16-го
Весь день мы сидели дома, теперь мы играем в карты с г-ном Фраполи. Г-н Таптыков болен; его слуга пошел за доктором.
31-го
Десять дней мы провели у госпожи Булычевой в Харькове; мой дорогой брат был все время с нами. Город Харьков гораздо красивее Полтавы. Мы познакомились с вице-губернатором; его жена довольно красивая женщина. Мы все время были у них. Я пела, они меня хвалили. Таптыков вчера был у нас, он нездоров.
4 июня
Несколько дней уже, как госпожа Магденко приехала из Сангари, она каждый день у нас, прелюбезная женщина; у нее двое детей, вчера они обедали у нас. Таптыков был тоже с одним из своих офицеров, который играет довольно хорошо на скрипке. После обеда мы были в общественном саду, который стал очень хорош. Весь вечер у нас была семья Магденко и также г-н Таптыков; я пела, офицер мне аккомпанировал. Моя сестра получила письмо от моего дорогого брата; мне очень любопытно его прочитать, но мне его не дают.
Полтава 1-го августа [Здесь дневник опять начинается по-немецки.]
Две недели тому назад был Николаша М. у нас; накануне его приезда мы уехали с молодым князем Лобановым и бароном Сердобиным к Нарышкиным на дачу. Князь сказал нам, что у Меншикова отнялись руки и ноги и он едет в Россию лечиться, и мы жалели бедного Николашу. На другой вечер мы говорили об одной комедии, в которой нам недостает актера играть старого подагрика, и я сказала, что Меншиков во что бы то ни стало должен приехать в Полтаву, чтобы играть эту роль. Едва я это проговорила, как прибежала Федосья и закричала: «Батюшка мой, князь Николай Сергеевич приехали!» Мы думали, что его принесут к нам, но вот уже он стоял весь цветущий, как роза, перед нашими глазами – ах, великий Боже, как рады мы были видеть его таким. Он поправился в путешествии, конечно, не совсем. Он едет полечиться в Ахтырку, потому что там хороший доктор, который делает чудеса. Ахтырка в 90 верстах от Полтавы; он хотел к нам приезжать каждые две недели, но теперь мы получили от него письмо, что он едет в Москву, потому что доктор ему это посоветовал. Через несколько дней после него нас навестила Пащенко, которая живет от нас в 60 верстах, в Полтаве, и пробыла у нас четыре дня. Семья Кованько приехала из Петербурга; они проживут здесь месяц, да еще Денисьева была у нас эти дни. Недавно мы познакомились с двумя дамами: одна – полковница Гроссман и полковница Штемпель со своей дочкой. От Гельмерсена и Бервица мы получили письма.
6-го
Я совсем больна от страху, который мы перенесли вчера вечером. Майорша Савельева пришла к вечеру к нам, мы много смеялись, играли и после этого веселья пошли ужинать. Вдруг у бедной майорши сделался припадок. В это время я еще играла на гитаре в другой комнате. Катя позвала меня, чтобы посмотреть на бедную женщину, она была вся покрыта, и я слышала только ее стоны. Моя женщина, Катерина, сказала мне: «Не смотрите барыне в лицо, вы можете сами получить болезнь». После этого разговора мне пришла в голову глупая мысль: «Боже! Какое бы было несчастье получить эту болезнь! Что сказал бы Бер-виц?» В ту же минуту мне сделалось худо, и я упала без сознания и, должно быть, долго пролежала в обморок, а когда пришла в себя, то очень удивилась, что лежу на полу и все кругом плачут. Меня вытерли уксусом, и мое первое было: «Дайте мне поцеловать Ахтырскую Божью Матерь!» Меня положили на постель; однако я не могла спать целую ночь, так как при падении сильно ушибла правую руку. После меня заболела Катя К...
8-го
Вчера мы были в немецкой церкви; к обеду была полковница Гроссман, а после стола – полковница Штемпель со своей дочерью. Сегодня я опять совсем здорова.
11-го
Мы были целый день в Диканьке, и нам было очень весело.
В 11 часов вечера поехали домой, так весело и мило. Ваксель был тоже там, и мы вернулись домой вместе. 20-го Нарышкины уезжают в Петербург, а сестра едет послезавтра в Харьков и пробудет там две недели. Марья Яковлевна просила сестру ехать на Ахтырку, чтобы еще раз быть у нее. Сестра обещала, если это составит небольшой крюк, то все непременно приедем и будем там ночевать, она хотела сводить нас в монастырь, устроить нам фейерверк, а на другой день сестра должна ехать в Харьков, а остальные – в Полтаву. Сейчас был молодой князь с бароном Сердобиным; они сказали, что если сестра поедет на Ахтырку, то сделает 100 верст крюку. Сегодня мы были в кочубеевском саду, пили там чай; губернатор Тутолмин был также.
13-го
Вчера после обеда был Магденко из Харькова; они едут в Ахтырку и уверяли сестру, что если она поедет в Харьков на Ахтырку, то проедет только 40 верст крюку. Сестра едет на своих лошадях, а мы должны до Диканьки ехать на почтовых. Лошади были поданы сегодня на нашем дворе, но я решила послать посоветоваться для спокойствия, сколько придется сделать крюку. Оказывается, что Магденко ошиблись: пришлось бы сделать крюку 80 верст. Почтовые лошади были отосланы, и сестра поедет прямо в Харьков, а мы остаемся дома. У нас полковница Гроссман и полковница Штемпель со своей дочерью и Фраполи.
13-го
Вчера, совсем рано, пришли Фраполи. Я лежала еще в постели. Штемпель прислала мне вкусные крендели к любимому моему кофе. Едва мы отпили, как услышали колокольчик; это был наш белый майор, иначе говоря, полковник Таптыков; он привез письмо от нашего старика. Марья Матвеевна пришла к обеду и осталась до 10 часов вечера, а после обеда пришел молодой князь, который был, как всегда, долго у нас. К вечеру Таптыков поехал в большой дождь домой; он был на дрожках, взял у Кирилы солдатскую шинель, и мы смеялись до упаду. Катя Рейнхард со среды лежит больная в постели. Вчера вечером мы играли втроем в бостон – Марья Матвеевна, я и мать. Эту ночь я видела во сне сестру и Бервица, ссорилась с ним и очень плакала – обозначает радость.
5-го июня
Молодой князь Лобанов был сейчас у нас. Он приехал сегодня утром, и я думала, что это князь Меншиков в своем новом мундире, так как у них есть сходство. Маленькие усы ему очень идут; он был у нас до вечера, я ему сказала, что мы очень скучаем. «Но скажите же мне, чего бы вы хотели, – ответствовал он, – бал, спектакль? Я устрою все, что вы пожелаете». Я его отблагодарила – балов не люблю.
6-го
Госпожа Мелин и госпожа Фраполи со своим сыном были вчера весь вечер; мы много смеялись, что очень редко у нас с некоторого времени. Теперь я читаю с детьми. Модест переводит довольно хорошо, Констанция очень ленива. От нашей соседки, вдовы одного полковника, я часто получаю прекрасные книги.
7-го вечером
Ах какой великолепный вечер! Мы гуляли до сих пор. Я начинаю разговаривать по-итальянски с госпожой Фраполи, надеюсь быстро успеть. Эта добрая и любезная женщина каждый вечер приходит к нам, и мы проводим время довольно весело. Барон Сердобин приехал – милый молодой человек. Говорят, что он незаконный сын князя Куракина и очень хорошо воспитан. Екатерина Рейнхард больна, у меня болит грудь. Поздно...
Варенька хочет спать. Катерина мне принесла воды для умывания.
9-го
Сегодня утром мы получили письмо от моего дорогого брата Мориса; он нам посылает изображение Святой Девы Ахтырской, для меня и детей.
10-го
Моя сестра и майорша, которая живет на нашем дворе, варят варенье. Она гречанка, добрая женщина. Всю ночь шел дождь, а теперь погода прекрасная – мы поедем кататься в коляске.
Говорят, что чума в Елизаветграде; если это верно, мы не останемся здесь, это слишком близко и опасно. Первый раз я заметила на портрете Меншикова пороховницу.
Мне очень грустно уже три дня и без причины, я с нетерпением жду вечера, чтобы можно было идти в свою комнату и заснуть. Здесь говорят, что уже мир, но я не верю.
18-го
Какая ужасная новость, которую я услыхала: коляска молодого князя сломалась около его дома, при возвращении из Лубнов; он ударился о фонарь и рассек нижнюю губу. К счастью, это было возле дома его отца, тот послал за доктором, который зашил губу. Молодой князь находился в бессознательном состоянии во время операции.
19-го
Молодой князь прислал за некоторыми книгами и велел нам передать, что он поправится через 10 дней. Я буду очень довольна видеть его в добром здоровье.
24-го июня
Мы были вчера в саду графа Разумовского до 11 часов вечера и ужинали среди сада. О, какое невыразимое удовольствие! Мы делали венки, надевали их на наши головы и потом танцевали кадриль. В Ливонии 23 июня плетут венки и кладут их на ночь под подушку, чтобы увидать во сне суженого. Я видела моего брата Бервица и будто он взял мой венок.
Таптыков у нас и также генерал Белуха; говорят о чуме. Генерал советует уезжать. Очень плохая погода.
25-го
Губернатор был сейчас у нас, он сообщил нам приятную новость: Бонапарт убит в своем кабинете генералом Дюкре. Если эта новость верна, у нас скоро будет мир.
Молодой князь у нас с бароном Сердобиным; его рана почти незаметна. Сегодня в первый раз он вышел из дому. Бедный князь, как он побледнел и похудел.
12-го июля
Послезавтра мы поедем к госпоже Нарышкиной в деревню с молодым князем и бароном Сердобиным. Они сегодня были у нас. Барон, красивый молодой человек, рисует мой портрет. Моя сестра говорит, что она подарит этот портрет моему будущему мужу; но кто мой будущий муж?..
Я столько рисовала сегодня, что у меня болят глаза, теперь я пойду играть на клавесинах. Моя сестра очень грустит. Вот три месяца, как мы не имеем известий из армии.
1-го августа
Меншиков провел пять дней в Полтаве. Мы были очень удивлены, когда увидали его здоровым, потому что за день до его приезда нам сказали, что он очень болен. Милый Николай, как мы его любим! 8-го Моя сестра едет на ярмарку в Харьков, а я останусь. Вчера мы получили письмо от г-на Dee; он нашел нам двух гувернанток; одна замужем, а другая – барышня, говорит по-английски и по-немецки и очень учена.
Модест и Констанция [По всей вероятности, под именем Констанции (Constance) подразумевается Вера Дмитриевна, в замужестве Сапожникова] ходят заниматься каждый день к немецкому пастору.
Полтава, 19-го августа, 1813 г.
Нарышкин уже в городе, уехал к Белухе. Вчера после обеда был Шплицтессер, госпожа Фрапо-ли, майорша, а к вечеру – полковница Бекер со своей дочерью. Я показала ей свой портрет, а также и другие, и когда они увидели портрет Оси, то сказали: «Ах, это капитан Налетов, который у нас в Мюнке бывал каждый день», – и были очень рады. Весь вечер мы играли в бостон с майоршей. Мелин писал, что наш старик опять у Барклая, а Яшвиль опасно болен. Катрина отправилась с платьем и бельем к Вере. Только что был почтальон, принес письмо от сестры из Харькова и полный мешок фруктов. Сейчас у нас Гроссман, Марья Матвеевна и семейство Фраполи, мы угощаем их фруктами.
20-го
Прибыли оба графа Ламберт [Графы Ламберт: Карл Осипович (1773 – 1843), вступил в русскую службу в 1793 г., генерал от кавалерии, и брат его Генрих Осипович (1778 – 18??) вступил в русскую службу майором, впоследствии был сенатором]; они живут у Белухи. Сегодня утром мы опять получили письмо из Харькова. Сестра пишет, что Муратов загрустил, когда узнал, что я осталась в Полтаве, а жена стала громко смеяться: «А ты было уж обрадовался слушать пение, эх, брат!» – и все страшно дразнила его мною. К обеду были Гроссман и Дашенька, а к вечеру приехала попадья с Верой и всеми детьми; она была недолго, отправилась к Зак, а дети остались. Я играла на рояле, и дети танцевали до тех пор, пока попадья не вернулась и не взяла их домой, семеро в одну коляску.
22-го
Вчера после обеда были Кованько и с ними одна родственница, имя которой я позабыла. Я должна была петь, между тем как нежные супруги беспрестанно целовались. Он сказал мне, что граф Ламберт едет в армию, и я отдала ему письмо к старику, которое сестра оставила и просила, чтобы он его передал графу. Как я радовалась, что могла отослать письмо! Госпожа Кованько послала за Марьей Матвеевной и ее взрослой дочерью, которая сейчас же пришла. После Кованько и мы пошли пройтись до угла и встретили губернатора, который слез с дрожек и пошел с нами. Я сказала ему, что у меня к нему есть письмо от старого папы, но не знаю, как переслать. Весь вечер мы играли в бостон: майорша, Марья Матвеевна, я и мать. Вчера и сегодня очень холодно. Катя хорошо спала ночью.
1-го сентября
В Александров день был бал в казенном саду. Князь давал его. Молодой князь тоже был именинник. Сад был иллюминован. Сначала пускали фейерверк, потом мы танцевали в загородном доме. Старый князь был очень весел, губернатор все время танцевал со мной и был как репей на шее. Мы кушали в палатке, и старый князь, услыхав, что я очень люблю фрукты, пообещал мне часто их посылать, так как он получает с дачи самые лучшие. Начало светать, когда мы пришли домой. От Меншикова мы получили письмо: он пишет, что посылает мне образ и вилочку на память, но до сих пор я ничего не получила. Сейчас мне принесли целое блюдо бергамотов от г-жи Кочубей.
3-го
Вчера вечером был у нас Юшкевич – брат генерала; я едва его узнала: он был болен в Сорочинцах и теперь едет опять в армию. Мы с ним написали Гельмерсену, С. и брату Морису. Катя Рейнхард все еще больна. Сестра давно вернулась из Харькова. Ей сказали, что невозможно, чтобы Бервиц на мне женился, потому что он всем поклялся, что никогда не женится, хоть бы то была сама Екатерина Павловна. Так как сестра в Харькове много накупила, то из-за этого бедные женщины мучаются. Вчера губернатор прислал мне очень много прекрасных груш, а сегодня совсем рано старый князь – винограду и просил сказать, что он через час едет в Кременчуг. Что меня особенно печалит, это то, что мы от Мориса не получаем писем.
6- го
Вчера был Шплицтессер. Я рисую очень красивую голову с Рафаэля. Вечером мы были в церкви, – из церкви поехали к генеральше Кочубей; меж тем губернатор был у нас и к вечеру пришел опять и пробыл очень долго. Я должна была написать имена детей майорши. «О, какой у вас министерский почерк!» Марья Матвеевна сегодня рано утром поехала в Ахтырку. Теперь мы варим варенье.
7-го
Сейчас получили письмо от Бервица; он пишет, что скоро будет в Петербурге и также у нас. Это известие для нас необычайно приятно. Бервиц, должно быть, все еще распевает «На что богатство» – доказательство, что он меня еще не забыл. Я страстно жду от него письма.
Вечер 9 час
Полковник Штемпель с семейством и молодой князь были теперь у нас; молодой князь прибыл сегодня из имения княгини.
Полтава, 10-го ноября 1813
Завтра мы приглашены на свадьбу: наш молодой сосед Лизавицкий женится на одной барышне- помещице. Две недели тому назад выходила замуж барышня Захновская, на ее свадьбе увидел Лизавицкий свою теперешнюю невесту в первый раз; она была уже обручена с одним молодым греком, Кондура, лучшим другом Лизавицкого. И вот из чистой дружбы берет он у Кондуры его невесту. Кондура уехал на короткое время; теперь, когда он услыхал, что невеста изменила, он не хочет более возвращаться. Завтра мы едем на свадьбу – Бог знает, как мы туда попадем: нужно съезжать с горы на крутой берег, а там так грязно, что волы не могут подняться. Сегодня мы были у Кочубей, она поедет с нами: каково ей, бедной, ведь Лизавицкий был ее возлюбленным. Молодая княгиня уже давно приехала из Петербурга, и сегодня мы были у нее и обедали у старого князя. Старый князь очень веселый милый человек; у меня нечаянно свалилась перчатка, я этого не заметила, так как болтала и смеялась с молодой княгиней. Вдруг вижу старого князя у моих ног: «Не удалось вам, Катерина Васильевна: вы нарочно перчатку уронили, чтоб молодой князь поднял ее, ан нет, старый князь проворнее». Это действительно верно. Молодые поляки – адъютанты Заиончика [Заиончек, польский генерал, впоследствии наместник Царства Польского, возведенный императором Александром I в княжеское достоинство] – бывают часто у нас; одного зовут Альберт Гржимало, а другого – Людвиг Леманский, французы называют первого Гримальди, и мы также; он прекрасно играет на скрипке; любезный, кроткий мальчик, а другой – веселый шалун.
12-го вечером
Вчера мы были на обеде на крутом берегу. Было много гостей и после обеда танцевали. Просили нас остаться на ночь, но мы поехали в 6 часов домой; дорога была так плоха, что каждую минуту мы думали, что нас опрокинет. Кочубей была долго у нас и хотела казаться веселой; она рассказывала, что хотя муж ее не любит, но все-таки ревнует: он сказал ей, чтобы она захватила на свадьбу спирту, если надумает падать в обморок.
Сейчас были молодые супруги и попросили нас к обеду и также к вечеру. Какое хохлацкое обыкновение! Это прямо комичная пара: ему 19 лет и ей также, и оба так малы, как куропатки. Марья Матвеевна и Пульев играют в бостон.
14-го
Ну, целый день мы пировали вчера, но к обеду из гостей были только княгини и мы, но много мужчин. После обеда мы поехали все домой, а в 9 часов опять приехали туда и танцевали до 2-х часов утра. Губернатор злится на меня, потому что думает, что я его дурачу. Некая девица Руновская была на балу – хорошенькая девушка, но очень глупа и невоспитанна. Хотя она и богата, но ее мало знают в городе, потому что она всегда в деревне. Я еще познакомилась с ней на свадьбе и смеялась до упаду, когда она танцевала. Губернатор не был на свадьбе, но вчера я показала ему Руновскую. «Посмотрите, какая хорошенькая да нарядная; ее никто здесь не знает, но она так хорошо танцует, что загляденье», – шутила я, он принял это всерьез. После еще, когда я танцевала с ним, он сказал: «Однако наша танцорка славная все еще не танцует». – «Да ее никто не знает, – ответила я, – и потому не берут танцевать». – «Ну так я ее возьму», – промолвил губернатор. Тут я испугалась, но не хотела все-таки подать виду, и пошла скорее к одному знакомому, и попросила его, чтоб он с Руновской протанцевал. Он пригласил ее очень неохотно, а губернатор, подойдя и увидя, как она танцует, пришел ко мне и промолвил: «Мадемуазель, вы злая, право, вы презлая!» Я чуть не померла со смеху, а он, проказник, весь вечер от меня не отставал. После ужина молодой и старый князь на сей счет изрядно посмеялись: «Поздравляю вас с победой – это действительно что-то редкое!»
20-го
Сегодня был Гримальди, и я сказала ему, что он должен 24-го прийти на мои именины и что прошлый год все приехали на санях. Он обещал в этом году также на санках, хотя бы даже была грязь. Из армии мы давно не имеем известий.
25-го
Вчера целый день у нас было очень много гостей, дети принесли мне много подарков, Гримальди прислал пирамиду со мной вензелем, а старый князь – два больших свертка яблочной пастилы с надписью: «Пирожок имениннице». Я написала ему следующее: «Память Вашего Сиятельства обо мне обязывает навсегда преданнейшую из Катерин». Белуха пожелал мне много счастья и много меня целовал, молодая княгиня была также, словом, все наши знакомые. Мы играли в фанты и танцевали. Гримальди танцует очень хорошо, в особенности мазурку.
Поляки каждый день у нас; я пою, а он аккомпанирует на скрипке. Большой поляк рассказывал сестре, что Гримальди был в Варшаве влюблен и его возлюбленная умерла, он был в отчаянии и хотел застрелиться, выкопал свою возлюбленную из могилы, так что едва могли ее у него отнять. Мы теперь опять боимся, потому что, по-видимому, ему очень уж нравится панна Катарина, и он сказал: «Я не знаю, что со мной делается, четыре года как умерла моя невеста; я был в Париже, Вене, Варшаве и не хотел видеть ни одной девицы, а теперь в Полтаве я не могу часа усидеть дома: что-то меня сюда тянет». Вот несколько дней как он грустит, просит... и я должна его пожалеть, так как большего он не смеет требовать, а лишь все твердит, что от этого зависит его жизнь. Я смеюсь, и это делает его надолго сердитым. Филиппка Бервиц насмешил меня: он всегда торчит у дверей, когда Гримальди здесь, и сердится, когда тот сидит возле меня. Вот верный-то слуга! Сестра сказала длинному поляку – так зовем мы Леманского, – что я невеста, и показала ему портрет Бервица.
5-го
Вчера вечером я была в церкви, оттуда мы пошли к одной имениннице, Варваре Рутышевой, после обеда мы были опять у другой, у полковницы Штемпель, а на вечер – у попадьи.
Полтава 5-го декабря 1813
Воскресенье было у нас необычайно оживленно; в субботу приехала Мещерская с дочерью из Харькова. К обеду были полковник Пульев, Шплицтессер, перед обедом – адъютант Заиончека; он прислал поблагодарить за письмо, которое ему переслала сестра через князя. Он весьма красивый молодой человек, но поляк. От Менши-кова мы получили письмо; он пишет: «К Екатерине Васильевне не пишу, боясь наскучить», – значит, опять надулся. От матери Бервица мы часто получаем письма. В воскресенье вечером был священник, с женой и всеми детьми. Они танцевали и играли комедию. Сегодня был опять адъютант Заиончека и принес письма, которые он просит через Г. послать родственникам его генерала, а чтобы сестра ничего не опасалась, они не запечатаны. Некоторые написаны по-французски, я только что прочитала; между прочим, генерал пишет одной даме, что его адъютант вернулся домой от генеральши Резвой и в восхищении от ее доброты и приветливости, а меня нашел премилой, а в особенности мою маленькую ножку, которая достойна удивления. Сегодня я его не видела...
Тут обрывается дневник Катерины Васильевны, и с ним прекращаются и эти милые, смешные страницы провинциального романа. Катерина Васильевна прожила еще долгих пятьдесят шесть лет, постепенно старилась, замуж не вышла, и один за одним уходили ее поклонники: Гельмерсен, Бервиц, Николаша Меншиков и адъютант Заиончека, который восхищался ее прекрасной ножкой. С портрета, висящего в красной гостиной Мариенгофа, глядят на нас строгие, но добрые глаза начинающей стариться женщины. Так незаметно прошла ее жизнь, и что же осталось от душистых страниц, ее юности, кроме нескольких строк, написанных девичьей рукой?
Катерина Васильевна, госпожа Фраполи с семейством, «капельмейстер-итальянец со страшно длинным носом», несчастный господин Бервиц и «добрый господин Таптыков» – все вы жили, радовались, печаловались, мечтали и любили. Все вы, маленькие и большие, значительные и незначительные, думали ли вы, что когда-нибудь будут читать вашу жизнь? Я, надеюсь, не оскорбил ее. Я позволил себе развернуть страницы вашего маленького существования, которое нас теперь так занимает. Белая простая бумага и простые чернила, которыми, скрипя, наносило ваше гусиное перо ваши слова и мысли, быть может, казались прежде ненужными и незначительными. Но нам они нужны, нужны потому, что у нас слишком мало своей личной, наивной жизни. Простите меня, если я позволил себе к вам вторгнуться.
ПРИМЕЧАНИЯ [Публикуются по тексту, напечатанному в журнале «Старые годы». 1913. Апрель. С. 3 – 30.]
1 По семейным документам и преданиям Д. М. Резвого (1912).
2 К сожалению, несмотря на эти записи, очень трудно разобраться в этой коллекции более 49 nature morte'oв, быть может, и потому, что история «зверописи», в сущности, до сих пор еще мало исследована. Так, несмотря на самые тщательные розыски в разных словарях, нам не удалось найти ни де Вриндта (на рамке стоит «Дебридт»), ни Фергювена, ни Габриэлэ Романо. Кроме упомянутых в тексте, в Мариенгофе имеются nature morte'bi еще со следующими подписями: «№ 3. О. Фридерих. В Дрездене. 1813 г.»; «№ 6. В Гамбурге. 1814 г.», на картине подпись мастера: «S. С. f. 1655», а на обороте – «Louis Koniks»; убитый орел «Оригинал Г. Эфф. В Гамбурге 1815 г.»; зимородорок «№ 12. Тишбейн в Этине 1815 г.» и его же олени, перепел и баран; Гроот (см. воспроизведение); «№ 30. Гандуиус в Гамбурге»; «№ 26. Ван дер Боргле. Подарок А. А. Майкова в Гамбурге 1815 г.»; «№ 39. Брадши в Гамбурге 1815 г.»; «Верникс. Подарок А. Н. Пушкина 1815 г.»; шесть картин (птицы) Бейка (на одной из них – «Петухи» – подпись: «I. S. Bevk f. 1764»); «№ 24 Фейт. Подарок Бегунова. 1815 г. в Любеке».
3 Оба портрета были на Елизаветинской выставке в 1912 г. (Выставка – «Ломоносов и Елизаветинское время», проходившая в залах Академии художеств)
4 Оба портрета воспроизведены как работа Левицкого.
См.: Дягилев С. П. Русская живопись XVIII века. Д. Г. Левицкий. СПб., 1902. Однако, на мой взгляд, второй портрет вряд ли его кисти и гораздо ближе к произведениям Рокотова. Особенно характерна для этого художника живопись волос, выражение глаз и немного «грязная» живопись платья и кружев.
5 Все эти сведения, равно как и биографические данные, заимствованы из: Николай Михайлович, вел. кн. Русские портреты XVIII – XIX столетий. Т. 4. СПб., 1908. Табл. 97, 99 и 100.
6 См. воспроизведение. По всем вероятиям, это крепостная работа первых годов XIX века.
7 Семья Резвых была в дружеских и родственных отношениях со многими лицами из художественного мира. Модест Дмитриевич Резвой, – первый секретарь Общества поощрения художеств, музыкант и поэт, был отличным литографом (работы его имеются в Эрмитаже) и оставил целый ряд портретов своей семьи и близких. Сестра его Вера была замужем за известным художником Андреем Петровичем Сапожниковым, автором «Похождений Виол д'Амура». В семье имеются также миниатюры К. Берне, Кордика, портрет Моллера, рисунки Басина, замечательные английские гравюры и пр.
ЗАБЫТЫЕ МОГИЛЫ
Нигде не гибнет столько произведений искусства, как в России. Памятники художественной старины, последние остатки былой красоты исчезают бесследно, и никто не поддержит того, что некогда составляло предмет восхищения современников. В этом отношении судьба наших кладбищ особенно плачевна.
Запущенные, забытые памятники петербургских кладбищ доживают свои последние дни, и если теперь же о них не вспомнят, то через несколько лет все то немногое, что осталось от красивого прошлого нашей жизни, все это будет только одним воспоминанием. Осенние дожди, злые зимние морозы – вместе с нашими вандалами – окончательно изгладят из памяти имена умерших и работы тех немногих русских скульпторов XVIII века, которые еще так мало исследованы. Жутко смотреть на запустение петербургских кладбищ, где похоронено столько замечательных людей, где еще сохранились памятники Козловского, Мартоса, Рашетта и Демут-Малиновского.
Куракины, Строгановы и Урусовы забыли про своих предков; они не хотят поддержать те памятники истории и искусства, которые близки к разрушению или, как памятник Строгановой, работы Козловского, уже наполовину погибли. Академия художеств, которая издает какие-то памятники сербской архитектуры [1], не хочет знать того, что гибнут произведения тех художников, которые когда-то были гордостью той же Академии.
Какой насмешкой кажется надпись на могиле Козловского: «Под камнем сим лежит ревнитель Фидиев, российской боанорот». Памятник над этой могилой, работы Демута, весь покосился, мраморный барельеф выветрился. Как немного при самой маленькой любви к памяти покойного стоило бы поддержать эту гробницу. Памятник Е. С. Куракиной – лучшее произведение Мартоса – осенью и зимой даже не закрывается, и надо думать, и этот памятник погибнет. Еще в худшем виде памятники Строгановой, Завадовского, Державиной и множество других интересных произведений русской скульптуры. Многие памятники в таком ужасном виде, что нет решительно никакой возможности восстановить, ни кому они поставлены, ни кто автор их. Все прошлое нашего искусства сравнительно так близко от нас, что прямо ужасно подумать, что, благодаря полному отсутствию интереса к нему, история его почти совсем не может быть восстановлена.
Но, несмотря на запустение, на некоторых кладбищах Петербурга, а особенно на самом старом из них – Лазаревском, еще сохранились некоторые произведения русских скульпторов. С основания Петербурга [2] здесь хоронили многих замечательных людей, и естественно, что здесь встречается наибольшее количество интересных памятников. Среди мастеров, исполнявших надгробные украшения в виде статуй и барельефов, первое место занимает Иван Петрович Мартос (1752 – 1835). Произведения этого талантливого и плодовитого скульптора еще так мало исследованы, что надгробные памятники, исполненные им, являются ценным материалом для характеристики этого художника.
На Лазаревском кладбище случайно находится множество его работ. Самым ранним произведением среди них надо считать памятник графу Никите Ивановичу Панину в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. Памятник исполнен из мрамора в виде двух фигур старца и юноши, стоящих подле бюста Панина. Это произведение Мартоса [3] неприятно разнится от других работ его – неуклюжестью фигур, лишенных той грации, которая так характерна во всех работах Мартоса [4]. Другое произведение его – чудесный памятник княгини Елены Степановны Куракиной (1735 – 1768) – должно занимать выдающееся место среди всех его созданий. Плавная нежность формы, трагическое движение плачущей фигуры над гробом Куракиной и красота силуэта всей скульптурной массы делают из этого памятника одно из лучших произведений русского ваяния XVIII века. Чекалевский [5] так пишет об этом памятнике: «Благочестие в виде женщины, имея при себе кадильницу и облокотившись на медальон, представляющий изображение покойной княгини, оплакивает ее кончину. Сия статуя поставлена на подножии, на котором представлены в барельефе два ее сына, соорудившие эту гробницу в память их матери». Изображение этих двух сыновей «бриллиантового князя», Александра Борисовича и его брата Алексея, представляет их в виде двух героических фигур, высеченных в мраморе. Надпись на гробнице указывает и на время ее исполнения:
«Сей памятник воздвигнут княгине Елене Степановне Куракиной как почтенной, чадолюбивой и добродетельной матери любовью, почтением и благодарностью к ней двух ее сыновей князя Александра Борисовича и князя Алексея Борисовича Куракиных 1792 года». К этому же 1792 году относится и другое замечательное произведение Мартоса – надгробный памятник заводчику А. Ф. Турчанинову, умершему в 1787 году 83 лет [6]. Две бронзовые фигуры поддерживают бюст Турчанинова, стоящий на пьедестале, украшенном барельефами и гербом покойного. Прекрасная непринужденность движений и нежная грация стоящей женской фигуры характерны для Мартоса. Существует указание, что в 1787 году другому талантливому русскому скульптору Прокофьеву был также заказан надгробный памятник только что умершему Турчанинову [7], но надо полагать, что произведение это почему-либо не удовлетворило заказчиков. На том же Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры, недалеко от памятников Куракиной и Турчанинова, находится еще одно красивое произведение Мартоса – бронзовая статуя княгини Елизаветы Ивановны Гагариной (1773 – 1803) , урожденной Балабиной, относящаяся к более позднему периоду деятельности художника [8]. Следует заметить, что работы Мартоса, несмотря на их выдающиеся достоинства – замечательное понимание форм и грации движений, – страдают некоторым классическим однообразием, столь понятным в последователе Кановы и ученике Менгса. «Cet artiste, – писал про Мартоса Реймерс, – dont les talents meritent d'ailleurs tant
d'égards, se repete peut-etre quelques fois. II finit jusqu'a l'excés; son ouvrage prend ainsi un air
léché et devient froid. Ce parfait poli de ses esquesses fait trop ressembler une production
à un ornement de cabinet; cela flatte sans doute de grand nombre, mais ne satisfait pas le connoisseur» [Сей художник, талант которого вызывает выражение, иногда бывает не оригинален. Он заканчивает свой труд, бывает, чересчур рано, то есть оказывается результат, вид его труда кажется холодным, не проникнутым чувством. Завершенный, гладкий набросок кажется кабинетной декорацией – это, без сомнения, польстит великому множеству господ, но не удовлетворит знатока (фр.)] [9]. Так писал один из современников Мартоса, несколько строго относясь к талантливому скульптору.
Но не один Мартос украшал своими произведениями могилы умерших. Современник его, датский скульптор Dominique Rachette (1744 – 1809), почти всю свою жизнь проведший в России и переименованный у нас в Якова Ивановича, также оставил образцы своего таланта на одном из петербургских кладбищ. Находящийся в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры памятник канцлеру Безбородко – одна из замечательнейших работ Рашетта. Бронзовый бюст Безбородко стоит на мраморном пьедестале. У подножия его помещены две бронзовые фигуры гениев, один из них освещает светильником надпись, высвеченную под бюстом: «Родился 1744 года 17-го марта скончался 1799 года 6-го марта». Сзади фигуры гения лежит груда книг и виден петух. С другой стороны пьедестала стоит гений и одной рукой закрывает глаза, а другой опирается о колонну. Сзади бюста гений мира держит в левой руке масличную ветвь, а правой указывает на бюст Безбородко. Красивая группа эта была исполнена по рисунку друга Безбородко, известного Н. А. Львова, Рашеттом в 1801 году, и с нее была исполнена Саундерсом гравюра [10]; надпись, находящаяся на гравюре, объясняет аллегорию: «Скромные добродетели: Трудолюбие и Ревность (Lahore et Zelo), составляющие девиз герба светлейшего князя Безбородко, украшают и надгробный его монумент, и когда Трудолюбие светильник жизни представляет уже погасающим, тогда Ревность к службе отечества старается извлечь последнюю каплю елея, дабы возродить благотворное пламя. Между тем тихий гений мира, венчающий образ подвижника, показывает масличную ветвь, которою Великая Екатерина ознаменовала и важность дела и заслуги миротворителя». Памятник был заказан братом канцлера графом Ильей Андреевичем [11], в 1805 году закончен, и исполнение его обошлось в 15 000 рублей [12]. Терещенко в 1837 году так описывает этот памятник: «Гений с левой стороны освещает хартии и указывает на слова «Мир с турками в 1791 году»...» У подножия мавзолея изображен орел с опущенными крыльями и княжеский щит со словами: «Lahore et Zelo». Вокруг памятника еще в 1881 году существовала прекрасная решетка14, но в настоящее время ни фигуры орла, ни надписи, ни решетки не существует. Быть может, через несколько лет не будет уже и самого памятника. Памятник стоит в темной комнате, весь запылен и заставлен какими-то ящиками. Грустно смотреть на то запустение, в котором теперь это прекрасное произведение Рашетта, и пренебрежение памяти того, на смерть которого была написана Державиным эпитафия:
За сердце и за ум
Он был почтен двумя царями.
Любим, осетован друзьями,
Не погребальный блеск, не звук ему хвала, –
Дела! [15]
Произведения другого талантливого скульптора Козловского (1753 – 1802) также встречаются на кладбище Александро-Невской лавры. Бюст митрополита Гавриила (1791) в Троицком соборе, и особенно интересный барельеф над могилой Мелиссино (1800) в Лазаревской церкви, и группа над могилой Строгановой (1802) на Лазаревском кладбище – все это прекрасные образцы русской скульптуры XVIII века. Могила баронессы Строгановой находится в ужасном виде. Руки и носы прекрасных мраморных фигур отбиты, бронзовые украшения частью уже уничтожены, и все это чудесное произведение Козловского доживает последние дни. Если потомки Строгановой не позаботятся теперь же о сохранении памятника, то через несколько лет от него не останется и следа. Грустно читать трогательную надпись на могиле: «Здесь соединены два любовные праха баронесс Софьи Александровны Строгановой, урожденной княжны Урусовой, супруги гофмаршала действительного камергера и орденов св. Иоанна Иерусалимского Командора барона Александра Сергеевича Строганова, родившейся 20 августа 1779 года, скончавшейся 26 апреля чрез 6 дней по рождении дочери баронессы Веры, последовавшей за матерью 3 мая 1801 года, а сей печальный памятник соорудил на 72 году от своего рождения генерал-майор князь Александр Васильевич Урусов, лишившийся единственной дочери и внука своих на сем месте покоющихся, коих оплакивает с ним и супруга его княгиня Анна Андреевна Урусова». Надпись трудно разобрать, так как весь памятник покрыт плесенью.
Не только памятники работы Козловского, но и могила его самого находится в запустении. На Смоленском кладбище, где лежит тело Козловского, поставлен небольшой красивый памятник, исполненный Демут-Малиновским. В архивах Академии художеств еще сохранились некоторые документы об исполнении Демутом этого надгробного монумента. За 1802 год имеется дело «О сооружении надгробного памятника в уважение оказанных Академии и Отечеству заслуг покойного господина профессора Козловского». Вот это дело: «Императорской Академии художеств в почтенный совет от президента оной действительного тайного советника, сенатора, обер-камергера и кавалера.
Предложение
Изъявляя признательность мою к достоинствам и дарованиям покойного господина профессора скульптуры Козловского, который изящными многими своими произведениями отличался во все время службы своей при Академии и немалую приносил ей честь, почитаю за нужное во уважение оказанных им Отечеству и Академии заслуг соорудить над гробом его памятник; почему сим Совету предлагаю дать воспитанникам скульптурного и архитектурного классов программу, которую бы изобразили они соответственно способностям и добродетелям своего учителя чувства свои. И как тело его погребено в месте, не имеющем довольной стражи, для уверения, что памятник сей навсегда останется безвреден от руки похитителя, то в рассуждении сего объяснить воспитанникам, что они мысли свои располагали более в изображении чувств душевных, нежели в представлении пышных и великолепных; то есть таким образом, чтоб предметы, качества его изображающие, были не столь огромны и не представляли бы фигур отдельных. Тот, кто лучше исполнит, получит золотую медаль» [16]. Лучше всех других «изражение своих чувств душевных в память к добродетелям своего учителя» исполнил Демут-Малиновский, за что он и был награжден первою золотою медалью [17].
Современник Козловского И. А. Акимов, на двенадцать лет переживший его, писал после его смерти: «Прилежностью и стремительным соревнованием бывшими в одно с ним время художниками достиг он до отличной славы. Он был смел в своих произведениях, и множество работ доказывают отважность его в предприятиях, совершенных им в короткое время. Основание рисунка знал он как скульптор весьма твердо; отчего по профессорской должности во многом был полезен для обучающихся при Академии и не скоро, может быть, заменен будет» [18].
На могиле Козловского памятник украшен с одной стороны аллегорическим изображением гения скульптуры, с другой – барельефным портретом Козловского, единственным дошедшим до нас его изображением [19]. Говоря о Козловском, нельзя не упомянуть о другом скульпторе XVIII века – Гордееве. К сожалению, даже те немногие произведения, которые были им исполнены, не дошли до нас. Так исчез бесследно монумент над могилой фельдмаршала князя А. М. Голицына работы Гордеева, монумент, прежде находившийся в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры [20].
Другому не менее редкому скульптору – Крылову (1786 – 1846) – приписывается на Лазаревском кладбище памятник графине Прасковье Андреевне Потемкиной [21]. Однако по композиции он скорее напоминает Мартоса и, быть может, исполнен Крыловым по его рисунку. Этот мраморный ионический храм украшен отличными барельефами, изображающими разлуку матери с детьми и христианскую покорность женщины, которая, опираясь на Крест, символ спасения, спокойно предается Вере, изображение которой находится на противоположном ей барельефе. На памятнике находится надпись, начинающаяся словами: «Ты, Боже, еси Воскресение наше и живот. Упокой душу рабы твоея Праскевы, Христе Боже наш». Недурны медальон и аллегорическая фигура из мрамора на памятнике графа С. Н. Ягужинского, по работе несколько напоминающем екатерининского скульптора Федоса Щедрина [22]. Характерен медальон-бюст, исполненный в 1838 году Гальбергом над могилой Е. М. Олениной на Тихвинском кладбище. К сожалению, не все русские лица заказывали себе памятники русским скульпторам, многие предпочитали выписывать их из Италии или же заказывали иностранным мастерам, работавшим в России. Таковы два бронзовых, вызолоченных медальона над могилой И. И. Бецкого – один портрет его, а другой – аллегорическая композиция [23]. Оба они сходны с теми медальонами, которые были выбиты в 1772 году медальером Laeger'oM и поднесены Бецкому Сенатом [24]. Автором этих медальонов, равно как и медальона на могиле И. И. Шувалова, находящейся в той же Благовещенской церкви, – следует признать известного Лебрехта. Иностранным же скульптором I. Сат-berlin Danves исполнен в 1810 году красивый памятник князю А. М. Белосельскому, изображающий плачущее семейство князя и ангела, уносящего портрет усопшего на небо [25]. На Смоленском кладбище красив памятник Киндяковой, исполненный в Петербурге в 1826 году скульптором Павлом Гаттоцуном. Другим итальянским скульптором Трискорни выполнен бронзовый барельеф на могиле Вальтера Веенинга на Смоленском кладбище. Группа узников и фигура самого Веенинга, которых он посещает в темнице, немного резки и угловаты [26]. На тех же кладбищах находится множество и других барельефов и медальонов, исполненных более второстепенными мастерами.
Но не только произведения известных художников достойны внимания. Среди надгробных памятников старых петербургских кладбищ встречаются красивые произведения талантливых анонимных авторов XVIII и 1-й половины XIX столетий. Саркофаги и храмы с колоннами и нишами, античными вазами, гирляндами цветов и факелами, коленопреклоненные фигуры женщин и детей и другие чудесной красоты архитектурно-орнаментальные монументы. Таковы три прекрасных памятника на могилах купеческого сына Антонова и его родителей Ивана Ивановича и Анны Семеновны, характерный образец русского empire'a [27]. He менее типичны памятник Шемякину и Апайщиковой, последний со стихами:
О ближних щастии печась, сама лишенна,
Дух твой престал страдать, ты к вечности блаженна [28].
К более ранней эпохе относится характерный памятник княжны Смарагды Карловны Гики (1733 – 1818), дочери молдавского господаря, вероятно, сестры той очаровательной маркизы Зои Маруцци, которая была писана Росленом [29]. И. И. Бернулли в своих записках так говорит о княжнах Гиках: «Внимательно осмотрел я (в 1777 году) небольшое общество молодых женщин, появившихся в обыкновенном их одеянии, но прибывших из отдаленной и малоизвестной страны. Иные говорили, что они из Грузии. У них были длинные, невинные лица, чудные черные глаза, белый, отчасти желтоватый цвет лица, черные, совсем гладкие волосы, спереди связанные и через лоб висевшие, голова, покрытая чем-то вроде чепца. Их восточного богатого одеяния не могу я подробно описать» [30]. Одна из княжон Гик значится фрейлиной в придворном календаре 1799 года [31].
На Лазаревском кладбище красив памятник М. Н. Муравьеву, украшенный барельефами и портретом-медальоном покойного. Под медальоном изображена семья умершего, плачущая о его кончине. Эпитафия на памятнике гласит: «Надгробие сие поставила в достодолжную его память и благодарность к нему супруга его Екатерина [32] с малолетними сыновьями Никитою и Александром [33], с пролитием горьких слез и усердных молитв ко Всевышнему, да успокоит душу преставлявшегося в селениях своих небесных...»
Дух кроткий, честный, просвещенный,
Не мира гражданин сего
Влетел в селения священна,
Здесь друга прах почиет моего.
Интересны памятник младенцам Демидовым на Лазаревском кладбище, представляющий коленопреклоненную женскую фигуру над трупом ребенка, два храма и саркофаг Яковлевых на Смоленском кладбище, находящееся на том же кладбище горельефное изображение известного адмирала Грейга и фигура молящегося ангела на могиле девочки Грейг с эпитафией:
Et rose elle à vecu ce que vivent les roses
L'espace d'un matin... [Она жила будто роза нежным прозрачным утром (фр.).]
Красив памятник из белого мрамора над могилой секунд-майора Измайлова на Лазаревском кладбище. Тут же недалеко могила известного фаворита Екатерины – графа Петра Васильевича Завадовского. Памятник состоит из двух фигур и бюста графа, но это некогда замечательное произведение [34] в настоящее время окончательно изуродовано позднейшей реставрацией, исполненной в 1860 году Татьяной Каблуковой, дочерью Завадовского. «Другу человечества, – говорится в эпитафии, – предводительствовавшему разными делами и приобревшему колену (sic) своему графский титул». Прекрасно исполнен бронзовый медальон – портрет известного конференц-секретаря Академии художеств Петра Чекалевского, автора книги «Рассуждение о свободных художествах»:
Пришед от бытия в объятия природы,
Душою он ушед в превыспренные своды.
Пред всемогущее святое существо,
Оставя на земле земное вещество...
Так говорит надпись на его могиле [35].
Памятник графу Петру {Кирилловичу Разумовскому (1751 – 1823), сыну «благородного Кириллы Гетмана», и его жене очень красиво задуман и исполнен. Второй из них более ранней эпохи – типичный empire, саркофаг с головами сфинксов и прекрасной глубоковыразительной женской фигурой, плачущей над могилой. Характерна надпись на этой могиле: «Госпожи действительной тайной советницы, покоющейся в надежде воскресения мертвых»:
Пройдя явлений мир, земной свой путь сверша,
Гряди в свой мир существ, небесная душа.
Теки к отцу любви чрез сына примиренна,
Соцарствуй вечному, вовеки будь блаженна.
Сонаслаждайся с ним во невечерним дни,
Что сеяла ты здесь, там в радости пожни –
Так молит сирота, вдовица так взывает,
Вздыхает здесь твой друх – и слезы проливает.
Но не только внешняя красота надмогильных монументов представляет глубокий интерес; имена тех, кто погребены в могилах, и эпитафии на гробницах их – любопытные материалы для исследователей былого. Когда знаешь жизнь тех, кто лежит под этими плитами, – поражаешься тем странным сплетением обстоятельств, которое соединяет и разлучает людей. Как будто здесь собрались после смерти все те, кто когда-то составляли тесный кружок придворного общества. На маленьком пространстве старого Лазаревского кладбища погребена целая эпоха, целый мир отживших идей, почти все придворное общество Елизаветы, Екатерины и Павла. Здесь, над могилами этих людей, стоят памятники, плачущие женщины над урнами, молящиеся дети, вазы, саркофаги, дуб, сломанный грозой, – аллегорическое изображение погибшей молодой жизни. Иногда барельефные портреты погребенных лиц, иногда портреты всей семьи, друзей и близких, оплакивающих покойного. На могиле М. Б. Яковлевой [36] – красивый саркофаг белого мрамора, семь птенцов в опустевшем гнезде и их опечаленный отец оплакивают смерть матери, труп которой лежит тут же:
Вот, дети, гроб ее, – гроб матери почтенной,
Крушитеся по ней, – а я, муж, изнемог,
Источник слез моих среди тоски иссох;
Подруги нет души – нет сей главы бесценной.
О, чады сирые, кто вас к груди прижмет?
Кто в слезном сиротстве у сердца вас согреет?
Но тот, кто враговых птенцов хранить умеет,
Воззвав ее к себе, ток ваших слез утрет!
Эта наивная и трогательная эпитафия как нельзя более характерна для XVIII века.
Que fais-tu dans ces bois, plaintive tourterelle?
Je gemis, j'ai perdu ma compagne fidele.
Ne crains-tu point que l'oiseleur ne te fasse mourir
comme elle?
Si ce n'est lui, ce sera ma douleur [О чем поешь ты в лесу, жалобная горлица? Я плачу, потеряв подругу свою верную. Быть может, и мне птицелов смерть подарит, как той? Но нет, одну лишь скорбь (фр.).37].
Так говорится в одном старинном стихотворении.
Еще характернее памятника Яковлевой монумент над могилой А. А. Чичерина (1808), поставленный ему «светующей матерью». Памятник этот изображает птицу Феникса, объятую пламенем.
Родился мудрым быть и в вечность отлетел,
Конечно, рано ты к бессмертию сгорел.
Но феникс мог ожить, во пламени сгорает.
Не небожитель так живет, скончался, умирает.
Многие памятники особенно характерны для тех, кому они поставлены, Так, лицам, известным своею благотворительностью, поставлены монументы облагодетельствованными ими. На Смоленском кладбище над могилой доктора Симпсона (1749 – 1822) на портике поставленного ему храма виднеется надпись: «От пяти благодарных семейств». «Для добрых, милых душ и смертная коса острее», – говорится в другой эпитафии.
Над могилой воинов расположены каски, кирасы и оружие. На могиле адмирала Ханыкова на Лазаревском кладбище стоит обелиск, украшенный мертвой головой, якорем и трезубцем.
Здесь старец опочил, благословенный свыше,
Вождь сил несущихся с громами по морям,
Он был в день брани – лев, в день мира агнца тише,
России верный сын, слуга и друг царям.
На египетском саркофаге на могиле Чичагова на том же кладбище высечена выдержка из стихов Екатерины:
С тройною силою шли шведы на него.
Узнав, он рек: «Господь защитник мой!
Они нас не прогонят».
Отразив, пленил и победу получил.
В Лазаревской церкви над могилой Ганнибала, «арапа Петра Великого», помещена надпись:
Зной Африки родил, хлад кровь его покоил,
России он служил – путь к вечности устроил.
Тут же, в Лазаревской церкви, находятся гробницы Шереметевых, и среди них лежит тело фельдмаршала графа Бориса Петровича, а подле него тело обер-камергера графа Николая Петровича: «Вспоминаешь христианское смирение сего вельможи, – пишет Свиньин [38], – коего мы были свидетелями. Пренебрегши предрассудками, первою волею завещал он похоронить себя сколь возможно проще, а деньги, предполагаемые на приличное погребение по званию его и великому богатству, – раздать бедным, коих он был всегда лучшим покровителем и утешителем. Искренние слезы и благословения тысяч, осиротевших его потерею, мешаясь с тихим священным пением, провожали тело его до обители вечного покоя». На некоторых могилах скромные памятники и не дают подозревать, что здесь покоятся некогда знаменитые люди. Такова могила известного начальника Тайной канцелярии Шешковского – «кнутобойного палача», по прозванию современников. «Он умел, – по словам П. А. Радищева, – с необыкновенной ловкостью, приобретенной частыми упражнениями, так искусно ударить палкой в подбородок, что все зубы выскакивали вон». Шешковским были произведены розыски по делам Радищева и Новикова. На могиле Шешковского скромно написано: «Служил отечеству 56 лет». Иногда, рассматривая могилы, видишь, что рядом похоронены те, кто всю жизнь ненавидели друг друга: так лежат на Лазаревском кладбище писатели Лукин и Фонвизин. Иногда те, кто всю жизнь любили друг друга, разлучены после смерти. Целые страницы семейных хроник XVIII века проходят перед нами. Фаворитки Потемкина сестры Энгель-гардт похоронены в разных церквах Александро-Невской лавры. «Ангел во плоти», графиня Скавронская, похоронена в церкви Св. Духа, ее сестра, княгиня Юсупова, – в Благовещенской церкви. Третья сестра Энгельгардт, в замужестве графиня Самойлова, почти столь же, как и «ангел во плоти», пользовавшаяся влиянием на «великолепного князя Тавриды», также лежит в церкви св. Духа. Она похоронена рядом со своим мужем – с тем, с кем при жизни она вечно ссорилась. Граф Ростопчин в 1796 году писал об этом Воронцову:
«La femme du comte S... vient d'accoucher d'un fils que Ton prétend etre venu avant terme. Le procureur general n'y trouve pas son compte, car il ne vit pas avec sa femme, qui malgre cela donne des preuves de
fécondite» [Госпожа графиня С... сыном до срока разрешилась от бремени. Главный прокурор долга своего не исполняя, рядом со своею женою не был, хотя не мог доказательств того, что она в тягости, не видеть (фр.)].
Апраксины и многие их родственники похоронены на Лазаревском кладбище. Над могилой фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина находится красивый мраморный барельеф с плачущей женской фигурой. Чудесный памятник Мартоса над могилой дочери Апраксина, княгини Елены Степановны Куракиной, находится подле. Куракина, знаменитая красавица своего времени, пользовалась расположением императрицы Екатерины. Не по увлечению, а по расчету Куракина была в близких отношениях с графом И. И. Шуваловым, что не мешало ей одновременно увлекаться адъютантом графа – Григорием Орловым. В то же время она старалась привлечь внимание Петра III, что ей также удалось довольно скоро. «Бесстыдство ее было так велико, – пишет князь М. И. Щербатов, – что когда Л. А. Нарышкин ее отвозил домой рано поутру и хотел для сохранения чести ее закрывши гардины ехать, она, напротив того, открывая гардины, хотела всем показать, что была у Государя». В ходившем по рукам сатирическом каталоге Куракиной приписывали «mille et une faveurs [39]» [Тысячу и одну милость (фр.).]. Над могилой Куракиной высечена надпись: «Быв любимою, почтенною от всех, кто только ее знал, провела краткий век свой с любовью ближнего, с усердием и примерным исполнением всех ее должностей. Проходящий, помолись о спасении души ее». Внук Апраксина, племянник княгини Е. С. Куракиной, мистик и масон П. А. Талызин (1767 – 1801) также погребен на Лазаревском кладбище. Над могилой его поставлен красивый античный храм, украшенный сверху лежащей женской фигурой. Талызин, как говорят, покончил жизнь самоубийством через два месяца после кончины императора Павла I, угрызаемый совестью. Он вместе с Паленом и Паниным был в заговоре на жизнь государя. На могиле Талызина виднеется надпись: «Любезному, нежному и верному брату и другу, в вере непоколебимому, в счастии и в несчастии равному, в честности отличному и в дружбе неизменному». Бывший в день смерти Павла командующим внутренним караулом соучастник Талызина, Сергей Никифорович Марин (1776 – 1813), также похоронен недалеко от него. Сестра Марина, княгиня Мещерская, поставила на его могиле памятник, изображающий в барельефе княгиню, плачущую у бюста ее покойного брата. На памятнике надпись:
О мой надежный друг, расстались мы с тобой
И скрылись от меня и счастье и покой!
Граф Н. И. Панин и невеста его графиня А. П. Шереметева похоронены отдельно. Панин лежит в церкви Благовещения, и над могилой его стоит пышный памятник, исполненный Мартосом. Графиня Анна Петровна Шереметева похоронена на Лазаревском кладбище.
Прелестная, хотя и не красивая Шереметева умерла совсем молодой от оспы. «Жалость тебе напишу, – писала графиня Румянцева мужу, – Анна Петровна Шереметева умерла от оспы, так сильная воспа была. Микита Иваныч был во всю болезнь невестину в Петербурге, жил у брата и через третьи руки имел известие, что происходило с невестою» [40]. «Вместо брачного чертога, – написано на ее могиле, – тело ее предано недрам земли, а непорочная ее душа возвратилась к непорочному своему источнику, в живот вечный, к вечному и живому Богу». Что же касается до графа Панина, то он до конца жизни остался холостым, много увлекаясь женщинами, так как был, по выражению митрополита Платона, «к гуляниям склонен». Камер-фрейлина императрицы Екатерины графиня А. С. Протасова похоронена в церкви св. Духа. Умершая в глубокой старости, Протасова так и не вышла замуж, хотя Императрица неоднократно хотела устроить брак Протасовой с графом Аркадием Морковым. Этому однако препятствовала некрасивая наружность Протасовой, о которой один из современников ее пишет: Mademoiselle Protassoff etait d'une laideur repous-sante, grosse, noire, ayant considerablement de barbe et une prestance tres ridicule par ses grands airs» [Мадемуазель Протасова была отталкивающе-безобразна, черна, бородата и весьма смешила величественностью вида своего (фр.). 41]. He отличавшийся красотой граф Морков отказался от этого брака, сказав: «Она дурна, я дурень, что же мы с нею будем только безобразить род людской». Морков так и умер холостым, но от французской актрисы Гюс имел дочь Варвару, бывшую за князем Голицыным и получившую титул и состояние отца. Дочь воздвигла над могилой отца прекрасный бронзовый саркофаг, украшенный отличными кариатидами и орнаментами. На саркофаге находятся стихи:
Поборник истины, блюститель правоты
Служил как верный сын Отечеству престолу.
Как столп недвижим, непреклонен долу,
Высокий тонкий ум и сердца доброты
Всегда он озарял чистейшею душою;
Был славен на земле, по верою святою
В прекрасных днях своих стремился к небесам,
Здесь в памяти живет, а дух бессмертный там;
Дочь благодарная, печалью сражена,
Лежит, едва дыша, у праха, ей священна,
Лежит и молится и про себя, и вслух,
Да в лоне Божием его почиет дух.
ПРИМЕЧАНИЯ [Публикуются по тексту, напечатанному в журнале «Старые годы». 1907. Февраль. С. 50 – 51.]
1 Покрышкин Я. Православная церковная архитектура в нынешнем Сербском королевстве. СПб., 1906.
2 См. историю Александро-Невской лавры в изданиях: Рубан В. История С.-Петербурга. СПб., 1779, С. 335 – 446; Свиньин П. П. Достопамятности Санкт-Петербурга. СПб., 1817, С. 1 – 49; Павлов А. Описание Св. Троицкой Александро-Невской лавры с хронологическими списками особ, погребенных в церквах и на кладбищах. СПб., 1843; Пушкарев И. И. Исторический указатель достопамятностей Петербурга. СПб., 1846 С. 11 – 29; Пыляев М. И. Старый Петербург. 1887 С. 21 – 50; Невский проспект. СПб., 1902.
3 Рисунок самого художника для этого памятника находится у П. Я. Дашкова.
4 Надгробные монументы исполнялись Мартосом не только для Петербурга, но и для многих провинциальных городов России. В подробном очерке о Мартосе в одном из будущих номеров журнала мы дадим список всех этих памятников.
5 Чекалевский И. Рассуждение о свободных художествах. СПб., 1792. С. 98.
6 Ровинский Д. А. Подробный словарь русских гравированных портретов Т. IV. СПб., 1872. С. 272; Сайтов В. И. Санкт-Петербургский некрополь. М., 1883. Надпись на пьедестале гласит: «Памятник сей сооружен потомками здесь погребенного в знак искреннего к нему (sic!) почитания и любви, он, имея дарования отменные, истощал труды на многие полезные (sic!) деяния, оставил наследующим по себе неизгладимую память». Сзади одной из фигур подпись: «Martos sculpt, fondu par E. Gasteton 1792».
7 Собко Н. П. Словарь русских художников с древнейших времен до наших дней. В 3 томах. СПб., 1894 – 1900.
8 Надпись на пьедестале гласит: «Княгиня Елисавета Ивановна Гагарина, урожденная Балабина родилась 1773 года марта 28 дня скончалась май 23 дня 1803 года». Кобеко ошибочно относит эту статую к произведениям Рашетта (см.: Вестник изящных искусств. 1885. С. 640). Со статуи существует гравюра Афанасьева.
9 Н. Reimers. L'Academie Imperiale des Beaux Arts de St.-Petersbourg. St.-Petersbourg, 1807. P. 68.
10 Wassietchikoff I. 80.; Ровинский И. 384. Вестник изящных искусств. 1883. С. 640. Гравюра исполнена с рисунка или же с первоначального эскиза Рашетта, так как она сильно разнится от памятника.
11 Григорович В. И. Канцлер кн. Безбородко. II. С. 448.
12 St.-Petersburg am Ende seines ersten Jahrhunderts. St.-Petersburg, 1805. II.
13 Опыты обозрения жизни русских сановников, управлявших иностранными делами в России. СПб., 1837. С. 196 – 197,338.
14 См. гравюру в «Сборнике Русского исторического общества». Т. 29. С. 448.
15 Державин Г. Р. СПб., 1866. С. 378.
16 Архив Императорской Академии художеств. 1802. № 31.
17 Архив Императорской Академии художеств. 1802. Определение совета от 11 декабря. В галерее Академии находится проект памятника работы Демута, считающийся памятником Козловскому (№ 2245), вероятно ошибочно, так как не имеет ничего общего с памятником, стоящим на Смоленском кладбище и, кроме того, представляет отдельную крупную размеров фигуру, что противоречит заданной Академии программе.
18 Северный вестник. 1804. Ч. I. С. 353.
19 В специальной статье о Козловском мы надеемся дать этот снимок.
20 Чекалевский. Рассуждение о свободных художествах в России. СПб., 1792. С. 99.
21 Это ничем не обусловленное указание. См.: Пыляев М. И. Старый Петербург. С. 42.
22 Памятник в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры.
23 В Благовещенской церкви.
24 Иверсен Ю. Б. Медали в честь русских деятелей. Ч. I. С. 40 – 41.
25 На Лазаревском кладбище.
26 Под барельефом надпись: «Болен (бех) и посетите мене в темнице бех и придесте ко мне (Матф. XXV, 36). И слышен глас с небес, глаголющми: напитай блаженни мертви умирающие о Господе отныне. Ей глаголет дух: де почиют от трудов своих дела бо их ходят в след с ними» (Апок. XIV. 13).
27 На Смоленском кладбище, см. прилагаемый список.
28 На Лазаревском кладбище, см. прилагаемый список.
29 Портрет принадлежит Е. А. Боткиной и был дважды на выставках.
30 Русский архив. 1902. № 1. Записки Бернулли.
31 Придворный календарь, 1898. С. 144. В довольно редкой книге «Livre d'or de la noblesse phanariote» (Athenes, 1892), где помещено исследование о роде кн. Гик, все сведения о Гиках, выехавших в Россию, сбивчивы и неполны. Так, там даже совсем не указаны г-жа Коцебу, баронесса Гейсмар, г-жа Шубина, маркиза Маруцци и Смарагда, о которой идет речь.
На памятнике кн. Смарагды Гики еще в 1883 году находилась следующая стихотворная эпитафия:
Смарагда, Гиков дщерь, мать сирым и несчастным,
Земной свой путь сверша, здесь телом почиет.
Но духом радостным и тлену непричастным
В обителях Отца, Спасителем живет.
Сайтов В. И. Петербургский некрополь. М., 1883.
32 Екатерина Федоровна (1771 – 1848), урожденная баронесса Колокольцова.
33 Впоследствии известные декабристы.
34 Свиньин П. П. Достопамятности Санкт-Петербурга [и его окрестностей]. СПб., 1817. С. 28.
35 На Лазаревском кладбище.
36 Находится на Лазаревском кладбище. Мавра Борисовна Яковлева умерла в 1805 году, 31 года.
37 «La Muraille parlante ou tableau de ce qu'ont écrit et dessine les Cadets gentilhommes». St.-Petersbourg, 1790. P. 75.
38 Свиньин П. П. Достопамятности Санкт-Петербурга [и его окрестностей], СПб., 1817. С. 25 – 26.
39 Вел. Кн. Николай Михайлович. Русские портреты. Т. II. С. 55.
40 Письма гр. Е. М. Румянцовой к мужу. СПб., 1888. С. 104.
41 Figures du temps passe. Paris, 1900, P. 142.
42 Вел. Кн. Николай Михайлович. Русские портреты. Т. I. Табл. 33.
П. П. ВЕЙНЕР
БАРОН Н. Н. ВРАНГЕЛЬ
Биографический очерк
Чтобы судить о человеке и проникнуться теми вдумчивыми оценками его, которые здесь будут высказаны в ряде речей, надо знать, кто он был и как протекла – увы, безжалостно короткая – его жизнь. Мне удалось, благодаря доброму содействию родителей почившего, собрать и проверить все сведения о нем и свести их в своего рода послужной список. Совет Общества поручил мне в собрании, посвященном памяти Врангеля, огласить этот «формуляр» его многостороннего служения русскому обществу и искусству.