|
Все путешествия и исследования русских в Северной Америке, начиная
от первых походов промышленников Баранова и кончая учёными
экспедициями Коцебу, Литке и другими, отправляемыми из Петербурга,
были так или иначе связаны с экономическими, а отчасти и
политическими интересами Российско-Американской компании.
Главным богатством, которое интересовало Российско-Американскую
компанию, был морской промысел: морские бобры, котики, моржи. Для
разведки новых лежбищ ценного зверя пускались в далёкие и отважные
плавания русские мореходы и промышленники. Чтобы промысел был богаче
и легче, они собирали сведения о природных условиях побережья и о
его населении. В зависимости от способностей, рвения и
образованности этих людей, собранные ими сведения были более или
менее толковые, полные и красочные Исследованием побережья Северной
Америки занимались многочисленные русские кругосветные экспедиции, в
снаряжении которых активное участие принимала Российско-Американская
компания.
Но со второй четверти XIX в. морской промысел у северо-западного
побережья Северной Америки стал сокращаться. Основная масса морского
зверя была перебита, а часть его ушла из тех мест.
Российско-Американская компания, серьёзно обеспокоенная сокращением
своих доходов, стала искать новые источники обогащения.
К тому времени у деятелей компании в Русской Америке стало
накопляться всё больше сведений о внутренних районах Аляски. Шли
слухи о богатом промысле пушного зверя индейскими племенами, об их
торговле с прибрежными эскимосами, о переброске последними
аляскинской пушнины на азиатское побережье, в Сибирь. Сведения эти
были из третьих рук, неполные и недостоверные. Одно было ясно:
пушной промысел племён внутренней Аляски очень богат, и компании
нельзя было им пренебрегать. Для этого проще всего было на реках, по
которым шёл основной поток пушнины, организовать редуты и одиночки,
где служащие компании могли бы приобретать её в обмен на европейские
безделушки (бисер, корольки), табак и грошовую мануфактуру.
Но для организации таких торговых пунктов следовало собрать
подробные сведения о географии внутренних районов Аляски, выяснить,
какого зверя промышляют индейцы на Аляске, по каким рекам идет
торговля, какие племена там живут, каковы хозяйственные нужды и
вкусы туземцев, и многое другое. Поэтому с конца первой четверти XIX
в. компания организует целую серию экспедиций в глубинные районы
Аляски, главным образом по руслам больших рек.
Крупнейшие из этих экспедиций исследовали и положили на карту
обширные территории Аляски, собрали большой этнографический материал
об индейских и эскимосских племенах. Походы эти осуществлялись в
тяжёлых условиях полярных районов. В лютый мороз, по заснеженной
тундре и торосистому льду замёрзших рек, в снежные бури и метели
продвигались вперёд смелые исследователи. Они вели астрономические
наблюдения, описывали местность вокруг, изучали окрестные племена.
Самой крупной из этих экспедиций, сделавшей очень серьёзный вклад в
географию и этнографию Аляски, была экспедиция лейтенанта Лаврентия
Алексеевича Загоскина, в 1842-1844 гг. Больше полутора лет скитался
он по Юкону, Кускоквиму и их притокам, прошёл с горсткой людей
пешком и на кожаных байдарах около 5000 километров, собрал ценнейшие
географические и этнографические сведения и целый ряд коллекций. Это
было выдающееся по своему героизму и высокой научной ценности
путешествие. Но Лаврентий Загоскин был не первым из русских,
побывавших на берегах Юкона и Кускоквима.
На Юкон первым из русских пришёл ещё в 1780 г. Иван Кобелев. А
берега Кускоквима лет за пятьдесят до Загоскина первым посетил
Алексей Иванов, вожак артели промышленников купца
Лебедева-Ласточкина, одного из самых упорных и предприимчивых
конкурентов Шелихова в Новом Свете.
В начале 90-х годов XVIII в. Иванов выступил со своими людьми с
берегов озера Илямна (Шелихова) на север и, пробыв в пути около
месяца, прошёл, по его подсчётам, свыше пятисот километров. По пути
он видел много рек и озёр, преодолевал горные хребты, продирался
сквозь лесные заросли. Иванов встретил около десяти разноязычных
индейских племён, побывал во многих селениях и наконец вышел к
берегам огромной реки, которую называл Тунте. Здесь было расположено
множество туземных поселений. Река эта была, по-видимому, Кускоквим.
Затем следует уже известный нам поход Петра Корсаковского, смелого
барановца, принесшего много новых сведений об этом суровом и почти
неизвестном крае.
В 1829 г. была снаряжена первая крупная экспедиция под начальством
прапорщика Васильева для топографической съёмки и всестороннего
изучения части страны между Александровским редутом, в устье реки
Нушагак, и заливом Нортон. Экспедиция продолжалась около двух лет в
очень тяжёлых условиях, среди враждебных индейских племён. За это
время были сделаны описи реки и озера Нушагак и больших территорий,
прилегающих к ним. Васильеву удалось пробиться на Кускоквим и
составить опись нижнего течения реки.
В 1832 г. отважный промышленник Фёдор Колманов составил опись реки
Кускоквим на сто с лишним миль дальше того места, где остановился
Васильев. Колмаков исследовал ряд притоков Кускоквима и проник
далеко вглубь Аляски. Его дело продолжал потом сын – Пётр Колмаков,
унаследовавший от отца его смелость, выносливость и пытливость.
В эти же годы Иван Лукин, бывший у Васильева толмачом, разведывал
многочисленные притоки Кускоквима.
В 1835-1836 гг. Андрей Глазунов прошёл долину Юкона от места
впадения в него реки Анвиг до самого устья. После этого Глазунов
побывал в районе Кускоквима.
Каждое из этих путешествий требовало огромного напряжения сил,
беззаветной отваги, выносливости и неутомимой жажды новых открытий.
Жестокий голод, лютые стужи и метели, непроходимые лесные чаши,
высокие горные кряжи и воинственные племена индейцев не могли
остановить и заставить повернуть обратно русских путешественников.
Преодолевая неимоверные трудности, они упорно продвигались вперёд.
Их трудам и подвигам во многом обязан Лаврентий Загоскин своим
успехом.
* * *
Лаврентий Алексеевич Загоскин родился в 1807 г. в Пензенской
губернии. Образование получил в Морском кадетском корпусе; службу
начал в Петербурге и Кронштадте. В 1826 г. он совершил первое
дальнее плавание на фрегате «Проворный» в Любек и Англию. По
возвращении он был произведён в мичманы с назначением в Астраханский
порт. Пять лет плавал Загоскин на кораблях Каспийской флотилии. В
1828 г. он участвовал в персидской войне. Вскоре после этого он был
назначен адъютантом командира Астраханского порта и был произведён в
лейтенанты. С 1833 г. он командовал судами на Каспии, а затем служил
на Балтике.
С 1838 г. начинается новая полоса в жизни Загоскина. В этом году он
поступает на службу в Российско-Американскую компанию и отправляется
на Аляску. Лишь на следующий год он добирается до Охотска, принимает
команду над бригом «Охотск» и ведёт его в Ново-Архангельск.
Около двух лет плавал Загоскин в водах Русской Америки, командовал
бригом «Байкал» и кораблём «Елена».
Карта путешествий Загоскина
В 1842 г. Загоскин начинает своё замечательное путешествие, имевшее
выдающееся значение в истории знакомства русских с внутренними
территориями Аляски.
* * *
10 июля 1842 г. Загоскин и его спутники были доставлены из
Ново-Архангельска на бриге «Охотск» к заливу Нортон, на западном
побережье Аляски, в редут Св. Михаила. Начались энергичные
приготовления к походу.
Загоскин решил в начале зимы на собаках пройти на средний Юкон,
чтобы там начать свои исследования. Оставшееся до выступления в
поход время Загоскин посвятил подробному ознакомлению с жизнью
редута Св. Михаила и с окружающим районом.
1 августа он отправился на байдаре вдоль берега залива Нортон к
северу, до устья реки Уналаклик. Он составил подробную опись берега
и заранее исследовал путь, по которому экспедиция должна была
следовать зимой. Через две недели Загоскин вернулся в редут.
Много времени и сил ушло на приготовления к походу: строили нарты,
изготовляли одежду и лыжи, покупали собак. «...Рассудя, что успех
экспедиции наиболее зависит от примера начальника, – пишет Загоскин,
– я отстранил от себя всякое преимущество и удобство».
4 декабря 1842 г. экспедиция на пяти нартах выступила из редута Св.
Михаила. Собак было мало, и людям пришлось идти рядом с нартами,
помогая животным тащить тяжёлую поклажу. Впереди тоже шёл человек,
ведя за собой собак первой упряжки.
Экспедиция продвигалась медленно, люди только входили в темп похода,
привыкали к новой одежде, обуви, к непривычной ходьбе на лыжах.
Сильный мороз давал себя знать даже во время движения.
Первую ночь провели в полуразрушенной, заваленной снегом хижине.
Спали плохо, ворочались с боку на бок, лютая стужа пробиралась под
спальную парку и длинную оленью рубаху. Верхняя часть её, намокнув
от дыханья и отвердев на морозе, совсем переставала греть. Собаки
всю ночь дрались за тёплые места около людей.
Наутро встали продрогшие и не выспавшиеся. Мороз крепчал, на
походном градуснике Загоскина замёрзла ртуть. Костёр в такую стужу
совсем не горел: пламя едва заметными голубыми язычками слабо лизало
замерзшие сучья. Быстро напились чаю и отправились дальше.
Путь лежал к устью реки Уналаклик. по берегу залива Нортон. На пути,
в селении Кикхтагук, русские были встречены радушно. Здесь они
наблюдали эскимосский праздник «потопления пузырей в море».
На фасаде большой общественной хижины – кажима – на ремне из
моржовой кожи были развешаны сотни пузырей животных, убитых только
стрелами. Пузыри эти были раскрашены в фантастические цвета. Здесь
же висели вырезанные из дерева фигурки зверей и птиц. При помощи
ниток эти фигурки искусно приводились в движение. Туземцы долго
плясали перед ними в праздничных одеждах, а потом окуривали их
пучком зажжённой лучины.
После пляски пузыри сняли и понесли к специально приготовленным
прорубям. Здесь к пузырям привязали камни и бросили их в воду, а
потом прислушивались и смотрели, как те пошли ко дну. По пузырькам и
кругам в воде эскимосы гадали об успехе улова морских зверей на
следующее лето.
Путь до реки Уналаклик экспедиция совершила в четыре дня, проведя
ночи, как и первую, под открытым небом. Двигаться приходилось по
глубокому снегу, люди и собаки выбивались из сил. В одном из селений
пришлось нанять специальных «топтальщиков», они шли впереди и
протаптывали в снегу узкую дорожку для нарт.
Вскоре дорога стала ещё хуже, приходилось прорубаться сквозь
кустарник или, отпрягая собак, переносить нарты на руках через
ледяные торосы.
9 декабря с утра пошел густой снег, он слепил глаза, забивал нос,
рот, уши. Двигаться пришлось согнувшись, прикрывая лицо рукавом
парки. Ветер неистово рвал одежду, сбивал с ног.
У высокой ледяной глыбы решили остановиться на привал. Только успели
укрыться с подветренной стороны и обернуть ноги паркой, как
поднялась пурга, донесло сверху, сбоку, снизу, закрутило, и в десять
минут нарты, собаки, люди превратились в снежные комья. Для доступа
воздуха приходилось проделывать в снегу палкой отверстие. От дыхания
над головой образовалось нечто вроде ледяного свода. Так сидели
около пяти часов, окликая друг друга, чтобы кто-нибудь не заснул.
Наконец пурга кончилась, и все с трудом вылезли из своих снежных
нор. Скоро снова тронулись в путь. Снег замёрз так, что царапал
полозья нарт, как стекло.
Через три дня достигли селения в устье реки Уналаклик и остановились
на отдых. Дальше путь лежал вверх по течению реки, через горы, к
Юкону. В селении Уналаклик экспедиции пришлось задержаться: глубокий
и рыхлый снег не давал двигаться вперёд, от наступившего потепления
на реке образовались полыньи. Только через несколько дней снег
слежался, и река затянулась льдом. Тридцатого декабря снова
выступили в путь.
По левому берегу реки сначала тянулся кустарник, перешедший потом в
густой еловый лес. Вдоль правого берега возвышался горный хребет,
который обрывался у самой воды ярами в 60-100 метров высоты.
Через несколько миль лес кончился, и потянулась занесённая снегом
тундра.
Люди втянулись в походную жизнь: прошли кровавые мозоли от лыж,
путешественники научились умело распределять груз на нартах,
экономно расходовать силы. Каждый твёрдо знал свои обязанности на
походе и привале.
Когда экспедиция останавливалась на ночлег, все; привязав собак к
воткнутым в снег палкам, расходились на работу. Обязанностью одного
из путешественников было разводить костёр, у него для этого
хранились необходимые принадлежности; двое других разгребали, снег
для ночлега и костра. Остальные отправлялись в лес рубить дрова и
ветви для подстилок.
Разведя костёр, кипятили чай и им утоляли мучившую весь день жажду.
После этого все до одного отправлялись в лес для заготовки дров на
ночь. С пяти часов уже ставили часовых – у нарт и у костра, причём
через каждые полтора часа они должны были меняться местами. В семь
часов кормили собак.
Зимнее путешествие по Юкону.
Между тем поспевала на костре каша, и снова закипал набитый снегом
чайник. Поужинав, каждый готовил себе место для сна. Потом влезали в
спальные парки и укладывались спать.
10 января 1843 г. экспедиция вышла на широкие ледяные просторы Юкона
к селению Хоголтлинде. Женщины и дети с гомоном и криком высыпали из
зимников – небольших бревенчатых срубов с двускатной крышей –
навстречу прибывшим. Мужчины не показывались. Они оставались в
кажиме, где устроили себе баню. Загоскин с толмачом отправился к
ним.
Войдя в кажим, он чуть не задохнулся от сильной духоты и жары,
царившей там, ибо с тридцатиградусного мороза попал, как потом
оказалось, в сорокаградусную жару.
Загоскин велел очистить часть кажима для себя и своих спутников и
открыть верхний люк. В кажиме скоро стало светло и прохладно.
Два дня отдыхали путешественники в Хоголтлинде после тяжёлого
перехода с берегов залива Нортон.
В этот переход, между прочим, Загоскин убедился в неудобстве
построенных им в редуте Св. Михаила нарт. Тяжёлые и громоздкие,
удобные для сидения и езды по открытым и ровным местам, они были
здесь совсем непригодны. В этой гористой, покрытой лесом стране
туземцы употребляли нарты лёгкие, которые неглубоко врезались в снег
и выгибались на подъёмах.
Плох был для этой местности и камчатский способ запряжки собак
(парами, одна за другой), потому что передние собаки в извилинах
пути между деревьями или совсем не тянули, или тянули в другую
сторону.
Загоскин всё это решил исправить на большой стоянке в Нулато,
русском редуте на Юконе, в двух днях пути вверх по течению.
В Хоголтлинде Загоскин узнал, что Юкон здесь третий раз изменил своё
название. У прибрежных племён он назывался Квихпак, у племён по
среднему течению – Юкхана, а здесь – Юн-a. Все три названия
одинаково означали «Большая река». Загоскин отмечает, что жители
селений по Юкону в отличие от эскимосов побережья принадлежат к
различным индейским племенам атабасков.
13 января экспедиция выступила из Хоголтлинде вверх ор Юкону.
Огромная, в милю шириной, сверкающая на солнце ледяная дорога
уходила на северо-восток между стиснувшими её тёмно-зелёными
лесистыми берегами. То там, то здесь тёмными пятнами выделялись на
ледяной глади Юкона покрытые лесом острова.
Два дня брёл отряд по неровному торосистому льду реки. Наконец на
третий все увидели на правом берегу две большие избы, занесённые
снегом. В безветренном небе над ними маячили неподвижные столбы
дыма.
Не сговариваясь, путники почти одновременно выстрелили в воздух из
ружей. Было видно, как из хат выбежали люди; они махали руками, и до
Загоскина донеслись приглушённые расстоянием радостные крики.
Как родных и близких приняли жители редута Загоскина и его
товарищей. После первых объятий и приветствий, рассказов о пути и
здоровье прибывших закидали вопросами о жизни в Ново-Архангельске, о
вестях из России.
До поздней ночи засиделись люди в большой горнице, где обычно жили
служащие редута. На стенах висели длинные полки с посудой и
различной утварью, в углу жарко топилась печь.
Загоскин ушёл в комнату управляющего редутом, чтобы записать в
дневник температуру и все наблюдения за день. Здесь были сложены
груды товара, предназначенные для обмена, лежали приходные и
расходные книги, книга записей посещения редута и другие бумаги. В
общую горницу выходило маленькое оконце, через которое управляющий
торговал с приезжими индейцами. Из общей горницы дверь вела в сени.
Рядом был вход в кладовую, где хранилась вся выменянная за год
пушнина. Для освещения и прохода воздуха в стенах кладовой под
потолком были прорублены узкие и длинные щели, задвигаемые изнутри
ставнями.
В последний переход к Нулато двое спутников Загоскина отморозили
себе ноги, и их пришлось оставить в редуте. Таким образом, состав
экспедиции сильно сократился. А перед ней стояла важная и трудная
задача.
Компания имела сведения, что очень много пушнины проходит мимо
Нулатовского редута. Туземцы-торговцы везли её по притоку Юкона –
реке Юннака, впадавшей в него немного выше русского редута. Верховье
этой реки близко подходит к верховью другой, впадающей в залив
Коцебу. Там торговцев встречали прибрежные эскимосы, которые
покупали привезённую пушнину и перепродавали её чукчам и корякам в
Сибирь.
Этот торговый путь и предстояло исследовать экспедиции Загоскина,
чтобы в будущем можно было основать на нём торговый редут и
перехватить поток пушнины.
Месячное пребывание в Нулато было использовано для сооружения новых
нарт туземного типа, отбора собак и комплектования отряда
экспедиции. Поправился один из заболевших, и, кроме того,
управляющий редутом отпустил с Загоскиным двух своих промышленников.
25 февраля экспедиция выступила из Нулато. Больше задерживаться
нельзя было, так как поход на Юннака следовало закончить зимой, до
начала таяния снегов и ледохода.
Впереди шли Загоскин и проводник, за ними следовали гуськом нарты.
Люди, помогая собакам, тянули лямки нарт.
Потеплело. Снег разрыхлился, и все скоро выбились из сил, толкая
глубоко осевшие в снег нарты. Собаки при каждом усилии падали грудью
на снег. Пришлось остановиться на привал задолго до захода солнца.
На следующий день к полудню, пройдя узким проливом между двумя
большими лесистыми островами, отряд подошёл к устью реки Юннака и
остановился на отдых в селении Токхакат. Оно, как большинство
индейских зимников на Юконе, состояло из 3-4 бревенчатых хижин и
кажима.
Индейцы встретили русских радушно. Вечером ради гостей была устроена
«игрушка»; хозяева пели, плясали, а потом принесли гостям подарки –
каждый, что мог: сушёную рыбу, шкурку выдры или бобра, копьё,
стрелу.
Загоскин беседовал со стариками, потчевал их листьями табака и чаем
и расспрашивал, какая торговля идёт по реке, где встречаются
туземные торговцы с индейцами для покупки у них пушнины и куда её
везут по Юннака.
Он узнал, что выше по этой реке есть селение Нокхакат, там и
происходит туземная «расторжка» – обмен товарами.
Туземцы разошлись поздно, унося с собой подарки русских: табак,
бисер, полотняные рубашки, ножи. Долго ещё после их ухода, когда все
в кажиме заснули, сидел Загоскин на груде шкур и при слабом свете
фитиля записывал в дневник всё виденное за последнее время и всё,
что узнал от туземцев.
Рано утром экспедиция вышла в путь. Миль семь прошли к северу узким
протоком по утоптанному следу, потом, поднявшись на лесистый
невысокий берег, прошли напрямик сквозь чащу ольховника и вскоре
вышли на левый низкий берег главного русла Юннака, прямо напротив
селения Нокхакат. Оно расположилось на противоположном высоком и
лесистом берегу.
Вечером в Нокхакате после обычных танцев и песен индейцы наперебой
начали отговаривать Загоскина идти дальше по Юннака. Они говорили о
голоде в верховьях реки, о свирепствовавшей там оспе, о том, что
племена верховья настроены к русским враждебно. Но Загоскин был
непреклонен.
На следующее утро отряд снова двинулся в путь. Туманная, белёсая
мгла застилала окрестности, и всё кругом теряло свои очертания;
высокий правый берег, поросший лесом, казался очень далёким, а
левый, низкий и пустынный, исчез совсем. Заснежённое русло реки
казалось ровным и мягким, как пух, но резкий стук саней да боль в
ногах от бесконечных ударов о ледяные выступы разрушали эту иллюзию.
Ветер крепчал, и мелкая снежная крупа била в лицо, слепила глаза.
Пришлось подняться на берег и расположиться в лесу на привал. Среди
деревьев натянули большой брезент и сели с подветренной стороны,
плотно прижавшись друг к другу.
Под защитой брезента удалось развести костёр. Так сидели, пока
метель не утихла.
Через несколько дней Загоскин сделал себе в дневник следующую
запись: «Для зимних пешеходных переходов следует брать,
преимущественно перед палаткой, сажени полторы ширины и соразмерной
с числом команды длины брезент. Палатка, как бы ни была мала,
сравнительно тяжелее... и, лишая возможности сидеть у огня, не столь
удобна; само собою разумеется, что в пургу брезент, да и палатка –
не спасенье; но в лесистых местах самый лес защищает от непогоды, а
на открытой тундре нужда научает и в снегу счастливо отсиживаться».
Несколько дней двигалась экспедиция вдоль русла реки Юннака то по
льду, то по протоптанным на берегу тропам. Миновали уже несколько
индейских зимников и нигде не видели враждебности, а, наоборот,
обрадованные приходом русских, индейцы несли в подарок съестные
припасы и всячески старались услужить гостям.
Загоскин давно уже понял хитрость индейцев-торговцев с Юкона.
Обманывая его, они просто боялись, что за русской экспедицией придут
компанейские промышленники и возьмут в свои руки торговлю по Юннака.
4 марта экспедиция, пройдя вдоль русла реки свыше 100 км, достигла
селения Хотылькакат. Река уходила дальше на север, а торговый путь
сворачивал от этого селения на запад по притоку Юннака.
Загоскин подробно расспросил индейцев, как они связываются с
жителями побережья залива Коцебу, Они ему рассказали, что не доходят
до залива, а встречаются с тамошними жителями на реке Коцохотана.
Как ни уговаривал Загоскин туземцев проводить его туда, они
отказывались. Один из стариков сказал ему: «Снега глубоки и рыхлы,
настала пора оленьей охоты. Семьи наши и мы все умрём от голода,
если не будем участвовать в охоте. Приходите на будущий год осенью,
и мы все будем вашими проводниками. Вас мало иналейг-мюты убьют вас
за то, что вы, говорят, убили у них главного вождя».
Загоскин был уверен, что русские промышленники не убивали вождя. Это
могли сделать англичане – агенты Гудзоновской меховой компании,
колонии которой вплотную примыкали к Русской Америке. В погоне за
ценной пушниной гудзоновские меховщики порой проникали далеко в
пределы русских владений и, как могли, вредили там русским.
Провокационное убийство вождя как раз и могло явиться делом их рук,
ибо это настраивало воинственных туземцев против русских.
Однако не гак просто было отговорить Загоскина от того, что он
задумал. И через три дня шестеро смельчаков пустились в путь.
Шли на запад. Дорогу раза три пересекли изгибы притока Юннака. Снег
в тундре стал рыхлым, идти было очень тяжело. А через пару дней
солнце стало пригревать ещё сильнее, и снег превратился в кашу.
Трудность движения в такую погоду может понять только
путешественник. Ему должны быть знакомы и незатухающая боль в ногах,
и расслабленность всего тела, и радужный туман в залитых потом
глазах, и обмороки от изнеможения, и ничем неутолимая жажда. Пудовой
тяжестью навалился на лыжи мокрый, липкий снег.
Но Загоскин упрямо вёл своих людей на запад. В один из этих горячих,
напряжённых дней, произошёл на первый взгляд незначительный случай,
тем не менее чуть не прекративший деятельность экспедиции. Вот как
описывает его Загоскин в своём дневнике: «При остановках на ночлеги
не приходилось мне оставаться праздным: моё дело было разгребать
снег, рубить и устилать хвою. Вчера ввечеру, остановись под
ветвистой елью, следовало срубить один сук, который нам мешал.
Ударив по дереву топором, чтобы отряхнуть снег, я почувствовал, что
засорил глаз. В ночь глаз заплыл опухолью. Делать было нечего, пошли
с утра дальше, но, пройдя около полуторы мили, я совершенно
измучился от нестерпимой рези. Возобновлённые операции нянюшкиных
вылизываний не помогали. Наконец тунгусу пришло в голову попробовать
достать соринку концом ремня, и опыт увенчался успехом». Только
наследующий день к вечеру Загоскин окончательно понравился. '
На третий день, взобравшись на высокую сопку, путешественники
убедились, что индейцы из Хотылькакат не обманули их, указывая путь
к заливу Коцебу. Сквозь сплошное тёмное море хвойных лесов вела на
северо-запад белоснежная полоска реки Коцохотана.
Экспедиция повернула обратно. Следовало спешить, чтобы до таяния
снегов и начала ледохода спуститься на санях по льду Юннака и Юкона
в Нулато. Кроме того, начали приходить к концу съестные припасы, а
на пути не попалось ни одного селения.
К Хотылькакат по знакомой и протоптанной дороге пришли за два дня.
Там их ожидала радушная встреча. «Представя в полное наше
распоряжение нежилой кажим, – вспоминает Загоскин, – обрадованные
туземцы таскали дрова, разводили огонь, помогали разгружать нарты и,
когда мы несколько поубрались, все от мала до велика вернулись с
подарками».
Как ни хотелось хоть немного отдохнуть после тяжёлого пути, Загоскин
велел готовиться к выходу наследующий день. Он очень спешил и с
тревогой посматривал на походный термометр в железном футляре. Ещё
вчера он показывал 4° мороза, а сегодня весь день стоял на нуле. В
безоблачном голубом небе нестерпимо сияло солнце, и под его лучами
исчезал снежный путь, грозя отрезать экспедицию от её базы в Нулато.
И вот опять бредёт по снежной, залитой солнцем тундре шестёрка
людей. На глазах у каждого надеты тёмные очки из чёрного волосяного
сита. Но они не спасают от ослепительного блеска снежных просторов.
То один, то другой из путешественников останавливается, снимает очки
и долго трёт слезящиеся, распухшие глаза. Спешат так, что привалов
днём почти не делают; люди впряглись в парты вместе с собаками,
громкими криками подгоняют и себя, и животных.
Термометр уже показывал + 4°. Снег превратился в сплошное месиво.
Тяжёлыми ноздреватыми слоями лежал он в тундре и в перелесках на
берегу реки. Звери оставляли чёткие и глубокие следы; в одном месте
снег был испещрён скачками многочисленных зайцев, в другом – лёгкими
отпечатками следов соболя и лисиц; ясно был виден тяжёлый шаг
россомахи и широкая лента, оставляемая выдрой в перелесках,
окаймляющих озёра. В одном месте широкой полосой пересекали тундру
размашистые скачки оленя и лёгкая поступь гнавшихся за ним волков.
Скоро экспедиция вышла к Юкону. Гигантская река спокойно лежала в
лесистых берегах, а еловые острова на её ледяной глади издали
казались тёмными кочками.
Через два дня достигли Нулато.
В редуте отряд Загоскина провёл два с половиной месяца. Строили
байдары для летнего похода по Юкону: предстояло исследовать верховье
реки. Все отдыхали после трудного похода по Юннака.
Только Загоскин казался неутомимым. Целыми днями он скитался по
окрестностям редута, исследовал речку Нулато, впадавшую в Юкон,
собирал коллекции птиц, а когда сошёл снег, – то растений и
насекомых!
Тщательно вёл Загоскин метеорологические и астрономические
наблюдения, подробно знакомился с торговыми делами редута. По
вечерам он делал записи в дневнике и составлял очерк по географии,
климатологии и экономике редута Нулато и его окрестностей. Он так и
назвал свой труд: «Общий очерк состояния заселения в Нулато;
материалы по топографии и климатологии этого края».
В ночь на 1 мая стала прибывать вода на Юконе. С пушечным грохотом
трескался ледяной покров, глубокие извилистые трещины избороздили
замёрзшую поверхность реки. А через неделю начался ледоход.
Огромные глыбы льда медленно плыли по течению, изредка задевая друг
друга своими сверкающими на солнце краями. В местах затора у
какого-нибудь острова или у поваленной ветром с берега гигантской
сосны льдины с рёвом и скрежетом наползали друг на друга; нижние, не
выдержав навалившихся на них масс, трескались и распадались,
всплывая по краям затора мелкими белыми осколками.
Плавание по Юкону.
Люди подолгу наблюдали величественное зрелище ледохода на Юконе.
Загоскин красочно и точно описывает наступление весны в тех краях:
«Вечером 14 мая открылось свободное сообщение с противным берегом на
туземных берестяных лодочках. Вода, нагоняемая льдами, пала, и 17-го
начала прибывать постепенно так называемая «коренная»; с нею понесло
лес и хлам – богатство жителей безлесного приморья. Вечером 11 мая
огласили весну лягушки, и с тем вместе лежавшие до того глубокие
снега в лесах исчезли, как по волшебству. 26 апреля на прогалинах и
солнцепёке показалась зелень; первое мая мы встречали щами из
крапивы; к 7-му вырезались листочки на тальнике; 9-го развернулись
почки ольховника; 14-го распустилась берёзка; с 15-го я начал
собирать некоторые растения в цвете; насекомых с 18-го»33.
4 июня с шестью промышленниками и толмачом Загоскин отправился на
байдарах для исследования верховья Юкона.
Шли против течения то на вёслах, то бечевой, держась ближе к берегу,
где течение было слабее. Последнее обстоятельство значительно
удлиняло путь, так как приходилось следовать всем извилинам берега.
Летом бичом для людей на Юконе становились комары и мошкара (гнус).
Целые тучи их всё время висели над байдарами; они забирались под
платье, жужжали, запутавшись в волосах, слепили глаза.
Путешественники попробовали сделать сетки из оставшихся лоскутьев
волосяного сита, но под ними становилось нестерпимо душно и жарко.
Только вечерами у костра было спокойнее, но искусанное, зудящее тело
долго не давало людям заснуть.
У устья Юннака Юкон протекал довольно прямым плёсом. Он имел здесь
больше мили ширины, но ее скрадывали длинные и узкие лесистые
острова. Далее, от устья реки Юннака до высокого утёса Хомынчихстен,
Юкон протекал по гладкой равнине, усеянной озёрами. Лишь вдоль
самого берега узкой полосой тянулся лес. Милях в десяти справа видны
были вершины горного хребта.
Стремительное течение очень затрудняло плавание. Байдары то
отбрасывало от берега, то, крутя, сносило назад. Всё чаще их
приходилось вести бечевой.
Однажды, когда отряд, вытащив байдары на берег, расположился на
отдых, внезапно налетел жестокий шквал с дождём и громом. Палатку
сорвало. Все бросились спасать лодки и продукты. За стеной воды
ничего нельзя было увидеть. Ползком по скользкому размытому берегу
еле добрались до байдар.
Часа два бушевала гроза. Потом небо прояснилось, снова засветило
солнце.
Около утёса Хомынчихтен расположилось селение Тлялилькакат, где
Загоскин собрал много нужных сведений.
Вечером в кажиме, вдоволь напившись душистого кяхтинского чая и
получив по нескольку листков табака, старики-индейцы рассказали
Загоскину об окрестных горах, реках и озёрах.
За горами, на юге, есть река Тлегон. Но истока этой реки индейцы не
знают. Загоскин спросил, далеко ли до Тлегона, и один индеец
ответил, что до реки он сделал десять стоянок, но другой перебил его
и сообщил, что он, когда шёл к Тлегону, сделал пятнадцать.
Деревня индейцев на Юконе в период рыбной ловли.
Этому не следовало удивляться, ибо туземцы за стоянку считали место,
где останавливались покурить или выпить воды, где видели какого-либо
зверя или встретили знакомого.
О себе индейцы рассказывали, что промышляют на реке бобров и выдр, а
в лесу – соболей. Промысел сдают туземцам – торговцам с устья реки
Юннака.
Индейцы рассказали Загоскину, что бывали случаи, когда заготовленные
ими шкуры скупали и белые, приходившие к ним с востока. Они грозили
туземцам ружьями, платили мало и всячески настраивали их против
промышленников в Нулато. Загоскин понял, что у индейцев побывали
гудзоновские агенты, скупщики мехов. Однако индейцы были явно
настроены в пользу русских.
Поход продолжался. Байдарки экспедиции упорно продвигались вперёд –
то на вёслах, то бечевой, то на парусах.
Загоскин тщательно описывал реку, делал астрономические наблюдения,
составлял карту местности, собирал коллекции. В отдельных мешках, на
дне лодки, лежали осколки горных пород, шкурки различных зверей и
птиц, альбомы с засушенными листьями деревьев и цветами, мешки с
утварью, одеждой и украшениями индейцев. Эти коллекции потом были
переданы в музей Академии наук.
22 июня подошли к устью реки Минхотлятно. За ней резко изменился
характер местности. Цепь гор на левом берегу Юкона постепенно
перешла в холмистую тундру, среди которой, как осколки огромного
зеркала, блестело под лучами солнца бесчисленное множество больших и
малых озёр.
Уже свыше двухсот километров прошла экспедиция от Нулато вверх по
Юкону. Огромная территория легла на карту Загоскина, опираясь на
десяток астрономически определённых пунктов. Он уже считал, что
скоро подойдёт к границе русских владений.
Но 30 июня экспедиция неожиданно наткнулась на препятствие, которое
не в силах была преодолеть. Это была длинная каменная россыпь вроде
порога. Течение здесь было подобно водопаду, вода кипела и с
грохотом перекатывала по дну большие серые камни. У берегов с
треском налезали друг на друга прибитые волнами стволы огромных
деревьев.
Путешественники гребли изо всех сил, но за час не сдвинулись с
места. Как только грести переставали лодки подхватывало течением и,
кружа, относило назад. Пробовали отталкиваться шестами, но они
гнулись от напряжения, а лодки оставались на месте. Следовало
прорубаться сквозь чащу на берегу и тащить на себе лодки, но горстке
людей это было не под силу. Загоскин, скрепя сердце, повернул
обратно.
Вновь пошли знакомые места. Лодки быстро и легко скользили по
течению. 7 июля экспедиция уже прибыла в Нулато.
В редуте пробыли около месяца. Люди отдыхали. Но их неутомимый
начальник всё так же ни минуты не сидел сложа руки.
Загоскин исходил с ружьём низкие, болотистые, поросшие кривослойной
с дряблой сердцевиной елью берега речки Нулато. Собирал травы,
насекомых, стрелял птиц. Вечерами долго разбирал коллекции, писал
дневник, пополнял свой очерк о Нулатовском редуте и местности вокруг
новыми данными.
На карте, составленной Загоскиным, можно было проследить весь
пройденный экспедицией путь: берега; залива Нортон, реку Уналаклик и
горный перевал, ведущий на Юкон, потом русло Юкона на 250 км вверх
по течению, идущее сначала на северо-восток, а потом круто
сворачивающее на восток. В месте поворота в Юкон впадает река Юннака,
берущая начало на севере, обследованная экспедицией больше чем на
100 км.
Но ещё более обширные исследования предстояло совершить экспедиции в
дальнейшем. В это лето Загоскин хотел успеть спуститься по течению
Юкона далеко вниз, километров на 400, до другого компанейского
редута – Икогмюта. По пути следовало составить подробную опись
берегов, сделать съёмку местности, познакомиться с прибрежными
племенами. У Икогмюта ближе всего подходит к Юкону Кускоквим, вторая
по величине река Аляски. Зимой Загоскин собирался исследовать и её.
2 августа экспедиция оставила Нулато и пошла на байдарах вниз по
течению Юкона. На много километров тянулся низкий луговой левый
берег, вдали виднелись отдельные холмы. Кое-где сверкала на солнце
зеркальная гладь озера, окружённого, как рамой, густой тёмно-зелёной
линией кустарника. Глубокие тихие заводи, поросшие осокой и забитые
у берегов стволами деревьев, сучьями и опавшей листвой, кишели
водяной птицей.
Близко к правому берегу подходили отроги высокого горного хребта;
они местами переходили в пологий берег, местами обрывались у самой
воды ярами в 30-60 метров высотой.
Притоки впадали в Юкон чаще с правой стороны. Загоскин дал этим
рекам названия: «Бобровая», «Быстрая», «Крестовая». Спокойно бежали
они по гладкому песчаному ложу, и только «Быстрая» преодолевала на
своём пути длинные завалы из гнилых деревьев. В её устье неутомимые
бобры возвели свои плотины и хатки, правильные очертания которых
были далеко видны с Юкона.
Местами река была усеяна лесистыми островами. Иногда казалось, что
это не огромная река, шириной больше мили, а какая-то паутина узких
стремительных речушек.
Через несколько дней миновали второй после Юннака крупный приток
Юкона – Анвиг. Светлая вода его почти целую милю текла, не
смешиваясь с мутными водами Юкона.
Правый берег Юкона около устья Анвига был особенно красив. Утёсы из
песчаника были причудливо окрашены в необычно яркие цвета. Здесь
просачивались натёками природные минеральные краски разных оттенков:
то снежно белые, то пунцово-красные, то ярко-жёлтые.
Дальше на юг Юкон становился всё шире, берега потерялись в тумане, и
только темнели впереди многочисленные острова. Они тянулись до устья
левого крупного притока – Чагелюка. Эту реку тоже предстояло в
будущем исследовать экспедиции Загоскина.
Против устья Чагелюка расположилось селение Анилухтакпак, последнее
селение индейцев-ттынайцев по Юкону. Ниже по течению уже жили
эскимосские племена канг-юлит.
Загоскин отмечает, что туземцы Юкона от Нулато до Икогмюта мало
занимаются промыслом, а больше скупкой пушнины у туземцев,
проживающих по рекам Юннака и Чагелюк. Сами же они ловят рыбу,
делают деревянную посуду и берестяные лодки. Этим они торгуют больше
с другими племенами, чем с русскими, так как нуждаются в продуктах
туземного производства – жире, оленине, лафтаках.
В туземном селении километрах в 30 от Икогмюта, цели похода,
экспедиция остановилась на ночлег у известного по всему Юкону
торговца, прозванного русскими «Заплатка».
О нём Загоскин делает запись в своём дневнике: «И сам Заплатка, и
повод приданного ему прозвища, мне кажется, достойны сохранения в
исторических материалах этого края. Вследствие первого путешествия
Глазунова по Квихпаку, зимою 1834 г., явился в следующую весну к
редуту бодрый старик в изношенной выхухолевой парке, покрытой
множеством заплат. Оставя байдарку на воде, старик вынул свёрток
бобров и явился к управляющему. Казалось, на свои пять шкур он желал
закупить всю лавку; справлялся с ценностью каждой вещи, перерывал
бисер, корольки, табак и прочее. Управляющий терпеливо объяснял
употребление и цены каждого предмета. Старик слушал, соображал и
уехал, не купив ничего. Наутро он возвратился на байдаре с
полутораста бобрами, как знаток выбирал потребные для себя товары,
был обласкан управляющим, скоро сдружился со служителями, которые,
хваля его тароватость, часто в шутку приговаривали: «Ай-да
Заплатка!» Ловкий торговец заучил это слово и, хотя впоследствии
узнал его значение, однако на вопрос об имени доныне продолжает
отвечать: «Ай-да Заплатка».
Этот отрывок даёт очень характерную картинку жизни на Юконе в те
годы. Кстати говоря, здесь виден и живой литературный слог, которым
написан дневник Загоскина.
На следующий день, 23 августа, экспедиция тронулась дальше и к
вечеру прибыла в Икогмют. Поход был окончен. Великая северная река –
Юкон – была пройдена на протяжении свыше 700 км.
В Икогмюте служащие компании жили только зимой, а весной они с
вырученной пушниной уплывали вниз по Юкону и дальше морем – в редут
Св. Михаила. Поэтому летом компанейские строения оставлялись на
произвол туземцев, которые сразу после отъезда артели разбирали там
полы и переворачивали всё вверх дном в поисках завалявшейся иголки,
листочка табака или другой какой-нибудь мелочи.
Экспедиция расположилась в Икогмюте на отдых. Скоро приехала и
компанейская артель. Сообща стали готовить нарты, тёплую одежду для
нового зимнего похода, подбирать собак.
В ночь на 10 сентября выпал первый снег и тут же стаял. Дожди лили
беспрерывно. Деревья в лесу обнажили свои чёрные скелеты, устлав
землю толстым слоем жёлто-красной листвы. В голых ветвях уныло гудел
ветер, пасмурно и пусто стало в лесу; только пробегал иногда
побелевший в ожидании снега заяц, да запоздалые стаи гусей на пути в
тёплые страны с жалобными криками опускались для ночлега на
близлежащие илистые косы.
В ночь с 4 на 5 ноября стал Юкон. Тонкое бело-голубое «сало» на нём
день ото дня крепло, утолщалось, вздувалось буграми и торосами.
Экспедиция заканчивала последние приготовления. Предстояло
исследовать так называемый верхний перенос* [Перенос – кратчайший
путь между двумя реками, где иногда приходится переносить лодки на
руках или тянуть волоком] с Юкона на Кускоквим, потом русло этой
реки вверх по течению.
Мужественной шестёрке во главе с её опытным командиром предстояли
новые испытания. Уже год бродили путешественники по диким,
неизведанным местам. Трудная, полная опасностей жизнь связала этих
разных людей нерушимой дружбой. С любовью пишет Загоскин о своих
смелых и простых спутниках: «...Никитин..., тунгус, был для
экспедиции первый стрелец, судостроитель, столяр, слесарь, кузнец,
закройщик и что-то вроде повара; грамотный толмач Курочкин, алеут, с
редкой весёлостью характера соединял замечательную способность
переимчивости: с приходом на туземное жило он тотчас располагался
как дома, братался с жителями, подмечал их особенности, заучивал
песни, пляску и тут же в кажиме передавал их зрителям, разумеется, с
различными прибаутками и в самом карикатурном виде или выворачивал
глазные веки, закладывал ногу за ухо, ходил вниз головою... По всему
Квихпаку ни один туземец на бегу не перегонял Никитина; пятерых
вместе перетягивал на палке Дмитриев, и никто из дикарей в своей же
пляске не мог сравниться с Курочкиным». Далее Загоскин пишет, что
дух бодрости и товарищества царил в этом маленьком отряде и всячески
поддерживался его начальником.
23 ноября экспедиция оставила Икогмют.
Путешественники двигались то по скользкому неровному льду, где ветер
сбивал с ног и людей и собак, то по обнажённым от снега косам, на
которых камнями и песком драло полозья и тянуть нарты становилось
невыносимо трудно, то, наконец, через снежные сугробы, надутые на
торосы, где приходилось выпрягать собак и на руках переносить нарты
через глыбы льда, увязая в снегу по пояс.
Экспедиция поднялась на несколько миль по Юкону до селения Паймют,
от которого начинался верхний перенос на Кускоквим.
В тот же день в кажиме в честь гостей была устроена вечеринка, после
которой все жители принесли путешественникам подарки, потому что
вечеринка была посвящена им; несли мороженую рыбу, мешки из рыбьих
кож, травяные циновки.
В Паймюте экспедицию настигла снежная пурга. Всё потемнело вокруг,
завыл, засвистел ветер и понесло со всех сторон.
Пурга бушевала два дня. Потом из туч выглянуло солнце, ветер утих,
снег улёгся причудливыми грядами, стало тихо и светло. Загоскин взял
в селении двух проводников, и отряд двинулся вперёд.
Дорога шла по левому берегу речки Уаллик, потом – открытой тундрой.
Через три дня показались вдали горы Ташатулит; южный склон их
обрывался к берегу Кускоквима. Перешли по льду большое озеро, за
которым тундра стала бугристой. Здесь отряду пришлось очень трудно:
при спуске приходилось изо всех сил удерживать тяжёлые нарты, чтобы
они не скатились на собак, а при подъёмах – чуть ли не на плечах
выносить их, ибо собаки почти не тянули.
Вскоре Загоскин заметил растерянность на лицах обоих проводников.
Они давно уже спорили друг с другом, сердились и указывали дорогу
очень неуверенно. Наконец, они понуро сообщили начальнику, что
сбились с пути. Тот молча указал им на последние нарты, где из-за
нехватки людей бился с собаками один Дмитриев, и смущённые
проводники бросились ему помогать.
Загоскин ещё вчера заметил румб и потому уверенно повёл за собой
отряд. Прорубая себе дорогу через заросли кустов на горных склонах,
отряд через два дня благополучно вышел на высокий берег Кускоквима.
Река во многом напоминала Юкон, только всё было не так грандиозно и
обширно. Противоположный берег зарос высокоствольным еловым лесом. У
самой воды серые каменные глыбы, обдуваемые ветром, сверкали порой
узкими серебряными полосками слюды. Русло реки было покрыто
множеством мелких лесистых островов.
Пройдя несколько миль вверх по течению Кускоквима, экспедиция на
следующий день, 3 декабря, прибыла в редут Колмакова.
Радушно встретил Загоскина прославленный правитель редута Иван
Лукин. Его знали и уважали туземцы по всему Кускоквиму. Смелый,
находчивый, неутомимый, он хорошо ознакомился с бытом и нравом
туземцев и научился ладить с ними. Он знал, например, что индейцы
скрывают от ближних свои покупки в редуте до праздников и поэтому
разрешил приходить к себе даже ночью. Тонко изучив психологию и
вкусы жителей Кускоквима, Лукин вёл выгодную торговлю.
Экспедиция пробыла в Колмаковском редуте до 10 февраля 1844 г. За
это время Загоскину пришлось дважды посылать людей в Икогмют за
продовольствием, так как в редуте с едой было очень туго. Всё это
время он продолжал вести метеорологические наблюдения, исследовал
местность вокруг, собирая материал для большого очерка об этом крае.
Загоскин наметил обширный план дальнейших исследований. Из редута
Колмакова он хотел ещё этой зимой успеть перейти на приток Юкона,
реку Чагелюк, мимо которой они летом проплыли, и исследовать её,
затем спуститься по Чагелюку и Юкону до Икогмюта, взять там новый
запас продовольствия и успеть до начала весны снова вернуться в
Колмаковский редут.
10 февраля экспедиция вышла для обзора реки Чагелюк. Спустившись на
несколько миль по Кускоквиму, Загоскин взял направление прямо на
север и через несколько дней тяжёлого пути – сначала по горному
потоку Тачаталятна, потом по усеянной замёрзшими озёрами тундре –
вывел отряд на реку Чагелюк в нескольких милях от её впадения в
Юкон.
В первом же селении Загоскин встретил знакомого индейца. Тот принял
гостей приветливо, а в дальнейшем оказал экспедиции очень важные
услуги: он согласился принять к себе в хижину одного из спутников
Загоскина, заболевшего горячкой, а сам вызвался провожать отряд
вверх по Чагелюку до последнего селения своего племени.
Исследование Чагелюка продолжалось больше двух недель. Экспедиция
прошла около 200 км вверх по его течению. 27 февраля дошли до
крайнего пункта, от которого возвратилась в 1839 г. экспедиция
Колмакова. Дальше по реке, как уверяли туземцы, селений не было. Но
упрямый Загоскин решил сам удостовериться в этом. Пройдя три дня и
не встретив ни одного селения, он принуждён был повернуть обратно:
стали кончаться съестные припасы.
Производя подробную опись берегов, астрономические определения
многих пунктов и ведя съёмку местности, Загоскин дошёл до устья
Чагелюка. По пути он выяснил путаницу названий этой реки, с которой
он всё время сталкивался. Оказалось, что жители её низовья называли
реку Чагелюк, или Иттеге; выше другое племя местных индейцев
называло её Иннока, или Шильтонотно, а у самых истоков её называли
Тлегон (о Тлегоне Загоскин слышал ещё в прошлом году от жителей
верховья Юкона).
10 марта Загоскин был снова в Икогмюте на Юконе. Здесь заболел ещё
один человек из отряда, по это не остановило неутомимого
исследователя. Вместе с остальными людьми он выступил 4 апреля в
путь и, перейдя на Кускоквим уже нижним переносом (исследование
переносов было одной из важнейших задач экспедиции), Загоскин 10
апреля был в Колмаковском редуте.
Здесь отряд пробыл около месяца, готовясь к летнему походу в
верховья Кускоквима. Загоскин тщательно разрабатывал маршрут,
проверял снаряжение, старался предвидеть все трудности и случайности
далёкого путешествия.
Он уже стал зрелым, опытным исследователем. В его дневнике
появляются замечательные строки, свидетельствующие о высоком чувстве
долга перед наукой и большой ответственности за порученное дело.
Загоскин пишет: «Воля, страсть к путешествиям, твёрдость характера
при обзоре стран неизвестных ещё не всё значат для успеха. Потребна
опытность. Какая польза для науки, если б нам довелось пролежать
где-нибудь несколько суток под снегом, съесть своих собак, подошвы и
прочее без успеха в главном деле, т. е. обзоре и описи определённого
пункта. Такие случаи, как бы они ни выражали героизм
путешественников, право, довольно обыкновенны между туземцами и
охотниками всех стран и всего чаще проистекают если не от
оплошности, то, наверное, от неосмотрительности!».
Но все открытия и исследования для Загоскина не были самоцелью. Он
твёрдо помнил, для кого и для чего он их совершает. Мысли о далёкой
и любимой родине всегда сопутствовали всем его походам. Иногда эти
мысли заставляли радостно биться сердце, иногда от них становилось
одиноко и тоскливо. В одну из таких минут он записал в дневник:
«...по русскому обычаю расставили берёзки. Кратковременные гости
севера, веснянки щебетали, но хороводов водить было некому. Не верю,
чтоб человек был вполне космополитом: всегда останутся в нём чувства
или впечатления, которые в дни, подобные нынешнему, так сильны, что
навевают невыразимую тоску, какое-то особенное стеснение сердца.
Нужно только пробудить это чувство хотя каким-нибудь маловажным
обстоятельством. Не правда ли, господа путешественники?..».
Летнее стойбище индейцев на Юконе.
К 9 мая Кускоквим очистился ото льда. Через
10 дней экспедиция на байдарах, наняв в редуте с разрешенья
управляющего нескольких гребцов, тронулась вверх по течению реки.
Вместе с Загоскиным отправился и Лукин для «расторжки» с жителями
верховья.
Плыть по Кускоквиму было куда легче, чем по Юкону: течение здесь
было несравненно слабее. От редута до реки Хулитнак, левого большого
притока Кускоквима, правый берег был высок и утёсист; он то
огромными серыми скалами нависал над водой, то высился 150-метровыми
ярами.
У самой воды путники часто видели медведей. Они выходили из лесных
чащ, только проснувшись после зимней спячки, и шкуры их были ещё
облеплены серыми прошлогодними листьями. Поступь была ленивая,
сонная, но маленькие злые глазки уже осматривали голодным взглядом
окрестности.
Начиная от Хулитнака левый берег Кускоквима становился низменным,
горный хребет отодвинулся к югу. Лес тянулся вдоль берега узкой
полосой, а за ним была видна зелёная тундра, покрытая озёрами.
Через несколько дней пути на низком левом берегу за стеной леса
показался большой серый утёс, который разделял устья двух притоков
Кускоквима – рек Хочалитно и Тольготно. «Достойно замечания, что
только на этом небольшом пространстве, между речками Хочалитно и
Тольготно, мы нашли берега, заваленные снегом, – пишет в дневнике
Загоскин. – И такова творящая сила растительности на севере: деревья
были одеты всею роскошью весенней зелени, а на корнях их лежал саван
глубокой зимы».
Дальше Кускоквим сужался до 200 м, в воду уходили длинные песчаные
косы, часто попадались мели.
Через несколько дней экспедиция прибыла в Хунанилинде. Все были
поражены ружейным салютом из двух старинных фузей* [Фузея –
старинное кремнёвое ружьё], раздавшимся при её появлении перед
селением. На берегу путешественников встретил высокий старик в
пёстрой русской рубахе, с медалью «Союзные России» на груди и
длинными перьями в волосах. Старик оказался тойоном селения, старым
приятелем Колмакова и Лукина. Отсюда Лукин, распродав товары, 30 мая
отправился обратно в редут.
Загоскин замечает, что одежда, язык и обычаи туземцев верхнего
Кускоквима и туземцев Чагелюка схожи между собой, а мотивы песен и
их слова взяты у кенайцев.
В тот день, когда экспедиция прибыла в селение, у; вождя погиб
старший сын: юноша схватился в лесу один на один с медведем. Поздно
вечером истерзанный труп принесли в селение. При русских начался
удивительный ритуал индейских похорон, который должен был
продолжаться очень долго. Но экспедиции надо было выступать на
следующее утро, и, пока родные умершего хлопотали в кажиме, Загоскин
поспешил записать со слов одного старика похоронный обряд на
Кускоквиме.
Члены семьи умершего двадцать дней не принимаются за работу, не
подходят к реке, а сидят в углу своей хижины, спиной ко входу,
питаются всем кислым или прошлогодним и через каждые пять дней
обмываются. Потом покойника вносят в кажим и сажают перед входом.
Все жители селения приносят ему различные вещи и пищу: оленину,
камлеи, юколу и т. п. Всё принесённое складывают в ящик. Туда же
помещают после сожжения и прах покойного. Ящик подвешивают на
высоких столбах на краю селения Рядом прислоняют широкую доску, на
которой минеральными красками рисуют любимый промысел покойного:
бобра, оленя, байдарку, рыбу – смотря по тому, кем был покойник:
охотником, рыболовом или торговцем. Перед доской развешивают или
втыкают в землю различные вещи умершего: копья, стрелы, топоры,
лафтаки.
Старик-индеец сообщил Загоскину, что племена верховья Кускоквима
поступают иначе. Они только летом сжигают всех умерших за год
покойников. А до его наступления родственники покойника возят всюду
с собой замёрзший труп.
На следующий день отряд Загоскина двинулся дальше вверх по реке.
Опять потянулись скалы и крутояры на правом берегу и зелёная тундра
– на левом. Через три дня гребцы заявили, что им пора возвращаться в
редут, так как уже в середине июня они отправляются, по распоряжению
Лукина, с пушниной в Александровский редут. Делать было нечего,
пришлось возвращаться.
Всего по Кускоквиму экспедиция прошла свыше 400 км. Было сделано
около 15 астрономических определений места по обсерваторным широтам
и долготам, по луне и хронометру. Берега были подробно описаны и
положены на карту. Загоскин собрал обширный материал о быте и нравах
прибрежных индейских племён, об экономике этого края и о
перспективах развития там компанейской торговли. Кроме того, он
значительно пополнил свои ботанические и геологические коллекции.
5 июня экспедиция вернулась в Колмаковский редут, а через два дня
отправилась дальше вниз по течению, к нижнему переносу на Юкон.
Предстояло исследовать летний путь на байдарах между двумя реками.
9 июня байдары Загоскина вошли в приток Кускоквима, извилистую и
заросшую кустарником речку Макалахтули. Волоком перебираясь от одной
речки к другой, миновав большое озеро Куллик, экспедиция на другой
день вышла на Юкон и к закату солнца достигла Икогмюта.
Предстояло проделать последний переход. Из Икогмюта экспедиция
должна была спуститься по Юкону до его устья и морем достигнуть
редута Св. Михаила, Всем не терпелось отправиться в путь. Только
перед последним переходом люди почувствовали, как устали за полтора
года беспрерывных странствований.
Через два дня экспедиция отправилась вниз по реке. Шли на вёслах и
на парусах. До устья дошли в четыре дня.
Подойдя к устью Юкона, байдары свернули в один из его рукавов,
Апхун, и через день вышли к морю.
21 июня Загоскин делает последнюю запись в дневнике: «Шли на вёслах
всю ночь и в 7 часов утра 21 июня кончили действия экспедиции. Мы
находились в отсутствии год шесть месяцев и шестнадцать дней и
прошли в продолжение этого времени пешком и на кожаных лодках около
пяти тысяч вёрст».
Так закончилась эта замечательная экспедиция, самая крупная из всех,
предпринимавшихся до того для исследования внутренних районов
Аляски. Самой крупной экспедиция Загоскина была не только по
продолжительности и по охвату исследованием огромного пространства,
но и по количеству сведений, их высокой научной ценности, полноте и
разносторонности.
Загоскиным по возвращении были представлены не только подробные и
высококачественные карты и описи, но и многочисленные
метеорологические таблицы, коллекции растений, насекомых, шкурок
животных и птиц, минералов, предметов материальной культуры
эскимосов и индейцев и словари нескольких туземных племён.
Особо следует отметить крупный вклад Загоскина в этнографическую
науку. Три больших очерка посвящает он описанию всех сторон
материальной и духовной культуры эскимосов и индейцев. Загоскин
первый даёт описание таких интересных обрядов, как похоронный,
поминок по умершим, «потопления пузырей» и некоторых других.
И ещё одна важная черта отличает экспедицию Загоскина от всех бывших
до него. Результаты её были им обработаны и опубликованы.
Капитальный труд «Пешеходная опись части русских владений в Америке,
произведённая лейтенантом Загоскиным в 1842, 1843,1844 гг.» занял
почётное место во всех библиографиях мира, посвящённых Аляске.
Крупное значение этого труда, его высокий научный уровень по
заслугам оценила Российская Академия наук, удостоившая автора
Демидовской премии.
* * *
В 1846 г. Загоскин оставил службу в Российско-Американской компании.
После появления в свет его труда ему был присвоен чин
капитан-лейтенанта.
В 1848 г. Загоскин подал в отставку. С тех пор он занимал различные
гражданские должности, вначале – по лесному ведомству в Московской
губернии, а потом выборные должности в Рязанской губернии, где он
окончательно поселился. В 1855 г., во время Крымской войны, он
командовал ополчением и нёс гарнизонную службу в гор. Николаеве. До
конца своих дней Загоскин был активным членом Российского
географического общества и Рязанской учёной архивной комиссии
Скончался Л. А. Загоскин 22 января 1890 г. в Рязани.
|