www.booksite.ru
Перейти к указателю

Адамов А. Г.

Александр Баранов и его соратники


1790 год был знаменательным для истории русских исследований и открытий в Америке. В этом году, 15 августа, в магистрате города Охотска был заверен договор, в котором значилось:

«...Мы, нижеподписавшиеся, рыльский именитый гражданин Григорий Иванов сын Шелихов и каргопольский купец, иркутский гость Александр Андреев сын Баранов, постановили сей договор о бытии мне, Баранову, в заселениях американских при распоряжении и управлении Северо-восточной компании, тамо расположенной...».

Баранов, этот замечательный человек, будет двадцать восемь лет твёрдо держать в своих руках управление Русской Америкой. Благодаря своей личной отваге и пытливому уму он откроет и исследует её обширные пространства; в тяжёлой борьбе с лишениями, с враждебностью воинственных племён, с подлым коварством иностранных купцов он закрепит за Россией огромные территории Аляски и Северной Калифорнии, по его указаниям смелые русские мореходы сделают важные открытия.

19 августа 1790 г. галиот «Три святителя», вышел из гавани Охотска в море. Он вёз в Америку нового правителя компанейских дел – Александра Андреевича Баранова. Корабль вёл прославленный шелиховский мореход – Дмитрий Бочаров.


* * *


Баранов родился в 1745 г. в гор. Каргополе (б. Олонецкой губернии). О первых годах его жизни, до появления в Сибири, известно очень мало. Он вёл торговлю в Москве и Петербурге и в 1780 г. приехал в Иркутск. Здесь он завёл стеклянный и водочный заводы, занимался подрядами и откупами. В это время он сообщал Вольному экономическому обществу свои замечания и опыты по хозяйству в Сибири, за что избирается в 1787 г. почётным членом общества. В этом же году он знакомится с Шелиховым. В 1790 г. торговые дела Баранова приняли невыгодный оборот, а вскоре он окончательно разорился. Тогда Баранов принял предложение Шелихова стать правителем дел его компании и отправился в Америку.

По пути на Кадьяк корабль Баранова пристал к острову Уналашка: не хватило пресной воды. Здесь, в Кошигинской бухте, захватил их жестокий шторм. Корабль разбило в щепы, и русские принуждены были зазимовать.

Неожиданная зимовка выдалась на редкость тяжёлой. Голод мучил людей, стужа загнала в земляные норы, великой радостью оказался кусок гнилой китовины. Баранова трепала жестокая лихорадка, но он усердно изучал остров, быт и нравы живших там алеутов, искал полезные ископаемые, а ночи напролёт при тусклом колеблющемся свете фитиля, пропитанного китовым жиром, писал огромные письма в Россию и составлял планы на будущее.

Ранней весной барановцы построили байдары из шкур морских животных и поплыли дальше. В Иссанахском проливе, отделяющем последний из Алеутских островов – Унимак – от полуострова Аляски, они разделились.

Баранов послал Бочарова вдоль северного берега полуострова для его описи, а сам направился прямо на Кадьяк.

 



Мужчина острова Кадьяк. Женщина острова Кадьяк.


Бочаров совершил замечательный поход, достигнув на байдарках устья реки Квийчак, от которого он пешком пересек полуостров и морем достиг Кадьяка.

Баранов прибыл на Кадьяк 27 июня 1791 г. С этого времени и началась его выдающаяся деятельность в Америке.

Остаток лета и зиму заняло знакомство с делами компании и хозяйственные заботы. Но уже на следующее лето Баранов предпринимает свою первую большую поездку: на кожаных байдарах он обошёл весь остров Кадьяк, подробно ознакомился с ним и его жителями.

Кадьяк имел около 90 миль в длину и 70 миль в ширину. Остров был горист, самые высокие вершины были увенчаны снежными шапками. Берега большей частью заросли лесом, множество рек и ручьёв впадало в многочисленные бухты. Местами берег усеяли обломки скал, на которых гнездились морские птицы: кайры, топорки, гагары.

Особенно внимательно исследовал Баранов северо-восточную часть Кадьяка. Он решил перенести центр русских поселений из гавани Трёх Святителей, где обосновался семь лет назад Шелихов. После нескольких землетрясений берег у гавани понизился, грязные ручьи пересекли в разных местах посёлок, приливы иногда затопляли местность вокруг. Кроме того, в южной части острова не было подходящих деревьев для постройки домов и кораблей.

В обширном Чиниатском заливе на северо-восток острова Баранов выбрал удобную бухту, назвал её Павловской и на высоком каменистом её берегу заложил крепость. Затем отправился дальше. Весь берег Чиниатского залива зарос лесом, сыростью и гнилью тянуло из чащи.

Байдары обогнули залив. Лес на берегу сменился кустарником, потом и он исчез. Крутой утёсистый берег был завален обломками скал, их серые громады загораживали от взоров людей высокие горные вершины в глубине острова. Волны с рёвом бились о гигантские чёрные кекуры * [Кекур – вертикально стоящий отдельный камень или скала].

Вскоре опять начался лес, берег понизился. Всё чаще на небольших полянах у самой воды появлялись селения конягов (так русские называли туземцев острова – канягмютов, представителей одного из племён южных эскимосов). На берегу были видны холмы больших землянок, где обществами по 70-100 человек жили туземцы победнее, и дощатые, на столбах, хижины богатых.

Пройдя заливы Игацкий и Килюдинский, Баранов вернулся в гавань Трёх Святителей. Этот неутомимый человек не знал усталости. Уже через две недели он плыл на двух байдарах к побережью Аляски.

Прежде всего он посетил Кенайский залив, который в своё время Кук ошибочно назвал рекою. Залив глубоко врезался в побережье, западные берега его были высоки и обрывисты. Баранов знал, что эти отвесные каменистые склоны являются отрогами высоких гор полуострова Аляски. Восточный берег залива был гораздо ниже, отлогий и покрыт холмистыми возвышенностями, поросшими лесом. Баранов нашёл там сосну, тополь, лиственницу, а дальше к северу – берёзу. С холмов стекали многочисленные реки. Воздух был свежий и чистый, климат значительно здоровее кадьякского. Баранов узнал, что дождливых и туманных дней здесь мало и только осенью, когда господствуют злые восточные ветры, погода портится.

На берегах залива русские встретили селения туземцев. Но в отличие от коняг они жили не в землянках, а в остроконечных вигвамах: на составленных конусом шестах были натянуты звериные шкуры. И внешний вид туземцев был совсем иной, чем эскимосов Кадьяка. Вместо длинных рубах из птичьих и звериных шкурок или рыбьей кожи, так называемых парок и камлеек, русские увидели широкие накидки в виде плащей. Волосы на голове у туземцев были украшены перьями, а лица покрыты разводами красок.

 



Жители Чугацкого залива, расположившиеся под опрокинутыми байдарами.


Кадьяк, как и всё побережье Аляски, вплоть до залива Якутат, населяли различные эскимосские племена. Но у Кенайского залива, прерывая сплошную линию эскимосских заселений, жило воинственное индейское племя кенайцев, принадлежащее к группе северо-атабаскских племён, населявших центральные районы Аляски.

Здесь, в Кенайском заливе, Баранов видел и русские селения, принадлежавшие другой торговой компании, конкуренту Шелихова – якутскому купцу Лебедеву-Ласточкину. Лебедевцы встретили приехавших недружелюбно.

На берегах залива Баранов открыл залежи каменного угля и железа. О последнем он сообщил Шелихову следующее: «Железныя руды отысканы в довольном количестве, и для опыта железо сковано, а потому открыта надежда завести железные заводы с пользой для отечества».

Используя последние летние дни, Баранов проник дальше по побережью Аляски – в залив Чугацкий. С запада и севера залив обступили мрачные скалы, за ним громоздились снежные вершины В широких расселинах залегли огромными тускло-зелёными пластами вековые льды, каменистые отроги нависли над водой. Всё было окутано густым туманом. Свинцовые волны грохотали меж скал. С жалобными воплями над заливом кружились птицы. Беспрерывно моросил дождь.

Кое-кто из промышленных предлагал вернуться обратно. Но Баранов упорно двигался дальше.

Восточная часть залива оказалась низменной и заросла лесом. Здесь Баранов велел высадиться и расположиться на ночёвку. Часть людей он отправил на байдаре осмотреть соседний остров Цукли, а сам с шестнадцатью русскими и несколькими десятками коняг и алеутов начал готовиться к ночлегу, строить шалаши. Вечером выставили часовых. Скоро все заснули. Ночь тёмным пологом накрыла лагерь. Мелкий дождь шелестел в лесу.

Внезапно воинственный клич разорвал тишину. Перед испуганными часовыми как из-под земли выросли толпы индейцев-тлинкитов – они неслышно подползли шагов на десять. Полусонные промышленные во главе с Барановым с ружьями выскочили из шалашей. Затрещали выстрелы. Индейцы в толстых лосиных плащах или берестяных латах, в огромных раскрашенных масках с яростными криками наступали со всех сторон. Они размахивали копьями и кинжалами, стреляли на ходу из луков. Смертельная опасность нависла над русскими.

В этот момент Баранов вспомнил, что на берег была перенесена с байдары небольшая пушка. Двое промышленных быстро вытащили её из шалаша. Грянул выстрел – и зияющая брешь образовалась в толпе индейцев. Вопли и крики раненых заглушили на минуту воинственный вой. Второй, третий выстрел... Индейцы начали отступать, а потом совсем скрылись в лесу. Баранов распорядился похоронить трёх убитых и помочь ранены, а затем осмотрел пробитую в нескольких местах рубаху и перевязал окровавленную руку. Так получил он первое боевое крещение в Америке.

Поздно осенью Баранов вернулся на Кадьяк. Зимой он составил топографическое описание Кадьяка, Кенайского и Чугацкого заливов. Судовые журналы с подробным описанием плаванья он переслал в Охотск. Много времени занимали хозяйственные заботы. К весне готовились многочисленные партии для бобровой охоты. Сотни эскимосов в двух- и трёхместных байдарах во главе с русскими промышленными собирались в различные места на промысел.

На следующее лето Баранов опять отправился в плаванье, держа курс на Чугацкий залив. Там он ещё в прошлом году присмотрел удобную бухту, где собирался построить верфь, заложить судно и тем положить начало судостроению в Америке.

Бухту назвали Воскресенской, а будущий корабль получил название «Феникс». Строительство первого корабля шло под неусыпным наблюдением Баранова. Он сам варил изобретённый им особый клей из китового жира, охры и еловой серы.

Здесь же в Воскресенской гавани, недалеко от первой русской верфи, Баранов поселил десять семей сибирских хлебопашцев.

Лебедевские артели продолжали враждовать с шелиховскими. Баранову не раз приходилось разбирать их ссоры. В довершение лебедевцы начали ссориться между собой, часть их перешла к Баранову. Враждовали иногда друг с другом и его люди. В одной из своих речей к промышленным, призывая их к единству, Баранов говорил следующее:

«Господа промышленные!.. Целость общественная, успехи и благосостояние всея компании зависят от доброго и единодушного согласия, а, напротив... от несогласия и разделения на партии не может быть никогда и ни в чём успеха... Возьмите вы верёвку в пример. Какой бы толщины ни была она, ежели разделится на мелкие пряди, один человек те пряди порознь все перервать может, но когда они вместе, то и сто... человек верёвки перервать не в состоянии. Тому подобное сделал в древности один скифский князь. При смерти своей призвал он всех сыновей своих, которых было у него семьдесят пять, благословляя их, велел принести каждому по стреле, связать в один пук и давал каждому из них, чтоб переломил. Но никто не мог. Потом роздал по одной стреле и велел также ломать, что они вмиг учинили. По сем говорил он им: «Так вот, дети, опыт, коему вы всегда следовать должны; ежели вы будете жить вкупе и в согласии, всегда будете сильны, славны и непобедимы...».

К 1794 г. бобров в Кенайском и Чугацком заливах стало меньше, промысел оскудел. Баранов имел ряд сведений о землях за Чугацким заливом. Из русских дальше по побережью проходили шелиховские мореходы Измайлов и Бочаров в 1788 г. и барановец ЯКОВ Шильдс. Они доставили сведения о заливах Якутат и Льтуа. Все же эти сведения были теперь недостаточны, и Баранов решил снова отправить туда своих мореходов.

Во главе большой промысловой партии стал Егор Пуртов, с ним плыли пятьсот туземцев и десять человек русских промышленников. Партия в конце апреля 1794 г. вышла в море. Благополучно миновали Воскресенскую гавань в Чугацком заливе, острова Нучек и Цукли у входа в него и 23 мая достигли первого рукава реки Медной (Атны), а на следующий день – второго. Низовья реки Пуртов нанес на карту. В начале июня достигли бухты Якутат.

Пуртов завязал дружественные отношения с туземцами. Это оказались якутатцы (одно из подразделений индейцев-тлинкитов), как называли их русские. Пуртов составил перепись индейцев, роздал им подарки и взял аманатов* [Аманаты – заложники] в знак принятия ими русского подданства. Он сообщил в своём рапорте Баранову, что местный тойон** [Тойон – старшина племени] прислал русским «три посоха, убранные короткими суклями и орлиными перьями и обвешанные бобрами, по их обычаям в знак те посохи дружбы». Пуртов ответил индейцам тем же: «И мы, убрав посохи бисером, корольками и прочим, отправили к ним на жило*** [Корольки – металлические украшения. Жило – селение]».

К Пуртову в Якутат приезжали также индейцы-тлинкиты с берегов залива Льтуа. Он интересовался у них, не занял ли кто из европейцев те места американского побережья. Индейцы сообщили, что «сколько им ведомо, далее по тому берегу никаких занятиев со стороны Российской или европейской нет».

В Чугацком заливе Пуртов неожиданно встретился с кораблями известного английского исследователя Джорджа Ванкувера. Старший офицер корабля «Дисковери» Пэджет писал потом, что Егор Пуртов «во всех поступках своих выказывал благородство, дающее право ему занимать в гражданском обществе более высокое место, нежели то, какое судьба ему предназначила...». Пуртов рассказал англичанам то, что считал нужным об Аляске и Алеутских островах, показал свою карту.

В августе Пуртов вернулся в Кенайскнй залив с огромной добычей – 2 000 бобровых шкур. Он привёз Баранову новые сведения о Якутате и реке Медной.

Получив сведения Пуртова и составленную им карту, Баранов на следующий год отправился в далёкое и опасное плавание. На этот раз он собственноручно правил куттером «Ольга».

Тем же летом в залив Якутат на галиоте «Три святителя» плыл знаменитый шелиховский мореход Гаврила Прибылов. Он вёз туда двадцать семей русских поселенцев.

В июле 1795 г. Баранов поднял русский флаг в Якутате.

В одном из своих донесений Баранов уделяет много места описанию «приличной процессии» занятия русскими Якутатского залива: «Герб Российский водружён с привешенным флагом. Выступая с одетыми в лучшее платье со мною бывшими людьми, маршировкою в такт с ружьями и пушками, коими делали, сколько смыслили, воинские авалюции... Стреляли фрунтом беглым огнём... провозглашено громким голосом троекратно: земля сия с народами берётся во владение Российского Императорского Величества...». Вслед за этим Баранов даёт подробное описание быта и нравов индейцев-якутатцев – новых российских подданных. Внимательно исследовал он и залив. Северная его часть была забита плавающими льдинами, которые пригнали течение и ветры с востока.

Над заливом господствовала гора Св. Ильи, «Болшая гора», как называли её туземцы. Это была самая высокая из прибрежных вершин. Её ровные склоны сверкали гранями льда. Под юго-западными кручам почти на половине высоты горы, открывался обширный ледяной цирк. В том месте, где скаты постепенно понижались к океану, ледник как будто исчезал, глыб гранита в кроваво-красных пятнах полевого шпата, чёрного базальта, пёстрого порфира, лучистого трахита перемешались там в хаотическом беспорядке. Ниже эта исполинская морена была покрыта слоем земли, на котором рос целый лес высокоствольных деревьев. Вся эта масса камней, земли и деревьев медленно, из года в год, двигалась к морю, несомая текущей под нею ледяной рекой.

Жители залива Якутат, приведённые в русское подданство Пуртовым, встретили Баранова дружелюбно. Он выбрал место для поселения и велел заложить крепость. Затем поплыл дальше вдоль побережья.

Корабль шёл вдоль высокого горного хребта, снежные вершины которого были окутаны туманом.

Подножье хребта до самого берега заросло лесом. Часто сквозь лесные заросли к морю прорывались с гор гигантские ледники. Они уходили своим основанием в воду, и огромная сверкающая ледяная стена вздымалась среди волн перед изумлёнными мореходами. С него временами срывались глыбы льда, с грохотом обрушивались в морскую пучину, потом всплывали и медленно двигались по течению.

Корабль с опаской обходил коварные ледяные стены, лавируя среди плавающих кругом ледяных глыб.

Вскоре в тумане показалась вершина горы Доброй Погоды.

Но она не оправдала своего названия. Сплошной стеной ливня встретил мореходов залив Льтуа. В ней до Баранова побывали только шелиховцы Измайлов и Бочаров. Это был конечный пункт их плавания.

Весь залив оказался забитым плавающими льдинами. Барановцы с трудом пробирались в этом лабиринте, то и дело отталкиваясь длинными шестами от напиравших отовсюду ледяных глыб.

Берега залива были населены тлинкитами. Баранов подарками и лаской расположил их к русским.

 



Вид залива Ситха.


Пробыв несколько дней в заливе Льтуа, Баранов снова вышел в плавание. Теперь его корабль вступил в область побережья, где до него побывал Чириков ещё в 1741 г. Исследования здесь должны были иметь особенное значение.

Баранов это прекрасно понимал.

Мореходы скоро подошли к Ледяному проливу. Их судно со всех сторон обступили гигантские ледяные глыбы. Люди еле успевали работать шестами. Корабль плыл среди крупных и мелких гористых островов, покрытых лесом. В бесчисленных бухтах попадалось огромное количество морских бобров. Местные жители, тоже из племени тлинкитов, помогали русским ловить ценного зверя.

Обогнув с севера мыс Ечкум на острове Крузова (Тлих), корабль вошёл в обширный Ситхинский залив острова Ситха (этот остров впоследствии был назван именем Баранова). Пролив у мыса Ечкум Баранов назвал в честь своего корабля проливом Ольги. На берегу Ситхинского залива он нашёл небольшую удобную бухту. Здесь русские пробыли два дня. Баранов велел установить на берегу большой деревянный крест в знак пребывания здесь русских и назвал бухту Крестовской.

В Ситхинском заливе на высоком утёсе, у самого берега, было расположено селение тлинкитов. Кругом стояли дремучие леса. Ветры здесь большей частью дули порывами и иногда так сильно, что с корнем вырывали деревья. Со снеговых вершин стекали речные потоки, образуя в лесу обширные болота. Подгнившие деревья рушились, и сплошные завалы делали леса совсем непроходимыми. Завалы эти обрастали мхом, пускали от себя новые зеленые побеги.

Богатейшие, никем не изведанные земли лежали перед Барановым. Он твёрдо решил присоединить их к русским владениям и заложить здесь поселения, но пока внимательно знакомился с этим районом и его жителями, тщательно записывая в корабельный журнал свои наблюдения.

В начале сентября 1795 г. «Ольга» благополучно вернулась из дальнего плавания на Кадьяк. Оно имело большое значение для дальнейшего исследования и освоения русскими северо-американского побережья. Были получены новые достоверные и многочисленные сведения об этих далёких районах, и вслед за Барановым вскоре двинулись туда отважные русские поселенцы. В дремучих чащах юго-восточной Аляски застучали русские топоры.

Сведения, собранные Барановым в это плавание по географии и этнографии этих мест, не были опубликованы. Но его судовым журналом широко пользовались русские мореходы на Тихом океане. Первый официальный историк Российско-Американской компании П. Тихменев в своём двухтомном труде * [П. Тихменев, Историческое обозрение образования Российско-Американской компании, СПБ 1861] так же не раз ссылался на него.

Баранов начал составлять топографическое описание северо-западного побережья Америки, но, узнав об успехе уже вышедшей книги Г. И. Шелихова, не окончил свою работу.

В 1795 г. он писал об этом в одном из своих писем следующее: «...Я было начал писать топографическое здешних мест описание, но известись, что уже вышло в свет Григория Ивановича издание* [Баранов здесь имеет в виду книгу Шелихова – «Российского купца, именитого Рыльского гражданина Григория Шелихова первое Странствование из Охотска по Восточному океану к Американским берегам с 1783 по 1787 год», СПБ 1791 г.], бросил яко тщетный труд; уверен при том, что подробности, историю с описанием древности народов и их обычаев, с произведениями натуры в дополнение, бывшею экспедициею и вами описанного не упустят... где может быть и мой посильный труд в новых открытиях поместится. Чрез меня впервые северная страна разведана и описана с перешейком, приведена в подданство российское... Надеюсь и далее по матерой земле сделать открытия. Чугацкая губа также вся мною приведена впервые под державу российскую и до самой бухты Якутат и за оною народы... в дружеской с нами находятся связи».

Всё это славный открыватель имел право писать в Россию. К сожалению, неоконченная рукопись Баранова, этот интереснейший документ о деятельности отважных русских пионеров Нового Света, до сих пор не найдена.

В своём сообщении Шелихову Баранов описывает обстановку, в которой приходилось действовать русским в Америке, и их очередные задачи: «Мест по Америке далее Якутата много, кои бы для будущих польз отечества занимать россиянами давно б следовало в предупрежденье европейцев, из коих англичане основали на тех берегах до самой Нутки весьма выгодную торговлю,... променивают огнестрельное оружие и снарядов множество... Но мужество и неустрашимость потребны к преодолению первых только затруднений, чего в российском народе всегда найти надеяться можно. Хвалы достоен подвиг обратиться по Америке к Нутке и доставить тем честь государству, которому мы жизнию и покоем жертвовать по присяге и совести обязаны».

Но это письмо Баранова уже не застало адресата.

20 июля 1795 г. Григорий Иванович Шелихов скоропостижно скончался.

Через три года после его смерти, в 1798 г., на базе созданных Шелиховым компаний была организована знаменитая Российско-Американская компания, первым директором которой стал зять Шелихова М. М. Булдаков. Через год компания получила монопольные права на Тихом океане и была принята под покровительством царя.

России зарождался капитализм, и молодая торговая буржуазия жадно искала всё новых и новых источников наживы. Эксплоатация природных богатств и туземцев Аляски ещё более усилилась.

Новое правление компании обратилось с письмом к Баранову, где отмечались его выдающиеся заслуги в деле открытия, исследования и закрепления за Россией обширных пространств северо-восточного побережья Северной Америки. Правление компании просило Баранова оставаться и впредь на своём посту. В приложении к этому торжественному адресу правление уже в деловой и будничной форме предлагало наложить на туземцев новые тяготы, запретить производить промысел для себя, увеличить количество сдаваемых ими компании шкур.

Компания нещадно эксплоатировала труд туземцев и русских промышленников. Последние нередко работали «из половинной доли», т. е. половину промысла отдавали компании и только половину могли оставить себе. При этом они были обязаны продавать свою долю мехов только компании, естественно, по цене, ею назначенной; часть платы они получали продуктами и вещами, за которые компания брала с них втридорога. Еще хуже было положение туземцев. Каждое лето их отрывали от необходимого для пропитания семей промысла и отправляли за сотни вёрст на охоту за бобрами, а семьи туземцев голодали. Платили им бисером, табаком, а чаще – птичьими или еврашечьими парками* [Парки – длинные рубахи с разрезом для головы, сшитые из шкурок зверей или птиц] которые бесплатно изготовлялись для компании туземными женщинами. Таким образом компания присваивала тяжёлый труд туземцев-охотников.

Баранов ответил правлению компании обширным донесением, где подробно описывал деятельность компании и её промысловых партий в Америке. Там он между прочим, писал: «Бобры и прочий промысел ведь не так, как в Охотске горбуша, добывается, а без малого на две тысячи вёрст расстилаемся мы с русскими и партией иноверцев по морю... Одна колюжская дорога до Якутата весьма для иноверцев тягостна и несносна. Представьте себе бедных иноверцев, едущих туда и обратно две тысячи вёрст в тесной байдарке, без помощи парусов, на гребках, претерпевающих голодовку по недостатку на пути кормов, а по малоимению тем берегом пристаней часто и погибающих от бурливости моря; притом и на непримирённых берегах со всегдашней опасностью от нападения кровожаждущих там народов производить они промысел должны».

Но это был глас вопиющего в пустыне. Конечно, ни один из богатых и высокопоставленных акционеров компании не удостоил «бедных иноверцев» внимания.

В 1797 и 1798 гг. партии алеутов во главе с промышленными доходили до Ситхи и имели там хороший бобровый промысел.

Много несчастий обрушилось в эти годы на Баранова. Погиб в Чугацком заливе один из его кораблей; на пути из Охотска на Кадьяк потонуло судно «Феникс», первенец русского судостроения в Америке. Тяжёлую голодную зиму 1799 г. перенесли русские артели.

В те годы первый помощник Баранова Иван Александрович Кусков построил в Чугацком заливе на острове Нучек новую крепость, названную Константиновской.

Весной 1799 г. Баранов решил, наконец, заложить русское поселение на Ситхе. В далёкий поход отправились под его начальством три парусных судна – бриг «Екатерина», катер «Орёл» и куттер «Ольга» и пятьсот байдарок с алеутами. Только в июле, после трёхмесячного тяжёлого плавания, отряд достиг Ситхи.

Баранов познакомился с местными индейцами и их вождями. Старшего из них звали Скаутлельт. Баранов обратился к ним с просьбой уступить место на острове для постройки крепости. Самым удобным и безопасным местом была бы высокая скала у берега залива, но там расположилось селение индейцев, и Баранов решил их не притеснять.

Крепость решено было с согласия индейцев, которые отнеслись к русским дружелюбно, строить в другом месте залива. Его Баранов нашёл после шестидневных беспрерывных исследований берега. Расположились лагерем и начали строительство. Два судна, «Екатерину» и «Орёл» и четыреста байдарок Баранов отправил обратно на Кадьяк.

Наступила осень. Полили беспрерывные дожди, густой молочный туман висел над лесом и заливом, холодный резкий ветер трепал корабельные снасти и холстины временных палаток на берегу, гудел в трубах бревенчатых хижин. В одном из донесений компании Баранов так описывал эту зимовку на Ситхе: «Из построек мы произвели сначала большой балаган, в который сгрузили с судов вещи и клали приготовленный корм. Потом баню небольшую, в кою я и перешёл в октябре месяце, проживая до того в изорванной палатке под ненастьем; а тут зиму мучился в дыму и сырости от печи при худой крыше и беспрестанных ненастьях до февраля. Потом построили двухэтажную с двумя будками по углам казарму... с погребом для хранения припасов. Всё сие сделано малыми силами, ибо всех нас было 30 человек, из коих 20 занималось постройкою, а 10 человек употреблялись для стражи»; алеуты и эскимосы занимались исключительно охотой для добывания пищи.

Новую крепость назвали Архангельской.

Баранов в эту зиму хорошо изучил Ситху и окрестные острова. Он всячески стремился наладить хорошие отношения с индейцами, был с ними ласков, в знак дружбы дарил различные украшения, одежду, ножи и другие изделия из железа. Главный тойон Скаутлельт не раз говорил о своей вечной дружбе с русскими. Баранов, несмотря на то, что располагал небольшим числом людей, ни в коем случае не хотел казаться слабым. Когда приезжие с других островов тлинкиты избили русского толмача* [Толмач - переводчик], Баранов сам с несколькими промышленниками смело явился в селение индейцев, объяснил старшинам дерзость поступка и на глазах у всех заставил виновных просить прощения. Своим мужеством, умом и справедливостью Баранов снискал себе всеобщее уважение среди туземцев.

В марте 1800 г. Баранов собрался плыть обратно на Кадьяк. На прощанье он подарил Скаутлельту медный российский герб и открытый лист, где сообщалось о российском подданстве вождя. Начальником крепости Баранов назначил Василия Медведникова, человека испытанной верности, храбрости и сноровки. Под его начальством осталось 29 русских, 200 эскимосов и несколько женщин с детьми. Гарнизон пополнился тремя американскими матросами, каким-то образом попавшими на Ситху и принятыми «по добродушию россиян» на работу в крепость.

Баранов вернулся на Кадьяк в мае 1800 г. Этот человек, казалось, не знал усталости. Каждое лето он объезжал русские поселения в Америке, руководил промыслом, вёл переговоры с индейскими вождями, заботился о новых русских переселенцах из России, сурово расправлялся с изменниками и врагами. «Я неусыпно старался, – сообщал в это время Баранов в одном из своих писем к правителю острова Уналашки Ларионову, – всякое лето ходя сам своим маленьким судёнышком для замечания берегов Америки, вдаваясь во многие опасности, изыскивал я выгод общественных проходя сам... гораздо далее Льтуа, на Чилхатскую бухту и под сопку Ечкум; свёл дружество с народами и теперь почти до самых тех мест партия наша, хотя и с великою трудностию, расстилается. Между же тем учёными, не как я, на других судах мореходами описываются берега с положением на карту... Чугацкий и Якутатский заливы до Льтуа теперь заняты нашими обселениями, а описания берегов под самую Нутку простёрты...».

Огромный географический и этнографический материал собрал Баранов о северо-западном побережье Северной Америки. Об этом свидетельствуют многие русские мореплаватели. Ф. П. Литке, например, говоря об этих материалах, указывал, что их вполне достаточно, чтобы написать биографию Баранова и указать там на его большие заслуги перед русской географической наукой.

В 1798-1800 гг. Баранов посылает неутомимого Кускова на реку Медную «ради разведывания разных к выгоде компании предметов».

В эти же годы Баранов посылает отряд, который занял берега озера Шелихова (Илямна), «из коего, – по словам Баранова, – вытекает река Квийчак в Северное позадь Аляксы море».

К этому периоду относится характеристика Баранова, принадлежащая Г. И. Давыдову, лейтенанту русского флота, два года прослужившему в Российско-Американской компании на Кадьяке и жившему бок о бок с Барановым. Подробно описав трудности, с которыми сталкивались русские в Америке, Давыдов дальше пишет: «Все сии труды, препятствия, горести, недостатки, неудачи не ослабили духа сего редкого человека, хотя, конечно, влили в нрав его некоторую мрачность. Баранов не весьма говорлив, сух, покуда хорошо познакомится; но объясняется всегда почти с жаром, а особливо о том, что его занимает. Он не лёгок на знакомство, но для друзей своих ничего не щадит. Любит угощать иностранцев всем, что имеет, и везде с удовольствием помогает бедным. Совершенное бескорыстие – не первая в нём добродетель... Твёрдость духа его и всегдашнее присутствие разума суть причиною, что дикие без любви к нему уважают его, и слава имени Баранова гремит между всеми варварскими народами, населяющими северо-западные берега Америки до пролива Жуан де Фука. Даже живущие в отдалённости приезжают иногда смотреть его и дивятся, что столь предприимчивые дела могут быть исполняемы человеком столь малого роста. Баранов ростом ниже среднего, белокур, плотен и имеет весьма значущие черты лица, не изглаженные ни трудами, ни летами, хотя ему уже 56-й год».

Скоро судьба приготовила суровому правителю Русской Америки ещё одно тяжёлое испытание.

В апреле 1802 г. Кусков отправился с партией эскимосов в 450 байдар и несколькими русскими на Ситху. По дороге зашли в Якутатскую крепость. Здесь до Кускова дошли первые глухие слухи о враждебных приготовлениях тлинкитов. Но непосредственной опасности не было, и Кусков продолжал свой путь.

У залива Акой, в 60 верстах от Якутата, где партия остановилась на отдых, индейцы встретили русских враждебно. Они избили нескольких эскимосов, а потом большой толпой, размахивая копьями, подступили к стану Кускова.

 


Окрестности Ново-Архангельска


Русские еле отбили нападение: место было совершенно открытое, лес здесь отступал от берега и темнел в стороне у самой подошвы огромных снежных гор. Как только тлинкиты отступили, Кусков велел переправиться на другой, лесистый берег залива. Там быстро построили завалы из деревьев. Индейцы убедились, что нападение не удалось, и скрылись в лесу. Партия вернулась обратно в Якутат; русские пополнили запасы пороха и пуль и двинулись снова к Ситхе.

15 июня подошли к Ледяному проливу. На островах они видели селения тлинкитов и их всюду поразило отсутствие взрослых воинов. В одном из селений старик-индеец сказал Кускову, что воины ушли на Ситху. Встревоженный Кусков поспешил туда же. 17 июня он отправил вперёд разведку, приказав плыть только ночью.

За день до появления разведчиков в Ситхинском заливе произошли страшные события.

18 июня, дождавшись ухода на промысел эскимосских байдар и большинства русских, сотни тлинкитов неслышно подкрались к Архангельской крепости: часть из них шла лесом, другие – на лодках вдоль берега. И вот первые отряды индейцев с воинственным кличем ворвались в крепость. Вооружённые ружьями, копьями, кинжалами, в толстых лосиных плащах, индейцы бросились на приступ. Их лица были разрисованы краской, в волосах, посыпанных орлиным пухом, торчали длинные перья. На некоторых были надеты большие деревянные маски, с которых смотрели в диком оскале морды медведей и волков, огромные круглые, налитые кровью глаза священных воронов, хищно разевали пасть дикие кабаны.

Толпы индейцев заполнили двор крепости. Двенадцать русских во главе с Медведниковым заперли в двухэтажном здании казармы. Индейцы беспрерывно стреляли из ружей, туча стрел висела в воздухе. Уже пылали крепостные постройки, едкий дым от пожарища стоял над заливом. G дикими криками тлинкиты носили по крепости поднятых на копья русских пушкарей, пытавшихся огнём из своих единорогов преградить путь индейцам. Теперь уже пушки палили по казарме.

В грохоте и дыме сражения защитники крепости неожиданно увидели среди нападающих европейцев. Они тоже яростно стреляли по русским и указывали индейцам, где сложены бобровые шкуры. Это были те самые американские матросы, которых Баранов определил на службу в крепость; чёрным предательством ответили они на радушие русских.

Но вот рухнули двери казармы, толпы тлинкитов ринулись туда. Мужественно и до конца бились русские, ни один не пытался спастись бегством. Уже пылала подожжённая с четырёх сторон казарма, чёрные клубы удушливого дыма наполнили её, но внутри ещё кипел бой. Скоро последние защитники крепости были подняты на копья.

На пригорке, недалеко от крепости, стоял Скаутлельт, ложный друг Баранова, и руководил резнёй.

Крепость ограбили и спалили дотла. Спаслись одиночки. Они и принесли Кускову горькую весть о побоище.

Кусков немедленно повернул обратно. Плыли только ночью. Индейцы по всему побережью волновались, нападали на промысловые партии, убивали русских. К Якутатской крепости подошли через несколько дней и убедились, что она цела. Потом оказалось, что приезд Кускова спас её; вокруг уже собирались тлинкитские отряды, и индейцы в знак войны посыпали себе голову орлиным пухом. После приезда Кускова дальние тлинкиты отправились по домам, а у окрестных племён русские взяли новых аманатов.

Баранов знал, что враждебность туземцев подогревалась иностранцами. Англичане, бостонцы (как тогда называли американцев), испанцы, французы приходили на своих кораблях в воды Русской Америки, торговали с туземцами, часто грабили их, сжигали поселения или законно вели промысел морских зверей в русских владениях.

Многие из иностранных мореходов, избегая прямой встречи с русскими, старались всячески навредить им исподтишка. Они спаивали индейских вождей, снабжали огнестрельным оружием, порохом и свинцом и подбивали на выступления против русских.

Нападение на Архангельскую крепость, как выяснись позже, было организовано пиратом Барбером. Он нарочно подослал к русским своих людей и договорился со Скаутлельтом. Барбер долго разбойничал в водах Нового Света и принёс ещё немало вреда русским поселениям.

Через два года, в 1804 г., к Ситхе вышел под начальством Баранова целый отряд русских парусников: «Екатерина», «Александр» и построенные за год до этого Кусковым в Якутате «Ермак» и «Ростислав», а также большой отряд союзных эскимосов и алеутов.

В Ледяном проливе суда попали в сплошной туман, покрывший каменистый берег и стеной стоящие льды. Опасность возросла в связи с тем, что с приливом усилилось течение в проливе. Оно увлекло суда в самую гущу пловучих льдов, понесло между опасными утёсами и скалами у берега. Ветер затих, паруса не служили, буксиры не могли противодействовать приливу, а большая глубина не позволяла стать на якорь – способов к спасению не было. Когда же начался отлив, то туда снова через те же опасности вместе с плавучими льдами повлекло обратно в море. Между стоячими громадами ледяных гор возникли страшные водовороты, в которых суда вертело и прижимало к льдинам. Нужно было проявить большую отвагу и сноровку, чтобы, отталкиваясь длинными шестами, не быть раздавленными.

Только через полсуток удалось, наконец, выбраться из пролива и стать на якорь в небольшой гавани. «Ермак» утерял шлюпку, «Ростислав» – румпель, погибла одна эскимосская байдара.

Через три дня Баранов опять попытался пройти тем же проливом, через который ни одно парусное судно до него не решалось пускаться.

При хорошей погоде и попутном ветре отряд Баранова благополучно прошёл Ледяной пролив и к вечеру был в широком и открытом проливе Хуцноу, разделяющем острова Чичагова и Хуцноу. Потом прошли пролив Чильхат и 8 сентября достигли бухты Крестовской. Здесь Баранова дожидалась красавица «Нева», участница первого русского кругосветного плавания, под командой Ю. Ф. Лисянского.

Индейцы засели в крепости из толстых лиственничных брёвен и вели огонь по прибывшим. Ими руководил главный тойон Ситхи Котлеян, племянник коварного Скаутлельта. Английские и американские мореходы, предательством помогшие индейцам овладеть два года назад Архангельской крепостью, теперь вдоволь снабдили воинов Котлеяна огнестрельным оружием и обнадёжили помощью.

Баранов предложил индейцам сдаться, выдать пленных и заключить мир, но те отказались. Тогда русские пошли на приступ. Бок о бок дрались матросы и офицеры с «Невы», русские промышленники и союзные алеуты. В этом бою Баранов был ранен. Индейцы не выдержали натиска и оставили крепость.

Баранов вскоре великодушно простил Котлеяна и подарил ему жезл с русским гербом, украшенный орлиными перьями.

На высокой неприступной скале, где раньше находилось селение индейцев, была заложена новая крепость, названная Ново-Архангельской. Ей суждено было вскоре стать столицей Русской Америки. Российский флаг снова гордо развевался над Ситхой.

За одну зиму возникла большая Ново-Архангельская крепость. Побывавший здесь следующей весной на пути из Кадьяка в Кантон Лисянский был изумлён «удивительными плодами неустанного трудолюбия Баранова.

На корабле «Нева» в Русскую Америку были доставлены книги, картины, чертежи, карты, атласы, несколько телескопов, статуи и даже электрическая машина. Вся передовая Россия участвовала в составлении этой коллекции. Известные писатели, поэты, скульпторы, художники, просвещённые вельможи считали своим долгом послать в новые земли плоды русского гения, познакомить далёкие окраины страны с достижениями русской культуры.

«Сии драгоценности, как памятники, хранить в пристойном месте, или музеуме, по поводу сему к вам уже писано, чтобы для постройки галереи для вмещения оных книг и протчего приготовили вы лес», – писало правление компании Баранову в 1803 г.

На Ситхе были созданы большая по тем временам библиотека в 1200 книг и интересный музей.

В современной Аляске сохранились следы битвы Баранова за Ситху в 1804 г.: часть индейской крепости, которую штурмовал Баранов, и старинные русские укрепления на Ситхе. А немного поодаль, среди кустарника, у подножья зелёной горы, простой деревянный крест за дощатой оградой указывает место братской могилы, где похоронены смелые русские люди, сложившие свои головы в этой знаменитой битве.

Даже такой тяжёлый удар, как уничтожение русской крепости на Ситхе, не заставил Баранова отказаться от дальнейших плаваний и открытий. Он решил получить сведения о землях дальше по американскому побережью, за Ситхой – о солнечной Калифорнии. Баранов хотел создать там базу для снабжения суровых пространств Русской Америки хлебом и другими продуктами. Кроме того, бобры отходили всё дальше вдоль побережья, и русские промысловые артели в погоне за ними уже дошли до границ Калифорнии.

В самый разгар подготовки к походу на Ситху, весной 1803 г. Баранов отправляет в Калифорнию 20 байдар под командой верного и смелого промышленника Швецова. Ему он предписал замечать все земли, к которым они будут приставать

Швецов совершил далёкий поход вдоль берегов Калифорнии. Они вздымались над морем высоким крутояром из песка и мелких камней. Далее к югу громадные серые скалы повисли над водой; за ними виднелись горные вершины, покрытые снегом. В таких местах море на несколько миль от берега было усеяно множеством мелких скал и островков. Ещё дальше на юг низкий берег и горы были покрыты густыми хвойными лесами.

За Швецовым следили с берега конные испанские патрули, но преградить ему дорогу не посмели. Славному мореходу принадлежит честь первому из русских с берегов Нового Света ступить на землю Калифорнии. Промышленники ловили бобров в бухте Сан Диего, образованной длинной песчаной косой и выдающимся в море высоким мысом под 32° 41' с. ш., и в бухте Сан Кентин на границе Новой и Старой Калифорнии.

Швецов вернулся на Кадьяк в марте 1804 г. Он привёз достоверные сведения о плодородных землях и благодатном климате тех мест.

Плавание Швецова утвердило Баранова в мысли необходимости тщательного сбора сведений и о дальнейшем продвижении русских заселений на юг.

1805 год ознаменовался важным событием. 23 мая на корабле «Мария» прибыл с Камчатки один из акционеров компании, умный и образованный вельможа, зять Шелихова Николай Резанов. В качестве русского послав Японию он проделал на корабле Крузенштерна первую половину его кругосветного плавания и теперь прибыл в Русскую Америку для обследования компанейских дел. Резанов привёз чин коллежского советника Баранову, Кусков был пожалован золотой медалью, Швецов и несколько других смелых мореходов – серебряными. Подвиги русских в водах Нового Света стали известны в России.

Резанов подробно ознакомился с жизнью компанейских заселений в Америке, с организацией промыслов, с эскимосскими и индейскими тойонами, принявшими российское подданство, вёл долгие беседы с Барановым в только что построенной Ново-Архангельской крепости.

О правителе Русской Америки он с восторгом сообщал в Санкт-Петербург: «Живём все мы очень тесно; но всех хуже живёт наш приобретатель сих мест, в какой-то дощёной юрте, наполненной сыростью до того, что всякий день плесень обтирают, и при здешних сильных дождях со всех сторон как решето текущей. Чудный человек! Он заботится только о спокойном помещении других, но об себе самом беспечен до того, что однажды нашёл я кровать его плавающей и спросил, не оторвало ли где ветром боковую от храмины его доску. «Нет, – спокойно отвечал он, – видно, натекло ко мне с площади», – и продолжал свои распоряжения. Я скажу вам, милостивые государи, что г. Баранов есть весьма оригинальное и притом счастливое произведение природы. Имя его громко по всему западному берегу, до самой Калифорнии. Бостонцы почитают его и уважают, а американские народы, боясь его, от самых дальних мест предлагают ему свою дружбу. Из Кайган знаменитый тойон Кау прислал сея весны на бостонском корабле своего сына, чтобы посмотреть Баранова и с ним познакомиться. Признаюсь вам, что с особенным вниманием штудирую я сего человека. Важныя от приобретений его последствия скоро дадут ему и в России лучшую цену, и я думаю, что верною его характеристикою угожу многим из соотечественников, которые не заражены чужеземием и любят видеть дела россиян в надлежащем виде их».

1805 г. был тяжёлым годом для русских поселений в Новом Свете. Погиб корабль с продовольствием, и в Ситхе наступил голод. Люди валились с ног от недоедания и цинги. Тлинкиты опять начали враждебные вылазки, совершали нападения на рыболовецкие промыслы, стреляли из ружей по байдаркам звероловов. Осенью индейцы напали на якутатскую крепость и убили там 12 русских во главе с начальником крепости, Степаном Ларионовым.

Баранов принял новые меры предосторожности, но походы русских не прекратились. В феврале 1806 г. Резанов плавал на «Юноне» в испанскую миссию Сан-Франциско и привёз в голодающую Ситху продукты.

Пока Резанов вёл переговоры с испанцами, Баранов послал в новый поход к берегам Калифорнии отважного промышленника Сысоя Слободчикова.

50 байдар ушло на юг. Слободчиков побывал в устье реки Колумбии, потом приплыл в Калифорнию, а оттуда двинулся на шхуне «Николай» к Сандвичевым (Гавайским) островам. Он благополучно достиг владений короля Камеамеа 1, давно уже прослышавшего от американских и английских мореходов о грозном правителе Русской Америки.

Слободчиков увидел вулканические вершины острова Овайги, рощи кокосовых пальм у берега, знойные долины, где среди полей сахарного тростника и кустов сладкого картофеля виднелись гигантские листья банановых деревьев и круглые плоды хлебного дерева. У берега жители устраивали бассейны, где под палящими лучами солнца испарялась морская вода и на дне образовывались белоснежные пласты соли.

С почётом принял Камеамеа первого русского с берегов Нового Света. Слободчиков зимовал на островах.

Перед отъездом Слободчиков заключил с королем торговое соглашение. Баранов получил возможность закупать на Гавайских островах плоды хлебного дерева, сандал, соль, мясо и жемчуг.

Баранов старел, годы брали своё. Всё труднее было совершать далёкие плавания по бурному Восточному океану на хрупких парусниках, всё труднее становилось переносить тяжёлую, полную трудов и опасностей жизнь в этом суровом крае. Но старый правитель ни на минуту не давал себе отдыха. Его умом продолжала владеть мысль перешагнуть границу плодородной Калифорнийской земли.

Баранова не смущало глупое бахвальство испанских колонизаторов, обосновавшихся к середине XVIII в. у залива Сан-Франциско и к югу от него, о том, что им, будто, принадлежит всё побережье Америки от мыса Горн до Берингова пролива. У них не хватало сил и желания исследовать земли даже вокруг своих миссий, а о продвижении в суровые северные просторы они и не помышляли, хотя и приписали некому Аниану честь открытия Берингова пролива и упорно называли его Анианским проливом.

Указывая на абсолютное незнание испанцами северо-западного побережья Северной Америки, В. М. Головнин приводит случай с испанским мореходом Франциско-Антонио Моррель, который, случайно попав в Чугацкий залив, решил, что он на Камчатке, и с часу на час ожидал нападения русских. Впоследствии русские буквально под боком у испанцев открыли новые плодородные долины и полноводные реки даже на побережье залива Сан-Франциско.

Баранов считал, что начинать следовало со сбора подробных, достоверных, несколько раз проверенных сведений о Калифорнии. И вот в 1808 г. в поход снова выступил Сысой Слободчиков. Он достиг границ Калифорнии, и в Тринидадском заливе, который обступили снежные громады Каскадных гор с двуглавой вершиной горы Шасты, под 41° с. ш. заложил доску с изображением двуглавого орла и гордой надписью: «Земля Российского владения».

В этом же году отважный Швецов совершил новый поход в Калифорнию. Он миновал устье реки Колумбии и пошёл дальше на юг, вдоль береговых гор, к мысу Мендосино, где открыл залив Бодего под 38° с. ш.

Горы, поросшие дубовыми и хвойными лесами, богатые пастбища, плодоносные земли, благодатный климат привлекли внимание русских к этим местам. Швецов оставил в заливе Бодего, милях в 60 к северу от входа в залив Сан-Франциско, медную доску со знаками российского владычества: даже сюда не смогли добраться энергичные только на словах испанские колонисты.

Швецов опять прошёл до Сан Диего. Он вернулся к Баранову с 1000 бобровых шкур и новыми сведениями о Калифорнии.

В 1803 г. предпринимает свой первый поход в Калифорнию Иван Кусков на судне «Кадьяк». С ним вместе должен был плыть и Тимофей Тараканов на судне «Николай».

Но Тараканов потерпел крушение у берегов Колумбии. О скитаниях горстки мужественных русских людей по прибрежным лесам, обо всех перенесённых ими страданиях и жертвах Тараканов подробно и красочно рассказал в своём судовом журнале. Журнал этот в 1810 г. Баранов показал побывавшему в Ситхе Головнину, который и поместил его в своём «Прибавлении» к переведённому с английского языка сочинению по истории известных кораблекрушений* [В. М. Головнин, Собр. соч., т. IV, СПБ 1864, стр. 406-429].

Кусков же благополучно достиг 28 декабря залива Бодего, который в честь просвещённого русского министра организатора многих русских научных экспедиций, был назван заливом Румянцева. Несколько месяцев Кусков изучал этот район Калифорнии и в августе 1809 г. вернулся на Ситху. Он сообщил Баранову, что лучшего места для постройки русской крепости не найти.

Через месяц Баранову донесли о готовящемся против него заговоре. Гарпунщик Наплавков, мечтавший о привольной жизни на одном из тропически островов Тихого океана, вместе с промышленником Поповым подбили несколько человек на бунт. Они собирались убить Баранова и Кускова, разорить и ограбить компанейские склады и, овладев каким-нибудь кораблём, уплыть в океан. В тот вечер, когда заговорщики собрались в казарме и подписями скрепили предательский сговор, Баранов сам предстал перед ними с пистолетами в руках. Заговорщики были схвачены.

Баранов твёрдо решил обосноваться в заливе Румянцева. Он ждал только согласия главного правления компании в Петербурге. До его получения Кусков успел побывать в заливе Румянцева ещё раз. Наконец разрешение было получено, и в ноябре 1811 г. Кусков вышел на судне «Чириков» в море. С ним отправилась 95 русских промышленников и отряд в 40 эскимосских байдарок.

До залива Румянцева отряд Кускова дошёл благополучно. Подходящее место для строительства крепости нашли в 18 верстах от залива, на высоком морском брегу, около небольшой речки, названной русскими Славянкой. Кругом шумели дремучие леса. Промышленники начали валить деревья, расчищать место для крепости

В июне 1812 г. была основана крепость Росс, по 38°33' с. ш. и 123°15' з. д. Строения её – дом правителя, казармы, склады – были обнесены высоким тыном.

13 пушек охраняли крепость. Кругом были разбиты огороды, пасся скот. Кусков стал правителем крепости. Он управлял ею бессменно около 9 лет. В заливе Румянцева Кусков построил из американского дуба два парусных судна – бригантину «Румянцев» и бриг «Булдаков».

Замечательная деятельность Ивана Александровича Кускова заслуживает того, чтобы сообщить здесь те немногие сведения, которые мы имеем об этом русском пионере Северной Калифорнии.

В рукописном отделе музея города Тотьма была сделана интереснейшая находка – выписки из «Биографии И. А. Кускова». Из них видно, что Кусков родился в 1765 г. в гор. Тотьме, а в 1787 г. отправился в Иркутск. Он имел «нрав весёлый, в обхождении с людьми был ласков, в исполнении верен». В 1790 г. он заключил договор с Барановым о выезде в Америку. Далее в этом жизнеописании имеются данные об уже известных нам подвигах Кускова в Новом Свете и о полученных им там наградах. Под 1812 г. приведены интересные сведения об его жене – Екатерине Прохоровне, верном и отважном спутнике его трудной жизни в Калифорнии. Она, «ознакомясь с языком диких американцев», была надёжным переводчиком и своеобразным посредником в переговорах с индейцами. В 1822 г. седой правитель Росса, – коммерции советник Кусков, обладатель золотой медали за подвиги в Новом Свете, возвратился на родину и через год умер. К рукописи «Биографии Кускова» приложен текст свидетельства «о благородном его поведении, высокой его честности и неуклонной ревности его на пользу общую», выданного 20 апреля 1822 г. и подписанного главным правителем русских колоний в Америке в те годы Муравьёвым.

Из залива Румянцева русские совершали далёкие экспедиции в глубь материка. Поселенцы Росса исследовали течение двух больших рек, впадающих с севера в залив Сан-Франциско, о чём и не помышляли жившие там нелюбопытные испанские монахи. Одна из этих рек брала начало в том же озере, что и река Славянка.

Русские, как всегда, по-хозяйски и основательно обживали новый край.

Испанцы предприняли несколько попыток вытеснить русских из Росса. Испанские офицеры даже грозили Кускову оружием, но получили спокойный и решительный отпор. Тогда губернатор Калифорнии решил окружить Росс испанскими католическими миссиями и тем воспрепятствовать дальнейшей деятельности русских поселенцев. Но и это ни к чему не привело.

В 1818 г. форт Росс посетил шлюп «Камчатка» под начальством Василия Головнина. Знаменитый мореплаватель виделся с Кусковым и получил от него много сведений о жизни русских поселенцев в Калифорнии. Головнин рассказывал, что к нему на шлюп приезжал вождь местных индейцев Валенила и просил принять его племя в русское подданство, чтобы люди Кускова защищали индейцев от притеснений и жестокостей испанцев. Валенила попросил у Головнина русский флаг и поднимал его на берегу каждый раз, когда в море показывалось какое-нибудь судно. Русские промышленники, – рассказывает Головнин, – безбоязненно уходили в окрестные леса на охоту за дикими козами, часто ночуя у друзей-индейцев, испанцы же никогда не рисковали появляться в селении индейцев без оружия.

В гавань Ново-Архангельска часто приходили теперь суда из Кронштадта, совершавшие кругосветное плавание. Здесь бросали якорь корабли Головнина, Коцебу, Лазарева и других русских мореходов. Флаги многочисленных народов можно было видеть в порту Ново-Архангельска. Из Океании в Русскую Америку везли плоды хлебного дерева, сандал, соль; из Бразилии – кофе; табак – из Вест-Индии; тропические плоды – с Филиппин; шёлк – из Китая; хлеб и мясо – из Калифорнии. Обратно корабли везли из российских владений бобровые и котиковые шкуры, моржовые клыки, китовый ус, древесину. Мечта Шелихова воплотилась в жизнь. Русские корабли во всех направлениях бороздили воды Тихого океана, люди Баранова вели торговлю в Кантоне и на Гаваях, в Малайе и Маниле, в Лиме и Сант-Яго.

Г Баранов открыл школы на Кадьяке и Ситхе, десятки черноволосых маленьких эскимосов, индейцев и креолов обучались там письму и счёту, а в «Высшей школе» на Кадьяке их обучали даже французскому языку. Библиотека Ново-Архангельска насчитывала много сотен книг, а музей повергал в изумление мореходов всех стран: Баранов, так много сил положивший на открытие и исследование этого дикого края, много потрудился и над тем, чтобы русские как следует обжили его.

Одним из последних дел Баранова была организация экспедиции по исследованию глубинных районов Аляски на северо-западе материка. Туда он послал Петра Корсаковского, опытного и отважного человека. Он должен был обследовать побережье от полуострова Аляски до устья великого Юкона, завести торговлю с внутренними племенами Аляски, основать редуты и одиночки.

Зимой 1818 г. экспедиция, прибыв в Кенайский залив, перешла на озеро Шелихова (Илямна) и потом рекой Квийчак достигла залива Бристоль. Дальше Корсаковский пошёл берегом. Русские пересекли места, где еще не ступала нога европейца. Дойдя до реки Нушагак, Корсаковский исследовал её нижнее течение. Здесь он оставил часть людей под командой Фёдора Колмакова, старого и верного соратника Баранова, будущего исследователя верховьев Кускоквима, и велел строить крепость, названную потом крепостью Александра. С оставшимися людьми Корсаковский отправился, дальше. Он достиг устья реки Тугияк, потом пролива Гагемейстера. Там ожидал его куттер «Константин» с различными вещами для экспедиции. Не давая отдыха отряду, Корсаковский двинулся дальше на север. Обойдя мыс Невенгам, он в лютую стужу достиг устья реки Кускоквим. Крайний пункт, которого достигла экспедиция отважного Корсаковского, был Юкон. Дальше уже нельзя было двигаться: кончились припасы. Местные индейцы рассказали Корсаковскому, что дальше по побережью он зимой не встретит ни одного человеческого жилья. Экспедиция повернула обратно.

В январе 1818 г., когда Баранову шел уже 73-й год, прибывший из Петербурга капитан Гагемейстер объявил ему, что имеет полномочия принять руководство делами компании в Америке. Злые языки уверяли, что старый правитель составил себе огромное состояние в Америке. Но при сдаче дел выяснилось, что оборот компании достиг не 4 800 000 рублей, как предполагали в Петербурге, а 7 000 000. На себя Баранов не истратил ни одной лишней копейки. 27 ноября 1818 г, Баранов взошёл на борт «Кутузова». Но он не успел достигнуть берегов России. 10 апреля в Зондском проливе Баранов скончался. Тело его было опущено в море.

А. С. Пушкин, с интересом следивший за жизнью Русской Америки, встретясь в 1821 г. в Кишинёве с Павлом Пестелем и узнав от него о смерти Баранова, записал в своём дневнике: «Баранов умер. Жаль честного гражданина, умного человека». Вместе с великим поэтом вся передовая Россия склонила голову перед прахом выдающегося русского деятеля.

Баранов не оставил после себя никакого литературного наследства. Это был открыватель и исследователь-практик, сделавший тем не менее огромный вклад в изучение и освоение северо-западного побережья Северной Америки. Много интереснейших сведений географического и этнографического характера содержат бумаги Баранова: путевые журналы его плаваний, донесения, записки, письма. Но лишь немногие из них пока дошли до нас и отысканы в последние годы. Жизнь и деятельность героев Нового Света ещё ждёт своего историка и исследователя.

Двадцать восемь лет отдал Баранов новому краю. И тысячи миль раздвинул он границы русских владений открыл, исследовал и присоединил к России богатейшие области и в тяжёлой борьбе отстоял право на них своего отечества.

Крупное значение деятельности Баранова для развития русской и мировой географической науки неоспоримо. Она начинает главу героической истории русских географических исследований в Америке.

 


Источник: Адамов А. Г. Александр Баранов и его соратники / А. Адамов // Первые русские исследователи Аляски : [очерки] : пособие для учителей сред. шк. / А.Г. Адамов. – М., 1950. – С. 13-44.