Мне нередко приходилось бывать в беспредельных задонских степях.
На этом огромном пространстве между реками Доном и Егорлыком, где паслось до ста тысяч лошадей, не было деревень. Только кочевали калмыки, и далеко - далеко один от другого стояли зимовники русских коневодов, состоявшие из одного - двух домов, пары мазанок и сарая с конюшней. Когда же я забирался в восточное коневодство, к дербетам в калмыцкие улусы, то казалось, что живешь в доисторические времена. Табуны-красный калмыцкий скот и кибитки. Южнее, как, напр., в станице Платовской, есть еще и оседлые калмыки, занимающиеся земледелием, но все-таки рядом с их домами стоят кибитки. В Платовской есть школы, а кругом все-таки табуны и табуны, и по всей степи разбросаны скирды сена, служащие единственной защитой для табунов во время сильных зимних буранов, шурганов, по - местному, таких, о каких на севере не слыхали. Только привычный, табунщик да калмык и выдержит их. Трое суток просидеть в седле калмыку - пустое дело. Трудна для калмыка зима, осень - август, сентябрь и октябрь - лучшее время после весны... А с ноября снег занесет степь и лежит до марта. Бывают снега небольшие - когда «тебенить», т.е. доставать траву, раскапывая снег копытами, лошадям легко даже из-под полуаршинного снега. Трогательная картина; пасется на снегу табун, возле маток стоят жеребята и ждут, пока для них матка отгребет снег копытом до травы. Но бывают гнилые зимы с оттепелями, дождями и гололедицей. Это гибель для табунов - лед не пробьешь, и лошади голодают. Мороза лошадь не боится. Обросшие, как медведь, густой шерстью, бродят табуны в открытой степи всю зиму и тут же, с конца февраля, жеребятся. Но плохо для лошадей - бураны. Иногда они продолжаются неделями - и день и ночь метет - ничего за два шага не видно.
Вот где начинается каторжная служба табунщика. Девиз калмыка такой: - Табун ушля - я ушля. Табун пропал - я пропал.
И никогда ни в какую вьюгу калмык не оставит табуна. А табун надо держать против ветра, а по ветру уйдет нивесть куда и погибнет. И вот целыми сутками, день и ночь, стоят 3 - 4 калмыка перед табуном, уговаривая и окрикивая его. Если долго не идет смена, они по нескольку суток проводят в седле, питаясь мерзлой кониной и иногда засыпая на лошади. Когда уж невмоготу, он добирается до джулуна. Это маленькие кибиточки при табунах, специально для табунщиков. Зачастую его, закоченелого, снимают с, лошади, стягивают заледеневшее платье, все сшитое шерстью вниз, к голому телу. Ему подносят чашку горячего конского сала из непрерывно кипящего котла. Он выпивает, согревается и через несколько часов богатырского сна в джулуне он снова на коне перед табуном...
Вот почему русские коневоды держат табунщиками, главным образом, калмыков, платя им хорошее жалованье.
Дербеты - настоящая калмыцкая лошадь, такая же дикая и малорослая, как ее владелец. За то уж никакая степная метель, никакие лишения не страшны ей. Дикая степь астраханская выработала их, диких, не боящихся ничего. Длинная грубая шерсть и необыкновенно толстая кожа спасает этих лошадей и от укуса насекомых и от климатических невзгод.