Михаил Юльевич Зубов (16.04.1877-1943) - композитор, пианист, преподаватель музыки

      Детство и отрочество. Михаил Юльевич был девятым ребенком и самым младшим из сыновей в старинной семье вологодских дворян Юлия Михайловича и Софьи Петровны Зубовых. Миша родился 16 апреля 1877 года в имении отца Кузнецово Пельшемской волости Кадниковского уезда Вологодской губернии, где прошло и его детство. Дома его ласково называли Мишан [1].

      В жизни маленького и юного Миши было много общего с детской и юношеской судьбой Сережи Рахманинова, который был всего на четыре года его старше. «Я помню себя с 4-х лет, – говорил знаменитый композитор, – все мои детские воспоминания ...так или иначе обязательно связаны с музыкой. Так как моя музыкальная одаренность обнаружилась, видимо, очень рано, мама стала давать мне уроки музыки» [2]. Мишу, рано проявившему способности к музыке, тоже учила игре на фортепьяно, как и основам наук, мама Софья Петровна [1].

      В 1889 году Миша поступил в Вологодское реальное училище. В городе он занимался музыкой с Анной Платоновной Матафтиной [3], и у него рано развились абсолютный слух и любовь к серьезному классическому репертуару, позднее реализовавшиеся в большие способности к фортепьянной игре и сочинительству. Этому помогли музыкальные традиции семьи, в которой часто устраивались домашние концерты, разыгрываемые в доме деда Михаила Алексеевича Зубова на Большой Архангельской улице в Вологде и в его имении Порозово [1, 4].

      Михаил Алексеевич, как и дед Сережи Рахманинова, «выйдя в отставку, отдался единственному увлечению – музыке» [2]. М.А. Зубов выписывал из Парижа, Лейпцига и Петербурга фортепьянные пьесы Шопена, Листа, всех Штраусов и многих других композиторов и наслаждался их исполнением. Сохранился конвалют этих нот середины XIX века, переданный автором в Вологодский музей «Мир забытых вещей», где находится потрет М.А. Зубова. В Вологде он организовал хоровое общество, которым руководил, и часто сам исполнял арии из русских и итальянских опер. Особенно М.А. Зубов любил арию Ивана Сусанина из оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя» [1].

      Традицию отца продолжил Михаил Михайлович Зубов – певец, музыкант и композитор, автор 4-х опер на сюжеты А.С. Пушкина, фортепьянных произведений и романсов, владевший игрой на виолончели и многих других инструментах [5]. На его музыкальных вечерах разыгрывались преимущественно трио и квартеты, часто даже в четыре виолончели. Партию фортепьяно в трио исполняла Софья Петровна или кто-нибудь из родных или друзей, приходивших помузицировать в семью Зубовых [1, 4].

      В 15 лет Миша уже бегло играл на фортепьяно и прекрасно чувствовал музыку. «Если бы ты знала, – писал он сестре Нине, – какая прелесть этюды Крамера... Буду играть «Первый вальс» Шопена – восторг что такое! ... Когда дядя Миша садится играть свою пьесу и «Марш», он превращается в Листа. Я слышу оркестр: как играют скрипки, трубы, контрабасы. Ах, какая чудная трель тут есть, ...такое впечатление, что грудь разрывается от восторга». И Миша мечтает купить себе балалайку, самоучители на свирели, брелке, гуслях и изучить великорусскую инструментовку. На уроках с А.П.Матафтиной он уже играет вещи Бетховена, Вебера, Листа, Мендельсона, Рубинштейна и Шопена [3].

      В 16 лет Миша составляет биографию Паганини, изучает учебник гармонии Чайковского, много читает (Лермонтова, Гете, Шекспира) и начинает понемногу сам сочинять, помещая свои первые музыкальные опусы в домашнем журнале «Кузнецовская хроника». У Миши Зубова, как и у Сергея Рахманинова, «суровый северный пейзаж с его неизменным ритмом наложил отпечаток на душу мальчика и нашел могучее выражение, сообщив убедительность и притягательность будущим сочинениям композитора» [2]. Из писем Михаила мы узнаем, что он «сочинил две фантазии, пишет новый трепак, «Русскую» переделывает в «Рапсодию», намерен исписать стопу, ни больше, ни меньше». Он участвует и в домашних спектаклях, в которых исполняет свою «Мазурку». Одновременно он совершенствуется во
 

Михаил Юльевич (1877-1943)       в детстве и юности       (фото из архива автора)
Страница нот, написанных Мишей Зубовым в имении Кузнецово (из семейного архива автора)

      французском языке, изучает итальянский, хочет учить еще и английский, но музыка побеждает все. «У меня нет друга, – пишет он в одном из писем, – я вечно один. Разве вот фортепьяно... Я взял дядину фисгармонию к себе в комнату и играю на ней. Теперь я настоящий органист... Жду лета, буду учить пьесы наизусть и совершенствовать их... Хочу просить у папочки и мамочки звания Кузнецовского придворного органиста». При этом Михаил увлекается серьезными классическими произведениями. «Теперь я богат, – пишет он, – у меня весь Шопен... Милый мой Фредерик, чем дальше, тем больше его люблю... С каждым днем я все больше и больше уважаю и люблю Рубинштейна... У Беляковой есть все рапсодии Листа, ...она мне дала и я наслаждаюсь» [3].

      Летом 1894 года отец подарил Мише книги: «История литературы фортепьянной музыки» и «Музыка и ее представители» Рубинштейна, а сестра Нина, которая в это время училась в Петербургской консерватории по классу скрипки, на каникулах стала учить его теории музыки [4]. Михаил же совершенствовал технику фортепьянной игры: играл «легато» и гаммы с ударением на 5 и 7, октавы «стокатто» и «терции» на 6, а также экзерсисы Мерке «для растягивания, независимости, силы и беглости» [3].

      В 1895 году Михаил вышел из реального училища, т. к. для того, чтобы удовлетворительно учиться, нужно было оставить музыку. Теперь он стал заниматься только музыкой, французским и итальянским языками. «Осенью отправлюсь в Петербург хоть пешком, – пишет он, – и поступлю в консерваторию», где можно кончить и науки. Поэтому он просит сестру Нину прислать ему программы научных предметов, чтобы подготовиться и поступить. Дома он играет фуги Баха, «Жаворонок» Балакирева, «Сонату № 2» Бетховена, оду-симфонию Давида «Колумб», в которой ему «очень нравятся песни матросов, юнги, колыбельная индианки, танец дикарей», и продолжает сочинять свою музыку [3].

      В Петербургской консерватории. В сентябре 1895 года Михаил выдержал экзамен в Петербургскую консерваторию и поступил в класс фортепьяно к известной пианистке, профессору Анне Николаевне Есиповой-Лешетицкой. Учился он с большим интересом и упорством, много занимался и еще пел в студенческом хоре. Он писал сестре Нине: «Я начал учить для Есиповой... серьезные вариации Мендельсона, «Gnomen-Reigen» Листа и две прелюдии Шопена. Как только это будет выходить, возьму два этюда Шопена, «Прелюдию» его же и вариации Падеревского... «Фантазию» Шопена буду играть как этюд каждый день... Шопеновские вещи оставляют глубокие следы в технике, т. к. у Шопена нет ни одного пассажа, который можно было бы встретить где-нибудь в этюдах» [3].

      В годы учения Михаил сильно бедствовал, т. к. родители были в состоянии оплачивать только его обучение. Приходилось самому зарабатывать на жизнь уроками музыки (за 1,5 рублей в час), давая их в разных районах города, куда из экономии он ходил пешком. Вот некоторые выдержки из его писем этого периода: «Я умываюсь и сижу до выхода куда-нибудь в матерчатых панталонах и старых башмаках... Завтракаю тремя яйцами, которые варю всмятку себе на самоваре, оставляю вкрутую одно до вечера. Пью по-прежнему кипяток. Яйца покупаю по 30 коп. десяток. Булок съедаю на 5 коп. в день. Обед состоит их двух блюд. Если в супе нет мяса, то пирожки бывают. По праздникам случается, что дают сладкое... Жизнь мне стоит 4 рубля за 3 дня, ...больше той суммы, которую я зарабатываю, а папочка дать больше (кроме данного) не может. ...Если бы я был стипендиат! ...От концерта я отказался: у меня нет никакой приличной одежды, и мне бы пришлось брать напрокат фрачную пару, купить галстук, рубашку, запонки... Я внес за прошлое полугодие 15 рублей, которые мне в Вологде подарила [тетя] Евлалия Алексеевна на штаны... Урок рублевый я взял потому, что мне нечем выкупить из ломбарда свой сюртук... Я печатаю объявления и жду, что мне свалится дорогой урок, и тогда я буду в состоянии себя содержать» [3].

Михаил Юльевич  с сестрой Ниной Юльевной	Михаил Юльевич с мамой Софьей Петровной и сестрой Ольгой Юльевной
(Фото из семейного архива автора)
Профессор консерватории Анна Николаевна Есипова-Лешетицкая преподаватель М.Ю. Зубова по классу фортепьяно	Михаил Юльевич Зубов   – с двоюродным братом Георгием Николаевичем Зубовым,  студентом по классу композиции
(Фото из семейного архива автора)

      Как-то Михаил шел по Садовой и в одной меняльной лавке увидел выигрыши двух лотерей – прелестные вещи из вызолоченного серебра и стал мечтать «взять по билету на каждую лотерею и выиграть первые выигрыши. Что с ними делать? Недурно было бы спрятать в сундук и угощать гостей чаем и закуской на золоченом серебре. Недурно также продать за 600 рублей и жить на эти деньги..., хватило бы на 7 месяцев и 200 рублей в консерваторию. Великолепно! Я мечтал, что буду миллионером, и строил планы, чем мне заняться. Я думал так: выстроить в Вологде каменный театр и держать постоянную труппу и оркестр на жаловании, все равно как департамент чиновников. Летом 3 месяца все свободны и получают жалование. Затем устроил бы небольшое святилище живописи и скульптуры (картины русские с передвижных выставок). Далее зоологический музей и ботанический сад, и публичную библиотеку. При театре у меня был бы концертный зал и аудитория для лекций. Недурно бы в Володе устроить Лесной и сельскохозяйственный институт, а также вообще обучение в губернии. Самое важное, конечно, последнее» [3].

      В консерватории Миша продолжал по-прежнему упорно заниматься: «Играю каждый день два своих этюда и шопеновский... Хочу ходить к Королько по воскресеньям и делать там генеральные репетиции моих репертуарных вещей (у них очень хорошее пианино)», чтобы приучить себя к публичным выступлениям. Он посещал также фортепьянные и симфонические концерты, рассматривая их как уроки исполнительского мастерства. Об этом мы опять-таки узнаем из его писем: «Слышал на репетиции симфонического [оркестра] Гофмана и Зауэра... Был на днях в концерте Зилотти, Вержбиловича и Рахманинова. Я доволен, что видел Рахманинова... Был на втором концерте Ауэра с Грюнфельдом... Ауэр чем дальше, тем лучше играл, и я ему орал и браво, и bis... Грюнфельд мне не нравится: любительская игра. Вещи были назначены хорошие, а играл он их отвратительно. В «Седьмой сонате» Бетховена, в 1-ой части, темп был слишком скор, у Шуберта слишком медленен. В мазурках Шопена басов не слышно, так что какая-то пустота вместо аккордов. Многие места во всех пьесах скомканы. Левая рука и правая почти всегда не вместе ударяют (арпеджируют дилетантски), так что если бы его заставить сыграть гамму в октаву, то он от полноты чувства сыграл бы ее в септиму. В «Прелюдии» Шопена был совсем другой дух, чем должен быть. Вообще все карикатурно. Ферматы такие длинные, что можно бы позавтракать, т. е. поужинать. По-моему, музыканту вредно его слушать. Я ушел, не дождавшись конца» [3].

      Когда сестра Ларисса Юльевна как-то слушала фортепьянную игру Габриловича, то она невольно сравнила его исполнительское мастерство с мишиным, «и Миша перевесил, – пишет она. По-моему, у Миши замечательно выходят такие вещи, как «Танец эльфов», «Opillon», «Nonelette», вообще, где есть подражание целым звуковым картинам природы. У него все это выходит замечательно естественно. Впрочем, сонаты и другие вещи с духовным смыслом тоже...» [4].

      По просьбе живущей в Петербурге сестры Любы Михаил должен был написать вариации для ее китайского танца. Рассудил так: «попробую сделать этот китайский танец беднее, но характернее..., чтобы совсем дико звучало». Летом 1898 года он хотел бы выступить в Кузнецове: «Я должен окрепнуть, – пишет он, – иначе никогда не буду в состоянии быть исполнителем... На Рождество привозу 4 вещи, летом прибавлю к ним еще 6 и затем несколько вещей на bis, всё разных композиторов. Конечно, я буду играть все вещи наизусть, ...вечер будет в двух отделениях. Я его хочу устроить для того, чтобы приучить себя играть наизусть по программе... Тогда выпускной экзамен будет для меня не страшен». Михаил играл теперь по 5 часов в день, пьесами занимается 3 часа, кистью 1 час и пальцами 1 час. Он считал, что небольшие вещи [для техники] ничего не дают, между тем, как большие «прямо отваливают целую кучу новостей». Поэтому он включил в свой репертуар порядочное число больших произведений. «Меня тянет, – писал он, – во все стороны [в гости играть трио, в концерты, на выставки живописи и т. д.], но, конечно, фортепьяно держит меня на якоре. Это нечто насущное!» [3]. 10
 

Михаил Юльевич в имении Кузнецово летом 1898 года (Фото из семейного архива автора)
Программа музыкального вечера в Кузнецове (МЗ – Михаил Юльевич Зубов, НЗ – Нина Юльевна Зубова)       (Из семейного архива автора)

      Еще не окончив класса фортепьяно, Михаил Юльевич начал обучение на композиторском отделении в классе специальной теории музыки у профессора

      Н.Ф. Соловьева: 1-ый год – гармония, 2-ой – контрапункт, 3-ий – фуга и канон, 4-ый, 5-ый и 6-ой – практическое сочинение. Это было обусловлено его огромной тягой к сочинительству. «Вот причины, почему я поступил к Соловьеву, а не к Римскому-Корсакову, – пишет Михаил: 1) у Соловьева Георгий [двоюродный брат Георгий Николаевич Зубов, ставший впоследствии композитором военной музыки]; 2) у Соловьева есть пунктуально изложенные записки по всем проходимым предметам, у Римского-Корсакова одна гармония; 3) Римский-Корсаков страшно много задает, ...к каждому уроку фугу, ...у Соловьева фуга пишется в два урока; 4) Соловьев полнее проходит курс. Римский-Корсаков хороший композитор, а Соловьев больше теоретик; ...есть 5-ая причина за Соловьева, ...у него немного народу» [3].

      Материальное положение Михаила оставалось очень тяжелым, приходилось брать даже рублевые (за час) уроки. «Страшная тоска, – пишет он в письме к сестре Нине. Так бы все и бросил, да останавливает то, что чем больше теперь буду учиться, тем скорее кончу». Он обращается к А.Н. Есиповой с просьбой о снижении оплаты за обучение [200 рублей в год], но «не получил ничего». Она только посоветовала ему платить тогда, когда есть возможность, т. к. в консерватории плату могут подождать. И в это же самое время его письменно попросили дать денег на цветы для подношения А.Н. Есиповой во время ее концерта. Пришлось Михаилу тоже письменно ответить, что такой возможности у него нет. Хорошо еще, что за теорию музыки у Н.Ф.Соловьева Михаил вносил только 100 рублей вместо 200. Другие 100 рублей за него в консерваторию вносил какой-то фонд, т. к. в этом классе он числился стипендиатом. Михаил решился подать прошение об освобождении платы за теорию совсем и написал Н.Ф. Соловьеву, чтобы тот «замолвил за него словечко» перед дирекцией. (Н.Ф. Соловьев получал жалование независимо от числа учеников и не был лично заинтересован в оплате своих уроков.) В 1901 году Н.Ф. Соловьев выхлопотал для Михаила Зубова бесплатное обучение по теории музыки. «Следовательно, – восклицает Михаил, – за 5,5 лет обучения 550 рублей платы «свалилось с плеч!» [3].

      Теперь Миша радовался самым обыденным вещам: «купил себе чайник и чашку; пью по утрам желудевый кофе, ...для этого купил чудный кофейник из глины (85 коп.)». А все силы и дарование – отдавал творчеству! «У меня, – пишет он, – порядочно накопилось разных набросков. Летом, вероятно, выпущу на страницах «Кузнецовской хроники» опять целый ряд пьес. Надеюсь, что они будут лучше прошлогодних, ...думаю попробовать сочинить несколько пьес специально для концертов». У Н.Ф.Соловьева изучались элементарные формы, что давало Михаилу Юльевичу возможность сочинять более правильно, «не инстинктивно» [3], применяя «разные способы гармонизации мелодии» [2].

      В классе Н.Ф. Соловьева М.Ю. Зубов был впереди всех: его лекции он не слушал, а сам разбирался в его записках и давно уже прошел то, что другие изучали только сейчас. Чуть ли ни целыми днями он писал фуги и одновременно размышлял над замыслами опер из жизни китайцев, японцев, негров, индусов и малайцев. По его мнению, это могут быть такие же национальные оперы как, например, «Жизнь за царя», «Нерон» и «Князь Игорь» [3].

      По-прежнему он посещал симфонические концерты, считая их не отдыхом, а ученьем. Ему часто казалось, что «оркестр заглушает солиста, так что у того не слышно ни одной ноты». Исключением явился Друккер, исполнивший «Второй концерт» Рубинштейна, дирижировал Сафонов. «На концерте Тимановой у пианистки оказалось мало силы; тем не менее, звук рояля, особенно в басах, был замечательно хорош; понравились «Соната» Вебера и «Жуткий танец» Сен-Санса – Листа. В Мариинском театре он прослушал оперы «Кармен», «Тангейзер» и «Евгений Онегин»; ходил на репетиции симфонического оркестра с Зилотти и Боскэ (француза, получившего первую премию на конкурсе Рубинштейна); был на концертах Ауэра с
Пенью, Зилотти с Вержбиловичем, Великорусского оркестра Андреева и три раза на Русских симфонических концертах, где дирижировали Лядов и Римский-Корсаков, отмечавший свое 35-летие. Михаил смог купить себе новые ноты: «У фонтана», «Вальс» из балета «Ночь в Египте» и «Шесть каприччио» Аренского, «Лезгинку» из оперы «Демон» Рубинштейна, «Про старину» Лядова. Для теоретической и практической гармонии приобрел «Хоралы» Дерфеля, «Цифрованные хоралы» Баха, сборник Вюльнера для игры «в ключах». Но истратил столько денег, что три месяца не мог никуда пойти. Разве что, по-прежнему, петь в консерваторском хоре, теперь в «Фантазии» Бетховена для фортепьяно, хора, оркестра и солистов [3].

      В эти годы Михаил Юльевич Зубов уже мечтал о разного рода своей музыкальной деятельности: «композиторство, пианизм и педагогика», отмечая, что все они его «интересуют и привлекают». По возможности, он делал все, чтобы «двигаться вперед на всех этих поприщах». Но основное внимание уделял совершенствованию фортепьянного исполнительского мастерства, играя по восемь этюдов Шопена ежедневно, готовя себя таким образом к концертной деятельности. «Не думай, – пишет он сестре Нине, – что я хочу концертировать из тщеславия. Нет, меня просто интересует передавать публике музыкальные произведения; мне хочется научиться, сделаться настоящим пианистом... Цену аплодисментам я знаю, они не стоят выеденного яйца и нисколько меня не прельщают. Мне хочется дождаться того времени, когда я мог бы сказать сам себе, после самого строгого анализа, критики, что я действительно хорошо играю, учу или сочиняю. У меня аппетит учиться и учиться музыке без конца» [3].

      «Очень важно также преподавателю быть концертантом», – считал Михаил Юльевич. За короткий срок он предполагал подготовить для своих концертов следующий репертуар: «Прелюдия» Лядова, «Этюд № 12» Шопена, «Баркарола» Рубинштейна, «Соната» и «Новелетта» Шумана, «Скерцо» и «Песня без слов» Мендельсона, «Вальс-серенада» Годара, «Вариации» Генделя, «Жаворонок» Балакирева и «Риголетто» Листа – всего 11 вещей. Он хочет также музыкально иллюстрировать повесть Михеева «Мара» и сочинить несколько своих пьес для выступлений [3].

      Будущим летом 1901 года Михаил Юльевич надеялся выступить с сольной программой в Кадникове и предлагал себя в качестве аккомпаниатора сестре-скрипачке Нине Юльевне во время ее гастролей в Вологде, Рыбинске, Архангельске и других городах. Выступать пришлось бы под вымышленной фамилией или под «***», т. к. студентам консерватории концертировать без разрешения было нельзя; за это могли и отчислить. «В провинции потому скучно, – писал Михаил в одном из писем сестре, – что нашего брата очень мало, а если бы забраться туда целой компанией (теоретик, пианист, скрипач, виолончелист, четыре сорта певцов и некоторые другие артисты на оркестровых инструментах, как флейта, кларнет и др.), то можно было бы и в провинции отлично жить, и там бы забил музыкальный пульс» [3].

      Но мечты Михаила Юльевича и проекты Нины Юльевны о концертах в провинции каждый раз не осуществлялись из-за отсутствия у Михаила фрачной пары. Брать на прокат фрачную пару он считал стеснительным и, кроме того, пришлось бы «истратить больше денег, чем она стоит, и не иметь ее... У папочки просить не хочу, – писал он, – у него нет ни гроша, и мы должны не тянуть с них, а сами давать им». На одном из предполагаемых концертов М.Ю. Зубов решился выступить в сюртуке. «Если бы это показалось даже странным, – рассуждал он, – я не думаю, чтобы кто-нибудь вздумал это высказывать». Имея же соответствующий концертный костюм, Михаил Юльевич уже мог бы выступать в неофициальных бесплатных концертах «Русского собрания» и Общества любителей музыки в Петербурге, откуда ему постоянно присылали приглашения на собрания, вечера и концерты. Эти выступления дали бы ему некоторую известность и помогли бы иметь более выгодных в денежном отношении учеников [3]. А пока приходилось довольствоваться концертами в имении Кузнецово, где летом 1900 года он с сестрой Ниной окрестили свою племянницу, дочь Петра Юльевича Софию [1].

      В зиму 1900-1901 годов сестра Нина Юльевна, преподававшая в частной музыкальной школе в Костроме, как могла стала помогать Михаилу деньгами. Он, конечно, считал своим долгом их в будущем вернуть. Сам же он в это время имел два урока и искал еще. Потом появились даже 6 учеников – 2 мальчика и 4 девочки. «Ученики и ученицы – это мое общество, – писал в одном из писем Михаил Юльевич. И чем их больше, тем лучше. Они нисколько не утомляют меня, а наоборот. Поэтому я жду не воскресенья и праздников, а будних дней». В фортепьянных школах и сборниках Михаил Юльевич находил много недостатков. «Разные «Маленькие Рубинштейны», «Венки», «Гудки» и другие – это всё пренеприятнейшие лубочные издания», – считал он. Его ученики исполняли замечательные пьесы для детей Чайковского и Аренского, развивающие у них музыкальный вкус. Поэтому Михаил Юльевич приобрел для них (и для себя) 1-ый том «Полного собрания сочинений П.И.Чайковского для фортепьяно» [3].

      Осенью 1901 года Анна Николаевна Есипова определила программу выпускного экзамена М.Ю. Зубова, который должен был состояться весной 1902 года. Вот эта программа: «Фуга» Баха, «Allegretto» Моцарта, 1-ая часть сонаты (ор. 53) Бетховена, «Баллада № 2» Шопена, «Gnomen-Reigen» Листа и трио или квартет Шумана... в ensemble с Вержбиловичем. Экзамен проходит в два дня: в первый день нужно было сыграть конкурсную пьесу (неизвестно еще какую) и ensemble, во второй день все остальное. По совету А.Н. Есиповой Михаил начал заниматься в ансамбле с Вержбиловичем, разучивая аккомпанемент к виолончельной сонате Бетховена. Продолжались занятия и в классе Н.Ф. Соловьева, а с А.К. Глазуновым начали изучать инструментовку квартетной игры, пока только для струнного квартета на примере сонаты Бетховена [3].

      В свободное время Михаил Юльевич опять стал посещать концерты; слушал Зилотти, Вержбиловича и Рахманинова. «Зилотти играл «Этюд» Лядова (прелесть), «Сонату» Глазунова (недурно) и «Вариации» Листа, Шопена, Тальберга, Герца и Пиксиса... Последние вариации – очень эффектная и красивая вещь... Зилотти с Рахманиновым играли рахманиновскую сюиту для двух роялей. Я доволен, что видел Рахманинова», – написал он сестре Нине [3].

      Одновременно Михаил Юльевич начал хлопоты по изданию нот опер «Цыганы» и «Граф Нулин», доставшихся ему и сестре Нине Юльевне в наследство после смерти дяди Михаила Михайловича Зубова. Партитура в издательстве Литольфа долго не печаталась, и Михаил Юльевич стал думать о возможности издания нот в 4 строки: на двух верхних строках фортепьянная партия, на двух нижних – аккомпанемент второго рояля [3]. Оперы М.М. Зубова «Бахчисарайский фонтан» и «Барышня-крестьянка», с общего согласия, унаследовал двоюродный брат Георгий Николаевич Зубов [1].

      Весной 1902 года экзамен по специальности «фортепьяно» Михаил Юльевич Зубов, как уже зрелый пианист, сдал успешно. И только в самом конце года он смог позволить себе расходы на пошив фрака (за 55 руб., из которых папа дал 30), и у него появилась возможность выступать на сцене. 11 декабря 1902 года с большим успехом прошел концерт М.Ю. Зубова в Дворянском собрании в Костроме, в котором были исполнены 1-ая часть «Голландского концерта» Литольфа, «Баллада» Шопена, «Gromen-Reigen» Листа и «Баркаролла» Рубинштейна. Вдвоем с сестрой-скрипачкой Ниной Юльевной они также успешно дали концерты в Архангельске и Великом Устюге. После каждого номера по программе они играли на бис еще одну или две пьесы. В феврале 1903 года Михаил Юльевич выступил в Вологде. Однако 12 марта 1903 года фрак уже пришлось заложить, т. к. его заработка 65 рублей в месяц на жизнь не хватало [3, 4].

      После поездки в Вологду Михаил Юльевич вдруг задумал собирать этнографическую коллекцию родной Пельшемской волости, для чего взял программу
 

Программа симфонического концерта в Дворянском собрании в Костроме в 1902 г. с участием Михаила Юльевича Зубова ( из семейного архива автора)

      в Русском музее: поселения, постройки, жилища; одежда и украшения; техника в быту; пища и напитки; занятия и промыслы; семейный быт; суеверия и гадания; народная медицина. Все это в виде фото, планов, рисунков, чертежей, моделей предметов и описаний. Но на осуществление этого проекта времени, конечно, не было, т. к. главной своей задачей он, по-прежнему, считал необходимость как можно скорее перейти у Н.Ф. Соловьева в практической класс, а у А.К. Глазунова овладеть инструментовкой. Для этого он непрерывно писал, а, точнее, решал фуги, что было очень сложно, и читал партитуры, отложив даже экзамены по истории музыки и эстетике до лучших времен. «Если я буду летом целыми днями писать фуги, – заметил он в одном из писем, – то это меня в музыкальном отношении страшно разовьет. Композиторскую технику нужно развивать и поддерживать совершенно также, как и технику игры. Оказываюсь в состоянии переделать свой этюд и другие пьесы». А раз фугам – основное внимание, то по инструментовке имело смысл остаться на второй год, о чем Михаил Юльевич в 1903 году и подал соответствующее прошение. А.К.Глазунов и директор консерватории дали на это свое согласие [3].

      Лето 1903 года Михаил Юльевич провел в Кузнецове, а осенью вернулся в Петербург. Поселился в семье сестры Любы, бывшей замужем за Сашей Зеленецким. Они снимали три большие комнаты с обстановкой, имели горничную и кухарку. Саша купил для него все необходимое: кровать, матрас, одеяло, стол, два стула, лампу, подсвечник и т. д. (всего в долг на 30 рублей); рояль был взят на прокат за 8 рублей в месяц. И хотя уроков Михаилу Юльевичу удалось поначалу набрать на целых 115 рублей, этого было недостаточно, чтобы выкупить из ломбарда свои вещи, приобрести необходимую одежду и раздать все долги. Содержание у сестры Михаилу обходилось в 36 рублей в месяц. Тем более, что один урок он вскоре потерял, денег не получил и ноты не вернули [3].

      В 1904 году у Н.Ф. Соловьева начали, наконец, писать пьесы. Михаил Юльевич свои произведения педагогу не показывал, но никто не мешал ему «утилизировать в классных сочинениях что-нибудь из своего старого». По мнению М.Ю. Зубова, «класс много дает для понимания музыки», и сам он хочет быть «или приличным композитором, или ничем», считая, что «эта зима покажет – могут ли развиться композиторские способности» у него. Из анализа сонат Бетховена в классе стало ясно, что очень важна логичность построения сочинений. Необходимость своих занятий композицией Михаил Юльевич видел в желании «усвоить все [музыкальные] формы, какие культивировались до сих пор», и дать что-то новое. Поэтому он не советовал сестре Нине переписывать и хранить его старые сочинения [3].

      Занятия у Н.Ф. Соловьева помогли М.Ю. Зубову пересмотреть конструкцию своих старых сочинений, которые, по его мнению, из-за отсутствия модуляций грешили «неоправданным однообразием». В них есть «характерные изысканные созвучия, но обилие их произведет скуку». При этом объем сочинений был совершенно не причем, т. к. у хороших композиторов «есть прелестные вещи с крошечным объемом», которым модуляции придают «свежесть и движение». «Ученье в том и состоит, – писал он в одном из писем, – чтобы привыкнуть все обдумывать... Если музыка в своей сущности необходима или, вернее, неизбежна как, например, красивое небо, закат, восход и прочее, то не следует ли писать такую музыку, которая могла бы нравиться и быть пригодной в быту не только высшей интеллигенции, но и крестьянству», как самому многочисленному и основному сословию. При этом, конечно, не нужно понижать «художественное достоинство музыкальных сочинений, ...а писать такие вещи, которые были бы хороши и, вместе с тем, могли бы войти в обиход жизни всех сословий, например, застольные песни, песни для работающих: лодочников, ткачей, кузнецов, слесарей, плотников... Музыке и музыкантам нужно избавиться от всего лишнего и ненужного, идти навстречу публике, пропагандировать, популяризировать музыку и, вместе с тем, предпринять меры, чтобы повысить уровень музыкальности публики... Даровые концерты, в программе вещи простые, но хорошие исполнение отличное... Мне очень хочется самому осуществить даровые концерты... Простые вещи я могу исполнить хорошо во всех отношениях, и их то я и собираюсь играть в концертах». Это «Адажио» из «Патетической сонаты» Бетховена, «Экспромт» Шуберта, легкие вальсы Шопена, «Песни» Мендельсона и многое другое. «Программы должны раздаваться даром. Для артиста необходимо, чтобы все без исключения знали: что он играет... Словом, навстречу публике и как можно меньше поползновений на ее карман. Я себя чувствую и хотел бы быть таким музыкантом, который как гусляр вещает толпе свои думы, понимает ее и она его понимает, и деньги при этом не замешаны». Михаилу Юльевичу хочется «тратить свой музыкальный капитал (пианизм), а не держать его под спудом, ...и в этом отношении жить полной жизнью!» [3].

      Сестра Нина Юльевна мечтала, чтобы Михаил Юльевич сочинил оперу или пьесу в русском стиле, т. к. у него было уже много отрывков, похожих на русские народные песни. Но он считал, что этого мало для оперы или пьесы, которые должны быть написаны в общеевропейском стиле, а подобные отрывки только «вкраплены как эпизоды для придания русского народного колорита». Примером для него служили оперы: «Жизнь за царя» Глинки, «Борис Годунов» Мусорсгского, «Руслан и Людмила» и «Снегурочка» Римского-Корсакова, «Вражья сила» Серова и другие, которые он с удовольствуем слушал в Народном доме Петербурга, где были дешевые билеты. Он готов был ходить туда каждое воскресенье, но частенько у него «в кармане не было буквально ни копейки» [3].

      Поражение России в Русско-японской войне всколыхнуло оппозиционное настроение против Правительства: «...студенты устраивали митинги, хотя это и было запрещено законом, и прибегали к «школьной забастовке». Вместо того, чтобы посещать лекции, они покидали своих профессоров и сбирались в обширных коридорах и залах учебных заведений... Рассеиваемые в одном месте полицией, они тотчас собирались в другом углу громадных зданий... Они предлагали новые законы, образовывали выборные комитеты, участвовали в заседаниях факультетов и т. д. ... Так продолжалось целые месяцы – студенты не учились, аудитории пустовали. Слушатели консерватории, по примеру других высших учебных заведений, избрали комитет и объявили политическую забастовку. Некоторые из профессоров, симпатизирующих движению, прервали чтение лекций. Другие, наоборот, продолжали ходить на занятия. Студенты-забастовщики устраивали наблюдение за теми, кто продолжал посещать уроки, охраняли лестницы и коридоры, ведущие в классы, и штрейкбрехерам угрожали не только словами, но и действиями. Такое положение вещей продолжалось несколько недель кряду. Наконец, Правительство решило выработать конституцию, объявило выборы в Государственную Думу. Учащиеся стали возвращаться к своим занятиям» [6].

      Неизвестно, насколько эти события коснулись Михаила Юльевича Зубова. Скорее всего, он не прерывал своих занятий. А Рождество 1905 года провел в семье своего ученика в Чернигове, где принял участие в литературно-вокально-музыкальном вечере в качестве исполнителя, аккомпаниатора и распорядителя. Играл «Сонату», «Вальс» и «Мазурку» собственного сочинения. «После концерта был большой ужин, – написал он в письме. Пили за мое здоровье. Я играл потом много. Меня слушали с удовольствием. Я играл очень хорошо». Затем выступал еще в трех концертах: в пользу студентов с обрезанным пальцем, в пользу курсисток в Дворянском собрании и в Клубе после спектакля. Репертуар был следующий: «Gnomen-Reigen» Листа; «Прелюдия № 15», «Колыбельная» и «Гексамерон» Шопена; «Баркарола № 1», «Баркарола № 3» и «Лезгинка» Рубинштейна; «Ноктюрн» Чайковского, «Скерцо» Мендельсона. Михаил Юльевич «успех, конечно, имел большой». Все были к нему очень добры; провожало много народу; получил 100 рублей, так что жизнь в Петербурге мог начать без долгов, «а то, хоть пропадай!» [3].
 
      М.Ю. Зубов вернулся в Петербург сразу после кровавых событий 9 января 1905 года, когда в мирную демонстрацию рабочих солдаты стреляли залпами, и было много раненых и убитых. Он застал везде толпы народу, патрули и разъезды; заколоченные досками окна магазинов; закрытые учебные заведения и театры. Газеты не выходили, т. к. редакции были превращены в «приемные покои», а курсистки собирали пожертвования в пользу пострадавших. Когда полиция ждала скопления народа («плечо к плечу» на Невском проспекте и в других местах), то выключалось электричество, и город погружался во мрак. У гостиниц тогда ставили «ноевы ковчеги» с утвержденными на них факелами, а в домах зажигали свечи [3].

      Не было занятий и в консерватории после того как забастовавшие студенты после сходки «прошли по классам и выгнали оттуда всех учащих и учащихся». 16 марта «в день открытия консерватории» туда пускали «только с именными повестками, которые были присланы желающим продолжать занятия». При этом у запертого подъезда была полиция, чтобы в здание не ворвались учащиеся без повесток. Но примерно 50 человек бастовавших студентов через вход в большой зал «забрались в классы и разлили там вонючую жидкость». Полиция вывела их на улицу, где к ним присоединилось еще человек 100, «и всех повели в участок», где их переписали и отпустили. Н.А. Римский-Корсаков написал директору консерватории письмо «по поводу полиции, которая была на нас приглашена. Рознь довела до обструкции», и известнейший композитор с мировым именем был уволен. В знак протеста из консерватории вышли лучшие ее преподаватели-профессора: А.К. Лядов, А.К. Глазунов, А.Н. Есипова и многие другие. М.Ю. Зубов, в числе примерно еще 200 студентов, «подал заявление о нежелании считаться себя учащимся консерватории, которая уволила Римского-Корсакова» [3].

      Михаилу Юльевичу было 28 лет. Годы, проведенные в консерватории, были для него периодом знакомства и учения у выдающихся музыкантов; упорного труда при освоения сложнейшего классического фортепьянного репертуара; занятий теорией музыки, гармонией, инструментовкой и композицией, а также собственного сочинительства и общего культурного становления. «В Петербургской и Московской консерваториях предъявлялись исключительные требования к студентам. Можно было не сомневаться, что обладатель диплома «Свободный художник» был настоящим музыкантом и знал свое дело» [2]. М.Ю. Зубов не дошел до этого звания «всего ничего», но он уже состоялся как блестящий пианист, неплохой преподаватель и начинающий композитор. Он решил пробыть в Петербурге до тех пор, пока не разъедутся его ученики и ученицы, а затем направиться в Могилевскую губернию в имение «Русское» к своим знакомым. Там он много занимался, «разучивая пассажи из шопеновских вещей» [3].

      Вторую половину лета Михаил Юльевич провел в Кузнецове, где писал фуги для домашнего журнала и давал концерты для домочадцев. Софья Петровна писала в одном из писем дочери Нине: «Миша задал нам чудный концерт. Начал с увертюры «Эгмонта», потом играл свои сочинения последние, потом под конец «Баркаролу» Рубин.[штейна] и другие пьесы. Он был в ударе. Все восторге!» [4].

      Уже в это время М.Ю. Зубов стал мечтать о зарождении Вологодского Музыкального Общества и принадлежащей ему народной музыкальной школы, которой должен был управлять Совет преподавателей, разрабатывающий программу трех отделений. До появления отчислений от уроков, членских взносов и концертов занятия могли бы идти на дому, затем нашлось бы подходящее помещение. Плата за обучение должна была быть небольшой, возможно, разной: на младшем отделении маленькой, на среднем – большей, а на высшем еще большей. Сам Михаил Юльевич готов был безвозмездно выступать в Вологодском Музыкальном Обществе с благотворительными концертами для материальной поддержки педагогов, оплаты помещения и помощи ученикам. Кроме своего класса (фортепьяно и теоретические дисциплины), он предполагал включить в число преподавателей: А.П. Матафтину (фортепьяно), Н.Ю. Зубову (скрипка), Виленского, Белякову и других [3]. Письмо-проект о создании школы в Вологде в подлиннике хранится в архиве музыковеда Эллы Андреевны Кирилловой [7].

      Жизнь в Петербурге. Осенью 1905 года М.Ю. Зубов вернулся в Петербург. Продолжить обучение в консерватории по практическому сочинению не было никакой возможности из-за отсутствия денег. На письменные уговоры сестры Нины уехать, если нельзя продолжать обучение в консерватории, Михаил Юльевич отвечал, что «пока есть здесь надежда хоть что-нибудь иметь», он не хочет покидать Петербург. «Здесь я могу, – пиал он, – быть в опере, в Народном доме в 4-ом ряду за 1 рубль 70 копеек, а по праздникам за 80 копеек». Он «купил себе абонемент на хоры в Дворянское собрание на все 7 симфонических концертов, устраиваемых Зилотти. Можно было «за 1 рубль быть на генеральной репетиции симфонических концертов Музыкального Общества. Можно пойти к Шереметьеву на симфонии, это недорого. Словом, смотря по карману», можно «ходить в концерты более или менее часто... Если уеду в провинцию, подвергнусь опасности обмещаниться. Я буду здесь жить и искать возможности поучиться» [3].

      Михаил Юльевич начал давать частные уроки, затем преподавать «Практическую теорию композиции», по которой писал и собирался издать учебник, пока в форме лаконичных записок. «По совести считаю, – писал он, – этот свой труд полезным; нахожу в нем достоинства; не могу преподавать по чужому...; считаю его практичным, логическим. Это мое убеждение, пришедшее мне в голову: новое освещение, новые комбинации, новый план, более сжатое точное определение, подчеркивание существенного... Диктовать ученикам его текст немыслимо». И Михаил Юльевич просит сестру Нину Юльевну помочь в публикации его учебника через ее знакомого издателя А.Ф. Федорова [3].

      Но более всего он хотел бы выпустить в свет тетрадь собственных фортепьянных пьес. «Пишу не для добывания денег, а по внутренней потребности, – свидетельствует он, – т. к. мои сочинения – произведения искусства, хотя в них и нет той талантливости, которой отличаются теперешние наши музыкальные сливки: Лядов, Скрябин и т. д.». Просто, «если не напечатано, то значит как бы не существует. Хорошо ли, худо ли, но это составляет часть моей физиономии... Мне кажется, что сочинения, подобные моим, могут пользу принести своим существованием. Это деятельность и отчего же ей попадать? Будет ли слава или нет – мне все равно. Но нужен непременно издатель, нужно быть в каталогах, в магазинах...» [3].

      На Рождество 1906 года Михаил Юльевич опять ездил в Чернигов со своими концертами, а лето провел в Кузнецове [3, 4].

      Работа в Смоленске. В 1907 году жить в Петербурге стало значительно труднее; денег практически не было, и в сентябре этого года М.Ю. Зубов переехал в Смоленск, где за 1400 руб. в сезон удалось найти работу преподавателя в частной музыкальной школе Клина. У Михаила Юльевича 11 учеников по фортепиано и более 80-ти по теории музыки. Он надеялся, что в течение зимы будет в состоянии расплатиться с долгами, которые составили уже 400 рублей. «Только бы исправно учить «своих птенцов» и получить сумму со школы. Хочется, чтобы скорее все установилось и пошло». Ноты он надеялся выписывать через музыкальный магазин, педагогическую литературу получать на дом из библиотеки бесплатно. Поэтому появилась возможность брать у коллеги по школе уроки пианистической техники по методе Лешетицкого, обеспечивающей законченность, ровность и чистоту исполнения. Эти уроки были важны М.Ю. Зубову и как пианисту, и как педагогу. Он считал, что теперь сможет более точно учить и более совершенно разучивать пьесы и этюды с учениками. О своем отношении к ученикам Михаил Юльевич как-то писал: «Уроки для меня не состоят только в том, что я заставляю зубрить гаммы или еще что-нибудь, нет. Я стараюсь познакомиться с учеником вполне, развить в нем эстетический вкус, влиять на него в хорошую сторону; словом, чтобы занятия музыкой остались светлой

Михаил Юльевич Зубов в Смоленске в 1907 г. (Фото из семейного архива автора)

      страницей в воспоминаниях учащегося. Дрянных и неизвестных авторов не даю. Мало-мальски играющий уже знает и играет Чайковского, Шопена, Мендельсона, Шуберта, Моцарта , Бетховена, а кто получше, так и Шумана и Рубинштейна» [3].

      Параллельно с преподаванием Михаил Юльевич продолжал сочинять небольшие пьесы. Он готовился передать сестре Нине Юльевне для издания в Москве пока три вещи, а потом доработать «Вальс», «Балладу», «Польский танец», «Марш» и многое другое. Условия его, как автора, были следующие: отдать сочинения в собственность какому-либо издателю с условием получения даром одного печатного экземпляра. «Убавлять или прибавлять ничего нельзя, можно только вставить значки f [форте], p [пиано], дуги и т. п.; никакого опуса не надо; издание должно быть не лубочное» [3].

      Для осуществления этого плана Михаил Юльевич большую часть января 1908 г. провел в Кузнецове, где много работал над своими сочинениями, а по дороге в Смоленск один день гостил у сестры Нины Юльевны в Москве [4].

      Из московского музыкального магазина «Симфония», расположенного в здании консерватории, был получен ответ А.Ф. Федорова, содержащий согласие напечатать три пьесы М.Ю. Зубова в Лейпциге у Родера по 200 экземпляров вместе и по 200 экземпляров отдельными тетрадями с уплатой 10% от стоимости проданного тиража (примерно 30 рублей, или записать в торговых книгах «Симфонии», как вклад композитора в магазин с 6% годовых). При этом Михаил Юльевич должен был прислать текст титульного листа, расписку о передаче пьес в собственность хозяина магазина и просмотреть корректуры перед печатью. Михаилом Юльевичем были посланы А.Ф. Федорову «Песня без слов», «Прелюдия» и «Пляска» [3]. К сожалению, осталось неизвестным – были ли опубликованы эти фортепьянные произведения М.Ю.Зубова, а также написанное им в марте 1908 года на 7-ми страницах большое «Скерцо», которое он рассматривал как свое первое существенное сочинение и «экзамен на звание композитора», и просил сестру Нину Юльевну показать его С.И.Танееву [3].

      Осенью 1908 года Михаил Юльевич играл свои сочинения директору смоленской музыкальной школы Клину, и они ему очень понравились, особенно «Белорусская песня». В Смоленске было несколько оркестров, и М.Ю. Зубов сделал переложения фортепьянных «Рондо» и «Капричиозо» Мендельсона для оркестра, расписал и переписал все партии. Думая о фортепьянном концерте своих учеников, он некоторые свои вещи решил переложить для двух роялей и впервые аккомпанировал на втором рояле своим ученикам при исполнении больших фортепьянных концертов. 21 ноября 1909 года состоялся подобный большой благотворительный концерт с его участием [3]

      Концерт в Московской консерватории. В 1909 году М.Ю. Зубов начал готовиться к большому сольному концерту, который должен был состоятся в Малом зале Московской консерватории 21 января 1910 года и поэтому отказался от поездки с концертом в Кострому. В Москве ему хотелось исполнить «Аппассионату» Бетховена, возможно, «Скерцо № 3» и «Балладу № 3» Шопена. Но ему советовали сыграть «Концерт для фортепьяно с оркестром» Листа, а для этого, вместо оркестра, нужен был аккомпаниатор на втором рояле, и Михаил Юльевич просил сестру Нину Юльевну узнать – не возьмутся ли за это Яворский или Николаев? Программу концерта он обсуждал с ней в письмах. Первое отделение: Крейтер «Соната», Шуман «Романс» и Новелетта», Шопен «Bergeuse», «Прелюдия № 3» и «Прелюдия № 15», Лист «Вальс-экспромт», Мендельсон «Скерцо»; 2-ое отделение: Бетховен «Аппассионата», Рубинштейн «Баркарола № 3», «Баркарола № 1», Чайковский «Ната-вальс» и «Ноктюрн», Фогрих «Каприс», Григ «Ноктюрн», Лист «Gnomen-Reigen», Шуман «Скерцо» (из сонаты). Потом программу изменил [3].

      А для анонса концерта М.Ю. Зубов послал следующую программу: Бетховен «Аппассионата», Скарлатти «Пастораль», Корелли-Фриденталь «Гавот», Шопен «Баллада № 3», Лист «Этюд», «Gnomen-Reigen», «На берегу моря» и «Вальс-экспромт», Рубинштейн «Гондольера» и «Лезгинка» (из оперы «Демон»), Мошковский
 

Ответ А.Ф. Федорова из музыкального магазина «Симфония» (Из семейного архив автора)

      «Музыкальный момент», Чайковский «Вальс», Рахманинов «Серенада № 5» и «Прелюдия № 5», Скрябин «Прелюдия № 5», Дебюсси «Эстамп «Пагоды», Ляпунов «Этюд» и «Лезгинка». Потом программу опять несколько видоизменил, добавив «Этюд» Рубинштейна, «Кампанеллу» и «Рапсодию» Листа и решив не играть произведения Скарлатти и Рахманинова [3].

      Из-за порезанного пальца концерт М.Ю. Зубова в Москве был перенесен на 8-ое февраля 1910 года. Михаил Юльевич просил сестру Нину Юльевну устроить так, чтобы программки на концерте раздавались бесплатно и готов был заплатить за это свои деньги. Для него желательно было также, чтобы в них было напечатано: «Просят воздержаться от аплодисментов». Он решил приехать в Москву утром в день концерта и до выступления не играть, но все-таки попробовать рояль, т. к. «для глиссандо нужна слабая клавиатура, а, главное, инструмент должен быть не истрепанный» [3].

      На концерт в Малый зал консерватории пришли приехавшая из Вологды мама Софья Петровна и сестра Нина Юльевна. М.Ю. Зубовым были исполнены: «Аппассионата» Бетховена, «Прелюдия» Скрябина, «Этюд», «Кампанелла» и «Пьеса» Листа, «Эстамп «Пагоды» Дебюсси, «Ната-вальс» Чайковского, «Лезгинка» из оперы «Демон» и «Гондольера» Рубинштейна, «Гавот» Корелли-Фриденталя, «Музыкальный момент» Мошковского, «Лезгинка» Ляпунова, а также «Скерцо» и «Интермеццо» собственного сочинения. По неопытности не разослали пригласительные билеты критикам и после концерта не покупали газет. «Аппассионата», «Кампанелла» и другие вещи были сыграны безупречно во всех смыслах. Успех был полный! [4].

      После концерта Михаил Юльевич случайно прочитал про свой концерт отчет Григория Прокофьева, всегда бранившего всех новых неизвестных артистов. Тот писал: «Михаил Юльевич – пианист доброго старого времени. Техника превосходная, тон прекрасный, исполнение музыкальное, лучший выбор вещей, но... злоупотреблял педалью.» Действительно, в Смоленске Михаил Юльевич играл на неважном рояле, из которого звук приходилось извлекать усиленным давлением на педаль, а в Малом зале был чудесный «Бехштейн», который удалось попробовать только один раз. Нина Юльевна сочла критику хорошей, а Михаил Юльевич счел ее насмешкой; критика его обескуражила. Тем не менее, в целом, успешный концерт М.Ю. Зубова в Москве стал знаменательным событием в жизни талантливого пианиста, и на масленицу он уже дал еще один сольный концерт в Орле [4].

      В апреле 1910 года Михаил Юльевич обратился с просьбой к сестре Нине Юльевне достать «урок на лето в отъезд. Я согласился бы, – писал он в письме, -поехать за самые пустяки, т. к. не могу придумать: куда бы мне деться» [3]. Возможно, он провел лето в Кузнецове, куда приехали на отдых и Нина Юльевна с мужем-виолончелистом Владимиром Казимировичем. То-то «намузицировались» бы! [4].

      Новый учебный год в Смоленске и новые идеи. Осенью 1910 года занятия М.Ю.Зубва в Смоленской музыкальной школе возобновились. В целом, удовлетворенный своим исполнением сложнейших фортепьянных произведений в Москве, Михаил Юльевич начал подумывать о том, чтобы снова дать где-нибудь свой сольный концерт. Разучивал «Прелюдию», «Серенаду» и «Элегию» Рахманинова, «Вариации» Лядова и хотел бы сыграть «Концерт для фортепьяно с оркестром» Листа со вторым роялем и поэтому стал искать аккомпаниатора. «Мне скучно ни к чему не стремиться», – писал он. И затем сам за один день приготовил аккомпанементы к конкурсным фортепьянным концертам своих учеников. На одном из благотворительных концертов в Купеческом собрании М.Ю. Зубов аккомпанировал слепому скрипачу Карасику. Одновременно он продолжал работать над своими сочинениями: «Песню» переделал в «Анданте» для своего будущего фортепьянного концерта. Каждый день он стремился «и покомпозировать, и поиграть», а также посетить концерты гастролеров. Слушал концерт Рижского симфонического оркестра, который исполнил «Шестую симфонию» Чайковского, «Концерт для фортепьяно с оркестром» Грига, «Концерт-вальс» Глазунова и увертюру к опере Вагнера
 

Программа концерта М.Ю. Зубова в Малом зале Московской консерватории и объявление в газете (из семейного архива автора)

      «Тангейзер». Все произведения очень понравились, т. к. исполнение было неплохое. А свой сольный концерт М.Ю. Зубов дал для Глинковского кружка, где исполнил сочинения Чайковского, Рубинштейна, Корелли, Листа и два собственных произведения. На вечере в Дворянском собрании в память Льва Толстого играл «Похоронный марш» Бетховена [3].

      Как видим, в Смоленске Михаил Юльевич продолжал сочинение музыки. Послав сестре Нине Юльевне бандероль с новыми произведениями, он просил «проверить пальцы» в скрипичной партии своей «Прелюдии» для скрипки и фортепьяно, напечатать ее и послать на выставку в Берлин под девизом. с посвящением «a Janny Goldberg» [3].

      В эти годы сестра Нина Юльевна (в замужестве Герман-Зубова) решила создать в Москве свою музыкальную школу. Работа в ней была бы желательна и для Михаила Юльевича, т. к. дала бы ему возможность жить в большом культурном городе. Но, при всем желании, он никак не мог помочь сестре, т. к. дал доверенность отцу Юлию Михайловичу распоряжаться всем тем, что он ему выделил в 1909 году (имение Кузнецово, земли, лес и пр.). М.Ю. Зубов занял у Клина в счет будущего заработка 180 рублей, чтобы отец мог если не выкупить заложенное имение Кузнецово, то хотя бы заплатить проценты за него. Все второе полугодие 1910 года Михаил Юльевич «проходил без кошелька» и свое жалование получил только в феврале следующего года. Сам же он уже рассматривал вопрос создания собственной музыкальной школы еще в 1905 году, но только в Вологде, где вместе с ним могла бы работать и сестра, но и тогда все упиралось в отсутствие денег [3, 7].

      Осенью 1911 года М.Ю. Зубов продолжил служить в смоленской музыкальной школе. Теперь у него было много предложений дать сольные концерты в Смоленске, Вологде и Костроме, но фрака опять не было и не на что его было приобрести. В то же время Михаилу Юльевичу хотелось уже будущей весной уйти из школы Клина и устроиться где-нибудь в большом городе, где можно было бы «еще чему-нибудь поучиться». Он обратился к А.Н. Есиповой и А.К. Глазунову с просьбой помочь что-нибудь ему подыскать. Друзья обещали с будущего учебного года протекцию в Екатеринославском отделении Русского Музыкального Общества. Если с этим ничего не получиться, то Михаил Юльевич хотел бы остаться в Смоленске, но быть самостоятельным, чтобы много играть, а зарабатывать частными уроками. Если бы отделение Русского Музыкального Общества открылось в Смоленске, то, может быть, можно было бы преподавать там? А пока на Рождество и Пасху Михаил Юльевич собрался брать уроки в Петербурге у профессора консерватории Бариновой, которая в Европе училась у Годовского, т. к. и сам Михаил Юльевич, и его ученики уже играли по новой методе. На запрос М.Ю. Зубова Баринова ответила, что ей можно приносить любые произведения, но технику игры она будет показывать на этюдах и прелюдиях Шопена и Листа. Поэтому Михаил Юльевич сразу начал разбирать эти сочинения, чтобы «ноты потом не стесняли» [3].

      План осуществился: и Рождество, и Пасху 1912 года М.Ю. Зубов провел в Петербурге, занимаясь у Бариновой. Она задала ему оставшиеся этюды Шопена и «7 Studien» Годовского, которые Михаил Юльевич собирался разучивать летом в Кузнецове, хотя мечтал поучиться и заграницей. «Учиться никогда не поздно», – считал 35-летний композитор, пианист и педагог. А проезжая через Москву он хотел попробовать сыграть с сестрой Ниной Юльевной переложенные им вещи для скрипки и фортепьяно. В апреле 1912 года М.Ю. Зубов написал еще одно письмо А.Н.Есиповой с просьбой помочь ему устроиться в Киевское музыкальное училище, куда и сам написал запрос в надежде на открывшуюся там вакансию [3].

      Лето 1912 года Михаил Юльевич провел в Кузнецове, где давал концерты для домочадцев, друзей и знакомых. При этом он просил: «1) не требовать исполнения того, что не помечено в программе; 2) не аплодировать; 3) не благодарить». 21 июня были исполнены: увертюра к трагедии Гете «Эгмонт» Бетховена, «Ноктюрн» Шопена,
 

Михаил Юльевич за роялем с сестрой Марией  в имении Кузнецово в 1912 г.	М.Ю. Зубов (Фото из семейного архива автора)
Программа фортепьянных номеров М.Ю. Зубова в Кузнецове 21 июня 1912 г. (Из семейного архива автора)	Программа фортепьянных номеров М.Ю. Зубова в Кузнецове 3 августа 1912 г. (Из семейного архива автора)

      «Фантазия» Шумана, «Песня о фульском короле» Листа, «Баркарола» Рубинштейна, «Ната-вальс» Чайковского, «У монастыря» Бородина, «Озеро» и «Лес» Черепнина, а также «Вальс» своего сочинения. В концерт 3 августа 1912 года были включены: Чайковский «Грустная песенка», «Ноктюрн», «Баркарола» («Июнь» из «Времен года»), «На тройке» («Ноябрь») и «Романс»; Лядов «Про старину»; Черепнин: «Лес» и «Озеро»; Зубов «Скерцо», «На Красной площади», «Вальс»; Шарвенко «Мазурка»; Мошковский «Музыкальный момент»; Мендельсон «Песня без слов»; Шуман «Романс» и «Aufschwung»; Шопен «Вальс», два «Ноктюрна», «Этюд», «Колыбельная» и «Прелюдия» [3, 4].

      Служба в Екатеринославе. В сентябре 1912 года Михаил Юльевич переехал в Екатеринослав на должность преподавателя Музыкального училища городского отделения Русского Музыкального Общества, но все еще мечтал о Киеве, т. к. там должна была открыться консерватория, а быть преподавателем консерватории ему хотелось более всего. В Екатеринославе преподавателей было немного: по классу фортепьяно – трое; скрипки, виолончели, контрабаса и пения – по одному; всего 7 человек. М.Ю. Зубов должен был преподавать фортепьяно 16-20-ти ученикам, гармонию 5-6-ти и вести оркестровый класс. Ученический оркестр состоял пока из следующих инструментов: 4-х первых и 7-ми вторых скрипок, альта, виолончели и контрабаса. Оркестр был нестроен, но Михаил Юльевич решил «терпеливо нести этот крест» и добиться определенных успехов, что позднее ему и удалось, так что захотелось даже учиться дирижерскому искусству. Уроков в школе было очень много, так что времени, чтобы «достаточно поиграть» не было, а Михаил Юльевич хотел бы приготовить крупные сочинения знаменитых композиторов, чтобы показать их Бариновой. Тем не менее, «от времени до времени» он «подвигал и свои сочинения», которые, по его мнению, «смахивали на Равеля или Дебюсси» [3].

      В декабре М.Ю. Зубову предложили место директора Воронежского музыкального училища с окладом 2000 рублей в год и возможностью преподавания фортепьяно и гармонии. Но от этой должности он отказался, т. к. боялся, что времени на собственные занятия в совершенствовании пианистического мастерства и сочинительство совсем не останется. Пожалел, что не согласился, когда весной в Екатеринославе стали задерживать заработную плату и пришлось просить сестру Нину Юльевну погасить в Москве его долги и прислать хоть 10 рублей на жизнь и 100 рублей, чтобы добраться до Кузнецова [3].

      В Екатеринославе профессионального оркестра не было, концерты давались только летом заезжими коллективами, и Михаила Юльевича опять стало тянуть в Петербург или Москву. В середине мая он, вместе с директором училища и двумя преподавателями, ездили в военный лагерь, где слушали игру военного оркестра, как экзаменационную работу его ученика по классу гармонии, солдата Прокопенко. Экзамен был принят, т. к. игра оркестра всем понравилась [3].

      В конце мая 1913 года занятия в Екатеринославском училище закончились, директор дал немного денег, и Михаил Юльевич, проездом через Москву, направился в Кузнецово. В Москве навестил семью сестры Нины Юльевны, ездил с ее мужем на репетицию и концерт в Сокольники; в Вологде посетил кинематограф; в Кадникове был на детском спектакле в театре отца Юлия Михайловича. А в июле вместе с ним отправился заграницу. В Петербурге Михаил Юльевич продал татарину свой костюм и «снова стал богачом». Из Петербурга на пароходе путешественники достигли Штетина, затем посетили Гельсандорф, Берлин, Париж, Марсель, Гренобль, Шартрез, Женеву, Базель, Карлсбруэ (где живет знаменитый Бузони, у которого Михаилу Юльевичу хотелось бы поучиться), Штутгарт, Нюрнберг, Карлсбад, Дрезден и Варшаву. Восхищались архитектурными ансамблями и другими достопримечательностями городов; гуляли в парках и ботанических садах; осматривали дворцы, музеи и галереи; посещали театры, курзалы и т. д. Впечатлений масса! О них Михаил Юльевич подробно писал матери [3].
 

Страницы музыкального календаря (из семейного архива автора)
Виды Марселя, присланные М.Ю. Зубовым маме Софье Петровне в Кузнецово в 1913г. (Из семейного архива автора)
Виды Альп (Grindelwald), дороги и водопада (Fourvoirie) в Grande-Chartreuse (Франция) (Из семейного архива автора)

      Осенью М.Ю. Зубов возвратился в Екатеринослав. Два дня жил в гостинице, потом нашел себе прекрасную комнату за 18 рублей с электричеством и 15 рублей за обеды; пианино напрокат взял за 8 рублей в месяц [3].

      В училище сделали ремонт, открыли научные классы, так что учеников прибавилось. Появился и новый преподаватель по пению – итальянец Марио Антонелли. У Михаила Юльевича сначала было 20 учеников по классу фортепьяно, затем 39, а под конец уже 41; по классу гармонии 18 человек, а в оркестре – 25. Так что он был занят шесть дней в неделю до 8-9 часов вечера, а по воскресеньям ученики приходили к нему домой и, чаще всего, без оплаты. Отношение М.Ю. Зубова к ученикам было совершенно удивительное. Он не только «одному поправлял сочинения, другому аккомпанировал, третьего учил на фортепьяно...», но и заботился о каждом из них, как о своих родных детях [3].

      Ученический оркестр под управлением М.Ю. Зубова начал разучивать «Вальс» Чайковского, «Весну» Грига, «Колыбельную» Чернфельда и «Контрадансы» Бетховена, готовясь к закрытому училищному вечеру. Кроме струнных, в этих пьесах должны звучать еще валторны, фагот, два кларнета и флейта. Приятно было послушать новые звуки, которые нравились и ученикам. Михаил Юльевич дирижировал уже практически наизусть. Но для серьезной симфонии у учеников пока нехватало техники, да и не все инструменты были в училище: три тромбона, один фагот и одна валторна, а «против двух труб полагается 4 валторны. Вот и приходилось довольствоваться только струнными с прибавкой некоторых деревянных и медных инструментов». На концерте, кроме оркестра, выступили шесть учениц Михаила Юльевича. Особенно всем понравилась его маленькая итальянка Джиудичи, сыгравшая «Песню жаворонка» («Март» из «Времен года») Чайковского и «В церкви». На лекции-концерте о П.И. Чайковском М.Ю. Зубов сам исполнил фрагменты из опер «Садко» и «Ромео» [3].

      Директор училища захотел, чтобы М.Ю. Зубов и новый преподаватель по классу скрипки устроили бы сонатный вечер. Выбрали и исполнили сонаты для скрипки и фортепьяно Корелли, Моцарта и Бетховена, в том числе и «Крейцерову сонату». На Рождественском концерте в Английском клубе ученический оркестр под управлением Михаила Юльевича играл уже очень хорошо. Ученики «на удивление следили за всем, что я хотел», – записал он. Кроме того, М.Ю. Зубов выступил соло: играл «Лес» «Озеро» Черепнина, «Сады под дождем» Дебюсси и «Виселицу» Равеля, а также свои сочинения. Праздник Рождества прошел в училище очень весело [3].

      В городе прошло и несколько гастрольных концертов. Главные из них, конечно, концерт блестящей пианистки А.Н. Есиповой с известным скрипачом Л. Ауэром, у которого в Петербургской консерватории училась сестра Нина Юльевна, и сольный концерт Сергея Рахманинова. А.Н. Есипова была рада видеть М.Ю. Зубова и благодарила за преподнесенный венок. О концерте С.В. Рахманинова Михаил Юльевич записал свои впечатления так: «Пока он играл, я не замечал ничего особенного. Тонко, гладко, мастерски. А чем дальше, тем больше вспоминаю и ценю. Удивительно хорошо! Как много положительных сторон и ничего, рассчитанного на эффект! Он вроде Шаляпина. Высокого роста. Коротко стриженый. Бритый. Белобрысый. Такое спокойствие, как у него, ничем другим нельзя объяснить, кроме как сознанием своей силы, верой в нее... И ничего особенного не кажется только в первый момент, а потом видать: что это такое!» [3].

      Несмотря на большую занятость, М.Ю. Зубов продолжал сочинять, а заниматься на фортепьяно ему было теперь уже совершенно некогда.

      Во время войны. С началом Первой мировой войны жизнь осложнилась: сборы с концертов и спектаклей шли на подарки солдатам, многие учебные заведения превратились в лазареты, стало плохо с питанием. «В последнее время так дорого в Клубе, что я обедаю дома, – писал Михаил Юльевич сестре. Покупаю сосиски, яиц, сыру, варю кофе. Такой обед не вызывает ни малейшего желания поужинать или позавтракать. Ем, потому как надо поесть, а удовольствия никакого. Иногда прямо насилу «пообедаю». Утром выпиваю дома 2-3 чашки кипятка с медом, вечером пью чай в училище. Там и сухари моего изготовления». Сахар стали выдавать по карточкам [3].