В 1920 г. были закрыты почти все монастыри Архангельской епархии. Наш рассказ пойдет о закрытии подворья Сурского Иоанно-Богословского монастыря, которое находилось в г. Архангельске. Поэтому стоит напомнить вкратце некоторые даты, связанные с его историей. Указ Архангельской Духовной консистории, разрешающий строительство Сурского подворья, относится к 7 сентября 1903 г. Первоначально Сурское подворье было деревянным и не имело собственного храма. 19 октября 1907 г. состоялось освящение сохранившегося поныне на площади Профсоюзов красного кирпичного трехэтажного здания Сурского подворья, которое совершал по благословению епископа Архангельского и Холмогорского Иоанникия протоиерей Архангельского кафедрального собора Михаил Сибирцев. На происходившей за год до этого события, в июне 1906 г., закладке здания подворья присутствовал сам Иоанн Кронштадтский. Прибыть на освящение его он не смог в связи с болезнью. Однако подарил в-храм подворья "в святыню храма и благословение насельницам и обители" ковчежец с мощами 29 святых и частицей Древа Креста Господня. К сожалению, в послереволюционные годы эта святыня была утрачена.
Судьба Архангельского Сурского подворья в послереволюционные годы до недавнего времени была недостаточно хорошо известна. Если дата и обстоятельства закрытия Сурского монастыря хорошо прослеживаются по документам, хранящимся в ГААО, то о Сурском подворье можно было лишь предполагать, что его закрыли "примерно в те же годы", что и монастырь 1. Теперь мы располагаем новыми материалами, проливающими свет на судьбу Сурского подворья в послереволюционные годы. На основании их на вопрос о времени закрытия Сурского подворья можно ответить с точностью не только до года и дня, но даже почти до конкретного часа.
В нашем распоряжении имеются два рассказа о закрытии Сурского подворья, опубликованные в местной периодической печати в разное время. Ценность их заключается в том, что, помимо подробного описания событий, они сделаны людьми противоположных убеждений. Это позволяет увидеть описываемое событие как со стороны тех, кто его закрывал, так и со стороны тех, кто пытался воспротивиться этому.
Один из рассказов, опубликованный в 1995 г. в церковных периодических изданиях (газеты "Вера", "Архангельский епархиальный вестник") принадлежит глубоко верующей Т., ныне покойной, жительнице Соломбалы. В связи с желанием ее дочерей, имя и фамилия автора не упоминаются. Т. принадлежала к известному в нашем городе роду купцов и судовладельцев Макаровых. Похоронена она на Соломбальском кладбище, в том самом месте недалеко от церкви Святителя Мартина Исповедника, где обычно погребались члены семьи Макаровых. В период, к которому относятся воспоминания Т., она была молоденькой девушкой-подростком, только что окончившей гимназию2.
Другой рассказ о закрытии Сурского подворья принадлежит Л. Ефременко. Он представляет собой большую статью, опубликованную в пяти номерах "Известий Архангельского губревкома" за 1920 г. Заглавие этой статьи: "Иоаннитки, или то же, что "контрреволюция"", говорит само за себя. Автор ее был "воинствующим атеистом". Возможно, что встречался Л. Ефременко и с сурскими монахинями. Отсюда совершенно неожиданное упоминание в его статье о той "заботливости, доброте и милосердии, поразительной кротости и смирении"3, которыми окружали паломников сестры Сурского монастыря. Безусловно, статья Л. Ефременко, написанная "на злобу дня", крайне тенденциозна. А для православных людей она покажется просто оскорбительной. С этим нельзя не согласиться. Однако все-таки она представляет собой важный документ по истории Сурского монастыря. Ведь ее автор был среди тех, кто закрывал Архангельское Сурское подворье. И свою статью об этом он написал, как говорится, "по горячим следам", подробно, с упоминанием имен, фамилий участников происходивших событий. А также включил в нее множество интереснейших деталей, благодаря которым давнее событие становится особенно ярким. Поэтому рассказ о закрытии Сурского подворья будет основываться, по большей части, на сведениях из его статьи.
Тучи над Сурским подворьем стали сгущаться вскоре после того, как 21 февраля 1920 г. в Архангельске вместо белогвардейского правительства установилась Советская власть. Тем более, что "дом Сурского подворья оказался лучшим во всем Архангельске, как в архитектурном, так и в художественном отношении, а равно и в смысле месторасположения, размера и ценности материала"4. Поэтому представители власти то и дело посылали на подворье комиссии "на предмет обследования и уплотнения населения". Однако, все комиссии уходили ни с чем. Ни жилищный отдел, ни отдел коммунального хозяйства, ни горисполком ничего не могли сделать с Сурским подворьем.
Заслуга в этом принадлежала двум людям. Старшей сестре подворья -послушнице Любови (Ковырюлиной). Но в большей мере - протоиерею Димитрию Федосихину, священнику Сурского подворья, духовному сыну праведного Иоанна Кронштадтского.
Послушница Любовь происходила из крестьянок д. Лухович Зарайского уезда Рязанской губернии. Шестнадцатилетней девушкой, в 1899 г., Любовь Федоровна Ковырюлина поступила в общину Сурского монастыря. До этого, - судя по данным ее послужного списка, она находилась в Леушин-ском монастыре. Там, под духовным руководством Иоанна Кронштадтского и его сподвижницы игумений Таисии (Солоповой), готовились будущие сестры Сурского монастыря. В Сурском монастыре послушница Любовь проходила послушания свечницы, а также ризничей. В послужном списке ей дается следующая характеристика: "очень хорошая и способная". С 12 июня 1914г. послушница Любовь стала смотрительницей на Сурском подворье. Ее послушание заключалось в том, чтобы помогать заведующей подворья - монахине Серафиме (Ефимовой). Спустя 3 года, в 1917 г., монахиня Серафима была возведена в сан игумении Сурского монастыря. А управляющей Сурским подворьем назначена послушница Любовь.
Протоиерей Димитрий Андреевич Федосихин прибыл на Север из Тверской губернии в 1904 г. Его биография известна достаточно мало. Известно, что он имел большую семью, все члены которой пошли по церковной стезе. Он был монахом в тайном постриге. Старожилы Архангельска, помнящие "батюшку Димитрия", отзываются о нем с большим уважением. Некоторые говорят, что он обладал даром прозорливости. В послереволюционное время о. Димитрий не боялся говорить своим прихожанам о необходимости сопротивления безбожию. Разумеется, речь шла исключительно о духовном противостоянии и хранении верности своим убеждениям. На выступления против Советской власти своих духовных детей он не благословлял. Когда, по словам Л. Ефременко, часть прихожан Сурского подворья решила устроить крестный ход в знак протеста против "воинствующего безбожия", о. Димитрий отговорил их от этого5. Зато он позаботился о создании вокруг Сурского подворья большой и крепкой общины верующих. Это позволяло на какое-то время отсрочить его закрытие.
Созданная им при содействии матушки Любови община насчитывала 4000 человек. Список этих лиц, считавших церковь Сурского подворья своим приходом, с указанием имен и адресов, был направлен в органы власти. Во главе общины стоял Исполнительный Комитет в количестве 100 человек с о. Димитрием и матушкой Любовью. В числе Комитета было около двадцати служащих советских учреждений, "вплоть до членов коллегий"6.
Благодаря большой и дружной общине Сурское подворье в течение нескольких месяцев было в относительной безопасности. Когда туда являлась очередная "комиссия по уплотнению населения", то она не только "отказывалась взять у монахинь помещения, но побаивалась даже, чтобы общество не попросило у них еще квартир"7. Однако, долго так продолжаться не могло. На экстренном заседании Исполкома в начале июня 1920 г. было рассмотрено прошение членов общины Сурского подворья от 3 июня 1920 г., посланное ими в отдел коммунального хозяйства Исполкома. В ответ на просьбу сестер не выселять их из здания подворья, Исполком постановил: "пролетариат, стоящий у власти, не может допустить, чтобы его орган, коим является Губернский Совет профсоюзов, помещался в здании, не соответствующем его нуждам и высокому положению". В связи с чем и было решено: "изъять здание Сурского подворья из ведения коллектива верующих"8.
4 июля 1920 г. в здание Сурского подворья пришла очередная комиссия. Во главе ее находились "представитель Комиссии Кедрова Т. X. и пред-губкомтруд Успенский". Их сопровождали представители рабоче-крестьянской инспекции, Губкомтруда и Губчека. Среди членов комиссии находился и Л. Ефременко. О цели прихода комиссии он говорит без обиняков - Сурское подворье должно было быть закрыто по обвинению членов его 4-х-тысячной общины в "контрреволюции"9.
Войдя в здание подворья, комиссия сразу же предъявила ордер ВЧК на обыск и арест "подозрительных лиц", а также потребовала документацию подворья и паспорта всех, кто в нем жил. Монахинь и послушниц собрали вместе в большом зале на втором этаже. Здесь заведующая подворьем, матушка Любовь, была подвергнута допросу.
Прежде всего ее заставили сообщить о количестве лиц, проживающих в Сурском подворье. Их оказалось 47 человек, не считая священника и дьякона. Комиссия потребовала их паспорта.
Разумеется, документы просматривались с особым пристрастием. Было выявлено, что из 47 насельниц монастыря "только 2 оказались штатными, числящимися по Сурскому монастырю, остальные же были с паспортами, никакого отношения не имеющими к монастырю, подписанные царской полицией или даже незарегистрированными в милиции" .
На самом деле, ничего удивительного в этом не было. Ведь "числиться по Сурскому монастырю" могли либо монахини, либо "указные" послушницы, приписанные к нему указом Духовной консистории. Монахинь на Сурском подворье было всего-навсего две - упомянутая выше Савватия да такая же старушка - монахиня Зосима (78 лет). К числу сестер, приписанных к Сурскому монастырю, могла принадлежать и указная послушница Любовь. Прочие послушницы, не будучи указными, могли и не иметь монастырской прописки.
Тем временем допрос матушки Любови продолжался: "А вы регистрировались в отделе труда согласно декрета о регистрации всех лиц без определенных занятий?" - спросил ее Успенский. Разумеется, монахини ни о какой регистрации и не слыхали. Тогда члены комиссии объявили сестрам: "незнание закона не есть оправдание. Вы подлежите ответственности за нежелание регистрироваться во-первых, и во-вторых, за незнание декретов Советской власти". Л. Ефременко отмечает, что после этого матушка Любовь "перепугалась". Да и было с чего! Если ни в чем неповинные люди вдруг объявлялись в чем только ни виноватыми. Заметив, как испугалась матушка Любовь, услышав неожиданное обвинение, члены комиссии принялись забрасывать ее вопросами, в т.ч. на какие средства существует община. "Община существует на собственный заработок, - ответила она. - Но кроме работ для Советских учреждений, производим также работы частные, за муку, за соль, за сахар и за другие продукты... Приносили шить шелковые одеяла, плести кружева, вязать чулки, делать ковры - кто приносил, тот и платил... Заработанные нами деньги за шитье и за обслуживание приютов и до сих пор не выплачены". В ответ на это со стороны членов комиссии последовали насмешки в адрес монахинь. А кто-то зловеще сострил: "А у вас нет каких-нибудь запасов, оставшихся от благодетелей англичан?" Матушка Любовь, превозмогая страх, ответила на это: "какие у нас запасы? Сохрани Господи! Мы с голоду умираем". "Какое вы имеете отношение к "обществу верующих", которое окружает вас и защищает?" -последовал очередной вопрос. "Верующие любят нашу церковь, собираются в ней и молятся", - сказала матушка Любовь. Это подтвердили и прочие сестры. "Кстати, скажите, почему у вас Исполком из 100 человек, ни меньше, ни больше? Неужели так много работы в вашем Исполкоме, что нужно 100 человек? Если бы их было только пять или десять, их легко было бы арестовать, а то ведь - целая рота и не дай Бог, если вооруженная!"" - продолжали свои насмешки члены комиссии.
Допрос матушки Любови продолжался до двух часов дня. К этому времени весть о предстоящем закрытии Сурского подворья распространилась по городу. Вот что вспоминала об этом Т.: "Мне этот день никогда не забыть. Мы с бабушкой стирали. Вдруг соседка прибегает: "Скорее! Там Сурское берут!" Мы - туда. А там полная церковь народу - не дают выгонять монахинь" 12. Подобно им, услышав, что "Сурское подворье берут", поспешили на его защиту и другие архангелогородцы. К двум часам дня подворье было заполнено людьми. По данным Л. Ефременко, в Сурском подворье тогда находилось около 3 тысяч человек. Больше всего народу, особенно из членов общины, было в его храме, на третьем этаже. Они послали к представителям власти депутацию с просьбой подняться к ним.
По свидетельству Л. Ефременко, то, что увидели члены комиссии в храме подворья, поразило и испугало их. Вокруг стоял "общий стон, гул и шум. Не представлялось никакой возможности представителям пробраться к амвону, или возвышенному месту, откуда можно было бы представиться верующим". Кое-как пробившись сквозь толпу, "товарищ X." поднялся на амвон. Уверенный в своей безнаказанности, он в краткой и властной речи изложил постановление власти о муниципализации дома Сурского подворья, о привлечении живущих в нем женщин к трудовой повинности и об обращении дома во Дворец Труда.
Однако прихожане Сурского подворья не собирались безропотно уступать его безбожникам. Из толпы послышалось: "Что вы намерены сделать с Сурской общиной? Ответьте, почему вы нападаете на церкви и не закрываете синагог? Правильно, правильно...". На все это "товарищ X." не потрудился дать ответа. "Я пришел к вам не митинговать сюда, - заявил он. -Кроме того, меня удивляет, почему вы в этот неурочный час и в этот непраздничный день собрались сюда, когда необходимо работать?". Неожиданно рядом с ним послышалось: "слово просит батюшка". И на амвон вышел о. Димитрий Федосихин. На миг затихшая толпа ждала - что скажет им их духовный отец? Сейчас ему предстояло выбрать - кто он - "пастырь или наемник"? Но о. Димитрий всегда был и оставался настоящим пастырем, готовым положить душу "за люди своя". Удивительно, что слова о. Димитрия, сказанные им в тот страшный час, сохранились в статье его идейного противника Л. Ефременко. Вот они - "Православные христиане! Я с вами жил и с вами умру". И эти слова воодушевили людей. Раздались крики: "Мы из этого здания не выйдем... Все пострадаем здесь за нашу веру! Умрем, умрем, батюшка, все умрем здесь!" 13. И в общем крике людей, готовых пойти на смерть, но отстоять Сурское подворье, потонули угрозы "товарища X.". Представители власти испугались не на шутку. Поэтому они спешно вызвали себе на подмогу наряд ВОХР.
Когда вооруженные люди прибыли на подворье, там началось настоящее побоище. Как вспоминала Т., "крик, плач стоял, точно мир рушился. Людей из храма за руки, за ноги выволакивали. Несколько машин арестованными набили"14. Спустя полчаса после прибытия наряда ВОХР (около четырех часов дня) все было кончено. А над задержанными защитниками Сурского подворья (в числе которых оказались Т. и ее бабушка) было сразу же устроено следствие.
О том, как оно велось, подробно сообщает в своей статье Л. Ефременко. Оно началось и завершилось в тот же день, 4 июля. Для большей быстроты работы следственного аппарата всем задержанным предлагалось ответить на следующие вопросы: 1. Ваше удостоверение личности. 2. Где состоите на службе? 3. Отношение к воинской повинности. 4. Почему в данный день и час не на работе? 5. Почему не состоите на службе вообще? 6. На какие средства существуете? 7. Зачем собрались в Сурское подворье? На основании этих вопросов все задержанные были распределены по следующим категориям: а) без документов, б) лица без определенных занятий, в) дезертиры труда, г) дезертиры армии, д) буржуи и спекулянты. Из этого перечня видно, что следствие над задержанными на Сурском подворье велось предвзято. Ведь любая из этих категорий могла быть объявлена "контрреволюционной".
Помимо этого, к немалой радости следственной комиссии, среди лиц, задержанных на Сурском подворье, они обнаружили людей, недавно освобожденных из мест заключения, жен расстрелянных или осужденных "белогвардейцев", а также давно находившихся в розыске "представителей крупной буржуазии". Забыв о собственной безопасности, эти люди тоже пришли защитить Сурское подворье. Таким образом, теперь общину Сурского подворья можно было без особых усилий обвинить в "контрреволюционной деятельности". Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Л. Ефременко представил в своей статье некоторые зарисовки того, как велось следствие. И описал некоторых подследственных. Вот к столу, за которым заседает следственная комиссия, подходит, боязливо оглядываясь, смиренный 75-летний старичок в старомодном длинном сюртуке. После краткого допроса его как не работающего отправили на принудительные работы. Вот женщина, оказавшаяся советской служащей. В отличие от старичка Вальнева, она ведет себя очень смело. "Если вы закроете церковь, то весь православный русский народ станет на защиту поруганной веры. Бойтесь этого! Батюшку-то пощадите..." - смело бросает она в лицо безбожникам. Ей отвечают кощунственной насмешкой и отправляют в лагерь вслед за Вальневым. Всего же из арестованных на Сурском подворье на принудительные работы было отослано 300 человек15.
Отца Димитрия отвезли в тюрьму. Какая судьба постигла старшую сестру Сурского подворья - матушку Любовь - об этом Л. Ефременко не сообщает. Вероятно, и она в числе прочих была отправлена в лагерь принудительных работ. Часть задержанных, которых комиссия признала менее виновными, несколько недель продержали в городской тюрьме. Именно так произошло с Т. и ее бабушкой. В тюрьме их заставляли стирать белье для красноармейцев. Первой освободили старушку. Потом выпустили и Т.
Имущество Сурского подворья было конфисковано за исключением немногих икон и книг, которые монахини или прихожане подворья заранее успели унести в более безопасные места. Видимо, таким путем и попала в Соломбальскую кладбищенскую церковь книга "Чин молебных пений" с надписью на титульном листе о том, что книга эта принадлежит Сурскому подворью. Остается загадкой, каким образом оказалась спасена храмовая икона Божией Матери "Скоропослушницы", в честь которой была освящена церковь подворья. Из отчета в Московскую Патриархию Архангельского Архиепископа Леонтия известно, что во время устроенного в 1946 г. в Архангельске крестного хода, в числе других икон несли и ее. Однако дальнейшая судьба этой иконы неведома.
В кельях насельниц подворья были произведены обыски. Затем монахинь и послушниц отправили "в Бюро Рабсилы для медицинского освидетельствования и назначения по специальности в советских учреждениях". Часть из них послали "в качестве технического персонала" в приюты и детские дома. Тех, кто умел шить, отослали портнихами в Губодежду. А бывших иконописок Сурского подворья заставили работать в мастерских Совнархоза. В отнятом у монахинь здании подворья разместился Дворец Труда. Отныне хозяином в нем стал Губернский Совет профсоюзов в количестве 25 правлений. В церкви подворья был устроен лекционный зал. На крыше, вместо крестов - водружен красный флаг.
Вот и все, что известно о совершившемся 4 июля 1920 г. закрытии Сурского подворья из воспоминаний очевидцев этого трагического события*.
Последние из сестер Сурского монастыря и Сурского подворья, жившие после их закрытия в Архангельске, умерли в семидесятых годах в глубокой старости. Например, послушница Анна Одинцова, дожила до 90 лет, а монахиня Савватия - до 96 лет.
Сейчас в помещениях Сурского подворья размещаются различные организации. Здание разрушается. Вопрос о воссоздании исторического облика здания Сурского подворья пока не решен. Остается надеяться на осуществление этого в будущем.
1. Пащенко Е. В. (монахиня Ев4)имия) Женские монастыри Архангельской губернии XVII-XX в. - Архангельск, 1999. - С. 100.
2 Монахиня Евфимия. Горькая дорога утрат//Вера. - 13 выпуск, 1996.
3 Ефременко Л. "Иоаннитки" - или то же, что контрреволюция //Известия Архангельского губревкома... - 13 июля 1920 г.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же.
7 Там же.
8 Овсянкин Е. Обратить в достояние республики // Правда Севера. - 1998. - 12 февр.
9. Ефременко Л. Указ. соч.
11. Там же.
12 Монахиня Евфимия. Указ. соч. - С. 6.
13 Ефременко Л. Указ. соч. - 14 июля 1920 г.
14 Монахиня Евфимия. Указ. соч. - С. 6. 15. Ефременко Л. Указ. соч. - 15 июля 1920 г.
* О строительстве и деятельности Сурского подворья см. статью Т. И. Трошиной в настоящем сборнике.