|
Русский язык в контексте времени
|
|
(Псков)
Известно, что от верного понимания каждого элемента текста как средства передачи информации при устной или письменной коммуникации зависит более или менее точное познание того или иного участка действительности. Это значимо при рассмотрении и современных текстов, и текстов памятников письменности 1. Поэтому получило широкое развитие и совершенствование такое направление в отечественной лингвистике, которое особенно проявилось во второй половине XX века и в настоящее время и которое связано с созданием разного типа словарей и с представлением диалектного материала на соответствующих картах с обнаружением ареалов для явлений разных языковых уровней. 2 Лексикографические и лингвогеографические труды призваны выявлять отдельные значимые единицы, особенно лексемы, выяснять их значения, уточнять семантические особенности, иногда обнаруживать новые значения: опыт лексикологических и лексикографических исследований; наличие разнообразных словарей (исторических и современных, литературных и региональных, специальных и т. д.), картотек для лингвогеографических созданий; введение в научный обиход новых памятников письменности прошлого, неизвестных до сих пор; признание роли записей иностранцами русской речи прошлого 3 и т. д. — все это дает возможность по-новому взглянуть на неизвестное и даже на известное. Разнообразие исследовательских методов (классических и новых) создает условия для проведения наиболее точного, доказательного и убедительного представления языкового факта, увиденного исследователем впервые, или факта, у которого в результате сравнительно-сопоставительного исследования были обнаружены новые свойства, которые по субъективным или объективным причинам до поры до времени не были видны другим исследователям или тому же самому исследователю. Такие центры изучения слова в настоящем и прошлом, как С.-Петербург, Москва, Вологда, Пермь, Томск, Ярославль, Псков и многие другие, располагают замечательным потенциалом теоретического и практического опыта, помогающего исследовать разнообразный материал: чем защищеннее сведениями о единицах разных территорий, разных временных периодов, разных языков поддерживается, например, соответствующее значение, тем точнее предстает и соответствующее лексико-семантическое, лексико-словообразовательное свойство слова при учете непрерывности языковой структуры, системы. Иногда к одному и тому же источнику, к одному и тому же факту в этом источнике приходится обращаться не один раз. В 1966 году, благодаря усилиям Л. М. Марасиновой, стали известны новые источники псковского региона: 35 псковских грамот XIV–XV веков, сохранившихся до XX века в основном в списках XVII века. 4 И историки, и лингвисты, занимающиеся псковской историей, обратили внимание на яркий местный колорит этих документов — на местные факты, реалии, зафиксированные в документах, отражающих в основном земельные проблемы, и на местные особенности в языке. О. С. Мжельская, изучая памятники псковской письменности, предложила особый подход к определению слова как местного, регионального: важно обнаружить следы корня или само слово и в современных народных говорах. 5 Недаром Б. А. Ларин придавал такое большое значение свидетельствам о живой разговорной русской речи прошлого в памятниках письменности, в частности и по записям живой речи иностранцами. 6 В связи с расшифровкой одного из “тайных” мест псковских грамот, отмеченного и Л. М. Марасиновой (что такое долгъ Олесть 7), нам пришлось искать аналогии с похожими выражениями по другим источникам, учитывать передачу буквенных сочетаний, отдельных букв в подобных позициях, учитывать отражение соответствующих фонетических изменений. В результате было предложено прочтение долгъ отлезть, где глагол отлезть означает ‘вернуть, заплатить’. 8 Поиски аналогий привели к тому, что в русско-немецких разговорниках, составленных на Северо-Западе Руси (в Разговорнике Т. Фенне, составленном немецким купцом Т. Фенне в Пскове в 1607 году, 9 и в Разговорнике Т. Шрове, составленном в XVI веке 10) и имевших, по предположению краковских исследователей, более ранний прототип, тоже появившийся на Северо-Западе Руси, во-первых, был обнаружен только глагол отлезть (выражения типа Отлезь ты мне — ТШ, 104: 16; Я тебе хочу отлезть — ТШ, 104: 17; Я тебе отлезу— ТФ, 207: 12), который включил в свое значение и сему ‘долг’ по принципу семантического стяжения, а во-вторых, фразу со словоформой досталью: ОтлЕзь мнЕ досталью, что мнЕ от тебе не дошла (ТФ, 354: 3); Отлезь ты мене досталью, что и мне в [или: у] тебе не дошле (ТШ, 37: 16). И вот теперь, на новом “витке” анализа древнего текста, внимательнее “вглядимся” в эту фразу. Прежде чем заняться словоформой досталью, отметим передачу на письме слоформы от глагола дойти то с а (дошла — ТФ), то с е (дошле — ТШ), хотя по современным меркам слог с гласным звуком в форме среднего рода прошедшего времени должен быть ударным. И вдруг обнаруживается передача его не буквой о. Может быть, в прошлом допустима была перетяжка ударения на первый слог (такое свойственно современным псковским говорам, ср. переходы вместо переходы; ручей вместо ручей). Кроме того, этот пример по лексико-синтаксической сочетаемости является переходным от отлезть долгъ в грамоте № 33 (Духовная Акилины, жены князя Федора, 1417–1421 годы), 11 где глагол имеет прямой объект в форме винительного падежа от слова долгъ, к безобъектному, абсолютному употреблению глагола отлезть. В таком случае глагол включил в свою семантическую структуру и сему ‘долг’ и проявил значение ‘вернуть долг, то, что надлежит выплатить’. 12 Переходность связи и семантики заключается в том, что “потребность” реализации объектной валентности (сочетаемости) у глагола отлезть реализована через придаточное предложение что мнЕ от тебе не дошла. Словоформа отлЕзь от глагола отлЕзть поясняется у ТФ на древнем немецком языке как betahle (ср. в современном немецком bezahlen) со значением ‘платить/заплатить’; фрагмент от тебе не дошла поясняется как dy restedt, т. е. как “ты остался должником” почти буквально: “ты (оказался) оставшимся”. Но настал черед посмотреть на словоформу досталью. Удивительный факт, что в Псковском областном словаре с историческими данными, 13 словаре полного типа, не оказалось в исторической части этого примера из Разговорника Т. Фенне или на слово досталь, или на, возможно, онареченную словоформу досталью, хотя в исторической части на слово дойти в значении ‘получить при продаже, расчетах’, не известном современным говорам, приводится как раз иллюстрация из ТФ (ПОС 9: 116). В Разговорнике Т. Фенне, как и в Разговорнике Т. Шрове, слово досталь в основном встречается в аналогичных контекстах: Колько тебЕ от меня еще за товар не дошло? Яз тебе досталь додам (ТФ, 345/2), где досталь получает соответствие на древнем немецком язке rest ‘остаток’, а додам — betahlen ‘платить’ (вся фраза: Ich will dy den rest betahlen). — Ср.: в ТШ (34/16) есть слова досталь дам. Дал ты мнЕ починок, дай же мнЕ и досталь, доле тово я тебЕ не понаровлю (ТФ, 355/3). — Аналогичное находим и в ТШ (370/19). Дай мнЕ десять гривен на починок, ты мнЕ досталь опослЕ додашь (372/5). — В ТШ аналогичный текст (46/18). Обращает на себя внимание возможное противопоставление слов починок — досталь. Только в одном случае у ТШ присутствует слово досталь при соль дам (45/15), а у ТФ речь идет о двух половинах долга: За одну половину яз тебЕ дам серебром, за другую яз тебЕ дам товаром (371/2). Псковский областной словарь (9: 177) для современных псковских говоров отмечает не как омонимичные существительное досталь ‘остаток, остатки, последки’ со ссылкой на Словарь русских народных говоров (СРНГ) без примера и наречие досталь в значениях ‘достаточно, много’ (картошка досталь наварёна) и ‘много раз’ (Я сымал воласы досталь), а в исторической части, к сожалению, тоже не отмечены указанные контексты из Разговорника Т. Фенне, зато есть досталь как предлог с родительным падежом в значении ‘вдоль чего-н.’ из памятника XVI в. (Повесть о прихожении Стефана Батория на Псков): Бояре же и воеводы повелеша в осадной колокол звонити, за Великою же рекою повелеша досталь посада залещи. Словарь русского языка XI–XVII веков 14 (4: 333) существительное и наречие досталь рассматривает как омонимы, каждый из которых синонимичен соответствующей лексеме достать. Существительное досталь имеет значение ‘то, что осталось; последки, остаток’ в контекстах о деньгах, о людях. В одном из примеров (А досталь того мЕста пусто) при сочетании с существительным в родительном падеже слово досталь, с нашей точки зрения, скорее всего выполняет роль предлога в значении ‘около; вблизи чего-н.’ (ср. разработку словарной статьи на предлог в ПОС). Наречие досталь имело в прошлом, судя по разработке контекстов в СлРЯ XI–XVII веков, значения ‘совсем’ (Я досталь испужался) и ‘окончательно’ (землица…досталь запустЕла). С семой ‘остаток’ в современных псковских говорах и в памятниках используется прилагательное достальной ‘остальной, оставшийся’, в том числе при субстантивации достальное как ‘остальное, то, что осталось (о долге)’ (ПОС 9: 177). В псковских говорах как синонимы выступают достатка (женского рода) и достаток (мужского рода, как и в общерусском языке) в значениях ‘материальная обеспеченность, исущество; доход’ и ‘достаточное количество чего-н.; изобилие’ (9: 177–178). У лексемы достаток в псковских говорах есть омоним в значении ‘остаток’ (с проявлением тенденции к антонимии: проявляется сема не ‘много’, а ‘остаток’). Наречным выступает образование достатку в значении ‘совсем, до конца’ (Прокляни совсем, достатку — в Сказках и легендах Пушкинских мест, которые записал В.И. Чернышев, ПОС 9: 177). СлРЯ XI–XVII веков фиксирует прилагательные досталый ‘оставшийся, остальной’ (в контекстах о деньгах), достальной и достанный в значении ‘последний, оставшийся’ применительно прежде всего к людям (4: 333). Эти прилагательные содержат сему ‘остаток’. Слово достаток в этом словаре отмечено при общерусских значениях с семой ‘много’ (4: 334). Судя по материалу народных говоров и памятников письменности, именные приставочные образования с приставкой до- и корнем ста- способны развивать семы ‘остаток’ и ‘много’: ср. существительное достаток в ПОС, где показательно развитие омонимичных отношений на основе указанных сем; существительное и наречие досталь при поляризации значений с семами ‘остаток’ (у существительного) и ‘много’ (у наречия). В указанных образованиях Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей15 тоже отмечает совмещение тех же значений. Так, досталь – существительное и досталь — наречие (трактуются как омонимы)содержат сему ‘много’ (СРГК 1: 495); существительные достаток и достальное, прилагательное достальной — сему ‘остаток’ (1: 496). Сопоставление семантики у лексем, развитие словообразовательной деривации при выяснении роли лексикографических свойств по данным русских говоров (территориальная и ареальная специфика), по данным разновременных источников с учетом памятников письменности (временная специфика) способствуют установлению непрерывности лексико-семантической системы языка. Внимательное прочтение текстов с включением даже одной какой-то лексемы приводит к пониманию статуса одного слова или ряда слов при общности плана выражения и при развитии словообразовательной и семантической деривации. Тем самым может быть пополнен материал такого словаря, как Псковский областной словарь с историческими данными: при словарной статье на досталь – существительное, благодаря данным разговорников, составленных иностранцами и отразивших живую рускую разговорную речь прошлого, должна быть историческая часть с употреблением слова досталь в значении ‘оставшееся; остаток’. Текст со словоформой досталью позволяет трактовать эту форму как наречие в значении ‘полностью’ (от буквального ‘остатком’): ОтлЕзь мнЕ досталью, что мнЕ от тебе не дошла (ТФ, 354/3), т.е. “заплати [долг] мне полностью (то), что мне от тебя не вернулось” (вместо существительного долгъ употреблено придаточное предложение). Лексикографическое совмещение данных современных говоров и памятников письменности этой же территории помогает восстановить лексическое пространство со спецификой семантики, словообразования, лексикографических особенностей. Тем самым создается база и для решения ряда проблем исторической лексикологии с ее динамическим развитием системы и структуры. Примечания 1 Ларин Б. А. [Вступление] // Псковский областной словарь с историческими данными. — Вып. 1. — Л., 1967. — С. 3. 2 Герд А. С. Введение в этнолингвистику. СПб., 1995; Герд А. С. Введение в этнолингвистику: Курс лекций и хрестоматия. — СПб., 2001; Толстой Н.И. Язык и культура // Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. — М., 1995. 3 Ларин Б. А. Три иностранных источника по разговорной речи Московской Руси XVI–XVII веков. — СПб., 2002. 4 Марасинова Л. М. Новые псковские грамоты XIV–XV веков. — М., 1966. 5 Мжельская О. С. Местная лексика в псковской деловой письменности XIV–XV вв. // Ученые записки Ленинградского госуниверситета. — № 198. — Сер. филолог. наук. — Вып. 24: Очерки по лексикологии, фразеологии и стилистике. — Л., 1956. 6 Ларин Б. А. Три источника… 7 Костючук Л. Я. Псковские говоры в помощь пониманию псковских документов прошлого // Псковские говоры: синхрония и диахрония. Псков, 2003; Костючук Л. Я.. Русское слово в синхронии и диахронии // Techne grammatike (Искусство грамматики). Вып. 1. Новосибирск, 2004. (По техническим причинам буква “омега” заменяется буквой О; буква “ять” — буквой Е.) 8 Там же. 9 T. Fenne’s Lew German Manual of Spoken Russian Pskov 1607. — Vol. II. — Copenhagen, 1970. (Сокращенно: ТФ, первая цифра означает страницу подлинника, а вторая через косую черту — номер примера.) 10 «Einn Russisch Buch» Thomasa Schrouego, Z XVI w. — Cz. II. — Krakow, 1997. (Сокращенно: ТШ, первая цифра означает страницу подлинника, а вторая через косую черту — номер примера.) 11 См. указанную публикацию Л. М. Марасиновой. 12 См.: Костючук Л. Я. Русское слово… 13 Псковский областной словарь с историческими данными. — Вып. 9. — Л., 1994. (Сокращенно: ПОС 9: страница.) 14 Словарь русского языка XI–XVII веков. — Вып. 4. — М., 1977. (Сокращенно: СлРЯ XI–XVII веков. 4: страница. 15 Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. — Вып. 1. — СПб., 1994. (Сокращенно: СРГК 1: страница.) |
|
Л. Я. Костючук. Слово в текстах прошлого и настоящего (к проблеме динамической системы в лексике) // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. — Вологда: Книжное наследие, 2007. — С. 712-716. |