А город помнит о судьбе своей. . .
А. Ахматова
Древнейший город Севера — Белоозеро, первое упоминание о котором в летописи относится к 862 г., находился когда-то на противоположном от современного Белозерска северном берегу озера Белого, у нынешней деревни Киснемы. «Сказание о призвании варягов на Русь» говорит, что на Белоозере княжил легендарный Синеус. По сведениям Н. М. Карамзина, недалеко от бывшего Киснемского погоста стоял «варяжский городок, где, видимо, селилась дружина». «Преданья старины глубокой», отзвуки событий «давно минувших дней», происходивших на этой земле, запечатлены в русских и финских названиях многочисленных озер, поселений и отдельных мест — Дружинное озеро, Череповесь (Череповец), Луковесь, Вельск и др.
Небольшой могильник с вещами славянского и финно-угорского типа был раскопан археологами на холме у деревни Киснемы. Еще недавно волны Белого озера выбрасывали здесь на берег различные вещи: кусочки стекла, крестики, глиняные черепки и т. д. Теперь их уже не сыщешь, поскольку бывшая тут суша метров на тридцать ушла в озеро; да и сейчас вода постепенно, метр за метром наступает на песчаные берега. Вероятно, именно это обстоятельство и вызвало повеление киевского князя Владимира перенести город к истоку Шексны, в район нынешнего посада Крохино. Однако основанный здесь в X в. новый город, названный, как и прежний, Белоозеро, просуществовал лишь до 1352 г., до «моровой язвы», от которой вымерло свыше половины его населения. В 1363— 1364 гг. город был вновь перенесен на новое место, на 20 км к западу, где он существует и поныне.
У Белоозера скрещивались важные торговые пути, что способствовало его росту и процветанию. Основой экономики края являлась торгово-промысловая деятельность, ибо Белоозеро находилось среди земель, малопригодных для земледелия, но богатых промысловыми угодьями. «Реки да озера к Новугороду, а мхи да болота к Белуозеру»—поется в одной из древних былин.
В XIII в. Белозерье оформляется в самостоятельное княжество, выделившееся из Ростовского. Территория его охватывает весь бассейн Белого озера, течение реки Шексны и Кубенское озеро. Владеет им князь Глеб Василькович — хитрый и умный политик, который ведет тонкую политическую игру с татарами. Сравнительная уединенность и естественная защищенность края превратили его в эпоху татаро-монгольского нашествия в своеобразное убежище. Непроходимые леса, многочисленные реки, озера и болота преграждали путь монгольским полчищам и тем самым давали возможность укрыться здесь беженцам из центральных районов Руси, пострадавших от тяжелого разорения.
В XIV столетии, при Иване Калите, Белозерье фактически подчиняется Москве, а при Димитрии Донском эта зависимость оформляется и юридически. По духовной грамоте Димитрия Донского, эти земли переходят в руки его сына, Андрея Дмитриевича, князя Можайского.
Белозерье и его политический центр — город Белоозеро достигают к этому времени своего наивысшего расцвета. На «Белое озеро» регулярно приходят торговать «лодьи» из монастырей Троице-Сергиева, московских Симонова и Андроникова, Троицкого Макарьева в Калязине и др. Торговал в Белоозере и Кириллов монастырь. Приходили сюда также гости из Тверского княжества, Новгородской и других земель. Везли на белозерский торг свои товары и местные жители. Белоозеро в ту пору — развитый в экономическом отношении центр, значительный и хорошо благоустроенный город.
При Иване III в последней четверти XV в. Белозерское княжество прекращает свое существование, а затем превращается в Белозерский уезд.
Иван III усиленно заботился об укреплении города Белоозера — одного из северных форпостов Москвы. В 1487 г., почти сразу после присоединения княжества к Москве, по его распоряжению здесь были насыпаны мощные земляные валы высотой до 30 м и перед ними выкопан глубокий ров, наполненный водой. Поверх вала была поставлена деревянная ограда с восемью башнями. Башни были четырехгранные, крытые тесом, причем две проезжие имели по три яруса, а остальные, глухие,— по два. К воротам башен вели деревянные мосты, перекинутые через ров.
Деревянный «город» не сохранился. Он сильно обветшал уже к концу XVII в. и вскоре был разобран. Однако могучие валы, местами осыпавшиеся и расползшиеся, до
сих пор производят весьма сильное впечатление, напоминая о былом могуществе Белозерского кремля времен формирования централизованного Русского государства.
По красивому каменному трехарочному мосту XVIII в., перекинутому через пересохший, но хорошо сохранившийся ров (илл. 119), можно пройти внутрь земляной крепости.
Мост через ров. XVIII век
В центре кремля и сейчас высится величественный Преображенский собор, возведенный «казною великого государя и подаянием всяких людей». Он был начат постройкой в 1668 г. и полностью завершен только к концу 1670-х гг. Это довольно типичный для второй половины XVII в. соборный храм, архитектура которого выдержана в несколько архаизированных формах. Его несколько «расползшийся» в стороны основной объем, массивный и статичный, несет пять широко расставленных, тяжеловесных световых глав с круглящимися луковицами. Довольно скупое декоративное убранство фасадов — сухие по рисунку лопатки и архивольты закомар (современное покрытие принадлежит XVIII в.) — трактовано в духе местной архитектуры XVI в. Особенно характерны в этом плане перспективные порталы с южной и северной стороны (оконные проемы в XVIII в. были растесаны и оформлены новыми наличниками). Более нарядны барабаны глав с непропорционально маленькими кокошниками у основания и обычным для XVII в. аркатурным поясом с колонками. Поверху центрального барабана идет традиционный для Белозерья орнаментальный пояс, состоящий из ряда прямоугольных впадин и зубчатой «городчатой» ленты.
Внутри Преображенского собора размещен необычайно эффектный резной, позолоченный, с лепниной и скульптурой барочный иконостас XVIII в. По существу, это целое архитектурное сооружение с колоннами, пилястрами, с необычайно пышными, мягко раскрепованными рокайльными рамами, с обилием резных и лепных мерцающих позолотой деталей, с органично входящими в резное убранство рельефными скульптурными фигурами. Это один из немногих сохранившихся в Белозерье иконостасов, целиком выдержанных в формах развитого барокко.
К востоку от Преображенского собора расположены Присутственные места — одно из существующих ныне в Белозерске общественных зданий эпохи классицизма. Построено оно в первой трети XIX в., однако выдержано еще в стиле зрелого классицизма. Это сравнительно небольшое двухэтажное сооружение, вполне отвечающее масштабам города, обладает подчеркнуто строгим и представительным обликом. Его рустованный нижний этаж служит основанием для парадного верхнего, который имеет окна с рамочными наличниками и сандриками и карниз сильного выноса. В то же время в нем уже явно ощущается влияние ампира: тяжелые замковые камни и замковые «архивольты» у проемов нижнего этажа.
Пожалуй, самым интересным общественным зданием классицизма являются торговые ряды (илл. 126), находящиеся в центре города, на Советском проспекте.
Торговые ряды. 1840
Возведенные в 1840 г., они оформляют южную сторону бывшей торговой площади (второй, северный корпус рядов не сохранился). По своему типу — это характерный образец торговых рядов конца XVIII и первой половины XIX в. Они представляют собой прямоугольный в плане корпус, вытянутый вдоль площади, с подвалом и с пятью помещениями торговых залов в высоком основном этаже, окруженном со всех сторон открытой галереей с широкими арочными проемами. Особенно выразителен мощный ритм десяти арок (по две на каждый зал) на продольных сторонах корпуса; на коротком западном торце расположены лишь четыре проема, из которых два угловых скруглены в плане. Устои арок галереи оформлены слабо выступающими лопатками, пяты их отмечены импостами, а вершины — замками. Венчает здание простой карниз несложного профиля. Строгий лаконизм позднеклассического декора хорошо соответствует назначению торговых рядов.
Древнейший памятник Белозерска, церковь Успения (илл. 117) расположена вне кремля, на посаде, на самом возвышенном месте в городе (угол ул. Ленина и К. Маркса). Сооружение ее, начатое в 1552—1553 гг., связано с именами ростовских зодчих — Горяина Григорьева Царева и Третьяка Борисова Ростовки, из которых главным, судя по подрядному договору, был Царев. Заказчиками этого первого каменного храма города были прихожане, что свидетельствует о большой роли посада в жизни Белозерска. В качестве образца для здания был выбран наиболее почитаемый тогда на Севере Успенский собор Кирилло-Белозерской обители: «а церковь ставить как в Кириллове монастыре церковь Успения пресвятыя Богородицы».
Но построенная церковь Успения (возведение ее, видимо, затянулось до 1570-х гг.) оказалась по своим формам очень далекой от избранного образца. Мастера, по-видимому, отказались от обычной практики, когда при сооружении здания использовали уже существующую общую пространственно-композиционную схему или какие-либо отдельные формы прототипа; они следовали лишь его общим размерам в плане. Что же касается самой архитектуры храма, то она имеет совершенно иной и к тому же чуждый ростово-белозерским памятникам XV—XVI вв. характер. При общей кубичности объема Успенская церковь совершенно статична, она полностью лишена какой-либо динамичности. Упрощенные, сильно уширенные лопатки, заменившие изящные пилястры Кирилловского собора, хотя и членят фасады на прясла, но придают храму несравненно большую массивность. На северо-западном углу прежде помещались часы, а выше, над кровлей,— звонница из двух простых арок с колоколами (возведение их было особо оговорено в подряде: «и в стене нам доспеть колоколам большим и меньшим, и часовню нам поставить на церкве»). Мощная лопатка полностью преобладает здесь над узким пряслом, уширенная вверху ступенчатым напуском кирпичей. Прясла стен увенчаны килевидными закомарами, однако дополнительные ярусы кокошников, образующие пирамидальную кровлю в кирилловском памятнике, здесь отсутствуют. Пять крупных глав на приземистых, массивных барабанах с килевидными кокошниками в основании (скрыты поздней кровлей) еще более утяжеляют здание.
На этой новой основе и строится пластичность архитектурных форм церкви Успения. Очень скульптурны ее три довольно низкие, округлые апсиды, сильно выступающие и перекрытые каждая своей кровлей; верхние части их украшает весьма традиционная лента декора из поребрика, бегунца и прямоугольных нишек. Пластично трактованы и сами стены, лишенные декора, с немногочисленными оконными проемами без наличников, подчеркивающими их неровную поверхность и мощь. Перспективные порталы упрощенного рисунка как бы утоплены внутрь стен, врезанные в их толщу. Верх барабанов украшает пояс двухуступчатых пятиугольных нишек, превращенный на средней главе в килевидную аркатуру. Все эти черты в значительной степени роднят Успенскую церковь с новгородскими памятниками XVI в. Очевидно, ростовские зодчие при ее сооружении больше ориентировались на архитектуру Новгорода и Пскова, нежели на собор Кирилло-Белозерского монастыря.
Это хорошо заметно и в интерьере церкви с угловыми палатками. Повышенные подпружные арки сделаны очень узкими, составляя лишь треть ширины столбов, а в основании малых барабанов применены небольшие ступенчатые арочки. Вверху, в юго-западном углу храма, на «палатях», устроен небольшой закрытый придел с сомкнутым сводом, а в северо-западном углу — часовая палатка, куда поднимались по внутристенным лестницам.
В церкви Успения находится большой барочный иконостас XVIII в. Высокий пластичный с уступами и впадинами, украшенный резными колонками, он отделяет алтарь от собственно храма. В рамах помещены иконы, оставшиеся от первоначального иконостаса 1570-х гг. Судя по отдельным расчищенным иконам, они созданы артелью местных мастеров, что в те годы писали иконы для иконостаса церкви Иоанна Лествичника в Кирилло-Белозерском монастыре. Их отличает та же чуть сумрачная насыщенная цветовая гамма, несколько грубоватый рисунок и провинциальная манера исполнения.
Из Белозерска происходит такой редкий и интересный памятник живописи, как икона «Богоматерь Белозерская» XIII в. (ГРМ; илл. 118). Центральную часть этого большого по своим размерам произведения занимает изображение Марии и прильнувшего к ней Христа. Обхватив шею матери, младенец прижался к ее щеке. Мария нежно поддерживает сына, печально склонясь над ним. Благородно красивое лицо богоматери с чуть удлиненными чертами одухотворено чувством затаенно-тихой печали; весь образ ее поражает особой задушевностью, присущей ряду ранних русских икон. И хотя по стилю своему это произведение восходит к памятникам новгородской живописи второй половины XIII в., в нем нет ни той звонкости красок, ни той свободной и живописной манеры, в которой исполнены многие новгородские иконы этого времени.
Правда, в сравнении с ними колорит «Богоматери Белозерской» отличается наивной простоватостью и даже некоторой пестротой, чему в немалой степени способствуют белый фон иконы, красные нимбы, розовые и голубые фоны медальонов и синие поля. К тому же на полях размещено девятнадцать круглых медальонов с изображениями пророков. Два медальона с архангелами фланкируют голову богоматери; они композиционно связывают поля со средником иконы. Традиция размещения святых на полях живописных произведений восходит к памятникам византийского круга X—XII вв. Византийский образец, очевидно, послужил прообразом и для данного памятника, но уже в опосредованном виде, в новгородской переработке и интерпретации. Икона «Богоматерь Белозерская» была явно создана на местной почве: от византийского прототипа сохранился лишь иконографический костяк, а в сравнении с новгородскими произведениями здесь усилено линейно-плоскостное начало и значительно изменен колорит.
Большой колокол, стоящий ныне на паперти церкви Успения, происходит из Пскова. Колокол украшен по краю с
изображениями зверей и птиц, обрамленных растительным плетеным орнаментом, а также надписью: «Божию милостью и пресвятыя его богоматере заступлением и помощию и всех святых молитвами в лето 7053 (1544) месяца ноября 21 день на Введение пресвятой богородицы во области святые Троицы в богоспасаемом в преименитом и славном граде Пскове лит был сии колокол ко храму святых чудотворец Козмы и Демьяна на Запсковье. . . А мастер преименита и славна града Пскова Андреев сын псковитин Михаиле». Михаил Андреев — известный псковский литейщик XVI столетия; существуют сведения о многих колоколах его работы, первые из которых датируются 1520 г. По преданию, белозерский колокол был куплен в 1545 г. прихожанами Успенского храма, приехавшими в Псков по торговым делам: звон его очень понравился белозерцам, но по каким-то причинам не удовлетворял псковичей.
Рядом с храмом Успения, с северной его стороны, стоит небольшая теплая церковь Богоявления (илл. 120). Относится она к середине XVIII в. и по своим формам довольно типична для провинциальной архитектуры того времени, выполненная еще в духе барокко начала столетия. Легкая и стройная церковь еще более выявляет монументальность соседнего здания — старейшего среди памятников города.
Церковь Богоявления. Середина XVIII века
С западной стороны белозерского кремля (ул. Рабочего) расположен другой, исключительно интересный памятник— деревянная церковь Ильи Пророка (илл. 121). Построенная в 1690—1696 гг. она принадлежит к типу ярусных храмов, широко распространенному в деревянном и каменном зодчестве в конце XVII и в XVIII в.
Церковь Илии Пророка. 1690-1696
Высокий столпообразный храм состоит из крупного кубического объема с низким четвериком над ним и восьмериком, увенчанным большой луковичной главой на круглой шее; с востока к кубу примыкает небольшой пятигранный алтарный прируб, а с запада — удлиненная, прямоугольная трапезная. Подобная композиция довольно типична для ярусных церквей, однако своеобразие Ильинской церкви придает второй ярус, который сделан не восьмигранным, как обычно, а четырехгранным, что встречается довольно редко. Интересен здесь также и повал — сильное расширение верхней части сруба основного объема. Выразительны тесовые кровли храма с фигурно вырезанными концами и «чешуйчатое» покрытие шеи и луковицы главы городчатым лемехом. Массивные широкие колоды с резными «козырьками» обрамляют окна с кубоватыми решетками.
Ныне реставрированный храм производит весьма внушительное впечатление. Построенный из того же материала, что и стоящие рядом обычные северные избы с высоким подклетом, он, возвышаясь над ними, как бы воскрешает обстановку далекого прошлого, когда селившиеся в этих местах первые жители города, отвоевывая в борьбе с природой новые земли и, не лишенные чувства прекрасного, возводили свои дома вокруг таких вот приходских деревянных церквей.
Из первоначального убранства интерьера церкви Ильи Пророка внимание привлекает характерный для Севера рубленый свод — «небо» с остатками росписи, который еще недавно дополняла великолепная расписная «рама» проема между трапезной и храмом. Она была покрыта растительным орнаментальным узором, выполненным красной, черной и белой краской в духе жизнерадостной народной росписи. Подобная орнаментальная «кистевая» роспись очень часто встречается в интерьерах изб, а также на прялках, туесках, коробах, санях, иконостасных тяблах, и на других произведениях народного творчества, широко распространенных на всем Севере и в Белозерье.
Из других культовых памятников города выделяется своей оригинальностью церковь Всемилостивого Спаса, расположенная недалеко от пристани, на улице Дзержинского (илл. 122). Она построена в 1716—1723 гг. и является одним из первых каменных храмов XVIII в. в городе, во многом оказав влияние на последующее развитие белозерского зодчества. Здание еще выдержано в духе художественных идеалов прошлого столетия, что вообще было свойственно провинциальному зодчеству того времени. Это — бесстолпный пятиглавый храм с основным
кубическим объемом, к которому примыкают низкий трехапсидный алтарь (высокая барочная кровля его более поздняя) и широкая трапезная со стройной восьмигранной колокольней, увенчанной шатром. Своеобразие зданию придает сильно развитая верхняя часть основного объема, значительно увеличивающая его высоту. Над тремя вытянутыми окнами второго света, обрамленными Беликовыми наличниками с килевидным верхом, проходит широкий майоликовый фриз из двух рядов крупных изразцовых панно со сложным растительно-геометрическим орнаментом. Живописность венчающей части храма усиливают два яруса кокошников над карнизом, расположенных не совсем обычно — в одной плоскости и в шахматном порядке один над другим. Наконец, поверх кокошников устроен, вопреки правилам зодчества Древней Руси, еще один карниз с «пилой» — из трех рядов поставленных друг над другом и углом выступающих кирпичей (илл. 123). Все это свидетельствует уже о веяниях нового времени, которые во многом порывают с прежними архитектурными традициями.
В интерьере частично сохранилась красивая подчеркнуто пышная барочная лепнина середины XVIII столетия, расположенная в основном на сводах алтаря храма.
К северу от церкви Всемилостивого Спаса, вдоль набережной белозерского канала вытянулись в линию шесть оригинальных одноэтажных построек — дом для начальника канала, две казармы для команды, два провиантских магазина и кузница. Этот своеобразный комплекс возведен в 1846 г. в стиле позднего николаевского классицизма. Пять его зданий расположены симметрично по обе стороны стоящей в центре кузницы — по одному магазину и одной казарме с каждой; лишь дом начальника отнесен несколько поодаль и поставлен через улицу. Композиционное единство зданий подкреплено общим декоративным решением их фасадов. На фоне красных кирпичных стен резко выделяются белые оштукатуренные детали (архивольты и подоконники арочных окон, тяги на уровне их пят, карнизы с модульонами), явно имитирующие белокаменные. Напротив комплекса, на другом берегу канала, высится обелиск, поставленный в 1846 г. в честь открытия канала.
Кроме того, в Белозерске сохранились еще пять храмов XVIII в.: церковь Покрова (1740—1755, ул. Рабочего, около церкви Ильи Пророка), церковь Спаса на Горе (1764, Комсомольская ул.), церковь Рождества Богородицы (1762—1765), церковь Петра и Павла (1770, обе — ул. Фрунзе) и церковь Параскевы Пятницы (1791—1795, Набережная ул.). Несмотря на ряд позднейших искажений и значительных утрат, все эти памятники представляют большой интерес. Прежде благодаря своим завершениям они играли важную роль в общегородской панораме.
С точки зрения объемно-пространственного построения эти храмы в основном либо следуют типу пятиглавия на четверике, уже известному нам по церкви Всемилостивого Спаса, либо варьируют характерный для провинциального зодчества той эпохи тип «восьмерика на четверике». При этом обычно двусветный четверик венчают широкий восьмерик явно укороченных пропорций, а к трапезной сбоку примыкает придел, вносящий в построение объемов асимметрию. Основная часть зданий обоих типов сильно развита в высоту, усиливая значение их силуэтов в окружающей застройке.
Особенно своеобразны две стоящие вблизи друг от друга церкви — Рождества Богородицы и Петра и Павла. Необычность им придают устроенные во втором ярусе их колоколен (верхние утрачены) небольшие приделы с пятигранной апсидой, поставленной непосредственно на свод трапезной. Такое расположение приделов не встречается в других храмах Севера. Учитывая близость архитектуры этих церквей, можно предположить, что их строительство осуществлял один провинциальный мастер, повторивший в обоих случаях понравившийся ему прием.
Все вышеуказанные белозерские храмы XVIII в. имели первоначально нарядный фасадный декор, который, однако, был еще решен в большей своей части в духе древнерусских традиций (колонки-дудочки и плоские лопатки на углах объемов, карнизы типа «пилы», цоколи из поребрика и валиков, наличники с килевидными и треугольными завершениями и пр,). Лишь отдельные его элементы получили барочную трактовку (рустовка, лепнина в интерьере и пр.). Барокко наиболее ярко проявилось также в куполообразных и колоколообразных завершениях храмов и шпилях их колоколен. Лучше всего древнерусский декор сохранился у церкви Петра и Павла, в то время как на остальных памятниках он подвергся во многом позднейшим переделкам. Церковь Параскевы Пятницы уже более последовательно «одета» в новые одежды, демонстрируя сравнительно позднее торжество стиля барокко в местном зодчестве.
Безусловно, самым лучшим из всех культовых памятников Белозерска XVIII—XIX вв. является церковь Иоанна Предтечи (ул.
III Интернационала). Сооруженная в 1810 г. в стиле зрелого классицизма, она вообще могла вполне оказать честь архитектуре указанной эпохи как в Петербурге, так и в Москве. Ее строгая, изысканно парадная архитектура исключительно эффектна, а сложность общего замысла и большое мастерство исполнения выдают руку какого-то крупного столичного мастера.
Проведенные нами исследования различных материалов и обнаруженные при этом чертежи позволяют считать автором проекта церкви знаменитого зодчего В. И. Баженова.
В. И. Баженов(?). Церковь Иоанна Предтечи. 1810. План
В одном из альбомов, хранящихся ныне в Научно-исследовательском музее русской архитектуры им. А. В. Щусева в Москве (так называемый Смешанный, или Десятый альбом Казакова), находятся план, фасад и разрез неизвестного храма. Все эти графические изображения почти полностью идентичны выстроенному в Белозерске зданию; лишь большая виртуозность чувствуется в отдельных деталях альбомных чертежей — в «переходе» между собственно храмом и трапезной, в боковых портиках трапезной и в устройстве лестниц. Очевидно, именно они и легли в основу сооружения церкви Иоанна Предтечи, в процессе которого почему-то не построили только колокольню.
В. И. Баженов (?). Церковь Иоанна Предтечи. 1810
Значительная близость архитектуры белозерского храма к ряду построек Баженова, особенно к церкви Всех Скорбящих в Москве (ее чертежи также имеются в указанном альбоме), выдвигает вполне обоснованное предположение о его авторстве в отношении рассматриваемого памятника. Правда, предстоит еще выяснить, при каких обстоятельствах найденный проект спустя почти десять лет после смерти своего создателя оказался реализованным в Белозерске, столь далеком от Петербурга и Москвы. Но даже вне зависимости от того, кто был его непосредственным исполнителем, архитектура храма явно несет на себе отпечаток баженовского гения.
Особенно красиво объемно-планировочное построение церкви Иоанна Предтечи с его тонко продуманной игрой закругленных форм (илл. 124). Основной ротондальный объем в два света, с полукруглой сильно выступающей апсидой обогащают с юга и севера два прямоугольных придела такой же высоты, с закругленными узкими концами. Короткий переход связывает ротонду с широкой, тоже двусветной трапезной, имеющей скругленные углы; четыре столба внутри членят ее интерьер на три продольных нефа, заканчивающихся с обеих сторон полукружиями. Прежде ротонда безраздельно доминировала в композиции, завершенная высоким куполом на световом барабане с трехчастными окнами и изящным цилиндрическим фонарем с маленькой главкой и шпилем.
Несмотря на потерю завершения и застройку западного фасада и перехода, памятник выглядит очень привлекательно, своим нарядным, светским по характеру убранством фасадов напоминая дворцовое сооружение (илл. 125). Приделы украшают изящные четырехколонные портики с фронтонами, которым соответствуют портики с четырьмя ионическими полуколоннами по сторонам трапезной, увенчанные фигурными аттиками; спаренные колонны поставлены между окон на полукружье апсиды алтаря. Радует глаз хорошо найденный рисунок всех окон храма без обрамлений, разделенных межъярусной карнизной тягой: внизу — крупные прямоугольные проемы с нишами и сандриками, вверху — круглые, забранные красивыми решетками. Все объемы храма — ротонду, приделы, апсиду, переход и трапезную — объединяет хорошего рисунка общий антаблемент с сильно вынесенным карнизом, над которым по краю кровли шла металлическая решетка из переплетенных кругов (частично сохранилась).
Однако не культовые, а гражданские жилые постройки в стиле классицизма во многом определяют своеобразие облика этого провинциального города. В разных частях Белозерска, на тихих, нередко поросших травой улицах можно встретить дома и особнячки строгой и в то же время нарядной архитектуры. Построенные в основном в течение первой половины и середины XIX в., они не образуют законченных ансамблей застройки, а разбросаны то тут, то там, часто среди более поздних зданий, создавая тем не менее общую атмосферу «камерной» парадности, которая так свойственна многим небольшим провинциальным городам России.
 |
 |
| Жилой дом. Середина XIX века |
Жилой дом. Первая треть XIX века |
Таковы дом Капорулина (1819, Советский пр., 70) и дом Линдкугеля (1829, Советский пр., 48, илл. 129), которые представляют собой небольшие двухэтажные особняки, выполненные, видимо, по образцовым проектам. Их приятная скромная архитектура выдержана, несмотря на сравнительно позднее время сооружения, еще полностью в формах раннего классицизма, что характерно для провинции. Фасады имеют окна без наличников, помещенные в ниши; между верхним и нижним рядами окон находятся прямоугольные филенчатые впадины или круглые нишки. Центральная часть каждого из домов украшена ризалитом с четырьмя плоскими пилястрами; у дома Линдкугеля он завершен треугольным фронтоном.
Дом Линдкугеля. 1829
Иногда пилястры располагаются в центре двух фасадов, как у дома первой половины XIX в. (позднее здесь помещалась земская больница; ул. Юных коммунаров, 7/20). Однако пилястры здесь более рельефны и сильнее выступают из плоскости стены. Парадность уличного фасада подчеркнута и тройным итальянским окном, размещенным вверху, между средними пилястрами так, что боковые колонны его «заходят» в тело пилястр. Очень хорош металлический козырек — «зонт» с ажурными кронштейнами — над входом в центре бокового фасада.
Более крупные особняки выглядят гораздо параднее, представительнее, обладая усложненной композицией и нарядным наружным убранством. Они имеют часто П-образное объемно-планировочное построение и традиционную для классицизма трактовку фасадов с ризалитом в центре. Таков, например, двухэтажный дом первой трети XIX в. (позднее здесь помещалось полицейское управление. Советский пр., 55/29, илл. 127), а также дом купца Сераго (первая треть XIX в., Советский пр., 72, илл. 131). Их рустованный нижний этаж выступает как цокольный для парадного верхнего, украшенного рамочными наличниками с треугольными фронтончиками и сандриками на кронштейнах. Первый из домов более строг и отличается хорошо найденными пропорциями окон и их соотношением с полем стены. Второй внешне гораздо эффектнее. Поставленный на высокий цоколь, он повышен в средней части деревянным третьим этажом типа мезонина, лишь с главного фасада облицованным камнем. Средняя трехоконная часть второго этажа и мезонин украшены четырехпилястровым портиком с метопно-триглифным фризом в антаблементе и с деревянным фронтоном. Нарядность главного фасада усиливают деревянные карнизы большого выноса над боковыми частями, с красивыми модульонами и резными розетками, а также широкий металлический балкон на кронштейнах перед портиком, появившийся в середине XIX в. Не менее выразителен и дворовый фасад дома с такими же карнизами и деревянными фронтонами на торцах боковых крыльев и над мезонином.
К тому же типу двухэтажных построек с мезонином принадлежит дом, возведенный в 1834 г. (Парковая ул., 1/415, илл. 128) и в конце XIX в. принадлежавший мещанам Ананьиным. Он выглядит, однако, более официально и строго. Украшающий его фасад четырехколонный портик тосканского ордера поставлен на выступ нижнего этажа и завершен антаблементом с метопно-триглифным фризом и пологим фронтоном. Необычны усиливающие парадность архитектуры этого дома четырехпилястровые портики в центре боковых фасадов, а также обработка всех стен в обоих этажах рустовкой и одинаковые замковые камни над окнами.
Самым крупным и парадным жилым домом города, построенным в стиле классицизма, является усадебный доме двумя небольшими службами, расположенными за ним, в глубине участка (Коммунистическая ул., 62, илл. 132). Он был возведен в первой трети XIX в., а в 1910-х гг. получил новую, неоклассическую обработку фасадов, которая тем не менее .почти не изменила его прежнюю композицию. Это — двухэтажный, Г-образный в плане объем с повышенной средней частью главного фасада.
Усадебный дом. Первая треть XIX века; 1910-е годы
Неоклассическое внешнее убранство дома, несмотря на свою стилизацию в духе форм начала XIX в., выполнено очень профессионально и мастерски и свидетельствует о незаурядных способностях создававшего его зодчего. Нижний этаж по обыкновению рустован; средний выступ его несет пышный шестиколонный портик, завершенный фронтоном. Центр более скромного бокового фасада выделен четырьмя плоскими пилястрами, тройным итальянским окном во втором этаже с балконом перед ним и венчающим фронтоном. Особенно тонко трактованы лепные коринфские капители четырех колонн и маскароны во фризе портика, между триглифами, резко выделяющиеся на фоне белых стен своей темной окраской. Лишь отсутствие капителей у крайних колонн, формы и пропорции ряда оконных проемов, а также отдельные более мелкие детали говорят о том, что подлинное время создания фасадного убранства — начало XX в.
Из небольших каменных особнячков середины XIX в. привлекают внимание одноэтажный дом с мезонином (ул. Свободы, 14) и такой же дом на улице III Интернационала (дом № 31/56, илл. 130). Созданные, очевидно, по одному и тому же образцовому проекту, они отличаются друг от друга лишь своей шириной, причем у второго, более широкого, боковые фасады также имеют мезонинные надстройки. Наиболее выразительна композиция их главных фасадов, показывающая интересный нестандартный вариант комбинации форм в духе позднего классицизма. Боковые части здесь имеют по одному окну с рамкой и укрупненным замковым камнем, соединенным с сандриком; повышенная средняя выделена по краям широкими пилястрами и треугольным завершающим фронтоном. Между пилястрами внизу помещено итальянское окно, над которым устроен большой полукруглый проем, также разделенный на три части и обрамленный архивольтом с замком.