Временное и вечное в персонажах русской литературы

Е. А. Латкина. 

Образ Лары в романе Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго»

Перечитывая роман «Доктор Живаго», выявляя персонажную сторону творческого замысла, изучая и сопоставляя образы и прототипы (в особенности образ Лары), можно наметить несколько линий, по которым, на наш взгляд, возможно построить исследование.

Прежде всего, интересно проследить движение, развитие образа Лары в романе: от Лары Гишар — к Ларе Антиповой — к сестре Антиповой — к Ларе в ее взаимоотношениях с Юрием Живаго — к Ларе, стоящей у гроба Юрия Живаго, к ее исчезновению и продолжению Лары в судьбе ее дочери Татьяны. Материала для характеристики этого образа-персонажа в романе предостаточно: есть и очень точные самохарактеристики Лары, о ней говорят и доктор Живаго, и Антипов-Стрельников, и Тоня, жена Юрия Живаго, и персонажи второстепенные, эпизодические, и, наконец, сам автор. 

Одна из основных характеристик Лары, которая состоит в том, что «сразу было видно, что она не как все», обозначена автором уже перед первым ее появлением на страницах романа: «Девочка из другого круга» (название второй части). Ее «непохожесть» на других подчеркивается и происхождением: отец — бельгиец, мать — обрусевшая француженка. Лара имела «ясный ум», «легкий характер» и была «очень хороша собой». Примечательно, что и сама она еще в юности осознавала эту свою необычность, избранность: «За что мне такая участь, что я все вижу и так обо всем болею?». Позже она эту свою «участь» определила уже более точно: она «тут для того, чтобы разобраться в сумасшедшей прелести земли и все назвать по имени, а если ей это будет не по силам, то из любви к жизни родить себе преемников, которые это сделают вместо нее».

С самого начала судьба не баловала Лару: отец умер, материальное положение семьи пошатнулось, матери пришлось взяться за дела самой, открыть швейную мастерскую. «После смерти отца мать жила в вечном страхе обнищания. Родя и Лара привыкли слышать, что они на краю гибели», и поэтому «понимали, что всего в жизни придется добиваться своими боками», «знали всему цену и дорожили достигнутым». 

Интересны еще некоторые из юношеских характеристик Лары. Описывая ее знакомство с Никой Дудоровым, автор пишет: «Он был Лариного десятка — прямой, гордый и неразговорчивый. Он был похож на Лару» — и поэтому (!) — «не был ей интересен». Лара была очень чутка ко всему другому, новому, необычному, яркому. «Каким ничтожеством надо быть, чтобы играть в жизни только одну роль, занимать одно лишь место в обществе, значить всего только одно и то же!» — думает она. 

Когда «были дни Пресни» и совсем еще мальчики Антипов и Дудоров «играли в самую страшную и взрослую из игр, в войну, притом в такую, за участие в которой вешали и ссылали», Лара «смотрела на них, как большая на маленьких». «Мальчики стреляют», — думала Лара. Она думала так не о Нике и Патуле, но обо всем стрелявшем городе. «Хорошие, честные мальчики, — думала она. — Хорошие. Оттого и стреляют». Уже тогда это ее «мальчики» шло от того материнского чувства, которое Лара всегда носила в себе по отношению к людям вообще, и особенно — к близким и дорогим ей.

Лара «была самым чистым существом на свете», пишет автор, сопровождая эту характеристику таким комментарием: «Грязно только лишнее». В Ларе не было ничего «лишнего». Связь с Комаровским, любовником матери, Лара с самого начала воспринимала как нечто запретное, ужасное, мучительное, но ей потребовалось шесть месяцев, чтобы справиться с этим, и, однажды осознав, что это грязное как раз и есть лишнее в ее жизни, оборвать эту связь со свойственной ей решительностью. Следствием этой истории стала та «гордая враждебность к себе самой», которую потом отметит в ней Юрия Живаго: «Ей не хочется нравиться, быть красивой, пленяющей. Она презирает эту сторону женской сущности». Сама Лара о последствиях этой связи говорит: «Я — надломленная, я с трещиной на всю жизнь». Но именно с этой историей ее жизни связана и важная авторская идея. Живаго на рассказ Лары о ее отношениях с Комаровским отвечает: «Я думаю, я не любил бы тебя так сильно, если бы тебе не на что было жаловаться и не о чем сожалеть. Я не люблю правых, не падавших, не оступавшихся. Их добродетель мертва и малоценна. Красота жизни не открывалась им». 

Этот эпизод лариной жизни и эта реакция Живаго имеют, на наш взгляд, определенную связь с еще одной линией романа — евангельской. Христос и Магдалина составляют своеобразную параллель к образам Лары и Юрия Живаго. В юности Лара «не была религиозна, в обряды не верила, но иногда для того, чтобы вынести жизнь, требовалось, чтобы она шла в сопровождении некоторой внутренней музыки». Жизнь вносит свои коррективы и в эту сферу жизни Лары. Однажды именно из рассказа Симы о Магдалине Лара выносит не то чтобы оправдание, но необходимую ей для себя самой надежду: «Завидна участь растоптанных. Им есть, что рассказать о себе. У них все впереди. Это Христово мнение». У гроба Живаго Лара очень жалеет о том, что его не отпевают «по-церковному»: «Юрочка такой благодарный повод! Он так всего этого стоил, так бы это “надгробное рыдание творящее песнь аллилуйя” оправдал и окупил!»

С образом Лары связан и самый яркий символический образ романа — образ горящей свечи, разворачивающийся и наполняющийся все новыми смыслами на протяжении всего романа. От свечек, которые покупал для Лары Паша Антипов, зная, что она любит разговаривать при свечах, — к свечкам в их руках во время венчания, когда Лара все время следила за тем, чтобы держать свою свечку ниже Пашиной (по примете) — к свече на столе Лары и Паши во время их «рождественского разговора», той самой свече, которую, как Лара узнает потом, увидел с улицы сквозь протаявший на оконном стекле кружок Юрий Живаго и с которой «пошло в его жизни его предназначение», — к словам Лары, обращенным к Живаго: «А ты все горишь, моя свечечка!» — к размышлениям Живаго о судьбе России, которая горит, как «свеча искупления», — и к лучшим строчкам его поэтического дневника: «Свеча горела на столе, свеча горела…».

Материал романа сопротивляется тому, чтобы рассматривать Лару как тип, образный типаж. Во-первых, самим автором акцентирована нетипичность главных героев: по словам Юрия Живаго, «принадлежность к типу есть конец человека, его осуждение. Если его не подо что подвести, если он не показателен, половина требующегося от него налицо. Он свободен от себя, крупица бессмертия достигнута им». Эту нетипичность отчасти подчеркивает, на наш взгляд, и фамилия Лары — Антипова (анти — тип). Во-вторых, рассматривать Лару как типичный персонаж мешает высокая степень связанности этого персонажа с его прототипом, а значит, живым и совсем нетипичным человеком — Ольгой Ивинской, о которой Борис Пастернак говорил: «Она и есть Лара моего произведения». И все же попробуем это сопротивление преодолеть.

Задача рассмотрения образа Лары в контексте русской литературы решается достаточно легко, поскольку связи Лары с ее литературными предшественницами XIX века очевидны. «Ум, глубина, цельность натуры Татьяны Лариной» с ее хрестоматийным «я буду век ему верна», высокая требовательность к чистоте и честности тургеневских девушек, роковая, сводящая с ума мужчин красота и надломленность героинь Ф. М. Достоевского, душевная сила и способность переносить любые испытания некрасовских «русских женщин», любовь как сущность жизни героинь Л. Н. Толстого, отсутствие всякого рода пошлости и интеллигентность в ее чеховском понимании, свойственное блоковской Незнакомке умение оставаться женщиной, манящей и волнующей, в условиях, совершенно к этому не располагающих, — все это есть в Ларе.

Предваряя дальнейшие размышления над образом Лары, одним из самых ярких женских литературных персонажей, отметим, что русская классическая литература до XX века интересовалась, в первую очередь, все-таки мужчинами. По-видимому, это обусловлено, с одной стороны, господствовавшей в обществе, да и сегодня во многом сохраняющей свои позиции, традиционной, сформировавшейся в недрах патриархального общества гендерной культурой, а с другой — ею же порожденной одной из существенных особенностей русской литературы, которая состоит в том, что она всегда была социально направленной, она была «кафедрой», она стремилась уловить «нарождающиеся современные явления», ее интересовали «герои времени», то есть все то, за что опять же традиционно отвечали и отвечают мужчины. 

Женские образы в произведениях русских писателей чаще всего выполняли вспомогательную функцию. В одних случаях они способствовали проявлению характера главного героя (например, женщины в жизни Печорина или те же тургеневские девушки, встреча и отношения с которыми играли роль своеобразного экзамена для героя), в других случаях они могли символизировать собой некие авторские идеи: например, Вера Павловна с ее снами о будущем, Соня Мармеладова с Евангелием, Пелагея Ниловна с прокламациями. Почему в русской литературе так мало самостоятельных женских образов? Что мешало лучшим, талантливым мужским умам создать героинь, равных по своей значимости героям-мужчинам. Скорее всего, сформированные в рамках той же традиционной культуры гендерные стереотипы. Преодолеть их, хотя бы отчасти, в литературе XIX века удалось только гениям — А. С. Пушкину и Л. Н. Толстому. По мнению В. С. Соловьева, «истинно идеальный человек не может быть только мужчиной или только женщиной <…> он должен быть свободным единством мужского и женского начала». Гениальность А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого вместила в себя эти два начала (здесь будет уместно вспомнить и флоберовское «Эмма Бовари — это я») и позволила им создать женские образы, которые воспринимаются нами как значимые, самостоятельные, автономные: Татьяна Ларина — «милый идеал» автора, Наташа Ростова, Анна Каренина.

Глобальные социальные изменения XX века протекали так мощно и быстро, что культура (всегда цивилизации сопротивляющаяся в силу одной из своих основных функций — сохраняющей, консервирующей, стабилизирующей) не успевала создавать новые общественно-культурные стереотипы, в том числе и гендерные. Они формируются очень медленно, изменению поддаются очень сложно, поскольку лежат на уровне подсознания и пронизывают собой все сферы общественной и личной жизни человека. 

На наш взгляд, в большей степени, чем писателям XIX века, преодолеть гендерные стереотипы традиционной культуры удалось Б. Л. Пастернаку в романе «Доктор Живаго», и основная причина этого заключается в том, что он жил уже совсем в другое время и в совершенно другом мире, общество уже значительно изменилось и новые тенденции в его развитии уже наметились.

Литература, и особенно гениальная русская литература, не могла этих изменений со свойственной ей чуткостью не ощутить и со свойственной ей точностью попадания и яркостью персонажей не отразить. Одно из наиболее заметных и значимых явлений XX века — феминизм, отразивший происходящие изменения в понимании места и роли женщины в жизни общества, во всех его сферах. Теоретически феминизм оформился во второй половине XX века, осмысливаться и принимать разумные (неагрессивные) формы он начинает только сейчас, тогда как продуцируемые сегодня в рамках этого осмысления идеи отразились в художественных образах русской литературы уже к середине прошлого столетия.

Остановимся на этом более подробно, поскольку, на наш взгляд, достаточно продуктивным может стать рассмотрение образа Лары и романа в целом с точки зрения отражения в них общекультурных тенденций XX века, в том числе стремления общества к пересмотру устоявшейся, но и устаревшей гендерной системы, к феминизации культуры и общества в целом. Исследования последних десятилетий показывают, что использование гендерного подхода в социальном и гуманитарном знании предоставляет широкие возможности для осмысления и переосмысления культуры.

Сформировавшаяся в рамках традиционного (патриархального) общества гендерная система — это система власти и доминирования. Два пола конституируются не только как различные, но и как неравные, не только как взаимодополняющие, но и как находящиеся в иерархических отношениях. Мужчина ассоциируется в первую очередь с социальной сферой, женщина — с природной. Мужчина выступает как позитивная культурная норма, женщина как негативное, как отклонение от нормы, как нечто Другое, Иное. Все мужское (черты характера, модели поведения, профессии) воспринимаются как первичные, значимые, доминирующие, все женское — вторичное, незначительное с социальной точки зрения, подчиненное. Отсюда и традиционные культурно-символические смыслы: с мужчиной соотносятся Бог, творчество, сила, свет, активность, рациональность, с женщиной — природа, тьма, слабость, пассивность, подчинение, хаос. Культурная метафора пола такова: мужчина — дух, стремящийся к познанию, обладанию, женщина — природа, познаваемая, подчиняемая и, в результате становящаяся объектом агрессивного акта познания-обладания. Приведем только два (хотя их можно найти намного больше) примера из «Доктора Живаго», вступающие в прямую перекличку с этими позициями. 

Первый эпизод — эпизод болезни Юрия Андреевича Живаго: «Всю жизнь он что-нибудь да делал, вечно бывал занят, работал по дому, лечил, мыслил, изучал, производил. Как хорошо было перестать действовать, добиваться, думать и на время предоставить этот труд природе, самому стать вещью, замыслом, произведением в ее милостивых, восхитительных, красоту расточающих руках» (здесь природа — это Лара, и ее руки — это руки Лары, которая ухаживает за Юрием Андреевичем во время болезни).

Второй эпизод — Лара обращается к Живаго: «Окрыленность дана тебе, чтобы на крыльях улетать за облака, а мне, женщине, чтобы прижиматься к земле и крыльями прикрывать птенца от опасности».

В образе Лары, безусловно, много от традиционного понимания женщины. Лара олицетворяет собой не рожденный в недрах революции и гражданской войны тип новой женщины, чаще всего бесполой — вынужденно или по собственному выбору, — а тип женщины в ее традиционном, классическом понимании, но по-новому проявившейся в новых условиях жизни. 

Героиня, на наш взгляд, вместе с двумя другими героинями русской литературы XX века — Незнакомкой А. А. Блока и Маргаритой М. А. Булгакова — представляют собой некие ступени освоения идеального женского образа литературой нового века.

Незнакомка — неземная, дышащая «духами и туманами», безымянная.

Маргарита — совместившая в себе реальность и вымысел, существующая и на земле, и на небе.

И Лара, живущая в жестокой и страшной российской реальности первой половины XX века Лариса Федоровна Антипова.

У Александра Блока — предчувствие беды…

У Бориса Пастернака и Михаила Булгакова — ее страшное лицо и разрушительные для человека последствия совершившегося, по меткой характеристике Лары, «скачка из безмятежной, невинной размеренности в кровь и вопли, повальное безумие и одичание каждодневного и ежечасного, узаконенного и восхваляемого смертоубийства». 

Общее в этих героинях — роль, которую они берут на себя в условиях рушащегося и разрушающего мира. Их назначение — спасти, сохранить самое главное, саму суть жизни. Спасительная, спасающая красота Незнакомки, не подвластная пошлости жизни, хранящая за «темной вуалью» свой «берег очарованный и очарованную даль». «Верная, вечная любовь» Маргариты и Мастера: «За мной, читатель, кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?». «Венец совместности» в союзе Лары и Юрия Живаго, когда, «все доставляет радость, все стало душою». 

Об этом очень точно скажет Лара: «Все производное, налаженное, все относящееся к обиходу, человеческому гнезду и порядку, все это пошло прахом вместе с переворотом всего общества и его переустройством. Все бытовое опрокинуто и разрушено. Осталась одна небытовая, неприложенная сила голой, до нитки обобранной душевности, для которой ничего не изменилось, потому что она во все времена зябла, дрожала и тянулась к ближайшей рядом, такой же обнаженной и одинокой. Мы с тобой как два первых человека Адам и Ева, которым нечем было прикрыться в начале мира, и мы теперь так же раздеты и бездомны в конце его. И мы с тобой последнее воспоминание обо всем том, неисчислимо великом, что натворено на земле за многие тысячи лет между ними и нами, и в память этих исчезнувших чудес мы дышим, и любим, и плачем, и держимся друг за друга и друг к другу льнем».

В отношениях Мастера и Маргариты, Лары и Живаго сильной стороной становится женщина, или, как точно сформулировал Б. Л. Пастернак, «бездне унижений бросающая вызов женщина». Само время заставило ее «действовать, добиваться и думать» вместо мужчины или вместе с ним. Лара и Маргарита спасают любимых ими мужчин не только своей любовью, но и своей жизненной силой. Совсем не Духом, познающим Природу, а наоборот, замыслом этой природы, вещью в ее руках чувствует во время болезни себя Юрий Живаго — и как жизненно важно и как сладко ему это ощущать. Рассказывая о своих отношениях с мужем, Лара говорит о том, что он «не оценил материнского чувства», которое было примешано в ее отношение к нему, он даже не догадывался, «что такая любовь больше обыкновенной женской». Это создавало мучающую обоих искусственность в их отношениях, а Юрию Живаго это материнское чувство Лары нисколько не мешало любить ее, и оттого и была их близость «такой легкой, невынужденной, саморазумеющейся», по словам самой Лары. «Я — поле твоего сраженья!» — запишет Юрий Живаго в своем поэтическом дневнике. Сражается за своего Мастера булгаковская Маргарита. 

Если все же попытаться охарактеризовать этот тип, то, пожалуй, самое точное его определение — «подруга Мастера». В ней все — она и любовница, и жена, и мать, и друг, и муза, и первый читатель, и самый взыскательный и восторженный ценитель творчества своего Мастера. Как удивляет и восхищает Юрия Живаго это умение Лары быть всем: «она читает, точно воду носит или картошку чистит», она и «воду носит, точно читает, легко, без труда», а когда она стирала, «в этом прозаическом и будничном виде <…> она почти пугала своей царственной, дух захватывающей притягательностью». 

Более точная характеристика этой счастливой способности Лары и Маргариты может выглядеть так: она приносит себя в жертву мужчине, но жертвой себя при этом не ощущает. Она сама выбирает этот путь, этот способ любить и жить. «Быть женщиной — великий шаг», — пишет Живаго-Пастернак, как будто женщина может выбирать, быть ею или не быть. Может (!), если речь идет о том, чтобы быть женщиной не только в традиционном (природном) ее понимании — здесь выбора действительно нет, но и в более высоком смысле, раскрывающемся в размышлениях героев «Доктора Живаго» — о равенстве Бога и жизни, Бога и личности, Бога и женщины, а значит, Мужчины и Женщины.

Соответствовать понятию «женщин» в традиционном понимании (устраивать быт мужчины, воспитывать детей) для таких, как Лара, вовсе не труд, ее предназначение и ее основной труд — быть духовной опорой мужчины, спасать его от отчаяния в минуты его слабости. Для этого она должна быть сильной, она должна быть «равной», она должна не только чувствовать, но и понимать, мыслить, быть самоценной, самостоятельной личностью. «Их разговоры вполголоса <…> были полны значения, как Платоновы диалоги». «Как ты во всем разбираешься, какая радость тебя слушать», — говорит Ларе Живаго. Основная особенность взаимоотношений Мастера и его подруги — ее посвященность в его духовную жизнь. Именно так пишет Борис Пастернак об Ольге Ивинской, прототипе Лары: «Она посвящена в мою духовную жизнь и все мои писательские дела». Именно это, на наш взгляд, было и одной из причин вообще появления Ольги Ивинской в жизни писателя. Ведь в его отношениях с Е. Н. Нейгауз, в их прошедшей через серьезные испытания любви, ему не хватало как раз этого. Во время одной из первых встреч с Борисом Пастернаком Евгения Николаевна сказала: «Я совершенно не понимаю ваших стихов». Писатель (всерьез или в шутку) пообещал, что он постарается писать «понятнее», они прожили вместе долгие годы, были счастливы, но стать «посвященной» ей так и не удалось. По поводу жертвы, которая приносится легко и как жертва при этом не ощущается, в том же пастернаковском письме об Ольге Ивинской читаем следующее: «Она — олицетворение жизнерадостности и самопожертвования. По ней не заметно, что она в жизни перенесла».

Философия пастернаковского романа, его главных персонажей во многом строится не столько на перекличке с традиционными гендерными стереотипами, сколько на их преодолении и переосмыслении. Может быть, это тоже одна из причин (хотя, наверное, не главная) успеха романа «Доктор Живаго» на Западе. 

Размышления современных исследователей гендерных отношений привели их к выводу о том, что сохраняющаяся в обществе традиционная гендерная система агрессивна, прежде всего, в отношении самих мужчин: наука фиксирует такие негативные факты, как низкий уровень продолжительности жизни мужчин, снижение защитных сил мужского организма, потерю общей физической и психологической устойчивости мужчин, кризис семейных отношений. Существующая гендерная модель культуры, лимитирующая возможности женщин, негативно влияет на мужчин и на общество в целом, и она должна претерпеть изменения в сторону ее феминизации. Создание теоретической модели гендерной системы, соответствующей сегодняшнему уровню развития общества, воспринимается как насущнейшая, актуальнейшая задача.

И если сегодня на «передовой рубеж феминистской мысли» выступает попытка обрести «политическое и личное понимание того, что означает быть женщиной в современном мире», то поискать ответ на этот вопрос можно в романе Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго». 

Как уже не раз бывало в истории русской литературы, прозрения ее лучших представителей осознаются и осмысливаются, а значит, живут в «большом времени» не только русской, но и мировой культуры. И Лара, безусловно, одно из таких прозрений.

Е. А. Латкина. Образ Лары в романе Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 621-627.