УСТЮЖНА

      Устюжна покоряет с первого взгляда. Некогда бывший главной кузницей Русского государства, город привольно раскинулся на живописных берегах быстрой Мологи и ее притоков Ижины и Ворожи. Устюжна, имеющая славную историю, во многом сохранила свой прежний облик. До нас здесь дошло немало памятников культуры и искусства прошлых эпох.
      Берега Мологи были освоены человеком в глубокой древности. В окрестностях Устюжны при раскопках встречаются фрагменты грубой ямочной керамики, уводящие нас в глубь тысячелетий, в далекую эпоху неолита. Памятники художественной деятельности обитавших тогда на берегах Мологи людей пока неизвестны, что, несомненно, следует отнести на счет недостаточного археологического обследования этого края.
      В более близкие к нам времена, в I — начале II тысячелетия н. э., здесь обитали финно-угорские племена. Определение специфических черт их культуры затрудняется недостаточным количеством археологического материала. Финно-угорское население моложского региона было знакомо с обработкой цветных металлов. В женском наряде здесь, как и в других местах обитания финно-угров, широко использовались украшения, отлитые из бронзы и свинцово-оловянистого сплава: двуглавые коньки, прорезные и полые уточки, разнообразные шумящие привески. В обобщенных формах древние художники с большим мастерством передавали характерные черты изображаемых животных и птиц.

«Коньковая» подвеска. XI—XII вв.

В символических знаках и образах прикладного искусства и мелкой пластики до нас дошли не всегда ясные отзвуки верований финно-угорских племен, их представлений о мире и о месте человека в нем, их понимания красоты, добра и зла. Обилие зооморфных мотивов указывает на их обостренное ощущение живой связи с окружающей природой, в первую очередь с животным миром, в прямой зависимости от которого находились благополучие и сама жизнь человека.      Изображение фигурок животных и птиц и обладание ими в представлении человека выявляло и утверждало тайную первозданную взаимосвязь живых существ и как бы гарантировало его право на участие и успех в борьбе за существование. Тем самым человек обретал законное прочное место в естественном жизненном процессе и в конечном счете достигал той духовной гармонии с окружающим миром, без которой его жизнь как мыслящего существа была бы невозможной.      В X веке на Мологе появляются славяне, оставившие в ближних и дальних окрестностях Устюжны множество курганов. Большая группа курганов у села Куреваниха при впадении реки Кать в Мологу была обследована в 1960-е годы археологом А. В. Никитиным. Эти раскопки дали ценный материал для изучения быта, обычаев, декоративно-прикладного искусства славянских первопроходцев.

        По определению археологов, славянские захоронения на Мологе X—XI веков относятся в большинстве случаев к новгородскому типу (обложены кольцом из валунов, имеют под-курганную яму). В то же время при раскопках в курганах встречаются характерные для кривичей проволочные височные кольца, что говорит о смешанном словено-кривичском составе первого славянского потока. Предметы, извлеченные археологами из курганов Куреванихи, красноречиво свидетельствуют о широких экономических и культурных связях древних славян. Особый интерес представляет ожерелье из крупных серебряных бус с зернью и витой серебряный браслет, по-видимому, работы киевских мастеров, а также литые прорезные серебряные подвески так называемого гнездовского типа с изображением фантастического зверя с раскрытой пастью, близкие к скандинавским украшениям X—XI веков. Здесь же обнаружены византийский брактеат (серебряная монета, чеканившаяся лишь с одной стороны) конца X столетия, саманидские монеты X века.
      В комплексе славянских женских украшений X — начала XI века, как правило, отсутствуют зооморфные декоративно-символические шумящие привески, они появляются позднее, в XII—XIII столетиях. Было высказано предположение, что возникновение и распространение анималистических и солярных амулетов-оберегов в славянском быту являлось выражением своеобразного протеста против насильственно вводившегося христианства. При этом, очевидно, немаловажную роль сыграла культура местных финно-угорских племен, с которыми в этот период славяне вошли в тесное соприкосновение и у которых процветали анималистические культы.
      По археологическим данным, заселение северо-восточных земель в X—XIII веках осуществлялось славянами, по преимуществу язычниками. Но, в отличие от местного финно-угорского населения, они в развитии религиозных воззрений к тому времени в значительной степени миновали стадию анимализма, в их представлениях уже существовал пантеон антропоморфных божеств. Поэтому, если некоторое оживление древних анималистических и космогонических культов в их искусстве в XI—XIII столетиях и имело место, то оно объясняется, с одной стороны, процессами ассимиляции финно-угорских аборигенов и, с другой стороны, возникшей под влиянием
      финно-угорской культуры своеобразной «новой модой», причем изначальная символика всех этих коньков и уточек, очевидно, уже не всегда ясно осознавалась. Этнографическими и антропологическими исследованиями с очевидностью установлен факт несомненного участия финно-угорского компонента в современном этническом составе русского населения Севера. По-видимому, именно благодаря этому обстоятельству зооморфные символы в сочетании с разнообразными символами солнца и Матери-земли и получили впоследствии такое яркое и всеобъемлющее развитие в крестьянском искусстве Северной Руси, в том числе и на территории бывшего Устюженского уезда.
      Река Молога в древности служила одним из кратчайших и удобных водных путей из Новгородской земли на верхнюю Волгу, откуда голубые дороги вели на юг, на север и на восток. Некоторые археологи считают, что новгородская колонизация Белозерья осуществлялась именно по Мологе. Но по мере усиления Ростово-Суздальского княжества и продвижения «низовских» славян на Север по Шексне и Мологе моложский путь на Волгу для новгородцев постепенно оказался закрытым.
      К тем далеким временам соперничества и междоусобных войн между Ростово-Суздальской землей и Великим Новгородом и относится основание города Устюжны. Не раз Молога и верховья Волги становились ареной кровопролитных сражений новгородцев и суздальцев. После смерти Владимира Мономаха, по выражению летописца, «възмутилася земля Русская». Новгородцы опасались, и не без оснований, усиления «суждальцев» и в XII столетии частенько беспокоили их своими набегами. Под предводительством князя Всеволода они дважды нападали на ростовские земли в 1134—1135 годах. Опустошительный поход совершили они на Верхнее Поволжье в 1148 году, когда 7000 человек было уведено в плен и разрушено шесть городов. Неоднократно грабили Поволжье новгородцы и позднее. Суздальские князья не оставались в долгу и не раз водили свои полки на новгородские городки Волок Ламский, Новый Торг, Бежецкий Верх и даже под стены самого Господина Великого Новгорода.
      На правом берегу Мологи, у впадения в нее Ижины, на западной окраине современного города, до сих пор возвышается поросшее старыми соснами древнее устюженское городище. Оно имеет в плане прямоугольные очертания. Высокий вал ограждал территорию города у Ижины. Сторона, обращенная к Мологе, была открытой. Археологическим исследованием городища установлено, что поселение здесь возникло в XI веке и просуществовало около двух столетий. Вал устроен с применением обожженной глины. По его верху шло деревянное укрепление — рубленая стена или тын. Сравнительно небольшая территория городища указывает на то, что население его было немногочисленным.
      При раскопках на городище обнаружены изделия из железа, кости, кожи. Из них заслуживает внимания костяная рукоять, покрытая резным орнаментом, состоящим из поясов наклонных линий и точечных углублений в кружках. По результатам раскопок руководивший ими археолог А. В. Никитин пришел к выводу, что городище было возведено славянами. В археологическом комплексе финно-угорских элементов не обнаружено, что свидетельствует о характерном для данного региона отсутствии тесных связей между славянами и местными финскими племенами в начальном периоде колонизации. Но кто из славян был первым «насельником» Устюжны? Были ли то новгородские словене, курганы которых встречаются в верховьях Мологи, или же то были кривичи, пришедшие с верхней Волги? Кто и от кого защищался за этим валом и за этими стенами? Материалы раскопок городища не дают однозначного ответа на эти вопросы.
      В новгородских летописях Устюжна первый раз упоминается под 1340 годом: «А из Новагорода ходивше молодци, воеваша Устюжну и пожгоша; нь угонивше, отъимаша у лодеиников полон и товар». Из этого сообщения летописца видно, что Устюжна для Новгорода в середине XIV века была чужой территорией, объектом разбойных нападений новгородских ушкуйников. Сам по себе факт отсутствия упоминаний в новгородских летописных и актовых текстах XI—XII столетий о землях по Мологе как о своих достаточно убедительно говорит о том, что вряд ли новгородцы строили город на Мологе. Восточнее Веси Егонской (ныне город Весьегонск) их территориальные претензии в этом районе не заходили.
      Значительно раньше упоминается Устюжна в летописании Ростово-Суздальской земли. В одной из угличских летописей среди городов, подвластных угличскому князю Роману, княжившему до середины XIII века, упоминается «Юстюг Железный». В этом сообщении явно совмещены названия двух городов — Устюга Великого и Устюжны Железопольской. Несомненно, что в данном случае речь идет об Устюжне, поскольку угличский князь не имел никакого отношения к Великому Устюгу и Железным Устюг никогда не именовался.
      Из сопоставления летописных известий и материалов археологических раскопок представляется вероятным предположение, что основателями древней Устюжны были славянские выходцы из Ростово-Суздальской земли. Новгородские выступления против «суждальцев» приобрели активный характер лишь в 30-х годах XII века. Возведение города раньше этого времени, еще в XI столетии, возможно, было связано вначале с недружественным отношением к пришельцам со стороны местных весских племен.
      Как показали археологические раскопки, устюженское городище является памятником однослойным. По каким-то причинам в XII столетии жители ушли из этого укрепленного места и больше сюда не возвращались. Лишь в конце XVI — начале XVII века на короткий период городище было заселено, но с окончанием Смутного времени оно опять опустело. Возможно, уход жителей с городища в XII веке был связан с разорением его новгородцами. Летописец не указал названия городов, взятых на щит новгородцами в 1148 году на верхней Волге и на Мологе. Среди них могла быть и Устюжна. Упоминание ее в числе владений угличского князя Романа свидетельствует о том, что к середине XIII века город был восстановлен.
      Устюжна в ту пору была малоприметным городом и не часто удостаивалась внимания летописцев. Расположенный в дальнем углу Ростово-Суздальской земли и служивший своеобразным замком, запиравшим Мологу для новгородцев, маленький далекий городок не принимал особенно активного участия в событиях русской истории тех лет.
      В XIV столетии Устюжна дважды появляется на страницах летописей, и оба раза в связи с набегом новгородских молодцев. В 1340 году новгородцы неожиданно напали на Устюжну, взяли «полон» и товары и сожгли город в отместку за притязания только что умершего великою князя Ивана Даниловича Калиты получить с них «закамское серебро» и за его походы на Бежецкий Верх и в Заволочье. К этому времени Устюжна в составе Угличского княжества отошла уже к московскому великому князю в качестве «купли» Ивана Даниловича. Опомнившись, устюженцы нагнали новгородских лодейников, разгромили их и отобрали все награбленное.
      В конце XIV века у Новгорода вновь вышло «розмирье» с Москвой. За отказ новгородцев подчиниться власти московского митрополита великий князь Василий Дмитриевич «взя у Новагорода пригород Торжок с волостьми, и Волок Ламьскыи, и Вологду, и волостии много повоева». В ответ на это новгородцы в 1393 году «взяша у князя великого Устьюг город, Устижно, и много волостии поимаша». Такие набеги приносили жителям древнерусских городов неисчислимые беды. Сообщение об очередном конфликте великого князя с Новгородом летописец дополняет горестным замечанием: «И в то время с обе стороне кровопролитья много учинилося».
      Дальней угличской волостью остается Устюжна и в XV столетии. Углич с округою в этот период относится к последним по степени городам и отдается во владение обычно младшим сыновьям — наследникам великого князя. В 1389 году Углич «со всем» унаследовал четвертый сын Дмитрия Донского Петр Дмитриевич. После смерти Василия Темного угличские волости принадлежали его третьему сыну Андрею Большому. В составе угличской волости упоминается Устюжна в духовной Ивана III, по которой она передавалась его третьему сыну Дмитрию. Сам Углич считался тогда глухой окраиной великого княжества Московского и наряду с Вологдой служил местом ссылки опальных князей. В середине XV века Углич неожиданно оказался в центре кровопролитной борьбы за престолонаследие; с 1436 по 1446 год здесь побывали в ссылке Дмитрий Шемяка, а потом и сам Василий Темный. В эти годы мимо Устюжны мчались гонцы от одного князя к другому, проносились княжеские дружины. Где-то в устье Мологи и в костромских лесах звенели мечи и пели стрелы, но Устюжну, как тогда говорили, «бог миловал».
      Первые достоверные и довольно подробные сведения об Устюжне содержатся в сотной выписи из книги «письма и меры Ильи Ивановича Плещеева да Григорья Зубатово Никитина сына Беспятово» 1567 года. Описание Устюжны Плещеевым было сделано, вероятно, в связи с отдачей Иваном Грозным Устюжны «в кормление» жене умершего брата Юрия Ульяне Дмитриевне в 1564 году.
      По сотной 1567 года Устюжна предстает большим неукрепленным торгово-ремесленным посадом, раскинувшимся по берегам Мологи, Ворожи и Ижины и занимавшим почти всю территорию современного города. На посаде 2 площади, 11 улиц с переулками. Город делился на концы и чети. Всего в Устюжне числилось 976 дворов, 2 монастыря со слободками, 18 церквей. На Торговой площади в двух рядах насчитывалось 124 лавки. Здесь же находились изба таможенная, земский двор, тюрьма. На Дмитриевской улице стояли пришедшие уже в ветхость строения дворов наместника и тиуна. У старого городища по обоим берегам Мологи раскинулась рыбачья слободка. В Мологе ловились осетры, севрюга, стерлядь и отправлялись в Москву к царскому двору.
      Главное занятие посадского населения составляли ремесла, связанные с обработкой кричного железа. Одних только кузнецов, не считая молотников, котельников и гвоздарей, здесь было 77 человек. По числу ремесленников, занятых обработкой металла, Устюжна в XVI столетии занимала в Московской Руси одно из ведущих мест. Не приходится сомневаться в том, что варка кричного железа из добываемой в окрестностях болотной руды и его обработка была развита здесь и в предшествующие века. Не случайно в первом летописном упоминании Устюжна названа «Юстюгом Железным». Но вместе с тем отсутствие близкого и емкого рынка сбыта продукции, самый характер вотчинного производства, направленного прежде всего на удовлетворение потребностей вотчины, ранее сдерживали превращение Устюжны в северный металлургический центр Московской Руси. Только по мере сложения общерусского рынка с укреплением и развитием экономических связей между разъединенными прежде удельными княжествами в XVI веке появились благоприятные условия для расцвета устюженского железного промысла.
      Все строения Устюжны в середине XVI века были деревянными и до нас не дошли. Среди жилой застройки выделялись здания двух монастырей, которые располагались по берегам Ворожи недалеко от ее впадения в Мологу. В монастыре Рождества богородицы были две деревянные церкви: холодная Рождества богоматери «на взмосте» с приделами Георгиевским и Флора и Лавра, теплая Иоанна Милостивого, «древяна клетцки». По преданию, церковь Иоанна Милостивого построена еще Иваном Васильевичем III из царской казны. Отдельно стояла колокольня с часами. На монастырском дворе размещались деревянные игуменские и братские кельи. За мостом через Ворожу располагался Ильинский мужской монастырь. В нем также стояли две деревянные церкви — холодная Ильинская «древяна вверх, с папертью», и теплая Воскресенская. На старом городище в середине XVI века находилась деревянная Крестовоздвиженская церковь. По местному преданию, во времена язычества на этом месте помещалось капище Купалы, церковь же здесь была воздвигнута повелением Ивана Грозного. По обеим набережным Мологи над «хоромами» посадского люда возвышались еще несколько деревянных церквей.
      К концу XVI века Устюжна переживала период общего упадка. Население Устюжны поредело более чем в два раза. На посаде оказалось много пустых дворов и большое количество пустых мест. Из 976 дворов, насчитывавшихся в середине века, осталось всего 210. Причиной такого запустения посада была опустошительная эпидемия 1570 года.
      С началом событий Смутного времени северные города оживляются, растет численность населения, укрепляется их экономическое положение, что было связано с притоком населения из районов средней и западной Руси, где развертывались военные действия. Однако скоро война докатилась и до Устюжны. Подобно жителям многих русских городов, устюженцам с оружием в руках пришлось отстаивать родной город от польско-литовских захватчиков. Они проявили в этой борьбе незаурядную храбрость и готовность к самопожертвованию. Устюжна вошла в число немногих городов и крепостей, устоявших тогда под натиском врага, и с полным правом гордится этой славной страницей в своей истории.
      В декабре 1608 года гонец доставил в Устюжну письмо от белозерцев с призывом главы свои положить, а полякам и литовцам не сдаться. Устюженцы с воодушевлением восприняли послание белозерцев и отправили в Белозерск ответ с уверениями о готовности к борьбе. Первым ратным подвигом устюженского ополчения было уничтожение тушинского отряда, собиравшего корма и подати в Усть-Реке. Тем временем подошло подкрепление из Белозерска.
      Устюженцы деятельно взялись за укрепление города. Одни возводили стены, другие копали рвы, третьи отливали пушки, пищали, изготовляли ядра, дробь, «подметные каракули» и копья. Из Новгорода прислали достаточно пороху. Пришло подкрепление из Чаронды. В течение месяца вокруг посада была возведена деревянная оборонительная стена с башнями, а перед ней — ров и надолбы.
      Вскоре стало известно, что к Устюжне приближается пан Микулай Касаковский, «собравши силы неисчетное множество». Утром 3 февраля 1609 года караульщики с Благовещенской и Дмитриевской башен заметили вражеский авангард и подняли тревогу. Час спустя «литва, и поляки, и черкесы, и немцы, и татарове, и казаки запорожские, и многих градов русские воры со многими прапоры аки дождь напустиша к острогу изгоном, клич велик испустиша и в резные пискове вострубиша, аки зли волцы скачуще и яко змии аспиды шипяху, поглотити хотяще весь град...» Первый приступ неприятеля устюженцы успешно отразили выстрелами со стен из пушек и пищалей.
      Ночь прошла во взаимных приготовлениях к бою, а ранним утром 4 февраля тушинцы вновь приступили к осаде «со всякими стенобитными козньми». Устюженцы храбро защищались, но, видя неубывающие полчища яростно атакующих врагов, начали уставать и падать духом. По преданию, в эту трудную минуту им помогла вынесенная на стены местная икона богоматери Одигитрии. Отразив очередной приступ, воодушевленные защитники города предприняли удачную вылазку и захватили вражескую пушку. Тушинцы побежали и больше не появлялись. Устюженцы праздновали победу. Небольшие неприятельские отряды появлялись под стенами города и позднее, но захватить его им не удалось.

Холодное оружие работы устюженских кузнецов. XVII в.

Годы Смутного времени оставили на Устюжне суровые следы. В 1619 году на посаде было всего 43 двора. Из жителей — кто погиб в сражениях, кто от нищеты и голода ушел неведомо куда. Только к середине XVII века посад оправился от потрясений и вновь отстроился, стал по-прежнему ремесленным и торговым центром округи. В 1649 году здесь было уже 332 двора. Вновь застучали молоты кузнецов и молотобойцев, вновь мелодичным звоном отбивали время часы соборной колокольни.       В одной из воеводских отписок XVII века сообщалось, что «пролегли де через Устюжну дороги с Москвы к Тихвине и из Дмитрова, и ис Кашина, и с Переяславля, и з Городецка, и с Углеча, и из Романова и с Мологи и из иных изо многих городов». С развитием торговых связей оживились устюженские ярмарки. Изделия устюженских мастеров — скобы, гвозди, железо прутовое, ломы, кирки, лопаты — появились в Москве, Твери, Костроме, Тихвине, Казани и во многих других русских городах. В Устюжне выполнялись значительные государственные заказы на поставку ядер, пищалей, дроби. Большими партиями закупали здесь железо крупные монастыри (Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Тихвинский, Иверский).       Облик посада к этому времени изменился мало. Все постройки по-прежнему были деревянными. Есть сведения о том, что в начале 30-х годов XVII столетия в Устюжне сооружалась новая городская стена. Но были ли доведены эти работы до конца и долго ли просуществовала стена, достоверных сведений не имеется.       Посадские люди жили, как можно судить по дошедшим описаниям, в небольших одноэтажных домах, обнесенных забором. Во двор вели большие ворота для въезда на лошади и калитки для прохода людей. За домом устраивался огород. Тут же располагались разные хозяйственные постройки. В одной из купчих, датированной 1668 годом, например, перечисляются следующие дворовые строения: «...хором: изба, да против избы сени, в столбах забор, да клеть на подклете, да баня, а на бане сарай в столбах, да на улицу ворота щит с вереями, да позади двора огород...» Несколько отличен по постройкам двор, купленный в 1657 году одним из жителей города: «...А на дворе хором: горница с потклетом, да против горницы повалыша, а меж горницею и повалышею сени с крыльцом, да баня, да на улицу воротца, а огород позаде двора...»

      До конца XVII века Устюжна входила в состав Угличского уезда. В 1685 году, выделившись оттуда, она стала центром вновь создавшегося Устюженского уезда. Официальное утверждение города в качестве административного центра округи способствовало его процветанию.
      Сооружаются каменные храмы. В конце XVII века в Устюжне были возведены две величественные каменные церкви, которые сохранились до наших дней, — собор Рождества богородицы и церковь Казанской богоматери.
      Рождественский собор был построен на берегу Ворожи, недалеко от впадения ее в Мологу. Речка Ворожа разделила правобережную, более древнюю, часть Устюжны почти пополам. На одной ее стороне образовалась Соборная площадь (ныне пл. Жертв Революции), на которой и был воздвигнут храм Рождества богородицы, а на другой, прямо напротив собора,— Торговая площадь (сейчас пл. 25 Октября), являвшаяся торгово-ремесленным центром Устюжны.
      На западной стене Рождественского собора укреплена доска с надписью темперными красками, в которой сообщается, что строительство храма было начато 30 мая 1685 года, а освящение состоялось 6 сентября 1690 года. Каменное здание было возведено на месте сгоревшей в 1677 году деревянной Рождественской церкви. К каменному «холодному» храму в 1721—1730 годах с западной стороны был пристроен теплый храм с приделами Иоанна Милостивого, Благовещения, Георгия, Зосимы и Савватия.
      Собор Рождества богородицы в плане квадратный, с восточной стороны примыкает трехчастная алтарная апсида округлых очертаний. Пять стройных барабанов собора, из которых лишь центральный является световым, увенчиваются луковичными главами изящного силуэта. Оконные проемы двухсветного четверика и алтарной апсиды обрамлены наличниками сложного профиля с традиционным завершением в виде двух кокошников с килевидным подвышением между ними. Углы четверика обработаны спаренными полуколонками, фасады завершаются ложными закомарами. 

Собор Рождества богородицы, 1685—1690

      Кровельные свесы украшены подзорами из просечного железа. Барабаны декорированы аркатурными поясами.
      В интерьере два столба поддерживают коробовые своды с распалубками. Световой барабан поднимается над системой подпружных арок и парусов. С трех сторон в собор ведут перспективные порталы с килевидным завершением архивольт. Пол выложен белокаменными плитами. С внутренней стороны входы прикрывались массивными железными дверями, изготовленными местными кузнецами.
      Имена строителей собора остались неизвестны, но, судя по мягкой пластике форм и особенностям декора, ими, скорее всего, были ярославские мастера. Их постройки этих лет и по композиции объемов, и по рисунку деталей близки Рождественскому собору в Устюжне. Что же касается приделов, то известно, что они возведены каменщиками из Ярославского уезда — Василием Назарьевым и Михаилом Гавриловым «со товарищами».
      Позднее, в XIX веке, луковицы глав собора были вызолочены. В летнюю солнечную погоду они сияли над утопающим в зелени городом и были видны за много верст.
      Интерьер устюженского собора был богато убран при участии лучших московских мастеров конца XVII столетия. Главным украшением интерьера поныне является великолепный резной золоченый иконостас. Он состоит из пяти ярусов— местного, праздничного, деисусного, пророческого и праотеческого. Завершают иконостас клейма с изображением «страстей» и резное «Распятие». Иконы верхних ярусов современны резьбе иконостаса, в местном ряду сохранилось несколько более древних произведений.
      Исполнение живописи для иконостаса Рождественского собора было заказано мастерам Оружейной палаты и велось одновременно с завершением строительства собора. Об этом свидетельствует одна из центральных икон местного ряда «Спас Вседержитель», написанная ведущим мастером Оружейной палаты Кириллом Улановым в 1688—1689 годах. На нижнем поле иконы сохранилась авторская подпись: «Лета 7197 писал сий образ великих государей жалованный иконописец Кирилл Иванов сын Уланов». К подножию Спаса, восседающего на золотом престоле, припадают Иоанн Предтеча и апостол Петр — соименные святые царей Иоанна и Петра Алексеевичей.
      Несомненно, мастерами Оружейной палаты были созданы еще две иконы местного ряда — «Успение» с «восхищенными» апостолами на облаках и «Никола Зарайский» с шестнадцатью житийными клеймами. По стилистическим особенностям и характерным чертам исполнения можно предполагать, что «Успение» написано Тихоном Филатьевым, а «Никола Зарайский» — Иваном Безминым, работавшими в те годы в иконописной мастерской Оружейной палаты. Этим произведениям присущи светлый холодноватый колорит с преобладанием разбеленных зеленоватых и розовых тонов, с обилием золотого орнамента. В соответствии с эстетическими принципами раннего русского барокко в плоскостную композиционную схему мастерски вплетаются элементы перспективного изображения пространства, особенно в архитектурных построениях. В сцены вводится множество любопытных реалий, окружающий персонажей предметный мир приближается к реальной земной обстановке. Так, в сцене явления Николы и Ильи узникам в темнице воспроизводится картина русской средневековой тюрьмы, здание которой с решетчатой дверью обнесено высоким тыном из заостренных бревен. В тюремный двор ведет маленькая калитка на кованых петлях, рядом стоит будка привратника. Но при этом фасад тюрьмы украшен роскошными пилястрами и аттиком.
      В киоте на левом столбе храма помещалась еще одна икона работы Кирилла Уланова — «Богоматерь Боголюбская» с предстоящими. Среди предстоящих изображены Иоанн Милостивый, Георгий, Меркурий, Зосима и Савватий и другие. На нижнем ее поле также имелась надпись (она не сохранилась) о том, что икона написана в 1689 году Кириллом Улановым. Помещение среди предстоящих святого Меркурия, несомненно, свидетельствует о причастности Меркурия Гавриловича (уроженца Устюжны, духовника царей Иоанна и Петра Алексеевичей) к созданию соборного иконостаса и к привлечению для этой работы царских мастеров.
      Живопись икон праздничного, деисусного, пророческого и праотеческого рядов иконостаса по особенностям манеры исполнения напоминает произведения Карпа Золотарева и его учеников (в частности, их иконы для московской церкви Покрова в Филях). От традиционных иконописных приемов здесь остались лишь локальный цвет да композиционная схема. Плотные, тяжелые, приземистые фигуры персонажей обладают уже вполне земной ощутимой материальностью. Темный коричневый колорит, округлые розовые лики, тяжелые складки тканей на дорогих одеждах и завесах, разделение композиции на планы, стремление передать фактуру материалов — все это свидетельствует о кардинальных изменениях в мировосприятии художников. Ценность земного бытия утверждается в этих произведениях еще с наивной, но напористой убежденностью. Появляются такие небывалые прежде в русском изобразительном искусстве детали, как сучки на изображении «животворящего» креста в композиции «Воздвижение креста», вазы с цветами на первом плане в «Благовещении», крытый соломой хлев в «Рождестве Христовом». Это говорит об активном освоении мастерами художественных принципов барокко и предвозвещает будущий расцвет русского «мирского» искусства XVIII века.
      Три иконы местного ряда — «Троица», «Воскресение» и «Преображение» — были созданы в первой четверти XVII века, видимо, сразу после событий Смутного времени. Поля этих икон написаны охрой слегка зеленоватого оттенка, фоны выполнены золотом. Композиция этих икон уже значительно усложнена введением дополнительных сцен, развивающих повествовательную канву сюжета: в «Преображении» появились сцены принесения Илии и Моисея ангелами, восшествия Христа с учениками на Фаворскую гору и нисхождения их; в «Воскресении» изображается торжественное шествие пророков и праотцев в отверстые двери рая, введены сцены из истории о раскаявшемся разбойнике, композиционным центром становится фигура Христа, восставшего из гроба. Однако в них еще нет того обилия персонажей и декоративного узорочья, которые появляются в русской иконописи к концу XVII века. Высокий уровень исполнительского мастерства и использование золота на фонах, нимбах в этот трудный для русского государства период заставляет предполагать, что и эти иконы также появились в Рождественском соборе не без участия «государева» двора и лучших придворных мастеров.
      При устройстве нового иконостаса иконы старого деисусного чина были размещены на западной стороне собора. Такое внимание к иконам прежнего иконостаса — случай довольно редкий в ансамблях интерьеров XVII века. После удаления позднейших записей открылась оригинальная живопись начала XVII века. Фигуры святых удлиненных пропорций с большим мастерством и изяществом вписаны в поле иконы. Санкирь личного письма на этих произведениях отличается особой рдеющей глубиной теплого красноватого оттенка. Плотное желтоватое вохрение с активным выявлением пробелов приближает живопись ликов к чеканному делу. Особое внимание мастеров к красоте пропорций и силуэтов, применение дорогих и высококачественных материалов — киновари, голубца, золота, тонких и прочных белил, золоченой басмы, гравированных нимбов — все это признаки того, что перед нами произведения изографов высокого класса, которые в это время могли работать только в крупнейших столичных мастерских. Ближайшая аналогия для деисусного чина устюженского Рождественского собора обнаруживается в Ризположенской церкви Московского Кремля, где живопись иконостаса была выполнена в 1627 году выдающимся мастером начала XVII века Назарием Истоминым с артелью.
      Самыми древними иконами в местном ряду иконостаса Рождественского собора являются знаменитая «чудотворная» икона «Богоматерь Одигитрия» с клеймами земной жизни богоматери и «Рождество богоматери» с такими же клеймами. На особо почитавшейся иконе «Богоматерь Одигитрия» имелась серебряная вызолоченная риза, сделанная бежецким мастером Иваном Татыковым в 1821 году. Икона была усыпана драгоценными камнями.
      Открывшаяся после проведенных реставрационных работ живопись иконы отличается свободной и легкой манерой, прозрачностью красочного слоя, тонко сгармонированным колоритом — на фоне желтоватых и розоватых «горок» выделяются голубые, киноварные и белые пятна «риз» и «палат». Особенности колорита, композиции и рисунка, пропорции иконы и клейм указывают на то, что она была написана, по-видимому, во второй половине или в конце XV века в традициях поздней ростовской, а точнее, верхневолжской школы живописи одним из выдающихся ее представителей. Не противоречит такой атрибуции памятника и указание сотной 1567 года на то, что уже тогда эта икона почиталась как чудотворная.
      Также весьма ценилась жителями Устюжны икона Рождественского собора «Рождество богоматери» с клеймами. Она тоже находилась под серебряной ризой, как и «Богоматерь Одигитрия», и близка ей по манере исполнения. Как показали пробные раскрытия, живопись этой иконы создана мастером того же круга или той же мастерской, к которым принадлежал и мастер «Одигитрии». Клейма «земной» жизни богоматери почти идентичны на обеих иконах как по композиции, так и по живописи.
      В 1759—1764 годах убранство интерьера Рождественского собора обогатилось высокохудожественной лепкой и живописными клеймами на сюжеты сотворения мира, деяний апостольских и Апокалипсиса. Лепные тяги, розетты и арабески украсили своды и подпружные арки. Клейма, написанные живописцем Андреяном Трофимовым, были обрамлены горельефной лепниной с излюбленным в искусстве рококо мотивом раковины. На столбах со стороны главного входа в храм появились лепные композиции геральдического характера с изображением летящих ангелов.
      Некоторые изменения в интерьере собора были сделаны в первой половине XIX столетия. В основном они касались местного яруса иконостаса, где старая резьба и царские врата были заменены золоченым и посеребренным бронзовым декором. Эту работу выполнил в 1822—1834 годах бежецкий бронзовых дел мастер Иван Тыранов. Поновлял иконы в 1834 году устюженец Яков Бельтенев, а в 1849 году — бежецкий мастер Василий Степанов. Предалтарную железную решетку выковали и поставили в 1835 году устюженские кузнецы Михайла Сосин и Аким Меркульев.
      В настоящее время в Рождественском соборе размещается Устюженский краеведческий музей. В коллекциях музея собраны многочисленные экспонаты, рассказывающие о богатой событиями истории Устюжны, о культуре и быте посадских людей и крестьянства уезда в различные эпохи, о богатом и своеобразном народном искусстве края.
      Большой интерес представляет собрание памятников древнерусской живописи музея. Хотя эта коллекция сравнительно невелика, она имеет чрезвычайную ценность, проливая свет на пути развития искусства в этом уникальном районе тесного соприкосновения различных художественных традиций и их сложного взаимовлияния.
      К самым ранним произведениям живописи в собрании Устюженского музея относится икона «Борис и Глеб» XV века. Популярные в древности русские святые изображены в рост на светлом желтом фоне лимонного оттенка. На головах у них княжеские шапки, опушенные мехом, на плечи накинуты плащи. «Ризы» Бориса и Глеба написаны звучными красками с использованием тонкотертой киновари теплого оттенка и красивой изумрудной зелени, похожей по цвету на малахит. По темноватому санкирю положено неяркое розоватое вохрение без активных белильных движков. Светоносная сила чистых красок, нанесенных легким прозрачным слоем, была особенно характерна для произведений, создававшихся мастерами верхней Волги и Пошехонья, к кругу которых, очевидно, и принадлежал автор «Бориса и Глеба». В то же время в иконографических особенностях этого произведения, в лаконизме изобразительного языка явственно ощущаются отзвуки новгородской художественной школы, особенно в том ее варианте, который развивался на территории северо-восточных волостей Новгорода.
      В конце XV — начале XVI века в Устюжне возникает целая группа произведений, которая позволяет предполагать существование здесь в это время довольно крупной мастерской со своей устойчивой традицией. К самым ранним памятникам относятся «Богоматерь Одигитрия» и «Рождество богоматери» из местного ряда соборного иконостаса. Развитием этого направления стали иконы, созданные для близлежащих церквей — «Покров» для Покровской церкви Устюжны, «Параскева Пятница» с житийными клеймами для Даниловской церкви. К ним примыкает и «Чудо Георгия о змие» с житийными клеймами, вероятно, из Георгиевского придела Рождественского собора. Они исполнены разными мастерами примерно на протяжении полувека.
      Все иконы этой группы написаны на одинаково обработанных липовых досках с узкими боковыми полями. Привлекает внимание необычная популярность иконографического цикла «земной жизни» богоматери. Памятникам этого круга свойственна свободная, подвижная художественная форма, легко и непринужденно рождающаяся под рукой мастера, обладающая особой живописной пластичностью. Они проникнуты личностным восприятием духовных ценностей, христианской символики. Наконец, весьма примечательной и существенной особенностью живописного языка этих памятников является своеобразная трактовка традиционных в иконописи «горок»: довольно широкие и плоские лещадки завершаются округлыми белильными движками, напоминая отпечаток человеческой стопы, а их основания более или менее активно выделяются чередованием голубых и киноварных «теней».
      Своим живописным решением особенно выделяется икона «Чудо Георгия о змие». Георгий, как обычно в иконографии сюжета, изображен в виде всадника, побеждающего «змия»-дракона. Но в данном случае показан не самый бой героя с чудовищем: событие представляется в его дальнейшем развитии. Дракон уже побежден, и царевна ведет его, усмиренного, к стенам города. Победоносный Георгий, гарцуя на вороном коне, словно позирует для парадного портрета. Если повнимательнее присмотреться, то среди красно-голубых горок можно заметить пасущихся коров, от удивления вытянувших шеи, и тявкающую собачонку. В восемнадцати житийных клеймах подробно повествуется о мученичестве Георгия и его посмертных чудесах. Некоторая напряженность в композиционном решении сцен, особенно в клеймах, а также появление глуховатых зеленых тонов свидетельствует как об очередном этапе в развитии творчества устюженских мастеров, так и об индивидуальной творческой манере автора этого замечательного произведения.
      В живописи Устюжны середины XVI века прослеживаются определенные преемственные связи с искусством мастеров конца XV — начала XVI столетия. В собрании Устюженского музея имеется уникальный памятник живописи со столь редкой в XVI веке авторской датирующей подписью — икона «Никола» с восемнадцатью житийными клеймами. В киноварной подписи по нижнему полю иконы сообщается: «Лета 7048 [15401 сотворена бысть сия икона при благоверном великом князе Иване Васильевиче всея Руси п[ри митро]полите Макаре поставление. . .» В колорите иконы, как и прежде, значительную роль играет светлый желтоватый фон, некоторые детали написаны в той же прозрачной акварельной манере, основания «горок» местами также подчеркнуты киноварными полосками. Но, пожалуй, более заметны отличия этой иконы от устюженских памятников предшествующей эпохи, которые выражаются в значительном увеличении размеров фигур, в нарастании композиционной статуарности, репрезентативности, в изменении палитры с введением иных, зеленых и коричневых красок.
      Одним из немногих выявленных в последнее время произведений местных иконописцев XVII века является икона «Сошествие святого духа», написанная в 1687 году. Она примечательна главным образом тем, что в нижней части композиции, по-видимому, изображен заказчик с женой и детьми.
      С произведениями Кирилла Уланова мы познакомились в Рождественском соборе, но мастер работал в Устюжне не только для этого храма. Из церкви Петра и Павла происходит большая торжественная и, можно сказать, программная для Уланова икона «Троица ветхозаветная», написанная, как указано в подписи на нижнем поле, в 1690 году. Иконография рублевской «Троицы» к тому времени претерпела значительные изменения, ярко отразившиеся в произведении Кирилла Уланова. Условные палаты Авраама в левой части композиции превратились в сказочный город с высокими теремами, крытыми переходами и островерхими башнями. Одна из палат у Уланова завершается даже чем-то вроде античной ротонды с колонками. Прежнее скромное деревцо (скорее символ дерева) разрослось в развесистый дуб. Горка правой части иконы превращена в скалистую гору, поросшую травами и кустами. Центральный сюжет произведения — явление Аврааму бога в виде трех ангелов — дополняется и усложняется сценами встречи ангелов Авраамом, приготовления к пиру. По сторонам ангелов, восседающих за пиршественным столом, представлены прислуживающие Авраам и Сарра. По сути дела, зримое изображение незримого божества превращается в жанровую картину, в которой показывается прием богатым хозяином очень важных и почетных гостей. Основу улановского колорита составляют «земные» зеленые, коричневатые и фиолетовые краски, и только слабое мерцание золота еще напоминает о возвышенном содержании этого сюжета.
      Имена иконописцев XV—XVII веков нам неизвестны. Возможно, дальнейшие работы по реставрации и изучению местных памятников восполнят этот пробел. Первые документальные известия об устюженских мастерах относятся к началу XVIII столетия. В переписной книге 1713 года упомянуты иконописцы Матвей Слескинцов и Потап Копыльцов. По «Ведомости», поданной в Главный магистрат устюженскими бурмистрами, в 1721 году иконописным промыслом в Устюжне занимались Семен Слескинцов, Иван Кольцов (Копыльцов?), Иван Русинов и Василий Бородин. В середине XVIII века старостой цеха иконописцев и позолотчиков был Василий Бельтенев. Кроме него, иконописью занимались Лев Копыльцов и Родион Копыльцов; Андрей Солодовников ходил в учениках. Произведения этих мастеров пока не выявлены.

Царские врата из Петропавловской церкви. Кон. XVII - нач. XVIII в.

Устюженский музей обладает собранием произведений масляной живописи XVIII—XIX веков. Здесь имеются полотна русских художников И. К. Айвазовского, Б. М. Кустодиева, Ю. Ю. Клевера, К. Я. Крыжицкого и других. Уникальную ценность в этой коллекции составляют произведения безвестных крепостных живописцев, создавших интереснейшую портретную галерею дворян, имевших усадьбы в Устюженском уезде (Карауловых, Трусовых и других). Эти портреты, отличающиеся высокими художественными достоинствами, являются и важнейшими историческими памятниками, велика их роль в изучении культуры и быта русской провинции XVIII—XIX веков. В этой галерее есть и очень выразительные портреты столпов устюженского купечества XIX века — Поздеевых, Дьяковых, Копыльцовых.     В устюженских храмах было немало шедевров резьбы по дереву XVII—XVIII веков. Хранящиеся в местном музее царские врата XVII — начала XVIII столетия из церкви Петра и Павла являются одним из таких уникальных творений русских резчиков. Свой облик врата получили не сразу.       Вначале они были значительно проще, декор их состоял лишь из плоскорельефной сквозной резьбы. Позднее, очевидно уже в начале XVIII века, на них были наложены новые обрамления живописных клейм со сложнейшей объемной резьбой, изображающей виноградные лозы. Вряд ли это работа местных мастеров.

Сведений о существовании искусных резчиков в Устюжне или в Устюженском уезде, а также их произведений пока не обнаружено, хотя, возможно, они и были. По характеру резьбы и композиционным приемам врата из Петропавловской церкви ближе к произведениям московских мастеров.      Но если устюженцы не проявили себя в резьбе иконостасной, то они заявили о себе как об искусных и оригинальных мастерах в резьбе бытовой, предназначенной для домашнего хозяйства. Самобытны устюженские прялки. Внешне они похожи на шекснинские прялки — «золоченки», но отличаются от них изукрашенной геометрической резьбой, высокой стойкой. Лопаска устюженских прялок невелика по размерам, декорирована трехгранновыемчатой резьбой с включением розеток, крестов, волнистой зубчатой линии, цепочки из ромбов и других символических знаков. В верхней части лопаски обычно вырезали «городки», а внизу делали своеобразные проушины.      Особое пристрастие питали устюженские резчики к древней солярной символике — разнообразным кругам с вписанными в них звездами и крестами, колесам, розеттам. Как известно, отражавшие астральную символику орнаментированные круглые привески в XI—XIII веках были широко распространены как у местных финно-угорских племен, так и у соприкасавшихся с ними новгородских словен и кривичей. В орнаментике прялок до наших дней дошли отзвуки языческих верований местного населения.

Прялки резные. XIX век

      Большую ценность имеет коллекция пряничных досок XVIII—XIX веков, бытовавших в Устюжне и в уезде. Устюженские пряники были довольно большими. Это фигурки рыб, птиц, зверей, реже человека. Изображения их часто исполнены добродушного народного юмора и в гипертрофированном виде выявляют какую-либо характерную черту персонажа.

«Лев». Пряничная доска. XVIII в.

      Сердитый лев яростно хлещет себя хвостом, пригнулся на коротких лапах, словно приготовился к прыжку. От злости он даже вытаращил глаза и высунул длинный язык. Но кисточка хвоста в виде сердечка, лапы словно в расшитых перчатках, ресницы вокруг глаз делают его злость игрушечной и забавной. На другой доске распустила хвост веером и важно выступает красавица пава. Изображали на пряничных досках ловившихся когда-то в Мологе стерлядей. На одной такой доске стерлядь свернулась кольцом, а у ее головы вырезана подпись: «Вкусно сесь рыбку». Выпекали пряники в виде женской фигуры, одетой в разукрашенный народный костюм, с высоким остроконечным головным убором. Эта фигура, несомненно, имеет связь с образом древнеславянской Великой Богини, столь распространенным в местной вышивке. Пряники часто были и в форме мужичка в лаптях, в войлочной шляпе и с коробом на боку — коробейника.

Замки и ключи работы устюженских мастеров. XVIII в.

      В сюжетах, в манере изображения птиц, животных и человека на устюженских пряничных досках также явно ощутимы глубинные пласты традиций народного искусства Северной Руси, уходящие в даль минувших столетий. Умение резчиков остро подметить и выявить типические черты животных, птиц и рыб, сохранить реалистическую убедительность художественного образа при всей его декоративной стилизованности, само их неодолимое тяготение к зооморфной пластике указывают на древние корни их искусства, на многовековой опыт народных мастеров, на живые традиции древнефинского и древнеславянского художественного наследия.
      Изделия кузнечного мастерства устюженцев нередко имели художественное значение. 

Конец свадебного полотенца. Вышивка. XIX

      Даже обычный плотничий и слесарный инструмент, веками развиваясь, обретал наиболее рациональные, совершенные в пластическом выражении функционального назначения формы, поднимающиеся до высоты подлинного искусства. Замки и ключи украшались геометрическим орнаментом, выполненным в технике литья и ковки, напоминающим узоры устюженских резных прялок. На стройное деревцо с корневищем и ветвями похожи изящные ярусные светцы с витым стволом. Разнообразны по форме личины замков, дверные навесные петли и щеколды. Узорчатым просечным железом украшались свесы кровель, «коруны» водосточных труб, навершия дымовых труб. Многие из подобных предметов и сейчас еще используются в быту местного населения.
      Повсеместно в Устюженском уезде было развито искусство народной вышивки. В собрании музея имеется ценная коллекция расшитых шерстью и шелком полотенец, женских праздничных одежд, поясов. Устюженские свадебные и праздничные полотенца отличались богатством декора. Обычно в них комбинировались тканые проставки с вышивкой и редко с кружевами. Получались многоярусные декоративные композиции, насчитывавшие иногда тринадцать и более орнаментальных регистров, нижний из которых состоял обычно из треугольных и полукруглых «мысов». Композиционный принцип декора устюженских свадебных полотенец, когда орнаментальные регистры как бы «подвешиваются» один к другому, напоминает декоративную систему финно-угорских шумящих украшений XI—XIII веков, частично воспринятую и расселившимися здесь славянами. Что же касается комбинированного использования в одной композиции проставок с различными видами вышивки и ткачества (а иногда и просто полосок кумача), полихромии тамбурной вышивки, то, согласно наблюдениям специалистов, эти черты сближают устюженскую вышивку с вышивкой Ярославской области и народов Поволжья.
      В ранних вышивках, исполненных в технике двухстороннего шва, использовались широко распространенные на Севере древние мотивы женской фигуры с предстоящими всадниками, «павы» и «древа жизни». В композицию декора свадебных полотенец включались изображения символов плодородия — ромбов, кринов (узоров, напоминающих процветший росток), а также солярных знаков.
      Встречаются очень интересные образцы вышивки белой строчкой. На концах одного из таких полотенец вышита композиция с символическим пожеланием счастья молодоженам: изображены фигуры невесты в широком кринолине и жениха в приталенном кафтане, коротких штанах и башмаках с чулками; посредине вышит корабль с развевающимся вымпелом на мачте. Сценка обрамлена узором стилизованного крина — символа возрождающейся жизни; дарившие такое полотенце как бы желали молодоженам счастливого плаванья по житейскому морю и семейного счастья. Судя по костюмам, эта композиция появилась в народной вышивке не ранее середины XVIII века.

Фаянсовые изделия фабрики И. И. Небаронова. 80-е гг. XIX в.

      Большой популярностью у устюженских вышивальщиц в конце XIX — начале XX века пользовались тамбурные вышивки. Обычно они также комбинировались с проставками стро-чевой вышивки, реже — с ткаными полосками. Излюбленными сюжетами остаются все те же птицы и женские фигуры, появляются и более привычные, наблюдаемые в быту предметы. На одном из полотенец традиционные птицы предстоят уже не «древу жизни», а большому закрытому сундуку, фигура Великой Богини становится изображением могучей крестьянки, одетой в широкий сарафан и кофту с присборенными рукавами. На свадебных полотенцах часто встречается композиция с изображением крестьянского дома и сцены свадебного пира. В городе вышивали по белому полотну цветными шелками «гладью». В таких вышивках обычны мотивы цветущего куста роз, вазона с цветами и птицами.
      Во второй половине XIX века в Устюжне существовала фабрика фаянсовых изделий И. И. Небаронова. Ее продукция — столовая посуда, декоративная мелкая пластика — была широко известна в России. Со смертью владельца производство их прекратилось в 1889 году. Фаянсовая посуда фабрики Небаронова украшалась красивой росписью приятного зеленоватого или красноватого оттенка орнаментального характера или же изображением несложных пейзажных мотивов. В Устюженском музее экспонируется целый ряд изделий небароновской фабрики бытового и декоративного назначения.
      Рождественский собор, стоящий на площади Жертв Революции, возвышается над окружающей застройкой, над купами кустов и деревьев. От него в перспективе главной магистрали города — улицы Карла Маркса (в прошлом Большой Московской) видны голубые купола Казанской церкви. Эти два замечательных памятника архитектуры Устюжны, расположенных на одной оси, играют большую роль в формировании исторической части Устюжны на правом берегу Мологи.
      Казанская церковь в Устюжне сооружена в 1694 году на всполье, за пределами посада. По преданию, на этом месте юродивому по имени Афоня явилась икона Казанской богоматери, в честь которой и был ранее возведен деревянный храм, сгоревший в 1660 году. По свидетельству архивных документов, существующая каменная Казанская церковь построена «коштом» барона Григория Дмитриевича Строганова. Строгановы вели крупные торговые дела и были связаны со многими городами России. В Устюжне они бывали как по казенным, так и по своим частным делам. За Мологой у Григория Дмитриевича Строганова в начале XVIII века имелись два двора, в которых жили его приказчик и дворовые люди. Постройка каменного храма указывает на то, что Григорий Строганов проявлял к Устюжне особый интерес, по-видимому, связанный с той видной ролью, которую город играл в экономике и торговле Северной Руси.

Казанская церковь. 1694 г.	План Казанской церкви

      Основной объем Казанской церкви, в плане квадратной, возвышается над низкими одноэтажными приделами. Северный Екатерининский придел был сооружен одновременно с главным храмом. Южный Антипьевский придел и закрытая паперть вдоль всего западного фасада пристроены в середине XIX столетия.
      Казанская церковь напоминает терема XVII века. Она имеет богатое декоративное убранство фасадов, подобно другим строгановским постройкам этого времени. Ее массивные граненые главы поставлены на двухъярусные восьмигранные барабаны, обработанные квадратными и прямоугольными филенками и окаймленные карнизами сложного профиля. Из пяти барабанов только центральный является световым. Все фасады имеют сложное завершение в виде разорванного лучкового фронтона, в который включен массивный киот с щипцовым покрытием. Из белого камня вырезаны детали декора, обрамляющего оконные проемы. Раскрепованный карниз с филенками и крупными зубцами кирпичной кладки опоясывает четверик по периметру.
      Белокаменные наличники окон выполнены в виде приставных колонок с коринфскими капителями и массивного сандрика наподобие разорванного фронтона с фигурным аттиком и плоскими волютами. В обрамлении некоторых окон использованы витые колонки, украшенные причудливой рельефной резьбой с изображением мотива виноградной лозы. Фасады главного четверика с раскрепованными углами декорированы полуколонками с резными капителями. Окна второго света выделены профилированной рамкой и двускатным сандриком на кронштейнах. Богатой и разнообразной белокаменной резьбой заполнены венчающие фасады фигурные фронтоны, в композицию которых включены и витые колонки, и сложно профилированные карнизы, и разные по размерам и рисунку волюты. Столь же богато и интересно был декорирован белокаменной резьбой западный вход, обрамленный резными колонками с мотивом виноградной лозы и увенчанный барочным разорванным фронтоном. Над входом в резной белокаменной раме с венчающей пальметтой помещено изображение иконы Казанской богоматери, ранее, вероятно, написанное на доске, а позднее выполненное в технике фрески.
      В ансамбль Казанской церкви входят возведенная в 1764— 1767 годах мастером Петром Белавиным высокая шатровая колокольня и каменная ограда, поставленная в середине XIX столетия.
      В конце XVII века Григорием Строгановым в разных городах было выстроено несколько храмов, по архитектуре подобных устюженской Казанской церкви. Большое сходство в плане и в декоративном решении фасадов обнаруживается у Казанской церкви с Введенским собором в Сольвычегодске, Рождественской церковью в Нижнем Новгороде, но особенно близкой аналогией ей является Смоленская церковь в Гордеевке, возведенная в 1694—1697 годах.
      Имя архитектора, создавшего эти удивительные по красоте и оригинальности произведения русской раннебарочной архитектуры XVII века, осталось неизвестным. Возможно, создателем этих замечательных построек был один из крепостных строгановских мастеров, учившихся за границей, в Италии. Есть сведения о том, что в конце XVII века у Григория Строганова работал живописец Степан Дементьевич Нарыков, некоторое время обучавшийся художествам в чужих землях. Им созданы иконы для иконостаса Введенского собора в Сольвычегодске. Его произведения имеются и в Великом Устюге. Не исключено, что именно по его проектам-рисункам и возводились строгановские храмы, в облике которых явно проступают черты западноевропейской барочной архитектуры. Быть может, этим и объясняется необычная живописность фасадов в строгановских постройках, как будто сошедших с икон и фресок того времени; понятным тогда становится и факт относительно небольшого количества подобных сооружений, появление которых в русском зодчестве укладывается в рамки двадцати лет конца XVII — начала XVIII века.
      Интерьер Казанской церкви в середине XVIII столетия был украшен фресками. На арке прохода в северный придел сохранилась надпись: «1756 года июля 1-го дня начата сия святая церковь стенным писанием украшатися... и совершися в сей святей церкви стенное писмо 1757 года августа 26 дня. Трудившися о Господе сию святую Церковь стенным писанием иконницы Града Ярославля посадские люди Афанасий Андреев, Иван Андреев Шустовы, Козма Козмин Овсяников, Семен Семенов с детьми Дмитрием и Козмою, Устин Никифоров, Егор Семенов, Василий Васильев, Степан Андреев, Андрей Осипов, Иван Григорьев».
      В 1899 году фрески реставрированы художниками В. П. Китаевым, А. И. Кобыличным и С. Ф. Чуприненко. При этом сделаны частичные записи, особенно в нижних регистрах росписи четверика, в алтаре и на паперти.
      Иконографическая схема росписи Казанской церкви обнаруживает близкую связь с ярославскими фресками начала XVIII века. Вместе с тем здесь отмечается уже и много нововведений. В куполе барабана, как обычно, помещено изображение «Христа Вседержителя». В круглых клеймах двусветного фонаря написаны праотцы, пророки и херувимы. Сомкнутый свод расписан на сюжеты «праздников» («Рождество богоматери», «Введение во храм», «Сретение», «Богоявление», «Преображение», «Сошествие святого духа», «Распятие»).

Казанская церковь. Фреска. Сцены из "Жития св. Екатерины"	Казанская церковь. Фреска. Изображение Г. Д. Строганова (?)

      Роспись стен разделена на четыре регистра. При этом росписью покрыты и откосы окон. Два верхних регистра посвящены христологической теме. Особенной популярностью пользуются у иконописцев сюжеты притч, из которых в Казанской церкви представлены «Притча о талантах», «Притча о виноградарях», «Притча о брачном пире», «Притча о рабе немилостивом», «Притча о богатом и бедном Лазаре», «Притча о блудном сыне» и ряд других. На сводчатых перемычках окон верхнего света помещены изображения Саваофа, Спаса и Христа-Эммануила, а также различные изводы икон богоматери. В следующем регистре иллюстрируются «Деяния апостольские». Изображены «чудеса» апостолов Петра и Иоанна, убиение апостола Фомы, обращение Савла, изведение апостола Петра из темницы, «чудеса» Иоанна Богослова и некоторые другие сюжеты. Развитие повествования этого регистра прерывается включением композиций увеличенного размера «Спас Нерукотворный», «Предста царица» и изображением богоматери с младенцем, созданным под явным влиянием «Сикстинской мадонны» Рафаэля. В композициях нижнего регистра повествуется о житии мученицы Екатерины от ее крещения до усекновения мечом. На сводах окон северной стены также написаны иконы богоматери, а на своде западного портала — «Троица ветхозаветная».
      Большой интерес представляет роспись откосов западного входа в храм. На одном из них изображен юноша в скромной светской одежде, сложивший руки в молитвенном жесте. На другом написана фигура пожилого мужчины в длинных дорогих одеждах богатого гостя и в позе ктитора. По-видимому здесь проиллюстрирована легенда о построении Казанской церкви Григорием Строгановым по обету. Примеры ктиторских изображений в древнерусской живописи нередки, но никогда еще они так не приближались к жанру светского портрета.
      В алтаре написаны композиции «Троица новозаветная», «Богоматерь на престоле» с предстоящими Василием и Дарией, «Вседержитель на престоле». Роспись свода посвящена сюжетам из жизни богоматери. Фрески жертвенника и диаконника значительно утрачены. Из них сохранились изображения жертвенного агнца в дискосе и Василия Великого (в жертвеннике), «Тайной вечери» и Николы в диаконнике.
      В росписи паперти особенно выделяется большая развернутая композиция «Страшного суда» с правой стороны от входного портала на западной стене храма. Слева от входа в круглых клеймах написаны «Дни творения». На восточной паре пилонов представлены сцены истории о Каине и Авеле, «Изгнание из рая», «Покров». На правом пилоне изображен ангел со свитком, «записывающий» имена входящих. Напротив, на другом пилоне, написан «Ангел карающий» с мечом в руке.
      В характере росписи проявляются уже новые художественные принципы оформления интерьера. Если в памятниках предшествующей эпохи каждый сюжет занимал определенное место в общем живописном ансамбле храма и был связан с его архитектурой, то в оформлении интерьера Казанской церкви роспись не подчиняется традиционной схеме расположения в храме, усиливается ее декоративная роль. Так, на сводчатых перемычках окон помещены совершенно случайные изображения богоматери, а откосы окон заполнены сценами, развивающими повествование регистра, тогда как в окнах — источнике света — ранее помещались изображения преподобных и некоторых иных «светочей веры». Повествование регистра «Деяний апостольских» неожиданно прерывается включением увеличенных в масштабе композиций «Спас Нерукотворный», «Предста царица» и «Богоматерь с младенцем», играющих, по сути, роль изолированных от остальной росписи картин, произвольно «повешенных» на стенах, лишь по принципу симметрии.
      В цветовом решении росписи Казанской церкви преобладают коричневые, темно-зеленые и синие краски. Мастерство иконописцев в достижении колористической гармонии находится по-прежнему на высоком уровне. Существенная разница заключается лишь в том, что колорит ярославских фресок XVII — начала XVIII века, в котором мягко сияли сочетания светлых охр с голубцом, в известной степени настраивал на возвышенный лад, а цветовой строй росписи Казанской церкви более ориентирован на красоту земную, материальную. Все эти заметные изменения в содержании и изобразительном языке росписи Казанской церкви говорят о закате древнерусского искусства с его приверженностью к идеалам совершенной жизни и о наступлении новой эпохи в духовном развитии русского народа — эпохи утверждения ценности земных благ.
      Иконостасы в Казанской церкви поздние и особого интереса не представляют. Икона «Богоматери Казанской» с клеймами в местном ряду главного иконостаса находится под грубыми позднейшими поновлениями.
      В начале XVIII века Устюжна еще сохраняла значение одного из центров металлургической промышленности России. Здесь существовал Ижинский железоделательный завод, было развито оружейное дело. Кроме того, среди посадских ремесленников были серебряники, красильники, плотники и другие мастера. Процветание ремесел способствовало развитию Устюжны. Она интенсивно застраивалась. На планировку города, которая до нас не дошла, определяющее влияние имели рельеф и очертания берегов Мологи и впадающих в нее речек Ворожи и Ижины. Улицы и переулки устремлялись к воде, следовали прихотливым изгибам речных берегов.
      В 1722 году в Устюжне случился большой пожар, во время которого сгорело 170 жилых домов и много церквей. После этого многие храмы стали строить каменными. К концу XVIII столетия большинство церквей уже было возведено из кирпича. При этом, как правило, теплый и холодный храмы устраивались в одном здании. Некоторые церкви были переименованы, а древние престолы стали приделами. Храмы возводились на высоком берегу или на верхних площадках пойменных террас.
      На заросших берегах Ворожи в недалеком расстоянии от Рождественского собора расположены Благовещенская и Воскресенская церкви. С устройством запруды у каменного моста через Ворожу образовался большой проточный пруд, архитектурное обрамление которого составляют ныне эти три храма.
      Деревянная церковь Благовещенья «на всполье» существовала уже в XVI столетии. В XVII — начале XVIII века при ней был основан женский монастырь, впоследствии упраздненный. Каменный Благовещенский храм построен в 1762 году «тщанием прихожан и доброхотных дателей». В плане он представляет усложненную форму равноконечного креста. Алтарная апсида имеет округлое очертание. Центральный объем храма перекрыт сомкнутым сводом.

Благовещенская церковь. 1762	План Благовещенской церкви

      Световой центральный барабан состоит из двух восьмигранных объемов, завершающихся луковичной главой. Четыре угловых барабана с изящными гранеными главами-луковицами имеют декоративное значение. С западной стороны к церкви примыкают одноэтажные приделы Архангела Михаила и Дмитрия Ростовского. Над открытым крыльцом на мощных каменных столбах-опорах высится шатровая колокольня.
      Оконные проемы обрамлены выложенными из кирпича наличниками несложного профиля и венчаются массивными двускатными сандриками. Профиль карниза, окаймляющего храм, состоит из полочек, полуваликов, выкружек и валика. Грани основного объема и колокольни, а также углы трапезной обработаны плоскими лопатками.
      При проведении в 1978 году реставрационных работ на Благовещенской церкви обнаружены следы первоначальной раскраски фасадов. Карниз был окрашен в три цвета: верхние две полочки с полуваликом — черной краской синеватого оттенка, выкружка с полуваликом — желтой охрой и нижняя полочка с выкружкой — красной охрой или мумией. Такой же красной краской покрашен и подчеркивающий карниз валик. Плоскость стены имела светло-розовый цвет, лопатки были черными. Красным цветом выделено обрамление окон, а ниши — желтой охрой.
      Летом, когда вся Устюжна утопает в зелени, Благовещенская церковь особенно привлекает своим обликом, стройным легким силуэтом. Она гармонирует со старой окружающей застройкой и кажется сошедшей с полотен Поленова.
      На противоположном берегу Ворожи, на месте бывшего Ильинского, а затем Воскресенского монастыря, у шумной Торговой площади в 1771 году была построена каменная Воскресенская церковь, послужившая образцом при возведении ряда последующих устюженских церквей. Она имеет более строгий и четкий прямоугольный план с полукружием апсиды, знаменуя конец архитектуры барокко с его сложными фигурными планами. Все объемы Воскресенской церкви расположены по центральной оси. К квадратному в плане четверику главного храма последовательно примыкают большая трапезная и паперть с западной стороны, строго выдерживая линию фасадов четверика. Над папертью возвышалась колокольня. Двусветный четверик перекрыт сомкнутым сводом и венчался традиционным пятиглавием, не сохранившимся до наших дней.
      По композиции фасадов Воскресенская церковь скромнее Благовещенской, она как бы предвозвещает наступление эпохи классицизма. Углы четверика обрамлены спаренными лопатками. Ниже тяг слаборазвитого карниза по периметру храма расположены полукружия ложных закомар. Высокие оконные проемы выделены плоским обрамлением, завершающимся двухлопастной арочкой с килевидным подвышением. Эти ложные закомары и килевидные сандрики над окнами при принципиально новой композиции объемов и фасадов выглядят архитектурным анахронизмом для своего времени, какой-то декларацией приверженности «отеческим обычаям».
      Площадь 25 Октября (бывшая Торговая), на которой находится Воскресенская церковь, отделяется от площади Жертв Революции (в прошлом — Соборной) речкой Ворожей и большим прудом, берега которых заросли ивняком и березами. Эти центральные площади города составляют его планировочное ядро, где каждый памятник архитектуры имеет важное градостроительное значение. Красиво расположенная у березовой рощи на берегу пруда, Воскресенская церковь замыкает площадь 25 Октября с юга, одновременно связывая ее с прилегающей старой застройкой.
      Дальнейшее развитие традиция устюженского культового зодчества находит в архитектуре храмов левобережной части города. Здесь, против золоченых куполов Рождественского собора, на другом берегу Мологи, возвышаются над окружающими деревянными домами стройные главки Покровской церкви, возведенной в 1780 году. По композиции объемов, расположенных по центральной оси, Покровская церковь близка Воскресенской. Вся разница между ними заключается в основном лишь в том, что паперть и крыльцо с западной стороны Покровской церкви последовательно уменьшаются в размерах, образуя в плане ступенчатую форму. Четверик перекрыт сомкнутым сводом. Над четырехскатной кровлей поднимаются пять двухъярусных восьмигранных барабанов, украшенных фигурными и прямоугольными филенками. Граненые главы увенчаны коваными крестами «процветшей» формы.

Покровская церковь. 1780

      В решении фасадов Покровской церкви нет ничего принципиально нового: те же ложные закомары под карнизом, те же спаренные плоские лопатки по углам четверика. Но обрамление окон в Покровской церкви выполнено более эффектно: вместо плоских кирпичных рамок оконные проемы здесь подчеркнуты своеобразными кирпичными «цепочками» из маленьких спаренных балясин, поставленных на полочки. Завершения оконного обрамления имеют такую же килевидную форму, как и в церкви Воскресения, а под карнизами подоконников сделаны кронштейны из фигурного кирпича.
      Интерьер Покровской церкви в XIX веке был украшен стенной росписью. На своде размещены композиции «Воскресение», «Изгнание торгующих из храма», «Преображение», «Троица новозаветная». На северной стене сохранилась роспись с изображением «Уверения Фомы», на южной — «Хождения по водам». На западной стене расположены сцены «страстного» цикла — «Моление о чаше», «Поцелуй Иуды», «Приведение Христа на Голгофу».
      На левом же берегу Мологи, несколько выше по течению от церкви Покрова находится Успенская церковь, построенная в 1781 году.
      Объемно-пространственной композицией и планом храм Успения еще больше напоминает Воскресенскую церковь. Очень похожи они и по декоративной обработке фасадов с использованием спаренных лопаток и плоским обрамлением оконных проемов четверика, увенчанных килевидными арочками. Отличие между ними заключается в отсутствии ложных закомар и в применении поребрика по карнизу и по цоколю в декоре фасадов Успенской церкви.
      Если Рождественский собор, Благовещенская и Воскресенская церкви ориентированы на Ворожу и со стороны Мологи почти не просматриваются, то Покровская и Успенская церкви имеют большое значение для восприятия города с Мологи и для формирования архитектурного ансамбля Левой набережной. Они членят несколько монотонную линию деревянной жилой застройки набережной на ритмические группы и играют в них важную роль архитектурных акцентов.
      Удивительное единство в разработке объемных построений и в композиции фасадов, отмечающееся в устюженской культовой архитектуре второй половины XVIII столетия, дает основания для вывода о формировании местного направления в каменном зодчестве, в котором новые идеи пространственной организации сочетались с намеренной архаизацией архитектурного декора, и заставляет предполагать появление здесь в это время кадров местных каменщиков.
      Облик дошедшей до нас исторической части Устюжны определен в значительной мере генеральным планом застройки, одобренным Комиссией для устройства городов Санкт-Петербурга и Москвы в 1778 году. К этому времени дома посадских людей и купцов в Устюжне располагались в основном по берегам Ворожи и Мологи, составляя сложную систему кривых переулков и улиц. Город делился на четвертаки (Успенский, Пречистенский, Козьмодемьянский и другие). Планом регулярной застройки предусматривалось выпрямление улиц и расположение их перпендикулярно одна другой.
      При этом учитывались исторически сложившиеся градостроительные акценты. Центром города должна была остаться старая Торговая площадь с Воскресенской церковью и примыкающая к ней Соборная площадь с Рождественским собором. На Торговой площади было запроектировано каре торговых рядов, а на Соборной площади намечено сооружение казенных зданий. Вся площадь по периметру должна была застраиваться каменными домами, в остальных частях города разрешалось возводить деревянные дома. Небольшие площади предусматривались и вокруг существовавших к тому времени церквей.
      План 1778 года был довольно точно осуществлен в процессе застройки города, с одним лишь существенным изменением, сделанным, очевидно, еще в XVIII веке при привязке на местности. Составленным в Комиссии планом никак не учитывалась градостроительная роль Казанской церкви, не вошедшей в черту города. Центральная Большая Московская улица (теперь ул. Карла Маркса) в юго-западной части города по плану должна была явиться прямым продолжением Новгородской улицы, строго выдерживая направление с запада на восток и определяя прямоугольную сетку кварталов. При этом не принималось во внимание исторически сложившееся юго-восточное направление старого Московского тракта. Кроме того, по предложенному плану прибрежные жилые кварталы оказывались на заливных лугах в пойме Мологи. Проведенной на месте корректировкой плана все эти недостатки были учтены и исправлены. В результате Большая Московская улица получила юго-восточную ориентировку с выходом на Казанскую церковь. Два главных и лучших храма города оказались на одной оси, определившей направление и других улиц этого района. Это была удачная находка градостроителей, позволившая создать ценный в художественном отношении и устойчивый городской ансамбль, не потерявший своего значения до наших дней, хотя строгость прямоугольной сетки улиц и оказалась при этом несколько нарушенной.
      Сразу же после утверждения нового плана начались работы по перепланировке Устюжны. Они довольно быстро были завершены, и уже с 1780 года активно развернулось строительство домов и лавок в соответствии с планом. Правда, застройка и теперь оставалась исключительно деревянной. Кирпич был слишком дорог, да и не особенно хотелось устюженцам из светлых и сухих деревянных домов переселяться в каменные. К 1795 году в Устюжне значилось уже 248 домов, возведенных по плану, а старых строений оставалось только 183. В это время во всем городе был сооружен только один жилой каменный дом, да и тот в Успенском четвертаке за Мологой, а не там, где предписывалось планом каменное строительство.
      Этот единственный каменный жилой дом XVIII века хорошо сохранился (ул. Коммунаров, 55). Он принадлежал купцу Ивану Матвееву Дьякову, владевшему солодовым и кирпичным заводами. Сравнительно небольшой дом в пять окон по фасаду был выстроен по одному из тех «образцовых» проектов, которые обычно высылали в провинциальные города вместе с генеральным планом. Как известно, «образцовые» фасады конца XVIII века не являлись обязательными к исполнению во всех деталях, архитекторам на местах и застройщикам предоставлялась возможность варьировать их в соответствии с конкретными условиями, целями и возможностями. Как уточнялось в подписи к «Фасадам примерным против вновь строящихся городов», рассылавшимся в заново спланированные города, «наружные украшения, внутренние расположении и задний на дворы фасады делать предоставить на волю хозяев какие кто пожелает».

Б. дом Дьяковых (ул. Коммунаров, 55). 1790-е гг.

      Дом Ивана Дьякова является вариантом «образцового» проекта № 5, разработанного Комиссией о каменном строении в 1770 году. В соответствии с ним одноэтажный пятиоконный дом покрыт четырехскатной кровлей («епанчей»). Возводился дом уже в 90-е годы, поэтому в его облике ощущается влияние классицизма. Так, оконные проемы дома лишены наличников. Несколько уменьшены размеры оконных проемов, вследствие чего активнее выступает плоскость стены; главный фасад обработан рустом.
      В дальнейшем каменное жилое строительство не получило развития на левобережной территории города. Дом Дьяковых, первенец каменной гражданской архитектуры, до настоящего времени остается здесь единственным каменным жилым зданием.
      Более активно и с большим размахом застраивались уже в XIX веке центральные кварталы правобережной стороны. На улице Карла Маркса, площадях Жертв Революции и 25 Октября сохранился целый ряд каменных и деревянных зданий, сообщающих исторической части города своеобразный облик.
      В XIX столетии выплавка кричного железа в Устюжне и ее окрестностях практически прекратилась, но ремесла, связанные с обработкой железа, продолжали существовать на базе привозного металла. Постепенно на первый план в экономике города выступали торговля хлебом, речное судостроение, плотницкий промысел. Состоятельные устюженские купцы и предприниматели вели активную строительную деятельность, наложившую на облик города характерный отпечаток. Принадлежавшие им каменные жилые дома начала XIX века несут на себе заметный отпечаток влияния «образцовых» планов и фасадов, разработанных в Комиссии о каменном строении (дом Грибушиных на Правой наб., 21; дом Шишовых на ул. Богатырева, 64).
      В первой половине XIX века начал складываться более парадный облик Большой Московской улицы в соответствии со значением этой главной магистрали города. Застройка этого времени отчасти сохранилась и доныне. Наиболее представительные здания были возведены в самом начале улицы, поблизости от Рождественского собора.
      Особенно примечателен по композиции фасада бывший дом А. М. Копыльцовой (ул. Карла Маркса, 7). При симметричном решении семиоконного второго этажа входной портал на первом этаже неожиданно сдвинут влево. По сторонам входа расположено два оконных проема вдвое меньшего по ширине размера, чем рядовые окна. Нижний этаж рустован, окна обнесены прямоугольной профилированной рамкой наличников. Широкий междуэтажный пояс заполнен прямоугольными филенками и фигурными нишками тонкого рисунка. Центральная часть фасада по второму этажу выделена каннелированными пилястрами, профилированные наличники венчаются сандриками с арочным подвышением. Сложного профиля карниз с «зубчиками» завершает композицию фасада. Жилые комнаты и большая гостиная располагались на втором этаже вдоль уличного фасада.

Б. дом Копыльцовых (ул. Карла Маркса, 7). Нач. XIX в.

      Дом О. А. Иконниковой (ул. Карла Маркса, 3) скромнее по убранству фасадов и меньше по размерам — он имеет пять окон, выходящих на улицу. Его нижний этаж, решенный как цокольный, обработан рустом. Междуэтажный пояс отмечен лишь простыми прямоугольными рамками. Окна второго этажа обрамлены профилированными наличниками, завершающимися лучковыми сандриками на кронштейнах.
      Каменные дома середины XIX века по своему внешнему виду непритязательны, как, например, бывший дом П. В. Китаевой, построенный в 1851 году (ул. Карла Маркса, 31). Но их интерьеры нередко отделывались богато. В большой гостиной дома Китаевой сохранились две белые кафельные печи, «зеркала» которых украшены рельефными изображениями Афины и Флоры. По композиции объемов и рисунку деталей печи эти являются ценными памятниками русской архитектуры малых форм.
      Во второй половине XIX века несколько усилилось строительство домов для купцов и мещан; интерьерам этих зданий, размеры которых увеличивались, свойственно усложненное декоративно-пластическое решение. Возведенный в 1878 году на углу Большой Московской и Пречистенского переулка (ул. Карла Маркса, 2/15), двухэтажный каменный дом Н. И. Поздеева, где он содержал магазин колониальных товаров, играет важную градостроительную роль, закрепляя угол квартала и участвуя в формировании Соборной площади. Но цельность архитектуры поздеевского дома нарушает пристроенное позднее крыльцо с навесом на металлических колонках, окно которого с широким поясом полуциркульного обрамления вносит диссонанс в декоративную систему здания.
      Замечательным исторически сложившимся архитектурным ансамблем в Устюжне является бывшая Торговая площадь. Она была тесно застроена деревянными корпусами торговых рядов, лавками и амбарами. В кварталах, ограничивающих площадь с севера и запада, сооружение каменных жилых зданий с торговыми помещениями началось еще в первой четверти XIX века. Однако в связи с неоднократными пожарами в этой части города их первоначальный облик не сохранился. Владевшие домами в середине — второй половине прошлого столетия купцы Шишовы, Поздеевы, Коротаевы перестраивали и украшали их в соответствии со своими надобностями и вкусами. Дошедшие до нас фасады и интерьеры этих зданий относятся в основном ко второй половине XIX века. Из числа разновременных сохранившихся здесь зданий привлекает внимание каменная лавка, построенная в первой четверти XIX века. Это небольшое одноэтажное здание в два окна, вход находится на центральной оси фасада. Прямоугольные оконные проемы расположены в нишах с полуциркульным завершением. Плоскость стены оживляется выступающими угловыми лопатками с плоскими филенками. Подобная композиция фасада близка некоторым «образцовым» проектам, изданным в 1809—1814 годах.
      Значительную роль в ансамбле площади, несомненно, играет большой каменный дом, принадлежавший Я. М. Поздееву (пл. 25 Октября, 15), возведенный в 70-е годы XIX века. Фасады здания рустованы, обильно украшены лепниной тонкой художественной работы, заполнившей ниши наличников, венчающий и междуэтажный карнизы, аттики и эркер на консолях, расположенный на срезанном углу дома, фиксирующем угол квартала. Аттики соединялись парапетом из чугунной решетки художественного литья. Двор обнесен каменной стеной, обработанной нишами и филенчатыми лопатками. В интерьерах поздеевского дома также много лепнины. Выстроенный на просторной площади массив здания как бы символизировал богатство и процветание устюженского купечества. Дом Поздеева несет весьма ответственную градостроительную функцию в формировании ансамбля площади 25 Октября, открывая ее со стороны Ворожского моста.
      Особого внимания заслуживает деревянная архитектура Устюжны. Из-за частых пожаров ранняя деревянная застройка города сохранилась плохо. Очень большой урон нанесли пожары 1872 и 1896 годов. Из деревянных построек первой половины XIX века до нас дошли лишь отдельные здания, располагавшиеся в некотором отдалении от массовой застройки либо же находившиеся в окружении каменных домов.
      Старые дома Устюжны несут на своем облике печать сдержанного холодноватого благородного классицизма. На них почти нет резьбы, а если и есть, то она всегда объемная, с тонкой пластической проработкой деталей. Эти здания отличаются красотой пропорций, четким ритмом оконных проемов. Они всегда обшиты тесом. К зданиям этого типа относится дом на каменном фундаменте у Рождественского собора, принадлежавший Н. И. Поздееву (ул. Богатырева, 4). Подобным же домом на Большой Московской владели потомственные почетные граждане А. С. и И. С. Петровых (ул. Карла Маркса, 19). Центральная часть этого здания выделена небольшим выступом. Карниз украшен модильонами с акантом и крупными розеттами.
      Большой интерес представляют сохранившиеся городские дворянские особняки первой половины XIX века. Из них в первую очередь следует отметить особняк А. В. Жилина на улице Карла Маркса, 10, известный как дом Костина, и особняк у Благовещенской церкви, принадлежавший М. С. Батюшковой (ул. Корелякова, 14), известный как дом Рябкова.

Б. дом Жилина (ул. Карла Маркса, 10). Перв. пол. XIX в.

      Оба здания строились по одному «образцовому» проекту. Фасады одноэтажных домов украшены четырехколонными портиками. Каннелированные деревянные колонны поставлены на каменный стилобат. Портики не имеют фронтонов, благодаря чему здания лишены строгости завершенных классических форм, что сближает их с окружающей деревянной застройкой и сообщает им своеобразный оттенок интимности. Близки оба дома и по планировке внутренних помещений: гостиные и жилые комнаты располагались в передней части здания, а служебные и хозяйственные помещения занимали заднюю дворовую часть. Несколько различаются они лишь размерами: дом Жилина имеет семь окон по фасаду, а дом Батюшковой — пять. В гостиной особняка Жилина сохранились красивые фигурные печи, облицованные белыми кафельными плитами.
      В доме М. С. Батюшковой в 1906—1911 годах неоднократно бывал А. И. Куприн, подолгу живший в имении Батюшковых Даниловском, расположенном недалеко от Устюжны. Во многих его произведениях отразились впечатления, полученные им в Устюжне и в окрестностях. Город на всю жизнь остался в памяти писателя.
      С Устюжной оказалось некоторым образом связано и творчество великого Гоголя, когда он создавал бессмертного «Ревизора». Как известно, А. С. Пушкин рассказал Н. В. Гоголю слышанный им от одного из своих знакомых случай с чиновником, попавшим в захолустный город, где его приняли за ревизора. Точно неизвестно, о каком именно городе говорил Пушкин; таких глухих городков в России было великое множество, и в любом из них могла случиться эта история. Подобный случай в 1829 году имел место и в Устюжне, где проезжий вологодский помещик П. Г. Волков выдал себя за ревизора корпуса жандармов.
      Брал ли устюженский судья взятки борзыми щенками и собирались ли там строить церковь при богоугодном заведении в те годы — сие, как говорится, покрыто мраком неизвестности. Но некоторые типичные черты быта тогдашнего провинциального городка, которые очень точно подметил Н. В. Гоголь, были присущи и Устюжне. Готовясь к приезду ревизора, гоголевский городничий, между прочим, дает и такое любопытное указание с последующей сентенцией: «Да разметать наскоро старый забор, что возле сапожника, и поставить соломенную веху, чтоб было похоже на планировку. Оно чем больше ломки, тем больше означает деятельности градоправителя. Ах, боже мой! Я и позабыл, что возле того забора навалено на сорок телег всякого сору. Что это за скверный город! Только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор — черт их знает откудова и нанесут всякой дряни!» Эти гоголевские строки вспоминаются, когда читаешь «Замечание, зделанное по осмотру города Устюжны валдайским городничим коллегским советником и кавалером Морковниковым» — памятную записку валдайского городничего, появившуюся в связи с предстоявшим «шествием» Александра I в 1823 году. Морковников писал, что улицы и площади города содержатся «в неопрятном запущении», перед домами навалено лесу и драни, видны «безобразные ветхие и розвалившии без призрения строения». Он усмотрел, что у гостиного двора пристроены «примоски и безобразные шалаши... да и нечистота на самой торговой площади». Несомненно, перед приездом монарха глаз у городничего был особенно придирчив; но перекличка записки Морковникова и речи гоголевского городничего явственна и весьма показательна. Очевидно, после осмотра городничим город был приведен в должный вид. Император остался доволен его «порядком и устройством», особенно же тем, что при встрече устюженские женщины и дети были одеты в «древнюю национальную одежду».
      К значительным архитектурным памятникам Устюжны XIX столетия относится полукаменное здание городской думы с возвышающейся пожарной каланчой на площади Жертв Революции. Возможно, ранее здесь раполагалось здание городнического правления, бывшее также полукаменным и имевшее высокое крыльцо с улицы, вызвавшее резкое неудовольствие Морковникова в 1823 году своим видом («представляет из себя не что иное как некоторую древность, руины», как он выразился) и которое в 1887 году было переделано. Прямоугольная в плане постройка с лестничной клеткой на западной стороне возведена на участке, где казенные строения предусматривались планом 1778 года, — на южной стороне Соборной площади, напротив Рождественского собора. Внутренние помещения здания скомпонованы около расположенного в центре длинного коридора, куда выходят двери всех комнат.

Б. городская дума (пл. Жертв Революции, 1). XIX в.

      Нижний этаж дома рустован, над оконными проемами выложены из кирпича лучковые сандрики на кронштейнах. Второй этаж деревянный, обшит тесом. Оконные проемы здесь отмечены двускатными сандриками также на кронштейнах. Главный фасад увенчан двускатным фронтоном с окном прямоугольной формы, имеющим полуциркульное подвышение, и с двумя круглыми окошечками по сторонам. В основании смотровой вышки находится восьмерик с окнами циркульной формы. Верхняя часть вышки в виде усеченной восьмигранной пирамиды завершается площадкой кругового обхода с четырехскатной кровлей над ней.
      Здание устюженской думы — это редкий памятник русской деревянной архитектуры XIX века общественно-административного назначения. Оно и сегодня играет большую роль в ансамбле площади Жертв Революции, в то же время является одной из архитектурных доминант города в целом. В окружении деревьев и кустов городского сквера и прибрежных зарослей Ворожи здание думы образует своеобразный уголок городского пейзажа.
      Деревянные дома, строившиеся в Устюжне по заказам дворян в середине — второй половине XIX столетия, оставались лаконичными в декоративном решении фасадов и более строгими и ясными в соотношении масс, чем рядовая застройка обывателей. Одноэтажный дом Л. Н. Семичевой (ул. Богатырева, 14) обшит характерным широким тесом. Его декоративное убранство составляют тонкой работы гипсовые сандрики с мотивом аканта над окнами, а также модильоны и розетты карниза. Дом М. А. Борисевич (ул. Богатырева, 28) украшен лишь накладными рамками наличников с каймой простейшей геометрической резьбы по внутренней грани и резными деревянными кольцами, перевитыми лентой, над окнами.

Б. дом Боборыкиных (ул. Ленина, 39). Втор. пол. XIX в.	Б. дом Курбатова (Устюженский пер., 4). Кон. XIX в.

      После введения Городового положения 1870 года, которым вопросы застройки и благоустройства городов передавались в ведение городского самоуправления, проекты на сооружение жилых и хозяйственных зданий стали составляться на местах. Большая часть чертежей 1870—1880-х годов в Устюжне подписана Константином Бельтеневым. Позднее появляются проекты, подписанные Е. Бельтеневой, И. Лавровым, И. Бурлаковым, А. Серебренниковым, А. Германом. Основная масса сохранившейся деревянной застройки Устюжны второй половины XIX — начала XX века выполнена по их проектам. В своей работе устюженские архитекторы руководствовались существовавшими пособиями и таблицами «апробованных» проектов, издававшихся в середине XIX века, внося в них некоторые изменения в соответствии со своим вкусом и желанием заказчика.
      Очень редки примеры, когда разным заказчикам выдавался один и тот же проект, хотя и такие случаи были (например, одинаковые проекты на постройку одноэтажных деревянных флигелей были выданы Пелагее Собакиной и Ивану Проскурякову в 1880 году).

Резные деревянные ворота (Левая набережная, 55). Кон. XIX в.

      Необходимо отметить, что творчеству устюженских архитекторов было присуще особое увлечение узорочьем пропильной, сквозной, накладной резьбы, характерное для так называемого «русского стиля», сложившегося в русской архитектуре в 70-х годах XIX столетия. Проявившееся в Устюжне в большей степени, чем в любом другом городе теперешней Вологодской области (кроме, может быть, только самой Вологды), это узорочье достигло кульминации в начале XX века.

Амбар у б. дома Коротаевых (привезен из усадьбы Михайловское). Кон. XIX в.

      Одним из самых ранних примеров увлечения деревянным узорочьем в Устюжне может служить бывший дом Боборыкиных (ул. Ленина, 39), построенный в 70-е годы XIX века. Большой дом с мезонином, рубленный «в обло» и состоящий из четырех соединенных клетей под общей крышей, украшен тончайшим кружевом многоярусной накладной резьбы. В четыре слоя лежит резьба на карнизе, из четырех же накладывающихся один на другой регистров резьбы состоит декор завершения наличников. Балконный фронтон с большим выносом опирается на изящные витые колонки. Лопатки, прикрывающие рубку «в обло», также отмечены накладной пропильной резьбой изысканного рисунка. При всей своей пышности и тонкости декоративное убранство этого дома фиксирует внимание на главных конструктивных элементах фасада. Эта функциональная обусловленность резьбы, выполненной с большим мастерством, сообщает архитектуре здания высокую художественную ценность.
      Поклонником «русского стиля» в деревянной архитектуре был владелец чугунолитейного и конного заводов Н. А. Курбатов. По его заказу в Устюжне на берегу Мологи был возведен большой деревянный дом на каменном подвале, украшенный богатой резьбой наличников и карниза (Правая наб., 15/1).

Резное деревянное крыльцо.  Кон. XIX в.	Колодец у б. дом Коротаевых (ул. Ленина, 23). Кон. XIX в.

      В одной из близлежащих деревень он выстроил дачу в «древнерусском стиле», наподобие терема, как его представляли в конце XIX века. Это обычный деревянный дом с мезонином, увенчанным скошенным фронтоном, без обшивки, богато декорированный пропильной резьбой. Объемная композиция дома усложнена включением трехъярусной восьмигранной башни-повалуши, также обильно украшенной резьбой и крытой восьмискатной кровлей. В настоящее время это диковинное произведение «русского стиля», очень характерное для своего времени, перевезено в Устюжну (Устюженский пер., 4).
      В таком же «русском стиле» была выстроена в Устюжне в конце XIX века доныне сохранившаяся первая деревянная водонапорная башня. Восьмигранное в плане сооружение покрыто многоскатной кровлей. Карниз ее опушен трехъярусным поясом пропильной резьбы. Такой же карниз, поддерживаемый резными кронштейнами, но с резьбой иного характера, отмечает уровень резервуара. Подобно зданию городской думы, устюженская водокачка, убранная кружевом резьбы, является ценным памятником деревянного зодчества в городе.
      На улицах и набережных Устюжны в начале XX века появилось много домов с пышным резным убранством. Ремесленники посостоятельнее, служащие, мелкие торговцы будто соперничали в оформлении своих домов богатым резным декором (Правая наб., 7, 9, 15; Левая наб., 36; ул. Ленина, 44 и ряд других). Эти празднично наряженные дома радуют глаз и ладностью пропорций, и разнообразием мотивов резьбы, и высоким профессиональным уровнем ее исполнения. Они органично вписываются в окружающую среду и придают городскому пейзажу оттенок светлой радости, накладывая на него яркий отпечаток народных эстетических вкусов. Все это делает деревянную архитектуру «русского стиля» в ее устюженском варианте важным градостроительным компонентом, достойным самого внимательного и бережного отношения.
      К началу XX века прежняя слава Устюжны как железоделательного центра померкла. Местное купечество торговало главным образом хлебом. Многие устюженцы занимались судостроением, делали плоскодонные баржи и лодки-"тихвинки". Когда строилась железная дорога Петербург — Рыбинск, городские власти ходатайствовали перед правительством о том, чтобы линия прошла через Устюжну, но их обращение не дало результата. Постепенно Устюжна превратилась в тихий уездный городок, каких в России было великое множество.
      После Великой Октябрьской социалистической революции город рос и развивался вместе со всей страной.
      В наши дни Устюжна, районный центр Вологодской области, производит впечатление своеобразного города-музея, города-заповедника. Однако, знакомясь со старинными архитектурными ансамблями и памятниками города, замечаешь, как много новых черт появилось в его прежнем облике. В юго-восточной части города вырос новый жилой массив. На старых улицах возведены современные здания магазинов, ателье, гостиницы. В ансамбль площади Жертв Революции органично вошел монумент-памятник землякам, погибшим в Великой Отечественной войне. Неподалеку от здания бывшей городской думы расположен новый Дворец культуры, фасад которого украшен мозаическим панно. Возносится к облакам ажурная телебашня.
      Не всегда новые постройки являются произведениями архитектуры, не всегда еще они тактично вписываются в старые архитектурные ансамбли, в панораму города. В частности, крайне неудачно выстроен фронт пятиэтажных домов вдоль Правой набережной Мологи, отрезавших историческую часть города с улицей Карла Маркса от реки. В настоящее время в Устюжне ведется активная работа по изучению архитектурного наследия, выявляется все, что представляет историческую и художественную ценность, и в зависимости от этого корректируются планы нового строительства в городе.
      Холмистый рельеф местности, прорезанной оврагами и речками, с купами берез и стройными силуэтами сосен, сообщает Устюжне оттенок особой живописности, единства архитектуры и окружающей природы, смягчая геометрическую сухость пересекающихся под прямым углом улиц и переулков сохранившейся старой планировки.
      Особенно красив и поэтичен этот город бывает в начале лета, когда всюду буйно цветет сирень и голубоватые деревянные улицы с белоснежными бликами церквей погружаются в ее розовеющую пену и в юную зелень белоствольных берез. Красным костром полыхает в эту пору среди ветвей высоких старых деревьев удивительное творение безвестного зодчего — Казанская церковь. Шумят сосны на валу древнего городища.
      Устюженцы любят свой город, с полным правом гордятся его историей, его памятниками, а в этом — залог того, что при дальнейшем развитии Устюжны не нарушится созданный веками облик ее исторической части.
     

К титульной странице
Вперед
Назад