С. Шевырев. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь(1)

      Цель поездки и описания. – Путешествия по России. – 24-е июня. – Воспоминания по дороге къ Троице. – Мытищи. – Село Пушкино. – Хатьковъ монастырь. – Странники. – Дорога до Троицы. – Лавра. – Юродивый съ хлебомъ. – Литургия у раки Препод. Сергия. – Мысль всей жизни Преп. Сергия. – Трапеза. – Картины на стенахъ и странники. – Иконы. – Ризница. – А. В. Горский. – Его История Флорентийскаго Собора. – Ученые Московской Духовной Академии. – Библиотеки: Академии и Лавры. – Новое открытие А. В. Горскаго о годе изобретения Славянской грамоты.- Рукописи. – Ф. А. Голубинский.- Двойной характеръ его беседы.- Мысли о немецкихъ философахъ. – Богоугодныя заведения при Лавре. – Вифания. – Церковь. – Домъ Митрополита Платона. – Гефсимания.

      Мне нуженъ былъ отдыхъ отъ трудовъ академическаго года. Я хотелъ согласить его съ занятиемъ по сердцу. Ни на чемъ такъ нельзя отдохнуть человеку, утомленному кабинетною жизнию, каъ на пути скоромъ и деятельномъ. Здесь мысль, не прерывая своего занятия, живетъ внешними предметами. Впечатления сменяются быстро: душа, освежившись, бодрей возвращается въ свой внутренний миръ.
      Давно желалъ я взглянуть на пределы нашего севера. Особенно хотелось мне посетить белозерския места, съ которыми связана память преподобнаго Кирилла, одного изъ просветителей тамошнихъ краевъ въ эпоху Татаръ. Летомъ 1847 года, удалось мне исполнить это желание. Кратокъ по времени былъ мой отдыхъ и путь; но много впечатлений прошло по душе; много новыхъ сведений собрала память: не хочу, чтобы это пропало даромъ, и решаюсь передать читателямъ.
      Въ дороге все случайно: не знаешъ, на что нападешъ; не знаешъ, съ кемъ встретишься и что заметишъ.


      2


      Я имелъ цель предположенную въ своей поездке, но не пренебрегалъ ничемъ, что любопытнаго попадалось на пути. Пускай разсказъ мой будетъ верною, незатейливой копиею съ самого странствия. Мыслящая беседа съ замечательнымъ человекомъ, живыя речи простолюдиновъ, местность природы, впечатления городовъ и селъ, памятники древней Руси, монастыри, храмы, иконы и хартии, деятельность России новой, обычаи и нравы, предания, языкъ народный и его физиогномия – все взойдетъ въ мой разсказъ, безъ строгаго порядка и связи, все какъ случилось. Спутникъ мой, Н. В. Б., владеющий карандашемъ съ такою же грацией, какъ и стихомъ, снялъ несколько очерковъ, за которые я ему весьма благодаренъ. Пускай они очевиднымъ напоминаниемъ оживятъ мое слово.
      У насъ есть люди, готовые осмеять даже мысль о путешествии по России. Выдавая себя за строгихъ поклонниковъ запада, они въ этомъ случае однако позволяютъ себе отступать отъ него, потому что западъ не только не пренебрегаетъ такими путешествиями, но ввелъ ихъ въ моду и безпрерывно обогащаетъ свою литературу ихъ описаниями. Мы также весьма охотно читаемъ ихъ, но въ этомъ чтении насъ не столько занимаютъ разсказы объ нашемъ отечестве, сколько мнение, какое объ насъ составили западные путешественники. Данныя мы всегда признаемъ неверными, неосновательными, и даже извиняемъ въ томъ: где же иностранцу, говоримъ мы, не знающему ни языка, ни истории нашей, собрать верные факты о земле и народе? Но мнение, не смотря на то, для насъ все таки имеетъ великую цену и важность, хотя логически следовало бы такъ заключить: данныя неосновательны, след. и мнение, изъ нихъ выведенное, таково же. Но подобное заключение требуетъ другаго условия. Надобно иметь для того мнение о самихъ себе, какъ нации, а мы покаместъ его еще не составили – и потому дорожимъ мнениемъ другихъ, точно такъ какъ всякий человекъ, не имеющий о себе самостоятельнаго мнения, хотя съ вида и стойкий, зависитъ отъ постороннихъ.


      3


      Есть еще причина, почему поклонники запада считаютъ невозможнымъ путешествие по России. Эта причина, надобно съ ними согласиться, самая основательная; она состоитъ въ недостатке комфорта, великаго плода Европейской цивилизации, столько лестнаго самолюбию нашей человеческой натуры. Справедливо говорятъ: въ России можно только ездить по деламъ, а путешествовать нельзя. Въ самомъ деле, вы путешествуете только за границей: путешествие тамъ сопровождалось, покрайней мере прежде, всякой день, прекраснымъ завтракомъ, вкуснымъ обедомъ, мягкой постелью. Странствуя по России, вы безпрерывно подвергаетесь темъ лишениямъ, которыя для инаго, скованнаго привычками воспитания, просто невыносимыя несчастия, удары судьбы; вы на самихъ себе, и ночью и днемъ, чувствуете почти всякой часъ, какъ отстали мы въ комфорте жизни передъ другими – и выносите чувство неприятное, могущее повредить всякой пользе, если бы эта польза была даже возможна. Съ этимъ нельзя не согласиться. Кто противъ этого можетъ спорить?
      24-го июня я выехалъ изъ Москвы, въ Крестовскую заставу. Ивановъ день сказывался венками цветовъ на поярковыхъ шляпахъ фабричныхъ щеголей Московскихъ. Красныя рубашки, синие халаты и черныя кудри подъ увенчанной шляпой мелькали безперерывно. Весела физиогномия нашего промышленника, котораго кормитъ Москва своею работой; его довольство блещетъ въ его наряде; праздникъ принадлежитъ ему – и онъ не чувствуетъ тяжкой нужды продать его за деньги. Но лицо его слишкомъ рано теряетъ цветущую краску юности; рано морщины втираются въ него и разрушаютъ свежесть телесную; глаза темнеютъ и тупеютъ; подъ наружнымъ забытьемъ и весельемъ таится что-то болезненное и мрачное. Причина всему – вино.
      Катясь по Троицкому шоссе, наслаждаешься выгодами Европейской гражданственности въ то же время вспоминаешь старинную Русь съ ея царскими походами. Вотъ налево Марьина роща и поле, где подъ шатрами отдыхалъ


      4


      Царь Алексей Михайловичъ съ своею Царицею. Вотъ древния главы церкви села Алексеевскаго! Вотъ Тайнинское – забава Царя Алексея Михайловича! Путевыя впечатления И. М. Снегирева – необходимая книжка для мыслящаго странника къ Троице: они оживляютъ дорогу памятью минувшаго.
      Но какъ изгладились следы его! Уже нетъ дворца въ Алексеевскомъ, где Карамзинъ съ какою-то любовию смотрелъ на те вещи, которыя принадлежали еще къ характеру старй Руси; съ какимъ-то неизъяснимымъ удовольствиемъ брался рукою за дверь, думая, что некогда отворялъ ее родитель Петра Великаго, или Канцлеръ Матвеевъ, или собственный предокъ его, Служивший Царю, и чувствовалъ, что въ немъ не простыла Русская кровь! Въ селе Тайнинскомъ нетъ уже давнымъ давно дворца Елисаветы Петровны, который еще при Карамзине продавался на свозъ! Въ Братовщине – ни деревянной церкви, ни царской вышки, въ которой на мягкихъ перинахъ отдыхалъ Царь Алексей Михайловичъ.

      Въ Мытищахъ Европейская цивилизация вамъ напомнитъ обычай заграничныхъ дорогъ. Вы приведете на память этотъ Немецкий Schein, который васъ такъ часто будилъ ночью! Не худо заметить для новичка-странника по этимъ Европейскимъ дорогамъ, что ярлыкъ, который дадутъ вамъ за ваши деньги, надобно сберечь на дальний путь, еслибы даже сторожъ и сказалъ вамъ, что вы можете сделать съ нимъ все что хотите. Помню, за границей, мне всегда хотелось на самомъ ярлыке прочесть, что съ ними делать, на примеръ: отдать на такой-то станции.

      Самоварная промышленность предлагаетъ вамъ отведать чаю изъ самой лучшей подмосковной воды. Предание именуетъ родникъ громовымъ колодцемъ; такое название нередко встречается въ России; народъ верилъ, что небесная молния открывала лучшую воду людямъ. Есть еще у насъ святые колодцы: они вырыты руками святыхъ мужей, потрудившихся для здравия народнаго. Эти колодцы открыты также святымъ вдохновениемъ съ неба.


      5


      Село Пушкино, какъ говорятъ, славится своими хороводами. Думая, что въ Ивановъ день они соберуться, мы остановились здесь напиться чаю. Но хороводовъ не было. Соседняя фабрика отнимаетъ праздничные дни у народа. Трудъ, конечно, полезнее песенъ. Несколько девушекъ въ нарядныхъ платьяхъ сидело на залавке у одного богатого крестьянскаго дома. Не вдалеке отъ нихъ стоялъ молодой щеголь села, хозяйской сынъ, видный собою, въ плисовой сборчатой коротенькой поддевке, которая сжимала стройный станъ его; изъ подъ нея видна была цветная пестрая рубашка; русыя кудри вились изъ подъ шляпы; сложивши руки, гордо стоялъ онъ и поглядывалъ на девицъ; видно было, что онъ щеголялъ собою и своимъ нарядомъ. – «Что не водите хороводъ, девушки?» - Да вотъ молодцы не затеваютъ, отвечали они, указывая на щеголя. – «Что же другъ не позовешь ихъ?» - Да куда мне звать? Это нашъ домъ: вотъ они сами пришли ко мне въ гости и незваныя. – Вотъ и еще успехи цивилизации, подумалъ я.
      Ужъ это нравы прямо изъ современныхъ Парижскихъ водевилей, где миръ теперь выводится на изнанку и девушки волочатся за мужчинами. Я думалъ, что вижу передъ собою сцену изъ Fievre brulante въ подмосковныхъ костюмахъ.
      Грудные младенцы на рукахъ у матерей и ребятишки, бегавшие около нихъ, привлекли мое внимание. Какъ они бледны и тощи! Какой болезненный видъ! Прежде это случалось съ барскими детьми. Нравы родителей видны на детяхъ. Грустно!
      Я прошелся по селу. Его веселая наружность мне полюбилась. Взошелъ на колокольню. Прекрасенъ видъ на окресность; извивы реки Учи его оживляютъ. Волновались поля будущею жатвой. Вдали видна фабрика. Она отняла у насъ хороводъ; но спасибо ей за то, что кормитъ народъ и приучаетъ его къ честному труду.
      Сошедъ съ колокольни, мы гуляли вдоль по селу. По дороге тянулся обозъ отъ Троицы. Впереди ехала кибитка. Въ ней сиделъ священникъ. Насъ поразила благообразная красота его. Никогда еще не встречалъ я такого чуднаго


      6


      лица, котораго черты намекали бы такъ ясно на божественный ликъ, коему мы покланяемся на иконахъ. Кстати такой прекрасный даръ уделенъ служителю алтаря, особливо если черты души отвечаютъ чертамъ лица. У насъ, по какому-то предразсудку, совестно остановить внимание на прекрасномъ лице, какъ будто бы это не создание Божие, достойное изумления. – Духовенство наше отличается вообще крепостью телосложения и свежестью силъ: добрый признакъ его чистыхъ нравовъ. Пускай иноземцы укоряютъ у нас это сословие въ томъ, что оно слишкомъ отделено отъ другихъ. И прекрасно: такимъ только образомъ можетъ оно уберечь себя и свои телесныя силы.
      Идучи по селу, я вмешался въ народный разговоръ. Крестьянинъ всегда радъ беседе съ нами – и всегда радушно принимаетъ наше слово. Въ этомъ всего лучше выражается его добрая душа. Полетъ воздухоплавателя еще былъ здесь свежею новостью. Памятно мне слово одного простолюдина: «Самъ себе смерть покупаетъ» - Что бы вамъ такъ? спросилъ я. Ведь вотъ вы сколько трудитесь, сколько работаете, а толи дело? слеталъ на воздухъ, да взялъ себе денежки. – «Нетъ, баринъ, страшно.» - Да ведь ты пойдешь же на смерть, если отдадутъ въ рекруты? – «Та ли это смерть, баринъ? Это служба великому Государю.» - Величаво было это слово – и величавъ видъ, съ какимъ произнесено оно.
      Люблю я беседу съ нашимъ народомъ. Она для меня всегда поучительна и мыслию и словомъ. Мысль его свежая, незаученная; таково и слово. Кроме того, последнее нередко бываетъ для меня отголоскомъ изъ памятниковъ древняго языка. Одинъ Владимирский плотникъ говорилъ мне недавно: вместо взялися – ялися все сделать. Мне такъ и припомнилось выражение изъ Несторовой летописи – ялися по дань. Но Владимирцы сознаютъ однако, что речь Московская чище: - «у насъ во Владимирской губернии говорятъ споро», такъ выражаются они, и, приходя въ Москву на работу, стараются поскорее перенять наше прозношение и складъ речи. Москву они уважаютъ и


      7


      любятъ за то, что она ихъ кормитъ; но у нихъ есть на нее пословица, не совсемъ выгодная: Москва кому мать, кому мачиха. Въ городе у насъ считаютъ они себя чужими, а потому и ходятъ серо – не щеголяютъ; но за то у всякого на селе, у того мать, у другаго жена, бережетъ красную рубашку да синий халатъ къ его возврату: придетъ плотникъ съ Москвы къ сенокосу домой – и тогда-то наряжается онъ въ береженое платье, и щеголемъ идетъ къ обедне въ сельскую церковь, где увидятъ его люди свои, знающие его и по имени и по рождению.
      И. П. Сахаровъ въ Сказанияхъ Русскаго народа говоритъ, что песни: Не будите меня молоду, поется въ селе Пушкине съ каким-то народнымъ торжествомъ, и что Московские жители нарочно ездятъ туда слушать эту песню. Мне хотелось поверить это на деле – и я обратился къ одному изъ первыхъ мастеровъ хороводныхъ песенъ, который сказалъ мне, что эта песня поется здесь, какъ всякая другая, и что въ ней нетъ ничего особеннаго. Неужели такъ скоро изменился обычай?
      Было пора ехать въ дорогу. Хозяйка на прощанье приглашала опять на возвратномъ пути. «Къ намъ заезжаютъ-де все лучшие господа; мы эдакъ изъ простаго народа никого къ себе ни пускаемъ, какъ другие; у насъ не такой-де домъ; оно, знаете, тово-вотко нечисто»… А! вот и аристократия въ сельскихъ нравахъ!
      Когда своротишь съ большой дороги на Хатьковъ, места делаются живописнее.
      Рано утромъ, перешедъ речку Ворю, я пошелъ въ монастырь, просекой леса, вверхъ по горе. На мосту, передъ самымъ монастыремъ, встретили мы многихъ странниковъ изъ Москвы. Я спрашивалъ: кто откуда? Тотъ съ Воробьевыхъ горъ, другой изъ подъ Боровска, этотъ изъ Ряжска. Особенно заняла меня старушка изъ Каширы: она въ болезни дала обещание сходить къ Угоднику – и теперь его исполняетъ: «не было бы рукъ, ни ногъ – каткомъ бы покатилась къ чудотворцу.» На мосту сидели нищие: не проходилъ ни


      8


      одинъ богомолецъ, какъ бы самъ беденъ ни былъ, не подавши имъ милостыни, деньгами, хлебомъ, сухаремъ. Вотъ и моей старушки въ бураке были размоченные водой сухари, ея насущная пища; деревянной ложкой зачерпнула она ихъ и положила въ чашку нищаго, сопровождая даръ крестнымъ знамениемъ и молитвой.
      Не умолкаютъ панихиды у раки блаженныхъ родителей Преподобнаго Сергия. Какъ въ этомъ обычае до сихъ поръ выражается мысль проповедника Пресвятыя Троицы, который и теперь, приглашая къ себе странниковъ, даетъ имъ на пути урокъ благочестия семейнаго и сыновнихъ обязанностей! Какъ ни алкала его душа иноческой жизни и пустыннаго уединения, но онъ внялъ голосу больныхъ и престарелыхъ родителей, и служилъ имъ до конца ихъ жизни, и тягостная житейская нужда ихъ сдерживала въ немъ даже порывъ высокаго призвания! Эти отношения семейныя составляютъ прекрасную человеческую черту въ характере Преподобнаго Сергия, черту, которой особенно сочувствуетъ нашъ народъ.
      Толпы нищихъ, въ ограде монастыря, избалованныхъ милосердиемъ странниковъ, безпрерыно упражняютъ въ нихъ эту добродетель; ведь это также занятие. Слепая съ трехъ летъ отъ рождения сидитъ у воротъ монастырской ограды. Восемьдесятъ семь летъ служила она тутъ и именемъ Христовымъ питала себя, и вероятно, семью свою.
      Дождикъ ливмя лилъ, когда отправились мы къ Троице. Заволокло со всехъ сторонъ – и на сплошномъ серомъ небе ни трещинки, которая обещала бы перемену къ лучшему. Но мне было не скучно: я говорилъ съ извощикомъ. Малой, 21-го года, не женатый, разсказывалъ мне, какъ учила его читать и писать монахиня Хатькова монастыря, когда ему было еще девять летъ. Мне припоминались времена Древней Руси, когда монастыри наши были первоначальным школами для всехъ сословий. Видно и теперь грамотность нашихъ крестьянъ, даже и подъ Москвою, въ томъ же заведывании обителей. Мещане учатся


      9


      более въ уездныхъ и приходскихъ училищахъ. Выучка чтению стоила отцу его 20 рублей ассигнациями, да за письмо столько же.
      Парень весело разсказывалъ мне о ихъ осеннихъ и зимнихъ посиделкахъ. Карты проникли и въ хижины нашихъ поселянъ. Парни съ девками играютъ въ свои козыри и короли. Особливо веселитъ ихъ последняя игра, когда король раздаетъ разныя приказания, угодныя ихъ вкусу. Въ хороводахъ любимыя песни: Заинька, Взойди красно солнце, ни низко ни высоко. Песни старыя лучше новыхъ, говорилъ представитель молодаго поколения. А кто сочиняетъ у васъ эти песни? – Да такъ, другъ дружке сказываемъ, другъ у дружки перенимаемъ, повторилъ онъ мне ответъ, который слыхалъ я и прежде въ разныхъ концахъ России. Иногда заезжие въ деревню завезутъ новую песню въ гости. Парни более учатся у девушекъ. Языкъ извощика былъ для меня урокомъ въ нашей Московской народной речи. Особенно останавливало мое внимание обилие уменьшительныхъ наречий, какъ напримеръ: теперичка, тутотка. Едва ли какой нибудь языкъ простираетъ до того страсть свою уменьшать все слова, какъ нашъ народный. Въ этомъ сходимся мы съ другими Славянскими племенами. Болгары уменьшаютъ местоимение личное: азъ до нельзя – азика, азикана, азиканака. Мне этимъ объясняется наша простонародная откличка: ась? которая конечно есть нашъ славянский азъ т. е. я. Народъ и его уменьшаетъ и превращаетъ очень грациозно въ асенька.
      Видно, что парень мой былъ охотникъ до песенъ, но отъ Хатькова до Троицы никогда не раздается песня извощика. «Не хорошо петь песни на такомъ святомъ пути,» - сказалъ мне скромный юноша. Этотъ путь, богомольный странникъ долженъ посвятить поминанию родителей св. Сергия. Блинки, которые предлагаютъ на дороге, какъ Русское лакомство, указываютъ на древний обычай поминания. На походахъ Царей къ Троице подносились и имъ блинки, согласно тому же обычаю. Въ лесу раздается иногда чтение Псалтири, совершаемое благочестивыми бого-


      10


      мольцами, поселившимися около этихъ святыхъ местъ. Это также голосъ вековаго поминания.
      Дождь не переставалъ во время нашего разговора. Вдали, на закате, у края неба, стало прочищатся. Но лишь только мы выехали изъ леса на поляну и понеслись по березовому проспекту, влево семицветная дуга двойною окружностью охватила небесный сводъ. Давно уже не видалъ я такого зрелища. Мы остановились передъ нимъ. Радуга надъ Москвою ломается о верхи колоколенъ и домовъ. Здесь оба конца ея очевидно упирались на чистое поле – и все семь цветовъ ея горели ярко, ярко. Влево сияла Лавра въ лучахъ заходящего солнца своими золотыми главами. Нельзя было найти счастливее минуты для въезда въ святую обитель.
      На другой день утромъ юродивый даритъ васъ хлебомъ. Даръ его безкорыстенъ. Денегъ онъ не беретъ, а если кто насильно и дастъ ему, онъ раздаетъ тотчасъ нищей братии. Въ этомъ даре выражается уважение Русскаго человека къ хлебу, какъ высшему дару Божию на земле, который удостоивается быть теломъ Христовы. Уронить хлебъ на полъ считается грехомъ у кореннаго Русскаго человека. Не могу не вспомнить, что Германский мыслитель Баадеръ весьма сочувствовалъ этой черте нашего народа.
      Невозможно проводить время отдыха лучше, какъ я проводилъ его у Троицы. У меня было тамъ три занятия: богомолье, изучение памятниковъ древности, бкседа съ учеными мужами.
      Каждая четверть часа, отъ ранняго утра до поздней обедни, въ котромъ нибудь изъ многочисленныхъ храмовъ и приделовъ, начинается литургия. Такъ гостеприимна Лавра къ своимъ богомольцамъ, что всякой, взошедъ въ нее утромъ, въ какое угодно время, не долго прождетъ духовной трапезы. Нищие, баловни народа, роящиеся какъ мухи около храмовъ, вамъ скажутъ, где начинается обедня. Мне же, собиравшемуся въ долгий путь, кстати досталось выслушать первую литургию въ церкви Божией Матери Одигитрии (путеводительницы).


      11


      Есть особенная отрада въ мысли, что молишься въ этихъ благолепныхъ храмахъ, окруженный пришельцами со всехъ краевъ нашего Отечества. Каждый принесъ сюда свою задушевную мысль, свою просьбу, свою благодарность Богу. Здесь живее чувствуешь въ себе, что ты членъ великой Русской семьи, которой всякое единство возможно только въ ненарушимой полноте единства церковнаго. Въ тесной толпе богомольцевъ изъ всехъ сословий приятно мне было встречать синие воротники нашихъ студентовъ, усердно путешествующихъ къ Троице-Сергию.
      Благолепие и неистощимая глубина церковнаго богослужения во всякомъ Русскомъ храме поразительны; но мысль особенно проникается ими, когда стоишь подле раки того, кто не въ храмахъ, облитыхъ серебромъ и золотомъ, а въ деревянной церквице, не въ жемчужныхъ, а въ крашенинныхъ ризахъ, часто безъ кадильнаго фимиама, при блеске сосновой или березовой лучины, до того мыслию и чувствами углублялся въ небесныя тайны богослужения, что молитвами своими низводилъ Ангеловъ съ неба и удостоился посещения Владычицы. Внутренний трепетъ благоговения чувствуешь, когда въ храме, где почиваютъ нетленные останки ученика Пресвятыя Троицы, раздаются слова литургии: Возлюбимъ другъ друга, да единомыслиемъ исповемы Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздельную.
      Въ этихъ словахъ сосредотачивается мысль целой жизни Преподобнаго Сергия. По благочестивому преданию, онъ пророчилъ объ этой мысли еще въ утробе матери. Потомъ вся жизнь его была непрерывнымъ ея выражениемъ. Онъ училъ народъ исповедывть Пресвятую Троицу, народъ, который въ частныхъ поклоненияхъ, дозволяемыхъ Церковию, готовъ иногда потерять изъ виду основную истину Христовой Веры. Безъ великой мысли нетъ великаго подвига жизни, нетъ и блага народу. Безъ этой мысли не углубился бы Сергий въ чащу лесовъ, не победилъ бы дикихъ силъ природы, не ископалъ бы студенцовъ, не пришла бы къ нему братия и не признала бы его достойнымъ


      12


      за всехъ «предстоять престолу Святыя Троицы» и «возсылать къ Богу серафимскую трисвятую песню» не протоптали бы народъ, князья и Цари безчисленныхъ путей въ эти дебри и чащи, не загремела бы Донская битва, не возсияла бы Лавра своими звездными главами, не совершился бы 1612 годъ съ славною осадою… Да, все, все сотворила здесь одна верховная мысль Христианства, камень его премудрости, мысль о Пресвятой Троице. Ею-то угодилъ Препод. Сергий Богу и народу Русскому, который съ именемъ Бога въ Троице покланяемаго соединяетъ и имя Ея ученика. Не богословскимъ трактатомъ запечатлелъ онъ поклонение Пресвятой Троице, но молитвой, богослужениемъ, примеромъ, любовью къ народу, милостыней, целениями, нищетою, трудами, словомъ и поучениемъ.
      Въ палатке Серапионовой или келье Преподобнаго Сергия, где онъ удостоился посещения Богоматери, я съ особеннымъ благоговениемъ поклонился десной руке и власамъ моего Ангела, первомученика Стефана. Великолепенъ Успенский Соборъ. Размерами онъ напоминаетъ Московской. Во время богослужения, по огромному его пространству, летали голуби. Народъ любитъ, когда эти птицы прилетаютъ къ нему на храмовую молитву: онъ чтитъ въ нихъ символъ Святаго Духа.
      После литургии я любилъ посещать трапезу странниковъ и осведомляться: откуда кто? Охотно высказываютъ они это – и всемъ какъ будто приятно слышать, что вотъ они, съ разныхъ концовъ Русской земли, сошлись сюда.
      Обширная трапеза передъ церковью Преподобнаго Сергия вся исписана живописью. Есть здесь школахудожника Малышева, которая трудилась надъ этими картинами, подъ руководствомъ самаго мастера. На потолке изображены: Страшный Судъ; Вонесение Божией Матери и Апостолы внизу около трапезы, где приготовленъ и Богородицынъ хлебъ или такъ называемая панагия; Спаситель, изгоняющий изъ храма торжниковъ. Рисунокъ смелъ и композиция величава. Большое поле и для великихъ художниковъ. Кругомъ по стенамъ, изображения милосердия изъ притчей Евангельскихъ. Одинъ добрый человекъ, одетый


      13


      по нашему, ходилъ съ крестьянами- странниками и объяснялъ имъ эти картины. Надобно было видеть, съ какою жадностию внимала ему толпа. И старики и старухи теснились около него, и старались быть къ нему ближе. – Приятно ли вамъ это слушать? спросилъ я у одного странника. – Какъ же, батюшка, отвечалъ онъ мне, все услышишь доброе слово. – Народъ нашъ готовъ поучаться, какъ видно, лишь бы являлись ему добрые учители. При объяснении духовныхъ картинъ, сколько полезныхъ истинъ Церкви можно передать народу. Живопись – языкъ очевидный и для всехъ понятный. Все Евангелие въ лицахъ можетъ здесь онъ увидеть. Мне показалось, толкователь не одинъ ли изъ молодыхъ ученыхъ Академии, по воле начальства, принявший эту обязанность передъ народомъ; но нетъ – это былъ посторонний образованный богомолецъ, который раздавалъ странникамъ добровольную милостыню поучительнаго разсказа о святыхъ предметахъ, изображенныхъ въ трапезе.
      Иконы въ храмахъ Лавры достойны бъ были особеннаго изучения, по древности своей и красоте стиля. Усердие обложило ихъ здесь, какъ и повсюду, серебряными и золотыми окладами, не позволяющими видеть живопись. По указанию Путевыхъ впечатлений И. М. Снегирева, я обратилъ внимание на образъ Живоначальныя Троицы, стоящий по правую сторону Царскихъ вратъ Троицкаго собора. Въ дорогихъ окладахъ мне были видны только лики трехъ Ангеловъ. Письмо Византийское превосходное. Необычайная красота и грация разлиты по этимъ ликамъ, чисто греческимъ. Очертания лицъ, глазъ и волосъ имеютъ волнистое движение. Все три Ангела съ любовью склоняютъ другъ къ другу головы и составляютъ какъ бы одно нераздельное целое, выражая темъ символически мысль о любвеобильномъ единении лицъ Пресвятыя Троицы. Когда смотришь на величавыя и прекрасныя иконы Греческаго стиля, тогда приходитъ на умъ: ужъ не содействовали ли мы его искажению, даже и въ такъ называемой Строгановской школе, которая удалилась отъ величия типовъ греческихъ, отъ красоты


      14


      очертаний, и пустилась въ мелочи, въ складочки одеждъ и въ посторонния архитектурныя украшения. Отецъ Наместникъ, учредивший въ Лавре школу иконописи, въ заботахъ своихъ о томъ, чтобы дать поприще для деятельности новому искусству, не забываетъ сокровищъ и древняго. Нередко подъ новой живописью онъ открываетъ древния иконы. Такъ указалъ онъ мне на глубокомысленный символический Образъ примирения человека съ Богомъ во Христе. Въ Вознесении Спаситель представленъ возносящимъ съ собою души праведныхъ. Мне виделись въ этомъ изображении слова изъ проповеди Кирилла Туравскаго на Вознесение: «Имеяшеть же съ собою Господь и душа человечьскы, яже възнесе на небеса въ даръ своему Отцю, ихъ же въ горнемъ граде усели». Живопись наша, какъ и духовная поэзия народа, одушевлялась словомъ проповедниковъ Церкви.
      Въ Ризнице, внимание ваше, утомленное золотомъ, серебромъ, жемчугами, драгоценными камнями, бархатомъ, парчою, съ благоговениемъ устремляется къ деревяннымъ сосудамъ Преподобнаго Сергия, покрытымъ красною краскою. Изъ нихъ-то самъ вкушалъ онъ хлебъ жизни и предлагалъ его народу. Эти сосуды видомъ своимъ напоминаютъ простую сельскую посуду, которую употребляютъ крестьяне и которая, издревле, въ большомъ количестве производится въ Троицко-Сергиевскомъ посаде. Напоминая простому народу его бедную домашнюю утварь, они темъ для него дороже. Смотря на ихъ скудость, на крашенинныя ризы Сергия, и потомъ на все великолепие другихъ ризъ, престоловъ, митръ и проч., видишь, какъ въ очью совершаются слова Евангелия: ищите прежде царствия Божия – и сия вся приложаться вамъ. Такова история нашей Церкви, если взять ее со стороны внешняго ея обогащения. Первые подвижники ея никогда не думали о земныхъ благахъ, - а только служили народу молитвой и деломъ – и народъ со всеми державными представителями своими сыпалъ на обители, ими основанныя, золото, серебро и жемчуги безъ числа и дарилъ ихъ многолюдными селами. У насъ Церковь стала богата не потому, что любила при-


      15


      обретать, а потому что была безкорыстна въ главныхъ своихъ представителяхъ. Правда, умножение этихъ сокровищь, движимыхъ и недвижимыхъ, произвело ношу, которая стала отяготительною для духовнаго существа Церкви и ослабляла полезное действие ея на народъ. Но все это было только временно, а истиннаго вреда не могло произойти отсюда, потому что источникомъ обогащения Церкви была любовь народа, незнавшая чемъ угодитъ ей, след. чувство прекрасное и безкорыстное, а доброе начало чувства, если бы иногда и перешло за границы, не можетъ быть предосудительнымъ.

      Роскошь украшений, состоящая въ безотчетномъ богатстве, начинается у насъ особенно со временъ Патриаршества. Можетъ быть, еще прежде внесла это Византия, но все не столько. Борисъ Годуновъ весьма тому содействовалъ. Нередко дарилъ онъ царския свои порфиры на ризы обителямъ. Великолепнейшие покровы на раку Преподобнаго Сергия начинаются съ него. Прежния пелены Древней Руси представляютъ намъ смиренный образъ Угодника въ простыхъ одеждахъ, шитый шелками. Изумительна крепость ткани изъ крученаго шелка: куда девалось это прочное искусство, которое поспоритъ съ самымъ лучшимъ непромокаемымъ макинтошемъ? Крепость вековечная ткани, засвидетельствованная четырьмя или тремя столетиями, и смиренная простота изоражения, выражаютъ совершенно подвигъ Угодника, который въ смирении нищеты трудился для вечности. Новые покровы: золото, серебро, каменья, жемчуга, бархатъ. На пелене, подаренной въ 1499 году Царевною Царегородскою, Великою Княгинею Московскою, Софиею Фоминишною, надписи видно вышиты были людьми неграмотными. Вместо Матерь Божия, вы читаете мар – фу; ?ндрей вместо Андрей напоминаетъ выговоръ Суздальской, какъ въ Лаврентьевскомъ списке Несторовой летописи, а Фама, вместо Фома, наше Московское произношение, слышное здесь въ памятнике конца XV века.


      16


      Рукописные Служебники и Евангелия требовали бы здесь особеннаго изучения темъ более, что все обозначены годами и потому важны въ филологическомъ отношении. Служебникъ Пр. Никона, содержащий въ себе чинъ православной литургии, можетъ быть, одинъ изъ древнейшихъ, какие мы имеемъ съ означениемъ года. Текстъ Евангелия Симеона Иоанновича Гордаго, относящагося къ 1344 году и современнаго Пр. Сергию, замечателенъ своею любовью къ букве ь, которая встречается даже въ прошедшемъ времени: - вместо лъ читаете ль. Эта особенность протворечитъ сильно мнению Добровскаго, который въ своей Грамматике считаетъ ерикъ особеннымъ признакомъ рукописей XI и XII века. Вотъ после этого, утверждайте признаки языка для памятниковъ словесности Словено-Русской по столетиямъ: такое требование объявить могутъ только люди, никогда не заглядывавшие въ нашу древнюю письменность. Если положения Добровскаго безпрерывно опровергаются новыми открытиями, то кто же возметъ на себя утвердить эти признаки, когда еще большая часть памятниковъ, на основании которыхъ надобно сделать это утверждение, остается въ неизвесности?

      Давно желалъ я познакомиться лично съ Профессоромъ Церковной Истории при Московской Духовной Академии, Александромъ Васильевичемъ Горскимъ. Я питалъ уже къ нему уважение за важныя открытия, сделанныя имъ въ Древней Словесности Русской: мы обязаны ему сочинениями Иллариона, перваго Митрополита изъ Русскихъ. Онъ же объяснилъ въ Москвитянине Жития Кирилла и Мефодия, почти современныя первоучителямъ грамоты. Недавно выдалъ онъ Историю Флорентийскаго собора. Книга Сиропула на Греческомъ языке, которою до сихъ поръ мало пользовались, послужила для него главнымъ источникомъ. Но безпристрастный авторъ не оставилъ безъ употребления Истории, написанной Дорофеемъ, Митрополитомъ Митиленскимъ, и признанной со стороны Римской Церкви. Соборы XV столетия на западе: Констанский, Павийский, Сиенский


      17


      и наконецъ Базельский, столько страшный для Евгения IV-го, свидетельствуютъ, что «Церковь Западная, какъ говоритъ Авторъ, путемъ долговременныхъ бедствий, стала возвращатся къ той древней церковной, но всегда ненавистной для властолюбия папскаго, мысли, что видимо вселенскою властию въ Церкви должна быть власть Вселенскихъ Соборовъ». Признание необходимости осьмаго Вселенскаго Собора было великою уступкою со стороны Папъ, на которую они решались безсознательно.
      Весьма подробно и ясно изложены здесь прения обеихъ сторонъ. Какъ торжествуетъ сила церковнаго догмата въ устахъ Марка Ефесскаго, въ его краткомъ и разумномъ слове, которое умолкаетъ тогда только, когда все доводы истощены, и дело переходитъ въ ухищренныя слова и кривыя толкования. Хорошо оттененъ красноречивый и лукавый Виссарионъ, который употреблялъ истину средствомъ для цветовъ красноречия, а потомъ отошелъ отъ нея изъ видовъ честолюбивыхъ. Маркъ съ двумя товарищами отстояли истину за духовенство. Когда же изменники возвратились въ свои земли, въ Царь-градъ народъ первый вступился за истину православия, въ Москве Великий Князь Василий Темный.
      Смиренный труженикъ не выставляетъ имени своего на прекрасныхъ трудахъ своихъ – и я прошу у него извинения въ томъ, что нарушаю его скромность. Въ его обществе я имелъ удовольствие познакомиться съ Г. Казанскимъ, который известенъ сталъ въ последнее время новыми разысканиями о жизни и трудахъ Иосифа Волоцкаго; съ Г. Соколовымъ, Авторомъ статьи о сношенияхъ Армянской Церкви съ Православною Восточною касательно соединения; съ Г. Амфитеатровымъ, Профессоромъ Словесности, который также известенъ своими трудами и котораго братъ въ Киеве издалъ недавно прекрасную книгу о Словесности Церковной.
      Ученые духовной Академии представляютъ для насъ примеръ трудолюбия въ соединении со смирениемъ, не признающимъ своей личности. Здесь за добросовестнымъ тру-


      18


      домъ скрыто лицо. Это самоотвержение великий подвигъ, объясняемый изъ лучшей стороны нашего народа.
      А. В. Горский показалъ мне ту древнюю пергаментную рукопись, подъ заглавиемъ: Златая Чепь, въ которой Авторъ Истории Русской Церкви открылъ четыре слова Серапионовы. Подъ его просвещеннымъ руководствомъ взглянулъ я и на библиотеки.
      Въ Троицкой Лавре две библиотеки древнихъ рукописей: одна духовной Академии, другая собственно Лавры. Первая помещена въ самомъ здании академии. Помещение очень хорошо для лета и напомнило мне своею простотою и полусветомъ отчасти Геттингенскую библиотеку; но для зимы оно не удобно, потому что нетъ тепла. На столе лежитъ Евангелие, какъ первая книга. Печатныхъ томовъ до 20,000. Весьма замечательно Еврейское пятикнижие, рукопись XII века, подаренная Преосвященнымъ Гаврииломъ, которому въ Одессе поднесли ее Караимы. Славянскихъ рукописей до 200. А. В. Горский показалъ мне здесь книги Пророковъ съ толкованиями, рукопись, о которой упоминаетъ Востоковъ въ своемъ предисловии къ Остромирову Евангелию. Она писана въ XV веке, но съ рукописи, относящейся къ 1047 году, след. ранее Остромирова Евангелия. Писавший сию последнюю попъ Упиръ лихыи. Многия слова, отмеченныя Профессоромъ въ тексте, примечательны: мечка вместо медведица, рзание вм. ржание. Но всего любопытнее для меня было открытие, которое сделано А. В. Горскимъ и которое онъ до сихъ поръ таитъ подъ спудомъ, не смотря на то, что оно обрадовало бы многихъ филологовъ и во главе ихъ Шаффарика. Въ одной рукописи, содержащей въ себе переводъ Шестоднева и Небесъ, сделанный Иоанномъ Экзархомъ Болгарскимъ, встречается между прочимъ и известное Слово о письменехъ Черноризца Храбра. Это одно изъ древнейшихъ свидетельствъ о изобретении Христианской нашей грамоты Кирилломъ и Мефодиемъ и о томъ, что до нея у языческихъ Славянъ были вместо письменъ черты и резы. Свидетельство темъ особенно важно, что оно ясно определяетъ годъ изобретения грамоты 855, а именно за


      19


      три года до крещения Бориса Царя Болгарскаго и боляръ его въ 858 году, какъ говоритъ наша летопись. Черезъ шесть летъ намъ придется праздновать тысячелентие Христианской нашей грамоты – и оно же кстати совпадаетъ съ столетнимъ юбилеемъ Московскаго Университета (1855). До сихъ поръ не знали, къ какому времени отнести это свидетельство черноризца Храбра. Древнейший списокъ его, найденный Калайдовичемъ, принадлежитъ XIV веку. Смелее другихъ Шаффарикъ относилъ Автора къ XI-му столетию. Въ рукописи Академии А. В. Горский указалъ мне на следующия слова, которыя не встречаются въ другихъ: суть бо еще живи, иже суть видели ихъ, т. е. Кирилла и Мефодия, изобретателей грамоты, след. известие черноризца Храбра объ нихъ почти имъ современное. Отсюда очевидна важность означения года изобретению. Какъ свидетельство современника, оно неоспоримо. Кроме того есть и другия отмены въ тексте. По изданию Калайдовича читается: «прежде оубо Словене не имеху книгъ, но чертами и резами чьтеху и гатааху, погани сущее.» Въ тексте рукописи академической слова чьтеху нетъ, а просто гадаху.
      Замечательна еще огромная рукопись св. Григория Богослова. У насъ въ глубокой древности, любили этого проповедника, и много отличныхъ и весьма древнихъ экземпляровъ его Словъ дошло до насъ. – Лествичникъ съ толкованиемъ за подписью Митрополита Киприана. – Прекрасный экземпляръ Златоструя Симеона Царя Болгарскаго. Пора бы издать это произведение Симеона, преемника Бориса, крестившагося въ Веру Христову и крестившаго свой народъ. – Сочинения Максима Грека, экземпляръ неполный. Къ сожалению, Лавра не имеетъ полнаго экземпляра сочинений блаженнаго Максима, который въ ней окончилъ жизнь свою и страдания. Въ пергаменномъ Евангелии находятся Греческие обороты ранее временъ Максима Грека. Вообще въ Славянскомъ тексте Писания Церковь наша всегда допускала большое разнообразие въ букве текста, давая темъ разуметь, что не въ этомъ настоящее единство, а во внутреннемъ смысле содержания.


      20


      Библиотека Лавры содержитъ въ себе до 800 рукописей. Она помещается на огромномъ чердаке, надъ трапезною церковию. По стропиламъ крыши церковной пробирались мы въ это книгохранилище, обеспеченное отъ пожара, но не отъ холода и сырости. Стаи голубей поднимались отъ шума нашихъ шаговъ. Памятно мне будетъ гостеприимное радушие библиотекаря Отца Илария. Книги размещены по содержанию. Отличные экземпляры пергаментные Григория Богослова и жития Нифонта, переводъ съ Греческаго. Собрания каноновъ замечательны по языку. Одно изъ нихъ писано Грекомъ по Славянски съ весьма затейливыми фигурами, которыя разгадываетъ опытная начитанность отца Илария. Кроме техъ грамотъ, которыя стоятъ въ фолиантахъ и были пересмотрены Археографической Экспедицией, Библиотекарь открылъ новыя, приведенныя имъ въ порядокъ. Замечательна между прочимъ просьба одного инока Мардария временъ Царя Михаила Федоровича: онъ, какъ видно, провинился противъ устава монастырскаго и проситъ прощения у обители.
      Въ числе лучшихъ моихъ духовныхъ приобретений у Троицкой Лавры я считаю личное знакомство и троекратную беседу съ Феодоромъ Александровичемъ Голубинскимъ. Въ Ильинскомъ предместии, за речкой Садовой, въ укромномъ домике живетъ почтенный представитель Христианской философии у насъ. Прстота и смирение осеняютъ его мирное жилище. Меня поразило высокое чело нашего отшельника-мудреца. Лицомъ и особенно глазами напомнилъ онъ мне Шеллинга, котораго я видалъ въ первый разъ также въ сельскомъ уединении, около Мюнхена. Также ясная голубизна въ глазахъ, таже дума. У Шеллинга еще возможна личная страсть; въ чертахъ Русскаго мудреца господствуетъ спокойное самоуглубление. Такова и тихая речь его, которая всегда тепла, но вспыхиваетъ живее при выражении радушия и участия.
      Въ сельскомъ приюте своемъ Ф. А. Г. живетъ, окруженный тремя сыновьями, изъ которыхъ двое съ отличнымъ успехомъ проходятъ курсъ въ Вифанской семи-


      21


      нарии, а третий еще готовится дома. Я слышалъ одинъ урокъ. Мне особенно понравилась ясная кротость наставника семинариста, противоположная крикливой настойчивости, которая не даетъ разума учению.
      Кругомъ по стенамъ приемной комнаты развешаны портреты некоторыхъ лицъ, просиявшихъ духовною жизнию. Тутъ вы увидите Тихона Воронежскаго, Серафима, отшельника Саровской пустыни, Паисия – портретъ, присланный старцами Оптиной обители, усердно посвятившей себя памяти этого мужа, изъ Молдавии столько действовавшаго на духовную жизнь и въ нашихъ пределахъ. Особенно остановилъ меня портретъ Георгия Алексеевича, затворника Задонскаго. Онъ былъ военнымъ, но воспитанный набожною матерью, рано почувствовалъ призвание къ иночеству и прославился своею духовною жизнию. Онъ не имелъ столько учености, какъ Отецъ Макарий Болховский блаженной памяти, но имелъ столько же любви – и писалъ письма, иполненныя умиления, которыя изданы однимъ изъ старцевъ Оптина. Благообразное и разумное лицо Георгия весьма поразительно.
      Многие гости изъ Москвы, любя беседу Ф. А. Г., навещаютъ его здесь охотно. Ему передаютъ они вести о шумномъ движении западного мира. При мне говорили о чуде въ Гренобле, объ Эдгаре Кине, о Мишеле. Съ участиемъ внимаетъ всему радушный хозяинъ, но и съ спокойствиемъ, котораго ничто не взволнуетъ. Эта тишина мысли и слова въ человеке, привыкаешь къ самоуглублению, действуетъ успокоительно на насъ, людей, живущихъ въ томъ мире, где разумъ не разлученъ со страстью и почти всегда подчиненъ ей.
      Рано началось классическое учение для Ф. А. Г. Первыя занятия детства были устремлены на поэзию. Десяти летъ, онъ уже прочелъ пять песенъ Виргилиевой Энеиды. Занятия Философиею онъ избралъ по собственному влечению. Лекции Истории Философии, имъ читанныя въ духовной Академии, существуютъ въ рукописяхъ. Некоторыя написаны имъ самимъ, другия составлены его учениками. Теннеманнъ и Риттеръ служили ему для лекций. Перваго онъ предпочитаетъ въ томъ, что касается до изложе-


      22


      ния системъ, за исключениемъ одностороннихъ мнений Кантианскихъ; Риттеръ не столько веренъ въ изложении. Но главною основою для Ф. А. Г. было конечно собственное изучение, руководствомъ при которомъ служило начало, тесно сопряженное со всею его жизнию.
      Беседа Ф. А. Г. имеетъ двойной характеръ. Я никогда не встречалъ человека, который бы умелъ такъ строго править силами души въ своемъ разговоре и такъ разграничиваетъ сферы, въ которыхъ вращаются его мысли. Этихъ сферъ – две: Религия и Философия, живущия въ духе его слитно и согласно. Изъ обеихъ сферъ равно почерпаетъ онъ предметы для своихъ беседъ, обе равно ему доступны. Когда говоритъ онъ отъ Философии, въ речи его выражается ясное и спокойное сознание разума, въ расположении мыслей господствуетъ строгая логическая отчетливость, и каждое слово точно и определительно. Когда говоритъ онъ отъ Веры, онъ весь полнота умиленнаго чувства и слово его растворено любовию, а украшено одною простотою, итекающею изъ глубокаго искренняго смирения. Тогда слово его будетъ понятно ребенку и простолюдину.
      Въ такомъ случае онъ любитъ разсказъ или притчу. Не могу здесь не вспомнить одного события, которое онъ мне передалъ. Оно случилось еще при Императрице Екатерине II. Одинъ сельский священникъ пересталъ служить вовсе обедню, потому что никто изъ прихожанъ не ходилъ въ церковь. Тогда настоятель соседняго монастыря, узнавъ о томъ, далъ ему советъ служить для Ангеловъ, говоря, что они шепнутъ своимъ и приведутъ ихъ за собою. Священникъ послушался совета, началъ служить – и въ самомъ деле церковь мало помалу опять наполнилась прихожанами.
      Наша мысль, увлекаемая свободою разговора, весьма часто переходила изъ одной сферы въ другую. При этихъ переходахъ, въ особенности, могъ я видеть опытность мудреца, превосходно владеющаго логическимъ разумомъ и теплымъ чувствомъ въ своемъ слове. Все системы Германской философии ясно проносятся въ его голове. Изло-


      23


      жение его, когда говоритъ онъ о науке, сохраняя ученый характеръ, вовсе чуждо темноты и ясною глубиною свидетельствуетъ о совершенномъ знании предмета. Вотъ несколько отрывочныхъ мыслей, собранныхъ мною изъ поучительной беседы, о разныхъ великихъ лицахъ, славныхъ въ истории немецкой философии.
      Въ Шеллинговомъ учении было точно такое начало, которое могло вести къ примирению Философии съ Религиею. Доказательство тому все ученики его, чувствовашие эту потребность: Клейнъ, канне и другие. Потенции его, которыми онъ въ последнее время силился логически доказать догматъ Пресвятыя Троицы, показываютъ только безсильную попытку разума вместить въ формулу невместимое.
      Баадеръ принадлежитъ къ такимъ мыслителямъ, которые сами не строютъ системъ, но своими сочинениями въ другихъ разшевеливаютъ, возбуждаютъ мысль. Надо же быть и такимъ мыслителямъ.
      Съ уважениемъ и сочувствиемъ говорилъ Ф. А. Г. о Якоби, котораго и въ Германии называли новейшимъ Платономъ. Онъ великъ темъ въ особенности, что Шеллингу предсказалъ все последствия его первоначальной философии, которыхъ Шеллингъ не принялъ, но которыя дали пищу Гегелеву учению. Весьма важно сочинение Якоби о Спинозе.
      Въ учении Спинозы проведено повсюду логически начало необходимости. У него нетъ понятия о зле. Отсюда невозможность и нравственной Философии. У Гегеля въ его построении философскихъ наукъ также нетъ нравственной философии, которая есть у Канта. Гегель смеялся надъ Кантомъ въ этомъ отношении, приписывя нравственную сторону его системы влиянию его набожной матери и предразсудкамъ, навязаннымъ ему изъ детства.
      Гегель признаетъ развитие, но вотъ задача, котрой онъ не разрешаетъ: какъ въ развитии его изъ предъидущаго развивается последующее? Откуда берется новое въ жизни? Где источникъ этому истечению? Это можетъ быть объяснено только тогда, когда въ основу развития полагается полнота бытия, а у Гегеля бытие равное небытию,


      24


      да и самое его Seyn, по его же собственному выражению, eine schlechte Unendlichkeit.
      О сомненияхъ прекрасно выразился Христианский мудрецъ. Важны и значительны сомнения мужственныхъ душъ, а не сомнения натянутыя, ни изъ чего не вытекающия, разъигрываемыя. Сомневался и блаженный Августинъ. Сомневался и Декартъ. Изъ такихъ сомнений можетъ выработаться знание истины, убеждение.
      Прошу извинения у почтеннаго мудреца въ томъ, что взялъ на себя изложить некоторыя мысли, особенно врезавшиеся въ моей умственной памяти. Принимаю на себя всю ответственность въ томъ, если далъ какой нибудь неправильный оттенокъ тому, что слышалъ. Мне было приятно заслушиваться этой речи разумной, ученой и ясной, которая вливала мысль въ мой разумъ, сведения въ память и тишину въ сердце. Я позволялъ себе думать, что если бы эти уста отверзлись для того, чтобы передать иторию науки наукъ не одному академическому, но и университетскому нашему юношеству? Съ какою жадностию оно бы стало слушать ученаго старца? Сколько бы пользы произошло отсюда? А передавать науку такъ легко для его опытности; такъ кажется, все готово и все созрело здесь для передачи, и съ какимъ радушиемъ сообщается знание его владельцемъ, какъ будто это не личная его собственность, а достояние всехъ.
      Много расточено великихъ и прекрасныхъ силъ по нашему Отечеству, которыя не сознаны; много светильниковъ, таящихся подъ спудомъ, а не горящихъ на свещникъ. Русское смирение часто укрываетъ таланты Божии – и люди, призванные быть благовестниками истины, готовы тратить силы свои и время на такое служение, которое за нихъ всякой другой могъ бы легко исправить. Какъ часто у насъ тамъ не сознается личность, где она является сосудомъ мысли светлой, божественной, и сознается сильно тамъ и кричитъ на всю Россию, где она только сосудъ самолюбия, а иногда и того хуже!
      Я виделъ В. И. П-ву въ скромномъ ея уединении. Здесь у святыни Троицкой имеетъ она приютъ. Дети пра-


      25


      вославного Грека, Турецкаго подданного, страдавшаго за верность Православию, нашли въ ней мать и воспитательницу. Последнее отдаетъ она этимъ сиротамъ въ чужбине, возбуждающимъ искреннее участие къ судьбе своей. Вотъ какъ Церковь соединяетъ насъ до сихъ поръ узами духовнаго родства съ темъ народомъ, отъ котораго мы приняли Веру [*] [Къ сожалению, судьба съ техъ поръ разлучила В. И. П-ву съ ея усыновленною семьею]. Кроме этой малолетной усыновленной семьи, у В. И. П-вой есть другая престарелая, которая ее не меньше любитъ. Отъ обители содержиться богадельня для ста и более старушекъ, состоящая подъ начальствомъ Княжны Елисаветы Дмитриевны Цициановой. Удобно, спокойно и тепло помещаются оне въ особенныхъ покояхъ. Рукоделье по силамъ составляетъ ихъ занятие. Чистота, опрятность, миръ, тишина и молитва поселились здесь, въ этомъ приюте женской старости. Ежедневно, за обедомъ и ужиномъ, В. Ц-на читаетъ для нихъ жертвенникъ, т. е. жития Святыхъ Отецъ, и правила. Подъ ея руководствомъ обошелъ я эти покои. Приятно было видеть, съ какою радостию богаделенки принимали молитву и приветствие сердобольной послушницы, и съ какою ласкою бросались къ руке ея. При богадельне находится и больница. Въ сию последнюю принимаютъ мещанокъ и крестьянокъ изъ окружныхъ и дальнихъ местъ. Тутъ Дмитровская мещанка, мать семейства, лишенная движения руками и ногами, нашла врачебныя пособия. Сюда изъ Витебска безногая девка приползла на четверенькахъ въ полномъ смысле этого слова! Лавра имеетъ своего безмезднаго врача-инока, отца Анастасия, который со всемъ безкорыстиемъ, приличнымъ его званию, и со всею добросовестностью ученаго посвятилъ себя Медицине. Он неутомимо посещалъ университетския лекции и клиники. Слава его простирается на сотни верстъ въ окружности и привлекаетъ къ нему множество больныхъ. – Кроме богадельни, для приходящихъ богомолокъ есть странноприимная палата, состоящая подъ особымъ наблюдениемъ Юлии Самойловны Головинской. Лавра действуетъ, какъ


      26


      действовали наши обители, которыя кормили народъ во время голода, давали прибежище больнымъ, страннымъ и престарелымъ. Но много пособий нужно еще нашему нароу. Не все обители въ состоянии тоже делать, что делали прежде.
      Въ трехъ верстахъ отъ Лавры, по дороге въ Александровъ, немного въ сторону лежитъ Вифания. Память Митрополита Платона здесь всегда жива. Почти не умолкаютъ панихиды надъ его гробомъ. Два храма возвышаются, одинъ надъ другимъ: внизу во имя Господа преобразившагося. Храмоздатель самъ въ одномъ изъ словъ своихъ такъ выразилъ таинственное соотношение этихъ двухъ храмовъ. « Храмъ сей посвященъ святейшему имени преобразившагося Господа: а сущий подъ нимъ храмъ посвященъ тому же Господу, воскресившему Лазаря изъ мертвыхъ. Одинъ храмъ къ другому имеетъ близкое отношение. Ибо между Воскресениемъ и Преображениемъ есть союзъ таинственный. Не говорю я о Воскресении и Преображении Христовомъ: но о воскресении и преображении нашемъ. Ибо Христосъ и воскресъ для нашего воскресения, и преобразился для преображения нашего…
      «выходя изъ нижняго сего храма, восходимъ на сей верхний. Такъ выходя изъ гроба воскресениемъ, восходимъ мы въ храмъ славы, преобразуясь изъ тления въ нетление. Не можно удостоиться преображения, доколе не удостоимся воскресения».
      Основная мысль этого двоякаго храма, какъ мысль, внушенная Верою, принадлежитъ всемъ векамъ. Но на форме ея исполнения лежитъ печать XVIII столетия, которое любило блескъ фантазии и игру эффектовъ. Предстоятели Церкви считали у насъ за нелишнее снисходить этой слабости. Отсюда объясняю этотъ искусственный Фаворъ, изображающий самую гору съ ея потоками. Въ верхнемъ храме два предмета особенно замечательны: комнатная икона Людовика XVI, та, передъ которой, можетъ быть, онъ изливалъ душу свою не задолго до смерти; она стоитъ на самомъ престоле; снятие съ Креста – образъ


      27


      новой Итальянской живописи, привлекающий давно молитвы богомольцевъ и славный чудотворениями. Церковь соединяетъ у насъ все во имя высшей истины, и первая подаетъ примеръ противъ всего исключительнаго. Въ нижнемъ этаже, въ близъ могилы храмоздателя, хранится тотъ деревянный гробъ, въ которомъ пребывали нетленные останки Преп. Сергия. Простота его, окруженная великолепиемъ прошлаго века, и здесь напоминаетъ ту духовную силу, безъ которой не блистала бы и Вифания.
      Домъ Митрополита Платона напомнилъ мне видомъ Фернейской замокъ Вольтера. Сближение покажется страннымъ, но оно касается одной внешности: есть у каждаго века свое особенное въ наружномъ быту, въ украшенияхъ, въ приемахъ. И тамъ и здесь вы находите портретъ Императрицы екатерины: въ Фернее вышитъ шелкомъ и подаренъ самою Государыней; здесь вырезанный изъ бумаги весьма искусно и подаренный Потемкинымъ. Тамъ картины, относящиеся къ жизни Вольтера; здесь также, къ жизни хозяина. Но тутъ противоположность. Вольтеръ, какъ будто язычникъ, находитъ убежище у Аполлона, которому подноситъ свою Генриаду. Платонъ, въ тяжкую минуту жизни, утешенъ ангеломъ, подносящимъ ему сердце съ надписью: «горе сердца!»
      Преосвященный любилъ природу. Прекрасные виды на окресность, оживленные прудами, окружаютъ его домикъ. Вместо ландшафтовъ служатъ зеркала. Зеркало въ шкафе отражаетъ видъ на Лавру. Въ опочивальне его также зеркальной потолокъ. Много любопытныхъ воспоминаний хранится о частной жизни покойнаго. Въ летней спальне вы найдете его соломенную шляпу. На картине изображенъ его поваръ, у котораго вытаскиваютъ занозу изъ ноги. На другой портреты его певчихъ, которые духовными концертами услаждали его въ минуты грусти: тутъ же и Турокъ, воспитанный имъ и обращенный въ Православие. Въ алтаре домовой церкви хранится стулъ съ Китайскими изображениями.
      Домовая церковь при покояхъ – во имя Сошествия Св. Духа. Въ ней только две иконы – и то малыя. Смыслъ


      28


      Ветхаго и Новаго Завета изображенъ словами: «Законъ Моисеемъ данъ быстъ, благодать же и истина Иисусъ Христомъ». Здесь Митрополитъ, при служении, исправлялъ должность причетника.
      Выходя изъ этихъ покоевъ съ живымъ воспоминанемъ о личности усопшаго хозяина, вы невольно остановитесь мыслию на надписи главнаго крыльца: «Да благославитъ Госпдь входъ и исходъ твой отныне и до конца века», какъ будто бы Преосвященный простиралъ и теперь свое благословение на всехъ посещающихъ его скромное убежище. Но после этой молитвы, почтете съ боку и Русскую благораумную пословицу: не выноси сору изъ дому.
      Уезжая изъ Вифании, я взглянулъ на новый домъ Семинарии: это великолепные чертоги.
      По той же дороге, которая ведетъ въ Вифанию, влево вы посетите пустынное уединение Гефсимании, вновь учрежденное Преосвященнейшимъ Архимандритомъ Лавры. Высокия и густыя лесныя сени окружаютъ его. И въ немъ, какъ въ Вифании, пускай самъ Хозяинъ и Учредитель объяснитъ намъ мысль учреждения, своими же словами:
      «Если памятнику свойственно возврвщать мысль ко временамъ и предметамъ, которые ознаменованы памятникомъ: то, прости мне, великая Лавра Сергиева, мысль моя съ особеннымъ желаниемъ устремляется въ древнюю пустыню Сергиеву. Чту и въ красующихся ныне храмахъ твоихъ дела Святыхъ , обиталища святыни, свидетелей праотеческаго и современническаго благочестия; люблю чинъ твоихъ богослужений, и ныне съ непосредственнымъ благословениемъ Преподобнаго Сергия совершаемыхъ; съ уважениемъ взираю на твои столпостены, непоколебавшиеся и тогда, когда поколебалась было Россия; знаю, что и Лавра Сергиева и пустыня Сергиева есть одна и та же, и темъ же богата сокровищемъ, то есть, Божиею благодатию, которая обитала въ Преподобномъ Сергии, въ Его пустыне, и еще обитаетъ въ Немъ и Его мощахъ, въ Его Лавре: но при всемъ томъ желалъ бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потомъ


      29


      Лаврою. Кто покажетъ мне малый деревянный храмъ, на которомъ въ первый разъ наречено здесь имя Пресвятыя Троицы? Вошелъ бы я въ него на всенощное бдение, когда въ немъ съ трескомъ и дымомъ горящая лучина светитъ чтению и пению; но сердца молящихся горятъ тише и яснее свещи, и пламень ихъ досягаетъ до неба, и ангелы ихъ восходятъ и нисходятъ въ пламени ихъ жертвы духовной. Отворите мне дверь тесной келии, чтобы я могъ воздохнуть ея воздухомъ, который трепеталъ отъ гласа молитвъ и воздыханий Преподобнаго Сергия, который орошенъ дождемъ слезъ его, въ которомъ впечатлено столько глаголовъ духовныхъ, пророчественныхъ, чудодейственныхъ.
      Еще прямее выражена мысль духовнаго убежища въ другомъ Слове, говоренномъ при освящении храма его: «Если для любви къ срвершенному безмолвию и въ обителяхъ часто бываетъ тесно, и въ дикихъ пустыняхъ не совсемъ свободно, а доставить ей благоприятное для нея убежище должно быть полезно и ныне, какъ полезно было прежде; то где мы поселимъ ее ныне, въ семъ веке молвы многия? Не будетъ ли, можетъ быть, ей приятно поселться въ малой, простой, уединенной, отъ молвы по возможности огражденной обители, подъ тению обители великой, подобно какъ некогда безмолвствующий Варсонофий Великий обиталъ въ совершенномъ уединеии, подъ тенью аввы Серида?» (Слова ч. II. 512).
      На это убежище духовнаго успокоения и молитвы не употреблено ничего изъ техъ материаловъ, которые добываются въ недрахъ горъ. Одна растительная природа, наиболее доступная человеку, предложила свое простое вещество. Деревянная церковь, напоминающая самое первоначальное церковное зодчество у насъ, взята изъ села Подсосенья. Она была сложена повелениемъ Архимандрита Дионисия. Сосновые срубы ея, не смотря на 200 съ лишкомъ летъ, остались невредимы. Въ верхнемъ храме во имя Успения Богоматери иконы частию древния, а другия вновь написанныя въ древнемъ стиле. На южныхъ дверяхъ находится изображение спасеннаго разбойника. Замеча-


      30


      тельны правильность и жизнь въ телесныхъ очертанияхъ. Стиль напоминаетъ Перуджинову кисть, создавшую изображение св. Севастиана. Крестъ вырезанъ изъ дерева, служившаго для престола прежней церкви. По обоимъ сторонамъ на стенахъ храма, иконы и вместе портреты Преподобнаго Архимандрита Дионисия, строителя прежняго храма, и Святителя Димитрия Ростовскаго. Нетъ ни одного украшения, которое бы противоречило мысли целаго.
      Въ нижнемъ храме престолъ во имя Страстей Христовыхъ. Здесь, для изображения ихъ, допущено и новое искусство. Всякую пятницу, какъ день посвященный воспоминанию о смерти крестной Спасителя, совершается литургия. Неумолкаемо раздается чтение Псалтыри.
      Такъ все, все знаменуетъ здесь сознательное возвращение къ разуму первоначальной нашей Церкви: - внешнее великолепие и блескъ затмились передъ простотою и смирениемъ, отъ которыхъ пошла и сила нашей Церкви, и сила жизни народа и царства.
      Последния минуты въ Троицкой обители провелъ я въ прогулке по стенамъ двух-этажной ея ограды съ А. В. Г-имъ. Окрестная природа рисуетъ мирные ландшафты въ амбразурахъ стенъ; память историческая предлагаетъ грозныя воспоминания, которыхъ отголосокъ живетъ въ каждомъ камне. Нижний этажъ далъ трещины во многихъ местахъ отъ того, что толща ограды строена въ два приема. Ограда, охранявшая обитель и Россию отъ враговъ, теперь служитъ для мирныхъ и торжественныхъ шествий благополучной Церкви, которая по ней носитъ свои хоругви и иконы, сопровождаемыя клиромъ и толпами усерднаго народа. Да иногда, молодые ученые духовной Академии гуляютъ подъ массивною тенью этихъ сводовъ, какъ философы древности въ своихъ портикахъ, укрытыхъ отъ солнца.


      31