Русский язык в контексте времени

Л. Н. Донина. 

Синхронизация разновременных морфологических вариантов 
в языке «Летописца Еллинского и Римского» (XV век)

Создание второй редакции «Летописца Еллинского и Римского» 1 (далее ЕЛ) большинство современных исследователей относит к первой четверти XV века. Историческая ситуация на Руси в XV века была чрезвычайно сложной и требовала максимального напряжения всех сил народа: освобождение от татарского ига, тяжелейший процесс объединения русских земель и становления Московской государственности, с новой политикой светской и духовной власти, многообещающий династический брак в 1411 года дочери великого князя Василия Дмитриевича Анны и Иоанна, старшего сына константинопольского императора Мануила Палеолога, церковная полемика и еретические движения, в середине века — падение Константинополя, в 1492 года — ожидаемый конец света...

Резко усилился интерес к тому, как происходило становление предшествующих великих «царств» и их гибель, к ходу и смыслу всеобщей истории — от сотворения мира до его конца. Русская культура на новой стадии своего развития избрала надежный и верный способ удовлетворения возникшей общественной потребности: возвращение к традициям Древней Руси. Было предпринято составление ЕЛ — нового хронографического свода, который объединил крупнейшие древнерусские переводные и оригинальные сочинения о всемирной истории: кроме Хроник Амартола и Малалы, Александрии, Хронографа по великому изложению, использованы Книга пророка Даниила с толкованиями Ипполита и другие Библейские книги, Житие Богородицы, Житие Константина и Елены, а также рассказы о взятии Иерусалима Титом из особой редакции Иосиппона и о взятии Константинополя крестоносцами из русской летописи, Сказание о построении Софии Цареградской, статьи против латинян, О иконе Богородицы и многие другие памятники меньшего объема; повествование доведено фактически до времени создания текста. В ЕЛ собрано воедино, заново оценено, систематизировано то огромное наследие, которым располагала литература Древней Руси (несколько позже были объединены и летописи), и уже на этой основе происходило осмысление непрерывности мировой истории, места и роли в ней Руси. Не случайно XV век в науке назван эпохой «хронографического взрыва».

Как и любой хронограф, ЕЛ — это компилятивный текст, составленный из крупных и мелких фрагментов разнообразных источников. Сюжеты ЕЛ представляют собой не пересказы «по мотивам» источников, а комбинации подлинных элементов текстов, дополняющих друг друга, иногда ограниченных отдельной фразой и даже словом. Одним из следствий такой манеры работы составителя является то, что морфологические формы использованных текстов в большинстве случаев сохраняются. 

А поскольку тексты-источники отличаются, помимо всего прочего, временем создания — от X до XV века, в языке ЕЛ синхронно сосуществуют варианты, которые условно можно назвать старыми («уходящими» из языковой системы — не «ушедшими»!) и новыми («входящими» в нее). Такие варианты характерны для всех типов склонения, они обнаруживаются и при анализе однородных по языку текстов рассматриваемого периода, но в анфиладном тексте варьирование максимально разнообразно. Представление редактора о допустимости и «синхронности» вариантов, функционирующих в традиционных образцах, в сочетании с интенсивно происходящими реальными языковыми изменениями обусловило то, что здесь собраны все накопленные языком средства выражения грамматических значений, все те разнообразные элементы, на основе которых в дальнейшем составятся и закрепятся нормой новые именные парадигмы. В период создания ЕЛ единая система грамматических форм не сложилась, потому и стало возможным создание текста, уникального по степени морфологического варьирования, отражающего динамизм письменных традиций. 

Самым простым представляется случай обозначения одного грамматического значения двумя флексиями, одна из которых является исконной для существительного, вторая — результатом взаимодействия с другим типом склонения. В большинстве случаев происходит вытеснение одной из них, подтверждающееся статистически: от бсъ плнуемь горко (427, всего 38%) и бьеми бываху от бсовъ невидимых (133, 62% употреблений); морфологическое изменение предстает не как результат, а как процесс.

Унификация форм не сопровождается стилистической или семантической дифференциацией. Так, в высказываниях об усопших и о загробной жизни Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Св. Афанасия, Мартурия (Мартирия) Антиохийского, Максима Исповедника, Св. Григория (398-400) значение богословского термина не меняется, но окончание словоформ варьируется: омраченых лиць неприязнивых бсъ (400), но суровных (разночтение суровыих) злых бсовъ (там же). 

Разночтения списков подтверждают перспективность последней словоформы: Кирилло-Белозерский список XV века и в первом контексте дает форму неприязненных бсовъ, а в списке Научной библиотеки Санкт-Петербургского университета XVI–XVII веков, не учтенном в издании О. В. Творогова, словоформа с флексией -овъ (лист 185) появляется и в отрывке из «Жития Константина» о исцелении Марьи Магдалыни… от семи бсъ (299).

Исконная и новая словоформа — теоретически двухчленная оппозиция, но реально она растворена в градуальных отношениях, число ее членов ограничено только возможностями языковой системы (такими, например, признаками, как тип словесного ударения), и в тексте ЕЛ можно наблюдать множество разных флексий для выражения одного падежно-числового значения в одном классе существительных. И даже отдельное слово может иметь несколько флексий, отражающих влияние разных процессов. Так, в родительном падеже единственного числа существительного небо предпочитаемой словоформой является небес (49 употреблений), затем небеси (10 раз), небесе (8 употреблений) и 1 (из 68) неба. Новая форма неба, отличающаяся от исконной и всех «промежуточных» не только окончанием из типа склонения на *o, но и отсутствием форманта -ес, для этого слова, как видно, еще почти невозможна (Не видти бо бяше ни неба, ни земли от многы кръви (114). Основные процессы варьирования разворачиваются на уровне флексий при основе с -ес, и если флексию -е принять как исконную, -и — как возникшую еще в праславянскую эпоху под воздействием типа склонения *I-основ, то следующей по времени появления (и самой частотной) окажется флексия -, происхождение которой в родительном падеже единственного числа существительных с сохраненным -ес типа небес, словес можно объяснять по-разному: влиянием женского типа склонения на *а мягкой разновидности, как предложил А. И. Соболевский, влиянием некоторых падежей типа склонения на *o, диалектными влияниями…

В некоторых случаях — немногих по отношению к общему количеству варьирующихся в тексте словоформ — можно говорить о стилистическом использовании разных по времени и источникам появления флексий, сосуществующих в системе литературного языка. Например, синтагмы высота древа до небесе — величьствие царя до небес имеют различную степень абстрактности, которая достигается не только риторическими средствами (гипербола дополнена метонимией во втором случае), но и лингвистическими: за счет суффиксов существительных высота — величьствие и, кроме того, за счет варьирования исконного и нового окончания в словоформах небесе — небес. Это становится особенно заметным в пределах одной фразы: древо, еже еси видлъ възвеличано, егоже высота до небесе и широта его по всеи земли<…> — ты еси, царю, яко възвеличися, и превъзможе величьствие до небес и господствия твоя в конець земля (43). Ситуация повторяется во второй паре синтагм: широта древа по всеи земли — господствия царя в конець земля, что подчеркнуто выбором старославянского окончания существительного земля.

Окончание теряет нерасторжимую связь со «своей» основой, с основой определенного типа. Так, флексия из типа склонения на *о присоединяется к словам с «неадаптированными» для этого основами, даже консонантными, образуя причудливые формы, например, дательного падежа множественного числа, с основой на *t: щенятом ея слпым сущимь (314); на *s: къ словесом сключающимся (495); творительного падежа единственного числа: телесом (373).

В отдельных словоизменительных классах существительных формы основы тоже варьируются. В Таблице 1 представлено соотношение основ консонантного типа с формантом -ес и без него во всех падежах единственного и множественного числа.

Таблица 1 показывает, как интенсивность варьирования различается по падежам и числам, в каких формах новая основа активнее традиционной. Особенно примечательно новое противопоставление единственного и множественного числа, усиленное разными видами основы. 

Таблица 1

Таблица 2 дифференцированно представляет варьирование основы в каждом из 18 существительных, сохранивших в ЕЛ следы былой принадлежности к консонантному словоизменительному классу. Она наглядно демонстрирует, что морфологические процессы протекают в разных существительных этого класса не одновременно и своеобразно, с учетом всех языковых и экстралингвистических факторов, сопутствующих грамматическим изменениям. Наличие вариантов практически во всех падежно-числовых формах способствует семантической дифференциации лексем, устойчиво связанной с типом основы или окончания. 

Таблица 2

Так, среди многих значений существительного слово одно связано с именованием Бога — Бог Слово. Употребляясь в этом значении, существительное закрепляет за собой ряд морфологических признаков, не свойственных ему в остальных значениях. Во-первых, в этом значении оно никогда не имеет в основе форманта -ес: (къ) Богу Слову (373, 377, 413), во всех других значениях форма основы варьируется, как варьируются и окончания, например, в родительном падеже -е/ -и/ -%: до скончаниа словесе (48); от устъ словеси моего (16); ни единаго же словес (394). Это обеспечивает единство основы во всей парадигме, а вместе с тем и постоянство ударения. Во-вторых, оно не употребляется в формах множественного числа. В-третьих, в значении ‘Бог’ существительное получает возможность не изменяться по падежам: Съшедше тло Господне, яко сквоз пропажение от двица, протече Богу Слово, съ небес облъчена, да изволит родитися от жены (263); Богу же Слово премногаго ради и добродтелья его, по благоизволению его вселившуся (262); ни бо весма знает Отца Слово (294). Неизменностью звучания и зрительно воспринимаемого образа слова должна была подчеркиваться неизменность его вечного смысла, но несклоняемость существительного противоречила славянской морфологической системе, а потому не была последовательной даже в рамках одного предложения: Бога Слова от Отца рождена, етера же от Мариа рождена человка, одръжанием же съвокуплена Богу Слово (338). Наконец, все существительные с окончанием -о в именительном падеже единственного числа имеют это же окончание и в форме винительного: сътворях слово съ тщаниемъ (294).Но именование Бога в винительном падеже почти всегда содержит грамматическое указание на лицо («сверхлицо»), выраженное окончанием -а, как в существительных мужского рода: от всх тх много приатъ: <…> от ариян же — Слова и Духа створена (402); исповдаем единочадаго Сына Божиа слова (376); Сего и мы убо слова Сына Божиа вдуще, покланяемся (294); никогда же пришельствоваша Бога и Слова (285); иного же суща Бога Слова (338); хульствующу Бога Слова (375); Слова же и Духа Свята изъглаголема и на въздус изливаема разумти (402). 

Сосуществуют в тексте ЕЛ и варианты флексий, возникшие на фонетической основе. В родительном падеже двойственного числа представлены две формы существительного око — очию и очью. Ни одну из словоформ нельзя считать преобладающей, они практически равны по частотности (5 и 6 употреблений), но встречаются в разных типах контекстов. Приведем исчерпывающий список примеров со словоформой очью (все они из «Хроники Амартола»): жена дтище роди в Костянтин-град безъ очью и безь руку (385); очью бо извертние, и брадам зажьжение и кровемь пролиание (427); очью своего сына лишити (470); яко осуждениемь суд изнесоша, яко да очью лишениемь (487); яту же бывшу ему, и обю очью лишенъ бысть (491); свщавшуся ему на бгъ, ятъ от очью лишен бысть (493). Во всех случаях речь идет о телесном органе, типичны реалистические описания насильственных ослеплений.

Контексты со словоформой очию разнообразнее, передают более сложное, часто духовное, содержание. Таковы отрывки, восходящие в ЕЛ к «Апокалипсису»: и Богъ с ними будеть, и изгубить всю слезу от очию их (51) или к «Слову Епифания… о житии Богородицы»: и взяся святое, и нескверное, и всенепорочное тло от очию их (215). Сохранение в такого рода контекстах двойственного числа — формы конкретной множественности — при одновременном указании на многих участников события вносит в восприятие всей ситуации дополнительную реалистичность, достоверность (эффект «присутствия»), как и в необыкновенных индийских описаниях «Сказания» Палладия: от образа, и от кровавых очию и от скрежьтания зубъ глаголаная от них силы назнаменовах (143). Словоформа очию включается в перифрастические выражения (по типу синекдохи): отступилъ есть сънъ от очию моею, и низъпадох печалию моею многою (185); стилистическое единство контекста подчеркнуто выбором аналогичных форм остальных имен (это именно выбор, так как в ЕЛ одинаково употребительны (3 и 4 раза) словоформы печалию и печалью).

Кроме смыслового и стилистического, есть и третье — грамматическое — отличие словоформ: очью выступает без предлога, очию всегда сочетается с предлогом от: прогна от очию своею царя ихъ (236).

Так же, как существительное око, преимущественно по образцу существительных женского рода на *i-основы изменяется слово ухо. Те же два варианта флексий -ию и —ью встречаются у него в форме местного падежа двойственного числа: во ушию человкомъ (329) и въ ушью Господа Саваофа (380), но контекст не влияет на выбор словоформ, которые равноправны и стилистически, и статистически.

«Жанр хронографа» не накладывает на ЕЛ ограничений на включение новых морфологических форм, свойственных речевой стихии времени его создания, и еще более свободно в ЕЛ вплетаются формы устаревающие, современные эпохам создания его источников, но еще понятные, что обусловливает наличие множества вариантов, отличающихся именно «хронологически», и составляет характерную черту языка памятника. Изменения именной морфологической системы были в этот период интенсивными, новые типы окончаний возникали во всех словоизменительных классах существительных и определенным образом сосуществовали с прежними. В ЕЛ эта динамика отражена именно благодаря использованию вариантов окончаний, которые присутствуют в склонении практически каждого из 4,5 тысяч использованных в нем разных нарицательных существительных. В конечном счете языковая система определяет границы возможного варьирования, а составитель ЕЛ внутри этих границ в силу специфики своего текста захватывает максимально большие «территории». 

Как по своему содержанию ЕЛ накапливает и представляет в переходный исторический период все имеющиеся сведения по мировой истории, так в его языке накапливаются и обобщаются в переходный к построению парадигм момент все имеющиеся грамматические варианты.

Значимость ЕЛ как ценнейшего источника сведений о развитии русского языка только начинает осознаваться 2, но литературоведы, текстологи, историки высоко оценили памятник уже во второй половине XIXв. История изучения ЕЛ напрямую связана с городом Кирилловом, она началась с рукописей собрания Кирилло-Белозерского монастыря, обнаруженных и описанных А. Н. Поповым в 1866 году 3. Ему принадлежит принятое деление рукописей на Летописец Еллинский и Римский первой и второй редакции, первые исследования текста, не потерявшие научной ценности. Он установил, что огромные по объему Летописцы делились при переписывании на части, доказал, что хранившиеся в разных рукописных библиотеках списки «составляли некогда одно целое», проследил судьбу и перемещения книг: «Синодальный список был взят из Кириллова монастыря в Патриаршую Библиотеку, между тем как первая его половина осталась на месте». После описания А. Попова стали находить и другие списки Летописцев, и процесс этот продолжается в настоящее время. В своем труде А. Попов опубликовал и записи, сделанные на рукописях: на первых листах рукописи Новгородской Софийской библиотеки (ныне Российская национальная библиотека, СПб., Софийское собрание, № 1520) — «старинная пометка: книга Кирилова монастыря»; на полях рукописи Московской Синодальной библиотеки (ныне Государственный исторический музей, Москва, Синодальное собрание, № 86) вкладная подпись: «В лта •?з?k?• п#таго в до(м) пр()ч(и)стои и Кирилу чюдотворцу блозерскому да(л) сiю книгу вл(а)д(ы)ка ка(сi)#нъ р#занскы и мuромскы»; такая же — на первой половине списка, которая «сохранилась между рукописями Кирилло-Белозерского монастыря» (ныне Российская национальная библиотека СПб., Кирилло-Белозерское собр., № 1/6).

Примечания

1 Летописец Еллинский и Римский. Т. 1. Текст / Осн. список подгот. О. В. Твороговым и С. А. Давыдовой. — СПб.: Изд-во «Дм. Буланин», 1999 (номера страниц в скобках после примеров — по этому изданию); Т. 2. Комментарий и исследование О. В. Творогова. — СПб.: Изд-во «Дм. Буланин», 2001.

2 Колесов В. В. Редуцированные гласные в древнерусских текстах // Cirill és Metód példáját követve… Tanulmányok H. Tóth Imre 70. Születésnapjára / Szerkesztette: Bibok Károly, Ferincz István, Kocsis Mihály. — Szeged, 2002. С.239-247 (separatum); Колесов В. В. «Думать» и «понимать» в истории русской культуры (древнерусская парадигма). — СПб., 2003; Колесов В. В. Заметки о языке Летописца Еллинского и Римского второй редакции (К вопросу о месте и времени составления) // ТОДРЛ, т.LV. — СПб., 2004. — С.91-97. Донина Л. Н. Межь мирьскыхъ словесъ и слова Божия: склонение существительного слово в «Летописце Еллинском и Римском» // Грани русистики: филологические этюды (Сб. статей, посвященный 70-летию проф. В. В. Колесова) — СПб., 2004. — С.383-394; Донина Л. Н. Соотношение древних и новых основ существительных типа небо в тексте «Летописца Еллинского и Римского» // Материалы XXXIII Международной филологической конференции. Выпуск 5. 15-19 марта 2004 г. Санкт-Петербург. — СПб., 2004. — С.17-23; Донина Л. Н. «Летописец Еллинский и Римский» — русская историческая энциклопедия XV века // Философский век. Альманах. Вып. 27. Энциклопедия как форма универсального знания: от эпохи Просвещения к эпохе Интернета. — СПб., 2004. — С.96-101.

3 Попов А. Н. Обзор хронографов русской редакции. Вып.1.— М.: Тип. Лазаревского инст., 1866.

Л. Н. Донина. Синхронизация разновременных морфологических вариантов в языке «Летописца Еллинского и Римского» (XV век) // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 698-705.