сУКы^ещнлх>щьсВе#яг*м?&с№Шм....
ние загнанных людей. «Спасите, тону», —раздался одинокий голос и тут же перешел
в бульканье. Кто-то схватил меня за ногу, и я упала, погрузившись по грудь в холодную
воду. Я вскрикнула. Невидимая рука помогла мне встать. Наверху, там, откуда нас
пригнали, раздался взрыв, и на какой-то миг я увидела сплошнуюмассу людей, раскры
тые в крике рты и полные ужаса глаза. Толпа шарахнулась в нашу сторону, меня так
сдавили, что я потеряла сознание. Через какое-то время я вновь услышала выстрелы,
гул голосов, бульканье воды под ногами. Толпа, сдавившая меня, не дала мне упасть
в эту воду. Выстрелы вблизи постепенно утихли.
Шли часы, мы продолжали стоять в воде, опираясь друг на друга. Начинался день,
но свет едва проникал из маленьких окошек под потолком. Против единственного,
уходящего вверх выхода из подвала чадным багровым пламенем горел костер. Около
него постоянно находились несколько гитлеровцев. Только это место около костра
не было залито водой. На всем остальном пространстве стоя по колено, а то и по пояс
в воде стояли люди. Выйти на сухое место было нельзя. Гитлеровцы убивали каж
дого, кто к ним приближался. Сухая площадкауже была окружена валом мертвых тел,
наполовину погруженных в воду. Багровые блики пламени отражались в остекленев
ших глазах мертвых и тонули в открытых в последнем крике ртах.
По ночам, желая осветить темноту подвала, конвойные выхватывали из огня
раскаленные головни, бросали их в хрипящую массу людей. На любой шум или движе
ние в подвале немедленно отзывались стрельбой или бросали гранаты. Ноги стыли
в ледяной черной воде, которая не замерзала, кажется, только потому, что ее согре
вали человеческие тела. Тот, кто уже не мог стоять, опускался в воду. Умирающие
не стонали и не хрипели, они захлебывались.
Через два дня оставшихся в живых выгнали из подвала на первый этажпод откры
тое небо. Смерть освободила место для нас. От края до края помещение было набито
людьми. Цементный пол устлан трупами, живым едва хватало места, чтобы стоять,
и они складывали мертвых друг на друга.
В течение короткого дня можно было выходить на огороженный колючей прово
локой двор. Там одинраз в день с грузовика сбрасывали пачки концентратов горохового
супа или пшенной каши, захваченные в нашем интендантском складе. И это на многие
тысячи людей. (По слухам, в лагерь согнали около сорока тысяч пленных, через месяц
осталась половина.) Изголодавшиеся люди кидались к еде, их встречали пулеметные
очереди или взрывы гранат. Оставалось выбирать между голодной смертью или смер
тью от пули.
Через колючую проволоку жители города видели наши страдания и пытались
помочь. Закутанные в тряпье женщины и дети подходили к проволоке и перебрасы
вали сверточки с какой-то едой. Пленные бросались к ним, на вышке стучал пулемет.
Люди падали с протянутыми к пище руками. Падали и женщины по другую сторону
забора. Помочь нам было невозможно. Кмукам голода и холода присоединиласьжажда.
В подвал, где была вода, пройти уже было нельзя
—
вход в него закрывала гора трупов.
Люди пили, отцеживая через тряпку, жидкую грязь со двора, перемешанную тысячами
сапог.
За минувшие дни мне один раз досталась пачка концентрата. Через оконный
проем, наполовину загороженный стенкой из трупов, мне видны дверь и ворота. Гру
зовик въезжает во двор и останавливается посередине. Я вижу пленных, которые
254
