Валерий Александрович, ваши крупные сочинения последних лет связаны с большой литературой — Чехов, Куприн, Твардовский, Шукшин...
Да, к этому я пришел в поисках собственного музыкального стиля и языка. Ведь положение с музыкой, которую принято называть академической, у нас сложилось явно неблагополучное. Мы теряем слушателя — он все меньше идет на симфонические концерты, а когда их транслируют по радио или телевидению, люди выключают приемник или телевизор. Мне представляется, дело не только в недостатке музыкального образования, но и в том, что создатели современных симфонических и камерных сочинений в значительной степени оторваны от жизни и часто оказываются художественно несостоятельными — не могут выразить то, что волнует человека сегодня.
Так вот, сразу после консерватории, написав первые веши, я столкнулся со всем этим и, скажу откровенно, растерялся. Работать в жанрах традиционных, например симфонии или сонаты, расхотелось. Я увидел свой путь прежде всего в том, чтобы говорить со слушателем понятным для него языком, пытаться выразить различные оттенки состояния человека. Я стал писать музыку как бы вне жанров — получались фрагменты, кусочки, наброски, но каждый передавал, скажем, грусть или веселье, ярость, азарт... Если проводить параллель с литературой — это как бы дневник лирического героя. В то время я понял, что хочу связать свою музыку с литературой.
Почему вы отдали предпочтение балету, а не опере?
Поначалу было как раз наоборот. Оперой я занимался довольно долго, в первые годы работы написал по мотивам рассказа Глеба Успенского оперу «О скрипаче Ванюше» (пока еще она не поставлена). Более пяти лет упорно работал над операми «Ревизор» и «Шинель» — по Гоголю. Увы, ничего не получилось...[1][1 В изложении журналиста смысл этой фразы не ясен — можно подумать, что эти оперы не удалось написать. На самом деле обе оперы были полностью сочинены, но не нашлось театра, который взялся бы их поставить, поэтому Гаврилин их даже не записал. Некоторые мелодии из этих опер были позже использованы им в других сочинениях, в частности в телебалете «Женитьба Бальзаминова»]
Отношения с балетом у меня складывались любопытно и непредсказуемо. Еще студентом консерватории некоторое время был концертмейстером в балете и хорошо представлял, как готовится спектакль, но сочинять балет не дерзнул. Обратил меня в эту веру ленинградский режиссер Александр Белинский, поставивший на телевидении ряд интересных музыкальных спектаклей. Опытный режиссер, он разглядел в отдельных фрагментах музыки, написанной мною пятнадцать-двадцать лет назад, балет на сюжет чеховского рассказа «Анна на шее».
Конечно, для меня самого это было неожиданно: оказывается, сам того не зная, я уже давно пишу балетную музыку, да еще помогающую воплотить на сцене чеховские образы! Но если вдуматься, то это не так уж и удивительно. Чехов — мой любимый писатель, каждый год перечитываю его рассказы. Ранимость, незащищенность, особая деликатность его героев, трагизм неразделенной любви, чистая, светлая грусть, ненависть к пошлости — все это мне хотелось отразить в музыке.
Так в моей биографии появился первый балет. С этим опытом я смог впервые специально задуматься над новым балетным спектаклем «Дом у дороги», по мотивам творчества очень дорогого мне поэта — Твардовского. Он уже поставлен на телевидении.
В признании, которое получили эти работы, мне особенно дорого то, что критики и балетмейстеры отмечают сценичность музыки, простор для воображения, который она предоставляет постановщикам. Это, если хотите, одобрение основного моего композиторского кредо: обращать главное внимание на передачу душевного состояния человека. Наверное, поэтому в целом ряде театров и ансамблей страны продолжают проявлять интерес к моей ранее написанной музыке. В Риге и Москве по мелодиям вокального цикла «Военные письма» поставлены балеты. А в Горьком это же сочинение трансформировалось в оперный спектакль.
Свое музыкальное действо «Перезвоны» вы сопроводили подзаголовком «По прочтении Шукшина». Однако в действе нет никаких аналогий с сюжетами этого писателя.
Верно, нет. Но тем не менее на создание «Перезвонов» вдохновил меня именно Василий Макарович Шукшин. Все написанное им предельно искренне, бескомпромиссно, полно любовью к человеку и к родной земле. Об этом же я и приглашаю поразмышлять своих слушателей. Так и выстраивается «Действо»: начало и конец — трудная дорога. А в середине — свет. И всегда будет любо выйти на простор, взглянуть, как велика и прекрасна русская земля. И как бы ни менялся мир, есть в нем красота, совесть, надежда.