Историко-культурное изучение Европейского Севера

И. Б. Балашова. 

Северные мотивы в творчестве вологодского художника А. В. Пантелеева

Художник А. В. Пантелеев – известный мастер живописи второй половины XX века. В Вологде существует его мемориальная мастерская – единственный музей признанного маэстро вологодского изобразительного искусства. Привлекает редкая многогранность и глубина его интересов. И особенно это относится к большим сериям картин, навеянных и вдохновленных Русским Севером.

Творческим завещанием художника стала «Русская северная серия», созданная в 1989–1990 годах. Зрители его знали разным: пейзажистом и строгим, аналитически мыслящим конструктивистом, великолепно чувствующим сцену театральным декоратором. Но последним, что сказал художник, стали полотна о человеческой судьбе, трагизме и величии жизни. То, о чем не договорили, что невыразимо словами, мастер поведал самым родным для него языком цвета и формы. Раздумья о России, трагическом ее пути, соединившись с линиями собственной судьбы, создали драматический плач о Человеке.

Жанровыми композициями на деревенские темы открыл живописец новую страницу своего искусства, но ее не дописал. В самый разгар работы весной 1989 года А. В. Пантелеев говорил: «Столько сюжетов в голове, дали бы мне времени, мог бы еще сто картин на русские темы сделать». Художник горел идеями, он с радостью отмечал в начале января 1990 года: «Я много рисую, доволен, делаю сейчас лучшие свои, после башкирских, картины, они настоящие, искренние. Раньше все мучился, сравнивал с чем-то, а сейчас этой проблемы нет – пишу легко, свободно, не думая над тем, хорошо это или плохо».

Русский Север начался в жизни художника давно. В Устюжне родилась его мама, и теперь еще там стоит маленький ампирный особняк середины XIX века. Родители художника, работая в театре, еще до рождения детей, объехали с гастролями Вологодскую область. Пятилетний Саша гостил под Устюжной у крестного отца. Воспоминания о том времени похожи на сказку. В смолисто-тягучем мареве Устюжны покачиваются громадные ромашки и под ними, как под деревьями, гуляют брат с сестрой – Саша и Марушка.

Жизнь сложилась так, что половина ее прошла в Уфе, а в 1976 году мастер приезжает в Вологду и остается здесь навсегда… О своих чувствах он напишет в 1981 году: «Вологда встретила меня мягким июнем, свечением белых ночей, влажными северными ароматами, белокаменными церквами и прекрасными строениями из дерева, причудливо украшенными резьбой… Меня ласково окружили мелкие перелески, ручьи, голубые льны, пики серебристых елей, тихоструйные речки, да синие озера… Северная земля, ее облик, ее города и деревни стали новой темой, они приобщили меня к русской культуре, подсказали новые пластические решения и художественные идеи».

В этих словах слышится мягкий, сердечный голос художника. Он, знакомый друзьям, и в нем заключена разгадка его удивительных северных гармоний, картин, созданных в Вологде («Стол в деревне Красная» (написана в 1980 году), «Бабье лето» (картина 1981 года), «Воскресенье» (произведение 1982 года) и многих других). Страстный и резкий автор индустриальных пейзажей оказался способным на нежное, трепетное чувство в искусстве. Ясная, тихая радость заполнила целое десятилетие. Но к ней надо было придти, настроиться на новую ритмическую и цвето-тональную волну. Художник много ездил по Вологодской области, открывая для себя знаменитые монастыри, открывая для себя, в том числе и знаменитые фрески Дионисия. Глаз живописца улавливал сложность неяркого северного цвета, богатство его нюансов. Но первое, что он делает, это быстрые, динамичные по композиции рисунки тушью 1976 года, в них есть еще отголоски Башкирии, былой ритм. Он ищет способ выразить свои ощущения в живописи, эти поиски сегодня кажутся необычными для художника: то это очень яркие по цвету, декоративные по решению картины «Портрет художника Владимира Корбакова», «Самовар», «Горящая свеча», то построенные на прихотливой кружевной линейности «Незабудки», «У стен Вологодских соборов», то мощные по пластике и ритму, ставшие известными «Вечер в Вологде» и «На колокольнях. Умолкнувшие звуки».

Зимой 1979 года художник купил дом в деревне Красная Кирилловского района Вологодской области. Это событие стало решающим для него. Пора экспериментов закончилась, мастер нашел то, что искал, буквально влюбившись в новый край. Звенящие горизонтали небес и вод, их прозрачная голубизна, классический модуль соотношений, царящий здесь, заключают совершенный в своей простоте образ мира. В 1980 году появляются лучшие картины вологодского периода. Вот что писал тогда признанный московский искусствовед Ю. Э. Осмоловский: «Пантелеев нашел свою новую “золотоносную жилу” в пейзажах Вологодчины, открыл для себя их музыкальный строй. Если раньше при “оркестровке” полотен предпочтение отдавалось духовым и ударным инструментам, то теперь сильнее и насыщеннее зазвучали струнные партии, выражая суть северной земли и самого художника». «Леса, каналы, деревня Красная на холме, умытая водными гладями, дом с палисадом, четыре столетние липы, ель у баньки, все это видно из окон, из дверей крытого двора, из маленького окошечка мезонина моего дома» – писал А. В. Пантелеев.

В эту пору живописец уже не пишет с натуры, но стоит взглянуть на его холсты и сравнить с видами из окна его дома, как буквально поражаешься не просто натурному сходству, но, по сути, душе мотива. Городской житель, человек, приехавший с Урала, естественно вошел в мир северной деревни, познакомился и начал дружить с ее жителями. Особенным уважением проникся он к своему соседу Леониду Парамонову, человеку работящему, большому мастеру, верному другу. Подобно людям и деревня, все в ней добротно: избы, баньки, огороды, они удобны для жизни и красивы для глаза художника. Необычность деревенских мотивов А. В. Пантелеева, его пейзажей и натюрмортов заключена в особой горделивой стати возникающего в них мира. Это мир достойных и деятельных людей, способных не просто к жизни, но и ее улучшению. Такой взгляд на русскую, в частности, на северную деревню, как раз и находящуюся в особенно плачевном состоянии достаточно редок, если не единственен в нашей литературе и искусстве. Вспомним деревенскую прозу вологодских писателей… Но А. В. Пантелеев встретил в своей жизни такую деревню, и конечно она не одна в России. Ему хотелось дать надежду людям на возрождение, поднять образ крестьянина, поклониться ему до земли. 

Впервые оказавшись в деревне Красная, поражаешься одному ее свойству: она будто создана самим художником, придумана им для себя. Плывущая, словно остров, среди голубых вод, она индустриализована системой петровских каналов и шлюзов Мариинской водной системы. Но в прошлые времена строили разумно, не нарушая природной среды. Поэтому четкий геометризм изб, графика мостов и шлюзов, сторожевых будок, бесконечных мосточков у воды деликатно входят в природный ландшафт, подчеркивая достоинства Красновской Венецией, как называли эти места друзья художника. И это не случайно. Знакомство Александра Васильевича с деревней произошло в один год с поездкой в Италию. В сознании живописца прославленные итальянские мотивы перекликаются с вологодскими, дополняя друг друга, позволяют найти общий пространственный модуль, осознать единство всего мира. Искусствовед М. Лазарев писал об этом так: «Пейзажи с зеркалами воды похожи и на Вологодские края, и на Италию одновременно. Итальянские горы появляются на горизонте за петровским каналом, а итальянские башни – в Вологде, вещи из вологодской мастерской фигурируют в собственно итальянских холстах». Работая над картиной «Стол в деревне Красная», художник думал о композициях эпохи Возрождения. Всматриваясь в нее, улавливаешь что-то удивительно знакомое в спокойной горизонтали узкого стола со следами скромной трапезы и симметрии окон, особом сиянии света. Он думал о «Тайной вечере» великого Леонардо. 

Цветовая гамма полотен, написанных в начале 1980-х годов, открыла в художнике тонкого колориста. Картина «В дни осени» соткана из едва уловимых, тончайших нюансов сиреневого, голубого, пепельного и коричневого тонов. И если голубой цвет остается любимым, как и прежде и это как нельзя лучше соответствует северному пейзажу, то появляются и теплые красно-розовые, золотистые тона, а белый приобретает оттенки топленого молока. И это знаменует перемены в образном содержании картин, дух сердечной теплоты, задушевности сопутствует этим краскам.

Но пути движения искусства сложны, хотя нельзя назвать их совсем уж непредсказуемыми и если есть на свете художники, избравшие раз и навсегда одну тему, есть и другие, стремящиеся все к новым открытиям, для них невозможно долгое существование в искусстве одного чувства. Так произошло и здесь. Счастливо открыв лирическую сторону своего дара, наш художник в последние пять лет начал беспокоиться – не утратит ли достижений раннего периода. В художественной системе картин постепенно нарастают черты документализма, сухости. Примерно с декабря 1986 года А. В. Пантелеев часто говорил о неудовлетворенности нынешней манерой и считал, что переживает сложную пору полосу кризиса. Появляется сильное желание мыслить как прежде «метафорично, остро, взрывчато», соединить пластическую силу и монументальность с гармоничностью построений и сложностью цвета, пришедших в Вологде. Гуляя звездным декабрьским вечером 1987 года возле церкви Покрова на Торгу, он сказал: «И нравится русская архитектура. И близка мне по пластике, геометризму объемов, сочетанию плоскостей, но не могу писать ее, не выходит. Получается натуралистически. А как-то ломать, абстрагировать здесь неудобно – все это знают и видят». В это время мастер с большим азартом работал над кубинской серией после поездки осенью 1986 года в эту страну, и в самый ее разгар приходят к нему новые идеи: писать большие многофигурные композиции на темы русской деревни. Куба разбудила энергию художника, заинтересовавшись кубинским фольклором, он вспоминает былое увлечение народным и древнерусским искусством. Русским искусством он интересовался всегда, сам путь живописца начался с работы над декорациями к опере М. П. Мусоргского «Хованщина» в 1953–1954 годах, затем была опера Н. С. Римского-Корсакова «Снегурочка» в 1956 году. Сам художник называл себя пейзажистом, таковым его всегда и считали, но на протяжении всего творчества автор обращался к сюжетным, фигурным композициям, выражая в них наиболее сокровенные переживания.

Почти десять лет, рисуя северную деревню, через пейзаж и натюрморт, говоря о живущих в этом мире людях, мастер, несомненно, должен был придти к самому человеку.

Сюжетно полотна, созданные в 1989 году, связаны с русскими старинными обрядами, место их действия – северная деревня. Нынешние беды России соотносятся в сознании автора с вековыми и воображение его рисует сцены прошлого. Но разыгрываемое в картинах действо не имеет конкретного времени, оно вне его. Это вечно длящееся время человеческого чувства, страдания и любви. Поэтому живописец стремился, как он говорил «соединить обрядовость, дух русской мистерии с современным модернизированным языком». Для него был ясен трагический разлад прошлого и настоящего, и он усугублял это соединением приемов русской иконы и фрески с деформациями пластики ХХ века. Он хотел говорить о русских скоморохах, юродивых, нищих, за внешней стороной мистерии открыть изнанку жизни. 

Замыслы вынашивались долго, они зрели медленно, исподволь. Но уже в мае 1988 года художник обдумывал, как решить их пластически. Ему ясно одно: писать надо в торжественном, возвышенном духе, реалии русской жизни поднять на уровень древнего сказания. Вот что он говорил об общем замысле серии: «Хочется начать в экспериментальном духе серию на русские северные темы, с фигурами нищих, скоморохов. Хочется всю нашу боль показать. Решить их в библейском духе…». 27 декабря 1988 года мастер говорил о первом конкретном замысле: «Уже вижу композицию: вертикальный формат – фигуры деревенских женщин в иконописных традициях, а внизу – мертвая рыба, абстрактно». Этот замысел будет реализован в двух картинах серии – самой первой и последней. 2 апреля 1989 года автор приступил к первой картине. Наверное, не случайно им оказывается «Притча о рыбе» – соединение прошлого и нового, открывающегося пути. Мотив рыб, ставший знаковым обозначением художественного мира А. В. Пантелеева, приобретает новое символическое значение, наполняясь идеями христианства. Металлические рыбины, придуманные автором в 1967 году, жертвы человеческого насилия и одновременно агрессоры, вернулись к художнику. Вот они погубленные существа – распятые рыбы и светлый храм, несущий надежду и череда скорбящих в небесном ряду и жертвенная чаша на столе. Из всех картин на русские темы, которые художник успел создать, эту считал совершенной.

«Заклание», «Потешная суббота», «Ученые медведи» – картины особенные, имеющие предысторию. Еще в 1960-е годы появились эти сюжеты у художника, и вот круг замкнулся: то, о чем думалось в юности, дано было воплотить лишь в конце жизни. Резкие, геометризированные эскизы того времени переплавились в реалистическую систему, но не утратили от этого энергии замысла, а наполнились глубиной человеческого переживания. Образный и пластический строй этих полотен сродни фреске: здесь люди, как святые, и в торжественном предстоянии перед вечностью, их фигуры – колонны несут небесный свод, они надежда и основа Земли.

Работа над картинами шла с невероятной энергией, так «Заклание» было написано за две недели, художник как одержимый почти не отходил от нее. Некоторые сюжеты претерпели значительные изменения, особенно это касается «Потешной субботы». Наброски 1960 годов показывают веселый балаган и клоунов, выступающих в нем. Думая о теме в 1989 году, мастер сначала так и хотел решить картину. Но холст «не слушался» своего хозяина, композиция не вписывалась в заданный формат, и медленно-медленно прояснялся истинный образ картины. Начав ее в сентябре, в ноябре автор говорил: «Со скоморохами получилась другая картина, чем задумывалась, на более деревенский лад». Закончив полотно, он все никак не мог с ним расстаться, и однажды вечером, рассматривая его при свече признался: «Так люблю Марфу, клоуна Тимошку, картина эта какая-то магическая, подхожу к ней с кистью, а ее туда так и затягивает. Конечно, она действует не так, как “Притча о рыбе”, но для меня в ней все переживания, драмы, сложности жизни… Хотелось о ряженых, а получилось другое».

Трудны, не поддаются полной разгадке эти картины, они зашифрованы автором, лишь чувство способно подвести нас к запретному пределу, но и только. Воспоминания, у всех они свои, но есть близкое, что объединяет людей. Художник всегда считал, что у картин есть несколько пластов: сюжетный, литературный, и внутренний, сокровенный. В картине «Воспоминания» внешней литературный слой с ясно читаемыми евангельскими сценами Рождества и Тайной вечери сложно переплетается с событиями внутренней жизни художника. Боль о прошедшем, о несбывшемся, любовь к людям и тревога за них горят в напряженных красках холста, полумраке интерьера, кротких и нежных глазах героев. Художник видел происходящее в стране в трагических тонах, казалось в конце 1980-х годов, его предчувствия чрезмерны и необоснованны. О картине «Заклание» он говорил: «Сейчас все человечество как на заклании».

В первых числах января 1990 года художник начал писать новую картину, в пару к «Притче о рыбе». Это было полотно с тремя женскими фигурами, которых он хотел показать, как Жен Мироносиц. Трагические темно-бордовые, зелено-коричневые, желтые тона создали колористику картины, и возникало ощущение иконы, ее потемневших красок, тайного сияния старого золота. Не подозревая, что касается кистью холста последний раз, 22 января 1990 года живописец оставил почти законченную картину на мольберте, а рядом, на другом, только начатую, со всадниками, и еще пять подготовленных к работе холстов. Но к ним он уже никогда не вернулся…

Пантелеев Александр Васильевич (1932–1990)
«В дни осени», 1981 год

Пантелеев Александр Васильевич (1932–1990)
«Оттепель», 1986 год

Пантелеев Александр Васильевич (1932–1990)
«Воспоминания», 1989 год

И. Б. Балашова. Северные мотивы в творчестве вологодского художника А. В. Пантелеева // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 517-524.