиболее важные для мореплавателей подходы к Павловской гавани, к Ново-Архангельску и другие места были подробно нанесены на карты, основанные на астрономических определениях. Эти карты были сведены в атлас.
Так, во время зимовки на Кадьяке Лисянский вместе со штурманом Даниилом Калининым описал всю группу островов Кадьяк, составил подробный план Чиниатского залива с гаванями Павловской и Трех Святителей. В 1805 году Лисянский описал Ситхинский залив с прилегающими берегами, а Калинин открыл остров Круза, названный так Лисянским в честь адмирала А. И. Круза. Другой вновь описанный остров получил имя Чичагова. Во время этих описей Лисянский на трехлючной байдаре прошел более 400 верст и уверял, что он никогда не знал лучшего гребного судна1 [Н. Н. Зубов. Отечественные мореплаватели - исследователи морей и океанов. М., 1954, с. 232].
Административная деятельность В. М. Головнина не помешала ему составить «замечания о берегах северо-западной Америки», где высказаны суждения о климате, характере береговой черты, отмечается его исключительная изрезанность: «...надобно знать, что северо-западный берег Америки, так сказать, осыпан тысячами островов различной величины, кои почти все покрыты непроходимыми лесами. Обширные сии леса, испускающие из себя вечную влагу, и смежность Восточного океана, беспрестанно покрытого туманами, суть причины почти всегдашней пасмурности и ненастных погод, господствующих на здешних берегах: сырость, от них происходящая, служит главным источником разных болезней (а особливо цинготной), коим живущие здесь европейцы бывают подвержены. Промышленники Американской компании опытом изведали пагубные свойства здешнего климата»2 [В. М. Головнин. Путешествие на шлюпе «Диана» из Кронштадта в Камчатку, совершенное под начальством флота лейтенанта Головнина в 1807-1811 годах. М., 1961, с. 338].
Головнина, моряка, конечно же интересовали условия плавания в Русской Америке: они, несомненно, трудны и требуют повышенного внимания мореплавателей. В этих условиях большое значение имеют картографические материалы и средства навигационного оборудования: буи, вехи, знаки, маяки и прочее. Он нашел значительные погрешности в карте Павловской гавани, составленной Лисянским, но зато похвально отозвался о карте, составленной штурманом Иваном Филипповичем Васильевым3 [И. Ф. Васильев (1776 год - 15 июля 1812 года). Мной в книге «Сыны отважные России» (с. 146) из-за отсутствия тогда материалов допущена ошибка. В это же время и позже в Русской Америке служил Иван Яковлевич Васильев, поэтому все путешествия последнего неверно приписаны уже умершему первому] участником плавания на «Неве» в 1807 году под командованием Л. А. Гагемейстера. Головины написал, что во время проверки «плана, снятого с сего залива штурманом Васильевым, который в тех местах, где мы имели случай и время сравнить его с натуральным положением мест, был весьма верен. А из сего должно заключить, что и во всех других частях снят он с такою же точностью, которая приносит г-ну Васильеву большую часть. А потому план его очень с немногими переменами я и приложил в моем атласе как такой, в верности которого я совершенно уверен»1 [В. М. Головнин. Указ. соч., с. 329].
Карта И. Ф. Васильева замечательна во всех отношениях: она и точна и удобна при пользовании. Называется она так: «Карта залива Ситхи со всеми находящими в том островами и частию промером глубин на малую воду в саженях. Описана и сочинена штурманским 14-го класса помощником Васильевым в 1809 году»2 [ЦГАВМФ, ф. 1331, оп. 4, д. 133. В этом же фонде (д. 132) есть план Павловской гавани, составленный Васильевым в 1808 году. С. Г. Федорова упоминает еще о двух работах Васильева: карте Чиниатского залива и плане залива Ситха, хранящихся в фонде Музея землеведения МГУ. (С. Г. Федорова. Русское население Аляски и Калифорнии. М.. 1971, с. 229)]. На карте есть зарисовки, помогающие мореплавателям ориентироваться при входе в залив, есть план Ново-Архангельска с пояснительным текстом. Нарисовал И. Ф. Васильев и вид Ново-Архангельска. Остается добавить, что карты и планы И. Ф. Васильева в течение долгого времени были основными пособиями для мореплавания в Аляскинском заливе и в Ситхинском архипелаге.
Из-за перерыва, вызванного Отечественной войной 1812 года, кругосветные экспедиции возобновились отправлением Российско-Американской компанией в 1813 году «Суворова» под командой М. П. Лазарева и правительственной экспедицией на бриге «Рюрик» под командованием Отто Евстафьевича Коцебу3 [О. Е. Коцебу (1788-1846) - капитан 1-го ранга, трижды кругосветный мореплаватель: плавал на «Надежде» с Крузенштерном, затем на «Рюрике» и «Предприятии» в 1823-1826 годах самостоятельно. Организатор морских научных исследований]. Последняя имела определенную географическую задачу - отыскать морской проход из Тихого океана в Атлантический вокруг Северной Америки. Финансировал экспедицию Н. П. Румянцев, а инструкции написали И. Ф. Крузенштерн и астроном И. К. Горнер. В частности, исследования Северной Америки Коцебу должен был начать с залива Нортон. При описи он должен был собирать сведения о природе и населении побережья, путях во внутренние районы Аляски.
Выйдя из Петропавловска 3 июля 1816 года, «Рюрик» 18 июля был в Беринговом проливе, по пути описав остров Св. Лаврентия. Отсюда со своими замечательными помощниками Глебом Семеновичем Шишмаревым и Василием Степановичем Хромченко начал опись, решив опись залива Нортона оставить для обратного пути. Следуя на северо-восток, мореплаватели вскоре открыли бухту Шишмарева и островок Сарычева. Подробно исследовать бухту Коцебу не стал, так как предполагал на будущий год возвратиться сюда с байдарами.
Через некоторое время участники экспедиции увидели большой залив, принятый сначала за беспрепятственный проход в Атлантический океан. Залив этот впоследствии получил имя Коцебу. Названы были также и географические объекты, находящиеся в заливе Коцебу, - остров Шамиссо, залив Доброй Надежды, мыс Крузенштерна, мыс Обманчивый, губа Эшшольца и другие. Осмотрели и побережье залива. Коцебу писал, что залив «должен со временем доставить замечательные выгоды для торговли пушными товарами, которыми страна сия изобилует», и быть хорошим укрытием для всех путешественников, которых может настичь шторм в Беринговом море и проливе. Коцебу предложил учредить здесь несколько русских поселений1 [В. А. Есаков, А. Ф. Плахотник, А. И. Алексеев. Русские океанические и морские исследования в XIX-начале XX в. М., 1964, с. 39].
На обратном пути, описывая преимущественно азиатское побережье и определив на острове Св. Лаврентия астрономический пункт, описав также открытые острова Хромченко и Петрова (названы в честь штурманов «Рюрика»), Коцебу направился на юг. 26 августа «Рюрик» стал на якорь в бухте Илюлюк острова Уналашка. Во время стоянки моряки описали пролив между островами Акун и Унимак. Перед уходом на юг для научных исследований в Тихом океане Коцебу заказал байдары местному начальству, так как собирался продолжить на них опись Американского побережья.
12 апреля 1817 года «Рюрик» вернулся на Уналашку, взял на борт 15 алеутов с байдарами, но провести исследования Коцебу больше не мог. Еще до прихода на Уналашку во время шторма его сильно ранило в грудь, здоровье ухудшилось, к тому же к северу от Прибыловых островов, куда пришел Коцебу, еще стоял лед. На этом исследования в Русской Америке были окончены. Итоги своего плавания О. Е. Коцебу описал в книге: «Путешествие в Южный океан и в Берингов пролив для отыскания северо-восточного морского прохода, предпринятое в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах иждивением его сиятельства господина государственного канцлера, гр. Н. П. Румянцева на корабле «Рюрик» (Ч. 1 и II. СПб, 1821).
В 1817-1819 годах состоялось плавание В. М. Головнина на шлюпе «Камчатка». Помимо ревизии дел Российско-Американской компании, были проведены гидрографические работы. В этих работах приняли активное участие М. И. Муравьев, Г. Никифоров, П. Т. Козьмин, Ф. П. Литке, Ф. П. Врангель, Ф. Ф. Матюшкин, которые астрономически определили пункты на островах и описали сами острова Беринга, Медный, Атту, Тахкиняк (из группы Шумагинских островов), Укамок, или Чирикова, а также некоторые места Аляскинского залива, в частности Чиниатский залив.
Не остались без внимания Головнина и основные населенные пункты Русской Америки: Ново-Архангельск, Павловская гавань и Росс. «Ново-Архангельск есть главное место компанейских колоний, в ней живет правитель оных. Крепость сия деревянная и все строения в ней такия же; находится она на острове Ситхе, при заливе Норфолк в широте 57° 03' долготе 135° 00' западной от Гринвича. Климат сырой и дождливой, почему весьма не здоров; при том частыя дожди не позволяют завести хлебопашества; а дремучие леса и соседство диких варварских народов не благоприятствуют скотоводству. Жители имеют только огороды, рыба же ловится в изобилии и много строевого лесу. Гавань обширна и совершенно безопасна. Компания место сие заняла и с большою опасностию и издержками удерживает по соседству онаго к самым прибыльным бобровым промыслам, ибо в проливах с трех сторон остров Ситху окружающих, водится множество сих животных, для ловли коих компании близко отправлять отряды своих промышленников, иначе место сие не заслуживало бы того, чтобы его удерживать»1 [АВПР, ф. 339, оп. 888, д. 284, л. 3].
В характеристиках Головнина преобладают экономические факторы. Географические моменты в них подчиняются политике и экономике. Совсем немного слов понадобилось Головнину для характеристики Павловской гавани: «Павловская гавань на острове Кадьяке в широте 57°47' долготе 152°15'00" есть самое выгодное и лучшее из всех компанейских селений. Рейд и гавань удобны и безопасны. Враждующих и опасных народов в соседстве нет; рыба всех лучших родов ловится в непонятном множестве; для скотоводства пастьбы весьма обширныя и обильныя, так что компания несмотря на свое малолюдство здесь в 1818 году имела: быков и коров около 500, баранов около 100, свиней около 100. Огородная зелень родится в изобилии, но сырой климат и холод не благоприятствуют хлебопашеству. Китов при здешних берегах превеликое множество, а бобров и котов очень мало».
Приведем сведения и о Россе: «Крепость Росс на берегу Нового Альбиона в широте 38° 33' долготе 122° 45' основана компаниею с тою целию, чтоб по соседству с оной к заливу св. Франциска промышлять в оном бобров, которые там водятся в чрезвычайном множестве, но как ишпанцы сего не позволяют, то компания довольствуется тем, что на островах Фаролонес, лежащих перед входом в помянутый залив, промышляет сивучей и морских котов, а между тем около крепости развела она много скота и занимается небольшим земледелием, садоводством и огородами, чему благорастворенный климат и пошва земли весьма способствуют, и если бы ишпанцы позволили компании промышлять бобров, которые самим им вовсе бесполезны, ибо они их не ловят и вовсе не умеют ловить, то сие место было бы самое выгодное из всех компанейских селений»2 [Там же, л. 4].
В Монтерее, куда пришла «Камчатка» из Русской Америки, встретили корабль «Кутузов». Штурман его Иван Михайлович Кислаковский составил самые первые известные нам русские карты калифорнийского побережья Северной Америки. Это «Карта части берега северо-западной Америки от крепости Росса до Монтерей. Сочинена на правый компас в 1818 году Российско-Американской компании корабля Кутузов штурманом Кислаковским» и «Карта части берега северо-западной Америки от крепости Росса до мыса Большой Бодеги с означением глубины в саженях на малую воду. Сочинена на правый компас в сентябре 1817 года корабля Кутузова штурманским помощником 14-го класса Кислаковским»1 [ЦГАВМФ, ф. 1331, оп. 4, д. 155 и д. 154].
Продолжали свою деятельность по описанию Русской Америки и мореходы компании. В 1818 году по приказанию А. А. Баранова был организован отряд под руководством Петра Корсаковского. В него вошли Федор Леонтьевич Колмаков, Петр Горохов, Еремей Родионов, Гаврила Патуков, креол Андрей Ильич Климовский. Экспедиция действовала на байдарках, управляли которыми алеуты. Путешественники шли разными маршрутами. Корсаковский из Павловской гавани с 27 апреля по 31 мая добирался до селения Егегик. От Егегика до мыса Ньюэнхэм с 31 мая по 10 июля опись производил Ф. Л. Колмаков, обратно байдары возвратились к селению Екук 21 июля. Оттуда под руководством П. Корсаковского производились исследования в низовьях реки Нушагак, затем был совершен переход к озеру Илиамна и далее по системе рек и озер к верховьям реки Нушагак. Отсюда небольшая группка промышленников и алеутов совершила переход к реке Кускоквим, по этой реке до селения Окхатамют (с 18 августа по 1 сентября) и обратно к основной группе. Затем от селения Кийик весь отряд возвратился через Илиамну в Павловскую гавань 4 октября2 [ГБЛ, рукописный отдел, ф. Корсаковского (256), р. 487].
В 1819 году Баранов послал для описи залива Бристоль и открытой бухты Добрых Вестей морехода Пометилова на бриге «Константин» с байдарами и алеутами. Опасными работами руководил мореход Андрей Устюгов. В течение двух лет мореходы описали все побережье от полуострова Аляска до мыса Ньюэнхэм - южного мыса залива Бристоль. В устье реки Нушагак был выставлен Александровский редут, собраны разные известия о народах, живущих далеко к северу. Получено известие об острове, лежащем к северу от устья реки Кускоквим (остров Нунивак) 3 [АВПР, ф. 339, оп. 888, д. 295, л. 5].
В 1821 году по распоряжению М. И. Муравьева была организована экспедиция на двух компанейских судах - бриге «Головнин» и куттере «Баранов». Командовал первым кораблем и всей экспедицией Василий Степанович Хромченко с брига «Рюрик», оставшийся служить в Русской Америке, а вторым - Адольф Карлович Этолин. Задачи экспедиции включали описание Бристольского залива и сбор сведений о местном населении. В. С. Хромченко вышел в море из Ново-Архангельска 27 мая 1821 года, а из Павловской гавани 12 июня. Описав пролив и остров Гагемейстера, завершив недоделки по описи бухты Добрых Вестей, Хромченко перешел к мысу Нортон-Саунд. Занявшись там описными работами, он открыл большой залив, который местные жители называли Тачик. Хромченко назвал его заливом Головнина. 10 августа, завершив все работы по его описи, вышел обратно и 7 сентября возвратился в Ново-Архангельск.
Этолин, плававший самостоятельно, не был столь удачлив. Только 30 мая он подошел к острову Гагемейстера, где пробыл длительное время, выполняя различные поручения Главного правителя по налаживанию торговли с местными жителями. Затем на пути к бухте Добрых Вестей он встретился с Хромченко, но вскоре после окончания описи они расстались. Этолин пошел к устью реки Кускоквим, описал его и 23 июля продолжил свой путь к северу. Уменьшение глубин заставило его стать на якорь - недалеко был виден берег. От приехавшего местного жителя удалось узнать, что это остров Нунивак. Несмотря на крайне неблагоприятную погоду (ветер, и туман), Этолин сумел описать часть берега материка и острова Нунивак, в частности, мыс Ванкувер назван так Этолиным. 6.августа Этолин был у острова Стюарт, но Хромченко здесь не нашел, начал спускаться на юг и 13 октября 1821 года возвратился в Ново-Архангельск1 [Н. Н. Зубов. Отечественные мореплаватели - исследователи морей и океанов. М., 1954, с. 244].
Несмотря на то, что экспедиция на шлюпах «Открытие» и «Благонамеренный» под командованием Михаила Николаевича Васильева и Глеба Семеновича Шишмарева не смогла исполнить главной своей задачи - пройти из Берингова моря в Атлантический океан вокруг Северной Америки, географические открытия и исследования, сделанные этой экспедицией, оказались очень важными.
«Открытие» с юга направилось в Петропавловск-Камчатский, а «Благонамеренный» - в Уналашку. Шишмарев, взяв с собой четыре байдары с алеутами, 17 июня 1820 года ушел к острову Св. Лаврентия, оттуда к Берингову проливу и затем перешел к заливу Коцебу, где 12 июля стал на якорь. Через четыре дня сюда пришел и шлюп «Открытие». Оба шлюпа отправились на север и, несмотря на трудные ледовые условия, достигли широты 71°06', то есть были на 25 миль севернее, чем Дж. Кук в 1779 году. Офицеры «Благонамеренного» под руководством Г. С. Шишмарева описали мыс Лисбурн и берег около него. На обратном пути Шишмарев описывал остров Св. Лаврентия, а Васильев - острова Прибылова. Оба пришли в Капитанскую гавань на острове Уналашка, откуда перешли в Ново-Архангельск, выполнили там все поручения и направились для исследований на юг.
Во второе плавание к северу оба шлюпа и выстроенный бот отправились 29 мая 1821 года из Ново-Архангельска и 20 июня были на Уналашке. 25 июня все три судна вышли в море. «Открытие» и бот должны были описывать побережье Северной Америки до Берингова пролива. «Благонамеренный» направлялся заканчивать опись острова Св. Лаврентия, проверить острова карты Синдта и идти к месту встречи в пролив Беринга. Корабли встретились там 10 августа, выполнив намеченную программу.
Наиболее интересным было плавание шлюпа «Открытие» и бота, командовать которым было поручено офицеру «Открытия» лейтенанту Александру Павловичу Авинову1 [А. П. Авинов (1786 год - 13 сентября 1854 года) - адмирал, исследователь Русской Америки, участник Наваринского сражения, начальник штаба Черноморского флота и командир Севастопольского порта при М. П. Лазареве]. Побывав у островов Прибылова, Васильев прибыл к мысу Ньюэнхэм, откуда с описью на боте в залив Нортон пошел Авинов, а Васильев стал описывать Американское побережье к северу от этого мыса. 11 июля он открыл остров Нунивак, не зная, что там уже побывал А. П. Авинов, поднявший на острове военно-морской флаг. Примерно в это же время к Нуниваку подходили Хромченко и Этолин.
Из Берингова пролива оба шлюпа продолжали плавание к северу вдоль берегов Америки и достигли на сей раз широты 70°40'. Шишмарев, плававший отдельно, дошел до 70°13'. Тяжелые ледовые условия помешали дальнейшему продвижению. Эта экспедиция описала также залив Сан-Франциско и нанесла его на карту2 [А. В. Ефимов. Атлас географических открытий в Сибири ив Северо-Западной Америке XVII-XVIII вв. М., 1964, № 188, 189]. Описание плавания «Благонамеренного», составленное старшим офицером А. П. Лазаревым, сравнительно недавно (в 1950 году) было обнаружено и опубликовано А. И. Соловьевым1 [А. П. Лазарев. Записки о плавании военного шлюпа «Благонамеренный» в Берингов пролив и вокруг света для открытий в 1819, 1820, 1821 и 1822 гг., веденные гвардейского экипажа лейтенантом А. П. Лазаревым. М., 1950].
В 1822 году В. С. Хромченко возглавил новую экспедицию на том же судне «Константин», а помощником у него теперь был А. К. Этолин. Для описи на бриг были взяты пять байдарок с алеутами. Мореплаватели, выйдя 26 апреля 1822 года из Ново-Архангельска, направились к островам Прибылова, где искали новые острова, о которых ходили слухи среди промышленников. Не найдя никаких островов, перешли к острову Гагемейстера и подробно описали его, а затем устье реки Нушагак. Оттуда «Константин» прошел к острову Нунивак и через пролив Этолина к острову Стюарт, который, как и пролив между этим островом и материком, был подробно описан. Много внимания было уделено изучению промысловых возможностей этих районов и знакомству с местными жителями.
В 20-х годах потрудились, исследуя побережье Русской Америки, экипажи военных кораблей, отправлявшихся из Кронштадта в кругосветные плавания. О. Е. Коцебу в 1823-1826 годах на корабле «Предприятие» во время пребывания у берегов Русской Америки исправил карту Ванкувера, где западное побережье Северной Америки было изображено на 20' восточнее его фактического положения1 [В. А. Есаков, А. Ф. Плахотник, А. И. Алексеев. Русские океанические и морские исследования в XIX-первой половине XX вв. М., «Наука», 1964, с. 50]. М. Н. Станюкович в 1827-1828 годах на шлюпе «Моллер» произвел опись некоторых островов Алеутской гряды. Ф. П. Литке, плавая в эти же годы на шлюпе «Сенявин», уделил внимание магнитным наблюдениям в Русской Америке. Он же собрал большой материал по физической географии, этнографии и истории Ново-Архангельска2 [А. И. Алексеев. Федор Петрович Литке. М., «Наука», 1970, с. 120-122]. В 1823 году командир судна «Аполлон» С. П. Хрущев, крейсируя вдоль побережья Северной Америки, произвел опись южной части пролива Чатам, пролива Фредерик, залива Кордова, пролива Кларенс, западных берегов островов Королевы Шарлотты и острова Аристасабль.
Первой итоговой работой по истории географических открытий русских на Тихом океане стала книга В. Н. Берха «Хронологическая история открытия Алеутских островов, или подвиги Российского купечества», изданная в 1823 году. Василий Николаевич Берх (1781-1834) был участником первого кругосветного плавания русских на корабле «Нева» под командованием Ю. Ф. Лисянского. Он стал свидетелем, и участником строительства Ново-Архангельска, хорошо знал многих мореходов того времени, был знаком с Барановым, Кусковым и многими другими деятелями становления Русской Америки. Выйдя в отставку в 1808 году, Берх до 1827 года занимался литературным трудом, собрал материалы о плаваниях мореходов, которые и послужили основой книги. Описание плаваний интересно само по себе. Сведения же о первых русских купеческих компаниях, организованных этими компаниями промысловых плаваниях, а также результаты этих плаваний, сведенные в таблицы, представляют собой большую ценность. Эту историко-географическую и историко-экономическую ценность книга В. Н. Берха сохраняет до настоящего времени. На составленной В. Н. Верхом первой генеральной «Карте Российских владений в Северной Америке»3 [ЦГАВМФ, ф. 1331, оп. 4, д. 188] отчетливо прослежены сферы влияния компании русской и Гудзонбайской.
В 1826 году увидел свет «Атлас северной части Восточного океана», составленный Г. А. Сарычевым. Это фундаментальное и очень точное пособие для мореплавателей было и крупным достижением отечественной гидрографической науки. Содержащий 26 листов карт и 7 листов видов атлас Г. А. Сарычева охватывает почти всю северную часть Тихого океана, включая Сандвичевы, Каролинские и Филиппинские острова, куда плавали мореходы Русской Америки. При составлении атласа широко использованы описи и промеры Врангеля (1821-1823), Анжу (1821), Головнина и других русских и иностранных мореплавателей, например Франклина, Парри, Пурди, Лаперуза. Обобщающая карта «Меркаторская карта Восточного океана и части Ледовитого моря» охватывала огромную часть водной акватории этих океанов от 5° до 80° северной широты1 [А. И. Алексеев. Гавриил Андреевич Сарычев. М., «Наука», 1966, с. 126]. В атлас вошли карты О. Е. Коцебу, Л. А. Гагемейстера, М. Н. Васильева, Г. С. Шишмарева, А. П. Авинова, В. С. Хромченко.
Большую работу по исследованию побережья Русской Америки провел Михаил Дмитриевич Тебеньков2 [М. Д. Тебеньков (1802 год - 3 апреля 1872 года) - вице-адмирал, исследователь и Главный правитель Русской Америки, автор «Атласа северо-западных берегов Америки» и «Гидрографических замечаний к Атласу»]. Он с 1825 по 1839 год состоял на службе Российско-Американской компании и в это время плавал по Тихому океану и у берегов Русской Америки, командуя различными кораблями. В 1829-1830 годах, плавая на судне «Уруп», он описал берега залива Нортон, острова Стюарт, основал редут Св. Михаила, описал архипелаг Александра. Будучи в 1845-1850 годах Главным правителем Русской Америки, организовал несколько экспедиций по исследованию Русской Америки и сам в них участвовал.
1829-1830 годах состоялись выдающиеся экспедиции по исследованию внутренних частей Русской Америки, во главе которых стоял Иван Яковлевич Васильев (1797 год - после 1838 года). В 1829 году по распоряжению П. Е. Чистякова он предпринял путешествие по внутренним частям Аляски «для обозрения местности между редутом и заливом Нортон и собирания топографических и этнографических сведений о том крае, равно как и для распространения сношений компании с туземцами»3 [П. А. Тихменев. Историческое обозрение..., ч. 1, СПб, 1861, с. 281]. В экспедиции участвовало 15 человек, в основном местные жители. Помощником у Васильева был штурманский ученик Петр Федорович Колмаков, сын Федора Терентьевича Колмакова, известного путешественника Русской Америки. Из русских в экспедиции участвовали Алексей Батурин и Иван Андреев да креол Семен Лукин.
Васильеву предписано было сначала пойти на остров Кадьяк. Оттуда на боте «Карлук», взяв стрелков Алексея Агучика и Петра Талькваяка, отправились 31 марта 1829 года и после продолжительного плавания 9 апреля подошли к проливу Шелихова4 [С. Г. Федорова в книге «Русское население Аляски и Калифорнии». (М., «Наука», 1971, с. 230) ошибочно утверждает, что до настоящего времени не опубликовано описание И. Я. Васильева, хранящееся в Государственном архиве Пермской области (ф. 445, он. 1, д. 15). В книге «Сыны отважные России» (Магадан, 1970) мы использовали это описание и карту Васильева, о чем имеются сноски на с. 148 и с. 154. Используем мы его и в настоящей работе]. Не дожидаясь, пока бот придет в Катмай, Васильев на байдаре поплыл туда. «Карлук» появился там на другой день. Здесь Васильев сделал длительную остановку, готовясь к путешествию.
18 апреля Васильев в сопровождении семи человек пошел внутрь страны и к вечеру добрался до подножия гор. Погода резко испортилась, пришлось пережидать. Только 23 апреля удалось подняться в горы. Шли на лыжах, снег был очень плотный, как лед, но речки, встречавшиеся по пути, вскрылись, и их приходилось переходить вброд. К вечеру были примерно верстах в пятидесяти от Катмая. Заночевали в охотничьей избушке-одиночке.
Продолжая путь на лыжах, Васильев и Колмаков описывали встречавшиеся озера и реки: озера Напуан-иллюк и Накнек, а также реку Игьяк, вытекающую из озера в море. Первое озеро вытянуто с северо-востока на юго-запад на 30 верст, второе - на 35. Ширина озер доходила до полутора верст. Озера соединяются протокой в полверсты. Там, где из них вытекает река Игьяк, путешественники снова просидели из-за непогоды двое суток.
На одиннадцатый день встретили на реке прибывшие из Александровского редута три байдарки и поплыли на них вниз. Течение было такое сильное, что через несколько часов путешественники оказались на побережье у аглегмютского селения Паугвик. После ночевки там пошли напрямик через Бристольский залив, держа курс по компасу, плывя вдали от берегов. 1 мая в три часа дня путешественники появились в Александровском редуте.
Река Нушагак была еще покрыта льдом, часто дули сильные переменные ветры, иногда с дождем. Мороз был небольшим, но местные жители говорили, что в этом году зима очень жестокая и продолжительная. Даже старые люди не помнили ничего подобного. Река хотя и вскрылась 7 мая, но местами еще была покрыта толстым льдом. Васильев усиленно готовился к походу. Были приготовлены пять трехлючных байдар и десять однолючных, наняты гребцы и проводники - жители с реки Кускоквим и с реки Нушагак.
13 и 14 мая начальник экспедиции совершил экскурсию на реку Алегнагак. Правый берег реки возвышенный, левый - низменный. На возвышенном растет ель, ольха, березняк, верба, а на левом - один тальник. Ширина реки от 50 до 150 саженей, а в верховьях и на байдарах пробираться трудно. Река эта вытекает из озера того же названия. Оно было замерзшим. На реке в селении проживало около десяти кускоквимцев, переселившихся сюда с реки Кускоквим во время междоусобных войн.
Только 31 мая экспедиция на пяти больших и восемнадцати малых байдарах направилась вверх по реке. У редута река очень широкая, более двух миль, но затем резко сужается и доходит до 3-4 кабельтовых1 [Одна морская миля равна 1 852 метрам, кабельтов - 0,1 мили - 185,2 метра]. Ночевать остановились в излучине реки, на том самом месте, где в 1816 году произошла битва между аглегмютами и киятайглютами. Последних было убито 200 человек. На месте побоища путешественники и сейчас видели множество костей и черепов.
По берегам Нушагака лежало еще много снега и льда, но это не мешало рыбной ловле. Рыбу ловили сетями и в ночь, например, на 2 июня поймали 18 щук. Река становилась мелкой, раздробленной на множество проток, ориентироваться в них и описывать их было все труднее. Днем 2 июня встретили 30 байдар киятайглютов и с ними приплыли в селение.
По дороге видели частые следы работы бобров, встречались и их заботливо устроенные дома-убежища.
Сильные дожди задержали путешественников в этом селении на целую неделю. Занимались они преимущественно рыбной ловлей, заготовкой оленины, покупая ее у жителей. Иван Яковлевич описывал внешний вид здешних обитателей, их нравы, быт, одежду. Медленно начинала пригревать солнце. Если ночью термометр опускался до нуля, то днем становилось теплее - было до 13 и один раз даже до 18 градусов. Но легче не стало, так как вместе с теплом появились в несметных количествах комары, гнус, всякие мошки, от которых не было спасения.
Перед отправлением в дальнейший путь Васильев рассчитался с проводниками и гребцами, взятыми в редуте, и отпустил их домой. Вместо них он нанял жителей селения. 10 июня стало возможно плыть дальше. В полдень Васильев определил свое местонахождение: 59°25'15'' с. ш. и 157°17' з. д. В этот же день миновали селение Кахатуляк. А плыть становилось все труднее: путь преграждали каменистые перекаты, многочисленные мели. Сильное течение также затрудняло плавание.
Через день подошли к месту, где в реку Нушагак впадает приток Ильгаяк. Васильев решил осмотреть приток Ильгаяк, который течет с северо-востока на юго-запад, а затем уж продолжить путешествие по основному руслу. Налегке, оставив весь груз на развилке, он поднялся до того? места, где Ильгаяк образуется из двух горных речек. Васильев определил координаты места слияния: 60° 29' 16" с. ш. и 156° 10'30" з. д. Через три дня он возвратился на стоянку.
На следующий день продолжали путь по основному руслу с большим трудом. Ночевали там, где заставала ночь. Начались пороги, пришлось байдары с грузом переносить по берегу несколько верст. А пороги здесь каменистые, покрыты мохом, обманчивы. По берегам растет ель, береза, тополь. Часто встречали оленей, соболей, а однажды встретили даже дикобраза. По-прежнему было много бобров.
19 июня подошли к водопаду Тукунагли (или Месту Смерти). Зрелище было великолепное. Вода падает здесь в трех местах с высоты 18 футов (свыше пяти Петров) узкими, но сильными водопадами между скал. Долго любовались, как бурлящая вода перемалывает здесь деревья. В этот же день обошли еще один водопад, и уже к вечеру прибыли на озеро Нушагак, где и остановились в селении. От жителей его Васильев узнал, что с Нушагака можно перебраться на реку Кускоквим: нужно плыть байдарами до озера Чавыкахтули, затем перенести байдары на второе, третье и четвертое озера. И уже оттуда по притоку - небольшой речке спуститься к реке Кускоквим.
За время этого путешествия Васильев установил, что киятайглюты - это те же кускоквимцы, переселившиеся сюда для промысла оленей с Кускоквима и здесь осевшие. Само слово «киятайглют» означает «живущий при вершине». Такое название и дали переселенцам с верховьев Кускоквима приморские жители. Сначала они приходили только для промысла, а затем поселились на вершине реки Ильгаяк. А уж с приходом русских на реку Нушагак они спустились сюда для торговли с ними. Киятайглюты выступают посредниками в торговле русских с жителями внутренних частей Аляски. Купленные у русских вещи они выменивают у квихпакцев на бобров, которых в свою очередь сбывают русским. Поэтому они, естественно, не были заинтересованы в продвижении русских внутрь полуострова.
Отсюда у Васильева сбежали два аглегмюта. А между тем стало совсем тепло и ясно. В тени термометр показывал выше 20 градусов. Во время стоянки запаслись олениной и рыбой. Иван Яковлевич убеждал жителей проводить его на реку Кускоквим и поэтому задержался в селении на два дня. В конце концов ему удалось добиться своего.
23 июня экспедиция поплыла по озеру Нушагак. Колмаков и Васильев начали опись. Озеро Нушагак оказалось длиной в 33 мили, а шириной - до 8 миль. Но примерно в средней своей части берега его близко сходятся, образуя мелкий пролив. В средней части глубина озера доходит до 60 саженей, да и у берегов редко где можно взять лотом глубину. В озеро впадают две речки: Тыкею, вытекающая из озера того же названия, и Капулагак, несущая свои воды с гор.
Озеро Нушагак соединяется проливом Акулигак с озером Чавыках-тули. Пролив этот всего полторы версты длиной и около сорока саженей шириной. Оба озера окружены высокими горами, на склонах растет мелкая ель, ольха, тальник и тополь. На вершинах гор еще лежал снег. Озера были полны сигами, нельмой, щуками, налимами. Озеро Чавыках-тули меньше Нушагака. По определениям Васильева и Колмакова, оно в длину составляет 23 мили, а наибольшая ширина доходит до пяти миль. А вот по глубине озера не уступают друг другу. Чавыкахтули имеет примерно такие же глубины, как и Нушагак.
Пока Васильев и Колмаков описывали озеро, сопровождавшие их киятайглюты сбежали. Васильев срочно послал в редут нарочного, чтобы выслали людей, так как остались только те, которые пошли с ним из редута. Не ожидая подмоги, Васильев все-таки двинулся дальше и поднялся по речке Тыкаю к озеру Тыкаю у подошвы высокого хребта.
Погода стояла прекрасная - до 26 градусов жары, но зато донимали комары. Стреляли оленей, ловили рыбу, производили опись озера. Здесь Васильев остановился и стал ждать вестей из редута. Но в ночь на 7 июля сбежали четыре человека. Это были, казалось бы, преданные аглегмюты, бывшие в экспедиции с самого редута. Остался только один. Он и рассказал Васильеву, что они услышали следующее. Оказывается, кускоквимцы, к которым собирался направиться Васильев, хотели убить его со всей командой. Поэтому они сначала уговорили бежать киятайглютов, что те и сделали. А с оставшимися русскими и аглегмютами кускоквимцы должны были по замыслу расправиться без труда. Вот аглегмюты и испугались, оставив Васильева на произвол судьбы.
Продолжать путешествие стало невозможно, некому было даже помогать при переездах, переходах. Оставаться же на месте было далеко небезопасно. Пришлось возвращаться назад. С большим трудом Васильев уговорил нескольких местных жителей за высокую плату проводить экспедицию до редута. 9 июля отправились в обратный путь и по быстрому течению через двое суток возвратились в Александровский редут. Васильев не намерен был долго отдыхать. Задерживала погода. Шли беспрерывные дожди. Время использовали для подготовки к следующей экспедиции, во время которой предполагалось подробнее описать озера Алекнагак, Памьек и другие. Дождливый сезон прекратился в начале августа, и с 5-го числа наступила ясная солнечная погода. Подготовка к путешествию была в полном разгаре. Изредка привычный ритм жизни редута нарушался неожиданными событиями. Так, 11 августа в редут приехали с реки Квихпака местные жители. У них удалось выменять несколько русских монет и медную медаль с изображением Екатерины II. Наконец все было готово, и 18 августа И. Я. Васильев в сопровождении Алексея Батурина, Ивана Андреева, Алексея Агучика, Петра Талькваяка и переводчика на четырех байдарах отправился в очередное путешествие. К вечеру того же дня благополучно прибыли по реке Алекнагак к озеру Алекнагак, остановившись в селении Игьяк. А на следующий день Васильев начал опись озера.
Он определил координаты места стоянки у озера: 59° 19'50" с. ш. и 159° 5' 30" з. д. Наибольшая его длина составила 21 милю, а ширина 8. На озере находится много небольших островов. Так же как и многие озера Аляски, оно окружено горами, глубина его превышает 50 саженей. В него впадают четыре речки, где обнаружили много налимов, хариусов, щук, максунов и прочей рыбы. Чавыча же, поднимаясь во время нереста по Нушагаку, заходит во все ручьи, за исключением крупного - Алекнагака. По берегам растет тополь, ель, береза, а в низинах мелкий ольховник.
Закончив опись, Васильев по одной из речек - Акулюкагмаку поднялся к озеру Памьек. Течение этой речки было настолько сильным, что пришлось тянуть байдары бечевой. Озеро размерами 17,5 на 8,5 мили изобилует рыбой, а берега его поросли лесом, где привольно чувствуют себя многочисленные бобровые семейства. Озеро это соединяется с озерами Амакагагьяк и Унгакталык мелкими проливами.
Для обзора местности Васильев поднялся на высокую гору, которая показалась ему выше других, и его взору представилась изумительная картина. Вокруг видны были горы, перемежающиеся лентами рек, ручьев и речек, а рядом, как исполинские чаши, лежали все озера: Амакагагьяк, Памьек, Унгакталык и Чуллин. Это в значительной мере помогло Васильеву правильно сориентироваться и описать озера. На озере Унгакталык оказалось множество гусей и уток. В зимнее время, как рассказали местные жители, здесь бывает так много красных лисиц, что их промышляют сетями.
Между тем начинало холодать, температура стала опускаться ниже нуля. На горах выпал снег. А Васильев все шел вперед. Встретившиеся по пути кускоквимцы помогли ему перенести байдары через горы, а затем 25-го числа путешественники по равнинам дошли до ручьев, а уж по ним добирались до небольшого озерка Кынга, из которого текла река Анванык. По ней путешественники и поплыли.
Вокруг на протяжении более 80 верст по течению встречалось много бобровых жилищ. Васильев насчитал их более ста. В путевом журнале штурман заполнил новые страницы. Берега реки низкие, песчаные или глинистые, покрыты травой, мохом, ольхой, тополем, тальником, ивняком; кое-где встречали и березу. Ширина реки от 25 до 60 саженей, течет со скоростью 5-6 узлов (миль в час). Но она неглубокая. Как заметил Васильев, ее почти везде можно было перейти вброд.
26 июля доплыли до того места, где река впадала в другую реку - Тугияк. Васильев поплыл по ней вверх и вскоре добрался до озера такого же названия. По берегам преобладала ольха, кору которой так любят бобры. Васильев приметил, что бобры валят молодой ольховник не для постройки своих жилищ, а только для того, чтобы достать с ветвей молодые побеги.
Описав озеро, Васильев вышел к речке Анчагуктули, где расположено селение кускоквимцев. У многих жителей этого селения Васильев видел медные крестики, а у одного старика был большой медный крест. Иван Яковлевич предположил, что это, вероятно, остатки имущества миссионеров Ювеналия из свиты архимандрита Иоасафа, убитого близ селения Квингы в 1796 году.
Отсюда Васильев хотел пройти к реке Кускоквим, но, как и в первый раз, проводники отказались проводить его туда, ссылаясь на трудности пути. Произведя опись реки Анчагуктули и озера Тугияк, Васильев решил плыть обратно, к морю. 29 августа путешественники удобно расположились в байдарах и по спокойной реке Тугияк со скоростью шести узлов поплыли вниз, к морю.
Берега реки были низкими. Лес на них не рос: он виднелся вдалеке. Только многочисленные бобры да вблизи устья нерпы, зашедшие сюда с моря, нарушали однообразие путешествия. На другой день были в устье реки, в селении, расположенном на песчаной кошке. Население его занималось промыслом нерпы, белуги, моржей и рыбы - летом, оленей - весной и осенью. Бобров никогда не били. За кожи и жир люди выменивали себе табак и бисер.
31 августа путешественники вышли в море и, плывя вдоль берега, добрались к вечеру до устья речки Канак. Поднимаясь по ней, они дошли до озера Кулюк, а оттуда по небольшой протоке пришли к озеру Кагати, окруженному невысокими горами. Оба эти озера и протока были описаны и нанесены на карту.
Из озера Кагати вытекает извилистая речка Июмым и впадает в реку Нушагак ниже Александровского редута. Берега ее низки, поросли травой. Если в верховьях она неглубокая, то ближе к устью в полную воду возможны заход парусных судов и стоянка на якоре. По ней-то путешественники и добрались 5 сентября до Александровского редута. Их прибытие совпало с сильным наводнением. 6-го задул большой восточный ветер, солнце едва виднелось сквозь густую мглу. Все предвещало бурю, и вскоре она разразилась. Ветер дул навстречу течению, вода стала стремительно подниматься и уже через полтора часа поднялась на 13 футов выше обычного. Водная стихия обрушилась на огороды, с которых еще не был снят урожай, унесла заготовленный лес, смыла все строения - частные дома, сараи, амбары. Уцелел только один сарай, где лежал годовой запас рыбы и продуктов.
Закончив дела по экспедиции, рассчитавшись с ее участниками и произведя предварительную обработку наблюдений, И. Я. Васильев 26 ноября в сопровождении одного человека из своей команды пошел пешком через полуостров Аляску. Маршрут, вычерченный на его карте1 [Эта упоминавшаяся уже карта называется: «Карта, показующая течение рек и озер, лежащих к NW от Бристольского залива. Приморские берега положены с карты Г. Хромченко. Соч. корп. штурм, прапорщ. Васильевым». ЦГАВМФ, ф. 1331, оп. 4, д. 243], позволяет говорить о том, что он шел сначала к вершине Бристольского залива, затем по его восточному берегу до устья реки Игьяк и по ней, а когда река кончилась, - по озеру и по суше к Кенайскому проливу. О том, как он шел, не осталось записей, только лаконично сказано, что на «переходе через Аляску претерпел множество трудностей от жестокости морозов и недостатка пищи»2 [ГАПО, ф. 445, оп. 1, д. 15]. В Павловской гавани на Кадьяке И. Я. Васильев появился 15 января 1830 года.
Существуют еще указания на то, что Васильев в 1830 году производил опись берега Аляски, а Л. А. Загоскин, путешествовавший десятилетием позже Васильева по этим же местам, говорит, что Васильев описал и реку Кускоквим. «Васильев успел сделать только половину того, что ему было поручено Чистяковым (обзор страны между Александровским редутом и заливом Нортона): в первое лето он описал астрономически реку и озеро Нушагак и другия ближайшия к Александровскому редуту; во второе, перейдя с вершины Ильгаяка на Хулитну, вышел по ней на Кускоквим, которым спустился до устья и возвратился в редут по Приморью»3 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись части русских владений в Америке. Ч. 1. СПб, 1847, с. 2].
Следовательно, Васильеву удалось-таки добраться до Кускоквима. Это путешествие было очень тяжелым, так как Васильев путешествовал в сопровождении всего четырех человек: остальные, опасаясь недружелюбных действий со стороны кускоквимцев, разбежались уже в начале экспедиции. «Достигнув в начале июля реки Кускоквима, Васильев посетил почти все туземные заселения по берегам реки, но до верховья ея, по решительному отказу туземцев сопровождать его, не мог добраться, и к концу месяца предпринял обратный путь. В продолжении путешествия приходилось ему нередко переносить от туземцев насмешки, оскорбления и даже угрозы. Противопоставляя всем враждебным намерениям их отчаянную храбрость и явное презрение смерти, высоко ценимыя в глазах этих людей, он успел снискать расположение некоторых из почетнейших между ними, и под защитою их благополучно возвратился в редут»4 [П. А. Тихменев. Историческое обозрение..., ч. 1, с . 282]. На упомянутой уже карте Васильева проложен береговой маршрут от залива Добрых Вестей вдоль берега до мыса Ванкувера и далее с заходом в устье Кускоквима.
Значение путешествий И. Я. Васильева (даже только этих) огромно. Изучавший и продолжавший их Загоскин дал критическую, но справедливую и очень высокую оценку деятельности И. Я. Васильева. Эти замечания проливают некоторый свет на то, что, по-видимому, к началу 40-х годов, когда Загоскин собирался в путешествие по Аляске и тщательно изучал материалы своего предшественника, Васильева уже не было в живых. Иначе Загоскин не ограничился бы только разбором одних его материалов, а обязательно встретился бы с ним и рассказал бы об этом на страницах своей «Пешеходной описи».
Вот что писал Загоскин: «Обозрение Васильевым Кускоквима не точно: по журналу его видно, что постоянные дожди не дозволяли ему определить ни одного пункта астрономически. Будучи часто в опасности быть убитым туземцами, он плыл по Кускоквиму как на почтовых, не означая даже главнейшаго ея направления. Сведения, собранныя им о быте и обычаях жителей, поверхностны, смешанны и во многом не верны, но в ту пору они были достаточны.
Описания некоторых местностей в топографическом отношении весьма определительны, а собранныя им данныя о богатстве страны пушными промыслами и торговых сношениях туземцев послужили колониальному начальству краеугольным камнем для основания других заселений. Васильев первый предложил мысль об основании редута в заливе Нортон, близ острова Стюарт»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись части русских владений в Америке. Ч. 1. СПб, 1847, с. 3].
В 1831 году Васильев возглавил экспедицию по описи побережья Аляски. Он описал берег от мыса Дугласа на 80 миль. В этом же году им составлены карты южного побережья Аляски. В ЦГАВМФ хранится девять карт юго-восточного и восточного берегов полуострова, снятых Васильевым в это время2 [Об этом сообщает С. Г. Федорова в кн.: Русское население Аляски и Калифорнии. М., «Наука», 1971, с. 232. ЦГАВМФ, ф. 402, оп. 1, д. 618, л. 9 об.]. После этих путешествий Васильев получил чин подпоручика и продолжал служить в Русской Америке, плавая по Тихому океану. Судя по найденному документу о подвиге И. Я. Васильева в Калифорнии, когда он спас от смерти нескольких мексиканцев, Иван Яковлевич к 1835 году был уже в Петербурге. Последнее упоминание о нем относится в 1838 году: И; Я. Васильев, находясь на квартире Ф. П. Врангеля, стал свидетелем смерти их общего хорошего знакомого Кирилла Тимофеевича Хлебникова, оставившего Русскую Америку вместе с В. С. Хромченко в 1832 году. К сожалению, найти новые материалы о жизни и делах этого славного человека пока не удалось. Но и то, что собрано, в какой-то мере воссоздает необыкновенную жизнь скромного штурманского офицера. В 1832 году на реке Кускоквим по докладу Васильева Врангель распорядился выставить русскую одиночку при впадении в нее реки Хулитнак1 [Одиночка - место торговли (расторжки) с жителями внутренних районов Аляски. Как правило, это был один дом с русским или креолом - начальником].
Морские офицеры и мореходы Русской Америки продолжали исследование как побережья, так и внутренних частей Аляски. Наряду с исследованиями вели работы по налаживанию торговых отношений с местными жителями, утверждали свое влияние. В 1830 году по распоряжению П. Е. Чистякова А. К. Этолин на бриге «Чичагов» плавал к заливу Головнина и к острову Св. Лаврентия. 21 июня он вышел из Ново-Архангельска к острову Св. Лаврентия, но пасмурная погода заставила его отложить осмотр острова, и он пошел в залив Головнина. После знакомства с жителями и условиями жизни там Этолин высказал соображение о строительстве редута вблизи острова Стюарт. Такой редут был основан во время плавания М. Д. Тебенькова в 1833 году на шлюпе «Уруп». Тебеньков в заливе своего имени, открытом им в прошлое плавание, недалеко от селения местных жителей основал Михайловский редут на небольшом островке, названном островом Св. Михаила.
Из этого редута, как из нового центра, ближе других русских селений расположенного на пути к жителям внутренних частей Аляски, стали организовываться экспедиции для научных исследований и торговых отношений в бассейнах рек Квихпака и Кускоквима. В 1834 году по поручению помощника Главного правителя Розенберга низовье Квихпака, его дельту осматривал креол Андрей Глазунов. «Многие из туземных населений, с которыми ему приходилось иметь дело, вступили с ним в торговые сношения, упрочившияся впоследствии постоянным посещением редута жителями этих мест для расторжек и снабжения его продовольствием»2 [П. А. Тихменев. Историческое обозрение..., ч. 1, с. 286]. В 1835 и 1836 годах А. Глазунов поднялся по реке Квихпак до того места, где по реке Юкхан можно было перебраться на Кускоквим. Перебравшись по тундре до реки Кускоквима, Глазунов поплыл по ней до слияния ее с рекой Тхальхук, откуда с неимоверными трудностями и из-за недостатка продовольствия возвратился к Кенайскому заливу. В 1838 году креол Петр Васильевич Малахов, путешествуя по Квихпаку, добрался до места соединения рек Юкхана и Нулато, где затем была основана известная в Русской Америке - одна из дальних одиночек - Нулато, спустился обратно по всему Квихпаку и благополучно через протоку Апхун и губу Пастоль возвратился в Михайловский редут.
Продолжалась и опись побережья. В 1837 году поручик корпуса флотских штурманов Воронковский, состоявший на службе Российско-Американской компании, описал побережье Аляски до того места, где закончил, описание Васильев несколько лет назад, а затем довел опись до мыса Хиткук, до которого с другой стороны берег был описан М. Н. Станюковичем во время плавания на «Моллере». Воронковский погиб на шхуне «Чилькат» в том же 1837 году, потерпев крушение у острова Баранова.
Всю свою жизнь связал с Русской Америкой замечательный человек, организатор, путешественник и писатель Кирилл Тимофеевич Хлебников, Он родился на Урале в городе Кунгуре в 1780 году и уже в юности проявил большую склонность к путешествиям.
В 1800 году он отправился в Иркутск, где поступил на службу Российско-Американской компании, но вскоре уехал в Охотск. Там он служил приказчиком, а затем комиссионером компании в Гижигинске. Из Охотска ему часто приходилось плавать вдоль побережья и до Камчатки. Первым испытанием для молодого Хлебникова было плавание на «Константине» в 1801 году, когда при выходе из Охотска галиот сел на мель. Постепенно он привык к превратностям скитальческой жизни и стойко их переносил.
В 1802 году на переходе из Охотска в Гижигу летом в жаркое время при затянувшемся плавании экипаж страдал от недостатка пресной воды. Хлебников писал: «...я покупал ее тогда у матросов на водку, мера за меру, хотя последняя стоила 25 рублей осмина или 2 бутылки. Но когда нельзя было купить, то для утоления жажды грыз свинец, пил морскую воду, жевал сахар, леденец и сими средствами только ее усиливал. Капитан транспорта спустился в Ямскую губу и ключевая вода показалась нам драгоценным напитком, не взирая на то, что доставлена была в тюленьих пузырях и очень явно отзывалась ворванью»1 [К. Т. Хлебников. Взгляд на полвека моей жизни. - «Сын Отечества», ч. 175, 1836, разд. II, «Словесность». СПб, с. 324].
После Гижигинска К. Т. Хлебников в течение десяти лет служил на Камчатке комиссионером и приказчиком Российско-Американской компании. Тут он вплотную столкнулся с делами Русской Америки, хорошо познакомился с П. И. Рикордом, Г. И. Давыдовым, Н. А. Хвостовым, В. М. Головниным, а Г. И. Лангсдорфа даже сопровождал во время путешествия последнего по Камчатке. Несомненно, такие встречи оказали весьма благотворное влияние на Хлебникова.
В 1814 году он возвратился в Кунгур и был вызван в Петербург, где ему предложили отправиться в Русскую Америку, чтобы возглавить руководство конторой в Ново-Архангельске, принять все хозяйственные дела у А. А. Баранова. Хлебников согласился и вместе с Л. А. Гагемейстером совершил плавание к русским колониям. «1-7 ноября 1817 года на корабле Кутузов мы подошли на вид берегов острова Ситхи; увидели величественный Эчком (Эджкомб. - А. А.) и цепь гор, покрытых снегом, облегающих весь берег»2 [Там же, с. 360]. Но подойти к Ново-Архангельску удалось только 20 ноября - помешала внезапно начавшаяся буря.
В Русской Америке Хлебников провел без малого шестнадцать лет. Он побывал во всех местах Русской Америки, неоднократно плавал в Калифорнию, Мексику, Чили, Перу. И о каждом пребывании в стране он оставлял статьи, описания, записи, дневники. Больше всего таких записей, естественно, относится к Калифорнии, к форту Росс, в них есть интересные зарисовки.
Вот как, например, описал Хлебников окрестности Росса: «Летом в Калифорнии бывают густые туманы, которые налегая на поверхность моря, несутся по направлению ветра и примыкают к прилежащим горам. В один ясный день, поднимаясь на довольно высокую гору близ селения Росс, мы видели, как туманы разливались по горам, а потом вскоре накрыли нас и лишили солнечного света: после жара холод сделался очень чувствителен. Поднимаясь выше и выше на верховых лошадях оставили наконец область туманов под ногами и были на самой вершине горы. Вид, представившийся нам оттуда, если нельзя назвать магическим, то имя очаровательнаго по всей справедливости ему принадлежало: туманы поднимались до известной высоты, где оределость воздуха поставляет им предел; ветер, в них заключающийся, волновал их и образовал бурное, облачное море до самого горизонта. Вершины гор с прелестною зеленью дубов и лавров, возвышаясь как острова, разнообразили белизну туманов. Солнце сияло ярко, небо было ясно, и ветерок едва колыхал листья. Сидя под тенью каштанового дерева, мы любовались чудесною картиною природы; к довершению красот ея, из семейства живущих поблизости в дупле огромного дерева индейцев, несколько детей обоего пола в природной наготе вертелось около нас; не доставало способности описать счастливое сочетание столь многих прелестей»1 [К. Т. Хлебников. Взгляд на полвека моей жизни. - «Сын Отечества», ч. 175, разд. II, «Словесность». СПб, 1836, с. 304-305].
«В Северной Калифорнии растут огромные кедры и сосны; одну из последних, известную под русским именем чага, а по-испански palo Colorado, я измерил с точностию: толщина ее в диаметре у самого корня имела 1372, а на шесть футов от поверхности земли 11 футов. Срубленная впоследствии она имела 200 футов длины, и доставила из себя для селения Росс 1 400 досок в 8 аршин длины, и множество дров»2 [Там же, с. 318].
Были у Хлебникова и тяжелые моменты во время долгих американских лет. В июне 1824 года он на шлюпе «Байкал» под командованием А. К. Этолина отправился из Ситхи в залив Бодега и оттуда в порт Монтерей. Получив там груз, «Байкал» с Этолиным ушел обратно в Ситху, а Хлебников остался ожидать брига «Кяхта», только что выстроенного в Бодеге. Бриг пришел в сентябре, нагрузился пшеницей в Санта-Крузе и с Хлебниковым на борту направился опять в Бодегу. Обычно путь проходили за 20-30 часов, а в этот раз суденышко носило по океану ровно 30 дней. Сначала было безветрие, сменившееся затем жесточайшим штормом. И все это вблизи скалистого берега. Только самоотверженность всего экипажа и умелое руководство бригом спасли людей от верной, казалось бы, смерти.
Был он и свидетелем землетрясения, которое разразилось в январе 1827 года во время стоянки на якоре на рейде Сан-Франциско: «В глухую полночь, - записал Хлебников, - почувствовали один за другим два удара столь сильные, что опасались потерять мачты. Причину этому скоро угадали: с вечера было видно сильное зарево от пламенеющей горы на востоке, прикрытой рядами высших ея гор. Другие корабли, стоявшие на глубине до 8 сажен, чувствовали то же; в президии Сан-Франциско расселись стены домов и строения потерпели немало повреждений»1 [К. Т. Хлебников. Взгляд на полвека моей жизни. - «Сын Отечества», ч. 175, разд. II, «Словесность». СПб, 1836, с. 311].
К. Т. Хлебников хорошо отзывался о М. Д. Тебенькове как о мореходе. В том же 1827 году 3 ноября на бриге «Головнин» Хлебников принимал пшеницу в Санта-Крузе. Рейд здесь открытый от южных и юго-западных ветров, которые как раз свирепствовали в осеннее время. Восемь суток бриг отстаивался на якоре. Его несло на берег, заводили дополнительные якоря - одним словом, восемь суток экипаж держался между жизнью и смертью. А «молодой почти не имевший опытов, но теоретически знакомый со всеми путешествиями, и следовательно с опасностями, твердый духом, решительный и хладнокровный капитан брига М. Д. Тебеньков, распорядивши, что должно, сам был совершенно спокоен и остроумными шутками и приличными положению анекдотами старался ободрить всех и каждого»2 [Там же, с. 354].
При жизни К. Т. Хлебникова были опубликованы «Записки о Калифорнии», «Первоначальное поселение русских в Америке», «Жизнеописание Г. И. Шелихова», «Жизнеописание А. А. Баранова» и ряд других работ3 [«Сын Отечества», ч. 175, СПб, 1829, разд. II; «Радуга», 1833, кн. II, III, V; «Сын Отечества», ч. II, СПб, 1838; СПб, 1835]. После смерти увидели свет его «Записки об Америке»4 [Материалы по истории русских заселений по берегам Восточного океана, приложение к «Морскому сборнику». СПб, 1861, вып. 3], а совсем недавно Р. Г. Ляпунова опубликовала статью, в которой рассказала о неопубликованной работе Хлебникова «Записки о колониях в Америке»5 [Р. Г. Ляпунова. Рукопись К. Т. Хлебникова «Записки о колониях в Америке как источник по этнографии и истории Аляски и Алеутских островов». - В кн.: От Аляски до Огненной земли. М., 1967]. Выяснилось, что «Записки об Америке» - это две части «Записок о колониях в Америке», полное содержание которых составляют шесть частей: 1. Порт Новоархангельский на Ситхе; 2. Кадьяк с подведомственными местами; 3. Уналашка, часть полуострова Аляски и Лисьи острова; 4. Атха, Андреяновские, Ближние и Командорские острова; 5. Прибылова острова, остров Матвея и часть Северной Америки; 6. Селение Росс на берегах Нового Альбиона.
К. Т. Хлебников очень много путешествовал по Северной Америке и по Калифорнии. В частности, Л. А. Шур, занимающийся наследием К. Т. Хлебникова, проследил маршруты путешественника по Калифорнии6 [Л. А. Шур. Путевые записки и дневники русских путешественников как источник по истории Калифорнии (первая половина XIX века). - «Американский ежегодник 1971». М., 1971, с. 306-307]. Во время этих путешествий и поездок К. Т. Хлебников досконально изучил Калифорнию, хорошо знал испанский язык. Его записки о Калифорнии - это превосходный материал по исторической, географии данного района. В них приводятся названия всех бывших в те годы селений в Северной и Южной Калифорнии, их характеристики, много сообщений об образе жизни индейцев, об экономике страны.
Весь свой богатейший архив К. Т. Хлебников завещал своему родному Кунгуру. В настоящее время он находится в Государственном архиве Пермской области. Возвратился Хлебников в Петербург на шлюпе «Америка» в 1832 году. Здесь он стал одним из директоров Российско-Американской компании. Научные заслуги К. Т. Хлебникова были признаны Академией наук, которая избрала его своим членом-корреспондентом па разделу политических наук. Он продолжал активную переписку с Русской Америкой, готовил и публиковал свои богатейшие записи. Часто виделся он со своими товарищами по Русской Америке. В 1838 году на время одной из таких встреч на квартире Ф. П. Врангеля, на которой присутствовал и старый его знакомый штурман И. Я. Васильев, Кирилл Тимофеевич Хлебников скончался.
Одной из интересных личностей в Русской Америке был креол Александр Филиппович Кашеваров (1810 год - 25 сентября 1866 года)1 [По одним данным, А. Ф. Кашеваров родился в 1808, а по другим - в 1810 году (ЦГАВМФ, ф. 406, оп. 1, д. 364, лл. 307-308 и ЦГАВМФ, ф. 402, оп. 2, д. 10, л. 10). Мы приводим дату по послужному списку. Родился А. Ф. Кашеваров в Павловской гавани на Кадьяке. Крестным отцом А. Ф. Кашеварова был А. А. Баранов]. Сын уроженца Курской губернии Филиппа Артамоновича Кашеварова, находившегося с 1794 года на службе в компании Г. И. Шелихова в должности учителя Ново-Архангельской школы, и алеутки, он получил первоначальное образование у своего отца, а с 1824 года стал пансионером Кронштадтского штурманского училища. Кашеваров окончил училище в 1828 году и был назначен на корабль «Елена». Под командованием. В. С. Хромченко «Елена» совершила плавание к берегам Русской Америки.
4 июля 1829 года после почти восьмилетнего отсутствия А. Ф. Кашеваров ступил на землю, которая была его родиной, которую он помнил с детства. Как же были удивлены родные, а еще больше сверстники, когда увидели, что подтянутый штурман корабля близкий им человек. Для всего экипажа длительная стоянка в Ново-Архангельске показалась кратковременной, а для Кашеварова время пролетело особенно быстро. Александр знал, что он ненадолго прощается с родными местами: он твердо решил после возвращения в Петербург проситься служить в Российско-Американскую компанию. 15 октября транспорт отправился в Кронштадт, куда и прибыл 10 июля 1830 года.
Как отмечал Н. А. Ивашинцов, плавание транспорта «Елена» была одним «из самых счастливых плаваний: не только что из команды не потеряно ни одного человека, но даже не было никаких повреждений в корпусе корабля и вооружении»2 [Записки Гидрографического департамента. Ч. VIII. СПб, 1850, с. 98]. Кашеваров, исполнявший обязанности старшего штурмана, проявил себя во время плавания самым лучшим образом. В аттестате, выданном ему В. С. Хромченко, командир корабля, между прочим, написал: «За счастье бы себе счел и впредь иметь его в своей команде»1 [ЦГАВМФ, ф. 402, оп. 2, д. 10, л. 2].
После этого плавания Кашеваров подал 13 апреля 1831 года прошение об определении его на службу в военно-морской флот и о присвоении штурманского чина. Он был проэкзаменован и 17 июня 1831 года стал прапорщиком корпуса флотских штурманов. Он уже знал, что В. С. Хромченко назначен командиром военного транспорта «Америка», уходящего в этом же году в кругосветное плавание. Кашеваров, естественно, был зачислен в штат экипажа для следования в Ново-Архангельск. Кашеваров был с 1 июля официально зачислен в состав офицеров, служащих в Российско-Американской компании.
26 августа транспорт вышел из Кронштадта и 8 октября 1832 года прибыл в Ново-Архангельск. Встретили на родине молодого штурманского офицера очень тепло, приветливо, а теплее всех молоденькая девушка, дочь местного священника Серафима. Главный правитель Русской Америки Ф. П. Врангель назначил молодого штурманского офицера командиром бота «Бобр» и предоставил ему отпуск для всяких семейных дел. Тогда Кашеваров и женился на Серафиме Алексеевне Соколовой.
25 января 1833 года он принял командование и до 17 сентября плавал к острову Кадьяк и другим островам архипелага. Вся зима прошла на берегу в береговой службе. Кашеваров не только исправно нес эту службу, но и беспрерывно повышал свои знания, много читал, охотно посещал вместе с другими флотскими офицерами занятия, проводившиеся Врангелем. Кашеваров мечтал сменить штурманский мундир на флотский строевой с золотыми эполетами.
В следующую компанию Кашеваров получил в свое командование шхуну «Квихпак». С 11 мая по 25 августа 1834 года по заданию Врангеля он плавал к островам Унга и Уналашка, оттуда - к островам Прибылова, к полуострову Стюарта и в устье реки Нушагак. Несмотря на то, что целью плавания была доставка товаров или, например, смена промышленников, Александр Кашеваров выполнил и большую научную программу. Он систематически вел метеорологические наблюдения, описывал посещенные места, определял координаты мест, в достоверности которых возникали сомнения, приглядывался к окружающей природе, животным, знакомился с бытом и нравами местных жителей.
Следующим летом Кашеваров совершил на той же шхуне интересное прибрежное плавание к берегам Калифорнии, побывав в заливе Румянцева, в форте Росс. Плавание длилось с 3 мая по 16 сентября 1835 года. Когда он возвратился в Ново-Архангельск, то там уже произошла смена Главного правителя компании, новым начальником стал И. А. Купреянов.
В компанию 1836 года Кашеварову довелось на той же шхуне совершить плавание по маршруту 1834 года - к Алеутским островам, затем к островам Прибылова и к устью реки Нушагак. На берегу ему пришлось пробыть недолго, так как в конце января 1837 года он уже ушел в плавание к острову Укамок, а затем, едва отдохнув, опять по маршруту Уналашка - острова Прибылова - река Нушагак. В перерывах во время этих плаваний Кашеваров по мере надобности совершал плавания на Кадьяк и обратно в Ново-Архангельск. 25 июня 1836 года Кашеваров стал подпоручиком.
В 1838 году была организована экспедиция. Целью ее было продолжение проводившейся Дж. Куком, а затем М. Н. Васильевым и в 1826- 1827 годах английским капитаном Бичи описи северо-западных берегов Америки. Экспедиция эта была вызвана желанием предупредить появление англичан на крайнем северо-западе Северной Америки, завершить опись этого побережья к северу от мыса Барроу. Экспедиция организовывалась по инициативе сначала Н. П. Румянцева, а затем, после era смерти, Врангель и Купреянов продолжили его дело. Первоначально экспедицию должен был возглавить В. С. Хромченко, а помощником у него должен был стать А. К. Этолин. Однако из-за смерти Н. П. Румянцева эти назначения не состоялись, и для руководства экспедицией был выделен А. Ф. Кашеваров.
План экспедиции был таков. Кашеваров в сопровождении 18 креолов и алеутов на корабле добирается до залива Нортон, а оттуда идет к Берингову проливу так далеко, как позволят льды. Кашеваров продолжает плавание на байдарах, а корабль ждет его в заливе Коцебу. Все это время должна производиться опись побережья и знакомство с местными жителями - эскимосами.
Примерно так и получилось. 12 мая 1838 года на бриге «Полифем», командиром на котором был прапорщик Иван Алексеевич Чернов, экспедиция отправилась в путь. Пройдя залив Нортон, где останавливались в Михайловском редуте, «Полифем» прошел Беринговым проливом в Чукотское море. Здесь у мыса Лизбурна Кашеваров перебрался на байдары: на 18 человек, не считая его самого, было взято пять байдар - одна шестивесельная и четыре трехлючные. «Полифем» пошел в залив Коцебу, а Кашеваров 5 июля 1838 года начал опись побережья.
С большими трудностями, но работа все-таки подвигалась. Времени для описи было мало, так как лето в этих местах очень короткое. Кашеварову сравнительно быстро удалось достичь мыса Барроу, крайней точки, до которой доходил капитан Бичи. Берег от мыса Лизбурн до мыса Барроу стал называться берегом Меншикова.
Пройдя мыс Ледяной, Кашеваров был вынужден отказаться от большой байдары и идти далее только на малых. Появившиеся льды и настороженное отношение эскимосов заставляли путешественников быть очень осторожными.
Позже в письме к своему хорошему знакомому Андрею Васильевичу Фрейгангу (26 мая 1840 года) Кашеваров писал: «О том, что езда на байдарке между льдами, или вдоль открытого берега, на пространстве до 1000 миль (вперед и обратно) опасна и трудновата - давно известно, следовательно и говорить мне нечего. Страна интересна в высокой степени - для этого я и был послан: но что же могу сказать Вам о ней? На взгляд судить и толковать бесполезно, когда на взгляд этот представилась мертвая природа. Но эта самая бедность и составляет все там: она питает людей и животных... И там живут люди, у которых средства существования современны человечеству, но стоят на одной степени, может быть для того, чтобы люди не забывали природу. И в самом деле: дикие обитатели мертвой природы, ужасной страны, царство тьмы и хлада, нисколько не нуждаются в пособиях наших, людей движущихся с веками...»1 [Архив А. И. Петрова. Частное собрание. (О письме сообщила внучка А. И. Петрова Т. В. Пестинская)].
Продвигаясь далее за мыс Барроу, Кашеваров подробно описал побережье, открыл два залива, назвав их именами Прокофьева, (в честь одного из директоров Российско-Американской компании) и Купреянова (в честь правителя), получили свое название и мысы Степового и Врангеля.
Несмотря на неприязнь местных жителей, Кашеваров продолжал, знакомиться с ними. В том же письме Кашеваров высказывает интересные мысли о их жизни.
«Могу сказать утвердительно, что один и тот же народ, начиная от Аляски расселился по NW берегу Америки, он имеет один язык эскимосский, а по нашему чукотский, который более или менее изменяется в наречии, так же как и в образе жизни есть разница, произшедшая от местности, но основание во всем заметно одно и то же. Мне сопутствовал в экспедиции один дикарь-житель из залива Нортон, он часто расспрашивал новых своих знакомцев и отвечал мне всегда, что у них все то же, что и у нас. Число жителей от зунда Коцебу до моего последнего пункта не превышает 1 500 человек. Нравственность их плохая: наклонны к воровству в сильной степени, мстительны в обидах и эта месть передается как драгоценность в наследство, коварны и не заслуживают доверенности. В малом числе добродушны и трусливы, а в большем - развертывается их дерзкий характер и жадность завладеть чужими вещами, для достижения чего не разбирают средств (это самое было причиной моего возвращения). Вообще смелы, отважны, ловки, проворны и очень любят песни и пляску, которая у них довольно разнообразна и не без приятности.
Курить табак имеют большую страсть, даже трехлетние дети мальчики и девочки с наслаждением тянут табак из трубки. И для этого у них существует торговля в известном для них мире... Важнейшие статьи торговли составляют: черкасский табак, трубки, огнива и вообще металлические вещи и корольки - все это русское от нас. Прочие вещи суть второстепенные.
Искусства их неразнообразны, но для удовлетворения их потребностей прочны и совершенны. Жилища их разделяются на зимние и летние: зимой живут в барабарах внутри обложенных плахами и вообще довольно чистых, а снаружи обкладены в несколько слоев тонким дерном. Вход в эти барабары сделан коридором, едва достаточном пройти человеку. В барабаре два ночника освещают и нагревают комнату; для постелей, которые у них из оленьих шкур, как и их платье, устроены нары.
Вообще живут они не как звери и не совсем глупы, чтобы не умели защитить себя от холода. С наступлением лета, в этих барабарах жить делается несносно: кругом лед начинает таять и от этого стоит лужа на полу или сама барабара делается колодцем. При том же чистый воздух никому не лишний, то здешние дикари, чтобы насладиться им, ставят палатки, составленные из 6 или 7 хорошо выделанных оленьих шкур, сшитых вместе, которые обвертываются кругом 4 шестов и составляют пустой конус, в котором они хорошо и удобно помещаются с большими семьями. Для света вшиты в шкуры разрезанные нерпичьи кишки. Обвертывают шкуры шерстью вверх - и от этого они сохраняются в сырости и не скоро промокают.
Дикари здешние вполне пользуются коротким своим летом и продолжительными днями: деятельность в это время живее, чтобы обеспечить себя для зимы, в которое они едят, веселятся и сеят. Лето бывает чаще теплое, чем холодное, но в мою бытность была дождливая погода и от этого не так много было оленей, которые во время жарких дней, спасаются от комаров, оставляя тундры и прибегая к морю, где холоднее и меньше комаров, но встречаются с людьми, которым они нужны. Я видел здесь большие табуны оленей, в которых, я полагаю, было не менее 1 000 штук!»1 [Архив А. И. Петрова. Частное собрание. (О письме сообщила внучка А. И. Петрова Т. В. Пестинская)].
Двадцать байдар эскимосов постоянно были вблизи малочисленной экспедиции Кашеварова. Эскимосы вели себя вызывающе, всем своим поведением показывая нежелательность пребывания в их местах пришельцев с Аляски. Все больше и больше появлялось льдов. Кашеваров решил больше не подвергать себя и участников экспедиции опасности. Большую роль сыграло и то обстоятельство, что среди эскимосов появились случаи заболевания оспой. Тридцать миль за мысом Барроу удалось описать Кашеварову, а дальше он «нашелся вынужденным скрываться во льдах моря от преследований туземцев; не видя никакой возможности спасти вверенную ему команду от многочисленных дикарей, озлобленных противу белых за появившуюся здесь оспенную заразу, Г. Кашеваров, скрепя сердце, решил возвратиться назад. Совершив на своих байдарах до 850 ит. миль экспедиция достигла благополучно острова Шамизо, в заливе Коцебу, где и соединилась она с Полифемом, на котором возвратилась в порт Ново-Архангельск со здоровою командою»2 [АВПР, ф. 339, оп. 888, д. 369, лл. 5-6].
За эту экспедицию Кашеваров был награжден орденом Св. Станислава 3-й степени. Экспедиция возвратилась в Ново-Архангельск 11 октября 1838 года.
А. Ф. Кашеваров был очень недоволен результатами своей экспедиции. В цитированном уже письме А. В. Фрейгангу есть и такие строки: «Я начал мою экспедицию с мыса Лисбурна, объехал мыс Барро и проехав от него к востоку до 30 миль - (это все, что я приобрел) - воротился назад к Лисбурну, оттуда поехал в зунд Коцебу и у острова Шамиссо соединился с судном 6 сентября, начав мои подвиги (?) с 5 июля 1838 года... Ужасна та минута, в которою я решился в обратный путь. Ничтожный успех моей экспедиции остался мне вечным укором - а мысль, что я должен был иметь полный, совершенный успех и что для этого сама природа мне помогала - страшно преследует меня»3 [Архив А. И. Петрова. Частное собрание. (О письме сообщила внучка А. И. Петрова Т. В. Пестинская)].
Назначенный командиром брига «Чичагов», Кашеваров в следующую навигацию снова в плавании: он побывал в Колошенских проливах, в Дионисьевском редуте и в заливе Якутат. А в 1840 году к этому маршруту прибавилось еще и плавание к реке Нушагак и островам Прибылова. Главный правитель Русской Америки А. К. Этолин хорошо знал Кашеварова и всю его семью.
В 1841 году Кашеваров был произведен в подпоручики (30 марта) и назначен командиром парохода «Николай». На этом пароходе он повстречался с известным исследователем Русской Америки Ильей Гавриловичем Вознесенским. В навигацию 1841 года ему довелось совершить большое плавание вдоль островов Алеутской гряды, в Петропавловск-Камчатский, Нижнекамчатск, а затем до залива Бодега, где прекратил свое существование форт Росс, и снова к Алеутским островам. Плавал он и на бриге «Константин» - в Сан-Франциско, в Нижнекамчатск, к острову Шумшу, в Охотский порт.
В 1843 и 1844 годах Кашеваров совершил плавание на том же бриге в Охотский порт: в 1843 году - командиром, а с 9 мая по 15 июня из Ситхи в Охотск - пассажиром. Дело в том, что правление Российско-Американской компании решило, как говорят, «дать ход» опытному мореходу и разрешило ему перейти на службу в Петербург в Гидрографический департамент, где он был прикомандирован к Чертежной мастерской департамента для составления карт. Впрочем, для такого решения большим основанием было заключение врачей о состоянии здоровья Кашеварова.
Все эти годы Кашеваров усиленно работал над картами по Русской Америке, издание которых было начато в 1846 году и закончено в 1850 году. Карты были собраны в «Атлас Восточнаго океана с Охотским и Беринговым морями». Этот атлас, так же как и атлас Сарычева, составлен не по одной какой-либо съемке, а по всем русским и иностранным исследованиям. Район, вошедший в атлас, ограничен координатами: 35-69° с. ш. и 120-225° з. д. и охватывает Охотское и Берингово моря, Алеутские острова и часть Тихоокеанского побережья Северной Америки - всего 10 карт. В атласе имеется также шесть входных карт, из которых только одна служит для обеспечения входа в Петропавловск-Камчатский, прочие же - для входа в порты Северной Америки. Основой карт атласа послужили свыше -30 астрономических пунктов, определенных различными мореплавателями в период с 1805 по 1827 год. Лучшими из них следует считать Ново-Архангельск (8 определений), Сан-Франциско (5), Гонолулу (6) и Петропавловск-Камчатский (9).
Но когда по представлению генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева состоялось решение правительства о преобразовании дальневосточного управления, то А. Ф. Кашеваров снова был призван под «дальневосточные знамена» и назначен начальником Аянского порта, что открыло ему наконец-то дорогу к золотым эполетам. До этого он был штабс-капитаном (с 11 апреля 1848 года), а 25 января 1850 года в связи с новым назначением стал лейтенантом с производством в капитан-лейтенанты по положению о службе в Сибири. Сбылась его мечта: сын русского крепостного курянина купцов Голиковых и алеутки с далекого Кадьяка стал флотским строевым офицером - капитан-лейтенантом русского флота.
Во время событий 1850-1856 годов на Дальнем Востоке, когда там активно действовала Амурская экспедиция под командованием Г. И. Невельского, когда дважды переносился основной порт России на Тихом океане - из Охотска в Петропавловск-Камчатский и затем оттуда в Николаевск-на-Амуре, Александр Филиппович Кашеваров, произведенный с капитаны 2-го ранга, по мере своих сил содействовал успеху русского флота. Он особенно ревностно отстаивал интересы Российско-Американской компании, которая была ему родной, которая дала ему воспитание и образование. И это сказалось на его отношениях с начальником Амурской экспедиции Г. И. Невельским. Выполняя распоряжения правительства, экспедиция зависела от щедрот компании. На этой почве часто возникали трения между Г. И. Невельским и представителем компании А. Ф. Кашеваровым. В одном из писем А. В. Фрейгангу из Аяна 26 сентября 1852 года Кашеваров сообщал ему: «Уже сколько бывало у меня хлопот с Невельским, Завойкой и всеми командирами казенных судов. Вывели меня из терпения! По секрету скажу Вам, что я формально пожаловался, кому следует, на Невельского и на Лихачева. Не уступлю им, потому что я совершенно прав, а они, к сожалению, забылись»1 [Архив А. И. Петрова. Частное собрание. (О письме сообщила внучка А. И. Петрова Т. В. Пестинская)].
В 1857 году А. Ф. Кашеваров снова в Петербурге, где служит в Гидрографическом департаменте начальником Чертежной мастерской до 1862 года. К этому времени он был капитаном 1-го ранга и состоял в резерве. С 1865 года и до скорой своей смерти был в отставке. Есть сведения, что А. Ф. Кашеваров жил в последние годы довольно бедно, нуждался постоянно в деньгах. После смерти его осталось со слепой вдовой семь человек детей.
Таков вклад - практический, научный и военный - в освоение Дальнего Востока и Русской Америки интересного человека, скромного труженика и воина, для которого эти места были родными.
Конец 30-х годов знаменателен для Русской Америки появлением там двух выдающихся исследователей - Л. А. Загоскина и И. Г. Вознесенского. Загоскин появился в Русской Америке на год раньше, чем И. Г. Вознесенский.
Лаврентий Алексеевич Загоскин2 [Л. А. Загоскин (21 мая 1808 года - 22 января 1890 года) - крупнейший исследователь Аляски. О нем написан С. Н. Марковым роман «Юконский ворон». Биографические сведения - в книге А. И. Алексеева «Колумбы Росские» (Магадан, 1966), очерк «По Юкону и Кускоквиму». Описание путешествий Загоскина по Аляске дается по этому очерку] 8 декабря 1838 года поступил на службу в Российско-Американскую компанию, а 30 декабря уже отправился в трудное путешествие через Сибирь. Проезжая через Москву, Загоскин побывал в семье братьев-декабристов Муравьевых, и мать их просила навестить сыновей в Иркутске в селе Урике. Загоскин сдержал свое слово и, будучи в Иркутске в марте 1839 года, повидал Никиту и Александра Муравьевых. В их доме он познакомился с четой Волконских, доктором Вольфом, Луниным и Поджио.
9 июля 1839 года Л. А. Загоскин принял в Охотске от Р. Г. Машина бриг «Охотск» и немедленно стал готовиться к выходу, собираясь доставить пассажиров в американские владения и товаров тысяч на сто, включая в это количество пять тысяч пиастров. В ночь с 14 на 15 августа бриг «Охотск» вышел в плавание.
Начало было очень неудачным. Предательский вход в Охотский порт, проклятый моряками всех стран, хоть раз побывавшими в нем, подвел и на этот раз.
Бриг «Охотск» выбросило при выходе на одну из отмелей, а в это время начался отлив. К счастью, с последующим приливом удалось стянуться с песчаной банки, даже не повредив ни одного листа медной обшивки корпуса. В начале сентября прошли Курильские острова через Четвертый пролив и вышли в Тихий океан. «Великолепна, но уныла картина островов Четвертого пролива: ни малейшего признака жизни, всюду одно разрушение»1 [Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в Русской Америке в 1842-1844 гг. М., 1956, с. 357], - пишет Загоскин. Наблюдательный лейтенант уже в первое свое плавание, производя астрономические и гидрографические наблюдения, отметил неточности карт Крузенштерна, Головнина, Сарычева и других мореплавателей.
От пролива взяли курс прямо к Ново-Архангельску. Длительный месячный переход в северной части Тихого океана не ознаменовался какими-либо значительными событиями. 5 октября заметили вершину горы Эджкомб при входе в Ситхинский залив. В ночь на 6-е в ответ на выстрел с брига вдали засветился маяк Ново-Архангельска. На рассвете приехал лоцман, и вскоре судно стало на якорь. Лейтенант Загоскин прибыл в Новый Свет. Несколько позже он написал по этому поводу: «Надобно побывать в Ситхе, чтобы понять ожидание почти тысячи человек прихода из Охотска судна, на котором единожды в год доставляются из Европы в американские колонии форменные бумаги, газеты и письма; притом в нынешний год на мой пай досталось весьма продолжительное плавание, а дошедшие слухи через американское судно о происшествии, случившемся с бригом на Охотском баре, могли тревожить до последнего жителя Ново-Архангельска. Спустя шлюпку, я отправился с рапортом. Свидание моряка с моряком есть встреча родных, непонятная жителю твердой земли...» 2 [Там же]
Всю зиму 1839-1840 годов Л. А. Загоскин провел в Ново-Архангельске с правителем колоний и другими служащими. Именно в эту зиму он написал очерки, напечатанные в 1840-1841 годах в журнале «Маяк» под общим названием «Заметки жителя того света». В них Загоскин описывал свое путешествие по Сибири, Охотскому морю и северной части Тихого океана, а также жизнь и быт Ново-Архангельска и его жителей: Вместе с тем Л. А. Загоскин тщательно изучает историю исследования Аляски и готовится к будущим морским походам.
В течение 1840-1842 годов Загоскин, командуя сначала бригом «Байкал», а затем корветом «Елена», обходил все владения компании. В 1840 году на «Байкале» он ходил в Охотск, а в 1841 году - в Калифорнию на «Елене». На обратном пути вместе с Загоскиным шел И. Г. Вознесенский. Лаврентий Алексеевич крепко с ним подружился и получил от него много полезных сведений по естествознанию и, в частности, по антропологии и этнографии.
Интересовался Л. А. Загоскин и путешествиями по внутренним районам Аляски. Особенно хорошо он изучил материалы путешествий И. Я. Васильева в 1829-1831 годах, говорил с его спутниками по путешествиям к Нушагаку и Кускоквиму. В 1832 году Федор Колмаков на 100 верст продолжил опись реки Кускоквим и исследовал некоторые ее притоки. Сын Федора Терентьевича Колмакова Петр продолжал дело отца.
О том, что инициатором экспедиции был сам Загоскин, говорит его «Письмо из Америки», где он выражает благодарность Ф. П. Врангелю и А. К. Этолину и добавляет: «...последнего я просил в 1840 году о подобном назначении и крепко подозреваю в этой милости»1 [Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в Русской Америке в 1842-1844 гг. М., 1956, с. 351]. Непосредственным предшественником Загоскина был Андрей Глазунов. В 1835-1836 годах он прошел долиной Юкона от реки Анвиг до устья Юкона и после этого побывал на Кускоквиме.
Цели и задачи экспедиции, к которой Л. А. Загоскин начал энергично готовиться, он обстоятельно изложил в «Письме из Америки»2 [Там же, с. 341]. В 1833 году в заливе Нортон был образован Михайловский редут для «закупки от туземных жителей нужных промыслов, и в особенности речных бобров, водящихся во множестве по притокам реки Квихпака». До этого времени все богатства переходили в руки островного народа - адьягмют. Переплывая на байдарах Берингов пролив, адьягмютцы вели меновую торговлю с чукчами, а те в свою очередь перепродавали пушнину русским. Поэтому следовало внимательно изучить внутренние пути сообщения, особенно речные, и подобрать места, где можно было бы производить меновую торговлю с местными жителями и устроить новые редуты. Практической целью экспедиции было ликвидировать конкуренцию со стороны этого воинственного островного племени.
Л. А. Загоскин сразу же понял, что экспедиция готовится не только для решения практических вопросов, но и «для обозрения и описи системы вод, орошающих внутреннюю страну наших северных американских владений»3 [Там же, с. 375]. Официальное предложение от А. К. Этолина участвовать в экспедиции Л. А. Загоскин получил 8 марта 1842 года и 1 мая, полностью подготовившись, перебрался на бриг «Охотск». Это судно должно было доставить Загоскина и его спутников к Михайловскому редуту в залив Нортон. Сопровождать Загоскина добровольно вызвались Николай Шмаков, Тимофей Глазунов, Прокопий Вертопрахов, Павел Акляюк и денщик, матрос 15-го флотского экипажа Яков Махов.
Перед отправлением Загоскин получил от А. К. Этолина инструкцию следующего содержания: «Лейтенанту Загоскину поручено: во-первых, исследовать течение реки Букланд (так названной капитаном Бичи), впадающей в Коцебу-Зунд. Вершина этой реки, по удостоверению туземцев, находится в близком расстоянии от вершины другой реки, Куюкак, впадающей в реку Квихпак. По этому водяному пути идет ежегодно весьма значительное количество мехов в Коцебу-Зунд, а там переходит в руки приезжающих туда чукчей. Для обращения этой торговли в пользу компании следует приискать на месте действительные меры и, если будет нужно, определить удобнейшее место для учреждения в Коцебу-Зунде нового редута. Во-вторых, исследовать из Михайловского редута течения, до самых вершин Квихпака и Кускоквима и текущей в параллели обеих, неизвестной нам реки Чагелюк, которая, по сведениям, весьма изобилует речными бобрами. Составить по возможности удовлетворительное описание страны, орошаемой этими реками, и определить удобнейшие и ближайшие переносы из одной реки в другую»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Л. Загоскиным в 1842, 1843 и 1844 годах. Ч. 1. СПб, 1847, с. 7].
4 мая 1842 года бриг «Охотск» отошел из Ново-Архангельска и 19 мая стал на якорь у Шумагинских островов. Несколько дней, проведенных здесь, Загоскин использовал для сбора коллекций и описания одного из островов - Унги. 22 мая двинулись дальше, к Уналашке, и 27-го стали на якорь в лучшей гавани острова - Капитанской, напротив селения Илюлюк, где простояли до 5 июня.
Следующая небольшая стоянка была у острова Св. Павла из группы островов Прибылова. Дальнейшее продвижение на север задержал густой непроницаемый туман. Пришлось провести 10 дней в дрейфе, во время которого развлекались «ловлею на уду трески и падением на палубу морских птиц, ударявшихся с налету о паруса»2 [Там же, с. 15]. Когда туман рассеялся, бриг обошел с севера остров Св. Матвея, направился к острову Св. Лаврентия и, с большим трудом лавируя среди густого льда, только к вечеру 10 июля добрался до Михайловского редута. Здесь к экспедиции присоединился переводчик креол Григорий Курочкин.
Ледовые условия и другие обстоятельства заставили Загоскина отказаться от мысли установить редут в заливе Коцебу. Служители редута были совершенно не обеспечены провиантом, и в первый же день команда Загоскина, кроме хлеба, ничего не получила. Пришлось немедленно отправить «стрельца с своей винтовкой, который на утро и возвратился с оленем. В течение остальных дней июля, - пишет Загоскин, - мы приобрели еще четырех и таким образом относительно продовольствия были совершенно обеспечены»3 [Там же, с. 20].
Л. А. Загоскин отправил на лодке и байдаре отряд в селение Нулато при устье реки того же названия, впадающей в Квихпак. Там у русских был один из первых редутов. На отряд была возложена доставка запасов экспедиции, а также припасов и товаров для торговли с местными жителями. Отряд отправился 25 июля. Загоскин в оставшееся до экспедиции время (она намечалась на осень и зиму) побывал в селении в устье реки Уналаклик, где содержались собаки для экспедиции. Затем, окончательно убедившись, что «при укомплектовке команды зимнею одеждою, при покупке собак, постройке нарт и прочем» все это «поспело ко времени довольно в сносном виде»4 [Там же, с. 28], начал писать исторический, топографический и этнографический очерк Михайловского редута5 [См. «Записки Гидрографического департамента». Ч. IV. СПб, 1846, с. 86-104].
Между тем наступило время отправляться в поход. «В данной мне инструкции, - пишет Загоскин, - не было означено, каким образом я должен был производить свое путешествие зимою. В редуте я мог приобресть свору собак собственно для себя, как то делали до меня некоторые отрядные начальники; имел средства приготовить и несколько запасных провизии. Но рассудя, что успех экспедиции наиболее зависит от примера начальника, я отстранил от себя всякое преимущество и удобство»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 1, с. 74].
Вместо заболевших Вертопрахова и денщика вызвались идти Лука Пахомов, который служил еще при А. А. Баранове, и Григорий Никитин, сопровождавший П. Т. Кузьмина при описи Шантарских островов. Научное снаряжение экспедиции состояло из карманного хронометра, серебряных часов, транспортира, карманного пель-компаса, артифициального горизонта, секстана, четырех ртутных термометров и двух запасных стрелок к компасам.
Утром 4 декабря 1842 года пять нарт тронулись в дальний путь. Идти вдоль берега поначалу было нетрудно. В селении Кикхтагук местные жители приняли Загоскина и его спутников весьма радушно. Сразу было видно, что их здесь ждали как почетных гостей. «Даже пол, - отмечает Загоскин, - был не только выметен, но и вымыт». Они попали на праздник потопления в море пузырей (в честь морского духа) и встречены были подарками, состоявшими из толкуши, юколы, жира и ягод. Вечером для приезжих устроили пляски.
Морозы были сравнительно небольшие, люди и собаки не устали, и уже 11 декабря Загоскин прибыл к селению, расположенному в устье реки Уналаклик. Здесь, учитывая опыт, приобретенный в походе, переменили некоторых собак, укрепили пострадавшие нарты и подготовились к дальнейшему переходу. На все это ушло пять дней. 16 декабря вышли в Нулато. В следующую ночь выпало столько снега, что Загоскин, послушав совета старосты перехода, возвратился обратно. На стоянке пополнили запасы провизии, а Загоскин практиковался в решении астрономических задач.
Только 30 декабря удалось выйти снова в путь. Он лежал вдоль реки Уналаклик, по ее левому берегу. Ночевали в устье реки Куикхоглюк. В селении было пусто, так как все ушли торговать на Квихпак. Загоскин со спутниками стали полными хозяевами жилья. Новый, 1843 год встретили в дороге, а на следующий день Загоскин ходил в селение Улукак. Вскоре все жители Улукака прибыли к месту стоянки отряда, чтобы чем возможно помочь путешественникам. От них Загоскин получил нужные сведения и договорился относительно проводников.
3 января, провожаемый всеми жителями Улукака, отряд отправился в путь. Шесть суток продолжалось путешествие по сильно холмистой местности, покрытой мелким еловым горелым лесом и глубоким рыхлым снегом. Нарты, задевая за пни и кусты, часто опрокидывались, доставляя путешественникам много хлопот. Впереди нарт всегда двигались поочередно топтальщики по два в ряд. Они обтаптывали каждый куст, особенно на поворотах, но, несмотря на это, собаки с трудом тянули и очень редко обходились без помощи человека. Поэтому Загоскин распорядился, чтобы «передовщики» протаптывали к следующему дню вперед три или четыре мили; снег ночью затвердеет, и собаки повезут дружнее и бодрее.
А морозы все крепчали и крепчали. 7, 8 и 9-го температура понизилась до того, что ртуть в термометре замерзла. «Чуть остановился, - пишет Загоскин, - мороз пробирает до костей. В последнюю ночь все просидели перед огнем, не имея возможности просушить обувь и парки; с одной стороны жгло, на другую в то же время садился иней»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 1, с. 97].
Наконец, 10 января, «пройдя с милю по направлению к востоку, мы вышли из гор; вчерашний след туземцев лежал к NO 60° чрез гладкую долину около двух миль протяжения; за обгорелым лесом, окаймляющим Квихпак, виднелся ее противоположный берег. Слыша вой собак, скрип полозьев и не выпуская из виду переднюю нарту, в сопровождении толмача мы перешли долину, лес и вышли на берег»2 [Там же, с. 95].
Загоскин добрался до реки Квихпак, более известной под названием Юкона, на которой несколько лет спустя были открыты богатейшие месторождения золота. Собаки, почуяв жилье, побежали живее, и вскоре, в полдень, головные нарты прибыли в селение Хоголтлинде, расположенное на левом берегу Квихпака. Трудно себе представить, что испытывали путешественники, когда с тридцатиградусного мороза (по Реомюру) они попали в жарко натопленную баню, где температура была сорок градусов. По настойчивому требованию Загоскина для путешественников освободили одну половину хижины, называвшейся кажимом, в которой была устроена баня. Постепенно подошли и другие нарты, и все расположились на ночлег, а Загоскин остался караулить. Такая предусмотрительность была не лишней.
На следующий день появившийся было в отношениях с местными жителями холодок исчез и началась обычная мена, сопровождаемая подарками. Загоскин стремился расположить к русским местных жителей и угощал их любимейшим напитком - чаем. В этом же селении он приобрел две легкие нарты, более удобные в таком далеком путешествии, чем редутские. Как ни грустно было Загоскину, но ему пришлось попрощаться с одним из усерднейших сподвижников - Т. Глазуновым, который совсем ослабел, и отпустить его в редут. Другой, Шмаков, должен был остаться на некоторое время в. селении, чтобы подлечить обмороженные ноги.
Из Хоголтлинде выступили 13 июня отдохнувшие и отогревшиеся и через два дня прибыли в селение Нулато, послужившее базой для дальнейших исследований. Здесь путешественников встретили русские во главе с управляющим артелью старожилом Дерябиным, участником всех походов Глазунова и Малахова. В Нулато предстояло основательно подготовиться к дальнейшему пути и прежде всего заняться продовольствием. Вместо Т. Глазунова добровольно вызвался идти в экспедицию бывший в Нулато рязанский ямщик Баженов, а больного Акляюка Загоскин отпустил обратно в редут.
Исполняя данную ему инструкцию, Загоскин решил отправиться отсюда в залив Коцебу для постройки редута. Положение осложнялось тем, что из Хоголтлинде не пришел заболевший Шмаков и пока никто не явился вместо Акляюка. Получив 21 февраля из редута извещение, что в Нулато выходит транспорт с людьми и продовольствием, Загоскин предложил пойти с ним в залив Коцебу артельщику Иванову, который, к радости Загоскина, дал согласие. Проводником пошел один местный житель.
25 февраля Загоскин, Никитин, Пахомов, Курочкин, Баженов, Иванов и проводник на пяти туземных нартах с некоторым запасом продовольственных товаров оставили Нулато. Загоскин и проводник шли впереди, а остальные, имея перед собой по две собаки каждый, впряглись в лямку и тащили свои нарты. Придерживались реки, по которой кое-где встречались редкие селения, состоящие из одной-двух семей. Во время ночлегов Загоскин, внимательно наблюдавший природу, добросовестно заносил все в дневник. С горьким юмором сообщает он о средствах от мучительной боли в ногах после долгих пеших переходов: «...покой и терпение, первое не всегда может быть приложено к делу, а последним запасаются все посвящающие себя скитальческой жизни»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 1, с. 108].
1 марта вышли на приток Квихпака Юннака и продолжали путь по левому его берегу. Когда встречались селения, ночевали в них, а чаще останавливались на ночлег прямо в лесу, раскладывали брезент между деревьями и разводили костер. 4 марта добрались до селения Хотылькакат. Это был крайний пункт, до которого доходил проводник Загоскина. Против селения с нагорной стороны находится устье речки Хотыльно, текущей с запада в Юннака. Здесь встретилось неожиданное препятствие. Никто из жителей не соглашался проводить экспедицию до верховья реки Бокланд, впадающей в залив Коцебу. Никакие обещания Загоскина не помогали. Свой отказ местные жители объясняли наступлением весны, а с ней и сезона промысла оленей, а также страхом: жители залива Коцебу враждебно относились к русским и не раз уже просили выжечь русское селение в Нулато.
К вечеру 6 марта все мужчины из селения действительно ушли в горы, и у Загоскина не было другого выхода, как продолжать путь самостоятельно, без проводника. Пользуясь описаниями, данными ему оставшимся в селении стариком, Загоскин 8 марта вышел к заливу через горы, поросшие еловым лесом. Широкая проезжая дорога и заломы верхушек небольших деревьев служили путешественникам вехами.
На другой день случилось происшествие, едва не стоившее Загоскину зрения. Вот что писал об этом сам путешественник: «При остановках на ночлеги, не приводилось мне оставаться праздным: мое дело было разгребать снег, рубить и устилать хвою. Вчера ввечеру остановясь под ветвистой елью, следовало срубить один сук, который нам мешал. Ударив по дереву топором, чтобы отряхнуть снег, я почувствовал, что засорил глаз. В ночь глаз заплыл опухолью. Делать было нечего, пошли с утра назад, но пройдя около полуторы мили, я совершенно измучился от нестерпимой рези. Если бы возможно было ехать на нарте, то на открытом воздухе это не принесло бы облегчения. Возобновленные операции нянюшкиных вылизываний не помогали. Наконец, тунгусу пришло в голову попробовать достать соринку концом ремня и опыт увенчался успехом, только осталась небольшая царапина, да один глаз отказался в верности при обсервациях»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 1, с. 114-115].
Едва Загоскину стало легче, как он приказал снова продолжать путь. 10 марта, определив свое место и «убедясь в действительных сношениях туземцев с реки Юннака с проживающими по берегам Коцебу-Зунда, я решил воротиться, потому что не имел ни времени ни способов обследовать самое побережье»2 [Там же, с. 115].
Обратный путь до Нулато был еще более трудным. Оттепель превратила снег в месиво, и приходилось идти по утрам. Пользуясь тем, что местные жители промышляли оленей, зная, что в Нулато с продовольствием плохо, Загоскин запасся олениной. 18 марта экспедиция благополучно прибыла в Нулато. Загоскин сразу же засел за обработку журнала и за доклады для представления их в Ново-Архангельск. Курьера с депешами провожали до Хоголтлинде. Загоскин определил в селении астрономический пункт.
В Нулато, куда возвратились к 1 апреля, вскоре начали готовиться к летнему походу 1843 года. 5 апреля в экспедицию прибыл служащий компании Ф. Дмитриев. Усиленно запасали провизию, а Загоскин все свободное время отдавал «сбору естественных предметов в стране». 19 мая спустили на воду сделанную здесь лодку. Невод для рыбной ловли собственноручно изготовил Загоскин. В вопросах рыболовства из всех участников экспедиции он был самым сведущим: сказался опыт, приобретенный на службе на Каспийском море до поступления в Российско-Американскую компанию.
За время пребывания в Нулато Загоскин написал очерк по истории, статистике, географии и экономике района редута Нулато, назвав его «Общий очерк состояния заселения в Нулато; материалы по топографии и климатологии этого края».
4 июня вечером экспедиция отправилась вверх по Квихпаку в прежнем составе. Только Курочкина, у которого был прострелен палец, заменил креол Никифор Талижук. За веслами сидели шесть участников похода, за рулем - Загоскин. В светлое время суток плыли, на ночь выбирались на берег и расставляли палатку, чтобы спастись от комаров и москитов. «Не сказать о комарах и мускитах (москитах - А. А.), - пишет Загоскин, - ни слова, значило бы умолчать об ощутительнейшем мучении, которое привелось нам испытать во время этого похода»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 1, с. 126]. Но в конце концов путешественники привыкли и к комарам.
Ни на минуту не забывая об интересах компании, Загоскин не прекращал и научных занятий; описывал плесы, берега, наблюдал за уровнем воды в реке, регулярно производил астрономические определения. Загоскин просит извинения читателей за утомительное описание и тут же объясняет, что он «принужден их показывать в руководство будущим исследователям. Не век же брать проводников»2 [Там же, с. 129]. Взятый в селении Уныльгачтхох 7 июня проводник предупредил, что, если идти дальше вверх, селения будут встречаться редко, и поэтому Загоскин распорядился захватить с собой побольше сухих продуктов. Для разъездов по реке, охоты и разведки в дополнение к лодке приобрели берестяную байдарочку, обшили ее сивучьей кожей и тащили на буксире. Местные жители встречали путешественников приветливо, исполняли в их честь свои танцы, часто продолжавшиеся до утра.
22 июня прибыли в селение Минхотлянто, где Загоскин по просьбе жителей продемонстрировал им действие русского ружья. Он выстрелил рикошетом по воде. «Надобно было видеть удивление туземцев когда вслед за вспышкой показались брызги означаемые скачками пули; но они еще более были приведены в изумление, когда на лету я убил ласточку и при рассмотрении они не нашли никакой видимой раны»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 1, с. 138-139].
30 июня подошли к мелководью вблизи впадения в Квихпак речки Ноггойя. Загоскин решил, описав верховье реки, возвращаться обратно. «Выжидать времени я не мог, - писал он, - тем более, что нам предстояло в других местах исполнение дальнейших поручений»2 [Там же, с. 145]. На высоком двухсаженном яру в память пребывания в верховьях Квихпака Загоскин и его спутники поставили крест с надписью. 1 июля начали спускаться по течению. С местными жителями встречались теперь уже как с добрыми старыми знакомыми.
7 июля путешественники прибыли в Нулато. Загоскин не собирался здесь долго задерживаться и думал, окончив обработку материалов последнего похода к верховьям реки и подготовку к следующему, отправиться вниз по Квихпаку. Но осуществлению этих планов помешали слухи о передвижении воинственного племени налейгмютов. Оказалось, что такие слухи распускают такаяксанцы, известные коварным отношением к русским. 20 июля они на сорока двух лодках попытались попасть на редут Нулато. Так как их вовремя заметили, они были принуждены подойти к редуту, и здесь Загоскин при всей команде, поставленной во фронт, поговорил с ними, а затем отпустил с миром, распростившись «как с добрыми приятелями». Все эти обстоятельства задержали дальнейшее продвижение экспедиции до августа.
2 августа в восемь часов утра «не без грусти» оставили редут Нулато и начали спускаться по великой реке. Загоскин не только не тяготился таким продолжительным путешествием, но, наоборот, оно все больше и больше увлекало его. «Вот слишком год, - записал он, - как я в сообществе простолюдинов и ежедневно среди так называемых дикарей, но первые ревнуют об общей пользе отечества и беседы с ними никогда не наскучая, часто были мне поучительны; вторые, по нравам и обычаям своим, побуждают мое любопытство и участие»3 [Там же, с. 165].
Двигаясь вниз по реке, Загоскин большую часть времени занимался исследовательской работой, описывая не только реку, но и по возможности ее притоки. 14 августа подошли к устью реки Анвиг, известной тем, что жители селения на ней первыми во внутренних районах Аляски дружелюбно приняли русских в 1835 году. Они, как, впрочем, и большинство населения по Квихпаку от Нулато до устья, промыслу зверя или ловле рыбы предпочитают торговлю, скупая для этого меха, дичь у других племен и перепродавая все это русским.
19 августа вблизи устья реки Иннока путешественники остановились на ночлег у «известного по всему низовью Квихпака торговца, прозванного русскими Заплатка... И сам Заплатка и повод приданного ему прозвища, мне кажется достойны сохранения в исторических материалах этого края, - отмечает Загоскин. - Вследствие первого путешествия Глазунова по Квихпаку, зимою 1834 года, явился в следующую весну к редуту бодрый старик в изношенной выхухолевой парке, покрытой множеством заплат. Оставя байдару на воде, старик вынул сверток бобров и явился к управляющему. Казалось, на свои пять шкур он желал закупить всю лавку; справлялся с ценностью каждой вещи, перерывал бисера, корольки, табак и прочее. Управляющий терпеливо объяснил употребление и цены каждого предмета. Старик слушал, соображал, и уехал, не купив ничего. На утро он возвратился на байдаре с полутораста бобрами, как знаток, выбирал потребные для себя товары, был обласкан управляющим, скоро сдружился с служителями, которые, хваля его тароватость, часто в шутку приговаривали: «Ай-да Заплатка»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 1, с. 175].
На всем протяжении от Нулато до Икогмюта река Квихпак широкая и судоходная. Правый ее берег высокий и гористый. В пяти милях от селения Икогмют высятся величественные сопки из зеленой яшмы и затвердевших глинистых пород. Левый берег реки луговой, с редким, но хорошим строевым лесом. К вечеру 23 августа экспедиция прибыла в Икогмют. Позади было около 700 верст пути по великой реке Аляски - Квихпаку. Здесь предстояло провести все оставшееся летнее время и осень, а зимой Загоскин предполагал быть на реке Кускоквим.
Прежде всего он распорядился послать в Колмаковский редут двух местных жителей в надежде получить известия от А. К. Этолина. Одновременно были посланы люди и вниз по Квихпаку, чтобы выяснить причины опоздания лодок, следующих с продовольствием в Нулато и с командой в Икогмют. Совершенно неожиданно 29 августа прибыла команда, доставив много радости всем участникам экспедиции и жителям селения, а Загоскину особенно. Он впервые за время скитания по Аляске получил письмо с родины и из Ново-Архангельска, «свиделся с деньщиком, которого оставил в безнадежном состоянии, и был рад ему как родному». По этому поводу началось празднество, тем более, что «из Ново-Архангельска прислано было, для освежения команды около ведра рому: с первой чаркой понеслось общее спасибо и здравие на многие лета внимательному начальнику; вторая отразилась в песне; третья успокоила всех»2 [Там же, ч. 2. СПб, 1848, с. 2].
2 сентября возвратились посланные из Колмаковского редута и принесли весьма неутешительные вести. Продовольствия и людей в редуте было явно недостаточно, чтобы идти на Кускоквим, не оказав редуту никакой помощи. Поэтому Загоскин решил с наступлением санного пути часть запасов перебросить туда.
Отличной подготовкой и благополучному ходу экспедиции Загоскин во многом был обязан своим славным сподвижникам. О них он пишет тепло и с любовью следующее: «По всему Квихпаку ни один туземец на бегу не перегонял Никитина; пятерых вместе перетягивал на палке Дмитриев, и никто из дикарей в своей же пляске не мог сравниться с Курочкиным. Мне оставалось, возможными поощрениями сохранить этот дух в команде, столь много способствующей к перенесению трудностей нашей бродячей жизни»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 2, с. 7].
С 8 по 20 ноября был редкостный ход миноги, которую ловили все жители местных селений днем и ночью, делая большие запасы своего излюбленного лакомства. Участники экспедиции за это время, «не весьма прилежно» наблюдая за орудиями лова, поймали до восьми тысяч миног. Утром 23 ноября при небольшом морозе шесть нарт экспедиции, на каждой из которых было не менее пяти пудов груза, вышли к редуту Колмакова. «Зимний путь по рекам везде одинаков, - пишет Загоскин, - то по весьма скользкому льду так, что свежим ветром сбивает с ног и собак и человека; то по обнаженным от снега косам и середкам, на которых камешником дерет полозья; то наконец чрез снежные сугробы, надутые на торосы»2 [Там же, с. 9].
Ни на один день не прерывались научные наблюдения во время похода: проводили опись, два раза в сутки - в восемь вечера и в восемь утра - метеорологические наблюдения. Все это, а также и этнографические заметки заносили вечером в журнал. 25 ноября прибыли в селение Паймют, откуда предстоял путь на реку Кускоквим. С помощью Заплатки удалось найти двух проводников - никто не соглашался в такое суровое время идти один. 26-го пошли сначала вверх по притоку Уаллика, а затем по чистой тундре, пересеченной кое-где небольшими горами и мелкими озерами. 30 ноября проводники заявили, что они сбились с пути. Загоскин вел все время прокладку пути на карте, и теперь ему пришлось принять «на себя звание провожатого». «Через горы, долы и леса» отряд вышел на реку Кускоквим с отклонением всего в четверть мили от селения Тулукагнак, куда намечено было выйти.
Вторая по величине река Аляски, шириной до ста саженей, так же величественна, как и Квихпак. Правый гористый берег ее состоит преимущественно из гранитных пород. «Левый берег покрыт лесом, среди которого змеятся многие горные потоки и рассеяны небольшие озера, изобилующие речною рыбою; в двадцати милях от него тянется в параллель реки горный хребет, до двух тысяч фут, составляющий раздел вод Кускоквима от озер Нушагакских»3 [Там же, с. 13].
3 декабря прибыли в Колмакойский редут. Там Загоскин пожал руку ветерану русского заселения на Аляске, воспитаннику А. А. Баранова, управляющему редутом Ивану Лукину. У него особая нужда была в табаке и жире. Загоскин помог ему, дав в долг до весны необходимое из своих запасов. Только 10 февраля 1844 года Загоскин смог продолжить экспедицию. За это время он настолько хорошо изучил быт и условия местных жителей, что написал важные для науки «Материалы для этнографии»4 [Там же, с. 16-42], не потерявшие ценности и до наших дней, как, впрочем, и все его описания. В течение этого же времени члены экспедиции дважды сходили за запасами в Икогмют. 24 января произошло несчастье: туземцы, рассматривая последний оставшийся термометр, разбили его и тем самым лишили Загоскина возможности производить наблюдения за температурой.
Целью этого похода было исследование реки Иннока, притока Квихпака. Спустившись несколько по Кускоквиму, начали переход к долине Иннока (или Чагелюка). 11 февраля прошли горный перевал, а 14-го перебрались на правый берег реки Уаллик, продолжая придерживаться курса на северо-запад. Проводник не достаточно хорошо знал дорогу и начал сбиваться с пути. К счастью, набрели на одинокую хижину. Хозяин ее согласился сопровождать экспедицию до ближайшего жилья. 16-го с его помощью добрались до реки Иннока и начали подниматься вверх. Жители встречали путешественников доброжелательно, приглашали на обратном пути остановиться у них. 27 февраля дошли по реке до места, до которого в 1839 году доходил Колмаков. Не пошел дальше и Загоскин. Обратный путь не занял много времени, и уже 10 марта экспедиция снова была в Икогмюте.
Настало время готовиться к последнему этапу - путешествию по Кускоквиму. С собой Загоскин решил брать только тех, кто хорошо умел управлять байдарами. В Икогмюте оставались денщик со всеми запасами и журналами прошлых походов, Петров и больной Курочкин, а также и Дмитриев для временного исполнения обязанностей коменданта редута. Все для экспедиции было готово, оставалось только ждать вскрытия рек. Загоскин использовал время для подготовки «Материалов этнографических и статистических относительно краснокожего племени Ттынайцев»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 2, с. 59-68].
4 апреля по уже хорошо знакомому пути отправились в редут Колмакова и 10-го прибыли туда. Кускоквим еще не вскрылся, и в ожидании ледохода занимались самыми разнообразными делами. Как отмечает Загоскин, «проживая на месте, мы на месте не сидели»2 [Там же, с. 77]. Охота, лечение болезней, похороны, литературные и научные занятия - вот далеко полный перечень обязанностей начальника экспедиции. К ним нужно прибавить хозяйственные дела и подготовку к предстоящей летней экспедиции.
3 мая тронулся лед на Кускоквиме, а 8-го ледоход кончился. Начиналось лето, зазеленел тальник, кое-где на ольховнике лопались почки. Отпраздновали праздник троицы, который навеял «невыразимую тоску» по родным рязанским местам (Загоскин был родом с Рязанщины), и 19 мая утром отправились вверх по Кускоквиму. Экспедиция выглядела внушительно: две байдары составляли собственно экспедицию, затем шла байдара управляющего и байдара с переводчиком и товарами для меновой торговли.
Загоскин сразу же занялся обычными наблюдениями и астрономическими определениями. При этом обнаружилось несходство их с наблюдениями побывавшего ранее в этих местах И. Я. Васильева. В байдаре Загоскин устроился со всеми возможными удобствами. «Не сужу о других конструкциях (имеется в виду конструкция байдары. - А. А.), - пишет он, - но в построенных ныне для экспедиции так называемых грузовых, я - как дома»1 [Л. А. Загоскин. Пешеходная опись..., ч. 2, с. 90]. Несмотря на удобства, байдара оставалась байдарой, плавать на которой против течения, хотя и более спокойного, чем на Квихпаке, было трудно. Иногда приходилось бросать весла и впрягаться в бечеву. Река неширокая - не превышает трехсот саженей. Правый берег гористый, с обнаженными вершинами, левый - из низменных холмов, поросших оленьим мохом. За селением Хулиткак река попадает в «щеки», протекая в «ярах и утесах от трехсот до пятисот футов высоты, покрытых частью горелым, частью молодым лесом»2 [Там же, с. 93].
Некоторое однообразие аляскинской природы скрашивалось различными происшествиями. Загоскин отмечает, что они очень часто видели медведей. «Нынче с полчаса смотрели на одного, как забавно и с какими осторожностями он скрадывал журавля. В свою очередь ленной журавль, не имея сил к значительному перелету, перескакивая с места на место, как бы дразнил медведя»3 [Там же, с. 97].
От селения Тальготно ширина реки заметно уменьшилась и составляла 50-70 саженей, спокойнее стало и течение. Чувствовалось, что приближались к верховьям реки. По правому берегу, почти не прерываясь, тянулась цепь невысоких гор, выходящих к реке лесистыми ярами. Левый берег был более низменным, горный хребет уходил все дальше и дальше к горизонту. 29 мая на летниках Хунанилинде путешественники были встречены ружейным салютом, который произвел в их честь тойон здешних мест, награжденный еще по представлению Ф. Колмакова медалью «Союзныя России». Ландшафт менялся с каждым днем. Теперь уже и правый берег представлял собой тундру, усеянную небольшими озерками. На невысоких буграх росли низкорослые и тонкие лиственницы. По вечерам и ночам досаждали жестокие комары.
31 мая Загоскин решил остановить экспедицию и возвращаться обратно. Предварительно он собрал подробные сведения о верховьях Кускоквима. «Заманчиво было достигнуть верховьев Кускоквима», - пишет Загоскин, - но дела компании не ждали. Задержка экспедиции повлияла бы на исход отправки промыслов в Александровский редут. «С грустью принуждены мы были обратиться назад»4 [Там же, с. 103], - записал он в своем дневнике. Обратный сплав прошел быстро, и 5 июня экспедиция прибыла в Колмаковский редут. Недолгие сборы, затем проводы, и по не раз хоженной дороге отправились в путь. 10-го вечером были в Икогмюте. К радости Загоскина, переводчик здесь был здоров, а байдара готова к плаванию в Михайловский редут.
13 июня, простившись с жителями Икогмюта и сопровождаемые командой икогмютской артели, путешественники поплыли вниз по Квихпаку. Широкая полноводная река, разбитая здесь на три протока, быстро несла байдары. У селения Анкочаг ширина ее достигла полутора миль. В горизонтальных сложениях правого берега кое-где хорошо видны были куски сплошного кварца, яшмы и обломки мелкозернистого песчаника. Загоскин едва успевал производить свои наблюдения - так быстро двигалась байдара. Но для астрономических определений неизбежно приходилось делать остановки. 17 июня путешественники вышли к морю. Пробыв на устье два дня, 20-го отправились вдоль берега к Михайловскому редуту. Шли на веслах всю ночь и в семь часов утра 21 июня 1844 года прибыли туда же, откуда вышли один год, шесть месяцев и шестнадцать дней назад, проделав за это время пешком и на лодках около пяти тысяч верст.
5 августа на том же бриге «Охотск» Л. А. Загоскин вышел из Михайловского редута и 26 сентября прибыл в Ново-Архангельск, тепло встреченный его жителями. Самая крупная и самая результативная в истории исследования внутренней Аляски экспедиция была окончена. Научные результаты ее, добытые с затратой таких ничтожных средств, превзошли все ожидания. Описаны и положены на карту были бассейны рек Квихка и Кускоквима, а также западная и южная части залива Нортон. При этом астрономически определено 40 пунктов, послуживших надежной основой для нанесения на карты указанных рек. Основные их притоки Загоскин исследовал на расстоянии до ста миль.
Метеорологические наблюдения дали богатый материал о закономерностях климата Аляски. Загоскин собрал большие естественные коллекции по зоологии, ботанике и минералогии. И, наконец, исключительную ценность представляют собой работы и материалы Загоскина по этнографии и статистике. Помимо историко-статистико-этнографических описаний, была собрана коллекция оружия, одежды, домашней утвари народов, населяющих исследованные Загоскиным части Аляски. Впервые составлен «Краткий словарь двух племен народа ттынай» и «Краткий сравнительный словарь наречий намоллов и кадьякцев с наречиями туземцев, проживающих по берегам Берингова моря».
Но главным результатом следует считать установление Загоскиным хороших контактов с местным населением, которое после экспедиции стало относиться более дружественно к русским, находившимся в редутах. Немаловажное значение для компании имело и то обстоятельство, что благодаря экспедиции Загоскина наметились основные пути торговых операций, выяснились промышленные возможности бассейнов рек Юкона и Кускоквима. Небезынтересно привести следующий факт. По подсчетам современников1 [«Отечественные записки», 1848, т. 56, № 2, отд. VI, СПб, с. 95], экспедиция Загоскина не только оправдала затраченные на ее осуществление незначительные средства, но и принесла еще более 655 рублей прибыли. Современники Загоскина утверждали, что он «не только исполнил поручение колониального начальства, но и обогатил науку своими исследованиями этого отдаленного и малодоступного края, поэтому его «Пешеходная опись» - книга столько же занимательная для обыкновенных читателей, сколько полезная для ученых»1 [«Сын Отечества», кн. 9, СПб, 1848, «Критика», с. 42].
«Экспедицию эту должно признать во всех отношениях весьма успешною, - отмечает П. А. Тихменев2 [Тихменев Петр Александрович (1805 - 7 сентября 1888) - участник плавания на фрегате «Паллада», автор «Исторического обозрения образования Российско-Американской компании». С 1882 года - начальник Кронштадтского архива. Капитан 1-го ранга]. - Из отчета г. Загоскина видно, что в продолжение двух лет его путешествия (1842-1844), независимо от исследований по части статистики, этнографии, геологии, ботаники и пр., река Квихпак была осмотрена им на протяжении 600 итальянских миль; р. Кускоквим на протяжении 250 и главнейшие из притоков первой на 100 миль от своих устьев. Все замечательнейшие промежуточные пункты, в числе более 40, определены были г. Загоскиным астрономически, равно как и сообщения между реками исследованы со всевозможной точностию»3 [П. А. Тихменев. Историческое обозрение..., ч. 2, СПб, 1863, с. 197].
В исследовательской работе Л. А. Загоскина важно то, что все наблюдения были им своевременно обработаны, изданы и стали доступны не только заинтересованным лицам, но и широкому кругу читателей. В 1849 году по предложению академика А. Ф. Миддендорфа труды Л. А. Загоскина были удостоены Российской Академией наук Демидовской премии. Промышленный поход Загоскина превратился в научную экспедицию по исследованию внутренних глубинных районов Аляски.. Загоскин составил генеральную карту северной части Аляски, примыкающей к Берингову морю, собрал ценнейшие материалы по общей географии Аляски, ее климату, гидрографии и гидрологии рек; исключительно важны и его этнографические исследования.
Поскольку срок пребывания Загоскина в Русской Америке закончился, то 16 мая 1845 года он вышел на корабле «Наследник» из Ново-Архангельска в Охотск. Проезжая через Иркутск, Загоскин снова навестил семейство Волконских, где показывал свои этнографические коллекции и даже подарил некоторые экспонаты Марии Николаевне. От нее Загоскин получил драгоценную запонку, которую сохранял всю свою жизнь. 23 марта 1847 года по прошению он был уволен с чином капитан-лейтенанта с мундиром и положенной пенсией. До конца жизни Л. А. Загоскин не порывал связей с наукой. Прогрессивный общественный деятель своего времени, он приветствовал раскрепощение крестьян, не мирился с продажей Аляски и использовал все средства, чтобы показать бесправие и тяжелую жизнь крестьянства. Скончался он в Рязани 22 января 1890 года.
Замечательный путешественник, выдающийся ученый, писатель и мореплаватель, отзывчивый и честный человек, патриот своей Родины - таким остался в памяти русских людей Лаврентий Алексеевич Загоскин.
Одновременно с путешествиями Л. А. Загоскина проходила в Русской Америке деятельность неутомимого путешественника и исследователя Ильи Гавриловича Вознесенского (19 июня 1816 года - 17 мая 1871 года). Об этом замечательном человеке, подлинном труженике, подвижнике науки, к сожалению, написано очень мало. Имя его известно преимущественно специалистам - зоологам, этнографам, антропологам и мало что говорит неискушенному читателю. В 1967 году советские этнографы и антропологи выпустили сборник «Культура и быт народов Америки», посвященный 150-летию со дня рождения И. Г. Вознесенского. Сборник открывается статьей Р. Г. Ляпуновой «Экспедиция И. Г. Вознесенского и ее значение для этнографии Русской Америки», в которой приводится карта путешествия И. Г. Вознесенского, созданная в 1951 году Б. Э. Бломквист, и несколько рисунков Вознесенского, впервые воспроизведенных также Б. Э. Бломквист. Остальные статьи сборника посвящены этнографии и основаны в значительной мере на этнографических коллекциях путешественника. К столетию со дня рождения Вознесенского была издана его биография «Илья Гаврилович Вознесенский», написанная К. К. Гильзеном 1 [К. К. Гильзен. Илья Гаврилович Вознесенский. К столетию со дня рождения. Сб. МАЭ, т. III, 1916, с. 1-14]. Несколько страниц очерка «Неутомимый препаратор» посвящено Вознесенскому автором в книге «Сыны отважные России» (Магадан, 1970). Можно еще упомянуть о рукописном труде К. К. Гильзена, оставшемся до сего времени неопубликованным. Этим по существу и ограничивается научная и популярная литература о Вознесенском.
В Архиве Академии наук в Ленинграде хранится фонд И. Г. Вознесенского, с которым в течение 1968-1971 годов мне довелось знакомиться. С этим фондом работали ботаники, зоологи, антропологи и, разумеется, этнографы. Почему-то десятилетнее странствование И. Г. Вознесенского по всему свету и преимущественно по Русской Америке и Дальнему Востоку прошло мимо внимания историков и географов. В самом деле, известные нам еще две работы - Б. А. Липшиц и М. В. Степановой, опубликованные в географическом журнале, носят по преимуществу этнографический характер1 [Б. А. Липшиц. Этнографические материалы по северо-западной Америке в архиве И. Г. Вознесенского. - ИВГО, 1950, т. 82, вып. 4, с. 415-420; М. В. Степанова. II. Г. Вознесенский и этнографическое изучение северо-запада Америки. - ИВГО, 1944, т 76, вып. 5, с. 277-279]. Вероятно, это можно объяснить особенностями ведения дневников Вознесенским, трудностью чтения его бумаг из-за чрезвычайно мелкого и неразборчивого почерка и тем, что путешественник не обработал свои записи, не систематизировал их и не оставил опубликованного наследия.
Л. А. Шур разобрал часть дневников И. Г. Вознесенского, относящуюся к его пребыванию в Калифорнии1 [Л. А. Шур. Путевые записки и дневники русских путешественников как источник по истории Калифорнии (первая половина XIX в.). - «Американский ежегодник 1971». М., «Наука», 1971].
Кем же был И. Г. Вознесенский? Он родился в Петербурге в семье инвалида унтер-офицера, служившего в Академии наук, с которой была в дальнейшем связана и вся жизнь путешественника. Сначала ученик наборщика, затем ученик препаратора Зоологического музея, участник экспедиции академиков Э. П. Менетрие и К. А. Мейера по Закавказскому краю и, наконец, помощник препаратора. По словам академика А. А. Штрауха, «он получил, соответственно общественному положению своих родителей, самое элементарное образование»2 [А. А. Штраух. Зоологический музей Императорской Академии наук.- «Записки Академии наук», т. LXI, № 3, Приложение. СПб, 1889, с. 46].
В мае 1840 года в Русской Америке появился препаратор Зоологического музея Академии наук Илья Гаврилович Вознесенский. Годом раньше туда прибыл Загоскин. Пути их не раз перекрещивались на просторах Тихого океана, на Алеутских островах и на побережье Северной Америки. Появление Вознесенского было обусловлено тем, что ученые учреждения России всегда интересовались огромными заокеанскими территориями, почти неизученными в естественно-научном отношении.
Гидрографическими исследованиями занимался преимущественно Гидрографический департамент. Российско-Американскую компанию интересовала наряду с изучением морей и морских подходов к Русской Америке еще и география внутренних частей Аляски. Физико-географическими исследованиями, изучением животного и растительного мира, полезных ископаемых призвана была заниматься Академия наук, покуда не было создано Русское Географическое общество. Она посылала своих представителей, крупных ученых в кругосветные и полукругосветные плавания, во время которых можно было увидеть природу Русской Америки. Такие посещения учеными русских владений в Америке были полезны в научном отношении, но кратковременность их не позволяла накопить достаточно большое число наблюдений и материалов, нужных для научных обобщений.
Когда в Академии наук встал вопрос в 1839 году о сборе коллекций животных и растений в Русской Америке, то единодушно было принято предложение академика Ф. Ф. Брандта направить для этой цели Вознесенского. 2 августа это решение было утверждено конференцией Академии наук. Вознесенский отправлялся на три года с двойным окладом жалованья, и на приобретение коллекций ему выделялось 1 200 рублей в год. Все расходы по доставке Вознесенского в Русскую Америку, а также по перевозке грузов, переездам правление Российско-Американской компании взяло на себя.
Инструкцию по ботанике для Вознесенского написал академик Ф. Фишер, обративший особое внимание на флору Ситхи. «Флора самого острова Ситхи не совершенно известна... Флора Калифорнии в окрестностях колонии Росс чрезвычайно богата и любопытна во всех отношениях», - писал он и наказывал «собирать флору Российско-американских владений, и каждый год, сколько возможно в многочисленных экземплярах»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 7, л. 1].
По этнографии Вознесенский получил указания от консерватора Зоологического музея Шрадера. Директор Зоологического музея Ф. Ф. Брандт в первом пункте инструкции обязанности Вознесенского изложил так: «1). Собирать и приобретать покупкою для музея Академии наук предметы естественной истории, как животного, так и растительного царства, кои имеет надлежащим образом приготовлять и сохранять и 2). Научать способных в колонии людей собиранию, приуготовлению и сохранению животных и растений, дабы можно было отправлять таковых в разныя места колонии, так как Вознесенскому не удастся самому на всех быть»2 [Там же, д. 8, л. 1]. Подчиняться он должен был непосредственно Главному правителю Русской Америки.
20 августа 1839 года на транспорте «Николай» Российско-Американской компании, которым командовал капитан-лейтенант Николай Кондратьевич Кадников, Вознесенский отправился в далекое плавание. На транспорте шел и новый правитель Русской Америки капитан 2-го ранга А. К. Этолин. Во время плавания судно посетило Копенгаген и Плимут. Затем со 2 октября по 29 ноября длился безостановочный переход по Атлантическому океану до берегов Бразилии. Здесь Вознесенскому просто повезло. Этолин и Кадников были заняты переговорами с бразильскими судостроителями о приобретении судна для компании. Трехнедельную остановку успешно использовал Вознесенский. Как раз прошли дожди, и пышная растительность на каждом шагу поражала воображение молодого натуралиста. Все это время Вознесенский проводил на берегу, собирая растения и животных в окрестностях Рио-де-Жанейро.
«Первоначальные зоологические мои поиски, - писал он, - во время кругосветного плавания начались с роскошных окрестностей Рио-Жанейро, где я едва было не лишился жизни. Однажды, занимаясь охотою на островке Ратае, я увидел небольшого зверя, который удалялся от меня очень медленно; ружье мое оставалось по другую сторону острова в лодке, а в руках на этот раз у меня ничего не было кроме рукоятки от мешка, коим ловил я тут насекомых; разсчитывая на быстроту своих ног, я опрометью пустился за зверем, торопившимся скрыться в каменьях на краю берега; догоняя предмет моего преследования, я кинул в него палкою и в этот же момент с разбегу поскользнувшись упал с камня в море. Искусству плавания я не учился и не знал тогда, - подать помощь спасения было некому. Я был один, к счастью прилив волны, в которую я погрузился, пошел к берегу, меня бросило к скале и я уцепился в отвесном камне за кораллы, но вылезти не мог, оттого, что не находилось под ногами опорной точки, я висел несколько минут как улитка: волны то поднимали, то отрывали меня от спасительного утеса. Собравшись с силами и осмотревшись, я переменил злополучное положение свое, - ухватился за более надежный камень, высовывавшийся из скалы и, к счастью, в то же время мог опереться ногами, и таким образом вылезти на берег»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 27, л. 2 об.].
А тем временем было куплено для компании второе судно - бриг «Константин». Оно также направлялось в Русскую Америку. 24 декабря вышли вместе в дальнейший путь. Моряки и с ними Вознесенский испытали все трудности перехода вокруг мыса Горн, и 16 января 1840 года прибыли в Чили, в порт Вальпараисо. «В Хили (Чили. - А. А.) я имел случай сделать больше приобретений по части натуральной истории, потому что нашел себе ученых спутников: д-ра Солберга и пастора Сигнеуса, жаждавших также собиранием естественных коллекций, с которыми заблаговременно согласившись определить некоторую сумму денег служившею нам средством предпринять недалекую поездку во внутренность страны, жить на берегу - покойно и использовать время на наши занятия»2 [Там же]. Время с 5 по 21 февраля 1840 года прошло в окрестностях Кильоты, где была и охота на кондоров, ловля и препарирование цапель, уток, фламинго, альбатросов, колибри, покупка товаров для меновой торговли в Русской Америке и прочее.
Затем снова переход, большой переход через весь Тихий океан. Начался он 22 февраля, а окончился 1 мая, когда «Николай» отдал якорь на ситхинском рейде, в столице Русской Америки - Ново-Архангельске. Главный правитель Иван Антонович Купреянов, начавший сдавать дела прибывшему Этолину, выделил в распоряжение Вознесенского двух креолов, которых Илья Гаврилович начал обучать препараторскому искусству. Один из них оказался неспособным, и Вознесенский не возлагал на него никаких надежд, а второй - Филат Дружинин всегда сопровождал его во время экскурсий по окрестностям Ново-Архангельска и оказался деятельным помощником и в других делах.
Первой продолжительной экскурсией, точнее, первым путешествием было путешествие в Калифорнию. 7 июля на той же «Елене» с тем же командиром Н. А. Кадниковым Вознесенский отправился в Северную Калифорнию и через две недели, 20 июля, прибыл в залив Бодега и ступил на землю проданного форта Росс, которым командовал (вывозил имущество) Александр Гаврилович Ротчев. Сначала Вознесенский жил на берегу этого залива в так называемом порту графа Румянцева, занимаясь преимущественно сбором орнитологических коллекций.
Перебравшись 1 августа в форт Росс, Вознесенский встретил самое радушное отношение к своим занятиям со стороны образованного Ротчева. За короткое время он сумел приготовить к отправке в Академию наук 15 ящиков с различными коллекциями, среди которых были и две бочки с «мягкотелыми животными в спирту». Эти коллекции были отправлены 16 октября в Петербург с кораблем «Николай», возвращавшимся в Россию и стоявшим в Сан-Франциско. «Из беспрестанных частных поездок, которых я сделал много, до отъезда моего в порт С. Франциско, заслуживает быть упомянута та, которая простиралась от Росса на север к мысу Мендосино; там в горах я провел несколько дней между дремучих лесов исполинских сосен: чаг и величественных кедров. Чтобы судить о величине лесов в Сев. Калифорнии я выпишу несколько слов из моих наблюдений: 1) срубленный кедр, который в отрубе имел от земли 2 аршина, вышина была 77 аршин, ветви начинались от корня па 20 аршин; 2) другого кедра вышина была 73 аршина, отруб от корня был 1 аршин и 2 вершка; перваго ветви от засеки начинались на 44-аршинном расстоянии, диаметр отвала был 2 аршина; 3) чага, по измерении длина оказалась от земли до вершины 178 фут, диаметр 7 фут; 4) длина 201 фут, в диаметре 7½ фут; 5) я видел одну сосну, вершина которой была сломана ветром и, когда оную срубили, то в отрубе от земли на 2 аршина диаметр толщины был 11 фут и 4 дюйма.
Таковые-то леса укрывают дикие племена индейцев Нового Альбиона, которые скитаются подобно зверям за защитою непроникаемых трущоб, удалившись от порабощения испанцев»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 27, л. 5-5 об.].
Из форта Росс на лошадях верхом Вознесенский перебрался в Сан-Франциско, куда после трехдневного путешествия прибыл 23 октября 1840 года и находился там и в его окрестностях до 20 февраля 1841 года. Жил он в районе Эрба Буэна у французского эмигранта Виктора Прюдона, содержавшего там лавку и трактир. За эти четыре месяца он совершил много поездок по побережью залива, побывал в Санта-Клара, Сан-Леандро, Сан-Антонио, Сан-Пауло и других местах, побывал в резиденции военного генерал-губернатора Верхней Калифорнии. Во время этих поездок, которые совершались при помощи моряков «Николая», стоявшего здесь, а затем и пришедшей сюда «Елены», Вознесенский встречался с капитаном порта А. Ричардсоном, Дж. Суттером, купившим форт Росс, с многими испанцами-миссионерами. Огромную помощь Вознесенскому оказывали находившийся на «Николае» И. А. Купреянов и А. Г. Ротчев.
Несмотря на то, что основной целью Вознесенского был сбор ботанических и зоологических коллекций, он не забывает о своем дневнике, в котором появляются записи о природе Калифорнии. Эти записи свидетельствуют о том, что Вознесенский был очарован ею. Вот как, например, юн описал свой выход на баркасе из Сан-Франциско на ранчо Сан-Антонио в ноябре 1840 года: «Якорь был поднят, мы тихо стали отходить от берега... Ночь была прелестная, полная луна катилась высоко по темно-голубому небу, прозрачные тучи быстро неслись и скрывали светлый дик спутницы нашей, которая простирала к нам блеск свой и сквозь завесу покрывала. Оба берега чернелись в равном почти один от другого расстоянии, огни в казах (домах. - А. А.) Гербо-Буэны мелькали как метеоры; корабли, стоящие на якорях в заливе казались уже не огромными гигантами, а маленькими корабликами; свет луны ударял на распущенные паруса их... которые белелись и блестели...» [Л. А. Шур. Путевые записи и дневники русских путешественников как источник по истории Калифорнии (первая половина XIX в.). - «Американский ежегодник 1971». М., «Наука», 1971, с. 318].
А вот как Вознесенский описал ранчо Сан-Антонио: «Я ходил на ранчу владельца С. Антонио, которая лежит верстах в 3-х от того места, где приставши был баркас наш. Усадьба эта гораздо лучшее имеет строение против ранчи Св. Павла, местоположение оной живописнее, большую красу придают окрестности два тенистых ручейка, которые вытекают из противолежащих гор и впадают в бухту залива; несколько каз раскинуто по неровному месту, в средине дом владельца, довольно отличный против других домов, как и снаружи, так хорош равно и внутри по отличному порядку в домашнем обиходе...»2 [Указ соч., с. 318].
С 20 февраля Вознесенский отправился на лодке по реке Сакраменто в имение капитана Суттера - Новую Гельвецию, где провел 31 день. Берега реки этой покрыты пышной растительностью, среди которой много дуба и лавра. «Калифорнийский лавр цветет с первыми дождями в ноябре м-це. Мною сорвано несколько ветвей с сего дерева в бытность мою в Св. Павла на берегу небольшой речки, но шумной, стекающей по глинистому грунту», - записал Вознесенский 3 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 1/1, л. 18 об.].
Вместе с Суттером Вознесенский бродил по его земле, спал с ним в хижине, доходил до Трех гор, несколько раз переходил вброд золотоносные реки. Суттер помог ему в сборе различных коллекций, помог ему, в частности, достать индейские костюмы. Впоследствии Вознесенский записал: «Когда я привез с Рио Сакраменто индийские костюмы: моллок и кукшуй, то индейцы, видевшия оныя, в сильном были страхе и удивлялись, как я могу держать в комнате подобную вещь, как кукшуй, в котором обитает сам сатана: они потом считали меня шаманом»4 [Там же, д. 1/2, л. 8].
Илья Гаврилович возвратился в Эрба Буэну 2 апреля, откуда вскоре переехал в форт Росс, где первое время был занят сбором и упаковкой материалов. В мае - июне он исследовал реку Славянку от устья до верховьев, в «необозримых степях Сан-Пола гонялся за изюбрами, восходил на одну из высочайших гор, на вершине которой тогда еще никому не случалось быть» 5 [Там же, д. 28, л. 3 об.].
В это время все были заняты эвакуацией форта Росс. В июле население его было, переведено в Бодегу для перехода в Ново-Архангельск. Вознесенский эти дни жил в долине Хлебникова и продолжал свои исследования. И сейчас и ранее жители Росса постоянно помогали ему. В дневниках Вознесенского часто встречаются записи такого рода: «Дети Чеченева принесли мне из лайды два живых морских ежа и морскую звезду»; «Утром я получил от Андрея Мунина одну змею из рода боа и скелет дикой кошки»; «В полдень Александр Гаврилович (Ротчев) принес мне живого бурундука»; «Г. Черных убил недалеко от реки Славянки дикую козу, которую он прислал мне»; «Принесена мальчиком птичка из рода пеночек»; «Матрос Баранов сделал мне сеть на железном обруче для ловления моллюсков и пр. морских животных»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 37, лл. 7, 10, 11 об., 12].
Илья Гаврилович Вознесенский стал свидетелем и участником ликвидации форта Росс. 5 сентября он перешел на корабль вместе с последними жителями Росса и с ними же прибыл 4 октября 1841 года в Ново-Архангельск. Полтора месяца на сей раз провел здесь Вознесенский, подводя итоги сделанному, готовя к отправке в Петербург новые ящики с самыми разнообразными коллекциями. А затем снова в путешествие. На сей раз он шел в Южную Калифорнию.
23 ноября на корабле «Наследник Александр» Вознесенский направился туда. Корабль должен был принять там груз соли. А Вознесенский все это время мог находиться на берегу. Переход через океан был очень тяжелым и оставил много неприятных ощущений. Он длился более месяца. Все время штормило, были часто туманы. Лишь 10 декабря смог Вознесенский записать: «С того дня как вышли из г. Ситки и по сие число, мы не имели еще ни одного такого прекрасного теплого дня, каков был сегодня»2 [Там же, д. 1/2, л. 6.]. За сутки прошли 176 миль.
В воскресенье 14 декабря Вознесенский расстался с теплыми вещами, нагрудником, шерстяными носками и бараньей шапкой и надел летнюю одежду. На следующее утро прошли остров Гваделупа. Морской капусты было так много, что казалось, будто у бортов корабля целые плоты ее; кругом было множество чаек, морских черепах, фрегатов.
16-го вечером открылся берег, в котором опознали мыс Св. Лазаря, а на следующий день увидели берега Калифорнии. В этот же день в половине четвертого пересекли тропик Рака. Вознесенский записал 19 декабря в своем дневнике: «Цвет воды изменился, в океане был голубой, а теперь в заливе Калифорнийском - зеленовато-серый. Я заметил в кругосветном плавании, в плавании в Северную Калифорнию и теперь в Южную Калифорнию, что там, где цвет воды имеет вышесказанный колорит, который бывает преимущественно в заливах, проливах, бухтах - вода сильно ночью светится»3 [Там же, д. 1/4, л. 15 об.].
26-го числа Вознесенский вместе с помощником командира корабля Илларионом Ивановичем Архимандритовым плавал на байдаре на остров Кармел, где он обратил внимание на белоголовых фрегатов: «Прочая часть тела черная, как смоль, хвост длинный и развилистый. Летает очень гордо, быстро и высоко»4 [Там же, л. 19]. Прибытие корабля в порт Лоретто Илья Гаврилович описал следующим образом: «В 12 часов пополудни (27 декабря. - А. А.) мы завидели в трубы, остроглазые креолы без вспомогательных средств, простыми глазами - сначала купол лоретской церкви и вершины зонтичных пальм, потом открылась площадь, обстроенная довольно высокими плоскокрышими домами. В исходе 1-го часа якорь загремел из бухты во второй раз и мы остановились на глубине 11-ти сажен, почти пред Лореттою, в разстоянии от берега на четверть часа в езде. В эту же минуту спустили гичку. Капитан, суперкарго и я отправились на берег по тропически, т. е. под тентом; четыре гребца в красных рубахах (из креолов) ловко взмахнули веслами, быстро подлетели к берегу, и по каменьям с буруном вкатились в песчаную лайду. Несколько человек испанцев с дюжиною до трех ребятишек ожидали уже нас на берегу, столпившись в кучу. Впереди всех стоял толстый преклонный человек в форменном мундире, шитом серебром и с красными лампасами на панталонах, в мексиканской обыкновенной шляпе. Матрозы вынесли нас из гички на руках, и мы тотчас окружены были донами и сеньорами всех возможных имен, которые держа в левой руке пакелистку, как будто хотели нас запалить, а правою рукою отодвинули свои сомбреро на затылок»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 1/4, лл. 20 об. - 21 об.].
Пока команда занималась погрузкой соли, Вознесенский начал организовывать свои экспедиции по Южной Калифорнии. До 4 февраля он находился на берегу. За это время изъездил все окрестности, дважды посетил остров Кармел, потом производил поиски вокруг Лоретто и Эскондидо. И снова - большой сбор: одних растений 113 видов в 360 образцах. А затем обратный переход с 4 февраля до 19 марта, когда с полным грузом соли и с богатыми коллекциями корабль появился в Ново-Архангельске.
Три месяца до следующего путешествия Вознесенский провел в Ново-Архангельске. Все это время он почти каждодневно встречался с Лаврентием Алексеевичем Загоскиным, с которым он впервые познакомился во время плавания на «Елене» из Калифорнии в 1841 году. В дневнике Вознесенского сохранились такие краткие записи об этих встречах: 23 марта «Лаврентий Алексеевич подарил 2 маски и один бат колошенский»; «Лаврентию Алексеевичу Загоскину - три колибри из Южной Калифорнии: высушенных две и одна препарированная. Две зеленых и одна лиловая - самцы»; 27 марта «Лаврентий Алексеевич подарил одну маску еще колошенскую и круглую кость»; 28 марта «Лаврентий Алексеевич подарил мне два куска руды серебреной»; 29 марта «Лаврентию Алексеевичу подарил птицы Сандвичевых островов... им мне подарена колошенская резная аспидная ваза»; 2 апреля Загоскин подарил Вознесенскому китайскую зубочистку, ложечку для чистки ушей и прочее в футляре и так далее2 [Там же, д..37, лл. 18 об. - 20 об]. Сам Загоскин упоминает в книге, что у Вознесенского он научился искусству препарировать птиц, рыб и животных.
Постоянно занимаясь препарированием и подготовкой к отправке очередной партии ящиков с коллекциями, Вознесенский пополнял свое образование, пользуясь возможностями Ново-Архангельской библиотеки. Так, в начале апреля он взял книги Карла Линнея, естественную историю Блюмменбаха, физиологию Г. Консбруха.
Тщательно готовился Вознесенский и к следующему путешествию на север Русской Америки. В июне он разговаривал с теми промышленными, которые часто бывали на Кадьяке и в Кенайском заливе, покупал для подарков и оплаты за будущие экспонаты, необходимые также и в путешествии порох, мыло, паклю, свечи, бумагу, нитки, сургуч, чернильный порошок, гвозди, ситец, чай, сахар, ленты, ножницы, серьги, кольца и другие товары.
Оказия для путешествия на север была хорошая: А. К. Этолин обходил владения Русской Америки на бриге «Промысел» и Вознесенский отправился с ним. 22 июня 1842 года вышли к острову Кадьяк и 27-го стали на рейде Павловской гавани, откуда на байдаре Илья Гаврилович пришел в гавань. Тут он дальних походов не совершал, ожидая попутного корабля в Кенайскую губу, так как хотел сделать центром своих маршрутов по Аляске Николаевский редут. 7 июля такая возможность представилась. Вышли в Кенайскую губу. Первое время Вознесенский путешествовал вместе с «Промыслом», совместно с Этолиным побывал за время до 17 сентября в Орловской одиночке, откуда вернулись 13 июля, затем совершал экскурсии один: «Промысел» с Этолиным ушел в Ситху.
Два месяца Вознесенский находился в непрерывных путешествиях. В Кенае он оставался до 17 сентября и предпринял «путешествие во внутренность этой страны, ходил на снеговыя хребты к отрогам Каменной горы и плавал в байдарках по Кенайскому заливу на остров Калеин, который лежит близ полуострова Аляксы, на реках Кокну (Касиловой) и по большому озеру, из которого вытекает эта река; для обозрения каменноугольной формации и собирания горнокаменных пород северо-западного берега Кеная - я прошел для сего верст 80 от мыса Микешина до Качетмакской губы или Чукачик»1 [Архив АН СССР, ф. 2, оп. 1839, д. 9, л. 94, об.].
С приходом брига «Квихпак» разъезды Вознесенского по окрестностям Кенайской губы прекратились: на зиму он перебрался в Павловскую гавань на Кадьяк. 19 сентября вышли из Кеная. За два дня до выхода Вознесенскому пришлось исполнять обязанности священника - крестить новорожденного, которому он дал имя Петр Балашов. Впрочем, Вознесенский делал это уже не первый раз, равно как и оказывал медицинскую помощь. 27 сентября пришли в Павловскую гавань. Прежде всего Вознесенский доложил по начальству (А. К. Этолину) об итогах своего пребывания на Кенайском берегу. Он, в частности, писал: «Приобретенные мною коллекции по части зоологии, ботаники, минералогии и этнографии состоят из значительного числа любопытных предметов, собранных на снеговых горах, называемых туземцами Трыыли, в окрестностях большого озера Тустамена, из которого и выходит река Касилова, с острова Кулшаха и многих других мест. По причине позднего моего прибытия на Кадьяк, к сожалению, не могу предпринять путешествие в Нушагак чрез Аляску; и для моих открытий, до наступления весны будут одни окрестности Кадьяка и близлежащие острова...»2 [Там же , ф. 53, оп. 1, д. 35, л. 8].
Сразу же пришлось положить в госпиталь ученика и помощника креола Филата Дружинина, который серьезно заболел. Терять время даром Вознесенский не привык. За зиму он побывал в гавани Трех Святителей, в Игютском заливе, на островах Еловом, Угаке и других, в Чиниатском заливе. Во время этих путешествий и плаваний на байдарах Вознесенский кроме сбора коллекций записывал в своих книжках и самые любопытные сведения: то он встретил у Орловской одиночки выброшенного кита «размером длины 11 ½ косых саженей, а ширина 5 у передних ластов», то пишет о том, что отец Герман умер 2 ноября 1834 года на 78 году от рождения. Много записей есть о расходах во время разъездов. Они позволяют судить о том, что Вознесенский работал и в темные зимние ночи: «...покупал много стеариновых свечей для вечерних занятий». У Лесновского тойона Вознесенский «купил 11 разнохарактерных личин (масок. - А. А.), употребляемых кадьякскими алеутами на игрушках (то есть во время праздников. - А. А.), и с следующими к ним причитающимися принадлежностями»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 1/5, л. 9 об.; д. 38, лл. 13 об. - 15]. И кто знает, не эти ли самые маски выставлены для всеобщего обозрения в Музее этнографии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая в Ленинграде?
Вознесенский выбрался с Кадьяка 27 марта 1843 года и 1 апреля прибыл в Ново-Архангельск. Только месяц провел он в столице Русской Америки, готовясь преимущественно к крайнему северному путешествию. Бриг «Охотск» снаряжался для длительного плавания в Берингово море для обзора и снабжения крайних северных островов и районов Русской Америки. В это же время он приготовил очередную партию коллекций для отправки в Петербург на корабле Гудзоновской компании, а остальные ящики с коллекциями перенес из своей квартиры в компанейский магазин для хранения до своего возвращения с севера.
6 мая 1843 года «Охотск» вышел в плавание. По пути на север Вознесенский имел возможность побывать на островах Унга, Уналашка, на островах Прибылова. И везде он находил что-нибудь новое. Так, на Уналашке алеуты помогли ему обзавестись несколькими видами птицы урил: «Между ними мне попался один, который показался мне очень замечательным по голым частям щек. Вид этот я назвал урил желтощекий»2 [Там же, д. 29, л. 2]. 8-9 июня Вознесенский воспользовался пребыванием у островов Прибылова и побывал на обоих островах, где отметил: «8 июня я был на острове Георгия, лесу на вершине хотя есть, но не очень много, впрочем и встречается и под утесами у моря, но только в малом количестве. Погода прекрасная, я съехал в байдаре в 3 часу к мысу Толстомер, шел по берегу до селения, куда прибыл в ½ 6 часа. Берег известь, птиц пропасть. Видел котиков»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 1/9, л. 4].
Дальнейший путь лежал к острову Св. Лаврентия, где «Охотск» повстречал льды на северной стороне острова. Это было 20 июня. Затем пошли в залив Нортона, где стояли у Михайловского редута. Кое-что пришлось Вознесенскому тут прикупить в местной лавке, так как время позволяло ему сделать несколько поездок на реку Уналаклит. Здесь же, в Михайловском редуте, были получены вести о путешествии Л. А. Загоскина. Ему было оставлено продовольствие, в том числе и ром, который так обрадовал спутников «юконского ворона», и почта.
Из Нортонова залива взяли курс в залив Коцебу, в Северный Ледовитый океан. Вознесенский смотрел на острова Гвоздева слева и на мыс Принца Валлийского справа. Затем пошли в залив Коцебу, где предписано было описать полуостров Хорис и реку Букланд, но сделать этого не удалось - кругом были льды. Останавливались у мыса Эспенберга, где, как пишет Вознесенский, «видел и застрелил единственных птичек, замеченных мною, на том берегу водящихся в продолжении ночи и утра моего пребывания. Приобщил их к роду подорожника»2 [Там же, д. 29, л. 14].
Отсюда ушли к юго-западу, посетили залив Шишмарева, потом были у чукчей на Мечигменской губе, откуда вторично попали к островам Прибылова, в Михайловский редут, и в середине сентября снова были на Уналашке. При вторичном посещении островов Прибылова Вознесенский забрал оставшегося тут с июня своего ученика Ф. Дружинина, который не терял там времени даром и делал письменные донесения. В одном из донесений Дружинин сообщает, что, выполняя указание Вознесенского, он пытался достать различные предметы обихода алеутов, но «так как народ здесь работчи довольствуются все компанеским, и по той причине оне не имеют своих инструментов и которые уже давно заброшены и забыты; а женщины обыкновенно шьют камлейки и чехлы, но однако с большею трудности могут что либо сшитое послать куда или носить сами, по той причине, что женщины всегда на работе на компанеской, а вечерами выделывают для компании горла за что и получают жалованье годовое и также здесь нет алеут вольных как в протчих местах...»3 [Там же, д. 35, л. 6].
Вознесенского интересовали многочисленные скелеты животных, находящихся на островах Берингова моря. Он захотел узнать причину появления таких скелетов. И вот что Дружинин сообщил по этому поводу своему начальнику: «...действие сих насекомых только что три месяца июнь, июль и август, после сих времен теряются неизвестно куда, уходят на глубину моря или под камни на круглый год, и опять являются в июне месяце, и также когда море бурное не действуют сии насекомые, а надо избрать время тихое; и в это время очень хорошо объедают мясо. Птицу в один день, а зверя например как нерпу, или котика, в два дня, но если очень тихо не больше 17 часов. Сивуча остов лежит очень много время;, и вообще худо едят, когда пять дней если тихо, даже и с неделю, а моржа остов лежит в воде не больше пяти дней; и было изспробован в нынешнее лето первый раз, в чем имею предупредить, что старый остов лежит несколько времени на ветру, снятою с ней кожу вообще худо работают и очень тихо, а иногда даже разсыпаюца кости и мясо еще не объеденно...»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 35, л. 7].
11 октября Вознесенский снова появился в Ново-Архангельске, где он провел зиму с 1843 на 1844 год. Все это время прошло в подготовке к отправке приобретенных коллекций. Оставленные в магазине ящики были перетащены снова в квартиру, которая предварительно была отремонтирована, углы ее были отделаны железом, чтобы крысы не смогли пробраться к препарированным экспонатам. Вознесенский продолжал приобретать новые материалы. Из записей его видно, что ему удалось за 5 рублей купить модель курильской байдары, а 22 декабря «чрез толмача Гедеона Ванкеича у колошенского тоэна Кухантана Сухорукаго - куплен национальный колошенских старшин накидка или плащ (нахэн) за 4 одеяла»1 [Архив АН СССР, ф. 53, оп. 1, д. 38, лл. 17-18 об.]. Но больше всего он готовился к предстоящему новому путешествию, во время которого - он знал об этом - будет возможность переправить ящики с собранными материалами в Петербург через Охотск, через Сибирь. Много времени занимало у него чтение книг по истории исследования Сибири и Камчатки, где он готовился производить исследования.
21 апреля Вознесенский с помощью четырех рабочих перевез из квартиры на судно «Промысел» все необходимое, а оставшиеся ящики с коллекциями- для хранения в пушной магазин. 25 апреля бриг снялся с якоря, направившись к Курильским островам. 47 суток продолжалось нелегкое плавание. Вознесенский побывал на островах Шумшу, Парамушир, Симусир, Уруп. На последнем он оставил Ф. Дружинина, снабдив его всем необходимым, с заданием собирать «все предметы по части натуральной истории, как животнаго, так растительнаго и минеральнаго царств, которые должен надлежащим образом приготовлять и сохранять»2 [Там же, д. 12, л. 1]. Дружинин оставался на Урупе до мая 1845 года.
17 июля Вознесенский прибыл в Петропавловск-Камчатский. Здесь пересел на галиот «Мореход» и с ним 25 июля ушел к Командорским островам. Два дня он пробыл на острове Беринга. Там «посчастливилось открыть на морском берегу моря совершенно целый череп морской коровы и несколько других костей от позвоночного столба этого животного»3 [Там же, ф. 2, оп. 1839, д. 9, л. 97]. Это было большой находкой, так как морская корова исчезла с 70-х годов XVIII века, и останки ее появлялись не так уж часто.
Затем Вознесенский побывал на островах Атта, Атхе, Прибылова и через Унимакский пролив вышел в Тихий океан. После трудного перехода по бурному океану галиот 29 сентября пришел в Ново-Архангельск. Вознесенский привел в порядок собранные материалы, составил отчеты по экспедиции и снова отправился в путь. На местном пароходе он в ноябре 1844 года плавал по Колошенским проливам, останавливался в Фридрихзунде, в Хуцноу и в других местах, собирая естественно-научные материалы.
Зима 1844-1845 годов в Ново-Архангельске была для Вознесенского особенной. В июне 1845 года кончался срок пребывания его в Русской Америке, и он намерен был через Сибирь возвратиться в Петербург. С этой целью Илья Гаврилович написал письмо в Академию наук и просил продлить срок пребывания в экспедиции, намереваясь исследовать Камчатку. Он просил прислать ответ в Аян, куда отправлялся весной 1845 года.
16 мая 1845 года «Наследник Александр», на борту которого находился И. Г. Вознесенский с большей частью всего своего имущества, уходил из Ново-Архангельска, куда больше уже не собирался возвращаться неутомимый препаратор-путешественник. 27 июня он прибыл в Охотск и почти сразу же оттуда перешел в Аян. Там он ждал распоряжения до 16 июля 1846 года, когда пришло разрешение продлить пребывание в экспедиции. За это время Вознесенский совершил несколько экскурсий по побережью Охотского моря, побывал дважды в заливе Алдома, пересек хребет Джугджур, побывав в урочище Нелькан на берегах реки Май. С 31 июля по 14 августа 1846 года он совершил переход в Петропавловск, откуда и начал свои многочисленные маршруты по Камчатке, побывав практически во всех ее районах. Деятельность Вознесенского в этот период также заслуживает самого пристального внимания историков и географов.
Более двух лет провел на Камчатке Вознесенский, стал здесь своим человеком, лечил местных жителей, делал им прививки от оспы, учил искусству препарирования, собирал коллекции, рисовал. Но наступило время уезжать. Еще весной 1848 года начальник Камчатки капитан 1-го ранга Р. Г. Машин рекомендовал Вознесенскому возвращаться через Сибирь, гарантируя сохранность всех коллекций и доставку их в Петербург. Илья Гаврилович ответил ему письмом, которое характеризует его как истинного ученого: «Разстроенное мое здоровье долголетним путешествием, которое в последнее время еще более ослабло от зимних странствований в северной части Камчатки, лишает меня теперь способности приготовиться к отходу отсюда на транспорте в Охотск для следования оттуда в Санктпетербург. По советам врачей для поправления здоровья мне нужно воспользоваться покойным состоянием на берегу некоторое время лета. Тяжелый и неблагоприятный климат Охотска нисколько не представляет выгод моему здоровью, а трудный верховой путь от Охотска до Якутска должен еще усугубить мой недуг. Вследствие чего, я решился пробыть здесь в Камчатке до прихода колониального судна из Аянского порта, на котором желательно мне отправиться в Ново-Архангельск с тем, чтобы на корабле, принадлежащем Российско-Американской компании, достигнуть до Петербурга водою, т. е. вокруг света. Между тем, имея ввиду, что такое обратное мое путешествие будет выгодно Академии и полезно для ея Музеумов: выгодно потому что на издержки этаго путешествия, по соображению моему, требуется меньше денег, чем на береговой путь от Петропавловского порта через Охотск до Санктпетербурга; в разсуждении пользы для Музеумов - какия могу я еще сделать в кругосветное плавание это состоят в приобретении тех естественных предметов, которыми тропическия страны так разнообразны в своих приобретениях - что обещают... (оборван лист документа.- А. А.). К этому следует присоединить и то... (оборван лист документа.- А. А.) даст случай взять с собою почти все многочисленные коллекции, собранный в Камчатке, - хранить их во время пути под личным надзором и доставить Академии без всякой за провоз платы, - в надежде на это, потому что в шестилетнее мое пребывание в владениях Российско-Американской компании, Главное правление, приняв меня, по просьбе Академии, под особое свое покровительство - оказывало все пособия и средства. Изложив причины и последствия, я обращаюсь к вашему высокоблагородию с всепокорнейшею прозьбою - оказать мне содействие Ваше в исполнении предпринятого мною намерения поправить свое весьма разстроенное здоровье и принести посильные труды той цели, для которой Академия сделала мне честь своим избранием и поручением»1 [ЦГА РСФСР ДВ, ф. 1007, оп. 4, д. 15, лл. 35-35 об.].
Такое содействие было, конечно, оказано Вознесенскому. Он был снабжен деньгами, всем необходимым и определен на судно «Атха», которое 13 сентября вечером вышло из Петропавловска и 13 октября 1848 года пришло в Ново-Архангельск, где простояло 16 суток, до 30 октября. Эти сутки прошли в окончательной укладке багажа, различных встречах, приемах у Главного правителя, архиепископа, во встречах с многочисленными друзьями, в прощании с краем, который стал Вознесенскому родным. 30 октября «Атха» покинула Ново-Архангельск. И снова Тихий океан. Судно побывало на Сандвичевых островах, островах Оаху, обогнуло мыс Горн, стояло на якоре в прекрасном Рио-де-Жанейро. Повсюду, где только представлялось возможным, Вознесенский съезжал на берег, покупал предметы для коллекций, совершал кратковременные экскурсии. 21 июня 1849 года И. Г. Вознесенский со всем багажом, с многочисленными коллекциями совершенно благополучно возвратился в Кронштадт.
Десятилетнее путешествие И. Г. Вознесенского проводилось по инициативе, на основании инструкций и на средства Академии наук при весьма существенной помощи Российско-Американской компании. Выполняя свою главную задачу - сбор коллекций, препарирование рыб, птиц, морских и сухопутных животных (он собрал более 150 ящиков этнографических экспонатов, препарировал 3 887 всевозможных животных, дав науке более 400 новых видов представителей флоры и фауны), И. Г. Вознесенский не упускал случая собирать и другие материалы, вести записи всевозможных наблюдений.
Особенно ценна его геологическая коллекция. На основании ее академик К. И. Гревинг уже в 1850 году издал орографический и геогностический очерк северо-западного берега Америки и соседних островов. Большая геолого-минералогическая коллекция, собранная на Камчатке, осталась, к сожалению, необработанной. Записи его не являются профессиональными, но дают специалисту общее представление о структуре земной поверхности.
Весьма ценными как для истории географии, так и для исторической географии являются все дневниковые записи и зарисовки. Не менее интересны и статистические сведения. В архиве Вознесенского насчитывается 156 рисунков, из которых 96 раскрашенных - «по части натуральной истории», 25 «контуров с разных животных» и 38 картин, видов, портретов. В отчете его значится также 6 специальных карт, которых, к сожалению, обнаружить пока не удалось. И. Г. Вознесенский составил несколько физико-географических очерков берегов, рек, островов.
Вознесенский обучил искусству препарирования многих местных жителей, а его ученик Филат Дружинин вел самостоятельные исследования на островах Прибылова и Курильских. Вознесенский обучал грамоте население Аляски и Камчатки, вел просветительскую деятельность среди поселенцев Русской Америки и Камчатки.
Исключительное по своему героизму, замыслам и исполнению десятилетнее путешествие Ильи Гавриловича Вознесенского - подлинно научный подвиг. Обозрение маршрутов путешественника позволяет судить о большом размахе его деятельности, о напряженной работе, связанной с невероятными трудностями и беспрерывными лишениями.
Еще до возвращения Вознесенского в Петербург в Академии наук в 1846 году было принято решение обязанности консерватора музея Менетрие, ушедшего в отставку, передать Илье Гавриловичу. И когда он прибыл, на его плечи легло все техническое руководство работами, которое он успешно осуществлял в течение 22 лет, вплоть до самой своей смерти. Один только Вознесенский мог разобраться в огромном коллекционном собрании музея. По словам академика А. А. Штрауха, «по крайней мере, Вознесенский был в состоянии во всякое время ориентироваться среди накопившегося материала»1 [А. А. Штраух. Зоологический музей Императорской Академии наук. Приложение к LXI тому «Записок Имп. АН». СПб, 1890, № 3, с. 158].
Занять штатную должность консерватора Вознесенскому было нельзя, хотя он и исполнял ее, так как «ни происхождение, ни воспитание не давали ему права на занятие классной должности»2 [К. К. Гильзен. И. Г. Вознесенский. - «Сборник музея антропологии и этнографии им. П. Великого», 1916, т. III, II гр., с. 12]. Только в 1852 году с разрешения царя ему, человеку, говорящему на французском, немецком и испанском языках, выдающемуся исследователю и путешественнику, дали чин коллежского регистратора, а в 1853-м - губернского секретаря.
К сожалению, Илье Гавриловичу не удалось обработать и издать свои записи, рисунки, описания. И. Г. Вознесенский намеревался обработать свои дневниковые записи и составить из них подробный журнал своего путешествия. В одном из рапортов академику Ф. Ф. Брандту в 1848 году он писал: «Продолжительность кругосветного плавания даст мне время привести в систематический порядок журнал моего путешествия и отдельные записки, которые мне должно будет по приезде в Санкт-Петербург представить вашему высокородию»3 [Данный абзац и цитата приведены по Л. А. Шуру: «Американский ежегодник 1971». М. «Наука», 1971, с. 317]. К сожалению, путешественник не успел осуществить свое намерение, дневники остались необработанными, и сводный «журнал» всего путешествия составлен не был.
Его коллекциями воспользовались все, кому это было нужно: академики видели в Вознесенском талантливого подсобного сотрудника, поставщика материалов для них. Единственный его биограф К. К. Гильзен приводит отзыв Брандта, написанный уже после смерти Вознесенского: «В научном же отношении богатые коллекции, составленные г. Вознесенским, послужили материалом для новых ученых трудов гг. академиков Бэра, Брандта, Миддендорфа, Шренка, Штрауха, и нет зоологического труда о Восточной Сибири и наших бывших северо-американских колониях, в котором с благодарностью не упоминалось бы имя Вознесенского»1 [К. К. Гильзен. И. Г. Вознесенский. - «Сборник музея антропологии и этнографии им. П. Великого», 1916, т. III, II гр., с. 9].
Академик А. А. Штраух сожалеет, что Вознесенскому не удалось обработать и издать материалы: «Не ограничиваясь одним только коллектированием (коллекционированием. - А. А.), - писал он, - Вознесенский собрал даже в дневниках своих массу наблюдений относительно образа жизни животных, охоты на них, перелета и гнездования птиц и проч.; к сожалению, неблагоприятные обстоятельства помешали ему обработать эти ценные заметки»2 [А. А. Штраух. Зоологический музей Императорской Академии наук. - Приложение к LXI тому «Записок Имп. АН», № 3, СПб, 1890, с. 46].
И ни слова об обстоятельствах, которые помешали Вознесенскому. А они, конечно, были: постоянная неустроенность в делах, огромная занятость текущей работой и подорванное здоровье. К этому нужно добавить одно, едва ли не самое главное: сожаления и высказывания академиков появились лишь после смерти путешественника. А при жизни никто не хотел помочь ему в обработке, никто не подумал о временном освобождении его от дел для приведения в порядок своих материалов, для издания дневников. Наоборот, всем нужны были его материалы, все писали по ним научные трактаты.
И. Г. Вознесенский женился в 1858 году, но уже через три года овдовел. Умер он после тяжелой болезни в ночь с 17 на 18 мая 1871 года. Судьба его дочери Марии пока неизвестна. С 1852 года Вознесенский был действительным членом Русского Географического общества и с 1859-го - членом-учредителем Русского Энтомологического общества. В Петербурге он был широко известен как большой знаток по сибирскому меху.
Необходимо рассказать также о деятельности в Русской Америке Иннокентия Вениаминова3 [Иннокентий Вениаминов (Иван Евсеевич Попов) родился 26 августа 1797 года в семье пономаря Иркутской губернии, умер в Москве 31 марта 1879 года. В 1823-1833 годах - священник Уналашкинского отдела Русской Америки, затем епископ Камчатский и Алеутский и, наконец, митрополит Московский и Коломенский. Принимал большое участие в жизни Русской Америки, потом - на Дальнем Востоке. Его сын Гавриил Иванович Вениаминов, родившийся в 1824 году на Уналашке, был священником Амурской экспедиции Г. И. Невельского]. Вклад его в изучение жизни алеутов, в географию и этнографию Алеутских островов достаточно велик. Ученый-священник провел на Алеутских островах вместе со своей семьей безвыездно десять лет. Распространяя христианство среди местных жителей и будучи в курсе всех дел Уналашкинского отдела Русской Америки, он вел постоянно записи. От природы наблюдательный и деятельный, Вениаминов сумел до мелочей изучить природу Алеутских островов, нравы и обычаи их жителей.
В 30-х годах в Русской Америке было четыре церковных прихода: Ново-Архангельский (с Дионисьевским редутом, Озерной крепостью и фортом Росс) с 1817 года, церковь на Кадьяке с 1795 года с Кенайской крепостью и селением Нучек, Уналашкинская церковь с 1824 года (Алеутские острова от Унги до Четырехсопочных островов и острова Прибылова) и Атхинский приход с 1825 года, включавший все остальные Алеутские острова. Вениаминов прекрасно знал Русскую Америку 30-х годов, но лучше всего знал Алеутские острова.
Научные исследования он производил во время своих многочисленных поездок по островам, по всей Русской Америке. Целью их было исполнение церковных треб, служб, но вместе с тем они давали возможность вдумчивому сибирскому священнику примечать и записывать многое. Вел он и значительную просветительскую деятельность. По его настоятельной инициативе в Уналашке было открыто училище для мальчиков, причем учебники для него написал Вениаминов. Значителен вклад Вениаминова в изучение алеутского языка1 [В. И. Иохельсон. Алеутский язык в освещении грамматики Вениаминова.- «Известия Росс. Ак. Наук», 1919]. Еще больше возможностей стало у Вениаминова для занятий природой и языком, когда с 1841 года он стал епископом Камчатским и Алеутским. Именно в это время и был издан капитальный его труд «Записки об островах Уналашкинского отдела»2 [И. Е. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела. Издано иждивением Российско-Американской компании. Ч. I-III. СПб, 1840], принесший Вениаминову широкую известность в научных кругах и огромный авторитет среди жителей Русской Америки и служивших там морских офицеров.
Труд И. Вениаминова состоит из трех частей. В первой, географической, в трех ее отделениях содержатся общие сведения об островах Уналашкинского отдела, во второй - конкретные сведения об островах Четырехсопочных, Умнак, Уналашка, островах Креницына, Унимак, Алякса3 [Алякса - так называли местные жители свою страну] и Шумагинских, и в третьем - сведения об островах Прибылова и различные таблицы в приложении.
Автор правильно отметил, что «все здешние острова и самый полуостров Алякса лежат правильною грядою, или цепию, от юго-запада к северо-востоку; и вообще почти каждый остров, отдельно, имеет то же направление»4 [И. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела. Ч. 1. СПб, 1840, с. 2]. Он подметил гористый характер островов и указал на их вулканическое происхождение. «Многия горы, лежащия, или подле берегов, или иногда внутри островов, чашеподобными, или гребнистыми вершинами своими, или обрывистыми утесами, доказывают, что здешнее место и особенно самыя горы были некогда под сильным и непосредственным действием подземного огня»5 [Там же, с. 5].
Говоря о характере береговой черты островов, он подмечает, что южные берега менее изрезаны, нежели северные. И те и другие приглубы.
Подмечена и любопытная деталь, что во многих местах островов море с течением времени отступило от берегов. Автор объясняет это тем, что в «бухтах и особливо на перешейках небольших островов, а также на косах или кошках видно, что холмы и бугры очень походят на волны моря и лежат всегда в параллель морского берега. Все таковыя прибывочныя места состоят или из песку, или мелкаго булыжнику»1 [И. Е. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела. Ч. 1. СПб, 1840, с. 7]. Замечание Вениаминова совершенно правильно и объясняется действием приливо-отливных явлений.
Исключительно важное значение имеет высказывание Вениаминова о том, что жители Северо-Западной Америки появились из Азии: «Алеуты в самом деле пришли с запада, с большой земли, т. е. из Азии»2 [Там же, с. 110]. Это мнение доминирует и в современной науке, разделяется учеными Евразии и Америки.
Автор сообщает подробные физико-географические и экономические характеристики всех островов Уналашкинского отдела и проливов между ними. Все эти характеристики глубоки, правдивы и весьма ценны для исторической географии. Возьмем в качестве примера описание главного селения Уналашки, так сказать, «столицы» Уналашкинского отдела. Русской Америки, когда (в 1834 году) на всем этом острове насчитывалось 10 селений, в которых проживало 470 жителей.
«Главное селение (или селение Согласия) Ильлюлюк, есть главнейшее из всех здешнего отдела; оно лежит в восточном предместий Капитанской гавани, на ровной и низкой косе, шириною от 50 до 100 сажен, и образуемой: с двух сторон - Гаванскою бухтою, а с третьей - речкою, вытекающею из озера. Это селение, говорят, основано Соловьем (вероятно, имеется в виду Иван Соловьев. - А. А.). Строений здесь находится: церковь деревянная с колокольнею, 5 домов и 3 магазина деревянных, 5 домов, обложенных дерном, и скотный двор, принадлежащий компании, имеющей здесь контору, под управлением правителя, при котором находятся конторщик и три прикащика, 27 юрт, принадлежащих креолам, и алеутам. Жителей в 1834 году было: алеутов - мужскаго пола 90, женскаго - 106, а обоего - 196, сверх того русских и креолов до 75, а всех до 275 душ.
Здесь, кроме конторы Российско-Американской компании, заведывающей всем здешним отделом (кроме островов Прибылова), находится первоначальное училище, открытое 12 марта 1825, состоявшее в 1834 году из 22 человек креолов и алеутов - сирот; больница на 8 человек и при ней фельдшер; воспитательный дом для сирот девушек, находящихся ныне в числе 12, и главное скотоводство компании.
В 1833 году сделано здесь преобразование по училищу и скотоводству. В училище определено содержать не более 12 мальчиков. А скотоводство предположено уменьшить до 10 штук рогатого скота, а прочих коров раздать алеутам. У некоторых из служащих компании, водятся свиньи, куры и утки; и почти у каждого хозяина имеются огороды, засеваемые репою и картофелем, последний здесь родится сам 5 и 8; в 1833 году со всех огородов, собрано было его до 120 боченков»1 [И. Е. Вениаминов. Записки об островах Уналашкинского отдела. Ч. 1. СПб, 1840, с. 175-176].
Впервые на Алеутских островах Вениаминов в течение семи лет вел метеорологические наблюдения и пришел к выводу, что климат Алеутских островов имеет свои особенности по отношению к широте, в которой они расположены. «О климате здешнем совсем нельзя заключить по сравнению с другими приморскими местами, лежащими в одинаковой и даже высшей широте»2 [Там же, с. 84], - отметил он. Он указал, что здешний климат зависит от ветров и что на островах вследствие особенностей климата нельзя подметить правильного чередования времен года.
Интересны также замечания Вениаминова о происхождении и природе островов Прибылова: «Острова Прибылова вообще безлесны; только на острове Св. Павла есть небольшой тальник, стелящийся по земле. А на острове Георгия, как уверяют старовояжные самовидцы, в первое время не было даже и травы, кроме кое-где растущаго мху. В настоящее же время оба острова покрыты травой, по большей части из роду осоки. На них родятся из ягод: шикша и морошка, а из снедомых кореньев: сарана, макарша желтыя, кутагарник и чичельник. Остров же Св. Павла вообще произрастаниями богаче и разнороднее Георгия. Эти острова суть ни что иное как остатки материка, или, по крайней мере, островов большой величины, поглощенных морем; оба они потерпели весьма много от подземного огня, но не оба в одинаковой степени. На острове Георгия мало явных признаков вулканических переворотов; напротив того остров Св. Павла есть остаток жерла огромнейшего вулкана»3 [Там же, с. 272-273]. Продолжая мысль о вулканическом происхождении островов, Вениаминов в другом месте упомянул и о последнем землетрясении на них: «Острова Прибылова, кажется, и поныне находятся под действием подземного огня; страшное доказательство тому было 2 апреля 1836 года. В этот день, в одно и то же время, было сильное землетрясение на обоих островах; но на острове Георгия оно было сильнее, так что там нельзя было на ногах стоять; многие утесы разселись и осыпались. На острове Св. Павла оно кончилось в тот же день, продолжаясь несколько минут. На острове же Георгия землетрясение чувствуемо было даже до августа, но время от времени слабее и реже»4 [Там же, с. 291].
Вторая, этнографическая часть труда И. Е. Вениаминова содержит сведения о жителях островов. В первых двух отделениях говорится о самоназваниях жителей, описывается их внешний вид (антропологические сведения), душевные качества, способности, обычаи, вера, самоуправление, число жителей, описание жилищ, одежды, орудий труда и прочие сведения. Из книги можно узнать о преданиях, сказках, языке алеутов, их играх, песнях, можно научиться делать алеутские байдары, познакомиться с взглядами алеутов на астрономию и на счисление времени. Всего алеутов в Уналашкинском отделе в 1834 году Вениаминов насчитывал 1 494 человека (682 мужчины и 812 женщин).
В третьем отделении второй части автор рассказывает о животном мире Алеутских островов, выделив отдельно сухопутных животных, земноводных, птиц и китов.
Наконец, третья часть труда содержит всевозможные сведения об алеутах Атхинского отдела и некоторые сведения о колошах (происхождение, вера, предания, обычаи, способности, характер, язык и так далее).
«Записки об островах Уналашкинского отдела» - первое научное исследование, первое естественно-историческое описание Алеутских островов и значительной части Аляски (главным образом южного берега полуострова). Труд И. Е. Вениаминова сохраняет свою историко-географическую ценность до настоящего времени.
В заключение хотелось бы привести одно место из письма дочери И. Вениаминова о том, как обязателен был ее отец в научных наблюдениях. «Домик отца Вениаминова стоял на берегу небольшой речки Уналашки, над которой он делал наблюдения, т. е. следил за убылью и прибылью воды; для этого он на противоположном берегу выкопал глубокую яму и опустил в оную сруб, какой употребляется для колодезя, только гораздо уже в размере; затем в срубе была опущена на веревочке трубочка, разделенная на футы. Аккуратно каждое утро и вечер ходил он сам проверять, посредством опущенной трубочки прибыль или убыль воды... Наблюдения над водою шли у него безостановочно и даже не прекращались во время его частых отлучек на острова, потому что дети обязаны были ежедневно следить и записывать в особую тетрадку о повышении и понижении воды, а он.; по возвращении, всегда проверял эту тетрадку»1 [И. П. Барсуков. Иннокентий митрополит Московский и Коломенский по его сочинениям, письмам и рассказам современников. М., 1883, с. 48-49].
В 1847-1848 годах побережье Аляски и внутренние ее районы описывал креол Руф Серебреников. Известно, в частности, его описание путешествия на реку Медную, в котором он был убит вместе со всеми своими пятью спутниками. По некоторым сохранившимся в дневниках записям, астрономическим тетрадям и черновой карте А. П. Соколов сделал описание этого путешествия. Подойдя на трех байдарах к устью реки Медной 14 августа 1847 года, путешественники стали подниматься вверх по одному из рукавов реки Ани. Продолжая подъем, 4 сентября прибыли в селение Одиночку в широте 61°28'39". Здесь остановились на зимовку, которая проходила в трудных условиях.
16 мая 1848 года отправились дальше вверх по реке. По пути осмотрели Плавежное озеро. Серебреников оставил его описание: «Плавежное озеро простирается по меридиану, на юге заворачиваясь несколько к юго-востоку, примыкая здесь к хребту высоких, льдами покрытых гор, а в других частях ограниченное низменною тундрою. С западной стороны, впадают в него две речки, у одной из которых, Нальчан, по словам туземцев, есть дорога к Кенайской губе, дней двенадцати ходу. Лес только на южном берегу. На месте пристанища и близко южной оконечности озера, определены широты места, по полуденным высотам: 62°2'32" и 62°l'40"» 1 [Записки Гидрографического департамента. Ч. X. СПб, 1852, с. 175].
Путешествие по реке Медной продолжалось до широты 62° 48' 43", куда Серебреников пришел 25 июня. Дальнейший ход экспедиции остался неизвестным. Первое русское географическое описание реки Медной, сделанное Р. Серебрениковым, имеет большую историко-географическую ценность. Река Медная, по описанию Серебреникова, «имеет направление: от устья миль на 100 к северу, потом миль на 90 к западу, и наконец опять к северу и северовостоку. В море впадает многими протоками, и один из них, западный, называющийся Ани, не достигая моря мили за три, обращается в противную сторону, к северо-западу, и впадает в залив Алаганик, открытый к юго-востоку. Самая река мелководна, довольно узка, местами не шире 7г версты, но чрезвычайно быстра. Берега гористы, особенно правый» 1 [Записки Гидрографического департамента. Ч. X. СПб, 1852, с. 177].
Не много нам известно об этой экспедиции, но и то, что стало достоянием истории, служит делу науки, рассказывает о первой тропе русских по реке Медной.
В этой главе было рассказано почти о всех географических, гидрографических, этнографических, ботанических, зоологических и геологических исследованиях, которые велись различными учреждениями России в Русской Америке и омывающих ее водах. Несомненно, наибольший вклад в эти исследования внесли офицеры и служащие Российско-Американской компании и офицеры военно-морского флота, плававшие здесь во время кругосветных и полукругосветных путешествий.
Можно было бы продолжить описание ежегодных гидрографических исследований во время плаваний компанейских судов. В результате на картах появлялись новые описанные места побережья Русской Америки или корректировались старые описания, создавались и новые карты. Для примера можно указать, что в 1845 году только в Гидрографический департамент были от Российско-Американской компании доставлены три карты Алеутских островов, составленные М. Д. Тебеньковым, карта южной части Курильской гряды, составленная А. М. Гавриловым, две карты проливов ко входу в Ново-Архангельск, исправленные командирами судов, генеральная карта Северо-Западной Америки, составленная Л. А. Загоскиным, и многие другие2 [Там же, ч. IV, 1846, с. II-III].
В 1838 году штурман Нецветаев, в 1839-м - Мурашов, в 1845-м - Архимандритов, в 1848-м - Д. Ф. Зарембо проводили описные и гидрологические работы в Беринговом море, преимущественно у берегов Русской Америки. Все результаты их исследований суммировались и становились источником новых данных для корректуры морских карт этого района. Использовались для этой цели и сведения иностранных мореплавателей, например с корвета «Геральд», шлюпа «Пловер», яхты «Лоусон» и других (1848-1849 годы).
Концентрированным воплощением результатов географических и гидрографических работ являются генеральные, морские карты и атласы. В Русской Америке имел наибольшее значение и получил заслуженное признание моряков и ученых «Атлас северо-западных берегов Америки от Берингова пролива до мыса Корриентес и островов Алеутских с присовокуплением некоторых мест северо-восточного берега Азии», составленный М. Д. Тебеньковым в 1852 году.
Главный правитель Русской Америки работал над атласом в течение целых 25 лет. Посетив сам почти все описанные в атласе места, он писал в замечаниях к атласу: «Я не считал нужным распространяться в описании тех мест, о которых уже обнародованы достаточные сведения в оригинале или переводе; моя главная задача - математическое определение места, а описания я представил себе только в тех случаях, когда их ил» вовсе нет, или не имеется на русском языке, когда они служат дополнением изданному, или заимствованы из личных наблюдений и сведений, хранящихся в грудах журналов»1 [М. Д. Тебеньков. Гидрографические замечания к атласу северо-западных берегов Америки. СПб, 1852, с. 4].
Относительно границ атласа М. Д. Тебеньков оставил, следующие примечания: «Границею моих изысканий, я определил сначала матерой берег Америки между Беринговым проливом и полуостровом Аляскою, с прилегающими к нему островами. Далее к югу, есть превосходные карты берегов Америки описи Ванкувера, доведенной до широты 31°N. Но как суда компании, плавающие вдоль этих берегов, и часто огибающие мыс С. Лукас, для достижения в Калифорнийский залив, также нуждаются в картах этой части, атлас же Ванкувера сделался ныне чрезвычайно редок, и притом новые наблюдения показали, что берега им определенные, по долготе не на своем месте; сверх того, после описи Ванкувера (с 1794 года) изследовано много подробностей, то я и решился распространить предложенные мною границы, составив карты северо-западного берега Америки до широты 20°N, в размерах атласа Ванкувера»2 [Там же, с. 2].
В атласе М. Д. Тебенькова 21 карта относится к северо-западным берегам Америки, 10 карт - к Алеутским островам, Командорским островам и Аляске, 7 карт - к восточному берегу Азии и к Курильским островам. Кроме того, имеется 48 частных планов и карт, а также видов, побережья.
Характерной чертой карт атласа является то, что абсолютное большинство из них составлено или исправлено по результатам гидрографических исследований местных мореходов, служащих Российско-Американской компании. Все такие карты (а их больше тридцати) содержат приписку: «...исправленная колониальными мореходами». Этот факт придает особый смысл достоверности и точности помещенных Тебеньковым в атласе карт и планов: живущий в своем доме лучше знает его, чем пришедший к нему гость. На картах указываются течение, глубины, склонение компаса, прикладной час, возраст воды. В каждом отдельном случае дана пометка--справка: чья опись положена в основу данной карты и так далее.
Хуже других нанесены районы северного побережья Охотского моря и части берега от Анадырского залива до мыса Олюторского. Отдавая дань своему времени, М. Д. Тебеньков, используя карту А. М. Гаврилова» 1846 года, показал Сахалин полуостровом.
Необходимо указать также на большое количество астрономических определений (астропунктов), на которых основаны карты атласа М. Д. Тебенькова: их 426 с указанием того, кем из мореплавателей каждое из этих мест определено.
Атлас М. Д. Тебенькова - выдающееся событие в русской гидрографии. Карты атласа служили и во многих случаях продолжают служить и поныне мореплавателям Северной Америки. Они стали основой большинства последующих карт этих районов. Ф. П. Врангель, представляя работу М. Д. Тебенькова Академии наук на соискание полной Демидовской премии, писал, что «сочинитель исполнил огромный труд на пользу гидрографии вообще, а отечественных мореплавателей в особенности»1 [«Морской сборник», 1854, т. 12. № 6, с. 9].
Своеобразный итог всей деятельности Российско-Американской компании - издание капитального труда Петра Александровича Тихменева (1825-1888) «Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действий ея до настоящего времени». Первая часть (с момента образования до 40-х годов) вышла в 1861 году, вторая (до 60-х годов) с анализом состояния торговли, образования, промыслов, капитала, с приложением сведений по статистике и этнографии - в 1863 году.
П. А. Тихменев, побывавший на Дальнем Востоке в 1854-1856 годах во время плавания фрегата «Паллада», служил с 1857 по 1865 год в Петербурге в Главном правлении Российско-Американской компании. Ему и было поручено составление «отчета для всех» о действиях компании. Сделано это было в самый разгар борьбы за дальнейшее существование компании, за утверждение нового устава. Работа преследовала вполне определенную цель - подготовить общественное мнение к тому, что все в Русской Америке было очень хорошо (поэтому-то работа П. А. Тихменева и выдержана преимущественно в весьма благожелательных тонах но отношению к компании) и этим самым попытаться воздействовать на правительственные круги с целью воспрепятствовать или уж, по крайней мере, оттянуть, задержать продажу Русской Америки.
Несмотря на определенную политическую направленность, работа П. А. Тихменева до сего времени служит основным источником по истории Российско-Американской компании. Большое значение имеют карты, приложенные к исследованию. Для этнографии важна карта расселения местных жителей - «Карта туземных наречий».
В результате многочисленных русских исследований в первой половине XIX века русские владения в Северной Америке, включая внутренние части Аляски, были настолько хорошо изучены в географическом отношении, что карты этих районов служили в некоторых местах в течение более столетия. Вся береговая черта Русской Америки имела гидрографическо-навигационное описание. Во многих местах географические описания существовали и на внутренние части Русской Америки. Первая половина XIX века, таким образом, характерна средоточием географических исследований в районе владений России в Северной Америке, на Алеутских и Курильских островах. Тихоокеанское побережье России исследовалось значительно слабее. И лишь с середины XIX века положение коренным образом изменилось: основные усилия моряков, географов, гидрографов, ученых устремились на русские районы Дальнего Востока, особенно на районы Японского моря, Амура и Сахалина.
далее |