«БУДИЛЬНИК»

      «Будильник» около полувека веселил Москву, и никто из нас, веселых сотрудников тогда веселого журнала, не знал глубокой трагедии, заложенной в основании этого самого распространенного в восьмидесятых годах юмористического органа.

      В те времена и читатели и сотрудники мало интересовались, кем был основан журнал и при каких условиях.

      Сотрудники жили настоящим днем, не заглядывая в прошлое: приходили со статьями, за гонораром, собирались составлять номера по субботам, видели тех, кто перед глазами, а в прошлое не заглядывали.

      Кое-кто знал, правда, что основатель московского «Будильника» был художник и писатель А. П. Сухов, и этим ограничивались, не вникая в подробности его биографии, а человек это был интереснейший.

      А. П. Сухов был сыном касимовского крестьянина, умершего в 1848 году от холеры. Похоронив мужа, вдова Сухова пришла со своим десятилетним мальчиком из деревни в Москву и поступила работницей в купеческую семью, а сына отдала к живописцу вывесок в ученье, где он и прожил горьких девять лет: его часто били, много и за все.

      В эти годы А. П. Сухов самоучкой выучился писать и читать и самоучкой начал потихоньку от хозяина рисовать. Отслужив условленные года у хозяина, он перешел уже мастером к богомазу и принялся писать образа.

      Еще восемь лет прожил он у богомаза, усиленно в это время читая все, что попадалось под руку, и рисуя. Но то и другое шло без всякой системы.

      Его мать перешла работать в семью одного профессора Московского университета, с которым А. П. Сухов, посещая по праздникам свою мать, встречался.

      Однажды он показал профессору свои рисунки и несколько тетрадок с написанными им рассказами и сценками из рабочего быта.

      Профессор, заметив способности А. П. Сухова, посоветовал ему более серьезно и систематически заняться самообразованием.

      А. П. Сухов, которому к этому времени исполнилось двадцать шесть лет, оставил богомаза, нанял комнатку за три рубля в месяц на Козихе и принялся за работу. Читал, учился по вечерам, начав с грамматики, а днем писал образа по заказу купцов.

      Профессор дал ему рекомендацию в журнал «Развлечение», где его приняли и стали печатать его карикатуры, а потом рассказы и повести под псевдонимом «Железная маска».

      Через несколько лет вышла отдельная книга А. П. Сухова «Типы темного царства», из жизни замоскворецкого купечества, которую он прекрасно изучил благодаря своей профессии богомаза.

      В 1872 году А. П. Сухов завел небольшую типографию-литографию и решил издавать свой журнал.

      Рязанскому мужику, конечно, такого разрешения тогда не дали, но упорный и настойчивый А. П. Сухов все-таки добился своего: он купил существовавший в Петербурге, но уже год не издававшийся журнал «Будильник». А. П. Сухов, приобретя право на издание, перенес журнал в Москву и влез в неоплатные долги: хлопоты очень дорого стоили.

      Смелый и интересный журнал сразу получил в Москве большой успех и прекрасно начал расходиться в розницу, но вскоре проштрафился перед цензурой, и розничная продажа была запрещена.

      Кредиторы насели, и он в конце концов принужден был уступить свое издание, сохранив за собой права постоянного сотрудничества.

      В это время с ним случилась беда, окончательно добившая этого талантливого самородка-крестьянина.

      А. П. Сухов был арестован в своей квартире и посажен в острог за растрату денег, якобы собранных в пользу голодающих самарцев; на самом же деле ничего подобного не было, растрата не подтвердилась, и А. П. Сухов, просидевший около года, был выпущен из тюрьмы.

      Оказалось, что А. П. Сухов издал в пользу голодающих благотворительный номер «Будильника» и весь чистый барыш его отослал по назначению, но с него комитет помощи голодающим начал требовать и деньги, затраченные им на издание этого номера.

      Впоследствии комитет извинился в неправильном иске, вызвавшем арест, но незаслуженный позор и тюремное заключение отозвались на здоровье А. П. Сухова: он зачах и через семь месяцев по освобождении, в 1875 году, скончался в одиночестве в своей бедной комнатке на Козихе среди начатых рукописей и неоконченных рисунков, утешаясь только одной радостью, что его мать умерла во время славы своего сына.

      Я застал «Будильник» во время его расцвета. Издательницей была Л. Н. Уткина, а редактором — Н. П. Кичеев. Серьезная беллетристика, лирические стихотворения, юмористика и сатира, насколько они были возможны после первого марта 1881 года, чередовались в журнале.

      Я напечатал там свое стихотворение «Волга», проскочившее как-то случайно по цензурным условиям того времени.

      Разина Стеньки товарищи славные Волгой владели до моря Хвалынского...

      Такие строчки тогда не любили, и самое имя Стеньки Разина вычеркивалось московской цензурой.

      Я вошел в состав редакции, хотя работал и в конкурирующих изданиях: петербургских «Осколках», «Москве», «Волне», «Зрителе» и «Развлечении».

      После Л. Н. Уткиной, потратившей все свои средства на издание, оно перешло к Арнольди. Редакторами были Н. П. Кичеев и Ал. Дм. Курепин.

      В это время редакция «Будильника» помещалась на углу Тверской и Гнездниковского переулка в доме Самуила Малкиеля, прославившегося поставкой бумажных подошв для солдатских сапог во время турецкой войны 1877 года.

      В этом же доме был и пушкинский театр А. А. Бренко, и типография журнала, которую содержал присяжный поверенный, родственник Малкиеля.

      Интересна была тогда редакция. Такие редакционные «четверги» были еще только в «Зрителе».

      Субботы в редакции были сборными днями; получали гонорар, сдавали и обсуждали всей компанией материал на следующий номер, а постоянный художник и карикатурист редакции Д. Н. Чичагов сидел обыкновенно молча в углу и делал зарисовки.

      В моем архиве сохранилась такая субботняя зарисовка, сделанная с натуры и впоследствии напечатанная в юбилейном номере «Будильника» под названием: «Редакционный день «Будильника».

      За столом сидят: Арнольди, Курепин, Кичеев, новый издатель Левинский; стоят Ан. Чехов, Амфитеатров, Пассек, Сергеенко, а входящим в дверь изображен я, в высоких сапогах и с рукописью в руках.

      В. М. Дорошевич тогда еще не работал, он пришел позднее.
      В первое время, когда «Будильник» перешел к чиновнику В. Д. Левинскому, который забрал в свои руки дело и начал вымарщивать копейки, сведя гонорар до минимума и посылая агентов собирать объявления для журнала, еще держались старые редакционные традиции: были веселые «субботы» сотрудников.

      Вспоминаются строки, написанные об этих собраниях В. М. Дорошевичем:
      «Рассказы в этом журнале писал Антоша Чехонте и по субботам, в редакционный день, гудел баском:

      — Вот буду знаменитостью,— стану брать по 15 копеек за строчку.
      Огромный А. В. Амфитеатров пишет пародии — гомерический хохот стоит в редакции, когда их читают.

      Бен-Иохаи поет у него — в пародии на «Уриэля Акосту», оперу Серова:

      Я евреям донесу,
      Донесу!
      Жрет Акоста колбасу,
      Колбасу!

      П. А. Сергеенко — тот, что теперь вкушает только репу, говорит:
      — Милые, ведь ей не больно! — и подписывается... сказать страшно: Эмиль Пуп.

      Как буря, влетает в крохотную редакцию Гиляй — В. А. Гиляровский, — схватывает стул, на котором сидит сотрудник, поднимает его выше головы и относит в другой угол.
      — Не беспокойся, я тебя опять на место поставлю! — и сыплет под общий хохот экспромтами.
      — До чего вы только доболтаетесь! — машет рукой Д. Д. Курепин — самый корректный, самый интеллигентный из редакторов в мире, мягкой, любезной рукой сдерживающий всю эту молодую, веселую, смешливую ватагу, готовую поднять на смех кого угодно, что угодно.

      А милый В. Д. Левинский говорит, возвращая «рукопись» для переделки:
      — Батька, длинно!
      — Владимир Дмитриевич!!! Всего четыре строки!
      — Добрый мой, эту мысль можно в трех строках уложить. Сократите!
      Какая школа!

      И среди этой молодой, жизнерадостной компании — Пассек; у него был настоящий юмор — способность смешить не улыбаясь».

      Редактировать В. Д. Левинский стал сам — и все талантливое ушло. Журнал стал бесцветен, и только выручал розницу яркими обложками художник Ив. Ив. Кланг, милейший человек.

      Еще работал очень долго в «Будильнике» художник А. Левитан, брат знаменитого И. И. Левитана.

      В. Д. Левинский пробовал по-старому устраивать «субботы», но они уже были не те.
      — Не-ет, дорогой, это нельзя, я не поставлю, — цедит сквозь зубы В. Д. Левинский.
      — Ведь цензура же разрешила!
      — Да, но, кроме цензуры, надо еще знать многое. По цензуре оно цензурно, а кое-кого задеваете! Кого?
      — Ну, банкира Полякова, Лазаря Соломоновича.
      — Вот то-то! А он принят у его сиятельства князя Владимира Андреевича. Что же тогда мне будет, если он пожалуется князю?

      Как-то В. Д. Левинский вынул из пачки материала, приготовленного к приему, стихотворение и стал читать:

      МУЗЫКАНТУ САШЕ

      Саша, юный музыкант,
      На тромбоне трубит,
      Его барственный талант
      Ноту «ре» не любит.
      Чуть ему кто поднесет
      Новую реформу,
      «Ре» он мигом зачеркнет
      И оставит «форму».

      — Кто это «музыкант Саша»? А стихи ничего себе, звучные! — улыбнулся В. Д. Левинский. Он всегда говорил как-то не открывая рта.— Автор подписался псевдонимом «Я». Ни фамилии, ни адреса. Кто это такой, музыкант Саша? А стишок недурной!

      — Да и гонорар не платить. Ведь это восемь гривен вам в карман,— подпускает И. И. Кланг.

      В. Д. Левинский довел гонорар до гривенника за строку стихотворения.
      — Н-да! Но вдруг оно уже было напечатано, вдруг Саша очень известное лицо?

      Наконец присутствовавшие не выдержали, расхохотались, и кто-то сказал:
      — Неужели вы, Владимир Дмитриевич, не знаете Сашу, который играет на тромбоне?
      — Не знаю! Мало ли таких!
      — Только один такой. Какой Саша дает «формы» вместо «реформы», тот и на тромбоне играет: Александр III.
      — Ах, скотина! — взвыл В. Д. Левинский, покраснел и начал рвать стихи...
      — Саша-то скотина? Это о государе императоре вы так? В. Д. Левинский побледнел, вскочил и замахал руками:
      — Что вы! Что вы! Кто прислал стих, вот я про кого! Кончилось общим хохотом, в котором только не участвовал все еще бледный и дрожащий В. Д. Левинский.

      Стихотворение это было довольно известное в наших кружках. Кто-нибудь прислал его В. Д. Левинскому, слегка изменив. На самом деле оно таково:

      Царь наш, юный музыкант,
      На тромбоне трубит,
      Его царственный талант
      Ноту «ре» не любит.
      Чуть министр преподнесет
      Новую реформу,
      «Ре» он мигом зачеркнет
      И оставит «форму».

      Стихи ходили по Москве. Кто их прислал в редакцию, так и осталось неизвестным. Я больше не бывал в «Будильнике» — уж очень он стал елейно юмористический.
     


К титульной странице
Вперед
Назад