Историко-культурное изучение Европейского Севера

А. Н. Егоров. 

Историографическая судьба русской либеральной идеи (начало ХХ века)

История русского либерализма начала ХХ века довольно хорошо изучена отечественными и зарубежными историками. Но значительно хуже обстоит дело с историографией данной проблемы, которая исследована далеко не полностью. Между тем, историографическая традиция изучения русского либерализма берет свое начало еще в период первой русской революции в работах представителей различных политических партий, в основном левого толка — меньшевиков и трудовиков. Разумеется, работы того времени нельзя отнести к исторической науке в строгом смысле этого слова. Эти работы несли на себе отпечаток публицистичности, политической полемики, но, тем не менее, они оказали определенное влияние на все последующие исторические исследования. Один из современников событий, трудовик профессор Т. В. Локоть, приступая к изложению истории первого русского парламента, так охарактеризовал подобные работы: «Читатель должен мириться с тем характером работ о Думе, который пока единственно возможен — с характером мемуарно-монографических, более или менее отрывочных по содержанию, но связанных единством субъективной оценки и субъективностью изложения, — заметок, статей и впечатлений тех авторов, которые решаются приступить к оценке деятельности и значения первой Государственной Думы» 1. Подобная оценка в полной мере относится к практически всем работам о русском либерализме дореволюционного периода.

В марте 1907 года петербургский издатель Н. Глаголев предложил известному социал-демократическому деятелю Ю. О. Мартову подготовить коллективный труд по истории революционного движения в России начала ХХ века. Так началась работа над знаменитым многотомником «Общественное движение в России в начале ХХ века». Это было по тем временам крупномасштабное литературное предприятие, участники которого ставили перед собой задачу осмыслить с марксистских позиций основные тенденции общественно-политического развития России накануне и в период революции 1905–1907 годов, роль в ней различных классов и партий. Помимо прочих сюжетов, в многотомнике была представлена и первая в отечественной историографии история русского либерализма начала ХХ века. Издание вышло под редакцией Ю. О. Мартова, П. П. Маслова, А. Н. Потресова.

Последующим стало решение издать пять обширных томов, план которых видоизменялся. Так, более значительное число материалов, чем предполагалось ранее, посвящалось экономическому развитию России на рубеже ХIХ–ХХ веков, внешней политике, земско-либеральному движению. Предполагались большие экскурсы в историю России ХIХ века. Сигнальные экземпляры первого тома появились в конце 1908 года, хотя весь тираж печатался летом 1909 года. Второй том опубликовали в 1910 году, четвертый том — в 1911 году, третий том — в 1914 году. Последний, пятый, том так и не увидел света — помешала начавшаяся Первая Мировая война. История русского либерализма освещалась в основном в главах первого — третьего томов, написанных Н. Черваниным, Б. Веселовским, А. Ерманским, А. Егоровым, Ф. Даном, А. Мартыновым.

В начале ХХ века в России существовало, по мнению меньшевиков, два качественно различных направления в либеральном движении, выражавшиеся в таких организациях как «Союз освобождения» («освобожденцы») и «Союз земцев-конституционалистов» («конституционалисты»). «Освобожденцы», по словам А. Мартынова, выступили «пионерами нового буржуазно-демократического либерализма, идеологами буржуазного прогресса и социальных реформ» 2. Идеологами «Союза освобождения» были главным образом представители интеллигентских профессий и отчасти — «третий» элемент земств. Признаками «освобожденчества» авторы многотомника считали требования всеобщего избирательного права, аграрной реформы, солидарность с «крайними» партиями, допущение нелегальных средств борьбы, сближение с народными массами. «Освобожденцы» постепенно отходили от земской оппозиции и примыкали к традиции партии «Народного права». Эта небольшая партия существовала в России в начале 1890-х годов и стремилась объединить революционные и либеральные круги в одно освободительное движение.

«Конституционалисты» являлись выразителями старого земского, или дворянского, либерализма, который вел свою родословную еще от дворянских либералов 60-х годов ХIХ века. Основной опорой «конституционалистов» считался «второй» элемент земств, на который все большее влияние оказывал «третий» элемент. Так, Б. Веселовский утверждал, что состав земцев-земледельцев с течением времени особенно с 1890-х годов, заметно демократизировался в связи с раздроблением дворянского землевладения и увеличением среди «второго элемента» представителей свободных профессий, которые внесли в земство свои демократические «интеллигентные идеалы» и традиции. Это привело к тому, что «идейно и даже персонально грань между “вторым” и “третьим” элементами в 1890-х годах в значительной мере была нарушена» 3. Идя, рука об руку с передовыми слоями земского дворянства, представители разночинной интеллигенции «накладывали печать демократизма на всю земскую работу» 4. Меньшевики отмечали, что «конституционалисты» были враждебны бюрократии, но опасливо относились ко всякому изменению в социальных основах старого режима. Тем не менее, под влиянием «третьего» элемента земский либерализм постепенно сдвигался влево. В свои программы земские либералы стали включать требования социального характера, поскольку только так «можно хоть на время объединить разношерстные слои, из которых вербовалась либеральная оппозиция» 5.

Либерал А. Егоров писал, что «разнородность составных частей либерально-демократического блока мешала ему образовать единую организацию. Народной партией он не мог стать, поскольку пролетариат шел под знаменем социал-демократии, а городское мелкое мещанство и среднее крестьянство еще не были втянуты в сознательное движение» 6. Меньшевики критиковали «освобожденцев» за их претензии встать во главе всего освободительного движения (в этом меньшевики сходились с большевиками). Для этого либералы должны сомкнуться с крайними партиями, у которых в слоях интеллигенции и особенно студентов было много сторонников. Но для «освобожденцев» это считалось невозможно из-за тесной связи с «либерализмом имущих классов».

Начало первой русской революции привело к изменениям в либеральных течениях. После событий 9 января 1905 года интеллигентская масса ушла от «освобожденцев» влево, а земцев-конституционалистов земская среда тащила вправо. Отсюда меньшевики делали вывод, что «Союз освобождения» поправел, а в «Союзе земцев-конституционалистов» наметился раскол на правых, склонявшихся к консервативной земской среде, и левых, выступавших за сближение с «освобожденцами». В результате «освобожденцы» и земцы-конституционалисты создали в октябре 1905 года конституционно-демократическую партию, а правые либералы ушли в партию октябристов.

Первая русская революция привела к бурному росту различных политических партий. Естественно, меньшевики, как и любая другая политическая сила должны были определить расстановку партийно-политических сил в стране, и, в частности, выяснить какие же политические партии являются либеральными. Еще в 1906 году вышла небольшая, но очень важная работа Ю. О. Мартова «Политические партии в России». В этой работе Ю. О. Мартов классифицировал все политические партии, разделив их на четыре группы. На правом фланге он расположил монархические партии, назвав их реакционно-консервативными. К партиям центра Ю. О. Мартов отнес «Союз 17 октября», «Торгово-промышленную партию» и другие политические группировки буржуазии. Левые партии он разделил на две группы — либерально-демократические и революционные.

«Из либерально-демократических партий единственная влиятельная и распространенная по всей России — партия “Народной свободы” (или конституционные демократы), — писал Ю. О. Мартов. — Другие партии того же толка — “Партия демократических реформ”, “Партия свободомыслящих”, “радикальная партия” только кое-где имеют влияние» 7. Как советская историография вышедшая из ленинских работ, так и современная сходятся в том, что кадеты действительно являлись основной либеральной партией России. Но вот с расстановкой партийно-политических сил, предложенных меньшевиками, В. И. Ленин не соглашался. По его мнению, ставшему, естественно, каноническим для советских историков политических партий в России было не четыре, как у Ю. О. Мартова, а три — консервативно-монархическое справа, революционное слева (в этом В. И. Ленин сходился с Ю. О. Мартовым) и либеральное направление в центре. К либералам В. И. Ленин относил партии от октябристов (правые либералы) до кадетов (левые либералы). Отличие их подходов вытекает из того, что В. И. Ленин классифицировал политические партии по классовому признаку, а Ю. О. Мартов — по отношению партий к самодержавию. Классик марксизма-ленинза видел в борьбе партий полное и оформленное выражение политической борьбы классов, Ю. О. Мартов — борьбу между разными классами современного общества за свои интересы. Поэтому Ю. О. Мартов объединял либералов и революционеров общим понятием «левые партии». Для В. И. Ленина либералы были однозначно контрреволюционерами.

Несложно увидеть, что в классификации политических партий как Ю. О. Мартова так и В. И. Ленина кадеты являются основной либеральной партией России. Октябристов меньшевики не относили к либеральному лагерю. Данное положение конкретизировалось в третьем томе «Общественного движения в России в начале ХХ века» в статье Ф. Дана и Н. Черванина о «Союзе 17 октября». По их мнению, октябристы зародились в земско-дворянской среде в 1904–1905 годах, а свое начало эта партия отсчитывала от консервативного меньшинства ноябрьского земского съезда 1904 года. После декабрьского вооруженного восстания 1905 года в «октябризм» хлынули элементы «сгруппированные под руководством бюрократии в различные “партии порядка” — партии задача которых — борьба с революционным движением» 8. К таким партиям меньшевики относили различные политические объединения промышленников и предпринимателей — Торгово-промышленный союз, Умеренно-прогрессивную партию, Торгово-промышленную партию и так далее. Все эти партии считались консервативными, и не могли претендовать на звание либеральных. Олицетворением октябристского консерватизма для меньшевиков был А. И. Гучков.

Одновременно в партии октябристов в первое время отмечалось и либеральное течение, желавшее сочетать поддержку правительства с отстаиванием либеральной программы. Это течение меньшевики связывали с именами Д. Н. Шипова и П. А. Гейдена. Так, Ф. Дан отмечал: «Либерализм “Союза 17 октября” тем более туманен, чем более разнородны случайные элементы, сплотившиеся под их знаменем, прежде всего ради борьбы с революцией» 9. Постепенно либеральное течение в октябризме ослабевало. «Умеренный либерализм программы Союза стушевался перед готовностью активно поддерживать контрреволюцию в ее истребительной войне против народных масс» 10. Летом 1906 года либералы вышли из «Союза 17 октября» из-за несогласия с поддержкой А. И. Гучковым репрессивных мер по подавлению революции П. А. Столыпина. Либералы Д. Н. Шипов, П. А. Гейден и их сторонники образовали ядро партии мирного обновления. После их ухода октябристы окончательно утратили свой либерализм. Сдвиг октябристов вправо Н. Череванин объяснял реакционными настроениями в земстве в 1906–1907 годах. Он привел цифровые данные изменения состава председателей земских управ в ходе выборов гласных конца 1906 — начала 1907 года, из чего сделал вывод, что «новая тактика октябристов получила признание и санкцию со стороны земства» 11.

Дальнейшая эволюция октябристов все более превращала их в правительственную партию. По словам Н. Череванина, они «гораздо более соответствуют настроению бюрократии, чем крайне правые, т<ак> к<ак> революционная гидра еще как будто не вполне раздавлена и бюрократии, поэтому не выгодно еще становится на почву ликвидации обещаний манифеста 17 октября. Позиция октябристов, объявляющая революцию единственным препятствием для установления обновленного строя, чрезвычайно выгодна в данный момент бюрократии, обеспечивая ей при водворении “порядка” сочувствие даже умеренно-конституционных элементов имущих классов». Одобрение октябристами роспуска второй Государственной думы завершает их слияние с бюрократией — “с этого момента октябристы теряют свое лицо, сливаются в одну общую реакционную массу с правыми”» 12. Так меньшевистская историография отлучила октябристов от либерализма. Как советская, так и современная российская историографии? с этим не согласны, считая октябристов правыми либералами. Отдельные советские историки (например, В. С. Дякин 13) выводили октябристов за пределы либерального лагеря, но их взгляды не получили поддержки.

Любопытно сопоставить марксистскую и либеральную версии расстановки партийно-политических сил. В период первой русской революции кадеты делили все партии на две группы — правительственные (или правые) и оппозиционные (или демократические). Правые партии, по словам П. Н. Милюкова, «были созданы в значительной степени искусственно, при непосредственном воздействии правительства, которое и помогало им всячески на выборах» 14. К таким партиям кадеты относили «Союз 17 октября» и все более правые партии. Самих себя кадеты относили к партиям демократическим, поставившим себе задачу обслуживать интересы широких народных масс. Причем кадетские лидеры избегали применять к своей партии термин «либеральная». Причина этого в том, что либерализм по своему историческому происхождению буржуазен: в эпоху своего формирования он означал защиту интересов именно буржуа, стесненных оковами феодально-монархических обществ. Следовательно, назвать себя либералами в то время означало признать свой буржуазный характер. Пойти на это кадеты не могли, поскольку претендовали на руководство всем освободительным движением. Отсюда вытекает оценка кадетами своей партии не как либеральной, а как оппозиционной, демократической, стоящей в центре общественного движения.

Кадеты стремились совместить в своей идеологии самые разные элементы. Так, в 1906 году П. Б. Струве писал: «Наша партия либеральная: она отстаивает свободу личности (редкий пример признания кадетами, что они все же либералы — А. Е.). И в то же время она отстаивает начало свободы личности для всякой личности и поэтому она демократична. И, в силу этого, в реально-политическом смысле, она вовсе не отрицает, а, наоборот, утверждает в своей программе действенную, практическую идею социализма. В то же время она есть партия не классовая, а национальная» 15. Левые, революционные партии, по мнению кадетов, слишком радикальны и связаны классовыми интересами. По мнению видного кадета А. С. Изгоева, «главное отличие партии Народной Свободы от социал-демократов и социалистов-революционеров в том, что она не является партией класса, как бы многочислен и прогрессивен он не был, а партией целого, партией государственной и национальной. Выше всего стоит интерес России» 16.

Социалистические партии, разумеется, с этими утверждениями категорически не соглашались. Меньшевики считали кадетов подлинными выразителями идей буржуазного либерализма. Историк А. Мартынов подробно проанализировал кадетскую программу, сделав вывод, что она «представляла собой тот предел демократизма, которого русские либералы не достигали никогда» 17. Громкими лозунгами кадеты рассчитывали объединить и социалистически настроенную интеллигенцию и в целом всю демократию. Автор достаточно ясно показал несостоятельность кадетских претензий на руководство освободительным движением. «Благожелательные советы кадетов — писал он, — не нашли и не могли найти отклика ни у социалистов, ни вообще у революционной демократии, благодаря тому, что они во всех случаях одинаково удерживались от всякого революционного шага, когда бы он не подготовлялся, хотя и приветствовали его всегда после того, как он возымел успех; благодаря тому, что они на всяком этапе революции с крайней легкостью готовы были признать себя удовлетворенными и вступить с правительством в соглашение. Во-вторых, за ними не стояла сильная организованная сила, с которой правительство считалось бы, как с таковой, которая могла бы хоть на время затормозить наступление реакции и тем самым предупредить преждевременные выступления пролетариата и помочь сплочению сил революции. Поэтому революционная демократия просто игнорировала кадетов, а революционные события продолжали развиваться независимо от того, что говорили кадеты, обреченные на роль пассивных зрителей» 18.

Высказанные оценки оказались весьма близкими ленинским, но в них имелось серьезное отличие. Несмотря на резкую критику кадетов, меньшевики, в отличие от большевиков, считали, что российская либеральная буржуазия должна являться движущей силой революционного процесса. Это положение вытекало из абстрактной схемы: ломается феодализм, утверждается капитализм, который прогрессивнее феодализма, поэтому в борьбе с этим последним пролетариат должен поддерживать буржуазию.

Изучение политической доктрины кадетской партии привело меньшевиков к выводу, что в кадетской партии быстро выветривались традиции земского либерализма, заменяясь идеологией «чистого буржуазного либерализма». По всем кардинальным вопросам жизни страны кадеты выступали «как последовательные идеологи мирного, буржуазного, капиталистического прогресса и, как таковые, они в эпоху раскрепощения России естественно отстаивали интересы средней и мелкой буржуазии, то есть тех слоев населения, которые еще прокладывают себе только дорогу к экономическому господству и потому особенно заинтересованы в разрушении всех старых рогаток». Однако кадетская партия была слишком слаба, чтобы сломить старый строй. «Имея на правом фланге, если не черносотенный, то все же контрреволюционный и националистически настроенный крупный капитал, на левом фланге — крестьянство в массе своей далеко еще не обуржуазившееся и утопически настроенное, кадетская партия до сих пор не имеет за собой экономически сильных и влиятельных буржуазных масс, несмотря на то, что в этой партии сосредоточились почти все интеллектуальные силы буржуазии. Это отсутствие крепкой классовой опоры больше, чем бесславные традиции старого русского либерализма, больше даже, чем страх перед пролетариатом, испытываемый современной буржуазией всего света, объясняет политическую бесхарактерность кадетской партии, которую объективные условия толкали и толкают на борьбу за власть и которая, несмотря на все уроки истории, этому искусству никак научиться не может» 19.

Аналогично А. Мартынов оценивал и тактику либералов. «В первой Думе кадеты ставили себе целью — соглашение с монархией на почве отставки бюрократического министерства и замены его ответственным, парламентским; во второй Думе они ставили себе гораздо более скромную цель — соглашение с бюрократическим министерством на почве получения “клочка шерсти”. Но чем больше кадетская партия проявляла свою слабость, тем меньше правительство нуждалось в соглашении с ней, тем более что кадетская партия не могла гарантировать правительству не только прекращения революции в стране, но даже подавления влияния социал-демократии в самой Думе» 20. Итог подобной политики либералов для меньшевиков очевиден — с разгоном второй Государственной думу 3 июня 1907 года «они безропотно и покорно сошли с авансцены» 21.

Несколько по иному оценивали кадетскую партию трудовики. Общественный деятель Т. В. Локоть в своих рассуждениях о кадетах главный упор делал на социальную неоднородность либералов: «Земские люди, земские служащие; изредка представители крестьянской и торгово-городской буржуазии; еще реже — представители чиновничества и духовенства». Как и меньшевики, он выводил кадетов «из недр российского земства, при том главным образом из недр правящих слоев этого земства, а не из недр служилого, третьего элемента земства, который еще мог бы придать партии истинно демократический характер» 22. Часть «третьего элемента» земства, вошедшая в партию толкала ее влево, что создавало противоречия с центром и правым флангом партии. Левых кадетов Т. В. Локоть называет «демократами», а центр и правых — «конституционалистами». Союз между ними мог носить только временный характер, вызванный особенностями первой русской революции: «Русская революция — глубоко демократическая революция, и ни одна политическая партия в России, пока не закончится русская революция, не может отказаться от демократических принципов и требований, если она желает играть хоть какую-нибудь действительно политическую роль» 23.

Отсюда делается вывод, что конституционная программа либералов неизбежно должна была заявить себя и демократической, чтобы иметь сколько-нибудь прочный успех в народе. Дальнейшая эволюция кадетской партии, по мнению трудовиков, должна привести ее к расколу на левых демократов и правых конституционалистов. Именно последних Т. В. Локоть и считает «истинными русскими либералами». Следует отметить, что до 1917 года многие политические деятели предсказывали раскол кадетов на революционных демократов и либералов, но этого так и не случилось. Либералу и историку П. Н. Милюкову всегда удавалось найти компромисс между различными течениями внутри партии. Оценивая тактику кадетов в первой Думе, Т. В. Локоть отмечал ее следование стихийно-революционной волне. «Единственная европейская политическая партия первой русской государственной Думы, партия конституционно-демократическая, в действительности оказалась партией не конституционной, а революционной, с тем, смягчающим вину обстоятельством, что революционность эта была не преднамеренной, а чисто стихийной, почти — подневольной» 24. Нет смысла пояснять, что советская историография этот тезис категорически отвергала, утверждая вслед за В. И. Лениным, что либералы боролись с революцией, а не следовали ей.

Историографические работы меньшевиков и трудовиков о русском либерализме оказались невостребованными в Советской России. Победившая партия не могла простить меньшевикам многие их «оппортунистические» прегрешения, включая сюда и отношение к либералам. В советской историографии утвердилось ленинское отношение к либерализму, а в постсоветской России меньшевистские концепции либерализма кажутся слишком схематичными и идеологизированными. Тем не менее, меньшевики стали первыми историографами русского либерализма, чьи взгляды остались памятником развития общественной мысли того времени.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Локоть Т. В. Первая Дума: Статьи, заметки и впечатления бывшего члена Государственной Думы. — М., 1906. — С. 9. 

2 Общественное движение в России в начале ХХ века. — Т. 3. — Кн. 5. — СПб., 1914. — С. 2. 

3 Веселовский Б. История земства. — Т. 3. — СПб., 1911. — С. 466.

4 Там же. — С. 475.

5 Общественное движение в России в начале ХХ века. — Т. 1. — СПб., 1909. — С. 311. 

6 Там же. — С. 398.

7 Мартов Ю. О. Избранное. — М., 2000. — С. 244. 

8 Общественное движение в России в начале ХХ века. — Т. 3. — Кн. 5. — СПб., 1914. — С. 161.

9 Там же. — С. 178.

10 Там же. — С. 179.

11 Там же. — С. 208.

12 Там же. — С. 223.

13 Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907–1917 годах. — Л., 1978. — С. 11. 

14 ГАРФ. Ф. 5856. Оп. 1. Д. 680. Л. 10.

15 Цит. по: Изгоев А. С. Наши политические партии. — Пг., 1917. — С. 40. 

16 Там же. — С. 38. 

17 Общественное движение в России в начале ХХ века. — Т. 3. — Кн. 5. — СПб., 1914. — С. 12.

18 Там же. — С. 20. 

19 Там же. — С. 70.

20 Там же. — С. 84.

21 Там же. — С. 85.

22 Локоть Т. В. Первая Дума: Статьи, заметки и впечатления бывшего члена Государственной Думы… — С. 21. 

23 Там же. — С. 28.

24 Там же. — С. 120. 

А. Н. Егоров. Историографическая судьба русской либеральной идеи (начало ХХ века) // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 492-499.