www.booksite.ru
Перейти к указателю

М.С. Альперович

Россия и Новый Свет

(последняя треть XVIII века)

ЭПИЛОГ

Заканчивая данную монографию освещением круга проблем, связанных с образованием РАК, замечу, что это значительное событие в истории как России, так и Америки вовсе не стало пиком длительного и сложного процесса продвижения русских к берегам Нового Света и его колонизации. Однако оно означало завершение крайне важного этапа в развитии связей Российского государства с Испанской Америкой, а экспансионистские устремления империи достигли в известном смысле кульминации.

С воцарением Александра I внешняя политика России вступила в новую фазу - относительной стабилизации международного положения страны. Одним из существенных элементов этих перемен явилось урегулирование отношений с державами, чья позиция имела для петербургского правительства особое значение. 5 (17) июня 1801 г. была подписана англо-русская конвенция, снявшая ряд спорных вопросов. За ней последовал 26 сентября (8 октября) мирный договор России с Францией. Почти одновременно были восстановлены «мир, дружба и доброе согласие между е. в-вом императором всероссийским и е. в-вом королем испанским»1 [ВПР. Т. 1. С. 94]. Амьенский мирный договор 1802 г., предусматривавший взаимное возвращение колоний и европейских территорий, захваченных в ходе военных действий Англией и Францией, был воспринят в Петербурге как восстановление статус-кво, как начало всеобщего умиротворения. В атмосфере декларированных (хотя и не выполненных) обязательств европейских держав об отказе от колониальных и иных захватов России следовало занять сдержанную позицию в вопросе расширения своих владений на Северо-Западе Америки. К тому же приходилось, по-видимому, считаться и с резким изменением баланса сил на североамериканском субконтиненте в связи с продажей французским правительством огромной территории Луизианы Соединенным Штатам.

Эта ситуация нашла отражение в инструкции Н. П. Резанову (утверждена Александром I 10 июля 1803 г.), отправленному в ранге посланника со специальной миссией в Японию с поручением посетить на обратном пути Русскую Америку. Инструкция категорически запрещала проникновение лиц, состоявших на службе РАК, в районы, контролируемые иностранными государствами. «В рассуждении принадлежностей Российской империи, - говорилось в документе, - имеете Вы чертою последнее открытие, в 1741 г. капитаном Чириковым произведенное, разумея по 55-й градус северной широты. Дайте правителю Америки предписание, чтоб далее сего места отнюдь не простирался из россиян никто в пределы, другими морскими державами занимаемые». Кроме того, Резанову предлагалось при встречах с иностранцами стараться убедить их в отсутствии у петербургского правительства каких-либо планов дальнейшей территориальной экспансии в Северо-Западной Америке, внушая, «что государь наш, будучи обогащен пространством границ своих, печется токмо о непоколебимости оных» 2 [Там же. С. 494, 497].

Эта концепция стала на долгое время основополагающим принципом российской политики в данном вопросе, несмотря на то что международный климат, повлиявший, как мне кажется, в известной мере на выработку приведенной выше формулы, снова резко переменился. За разрывом дипломатических отношений между Англией и Францией в мае 1803 г. и возобновлением военных действий в Европе последовала длительная полоса наполеоновских войн, континентальной блокады и экономических катастроф, межнациональных конфликтов, социальных потрясений.

Таким образом, на протяжении более чем десятилетия в Старом Свете не было ни мира, ни согласия, ни стабильности. Испания в битве при Трафальгаре лишилась значительной части своего флота, в 1808 г. испытала вторжение французских войск, оккупировавших страну, а вслед за тем в течение многих лет вела вооруженную борьбу против восставших американских колоний. США в 1812-1815 гг. воевали с Англией. Эта обстановка, казалось, должна была благоприятствовать расширению сферы владений России на Северо-Западе Америки силами РАК. Однако такие попытки не предпринимались, за исключением единственного случая, который не укладывается в рамки общей картины и требует особого рассмотрения. К этому мы еще вернемся. А пока что попробуем объяснить, чем вызывалась, на наш взгляд, очевидная готовность петербургского правительства удовлетвориться в целом сохранением фактически существующих и молчаливо признаваемых заинтересованными державами границ российских колоний в Западном полушарии?

Есть основания полагать, что подобная позиция обусловливалась стремлением РАК, разделявшимся царским правительством, установить регулярные торговые связи с американскими владениями Испании, чтобы обеспечить снабжение русских селений продовольствием и другими необходимыми товарами. Серьезная заинтересованность компании и ее столичных покровителей в поддержании лояльных отношений с властями и населением Калифорнии побуждала, видимо, воздерживаться от акций, которые могли бы быть истолкованы как посягательство на территории, принадлежавшие Испании либо являвшиеся объектом ее притязаний. Не исключено также, что на поведении царского правительства в этом деликатном вопросе сказалась его политика невмешательства в связи с Войной за независимость, охватившей в 1810 г. Испанскую Америку. В эту политику вполне вписывалось и признание Россией де-юре Кадисской конституции 18 марта 1812 г.3 [Это было зафиксировано ст. 3 русско-испанского союзного договора, подписанного 8(20) июля 1812 г. в Великих Луках. См.: ВПР. Т. 6. С. 495-496], закрепившей власть Испании над ее заокеанскими владениями и подтвердившей неделимость испанской империи, включая территорию, расположенную в обоих полушариях.

Тем не менее 30 августа того же года помощник Баранова И. А. Кусков основал северо-западнее залива Бодега, к северу от Сан-Франциско, селение и крепость Росс, ставшие форпостом российской колонизации Калифорнии. Спрашивается, не противоречил ли столь стремительный «бросок» почти на 17° к югу от демаркационной линии, установленной известным июльским указом 1799 г., утверждению, будто эта линия обозначила предел претензий царского правительства в Северо-Западной Америке? Думается, что нет, ибо речь идет об исключении из общего правила, которое объясняется особыми обстоятельствами. Создание селения Росс диктовалось прежде всего причинами экономического свойства - необходимостью решить задачу снабжения русских колоний в Америке, поскольку перспективы удовлетворения их потребностей за счет торговли с Калифорнией были весьма сомнительны. Вместе с тем основание Росса отвечало также обоюдному стремлению РАК и калифорнийцев к развитию взаимных торговых связей. Весьма существенно и то, что, будучи составной частью Русской Америки, колония Росс, отделенная большим расстоянием от основного массива российских владений, занимала как бы периферийное положение. Она являлась своеобразным анклавом, существовавшим в чуждой испаноамериканской среде.

Поэтому появление в пределах Русской Америки этого выдвинутого далеко на юг плацдарма не повлекло за собой официального пересмотра ее южной границы. Как и прежде, территориальные притязания петербургского правительства в Новом Свете ограничивались в основном - если не считать непродолжительного периода в начале 20-х годов XIX в.- 55-й параллелью. Хотя этот рубеж был в свое время установлен в одностороннем порядке и с международно-правовой точки зрения подобная претензия не имела юридической силы, соперники России открыто не возражали. В «Историческом календаре Российско-Американской компании», изданном в 1817 г., с полным основанием констатировалось, что «пространство до 55° северной широты все нации признают принадлежностью российскою»4 [К истории Российско-Американской компании. С. 18].

После заключения испано-американского Трансконтинентального договора 1819 г., означавшего по существу отказ монархии Фердинанда VII от прав на земли к западу от Скалистых гор, расположенные севернее 42-й параллели, Александр I указом 4 сентября 1821 г. отодвинул границу своих владений в Америке до 51° с. ш. В этих пределах иностранным судам запрещалось приближаться к побережью и островам, принадлежавшим России5 [ПСЗРИ. Т. 37. № 28747. С. 903-904, 825-832]. Однако этот запрет вызвал резкое недовольство не только в Англии и США, но и в самих российских колониях, снабжение которых во многом зависело от торговли с иностранцами. Поэтому он оставался в значительной мере фиктивным. Царское правительство не очень настаивало на строгом соблюдении указа, а с лета 1822 г. практически отказалось от проведения в жизнь его положений.

В результате последующих русско-американских и англо-русских переговоров решено было восстановить в принципе прежнюю разграничительную линию, переместив ее лишь на 20' к югу, что позволило России оставить за собой весь о-в Принца Уэльского. Согласно конвенциям, подписанным в Петербурге 5 (17) апреля 1824 г. и 16 (28) февраля 1825 г., линия размежевания между владениями Российской империи и других держав на побережье Тихого океана стала проходить по рубежу 54°40' с. ш.6 [Там же. Т. 39. № 29861а. С. 251-253; Т. 40. № 30233а. С. 72-74], остававшемуся вплоть до продажи Аляски (1867 г.) южной границей Русской Америки.

далее