В 50 — 60-е годы наряду с элегией и песней обострился интерес и к другим поэтическим жанрам, уходящим корнями в далекое историческое прошлое, в частности к оде и балладе. Однако в современной поэзии они не выступали уже в своем "классическом", "эталонном" виде, а представали обновленными в творчестве поэтов, стремившихся не столько следовать жанровым канонам, сколько, опираясь на традицию, по-своему воплотить живую и конкретную образную мысль, чувство, переживание. Не стало исключением и творчество Рубцова.
Жанровые типы лирических стихотворений, их оттенки и разновидности у каждого поэта реализуются в тесном взаимодействии со стилем. В этом смысле можно говорить о жанрово-стилевых явлениях и, соответственно, под таким углом анализировать поэтические произведения. При этом главными моментами для выявления жанровых и стилевых особенностей будут сходство, близость и вариации образных мотивов, лексических рядов, ритмико-интонационных структур.
Традиционные черты одического жанра и стиля, идущие во многом еще от классицизма, — это возвышенный строй поэтической мысли и чувства, утверждение и прославление героев и их деяний, выдающихся явлений и предметов особой значимости. Отсюда черты торжественно-ораторского, риторического стиля с характерными повторами, гиперболами, анафорами и проч. И все это, конечно же, после опыта Ломоносова, Державина, Пушкина, Некрасова обновляется с учетом общих изменений в развитии поэзии, а также литературного и разговорного языка.
В 60-е годы в произведениях поэтов старшего поколения ("Царскосельская ода" Анны Ахматовой, "Космонавту" Александра Твардовского, "Ода русскому человеку" Ярослава Смелякова и др.) мы видим преодоление заданной "канонами" отвлеченной пышности и риторически-декламационного пафоса, вторжение земного, реалистического начала — простоты, естественности, точности, хотя сохраняется обычное, "традиционное" построение оды: присутствие повтора (словесного, образного, интонационно-синтаксического), торжественная, "высокая" лексика, вопросы, восклицания и т.п.
По сравнению с элегической и песенной лирикой опыты Рубцова в одическом или балладном жанре относительно редки, если не сказать единичны, хотя некоторые черты оды или баллады можно обнаружить в его произведениях. Так, одическая интонация проступает в отдельных строках стихотворений 1966 года "Душа хранит" ("О, вид смиренный и родной!"; "О Русь — великий звездочет!"), "В святой обители природы..." ("Незабываемые виды! Незабываемый покой!.."), а балладная, по слову Николая Тихонова, "скорость голая", повышенная экспрессивность, эмоциональный напор отозвались в стихах "На автотрассе" (1968), "Поезд" (1969).
Черты одического жанра и стиля, особый патетический настрой и движение поэтической мысли-переживания, реализуемое в акцентируемых лексических и интонационно-синтаксических повторах, торжественном ритмическом звучании пятистопного ямба, наглядно воплотились в стихотворении "О Московском Кремле" (1968):
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе, — о русская земля! —
В твоей глуши с лесами и холмами,
Где смутно грустью веет старина,
Где было все: смиренье и гордыня —
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
Уже с первых строк отчетливо ощутим особый, торжественный и возвышенный характер лексики и интонации, восклицательных конструкций ("В твоей судьбе, — о русская земля!.. Утверждена московская твердыня!"), разнообразные повторы — от анафор-единоначатий ("В твоей судьбе... В твоей глуши... Где... Где...") до внутренних созвучий — рифм ("старина... слышна... озарена... утверждена").
Для прославления и возвеличивания судьбоносного для русской земли, священного для народа и государства исторического места и явления, которое представляет собою Кремль, поэт выбирает "высокие", подчас с оттенком книжности и архаики, но в данном случае точные и незаменимые слова: твердыня, державный, лик, святыня и др. А само неизбежное при этом обращение к истории вызывает в памяти крупнейшие и неоднозначные фигуры ее деятелей, чьи судьбы так или иначе неотделимы от прошлого российской столицы XVI—XIX веков.
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
И смутно мне далекий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный...
Московский Кремль для поэта предстает не только грозной твердыней — крепостью, противостоявшей врагу в кровавых битвах, и не только "славной воинской святыней", естественно вызывающей прилив патриотических чувств, восторг и поклонение. Для Рубцова "земное" значение Кремля как памятника русской истории неотделимо от восприятия его как особого, возвышенного творения человеческого духа, воплотившего представление о вечном, нетленном, как бы опустившемся с небес явлении неземной красоты. Таковы заключительные строфы этого стихотворения-оды, торжественные, однако лишенные излишней патетики, глубоко личностные, и в то же время обращенные ко всем и каждому:
Но как — взгляните — чуден этот вид!
Остановитесь тихо в день воскресный —
Ну, не мираж ли сказочно-небесный —
Возник пред вами, реет и горит?
И я молюсь — о русская земля! —
Не на твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны...
Рубцову было свойственно пристальное внимание к жанровой традиции русской классической поэзии. Он относился к поискам в этой сфере в высшей степени творчески, продолжая и обновляя опыт предшественников.
Что же касается собственно стилевого своеобразия его лирики, то для нее прежде всего характерно взаимодействие романтического и реалистического начал, символики и быта. Стиль его представляет собой живую и движущуюся динамическую систему. Уже в ранних стихотворениях, в том числе и в "Деревенских ночах" (1953), отчетливо сказалась лирико-романтическая настроенность поэта, обнаружились некоторые ключевые образы его творчества:
Ветер под окошками,
тихий, как мечтание,
А за огородами
в сумерках полей
Крики перепелок,
ранних звезд мерцание,
Ржание стреноженных
молодых коней.
Говоря об этом периоде, необходимо подчеркнуть слитность образов, цельность романтического мироощущения поэта. Его стихи пронизаны движением, порывом, вихрем. В них ощутима особая, романтическая поэтизация: "И весь в светящемся снегу / Лось замирает на бегу / На отдаленном берегу"; "И по дорогам меж полей, / Как стая белых голубей, / Взлетает снег из-под саней" ("Первый снег", 1955).
Романтика и реальность, поэзия и проза у Рубцова тесно сплетаются; картины возвышенные, просветленные и — обыденные, мрачные перемежаются в его произведениях: "Помню, луна смотрела в окно. / Роса блестела на ветке"; "Помню я дождь и грязь на дворе, / Вечер темный, беззвездный..." ("Воспоминание", 1957).
Но обычно на смену смятенности и тревожным нотам приходит успокоение и чувство гармонии. И тогда обращение к земле вызывает цельную, высоко поэтичную в своей обыденности и в то же время возвышенную картину мира, от которой поэт не отделяет себя: "Трава звенит! / Волна лениво плещет, / Зенит пылает / Солнечным огнем!"; "... И счастлив тем, / Что в чистом этом небе / Идут, идут, / Как мысли, облака..." ("Давай, земля, немножко отдохнем...", 1962).