|
|
|
(Вологда)
Двадцать седьмого февраля 1779 года в Вологодскую духовную консисторию был подан рапорт от протопопа Преображенского собора города Белозерска Андрея Симеонова «с братией», содержащий отчет о выполнении требований консисторского рапорта, полученного служителями собора 26 января того же года. От белозерцев вологодский преосвященный, цитируя содержание императорского и синодального указов, требовал предоставить сведения: «…не имеется ли в оном соборе каких, касающихся до российской истории летописцов или других письмяных известиев, достойных и годных изданию в печать, и буде таковыя отыщутся, о присылке оных в Вологодскую духовную консисторию» 1. Служители собора отреагировали оперативно: «справившись» в церковном архиве и библиотеке, они вместе с ответным рапортом прислали в Вологду копию рукописи («в заглавии в переплете полууставом писано старинным письмом»), найденную ими в одном из печатных изданий книги Ефрема Сирина. «Подлинная по выписи ис той книги опись», отправленная в Вологодскую духовную консисторию, представляла повествование о явлении образа Василия Кесарийского, построении первой церкви на Белоозере и дальнейших судьбах храма Василия Великого и города Белоозера. Данная копия рукописи хранится ныне в фондах Вологодского музея-заповедника 2. Структура, содержание и общая направленность этого небольшого сочинения XVII века позволяют предположить, что перед нами краткий церковный летописец, составленный или дополненный, возможно, вскоре после построения и освящения Спасо-Преображенского собора города Белозерска в конце 1670-х годов 3. Название «летописец» применительно к данной рукописи, может быть использовано с достаточной степенью условности, поскольку текст является не совокупностью погодных записей, а кратким, хронологически выдержанным подбором отдельных сюжетов об исторической судьбе соборной церкви, считавшейся автором и его современниками самой древней во всей Белозерской округе. Впрочем, несмотря на явно компилятивный характер памятника, автору в обобщенном виде удалось донести до читателя основные вехи истории Васильевского храма. Поэтому мы и причисляем данное произведение к жанру монастырских и церковных летописей. В современной историографии ранняя письменная традиция Белозерья неоднократно становилась предметом самого пристального изучения. Основной корпус немногочисленных источников XVI–XVII веков, в основном касающийся памятников письменной культуры старейшего в Белозерье Троицкого Устьшехонского монастыря, опубликован и всесторонне проанализирован 4. Однако данный «Летописец», насколько нам известно, не подвергался специальному анализу. Настоящая работа направлена на изучение и введение в научный оборот еще одного памятника письменной культуры Белозерья. «Летописец» нам интересен, прежде всего, с точки зрения реконструкции «местного текста» культуры 5, в обобщающем виде раскрывающего воззрения автора на основные вехи истории своей малой родины. Г. М. Прохоровым выявлены две редакции интересующего нас памятника: краткая и пространная. Указываются известные автору списки обеих редакций, два из которых он публикует, причисляя их к жанру «рассказов о городе Белозерске» 6. Исследователь пишет и по поводу авторства памятника. По его мнению, «рассказы о городе Белозерске» и Повесть о Троицком Устьшехонском монастыре мог быть составлен одним и тем же лицом, поскольку в тексте пространной редакции достаточно много смысловых и текстологических совпадений 7. Возможно и другое предположение: над «Летописцем» трудился кто-то из служителей соборной церкви Преображения Господня, пожелавший сохранить в памяти потомков историю бывшего соборного храма. В повествовании он соединил древнюю легенду о возникновении первой церкви на Белоозере и ряд сообщений Повести (Летописца) о Троицком Устьшехонском монастыре. В результате появилось самостоятельное произведение. Легенда о явлении иконы святого Василия в современной научной традиции рассматривается в качестве краткой редакции данного памятника. Итак, краткая редакция представляет легенду, выросшую на основе устных преданий о явлении иконы, построении и наречении храма во имя святителя Василия Великого. Считается, что это повествование впервые было опубликовано (по Соловецкому списку № 925) А. П. Щаповым 8, а затем повторено в «Курсе русской истории В. О. Ключевским» 9. Текстологически близка к изданиям А. П. Щапова и В. О. Ключевского и версия данного повествования, опубликованная А. Ф. Бычковым 10. Вновь найденные варианты краткой редакции опубликованы Н. А. Макаровым, Н. А. Охотиной-Линд 11, Г. М. Прохоровым 12. Установлено, что первые записи легенды могли появиться не ранее начала XVII века и не позднее первой половины — середины того же столетия 13. Нам известна более ранняя, очевидно — самая первая, публикация текста легенды, осуществленная в 1859 году Н. Г. Ванифатьевым. Автор воспроизвел начальный фрагмент пространной редакции «Летописца», взятый из рукописи, найденной в доме белозерского купца А. И. Хохрякова местным ревнителем старины В. И. Надпорожским 14. Со времени первых публикаций, легенда о древнем Белоозере всегда вызывала у исследователей живой интерес, поскольку представляла культурный текст, свидетельствующий о первых шагах христианизации Белозерья и описывающая, по выражению В. О. Ключевского, «простодушно и в легендарном полусвете… построение первой церкви в Белозерской стране на реке Шексне… на месте языческого мольбища, очевидно финского» 15. Добавим, что А. П. Щапова и В. О. Ключевского интересовал, прежде всего, ярко выраженный контекст «остатков язычества» на северных окраинах Древней Руси. Пространная редакция, составляющая собственно «Летописец», в научный оборот была введена Г. М. Прохоровым. Исследователь частично воспроизвел известную ему версию по списку собрания А. А. Титова (№ 1296). При этом публикатором были опущены фрагменты текста, совпадающие с текстом Повести о Троицком Устьшехонском монастыре. Кроме того, в опубликованном Г. М. Прохоровым списке отсутствует начало рукописи 16. Рукопись, текст которой воспроизводится ниже, является одной из наиболее полных версий пространной редакции. Обратим внимание, что датируется она, также как и текст из собрания А. А. Титова — 1779 годом, что, безусловно, указывает на родство их происхождения. Существует еще один список пространной редакции данного церковного летописца. Он находится в фонде документальных памятников Череповецкого музейного объединения в историческом сборнике XIX — начала XX века и, судя по краткому описанию, также идентичен публикуемому нами списку 17. Повторимся, что текст пространной редакции сформировался в ходе объединения легенды о церкви Василия Великого с рядом известий о князе Глебе Васильковиче и городе Белоозере, взятых из Сказания (Летописца) о Троицком Усть-Шехонском монастыре. Относительно завершенный вид произведение приняло не ранее конца 1670-годов — после упразднения старого соборного храма: «И на том месте построена соборная церковь каменная о пяти главах во имя Преображения Господа Бога нашего Иисуса Христа». Легенда о построении первой церкви и выросший на ее основе пространный «Летописец» были широко известны в Белозерской округе. Переложение краткой редакции встречается, например, в «Описании о граде Белеезере» — компилятивном историческом сочинении конца XVIII века. Автор отмечает следующее: «И были тогда на Белоезере (имеется в виду время правления первых русских князей — Р. Б.) веры идолопоклоническои и приносили кумирскую жертву, покланялись камню и березе до просвещения всеи земли Росиискои. А когда просвещение быть начало, тогда белоезерстие людие обратились в православную веру явлением чюдотворнаго образа святаго Василия Великаго, которои образ явился с просфорою мягкою, пары исходящею, на столе малом стоящем в самои малои лодице с веселцами в малои речке, почему и названа та речка Васильевскою, протекающая среди тогдашнего посада. И тои образ взят с верою и совершен был храм соборныи во имя его, Великаго Василия. И оттоле на Белеозере началося благочестие и множашеся православная вера, коя и состоит благодатиею Божиею здесь и до ныне» 18. В путевых записках профессора Московского университета С. П. Шевырева, посетившего в 1847 году достопамятные места древнего Белозерья, и, в частности, город Белозерск, сообщается о следующем примечательном факте: «Василий Иванович Надпорожский, секретарь городового магистрата, знакомый с современною литературою и охотно занимающийся древностями, посетил меня и доставил несколько любопытных сведений о Белозерске, и несколько письменных документов. Относительно города есть древнее летописное повествование о том: как поставлена была первая соборная церковь во имя Василия Неокесарийскаго на истоке Шексны реки, там, где был древний город Белозерск, и какими чудесами уничтожены были береза и камень, где язычники приносили жертвы; далее, как княжил на Белеозере, во время татарскаго нашествия, сын Василия Константиновича Ростовскаго, князь Глеб Васильевич, брат Бориса Ростовскаго, и похоронен был в той же соборной церкви; как при великом князе Василии Иоанновиче белозерцы, по его указу, переселились с Шексны реки в Карголов 19 город, и церкви и посады поставили. Это краткое сказание о Белозерске существует здесь рукописное и сопровождается канонами и молитвами чтимым окрестным чудотворцам: Иродиону Илоезерскому, Кириллам Белозерскому и Новоезерскому, Нилу Сорскому, равно и описанием чудес их» 20. С историко-литературной точки зрения публикуемый текст представляет сочетание двух жанров: агиографического и летописного. Произведения такого рода не являются чем-то исключительным для русской литературы эпохи Средневековья и начала Нового времени в целом и второй половины XVII века в частности, поскольку в литературном процессе той эпохи жанровый синкретизм — обычное явление. Поскольку автора текста интересует история соборного храма, его значимость, связь с историческими судьбами древнего Белоозера и современного ему Белозерска, то повествование с первых строк приобретает «церковно-археологическую» направленность. Но за давностью лет остается открытым вопрос о времени построения первого храма. Древнерусский книжник решает эту проблему традиционным способом: соблюдая общую хронологическую последовательность событийного ряда, составитель первые две части выдерживает в агиографическом стиле, посвящая их пересказу легендарных обстоятельств обретения святыни — иконы святителя Василия Кесарийского — и объясняя происхождение другой храмовой реликвии — окаменевшей просфоры. Это приближает текст к житийным повестям об основании храмов и монастырей. Опираясь на старинные предания («и о сих тако поведаша нам древнии людие»), автор пытается заполнить временную лакуну истоков, «начальных времен» Васильевской церкви и Белоозера в целом. История первого храма Белозерья начинается с чуда явления иконы святого Василия Кесарийского. Икона как священный предмет и вместилище Божественной благодати выступает в роли сказочного персонажа, чудесное (и своевременное) появление которого в челноке на водной глади речки Васильевки знаменует важнейший акт формирования новой социальной общности: храм (а значит и будущий приход, прихожане) получают имя. Икона, персонифицированная конкретным святым, выступает, таким образом, в качестве ономатета, дающего названия церкви и речки (Васильевка), водами которой она «воспользовалась» в своем чудесном путешествии. С явлением образа святого Василия Кесарийского связано изменение культурного ландшафта: икона не только «сама» определяет свое местопребывание, но и производит замещение одних священных для данного сообщества символов — камня и березы, на другие — храм, челнок и просфору. Для этого в текст вводится фрагмент духовно-назидательного содержания о языческих природно-культурных объектах, уничтоженные чудесной силой, исшедшей от образа святителя Василия, и самостоятельный рассказ о проявлении чудесных свойств просфоры. Впрочем, о полном уничтожении памяти о прежней традиции, по-видимому, однозначно говорить не приходится. Вологодским историком А. Е. Мерцаловым в 1900 году на страницах местных епархиальных ведомостей была помещена краткая заметка, представляющая публикацию отписки от 1673 года белозерского десятильника Борисова архиепископу Симону о некоем «блазнительном» камне, находившемся в бывшем соборном (Васильевском) храме города Белозерска. Приведем ее содержание полностью: «Государю преосвященному Симону, архиепископу Вологодскому и Белозерскому, раб твой Кирюшка Борисов, твоего архиерейского благословения требуя, челом бьет. В нынешнем, государь, во 181 (1673 — прим. А. Е. Мерцалова) [году] генваря в 8-й день прислана твоя архиерейская грамота ко мне, рабу твоему, на Белоозеро, а в ней написано, чтоб взять из преж бывшей соборной церкви (видимо, речь идет о придельном храма Василия Великого при новом Преображенском соборе. — Р. Б.) блазнительный камень и испытав тутошными людьми в Беле озере глубокое место, и велеть ево ввергнуть, да не будет о нем в народе блазнения. И по твоему, государь, архиерейскому указу, белозерской соборной церкви протопопу Аврамию блазнительный камень в Бело озеро в глубокое место ввергнуть велел» 21. Этим «блазнительным камнем» вполне могла быть прежняя реликвия, которая в «Летописце» фигурирует в качестве чудесным образом окаменевшей просфоры. Возможно, именно эта «просфора» и вызывала «блазнение» в белозерском народе. Обстоятельства и детали почитания «просфоры», вызвавшие гнев вологодского преосвященного, остаются неясными. Но случайная находка в 1893 году при расчистке русел реки Шексны и Белозерского канала каменного гранитного изваяния, так называемого «новгородского идола» 22, позволяет провести определенные параллели между сообщением «Летописца» и информацией, приведенной в отписке вологодскому архиепископу 23. Старинные «языческие» реликвии, как правило, органично включались в новую религиозную систему, не вызывая особых трений. Известно, например, множество храмов, воздвигнутых на месте бывших культовых центров. Реликвии прошлого, — а в большинстве своем эти «раритеты» представляли пни священных деревьев, которые совмещались с алтарной частью церквей, — всячески оберегались. В устной традиции происхождение такого храма объяснялось явлением на священном дереве (в священной роще) иконописного образа. В данном случае, древний «языческий» символ жителей Белоозера (если речь идет именно о нем) благополучно пережил не одно столетие и был уничтожен лишь в начале Нового времени. У современного читателя не может не возникнуть закономерный вопрос: о каких именно временах ведет речь летописец, когда повествует: «И доднесь и оттоле Божиею благодатию оуставися православная христианская вера»? Сообщения ранней письменной (летописной) традиции о древнем Белоозере крайне скупы. Материалы археологических изысканий также дают весьма приблизительное представление о возможной хронологии рассматриваемого события. Результаты многолетних исследований, проведенных на месте кургана и церкви Л. А. Голубевой, показали, что церковь могла быть сооружена не ранее X века, но и не позднее XII века 24. Весомым аргументом в пользу раннего происхождения Васильевской церкви является большое количество предметов христианского культа XII–XIII веков, выявленных в культурном слое Белоозера. Общее число отдельных видов (кресты-тельники и образки) на сегодняшний день превышает все, что найдено на территории Европейского Севера в целом 25. На этом основании С. Д. Захаров резюмирует: «Несомненно, Белоозеро являлось не только древнейшим культурным и культовым центром края, вероятным местом крещения жителей Белозерья и возведения первой церкви, но и крупнейшим центром распространения христианской культуры на всем Русском Севере» 26. Дополнительную информацию может дать обращение к именованию «явившейся» иконы. Почитаемый иконописный образ в эпоху Средневековья часто символизировал те святыни, прославление которых было распространено в метрополии. В связи с этим весьма заманчивым может выглядеть объяснение, по которому название храма пошло от патронального святого киевского великого князя Владимира — «крестителя» Руси. В свое персональное корсунское крещение он, как известно, получил новое христианское имя — Василий. Он же воздвиг и первый в Киеве (если не брать во внимание Десятинную церковь) храм, получивший название в честь святителя Василия Великого. Поэтому и первая церковь Белоозера, по новой культурной традиции, могла получить то же название. Но логичнее отнести «явление» иконы к более позднему времени. Согласно летописным известиям, с 1208 года ведет начало самостоятельное Ростовское княжество 27, в сферу влияния которого включается Белоозеро. Первый ростовский князь Василько Константинович в качестве упрочения своего контроля на окраине Владимиро-Суздальской Руси вполне мог дать распоряжение (через духовные власти Ростова) о строительстве храма на Белоозере во имя «своего» святого покровителя. Таким образом, приблизительное время построения Васильевского храма на Белоозере можно приурочить и к первой половине XIII века. Возможно, до этого времени на месте Васильевского храма существовала другая церковь или часовня, именование которой местная традиция не сохранила. Итак, в легенде о построении первой церкви на Белоозере могли соединиться два относительно самостоятельных, но последовательных хронологических пласта: возможно, до XIII века на холме находилась какая-то древняя церковь (часовня), до поры мирно сосуществовавшая с языческим культовым центром; после 1208 года эта церковь была перестроена и (или) переосвящена, при этом старое «языческое» мольбище подверглось уничтожению. Очевидно, что приведенные выше соображения — всего лишь одна из возможных реконструкций. Но нелишне вспомнить, что до XIII века ни Ростовская земля, ни тем более ее дальняя периферия не были охвачены процессом массовой христианизации. Достоверные известия о сколь-нибудь масштабном монастырском и приходском строительстве на территории Европейского севера связаны со второй половиной тринадцатого столетия. В дальнейшем повествование обретает твердую историческую канву, которую автор пытается выстроить для обоснования причастности Васильевского храма к древнейшей истории города Белозерска. Трагедия «Батыева нашествия», завершившаяся мученической гибелью князя Василька Константиновича Ростовского становится прологом для начала «настоящей» местной белозерской истории, поскольку именно сын Василька — Глеб стал основателем самостоятельного Белозерского удельного княжения и местной княжеской династии. По логике развития «исторического мифа» образ князя Глеба должен быть прорисован особенно тщательно, поскольку в сохранившейся письменной и устной традиции средневекового Белозерья личность Глеба Васильковича чрезвычайно примечательна и функционально близка образу культурного героя. Наиболее ярко это проявляется в Летописце (Сказании) Троицкого Устьшехонского монастыря, повествующем о построении князем Троицкой Устьшехонской обители и Спасо-Преображенского монастыря на Каменном острове Кубенского озера 28. Но в данном тексте автор практически не касается биографии и деяний князя Глеба, специально подчеркивая лишь, что он «начал княжити на Белеозере, и на Вологде, и на Устюге Великом», а по смерти «положен бысть на Белеозере в соборной церкви святаго Великаго Василия Кесарийскаго». Столь же фрагментарно выглядят сообщения о переселении белозерцев и перенесении храма «с Шексны реки в Карголом» и уничтожении города и соборной церкви польско-казацким отрядом. Вновь отстроенный, но уже успевший ко второй половине этого же столетия сильно обветшать, храм окончательно уступил первенство новой соборной церкви, главный престол которой был освящен во имя Преображения Господня. Стараясь убедительнее подчеркнуть историческую значимость прежнего собора, древнерусский книжник приводит в завершении повествования предание о часовне 29, выстроенной белозерцами на месте бывшего города («егда оубо град Белоезеро стояло на оусть Шексны») и бывшего соборного храма. Именно там, по мнению автора (да и большинства белозерцев), «почивало» тело князя Глеба Васильковича — «державца града сего Белаезера». Это сообщение также требует посильного комментария. Согласно летописи, князь Глеб Василькович умер 13 декабря 1278 года в Ростове, где и был первоначально похоронен. Ростовский епископ Игнатий, отпевший тело князя в ростовской соборной церкви, через девять недель приказал произвести перезахоронение его останков в Спасском монастыре 30. О дальнейшей судьбе праха князя Глеба летопись умалчивает. Но, видимо, именно с этого времени берут начало предания о нахождении захоронения Глеба на земле Белозерья — в соборном храме на «месте Княжьем» на «устье» (истоке) Шексны. Следует упомянуть, что это предание включено также в «Летописец Троицкого Устьшехонского монастыря» и повторяется в «Описании города Белозерска» конца XVIII века. Часовня с гробницей была хорошо известна историкам и краеведам XIX века. В публикации 1853 года «Курганы близ города Белозерска», анонимный автор сообщает о перестройке часовни в 1823 году. При этом «были найдены огромной величины человеческий череп и ножные кости, которые оставлены в той же могиле» 31. Тот же автор указывает на существование местных легенд, по которым могила Глеба располагалась не только на Старом городе, но и на месте Троицкого Устьшехонского монастыря, а также в самом городе Белозерске 32. По мнению Ю. С. Васильева, предание «вряд ли возникло на “пустом месте”…, но первый князь белозерский явно не имел к этой гробнице отношения… Надо полагать, что это предание связано с другим князем Глебом, видимо, Глебом Карголомским-Каргопольским, который по некоторым источникам (автор имеет в виду Сказание о Мамаевом побоище), был участником Куликовской битвы» 33. Действительно, в устной традиции смена персонажей (особенно одноименных) — явление вполне обычное и закономерное. По прошествии нескольких столетий белозерцы вполне могли забыть о том, прах «какого именно Глеба» покоится в гробнице при часовне. В свою очередь, появившаяся в XVI веке письменная традиция в качестве приоритетного не могла не выдвинуть на передний план другого персонажа, несравненно более значимого для истории Белозерья, нежели мелкий удельный князь Глеб Карголомский-Каргопольский. Подведем предварительный итог. Опубликованный ниже список пространной редакции летописно-агиографических рассказов, принявших форму церковной летописи, является одним из произведений, входивших в круг текстов, созданных местными книжниками в XVI–XVII веках. Основной задачей подобного рода сочинений (помимо очевидной установки на прославление своей церкви, обители) являлось создание идейной и фактической основы местной белозерской истории. Отсутствие собственной древней летописной традиции вызывало обращение авторов к устным преданиям, церковным и монастырским архивам. Для современного исследователя «Летописец» не содержит новых и значимых фактов по истории древнего Белоозера. Памятник достаточно фрагментарен и плохо структурирован. Но ценность сообщения, заложенного в произведении, видится в ином: «Летописец» представляет довольно примечательный образец «местного текста» культуры, повествующий об истории Васильевской церкви и древнего Белоозера с «начальных времен» по конец XVII столетия. Появление «Летописца» и других подобных ему текстов не выглядит случайным и, безусловно, связано с развитием местного самосознания, неотъемлемым элементом которого являются представления о собственной истории. Наличие большого количества сохранившихся списков белозерских произведений летописно-агиографического характера подтверждает этот культурный факт. Главной нарративной моделью произведения является «миф о первопредках», воплощенный в легенде о чудесах образа святителя Василия и появлении вместо «людей некрещеных» новой общности — «граждан», «белозерцев». Дальнейшее развертывание идейного и событийного ряда местной истории оказывается немыслимым без привлечения второго персонажа — князя Глеба Васильковича. Князь — устроитель культурного пространства Белозерья — своими деяниями и памятью об отце связан с историческими событиями общерусского значения. В завершении повествования посмертная судьба князя тесно переплетена с Васильевской церковью. Последняя мифологема церковного летописца прямо отождествляет нахождение останков князя Глеба с Васильевской часовней, построенной на месте бывшего первого соборного храма древнего Белоозера. Остается неясной судьба главной соборной святыни — иконы Василия Великого. После своего «явления» и чудес образ как-бы исчезает из повествования. Скорее всего, икона действительно пропала вместе с храмом в пожаре Смутного времени 34. Возможно, утрата прежней реликвии способствовала появлению нового символа — образа Преображения Господня — ставшего одним из охранителей одноименного каменного соборного храма и города Белозерска. В память о прежнем соборном храме Белоозера и Белозерска в церкви Преображения существовал придел во имя святителя Василия Великого. Подчеркнем, что опыт реконструкции «исторического мифа» древнего Белозерья по отдельному списку имеет объективные ограничения. Поэтому для более полного воссоздания модели локальной историко-культурной памяти требуется привлечение более широкого корпуса письменных и устных источников. О явлении чудотворнаго образа Великаго Василия Кесарийскаго, и како поставися перве соборная церковь на Белеозере, на усть Шексны реки, и о вере. (Л. 3). Начало соборныя церкви Великаго Василия и о явлении чюдотворнаго образа, иже во святых отца нашего Василия Великаго, архиепископа Кесарии Каппадокийския, како поставися перве соборная церковь Великаго Василия на Белеозере, на усть Шексны реки, и о вере. Тогда бяху людие некрещены. Егда благочестие возсия, тогда начаста креститися во имя Отца и Сына и Святаго Духа и православную христианскую веру познавати. Тогда церковь создаша близ березы и камене, где оу них прежде приносима была жертва нечистым кумиром, но не ведяху во имя коего святаго нарещи ю; и разыдошася в домы своя, и совет сотворше о освящении церковнем. (Л. 3 об.) И заутра паки собравшеся к церкви да святят ю, и приникше с теплою верою и сокрушенным сердцем возопиша вси единогласно: «Владыко Господи, творче небесе и земли. Ты нас наставил Тебе в дети единаго истиннаго Бога. Не остави нас, сирых, новопросвещенное собранное Твое стадо, но яви нам, Творче, како сий храм нарещи: во Твое ли святое имя, или матере Твоея, заступницы нашея Богородицы и приснодевы Марии, или оугодивших Тебе, творцу своему и Богу — призри с высоты своея и от престола славы царствия Твоего на новопросвещенное свое стадо». И соверша молитву, вззревше мало от церкви надесно и оузреша в речке близ церкви челнок мал стоящ, токмо ехать, Бог весть откуду прииде, человека же никтоже ездящаго в нем виде, а в челноку среди его стояше столец мал точеной, на столце — образ Великаго Василия Кесарии Каппадокийския, пред образом просвира (Л. 4.) тепла и мягка, по древнему закону сотворена крестообразно, в носу челнока два веселца, на корме веселцо. Людие же, видевше, возрадовашася радостию велиею зело; вземше святый его образ великаго святителя, и просвиру с великою честию, и внесоша в церковь со псалмы и песньми духовными; и святивше храм той, нарекоша во имя Великаго Василия. Челнок и веселца, в нем же прииде святый образ, положиша со тщанием в паперти оу церкви Великаго Василия. А речку, в ней же оузреша святый образ, прорекоша Василевка, и доднесь зовома тем званием. И во время Божественныя литургии святому и священному Евангелию, и в то время грянуло необычно, аки великий страшный гром. Людие же страхом отдержими быша велим, стояще в церкви той. Прославляя своего оугодника, Господь наш Иисус Христос, оуверяя и совокупляя воедино искупленное свое стадо, и приводит во единомыслие сердца человеков. Не бывает причастна (Л. 4 об.) тма ко свету, не прилично черное к белому, не любит церковь Божия идолы, не приятен бес к чину освященному, не возможе сено приноситися огню, — такожде и церковь Великаго Василия стояти не хощет на едине месте со идолы кумирными — з березою и каменем. Не восхоте Великий Василий кумироидолному приношению безпамятну быти: бысть Божиею силою и молитвами святаго отца нашего Василия Великаго березе исторжене ис корения, да и камень взят, и несени быша оттуду аки вержением неким камен и з березою в Шексну реку, и потоплени быша. Понеже прежде ту под березою на камени том жертва приносима была нечистым кумиром. И о сих тако поведаша нам древнии людие. О просворе. Не подобаше бо и сего чюдеси Великаго Василия молчанию предати, еже бысть о просворе его. Внесенней же ей бывши (Л. 5.) в церковь, некий невежда, сый грубостию одержим, взем просвиру Великаго Василия и восхоте ея вкусити. И не попусти ему Бог и оугодник Его Великий Василий, и в той час отрази его невидимая Божия сила, просвора же та каменем бысть. И доднесь и оттоле Божиею благодатию оуставися православная христианская вера. А церковь сия Великаго Василия первая бысть на Белеозере, как и православная христианская вера стала. О нашествия Батыя царя на Рускую землю. В лето 6745-го [1237/1238 год] году Богу нашему праведному своим гневом наказующу нас за оумножение грехов наших — овогда гладом, овогда пожаром, иногда же нашествием иноплеменных, — якоже сего попустил на Рускую землю безбожнаго царя и лукавнейша паче всея земли, иже отнюд Бога не ведуща, паче и Богом не знаема, басурманские веры злаго и безчеловечьнаго Батыя глаголема, иже прииде (Л. 5 об.) моногие грады пожигая, яко серпом пожиная человечество, яко огнь попаляя дубравы, невинныя людие, владеющия и владомыя, овых оубивая, а иных в работу сущим с ним предавая. Тогда убо от благородного корене израстшаго и во благочестии воспитаннаго самодержца всея руския земли, благовернаго и великаго князя Георгия (Юрия. — Р. Б.) Всеволодовича оубил — неповинную кровь пролиял на реце на Соте (Сити — Р. Б.) за Волгою. И иных многих побил благоверных князей, а иных в плен сводил. Тогда взял и сродника его, благовернаго князя Василия Констянтиновича Ростовскаго. Он же, став пред ним, и нечестие его обличив и суетную его богомерзкую веру поплевал, и безчеловечна и пса того именовал. И того ради от него мучением конец прият и исповеданием венцем от Христа венчася. Страдание его напечатано в Прологе, матра в 4 день. Наследницы же отечества его быша сынове его, князи: Борис во[с]сприят (Л. 6.) Ростовское княжение; вторы же сын его, князь Глеб, начал княжити на Белеозере, и на Вологде, и на Устюге Великом. О князе Глебе. Не по мнозе времени на Белеозере благоверному князю Глебу родися сын — князь Михаил. По трех же летех рождения его прииде ему болезнь лютая, и изнеможе до конца очима и ничто же виде. И пребывает, лишаяся света, дванадесят лет и три месяца. И получи здравие очима от образа Святыя и Живоначалныя Троицы на праздник Благовещения Пресвятыя Богородицы. Благоверный же князь Глеб на Беле озере и протчая доживе вся дни живота своего во благочестии, чистоте и правде, и преставися к вечным обителем и положен бысть на Белеозере в соборной церкви святаго Великаго Василия Кесарийскаго. Наследник же бысть отца своего имению сын его князь Михаил. Сын его — благоверный князь Феодор. Просветил же его святым крещением троицкой игумен Генадий. О преселении града Белаезера от усть Шексны реки в Карголом, иде же и ныне стоит. (Л. 6 об.) В лето 6907-го [1398/1399 год] при великом князе Василие Ивановиче, по его государеву оуказу, граждане белозерцы переселишася с Шексны реки в Карголом (в описываемое время, как указывают летописи, город в Карголоме уже существовал. В 1398 году новгородцы «взяша белозерскыя волости на щит, повоевав, и пожгоша, и старыи городок Белозерскыи пожгоша, а из нового городка, вышедши князи белозерскыи и воеводы князя великаго и добиша челом воеводам новгородчкым…» (См.: Новгородская первая летопись. — С. 391–399; Белозерье: Краеведческий альманах. — Вып. 2. — Вологда, 1998. — С. 67–68.). Великим князем в то время был Василий Дмитриевич, сын Дмитрия Донского. — Р. Б.), град и церкви и посады поставиша. Тогда соборную церковь Великаго Василия перенесли и поставиша на посаде, на том месте, где стоит крест древян днесь. И стояла соборная церковь Великаго Василия на посаде до 115-го (1607 год в рукописи указан, видимо, по ошибке переписчика; следует читать: «120-го [1612] года». — Р. Б.) году июля по 30 число. Приидоша на град Белоезеро полша и украинных городов люди не во мнозе силе и град весь пожгоша, и людей множество посекоша, а инии пленени быша. И тогда соборная церковь згорела. И с того времяни вново поставиша церковь внутрь среди града Белаезера. И та церковь древяная от ветхости разрушилась. И на том месте построена соборная церковь каменная о пяти главах во имя Преображения Господа Бога нашего Иисуса Христа. А егда оубо град Белоозеро стоял на оусть Шексны реки, тогда соборная церковь стояла, иде же ныне Княжее зовомо. И ныне на том церковном месте стоит часовня, а в ней почивает благоверный князь Глеб Василковичь, державец града сего Белаозера. Крохино. Часовня по преданию над могилой белозерского князя Глеба Васильковича.
ПРИМЕЧАНИЯ 1 Данный указ был в числе целой группы подобных документов XVIII — начала XIX века, начало которым положил известный Сенатский указ 1722 года о сборе «курьезных, то есть древних» документов. Об этом подробнее см.: Коновалов Ф. Я. Малоизученные страницы археографии XVIII — начала XX вв.: (по материалам Вологодской губернии) // Проблемы историографии и источниковедения истории Европейского Севера. — Вологда, 1992. — С. 89–91. 2 Вологодский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник (далее — ВГИАХМЗ). Ф. 2. Оп. 1. Д. 117. Л. 1–6. 3 В переписной книге города Белоозера 1675–1676 годов старый соборный храм Василия Великого, скорее всего, обозначен «местом пустым церковным». См.: Из описаний города Белоозера 1670-х годов // Белозерье: Краеведческий альманах. — Вып. 2. — Вологда, 1998. — С. 21. 4 Макаров Н. А., Охотина-Линд Н. А. Сказание о Троицком Усть-Шехонском монастыре и круг произведений по истории Белозерья // Ферапонтовский сборник. — Вып. V. — М.; Ферапонтово, 1999. — С. 11–32; Летописец Троицкого Устьшехонского монастыря / Публ. Ю. С. Васильева // Белозерье: Краеведческий альманах. — Вып. 1. — Вологда, 1994. — С. 86–92; Прохоров Г. М. Повесть об Устьшехонском Троицком монастыре и рассказы о городе Белозерске // Книжные центры Древней Руси, XVII век: Разные аспекты исследования. — СПб., 1994. — С. 163–207. 5 В данной статье мы используем наработки отечественных исследователей по реконструкции «провинциального текста» культуры. См.: Власов А. Н. Зыряне в русской средневековой письменности и проблемы создания «провинциального текста» культуры // Чтения по истории и культуре древней и новой России. — Ярославль, 1998. — С. 81–84. 6 Прохоров Г. М. Повесть об Устьшехонском Троицком монастыре и рассказы о городе Белозерске... — С. 163–207. 7 Там же. — С. 205–206. Ю. С. Васильев, опубликовавший другой список Повести об Устьшехонском Троицком монастыре, атрибутирует его в качестве «Летописца». См.: Летописец Троицкого Устьшехонского монастыря… — С. 86. 8 Подробнее см.: Орлов А. Народные предания о святынях Русского Севера. — М., 1912. — С. 9. 9 Ключевский В. О. Курс русской истории // Ключевский В. О. Соч: В 9-ти т. — М., 1987. — Ч. 1 (Лекция XVII). — С. 306–307. 10 Описание церковно-славянских и русских рукописных сборников Императорской публичной библиотеки / Сост. А. Ф. Бычков. — СПб., 1882. — Ч.1. — № XXV. — С. 87. 11 Макаров Н. А., Охотина-Линд Н. А. Сказание о Троицком Усть-Шехонском монастыре… — С. 31. 12 Прохоров Г. М. Повесть об Устьшехонском Троицком монастыре… — С. 202–203. 13 Макаров Н. А., Охотина-Линд Н. А. Сказание о Троицком Усть-Шехонском монастыре… — С. 22–23. 14 [Ванифатьев Н. Г.] Отрывки из путевых заметок странника. Белозерск. — СПб., 1859. — С. 4–5. — Прим. 15 Ключевский В. О. Курс русской истории... — С. 307. 16 Прохоров Г. М. Повесть об Устьшехонском Троицком монастыре… — С. 203–204. Столь небрежное воспроизведение текста объясняется, видимо, тем, что Г. М. Прохоров не считал данный текст самостоятельным произведением. 17 Описание памятника см.: Памятники письменности в музеях Вологодской области. Каталог-путеводитель. — Ч. 4. — Вып. 2: Документы XVI–XVIII вв. в Череповецком краеведческом музее. — Вологда, 1984. — С. 89. 18 Описание о граде Белеезере / Публ. Ю. С. Васильева // Белозерье. Краеведческий альманах. — Вып. 2. — Вологда, 1998. — С. 44–45. 19 Так в тексте. Правильное написание — Карголом. 20 Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году. В двух частях. — М., 1850. — Ч. 1. — С. 71–72. 21 Вологодские епархиальные ведомости. — 1900 — № 20. — С. 504; В цитированном выше рапорте 1779 года соборные служители специально указали на следующее обстоятельство: «…а о просфоре, челне и столце при оном нашем соборе знатества инаго никакова не имеется». См.: ВГИАХМЗ. Ф. 2. Оп.1. Д. 117. Л. 1. 22 Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. // Археология СССР. — М., 1982. — С. 264. 23 Ср.: Макаров Н. А. Русский Север: таинственное средневековье. — М., 1993. — С. 122–124. 24 Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере. X–XIII века. — С. 62, 63, 69; Макаров Н. А. Русский Север: таинственное средневековье… — С. 121–123. 25 Макаров Н. А. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI–XIII вв. По материалам археологических памятников на волоках Белозерья и Поонежья. — М., 1997. — С. 45. 26 Захаров С. Д. Древнерусский город Белоозеро. — М., 2004. — С. 135. 27 См.: Летописец Переяславля Суздальского (Летописец русских царей) // Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). — Т. 41. — М., 1995. — С. 127, 129. Летописные сообщения за 1208 и 1213 годы; Русские летописи о Белозерских князьях и крае (до XV века) / Публ. Ю. С. Васильева // Белозерье: Краеведческий альманах. — Вып. 2. — Вологда, 1998. — С. 53. Летописное сообщение за 1218 год. 28 См. например: Летописец Троицкого Устьшехонского монастыря… — С. 88–89. 29 Васильевская — Борисо-Глебская часовня с кирпичной ракой внутри до революции 1917 года находилась на попечении купечества г. Белозерска. Ежегодно, дважды (2-го мая и 24-го июля (ст. стиль)) в ней служили панихиды о благоверном князе Глебе Васильковиче. Часовня просуществовала на старом Белозерском городище до второй половины1930-х годов. 30 Московский летописный свод конца XV в. // ПСРЛ. — Т. 25. — М.;Л., — С. 152. 31 Курганы близ города Белозерска // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений. — Т. CIV. — 1853. — №415. — С. 365–366. Цитирую по: Макаров Н. А., Охотина-Линд Н. А. Сказание о Троицком Усть-Шехонском монастыре… — С. 20. 32 Там же. — С. 21. 33 Описание о граде Белеезере / Публ. Ю. С. Васильева // Белозерье: Краеведческий альманах. — Вып. 2. — Вологда, 1998. — С. 45. Прим. 34 В настоящее время известна другая реликвия старинного Васильевского храма — икона «Богоматерь Умиление Белозерская» (первая треть XIII века; Государственный Русский музей), признанная, наряду с образом «Петр и Павел» из одноименного белозерского храма, самыми древними иконами Белозерья и Вологодского края в целом. См: Рыбаков А. А. Иконопись Вологодского региона Русского Севера XIII–XVIII веков. Центры, памятники и мастера. К проблеме историко-художественной классификации «северных писем»: Автореф. дис. на соиск. … доктора искусствоведения. — СПб., 1999. — С. 19; Пуцко В. Г. Иконы в древнем Белозерье // Белозерье: Краеведческий альманах. — Вып. 1. — Вологда, 1994. — С. 236–244. |
|
Р. П. Биланчук. Летописец белозерской соборной церкви Василия Великого и проблемы реконструкции местного текста культуры // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 308-322. |
