Флорентийский собор  заставил  наконец  решиться  на  то,  что  хотел
сделать Митяй на севере,  что сделали потом на юге епископы, поставившие
Цамблака.  Великий князь отправил в Константинополь грамоту к патриарху.
"Прошло уже с лишком 450 лет,  - пишет  Василий,  -  как  Россия  держит
древнее благочестие,  принятое от Византии при св.  Владимире. По смерти
митрополита Фотия мы понудили идти к вам епископа рязанского Иону,  мужа
духовного, от младенчества живущего в добродетельном житии; но не знаем,
почему вы нашего прошения не приняли, грамотам и послу нашему не вняли и
вместо  Ионы  прислали Исидора,  за которым мы не посылали,  которого не
просили и  не  требовали;  мольба  императорского  посла,  благословение
патриарха,  сокрушение,  покорение,  челобитье  самого Исидора едва-едва
могли заставить нас принять его.  Нам тогда и в мысль не приходило,  что
со  временем  от него станется!  Он принес нам папские новизны,  приехал
легатом,  с латински изваянным распятием  и  злочестиво  двоеженствовал,
называя  себя  учителем  и  настоятелем  двух  церквей,  православной  и
латинской.  Мы собрали наше православное духовенство,  и всем  Исидорово
поведение  показалось  чуждым,  странным  и противозаконным.  Вследствие
всего этого просим твое святейшее владычество,  пошли к  нам  честнейшую
твою грамоту, чтоб наши епископы могли избирать и поставлять митрополита
в Русь,  потому что и прежде  по  нужде  так  бывало;  а  теперь  у  нас
нашествие  безбожных агарян,  в окрестных странах неустройство и мятежи;
притом же нам надобно сноситься с митрополитом о важных делах,  и  когда
митрополит  грек,  то  мы должны разговаривать с ним через переводчиков,
людей незначительных,  которые таким образом прежде других  будут  знать
важные тайны".
   Эта грамота не достигла Константинополя: в Москву пришла весть, будто
император греческий принял латинство и переселился в Рим;  тогда великий
князь  велел  возвратить  послов  с  дороги.  Скоро  после того в Москве
начались новые бедствия и смуты:  плен великого князя Василия,  сперва у
татар,   потом  у  Шемяки,  не  дал  возможности  думать  о  поставлении
митрополита,  и здесь мы должны также заметить, что это обстоятельство -
отсутствие  митрополита  - имело важное влияние на ход событий:  едва ли
Шемяка и Можайский могли бы  привести  в  исполнение  свой  замысел  при
митрополите. Когда Василий утвердился опять на столе великокняжеском, то
поспешили поставлением  митрополита:  поставлен  был  своими  епископами
давно  нареченный  на  митрополию  Иона рязанский,  уже успевший оказать
важные услуги великому князю и его семейству.
   Услуги, оказанные Ионою московскому правительству  после  поставления
его  в  митрополиты,  мы видели прежде,  в своем месте,  здесь же должны
обратить внимание на отношения к Византии и Литовской Руси. После Ионина
поставления  великий  князь  отправил к императору Константину Палеологу
грамоту,  в  которой  писал:  "После  кончины  Фотия   митрополита   мы,
посоветовавшись  с своею матерью,  великою княгинею,  и с нашею братьею,
русскими князьями,  великими и поместными, также и с государем Литовской
земли,  с святителями и со всем духовенством, с боярами и со всею землею
Русскою, со всем православным христианством, избрали и отправили с нашим
послом рязанского епископа Иону к вам в Константинополь для поставления;
но прежде его прихода туда император и патриарх поставили  на  Киев,  на
всю Русь,  митрополитом Исидора, Ионе же сказали: "Ступай на свой стол -
Рязанскую епископию;  если же Исидор умрет или что-нибудь другое  с  ним
случится,  то  ты  будь  готов  благословен на митрополичий престол всея
Руси".  Так как в ваших благословенных державах произошло разногласие  в
церкви божией,  путешественники в Константинополь претерпевают на дороге
всякого рода затруднения, в наших странах неустройство всякое, нашествие
безбожных агарян, междоусобные войны, мы сами не от чужих, но от братьев
твоих претерпели страшное бедствие, то при такой великой нужде, собравши
своих   русских   святителей   согласно   с   правилами,   поставили  мы
вышеупомянутого Иону на митрополию русскую,  на Киев и на всю  Русь.  Мы
поступили  так  по  великой  нужде,  а  не по гордости или дерзости;  до
скончания века пребудем мы в преданном  нам  православии;  наша  церковь
всегда  будет  искать  благословения  церкви  цареградской  и во всем по
древнему благочестию ей повиноваться; и отец наш, Иона митрополит, также
просит благословения и соединения,  кроме нынешних новых разногласий,  и
молим  твое  святое  царство,  будь  благосклонен  к  отцу  нашему  Ионе
митрополиту.  Мы  хотели  обо  всех  этих  делах  церковных  писать  и к
святейшему  патриарху  православному,  требовать  его  благословения   и
молитвы;  но  не  знаем,  есть ли в вашем царствующем граде патриарх или
нет? Если же, бог даст, будет у вас патриарх по древнему благочестию, то
мы  будем извещать его о всех наших положениях и просить благословения".
В 1453 году Константинополь был взят турками;  в Москве узнали  об  этом
событии  от бежавшего из плена грека Димитрия;  митрополит Иона окружным
посланием уведомил православных о падении Константинограда,  о  страшных
бедствиях   греческого  народа  и  просил  помочь  означенному  Димитрию
выкупить семейство из турецкого плена.  К патриарху Геннадию Иона писал,
что просит его благословения и посылает дары,  какие нашлись у него. "Не
погневайся,  - пишет Иона, - за наши малые поминки (подарки), потому что
и  наша  земля  от  поганства  и междоусобных войн очень истощилась.  Да
покажи к нам,  господин,  духовную любовь, пришли к моему сыну, великому
князю,   честную   свою   грамоту  к  душевной  пользе  великому  нашему
православию;  сколько у нас ни было грамот от прежних патриархов, мы все
их держали за земскую честь, к своей душевной пользе; но все эти грамоты
погибли от пожаров во время земских нестроений".  Быть может, грамота от
патриарха  нужна  была  в  Москве  как  доказательство,  что поставление
русского  митрополита  независимо  от  Константинополя   не   уничтожило
единения с последним, что там не сердятся за эту перемену отношений.
   Если московский  князь и митрополит обязывались оставаться в единении
с  Византиею  только  под  условием,  чтоб   там   сохранялось   древнее
благочестие,  если новизны Флорентийского собора,  принесенные Исидором,
нашли себе такой сильный отпор в  Москве,  и  прежде  всего  со  стороны
самого правительства,  то понятно,  что иначе встречена была эта новизна
от католических правителей Руси Литовской:  в 1443 году польский  король
Владислав  Ягеллович  дал  жалованную  грамоту  русскому духовенству,  в
которой  объявлял,  что  церковь  восточная  -  греческая  и  русская  -
приведена в давно жданное соединение с римскою,  вследствие чего русское
духовенство,  терпевшее до сих пор некоторое утеснение,  как  выражается
король,  жалуется всеми томи правами и вольностями,  которыми пользуется
духовенство католическое.  Но Исидор,  принужденный бежать из Москвы, не
остался нигде на Руси; король Владислав в следующем же 1444 году пал под
Варною, преемник его Казимир находился в затруднительном положении между
требованиями  Польши и Литвы,  что заставляло его прекратить неприязнь с
Москвою,  а мир мог быть всего скорее заключен под влиянием  митрополита
Ионы:  литовский  князь,  желая  мира  с  Москвою,  должен был для этого
приобресть расположение Ионы подчинением  ему  церкви  литовско-русской;
Иона  с  своей  стороны  должен  был всеми силами стараться о мире между
Казимиром и Василием,  потому что только под условием этого  мира  могло
сохраниться единство церковное.  Так,  мы видим, что когда по заключении
мира встретились вновь какие-то  недоразумения,  то  Казимир,  отправляя
своего  посла в Москву,  приказал ему попросить митрополита постараться,
чтоб мир не был нарушен.  Иона,  называя себя общим богомольцем, отвечал
Казимиру,  что он говорил великому князю Василию о мире с благословением
и мольбою и что Василий хочет с королем  братства  и  любви.  "Благодарю
твое господство,  - пишет Иона,  - за доброе расположение и благословляю
тебя на любовь с братом  твоим  великим  князем  Василием  Васильевичем,
который   желает   того   же;  я  же  ваш  общий  богомолец,  по  своему
святительскому долгу рад бога молить и стараться о мире между  вами;  за
великое ваше жалованье и поминки благодарю и благословляю".  Мы знаем, в
чем состояло это великое жалованье, за которое Иона благодарит Казимира:
последний  обещал  восстановить  единство  русской  церкви  по старине и
прислать Ионе решительный ответ по возвращении своем из Польши в  Литву.
Король  сдержал  слово  и  подчинил  юго-западную  русскую церковь Ионе,
которого видим в Литве в 1451 году.
   Но опасные следствия Флорентийского собора не могли ограничиться  для
Юго-Западной Руси одною попыткою Исидора: папы не любили отказываться от
того,  что раз каким бы то  ни  было  образом  попадало  в  их  руки,  а
литовский   князь,  католик,  не  мог  препятствовать  намерениям  главы
католицизма.  В 1458 году отъехавший в Рим константинопольский  патриарх
Григорий  Мамма поставил Григория,  ученика Исидорова,  в митрополиты на
Русь.  В Москву дали знать об этом немедленно, и еще до прихода Григория
в  Литву великий князь Василий послал сказать королю Казимиру,  чтоб тот
не принимал митрополита  из  Рима,  на  общего  отца.  Иону,  но  вводил
новизны,  не нарушал старины. "Старина же наша,- писал Василий,- которая
ведется со времен  прародителя  нашего  Владимира,  крестившего  Русскую
землю,  состоит  в  том,  что выбор митрополита принадлежал всегда нашим
прародителям,  великим князьям русским,  и теперь принадлежит нам,  а не
великим князьям литовским;  кто будет нам люб, тот и будет у нас на всей
Руси, а от Рима митрополиту у нас не бывать, такой мне по надобен; и ты,
брат, ни под каким видом не принимай его, если же примешь, то ты церковь
божию разделишь,  а не мы".  Иона,  не могший сам отправиться в Литву по
причине   старости  и  болезней,  отправил  туда  двух  архимандритов  с
посланием к православным епископам, князьям, панам и боярам, чтоб стояли
за    православную   веру   твердо,   помня   древнее   законоположение,
установленное на седми соборах.  В Москве созван  был  собор  из  владык
Северной  Руси,  рукоположенных  митрополитом Ионою:  владыки дали здесь
обещание - от святой церкви соборной Московской и от  господина  и  отца
своего  Ионы  митрополита  всея Руси быть неотступными и повиноваться во
всем ему и преемнику его,  кто будет поставлен по избранию св.  духа, по
правилам  апостолов и св.  отцов,  по повелению господина великого князя
Василия  Васильевича,  русского  самодержца,  в  соборной   церкви   св.
Богородицы,   на   Москве,  у  гроба  св.  Петра  митрополита,  русского
чудотворца;  к самозванцу же Григорию,  ученику Исидорову,  от  которого
произошло разделение московской соборной церкви с киевскою церковию,  не
приступать,  грамот от него никаких не принимать и совета с ним ни о чем
не иметь. Это обещание, обнародованное в соборной грамоте, важно для нас
в том отношении,  что здесь впервые указано на Москву как на престольный
город  русской  митрополии:  владыки клянутся не отступать от московской
соборной  церкви  св.  Богородицы;  до  сих  пор  митрополит   назывался
киевскими всея Руси, в этой же грамоте он называется просто митрополитом
всея Руси,  или русским;  потом в этой грамоте определен  и  на  будущее
время   образ  поставления  митрополита  русского:  законный  митрополит
русский отныне есть тот, который будет поставлен без всякого отношения к
Византии  в  Москве  по  повелению московского князя.  Владыки северные,
бывшие на соборе,  - ростовский,  суздальский,  коломенский,  сарайский,
пермский   -  отправили  также  грамоту  к  литовским  -  черниговскому,
полоцкому,  смоленскому, туровскому и луцкому - с увещанием не принимать
митрополита  от  латин;  Иона послал от своего имени окружное послание к
литовским  епископам  в  том  же  смысле,  писал  и  отдельно  епископам
черниговскому  и смоленскому,  увещевая не принимать Григория,  в случае
принуждения приглашал их в Москву как в безопасное убежище от  латинских
насилий;  в противном случае грозил великою тягостию церковною; наконец,
писал и всему остальному православному народонаселению  литовско-русских
областей;  обещался  посетить свою литовскую паству,  как только получит
облегчение от болезни,  увещевал не принимать Григория,  не слушать  его
учения,  которое подобно Македониеву,  страдать за православие даже и до
смерти,  потому что таким страдальцам готов венец мученический.  Но  все
эти  меры  остались  тщетными:  Казимир не мог не принять митрополита из
Рима;  он даже присылал уговаривать и великого  князя  Василия  признать
Григория  общим  митрополитом  по  той  причине,  что  Иона уже устарел.
Московский  князь,  разумеется,  не  согласился,  и  митрополия  русская
разделилась  окончательно.  Иона не долго пережил это печальное для него
событие:  он умер  в  1461  году,  назначив  себе  преемником  Феодосия,
архиепископа ростовского,  который и был поставлен,  по новому обычаю, в
Москве собором северных русских владык.
   Таковы были главные явления  истории  русской  церковной  иерархии  в
описываемое  время.  Мысль,  естественно явившаяся впервые тогда,  когда
Андрей Боголюбский задумал дать Северной Руси отдельное, самостоятельное
существование   и   даже   господство  над  Южною  Русью,  -  эта  мысль
осуществилась,  когда  обе  половины  Руси  разделились  под  две  равно
могущественные  и  враждебные  одна  другой  династии:  вследствие этого
разделения разделилась и митрополия,  причем  посредствующими  явлениями
опять   вследствие   явлений  политических  было  образование  отдельной
Галицкой митрополии и  перенесение  киевского  митрополичьего  стола  на
север.  Это перенесение,  бедствия Византии, смуты, Флорентийский собор,
наконец,  падение   империи   высвободили   московскую   митрополию   из
непосредственной   зависимости   от   константинопольского  патриархата.
Флорентийский собор и поведение Исидора имеют важное  значение  в  нашей
истории потому, что заставили Северо-Восточную Русь окончательно и резко
высказаться  насчет  соединения  с  Римом;  понятно,  что  решительность
московского   правительства   держаться  отеческого  предания,  древнего
благочестия и не допускать никаких новизн в церкви принадлежит  к  числу
явлений,  определивших  будущие  судьбы  Восточной  Европы.  В поведении
русских митрополитов при всех этих важных и решительных обстоятельствах,
действовавших  в  продолжение  описанного  периода,  всего  лучше  можно
заметить великое влияние  византийских  отношений,  характера  восточной
церкви.  Митрополиты  русские  не  стараются  получить  самостоятельное,
независимое от светской власти существование.  Пребывание в Киеве, среди
князей слабых,  в отдалении от сильнейших, от главных сцен политического
действия,  всего лучше могло бы дать им такое существование;  но Киев не
становится русским Римом: митрополиты покидают его и стремятся на север,
под покров могущества гражданского;  и на севере не  долго  остаются  во
Владимире,  который,  будучи покинут сильнейшими князьями,  мог бы иметь
для митрополитов значение Киева, но переселяются в стольный город одного
из сильнейших князей и всеми силами стараются помочь этому князю одолеть
противников,  утвердить  единовластие.  Борьбами,  сопровождавшими   это
утверждение,  значением,  которое получают здесь митрополиты, значением,
которое придают им сами князья,  митрополиты  вовсе  не  пользуются  для
утверждения  своего  влияния,  своего  господства над князьями,  за свою
помощь не выговаривают себе особых прав и для  упрочения  этих  прав  не
стараются  раздорами  уменьшить  силу  князей,  не  стараются  для князя
сильнейшего,  опаснейшего для их прав возбуждать соперников и  усиливать
их своим влиянием,  как то делывалось на западе; напротив, стараются как
можно скорее усилить одного князя на счет всех других,  вследствие  чего
власть  церковная  и гражданская должны были стать в те же отношения,  в
каких они были в Византии:  все,  следовательно, показывает, откуда идет
предание и пример.
   Относительно определения  отношений  власти  митрополичьей  ко власти
великокняжеской  мы  получаем  известия  из  грамоты,  составленной   по
взаимному  согласию  великого  князя  Василия Димитриевича и митрополита
Киприана;  из этой грамоты видим,  что все лица, принадлежащие к церкви,
подчиняются  суду  митрополичьему;  если  человек великокняжеский ударит
великому князю челом на игумена,  священника или чернеца,  то суд общий,
т.  е.  судит  великий  князь вместе с митрополитом;  если же митрополит
будет в отлучке,  то судит  один  великий  князь,  а  прибытком  делится
пополам  с  митрополитом;  если  кто  ударит  челом  великому  князю  на
митрополичья наместника,  десятинника или волостеля,  то  великий  князь
судит сам.  В случае войны, когда сам великий князь сядет на коня, тогда
и митрополичьи  бояре  и  слуги  выступают  в  поход  под  митрополичьим
воеводою,  но  под  стягом  великокняжеским;  которые  из бояр и слуг не
служили Алексию митрополиту,  вступили  в  митрополичью  службу  недавно
(приказались  ново),  те  пойдут  с  воеводою  великокняжеским смотря по
месту, где кто живет. Слуг великокняжеских и людей тяглых, платящих дань
в великокняжескую казну (данных людей), митрополит не имел права ставить
в священники или дьяконы,  ибо  этим  наносился  ущерб  службе  и  казне
великокняжеской.  Здесь  причина,  почему  в  духовное  звание поступали
только люди из того же звания.  Но сын  священника,  хотя  записанный  в
службу великокняжескую,  если захочет, может быть поставлен в священники
или в дьяконы. Сын священника, который живет у отца, ест хлеб отцовский,
принадлежит  к  ведомству  митрополичьему,  а который отделен,  живет не
вместе с отцом,  хлеб ест свой,  тот принадлежит великому князю. Из этой
грамоты  мы  уже  видим,  что у митрополита был свой двор,  свои бояре и
слуги,  дом его называется дворцом.  Встречаем и в летописи  известия  о
митрополичьих боярах, отроках: о Митяе говорится, что бояре митрополичьи
служили ему,  отроки предстояли,  куда двинется, и те и другие шли перед
ним.  Митрополит имел своих стольников:  так, митрополит Киприан посылал
своего стольника Федора Тимофеева звать новгородского владыку в  Москву;
имел  своего печатника,  своего конюшего.  Из этих придворных слуг своих
митрополит посылал для управления  волостями  (в  волостели),  для  суда
церковного (в десятинники) и проч. Мы видели, какое важное значение имел
митрополит  в  отношениях  княжеских,   и   потому   встречаем   подписи
митрополичьи  и  печати  на грамотах княжеских,  на договорах,  духовных
завещаниях.  Из дошедших до нас грамот договорная  Димитрия  Донского  с
двоюродным  братом  Владимиром  Андреевичем  - первая,  в начале которой
встречаем слова:  "По благословению отца нашего Олексея митрополита всея
Руси".  В  конце  духовного  завещания  Димитрия Донского читаем:  "А сю
грамоту писал есмь себе  душевную,  и  явил  есмь  отцю  своему  Олексею
митрополиту всея Руси,  и отец мой Олексей митрополит всея Руси и печать
свою привесил к сей грамоте". Печать митрополичья имеет на одной стороне
изображение  богородицы  с  младенцем  Иисусом,  и  на другой - надпись:
"Божиею милостию  печать  (имя)  митрополита  всея  Руси".  На  духовном
завещании  Василия  Димитриевича  встречаем  подпись  митрополита  Фотия
по-гречески;  ту же  подпись  видим  и  на  договорной  грамоте  Василия
Васильевича с дядею Юрием.  С 1450 года грамоты пишутся по благословению
митрополита  Ионы  и  утверждаются  его   подписью:   "Смиренный   Иона,
архиепископ киевский и всея Руси". Такова же подпись и преемника Ионина,
Феодосия.