Обозрев главные явления,  характеризующие  стосемидесятичетырехлетний
период от смерти Ярослава I до смерти Мстислава Мстиславича торопецкого,
скажем несколько слов вообще  о  ходе  этих  явлений.  Сыновья  Ярослава
начали владеть Русскою землею целым родом,  не разделяясь,  признавая за
старшим в целом роде право сидеть на  главном  столе  и  быть  названным
отцом для всех родичей.  Но при первых же князьях начинаются уже смуты и
усобицы:  вследствие общего родового владения,  по отсутствию  отдельных
волостей для каждого князя,  наследственных для его потомства,  являются
изгои,  князья-сироты;  преждевременною смертию отцов лишенные права  на
старшинство, на правильное движение к нему по ступеням родовой лестницы,
предоставленные  милости  старших  родичей,  осужденные  сносить  тяжкую
участь сиротства, эти князья-сироты, изгои, естественно, стремятся выйти
из своего тяжкого положения,  силою добыть себе волости в Русской земле;
средства  у  них  к  тому  под  руками:  в  степях  всегда можно набрать
многочисленную толпу,  готовую под чьими угодно знаменами  броситься  на
Русь в надежде грабежа.
   Но сюда присоединяются еще другие причины смут:  отношения городского
народонаселения к князьям непрочны, неопределенны; старший сын Ярослава,
Изяслав,  должен оставить Киев, где на его место садится князь полоцкий,
мимо родовых прав и  счетов.  Последний  недолго  оставался  на  старшем
русском  столе,  Изяслав  возвратился  на отцовское место,  но скоро был
изгнан опять родными братьями;  возвратился в другой раз по смерти брата
Святослава,  но  это  возвращение  повело  к новым усобицам,  потому что
Изяслав включил в число изгоев и сыновей Святославовых Изяслав  погибает
в  битве  с племянниками-изгоями,  княжение брата его Всеволода проходит
также  в  смутах.  При  первом  старшем  князе  из   второго   поколения
Ярославичей   прекращаются   усобицы,  от  изгойства  происшедшие  и  на
восточной и на западной стороне Днепра,  прекращаются  на  двух  съездах
княжеских:  Святославичи  входят  во  все  права  отца своего и получают
отцовскую Черниговскую волость; на западе вследствие испомещения изгоев,
кроме давно отделенной Полоцкой волости,  является еще отдельная волость
Галицкая с  князьями,  не  имеющими  права  двигаться  к  старшинству  и
переходить на другие столы, образуется также отдельная маленькая волость
Городенская для потомства Давыда Игоревича.
   Казалось, что после родовых  княжеских  рядов  при  сыне  Изяславовом
смуты  должны  были  прекратиться,  но  вышло  иначе,  когда  по  смерти
Святополка киевляне провозглашают князем своим  Мономаха,  мимо  старших
двоюродных   братьев   его,  Святославичей.  Благодаря  материальному  и
нравственному могуществу Мономаха и  он,  и  старший  сын  его  Мстислав
владели  спокойно Киевом;  родовая общность владения между тремя линиями
Ярославова потомства и,  следовательно,  самая крепкая связь между  ними
должна  была  рушиться:  Святославичи  черниговские должны были навсегда
ограничиться восточною стороною Днепра, их волость должна была сделаться
такою же отдельною волостию,  каковы были на западе волость Полоцкая или
Галицкая;  между самими Святославичами дядя  потерял  старшинство  перед
племянником,  он  сам  и  потомки  его  должны  были  ограничиться одною
Муромскою волостью,  которая вследствие этого явилась также  особною  от
остальных  волостей черниговских;  старшая линия Изяславова теряет также
старшинство и волости вследствие неуважения  Ярослава  Святополковича  к
дяде  и тестю.  Впоследствии она приобретает волость Туровскую в особное
владение.
   Но вот по смерти Мстислава Великого и  в  самом  племени  Мономаховом
начинается  усобица  между  племянниками  от  старшего  брата и младшими
дядьми,  что   дает   возможность   Ольговичам   черниговским   добиться
старшинства  и  Киева и восстановить таким образом нарушенное было общее
владение между двумя линиями Ярославова потомства.  По смерти  Всеволода
Ольговича  вследствие всеобщего народного нерасположения к Ольговичам на
западной стороне Днепра они лишаются старшинства,  которое  переходит  к
сыну  Мстислава  Великого  мимо  старших  дядей;  это явление могло быть
богато следствиями,  если б Изяславу  Мстиславичу  удалось  удержать  за
собою  старшинство;  благодаря  исключению  из  старшинства  и из общего
владения Ольговичей,  с одной стороны,  и младшего Мономаховича Юрия,  с
другой,  главные,  центральные  владения  Рюриковичей распадались на три
отдельные части:  Русь Киевскую, Русь Черниговскую и Русь Ростовскую или
Суздальскую.  Но  крепкие еще родовые понятия на юге,  в старой Руси,  и
другие   важные   характеристические    черты    ее    древнего    быта,
неопределенность  в  отношениях городского народонаселения и пограничных
варваров помешали разделению,  нарушению общего родового владения  между
князьями:  когда  дядя  Юрий  явился  на  юге,  то племянник его Изяслав
услыхал с разных сторон:  "Поклонись дяде,  мирись с ним,  мы не  пойдем
против сына Мономахова",  и вот Изяслав,  несмотря на все свои доблести,
на расположение народное к нему,  должен был покаяться в грехе  своем  и
признать   старшинство  дяди  Вячеслава,  вступить  к  нему  в  сыновние
отношения.
   Изяслав умер  прежде  дядей,  брат  его  не  был  в  уровень   своему
положению, и вот представление о старшинстве всех дядей над племянниками
торжествует,  а вместе  с  тем  торжествует  представление  об  общности
родового  владения:  Юрий  умирает на старшем столе в Киеве;  после него
садится здесь черниговский Давыдович,  последний изгоняется  Мстиславом,
сыном  знаменитого  Изяслава  Мстиславича;  Мстислав призывает в Киев из
Смоленска дядю Ростислава,  по смерти которого занимает старший стол, но
сгоняется с него дядею - Андреем Боголюбским.
   Андрей дает  событиям  другой  ход:  он  не  едет в Киев,  отдает его
младшему брату,  а сам  остается  на  севере,  где  является  новый  мир
отношений,  где старые города уступают новым,  отношения которых к князю
определеннее,  где подле  городов,  живших  по  старине,  нет  и  черных
клобуков,  которые  не  привыкли  ни  к  чему  государственному.  В силу
поступка  Андреева  Южная,  старая,  Русь  явственно   подпала   влиянию
Северной, где сосредоточилась и сила материальная и вместе нравственная,
ибо здесь сидел  старший  в  племени  Мономаховом;  все  эти  отношения,
существовавшие при Андрее,  повторяются и при брате его,  Всеволоде III.
Таким образом,  поколение  младшего  сына  Мономахова,  Юрия,  благодаря
поселению  его  на  севере  усиливается  пред  всеми другими поколениями
Ярославичей;  и в этом усилении является возможность уничтожения родовых
отношений между князьями, общего родового владения, является возможность
государственного объединения Руси;  но  какая  же  судьба  предназначена
доблестному  потомству  старшего  Мономаховича,  Мстислава Великого?  Мы
видели,  что Изяслав Мстиславич и сын его Мстислав потерпели  неудачу  в
борьбе   с  господствовавшим  представлением  о  старшинстве  дядей  над
племянниками;  Мстислав Изяславич по изгнании своем  из  Киева  войсками
Боголюбского должен был удовольствоваться одною Волынью,  и здесь он сам
и потомки его обнаруживают наследственные стремления, обнаруживая притом
и наследственные таланты;  обстоятельства были благоприятны: Волынь была
пограничною русскою  областью,  в  беспрерывных  сношениях  с  западными
государствами,   где   в  это  время,  благодаря  различным  условиям  и
столкновениям,  родовые княжеские отношения рушатся:  в ближайшей Польше
духовные  сановники  рассуждают  о преимуществе наследственности в одной
нисходящей линии пред общим  родовым  владением;  в  Венгрии  давно  уже
говорили,  что  не  хотят  знать  о  правах  дядей  пред племянниками от
старшего брата: все это как нельзя лучше согласовалось с наследственными
стремлениями   потомков   Изяслава   Мстиславича;  быть  может,  сначала
бессознательные,  вынужденные обстоятельствами,  эти стремления получают
теперь оправдание,  освящение и вот, быть может, недаром старший стол на
Волыни - Владимир - перешел по смерти Мстислава к сыну его Роману помимо
брата:  недаром,  говорят,  Роман  увещевал  русских  князей  переменить
существовавший  порядок  вещей  на  новый,   как   водилось   в   других
государствах,  но князья старой Руси остались глухи к увещанию Романову;
их можно было только силою заставить подчиниться новому порядку, и Роман
ищет  приобрести  эту силу,  приобретает княжество Галицкое,  становится
самым могущественным князем  на  юге,  для  Южной  Руси,  следовательно,
открывается возможность государственного сосредоточения;  все зависит от
того, встретит ли потомство старшего Мономахова сына на юго-западе такие
же  благоприятные  для своих стремлений условия и обстоятельства,  какие
потомство  младшего  Мономахова  сына   встретило   на   севере?   Почва
Юго-Западной  Руси так же ли способна к восприятию нового порядка вещей,
как почва  Руси  Северо-Восточной?  История  немедленно  же  дала  ответ
отрицательный,  показавши  ясно  по  смерти  Романа  галицкие отношения,
условия быта Юго-Западной Руси.  А между тем умер Всеволод III; Северная
Русь  на  время  замутилась,  потеряла  свое влияние на Южную,  которой,
наоборот,  открылась возможность усилиться на  счет  Северной  благодаря
доблестям знаменитого своего представителя Мстислава Удалого.
   Но в действиях этого полного представителя старой Руси и обнаружилась
вся ее несостоятельность к произведению из самой себя  нового,  прочного
государственного  порядка:  Мстислав явился только странствующим героем,
покровителем утесненных,  безо всякого государственного понимания,  безо
всяких государственных стремлений и отнял Галич у иноплеменника для того
только,  чтоб после добровольно отдать его  тому  же  иноплеменнику!  Но
Северная   Русь   идет   своим   путем:   с  одной  стороны,  ее  князья
распространяют свои владения все дальше и дальше на восток, с другой, не
перестают теснить Новгород - рано или поздно их верную добычу,  наконец,
обнаруживают сильное влияние на ближайшие к  себе  области  Южной  Руси,
утверждают на черниговском столе племянника, мимо дяди.
   Таким образом,   вначале   мы   видим,  что  единство  Русской  земли
поддерживается единством рода княжеского,  общим владением.  Несмотря на
независимое  в  смысле  государственном  управление  каждым князем своей
волости,  князья  представляли  ряд  временных   областных   правителей,
сменяющихся  если  не  по  воле  главного  князя,  то,  по крайней мере,
вследствие рядов с ним,  общих родовых счетов и рядов,  так  что  судьба
каждой  волости  не  была  независимо  определена  внутри  ее самой,  но
постоянно зависела от событий,  происходивших на главной сцене действия,
в собственной Руси, в Киеве, около старшего стола княжеского; Северская,
Смоленская,  Новгородская,  Волынская области  переменяли  своих  князей
смотря  по  тому,  что  происходило  в Киеве:  сменял ли там Мономахович
Ольговича,  Юрьевич  -  Мстиславича  или  наоборот,  а  это   необходимо
поддерживало общий интерес, сознание о земском единстве.
   Но мы   скоро  видим,  что  некоторые  области  выделяются  в  особые
княжества,  отпадают от общего единства  области  крайние  на  западе  и
востоке,  которых особность условливалась и прежде причинами физическими
и историческими:  отпадает область  западной  Двины,  область  Полоцкая,
которая  при  самом  начале  истории  составляет  уже  владение  особого
княжеского рода; отпадает область Галицкая, издавна переходная и спорная
между  Польшею и Русью;  на востоке отпадает отдаленный Муром с Рязанью,
далекая Тмутаракань перестает быть русским владением.  Обособление  этих
крайних  волостей  не  могло  иметь  влияния  на  ход  событий в главных
срединных волостях; здесь, в южной, Днепровской, половине мы не замечаем
изменения в господствующем порядке вещей,  обособления главных волостей,
ибо никакие условия,  ни физические,  ни племенные,  ни политические  не
требуют   этого  обособления,  но  как  скоро  одна  ветвь,  одно  племя
княжеского рода утверждается в северной,  Волжской,  половине Руси,  как
скоро князь из этого племени получает родовое старшинство, то немедленно
же и происходит обособление Северной Руси,  столь богатое последствиями,
но  обособление  произошло  не по требованию известных родовых княжеских
отношений,  а по требованию особых условий - исторических и  физических;
нарушение общего родового владения и переход родовых княжеских отношений
в государственные условливались различием двух  главных  частей  древней
Руси и проистекавшим отсюда стремлением к особности.
   Благодаря состоянию  окружных государств и народов все эти внутренние
движения и перемены на Руси могли происходить беспрепятственно. В Швеции
еще   продолжалась   внутренняя  борьба,  и  столкновения  ее  с  Русью,
происходившие в минуты отдыха,  были ничтожны.  Польша, кроме внутренних
смут,  усобиц, была занята внешнею борьбою с опасными соседями: немцами,
чехами,  пруссами; Венгрия находилась в том же самом положении, хотя оба
эти  соседние государства принимали иногда деятельное участие в событиях
Юго-Западной Руси,  каково,  например,  было участие  Венгрии  в  борьбе
Изяслава Мстиславича с дядею Юрием, но подобное участие никогда не имело
решительного влияния на ход событий,  никогда не  могло  изменить  этого
хода,  условленного внутренними причинами. Влияние быта Польши и Венгрии
на  быт  Руси  было  ощутительно  в  Галиче;  можно  заметить  его  и  в
пограничной  Волыни,  но  дальше  это влияние не простиралось.  Польша и
Венгрия не могли быть для Руси проводниками западноевропейского влияния,
скорее,  можно сказать,  уединяли ее от него,  потому что и сами,  кроме
религиозной связи,  имели мало общих форм быта с  западною  Европою,  но
если   и   Польша  с  Венгриею,  несмотря  на  религиозную  связь,  мало
участвовали в общих явлениях европейской жизни того времени,  тем  менее
могла  участвовать  в  них  Русь,  которая  не  была  связана  с западом
церковным единением,  принадлежала к  церкви  восточной,  следовательно,
должна   была  подвергаться  духовному  влиянию  Византии.  Византийская
образованность,  как  увидим,  проникала  в  Русь,  греческая   торговля
богатила  ее,  но  главная  сцена действия перенеслась на северо-восток,
далеко от великого водного пути,  соединявшего Северо-Западную Европу  с
Юго-Восточною;  Русь  уходила  все  далее и далее вглубь северо-востока,
чтоб там,  в уединении от всех посторонних влияний,  выработать для себя
крепкие  основы  быта;  Новгород не мог быть для нее проводником чуждого
влияния уже по самой враждебности,  которая проистекала от различия  его
быта  с  бытом  остальных северных областей.  Но если Русь в описываемое
время отделялась от Западной Европы Польшею,  Венгриею, Литвою, то ничем
не  отделялась  от  востока,  с  которым  должна была вести беспрерывную
борьбу.
   Собственная Южная Русь была украйною, так сказать европейским берегом
степи,   и   берегом   низким,   не   защищенным   нисколько   природою,
следовательно,  подверженным частому наплыву кочевых орд;  искусственные
плотины,   города,  которые  начали  строить  еще  первые  князья  наши,
недостаточно защищали Русь от этого наплыва.  Мало того что степняки или
половцы  сами  нападали  на  Русь,  они  отрезывали  ее  от черноморских
берегов,  препятствовали  сообщению  с  Византиею:  русские   князья   с
многочисленными  дружинами  должны  были  выходить навстречу к греческим
купцам и провожать  их  до  Киева,  оберегать  от  степных  разбойников;
варварская Азия стремится отнять у Руси все пути, все отдушины, которыми
та сообщалась с образованною Европою.  Южная Русь,  украйна, европейский
берег  степи заносится уже с разных сторон степным народонаселением;  по
границам   Киевской,   Переяславской,   Черниговской   области   садятся
варварские толпы,  свои поганые,  как называли их в отличие от диких, т.
е.  независимых степняков или половцев.  Находясь в  полузависимости  от
русских князей, чуждое гражданских связей с новым европейским отечеством
своим,  это  варварское   пограничное   народонаселение   по   численной
значительности  и воинственному характеру своему имеет важное влияние на
ход событий в Южной Руси,  умножая вместе с дикими половцами  грабежи  и
безнарядье,  служа  самою  сильною  поддержкою  для усобиц,  представляя
всегда ссорящимся князьям готовую дружину для опустошения родной страны.
Точно  так,  как позднейшие черкасы,  и пограничные варвары описываемого
времени,  по-видимому, служат государству, борются за него с степняками,
но между тем находятся с последними в тесных родственных связях, берегут
их выгоды, выдают им государство. Будучи совершенно равнодушны к судьбам
Руси,  к торжеству того или другого князя, сражаясь только из-за добычи,
и дикие половцы и свои поганые,  или черные  клобуки,  первые  изменяют,
первые  обыкновенно  обращаются  в бегство.  С такими-то народами должна
иметь постоянное  дело  Южная  Русь,  а  между  тем  историческая  жизнь
отливает  от  нее  к  северу,  она  лишается материальной силы,  которая
переходит  к  области   Волжской,   лишается   политического   значения,
материального благосостояния;  честь и краса ее,  старший стольный город
во всей Руси - Киев презрен,  покинут старейшими и сильнейшими князьями,
несколько раз разграблен.

   ДОПОЛНЕНИЯ КО ВТОРОМУ ТОМУ
   Изложенный нами во втором томе  взгляд  на  междукняжеские  отношения
встретил с разных сторон возражения,  когда впервые был высказан в книге
нашей: "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома". Теперь
считаем не бесполезным разобрать эти возражения.
   Г. Кавелин в рецензии своей, напечатанной в "Современнике" 1847 года,
представил следующие возражения:
   "Г. Соловьев говорит о родовых отношениях,  потом о  государственных,
которые  сначала  с  ними боролись и,  наконец,  их сменили.  Но в каком
отношении они находились между  собою,  откуда  взялись  государственные
отношения  в  нашем  быту  вслед за родовыми - этого он не объясняет или
объясняет  слишком  неудовлетворительно.  Во-первых,  он  не  показывает
естественной   преемственности   быта   юридического   после   родового,
во-вторых,  взгляд его не вполне отрешился от преувеличений, которые так
изукрасили  древнюю  Русь,  что  ее  нельзя узнать.  Правда,  его взгляд
несравненно простее,  естественнее,  но надо было сделать еще один  шаг,
чтоб   довершить   полное   высвобождение  древней  русской  истории  от
несвойственных ей представлений,  а его-то г. Соловьев и не сделал. Этим
и  объясняется,  почему  автор  по необходимости должен был прибегнуть к
остроумной,  но неверной гипотезе о различии новых княжеских городов  от
древних  вечевых  для  объяснения нового порядка вещей,  народившегося в
Северо-Восточной России.  Представляя себе  в  несколько  неестественных
размерах  Владимирскую и Московскую Русь,  г.  Соловьев увидел в них то,
что они или вовсе не представляли,  или представляли, но не в том свете,
который им придает автор.
   Оттого у  г.  Соловьева  между  Русью  до  и  после  XIII  века целая
пропасть, которую наполнить можно было чем-нибудь внешним, не лежавшим в
органическом   развитии   нашего   древнейшего   быта.   Таким   вводным
обстоятельством является у автора система  новых  городов;  вывести  эту
систему  из  родовых начал,  наполнявших своим развитием государственную
историю России до Иоанна III,  нет никакой возможности.  Объяснимся.  Мы
уже    сказали,   что   государственный,   политический   элемент   один
сосредоточивает в себе весь интерес и всю жизнь древней Руси.  Если этот
элемент выразился в родовых, патриархальных формах, ясно, что в то время
они были высшей и единственно возможной формой быта  для  древней  Руси.
Никаких  сильных  переворотов  во внутреннем составе нашего отечества не
происходило;  отсюда  можно  apriori  безошибочно  заключить,  что   все
изменения,  происшедшие постепенно в политическом быту России, развились
органически из самого патриархального,  родового быта.  В самом деле, мы
видим,  что  история  наших  князей представляет совершенно естественное
перерождение кровного быта в юридический и гражданский.  Сначала  князья
составляют целый род, владеющий сообща всею Русскою землею. Отношений по
собственности нет и быть не может,  потому что  нет  прочной  оседлости.
Князья  беспрестанно  переходят  с места на место,  из одного владения в
другое,  считаясь  между  собою   только   по   родству,   старшинством.
Впоследствии они начинают оседаться на местах. Как только это сделалось,
княжеский род раздробился на ветви,  из  которых  каждая  стала  владеть
особенным  участком  земли  - областью или княжеством.  Вот первый шаг к
собственности.  Правда,  в каждой отдельной территории  продолжался  еще
прежний  порядок  вещей:  общее владение,  единство княжеской ветви,  им
обладавшей,  и переходы князей.  Но не забудем,  что эти территории были
несравненно меньше,  княжеские ветви малочисленнее;  стало быть,  теперь
гораздо легче могла возникнуть мысль,  что княжество ни более, ни менее,
как  княжеская вотчина,  наследственная собственность,  которою владелец
может распоряжаться безусловно. Когда эта мысль, конечно бессознательно,
наконец  укрепилась и созрела,  территориальные,  владельческие интересы
должны были одержать верх над личными,  т. е., по-тогдашнему, кровными и
родственными...  Братья  между  собою  считались  старшинством и,  таким
образом,  даже по смерти отца составляли целое, определяемое постоянными
законами,  но  дети  каждого  из  них имели ближайшее отношение к отцу и
только второстепенное,  посредственное - к роду.  Для  них  их  семейные
интересы были главное и первое,  род был уже гораздо дальше и не мог так
живо,  всецело поглощать их внимание и любовь.  Прибавьте к этому, что и
для их отца выгоды своей семьи были близки и,  во многих случаях приходя
в столкновение с выгодами рода,  могли их перевешивать.  Но пока род был
немногочислен и линии еще недалеко разошлись,  род еще мог держаться,  а
что ж должно было произойти,  когда после родоначальника сменились  три,
четыре поколения, когда каждая княжеская линия имела уже свои семейные и
родовые предания,  а общеродовые интересы ступили на  третье,  четвертое
место?  Естественно,  к роду, обратившемуся теперь в призрак, все должны
были охладеть.  Вследствие чего  же?  Вследствие  того,  что  вотчинное,
семейное  начало,  нисходящие разорвали род на самостоятельные,  друг от
друга независящие части или отрасли.  Этот процесс повторялся  несколько
раз: из ветвей развивались роды. Эти роды разлагались семейным началом и
т.д. до тех пор, пока родовое начало не износилось совершенно".