|
|
|
(Вологда)
Отечественная историография характеризуется особым интересам к проблемам аграрной истории феодальной России, в том числе к вопросам истории сельского расселения. Предметом данного исследования является эволюция сельских поселений Суздальского и Алексинского уездов России в течение XVII–XVIII веков. Цель исследования состояла в том, чтобы выявить степень обновления или устойчивости системы сельских поселений, ее способность к регенерации после кризиса начала XVII века, степень роста самих поселений. В основе выбора районов изучения лежало стремление рассмотреть эволюцию расселения и землевладения в различных условиях. Алексинский уезд в первой трети XVII века был приграничным районом с преобладанием служилого землевладения. Суздальский уезд представлял собой староосвоенный район с крупным княжеско-бярским и монастырским землевладением. Но самое главное различие между уездами состоит в масштабах опустошения начала XVII века: если Алексинский уезд дает пример типичного для того времени хозяйственно-демографического упадка, то Суздальский уезд, как показал Ю. В. Готье, очень мало пострадал в период Смуты 1 . Между тем, в сравнительно-типологических работах исследователи до сих пор имели дело с разоренными районами. Теперь же впервые можно говорить об эволюции сельских поселений в нормальных и даже в весьма благополучных условиях, без существенной скидки на кризис начала XVII века. Отметим, что в историографии проблемы наиболее частым подходом является выявление и соотнесение обобщенных статичных картин сельского расселения, при котором производятся сводные подсчеты по основным параметрам (количество поселений и пустошей в том или ином уезде, группировка поселений по типам, величине и тому подобное) 2 . Хотя такой подход и оправдан, он исключает постановку вопроса о преемственности территориальной структуры сельского расселения или о степени ее обновления. Для этого сопоставление материалов описаний должно проводиться не на уровне обобщенных статистических показателей по уезду, а на уровне каждого отдельного поселения. Только так можно получить картину не только количественных, но и качественных изменений и ответить на вопрос, насколько сильно позднейшая структура расселения восходит к предшествующей. Пока есть лишь несколько подобных исследований 3 . Группу использованных документов образовали источники кадастрового типа: писцовая и межевая книга поместных и вотчинных земель Алексинского уезда 1628–1629 годов 4 , «Экономические примечания» к Генеральному межеванию Алексинского уезда 5 , писцовая книга Суздальского уезда 1628–1629 годов 6 и «Экономические примечания» к Генеральному межеванию Суздальского уезда 7 . Писцовые книги и «Экономические примечания» зафиксировали все важнейшие сведения о каждом сельском поселении (количество дворов и земельных угодий различных типов, качество земли при поселении, наличие мельниц, торжков, господских дворов и так далее), поэтому их сопоставление позволяет решить поставленные в исследовании задачи. Перейдем к характеристике полученных результатов. В Алексинском уезде в первой трети XVII века система поселений еще продолжала развиваться. Об этом говорит высокая иерархическая плотность структуры расселения — на одно село или сельцо приходилось чуть более двух деревень, то есть села еще не успели «обрасти» деревнями (историк А. Я. Дегтярев приводит схожие данные того же времени и по соседнему Тульскому уезду) 8 . Последствия Смуты здесь были очень тяжелыми: «пашня паханая» составляла в жилых поселениях лишь 15–20 процентов всей площади угодий. Этот предельно низкий уровень землепашества был еще и неустойчив, так как коэффициент вариации доли распаханных земель в поселениях по уезду оказался весьма высок — примерно 60 процентов. Корреляционный анализ показал, что восстановление распашки осуществлялось в первую очередь за счет максимально деградировавших угодий — «пашни, лесом поросшей». При этом хозяйственная активность населения не была направлена на сокращение переложных земель. Это подтверждает вывод Л. В. Милова о том, что наличие перелога нельзя интерпретировать как проявление запустения 9 . Кризис привел не только к количественным, но и к качественным изменениям в системе сельского расселения уезда, поскольку нивелировал характерные различия между типами поселений. Так, большая часть холопских и даже владельческих дворов была расположена в деревнях, то есть села и сельца еще и в первой трети XVII века не были здесь основными центрами господского хозяйства, каковыми они обычно являлись в этот период. Видимо, в ситуации полного преобладания в уезде поместного землевладения и отсутствия крупных вотчин сосредоточение господских хозяйств исключительно в сельцах или селах в принципе шло медленно. Так, Н. И. Воронин показал, что в соседнем Тульском уезде в XV–XVI веков центром поместий чаще была деревня, а сельцо или село были центрами вотчин 10 . В Алексинском уезде общее опустошение законсервировало эту ситуацию, ударив именно по селам. Поэтому деревня не была здесь чисто крестьянским поселением, выполняя в структуре расселения функции села или сельца как центра господского хозяйства. В Суздальском уезде в результате более длительного сельского освоения сложилась более разветвленная структура расселения, при которой на село или сельцо приходилось уже пять деревень. По величине села резко выделялись на фоне мелких селец и деревень, достигая весьма значительных по тем временам размеров (более пятидесяти дворов). За эти поселения землевладельцы между собой боролись. В итоге самые крупные села оказались в духовных и княжеско-боярских вотчинах, более мелкие — в поместьях. С точки зрения социальной структуры населения, типы поселений в Суздальском уезде выражены абсолютно отчетливо. Села здесь были мощными центрами господского хозяйства — в них сосредоточились две трети холопских и около половины владельческих дворов, хотя основное население сел составляли крестьяне и бобыли. В селах концентрировалось почти все неземледельческое зависимое население: торговые крестьяне, ремесленники, обслуга (скотники, охотники, рыболовы). Часть «служних» и ремесленных дворов располагалась в слободах. Слобода в Суздальском уезде — это либо чисто земледельческое, либо ремесленно-земледельческое поселение. При этом все шесть слобод уезда также находились либо в монастырских, либо в княжеско-боярских вотчинах. Сельца по сравнению с селами имели две особенности: роль холопов здесь была выше, а общая населенность и экономический потенциал — гораздо ниже. В каждом пятом сельце отсутствовали вообще какие-либо дворы, кроме владельческого, то есть они представляли собой сельца-усадьбы. Почти все они были центрами поместий. Следовательно, поместное сельцо-усадьба с небольшой помещичьей запашкой являлась специфическим подтипом владельческого центра. Деревни в Суздальском уезде оказались многочисленными и мелкими (два-три двора), так как для района ополья характерны наличие больших свободных от леса пространств и легкие почвы, что позволяло заводить новые поселения меньшими силами. В отличие от алексинских, суздальские деревни представляли собой исключительно крестьянские поселения. Анализ починка как типа поселения позволяет выявить активную хозяйственную политику феодала: 95 процентов всех починков уезда выставлялись в княжеско-боярских или в крупных монастырских вотчинах. Таким образом, основание новых поселений было под силу только крупным привилегированным землевладельцам. Как изменились системы сельских поселений в этих районах за полтора века? Сопоставление материалов писцовых книг и «Экономических примечаний» по двум уездам дало следующие результаты. В Суздальском уезде структура расселения XVII–XVIII веков отличалась очень высокой преемственностью: 77 процентов — сел, 62 процента — селец, 63 процента — деревень, 57 процентов — пустошей, зафиксированных в «Экономических примечаниях» найдены также в писцовой книге. При этом тип этих устойчивых объектов за полтора столетия в большинстве случаев не менялся: деревня оставалась деревней (77 процентов найденных в писцовой книге), село — селом (87 процентов), а пустошь — пустошью (90 процентов). Некоторое исключение составляли сельца, которые развивались из деревень (29 процентов) и даже пустошей (18 процентов). Эти результаты указывают на завершение формирования структуры сельского расселения на всех уровнях от села до пустоши уже к началу XVII века. Анализ данных писцовой книги (наличие крупных сел и густого массива деревень, четкие типологические характеристики поселений, стабилизация распашки) полностью подтверждают этот вывод. Особенно показательна устойчивость пустоши в Суздальском уезде: одни и те же пустоши веками находились в сфере хозяйственной деятельности крестьянства, и лишь в исключительно редких случаях на их месте могли развиться жилые поселения. Очевидно, что пустошь была необходима именно как пустошь, то есть как резерв угодий в условиях экстенсивного земледелия, и этим объясняется ее крайне редкое перерастание в жилое поселение. Следующий важный вопрос — о росте сельских поселений и связанная с ним проблема правомерности прямого соотнесения статистики писцовых книг и «Экономических примечаний». Эта проблема решалась при помощи корреляционного анализа, который должен был выявить наличие (или отсутствие) взаимосвязи между хозяйственно-демографическими показателями поселения по писцовой книге и по «Экономическим примечаниям» и, следовательно, правомерность (или неправомерность) соотнесения хозяйственно-демографической статистики. С методической точки зрения такой подход представляется оправданным, так как, во-первых, здесь в начале XVII века не было глубокого кризиса, следовательно, корреляции подвергаются данные, отражающие качественно близкие (и благоприятные) условия развития поселений; во-вторых, наличие многочисленных устойчивых поселений в уезде обеспечило значительную естественную выборку для анализа. Для корреляции брались натуральные показатели, все земельные угодья исчислялись в десятинах, население — по числу дворов. Теснота связи между показателями XVII и XVIII века оказалась весьма сильной: от 0,60 до 0,85. Особенно важны «перекрестные» взаимосвязи между разнородными показателями, когда брались данные о земле одного источника и данные о населении другого. Значимой оказалась взаимосвязь между количеством «пашни паханой» в поселении по писцовой книге и количеством крестьянских дворов по «Экономическим примечаниям» (r = 0,63). Существенной была и взаимосвязь между количеством дворов в поселении по писцовой книге и количеством пашни по «Экономическим примечаниям» (r = 0,76). Связь между однородными показателями XVII–XVIII веков оказалась еще более сильной (например, связь между общим количеством земли в поселении в XVII столетии и в XVIII веке (r = 0,85)). Столь сильные взаимосвязи данных, удаленных друг от друга на полтора века и порожденных разными принципами сбора статистической информации, показывают, что они вполне соотносимы и довольно адекватно отражают хозяйственные реалии своего времени. Кроме того, этот результат косвенно указывает на преемственность структуры землепользования в жилых поселениях в XVII–XVIII веках. На основе последовавшего парного соотнесения была выявлена тенденция к значительному укрупнению поселений. В Суздальском уезде поселение за полтора века в среднем увеличивалось в три-четыре раза. Типичной стала деревня в семь-пятнадцать дворов (в XVII веке — два-три двора), исчезли сельца-усадьбы, а 40 процентов селец насчитывали более десяти дворов (в XVII веке — 7 процентов). Корреляционный анализ показал, что рост числа дворов в поселении даже к последней четверти XVIII века в значительной степени оказался обусловлен количеством в нем земли на двор еще в первой трети XVII века (r = 0,51, в группе сел r = 0,70). Другой коэффициент прямо указал, что чем больше было дворов в поселении по писцовой книге, тем меньше оказывался его рост (r = -0,50). Наконец, некоторые крупные села за полтора века не только не увеличились, но даже уменьшились. Таким образом, сопоставление привлеченных материалов полностью подтверждает правомерность высказанного историком Б. А. Романовым предположения о пределе роста земледельческого поселения 11 . Говоря об эволюции сельских поселений в Алексинском уезде в XVII–XVIII веках, приходится констатировать, что здесь опустошение времен Смуты в большой степени уничтожило результаты сельской колонизации, достигнутые на этой окраинной для первой трети XVII века территории. Только укрепление и расширение южных границ, и приток нового населения позволили в значительной степени заново освоить этот район, удаленный от Москвы всего на полторысотни километров. Поселения, зафиксированные в «Экономических примечаниях», крайне слабо прослеживаются по писцовой книге (были найдены 49 процентов сел, 56 процентов селец и 32 процента деревень). Следовательно, структура расселения, которую зафиксировали «Экономические примечания», в основном сложилась здесь лишь во второй половине XVII — первой половине XVIII века. Тем не менее, старая структура расселения в Алексинском уезде оказалась способной к регенерации, но здесь ее вклад в формирование позднейшей картины расселения оказался совсем иным, чем в Суздальском уезде. Так, здесь прослеживается высокая мобильность типа поселения (20 процентов сел XVIII века развились на месте прежних селец и деревень, а 20 процентов селец — на месте деревень). Это развитие представляется явным следствием упадка старых владельческих центров, их восполнение требовало трансформации других, более живучих старых поселений. В формировании новой структуры расселения большую роль сыграла и мобилизация старых пустошей: каждое шестое село, каждое четвертое сельцо, и каждая третья деревня последней четверти XVIII века сформировались здесь на месте пустошей XVII века. Причем к старым пустошам восходят 20 процентов всех жилых поселений XVIII века, а к старым жилым поселениям только 25 процентов. Это говорит о вынужденном характере мобилизации пустошей как основы для будущих поселений и о необратимом упадке жилых поселений первой трети XVII века, многие из которых просто исчезли. Следовательно, речь идет не столько о развитии поселений, сколько о долговременных проявлениях тяжелейшего кризиса, после которого ни устойчивое существование поселений, ни длительное сохранение пустошного резерва угодий были невозможны. Кризис обусловил отличия в характере роста поселений: в Алексинском уезде в XVII века произошел глубокий упадок сел, но деревни и особенно сельца были довольно крупными поселениями. Если в Суздальском уезде села практически не развивались, то здесь они выросли в среднем в пять раз и стали значительно крупнее селец, и тем более деревень. Таким образом, рост поселений в XVII–XVIII веках приводил величину поселения в соответствие с типологической иерархией, размытой кризисом. Итак, сопоставление данных писцовых книг и «Экономических примечаний» оказалось продуктивным подходом к изучению локальных систем сельских поселений XVII–XVIII веков. Несмотря на большие различия между источниками, их сопоставление, позволило получить убедительные данные, тесно связанные между собой. Эта четкая взаимосвязь полученных результатов указывает на возможность посредством подобного сопоставления выявить процессы системного характера. Сравнительная характеристика сельских поселений центральных уездов XVII–XVIII веков позволяет сделать следующие выводы. В приокских землях преобладала относительно плотная иерархическая структура расселения, предполагавшая наличие довольно крупных деревень. Тяжелый кризис сильно нивелировал демографические, хозяйственные и социальные различия между типами поселений в этом районе. Сельское расселение в Суздальском уезде характеризуется более разреженной структурой, при которой мельчайшие деревни группируются вокруг крупных сел. Типологические особенности поселений здесь выражены совершенно отчетливо: села были мощными центрами господского хозяйства, деревни предстают как крестьянские поселения. Хозяйственный облик поселений четко корреспондирует с их владельческой принадлежностью: наиболее крупные поселения располагались в светских и духовных вотчинах, более мелкие — в поместьях. Новые поселения возникали почти исключительно в рамках крупных вотчин. За полтора века поселения в Суздальском уезде выросли в среднем в три-четыре раза, особенно интенсивным оказался рост деревень и мелких владельческих центров — селец. Замечено, что более крупные села росли медленнее, что говорит о правомерности высказанного Б. А. Романовым предположения о неком пределе роста земледельческого поселения. Удалось показать, что важным фактором роста поселения была его обеспеченность внутренними резервами земельных угодий еще в первой трети XVII века, которые в течение полутора веков обеспечивали рост поселения «из себя». Другой важный вывод состоит в том, что к концу XVIII века система поселений и даже пустошей в Суздальском уезде в основном восходила ко временам писцового описания. Факт огромной устойчивости сельского поселения в центральной России не оставляет и следа от «бродячей концепции» С. М. Соловьева и других дореволюционных историков, полагавших, что русские крестьяне постоянно переходили с места на место в поисках более плодородных земель. Напротив, речь идет о весьма раннем достижении предела сельской колонизации центра России: рост населения и расширение распашки в течение XVII–XVIII веков происходят в основном внутри той структуры расселения, которая сложилась еще до начала Смутного времени. Это позволяет увидеть глубокие корни аграрного перенаселения в Европейской России, в полной мере проявившегося в более позднюю эпоху. Показательно, что предел развития системы поселений ранее всего достигается именно в благоприятных условиях (Суздальский уезд), а крутые сдвиги в структуре сельского расселения в Алексинском уезде означают не столько развитие края, сколько его практически повторное освоение после Смуты. Именно об этом свидетельствует отсутствие большей части топонимов последней четверти XVIII века в писцовой книге. Таковы были последствия сохранявшейся угрозы со стороны крымских татар, усугубленные опустошением периода Смуты. В этих условиях в формировании новой структуры расселения большую роль сыграла вынужденная мобилизация старых пустошей, на основе которых действительно возникали новые сельские поселения. Рост поселений имел здесь совершенно другую закономерность, чем в Суздальском уезде, что связано в первую очередь с последствиями кризиса начала XVII века: наиболее заметным был рост не деревень, а сел, сильнее других поселений пострадавших в период Смуты. Здесь произошло повторное выстраивание системы сельских поселений, в которой села вновь заняли положение доминирующих центров. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Готье Ю. В. Замосковный край в XVII веке: Очерк по истории экономического быта Московской Руси. — М., 1906. — С. 134–135, 137–138. 2 Дегтярев А. Я. Русская деревня в XV–XVII веках: Очерки истории сельского расселения. — Л., 1980; Аграрная история северо-запада России XVII века: (Население, землевладение, землепользование). — Л., 1989; Кузнецов В. И. Из истории феодального землевладения России: (По материалам Коломенского уезда). — М., 1993. 3 Витов М. В. Историко-географические очерки Заонежья XVI–XVII веков: (Из истории сельских поселений). — М., 1962; Пиотух Н. В. О возможностях компьютерного картографирования при работе с данными писцовых книг начала XVII века и материалами Экономических примечаний второй половины XVIII века // Круг идей: модели и технологии исторической информатики. — М., 1996; Пиотух Н. В. Пространственное размещение сельскохозяйственной деятельности русского крестьянства и некоторые аспекты сельского расселения второй половины XVIII века: (По материалам Новоторжского уезда Псковской губернии) // Особенности российского земледелия и проблемы расселения IX–XX веков: Тезисы докладов и сообщений XXVI сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. — Тамбов, 15–18 сентября 1998 года. — М., 1998; Аврех А. Л., Есиков С. А., Канищев В. В., Мизис Ю. А., Протасов Л. Г. Формирование и развитие сельских населенных пунктов Тамбовской области, (XVII–XX века) // Там же. 4 Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 1209. Кн. 2–3. 5 РГАДА. Ф. 1355. Д. 1754. Ориентировочная датировка — 1776–1780 годы (по межеванию Тульской губернии). 6 РГАДА. Ф. 1209. Кн. 11317 (Ч. 1–3), 11318 (Ч. 1–2), 11319, 11320 (Ч. 1–2). 7 РГАДА. Ф. 1355. Д. 69. Ориентировочная датировка — 1775–1781 годы (по межеванию Владимирской губернии). 8 Дегтярев А. Я. Русская деревня в XV–XVII веках: Очерки истории сельского расселения… — С. 122. В этой же работе автор использует и сам термин «иерархическая плотность расселения». 9 Милов Л. В. О роли переложных земель в русском земледелии второй половины XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы, 1961. — Рига, 1963. 10 Воронин Н. И. К истории сельского поселения феодальной Руси. — Л., 1935. — С. 68. 11 Романов Б. А. Изыскания о русском поселении эпохи феодализма (по поводу работ Н. И. Воронина и С. Б. Веселовского) // Вопросы экономики и классовых отношений в русском государстве XII–XVII веков. — М.; Л., 1960. — С. 440. |
|
Д. А. Черненко. Сельские поселения центральной России в XVII–XVIII веках // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 172-178. |