КАИН

Поэма

I

То было в числах октября
В завечеревший понедельник,
Когда, как тартара насельник,
Боролась с тучами заря,
И мыши грызли половицы,
Гнилушки гроба вурдалак,
Свечой неодолимый мрак – 
Казался крыльями орлицы.
В излуке крыл увидел я,
Лицо мертвецки испитое.
В его изваянном покое
Сокрытой чуялась змея.
И уловил я тонкий смрад,
Как на погосте листьев тленье...
«О, кто ты, темное виденье?» – 
Спросило сердце наугад.
И как над омутом ракита,
Корнями пеленая труп,
Мгла зашептала: «Не укрыто
Зерно от жернова и ступ.
Ты, жгучий отпрыск Аввакума,
Огнем словесным опален.
Без дружбы с Каином не думай
……………………………………
Взгляни на Радонеж крылатый.
Давно ли – светлый Алконост,
Теперь ослицею сохатой
Он множит тленье и навоз!
Задонск – Богоневесты роза,
Саров с Дивеева канвой,
Где лик России, львы и козы
Расшиты ангельской рукой – 
Все перегной – жилище сора.
Братоубийце не нужны
Горящий плат и слез озера
Неопалимой Купины!
Узнай меня, ткач дум и слова,
Я – враг креста, он язва нам,
Взалкавшим скипетра срамного
Державным тартара сынам!»
Не участь древнего Исайи
……………………………………

Но не олонецкого Леля,
Кому сестрицы мох да ели,
А няня – теплая лежанка...
Душа запела, как цыганка!
«Эх, распошел...» На беду, на беду
Пятиконечную звезду
Я на мерлушнике нащупал – 
Не то дворец, не то халупа
Чадила гарью человечьей,
Кому-то очередь для речи
Давал товарищ Гребешков
(…) у столов,
Так домовитый мудрый кот,
Крысиный усмирив народ
(…) лапкой мастерит
(…) буржуев
……………………………………

Ай, ай, и челюсти мои
Вонзали когти в клад заклятый.
И вот, усат, с брюшком седым
Зловещий кот владеет им.
Ах, не тебя ли, злая нежить,
Баюкал Ладогою, нежил,
Не ты ли в скоморошьи святки
Играл с боярышнями в прятки
И в патриаршем терему
Вперялся в слюдяную тьму?
Там финисты, струфокамилы
Сплели шатер золотокрылый,
В шатре у чарого ковша
Руси склонилася душа,
Она глядит речной купавой,
Но цареградскою оправой
Пылают лалы на челе.
В родимой суздальской земле
Кудесницей-избой сосновой
Взлелеян цветик жемчуговый.
Ему бы петь, глядеться в (...)
……………………………………

«Пора!» Мяукнули часы.
……………………………………

Все встали (...) в эту ночь
……………………………………

Ты здесь – мурлыка-сыроядец...
……………………………………

В ночную пасть упрямый рот
……………………………………


II
……………………………………

Какой прелестный медальон...
Ах, замолчи же (...)
……………………………………

Кресты ведь не круглы!
……………………………………

Бал, бал, бал...
……………………………………

В передней бронзовая люстра...
……………………………………

... в зимнем саде
По романтической досаде.
Ах, зимний сад – приют Эроту,
Куда в разгар любви и сил
Забыть мирскую позолоту
И злоязычную заботу
Великий Пушкин заходил.
Зачем врага и коммуниста
Ты манишь дымкой серебристой,
Загадкой грота и скамьей
С разбитой урной над водой.
Я милую ищу из бара –
Она гнусавит под гитару;
«Эх, распошел! огоньки, огоньки!..»
(…) я боюсь руки.
(…) косынки
……………………………………

Отыскали тебя в гроте
На последнем повороте.
Френч разодран, грудь в крови
От невинной, знать, любви!


III

Мне снилося: заброшен я
В чумазый гиблый городишко,
Где кособокие домишки
Гноились, сплетни затая.
Бродяжить поздно понаслышке
Из-за приветного жилья.
Косой, подслеповатый ливень
Хлестал по грязи, как по ниве,
Где с мухоморами сморчки,
Собачьи уши и дрючки
Росли несметно (…)
……………………………………

«Теперь собор без патриарха
Бодягою, собачьей пархой
От ягодиц по самый рот
(…) жирно обрастет!»
И подала мне свечку в тесте! – 
«Скажу товарищу без лести – 
Уж предоволен стариной,
Сидит на лавочке мясной,
Торгует шейками, пупками,
Не верите – взгляните сами!»
И очутился я в рядах,
Где на заржавленных крюках
Вдоль стен гнилых, заплесневелых
Висели человечьи туши.
(…) в каких приделах
.....смыкались глуше
……………………………………

И вдруг за ужасом и лихом
В той стороне, где Углич тихий
Свежее озера в лесу,
Ударил колокол... слезу
Я тронул на подушке усом,
Она бы шла к девичьим бусам – 
В степи далекий огонек,
Но горячее, чем курок
Опосле выстрела в подвале
В косынку белую... На бале
Фаина была хороша,
Мы с нею выпили ерша!

* * *
Не потому ль зовется «Каин»
……………………………………

Я знал, как часослов, Россию,
Ее палаты и кремли,
Куда вестей про индустрию
Не приносили журавли.
Мне снилась родина невестой
В парче и перлах осыпных,
Калуга ей месила тесто,
Карелия слагала стих.
А Черемисина да Вятка
Игрушки резали, Ростов – 
Неугасимая лампадка
Пред ликом дедов и отцов,
По-клецки рублены хоромы,
Где нерушим Микулы род,
(…) лебедем у дома
(…) черемуха цветет.
……………………………………

Бегут домашние к Пречистой, – 
Ужель Ордынщина, ужель?!
И в горенку вошел сребристо
Желанный витязь, светлый лель.
Вот почему зовется «Каин»
Поэма бедная моя.
Я знаю, был он неслучаен,
Жених с крылом нетопыря,
Что, бороздя шатер небесный,
То нетопырь, и метит он
Заместо Индии чудесной
Продать невесту в (…) полон,
Уж плачут филины (…)
И наше сердце (…)
Что много зорь (…)
……………………………………

«Мотри, Миколушка, не балуй, – 
Для выжлеца не кость Урал!»
И по глазам скорбяще-впалым
Я мать-печальницу узнал.
Ах, плюйте мне в глаза, кляните,
Достоин жернова злодей,
Что золотил веревок нити
На горла песен-лебедей.
Ах, песни – дали ветровые,
Горючий камень алатырь!..
Я поклонюсь святой Софии
За даль моздокскую и ширь,
За нивы с говором калужским,
(…) что опьянен грозой,
(…) в сердце русском
Всплывает лебедь заревой!
……………………………………

Сегодня вскрытие мощей.
Любил могильные фиалки
Подростком собирать в картуз, – 
Теперь на сон пустой и жалкий
Я улыбаюсь в карий ус.
Иду с товарищем-наганом
На тайну смерти и гробов.
В ладью луны за океаном
Невозвратимых парусов!
Луна-любовница светилам,
Но в юно-палевый восход
Тоска старинная по жилам
Змеей холодною ползет.
И ненароком гладишь дуло,
Как самке первый раз (…)
……………………………………

Где юность в домике резном
Семнадцатой весной цветет...
На древней паперти народ
Нас поразил глухим молчаньем.
И отвернулся с содроганьем
Меня привратный херувим.
Хромец железный, грозный Батый
Здесь обувь снял и меч заклятый,
(Его страшились Ганг и Рим),
И перстень с тяжким изумрудом
За красоты живое чудо
На гроб нетленный возложил.
И вот плюгавый Гребешков
(…) же львиным следом
(…) мерзостным победам
……………………………………

Запахло тлеющим арбузом,
И нос чихал от едкой моли...
Мы написали в протоколе:
В такой-то год, в такой-то день
Нашли в гробнице сохлый пень,
Мирроточивую колоду...
На паперти же по народу,
Как в улье гуд, росла молва,
Что Иоаннова глава
Зардела... Ну, конечно, вапой.
Мне кот услужливою лапой
Помог бумагу подписать,
Хвостом же приложил печать.
……………………………………

И шейкой, ямкой у ключиц,
Как глубью девичьих глазниц,
Смотрела неотвязно в душу...
Бежать скорей... Домой, на сушу!
Не ледяной убитой чайкой
Моя любовь под легкой майкой!

* * *
Все чаще говорят газеты:
Самоубийцы тот – да эти.
В пятнадцать лет отрава слез,
А в двадцать пуля и наркоз,
Под тридцать сладостна петля, – 
С надрезом шея журавля...
(…) сладчайшее без меры – 
(…) поцелуй Венеры
(…) сад
……………………………………

«Сыграй-ка мне «Эх, распошел!»
Сегодня я по-волчьи зол
На няньку барскую... Ну что ж?
Ведь не сдирать с нее семь кож!
А как она плакала-то,
Утирая ветошкой
Печеный нос.
«Господа – 
Отпустите же вы меня
Христа ради! – 
У меня место куплено
На погосте, что у Спаса!..
Царство небесное
Покойной княгинюшке!
«Няня, – говорит, – 
Возьми денег (…)
……………………………………

(…) эх, бабка,
Ведь это все кошачья лапка,
Не сифилис и не луна,
Она, она, она, она...
……………………………………

Ну, что ты, мой поджарый сеттер?
И сеттер в ребра: «Это <Каин>
(…) мастер и супруг».
«Да, я! Приход мой неслучаен
В страну октябрьской мглы и вьюг.
Но чтоб испить последних тайн,
Мой вожделенный смертный друг.
Вот (…) камень от запястья
Тебе дарован за труды.
Сестра дракона – Анастасья
Гремит кимвалами беды.
(…) поклониться
Рогам полуночной звезды
……………………………………

Где няня добрая не крестит
В ночи кудрявое дитя – 
И не кукушка носит вести
В девичью горенку, грустя,
Где вероломство, ум честя,
Бесчестье в доблесть обратя!
О прокляни же луч перловый
На черном пасмурном челе,
Протянут невод для улова
По радонежеской земле.
Пускай весною бирюзовой
Снегирь вьет гнезда (…)
……………………………………

Она звездою из тумана
Подаст возлюбленному знак.
«Индустриализация, индустриализация!»
«Взгляните, цветет акация!»
«Какая гадость!»
«Граждане – это отсталость – 
Шамать и ложки облизывать,
Надо звезды, как гайки, нанизывать!
Работать в мировом <масштабе>,
Забыв о суздальской бабе,
В аксамитном сарафане, монистах!»
«Поведайте, кормильцы-машинисты,
Куда запропастилась скотина?..»
«Посмотри в словаре, Октябрина,
Что это за новая машина!»
(…) Мария
(…) плачет
(…) Свет и Владыко!
……………………………………

Глотает мое окошко
Дымы, сапы, кровавые ложки,
Всколосилась железная нива,
Не прячется в саду малиновая слива,
Не снится пир в родимой стороне,
По ней ли грусть звенит во мне?

Иль молодость проходит
И карий ус к невзгоде
Порошею замглел?
Ах, (…)
Монах недавно (…)
Смешную песню пел?

«Ты пустыня, мать пустыня,
Глубота и высота,
На ключах, поречных скрынях
Нету лебедя-Христа.
Студены ручья коленцы,
Наше сердце – студеней,
Богородица младенца
Возносила от полей.
Вы, поля, останьтесь пусты,
Без кукушки дом лесной!
Грядка белая капусты
Разрыдалася впервой:
« – Утоли моя печали»
Тетки-репы, брюквы тож.
Пред тобой, виновна вмале,
Как на плаху никнет рожь!
Хорошо с кукушкой рябой,
От нее сосновый дух,
По «ку-ку» гадают бабы,
Сколько будет льна и брюх!»
Богородица прижухла,
Оперлась о локоток.
У тебя – беляны пухлой – 
Есть ли сыну уголок?
– Голубица, у белянки,
Лишь в стогах уснет трава,
Будет горенка с лежанкой
Для Христова рождества!»
«Монаха привести!»
«Я здеся, раб Никита.
В заутреню убитый,
Прости, меня, прости!
(…) за рвом бузина
(…) перина
……………………………………

Дзинь, телефон проклятый!
……………………………………

А то, вишь, Богоматерь
Сидит в рыбачьей хате.
Сам-друг веретено.
Я докучал полянке
И кузовок землянки
Преставлю под окно.
Отложит дева нитки
И тростию на свитке
Преиспещрит графью:
«Лесной снегирь – Никита,
<Большевиком убитый>
В заутреню мою».

Прости меня, любимый,
Что птахою незримой
Я от тебя утек!»
«Молчи, юрод проклятый!
……………………………………

Не выйдет и сверчок.
Твоя, снегирь, верига...
……………………………………

«Трах, трах, трах!»
«Индустриализация, индустриализация!»
«Говорят, расцвела акация
И дикий лен в горах...»


IV

Двенадцать лет – двенадцать валунов,
С высот примчавшихся в долину.
С младенчества меня блаженный кров
От колыбели не отринул.
И была колыбель моя
Под штофным пологом с орлами.
Их чудотворными шелками
Родная вышила, любя,
И в спаленке дремали пяла.
Кудахтал бисерный павлин,
Медынью, пряничным сусалом
Дышал в оконницу жасмин.
Но циферблатная кукушка
Прокуковала восемь лет.
Моя любимая игрушка – 
По палисаднику сосед.
Ему часы накуковали
Уж полных десять, но влекло
Меня птенцом к барвинку – Але
Под голубиное крыло.
В нем чуялся павлиний гарус,
Подснежный ландышевый сон.
Любил он даль, стрельчатый парус
Морей нездешних Робинзон.
Нам были взрослые чужими,
И первый поцелуйный гром
Наполнил чайками морскими,
Безбрежием родимый дом.
Нас потянуло к захолустью,
В чулан забытый, в глушь кустов,
И отрочество первой грустью
Вспугнуло маминых орлов.
Любимые, ловите знаки:
Берез сережки, запах сот,
Но если шорох, то во мраке
За голубком крадется кот!
Напрасно звал на поединок '
Я волны и медуз на дне,
Под серый камень лег барвинок
Грустить о чайках и весне,
И с той поры, испив у трупа
Морской зеленой глубины,
Я полюбил холмов уступы
С ущербным оловом луны!
Следил за филина полетом
Ужален ярости осой,
И к маминым простым заботам
Прибавил слово: «Что с тобой?»
Но беспощадная кукушка
Отмерила пятнадцать лет.
Мой сон – кленовая опушка,
Где дупелей и бродней след.

Заворожен могучим следом,
Гонец без крова и огня,
Глухой тропою к сладким ведам
Я нудил юности коня.

Свиданья память – нож дамасский,
Чтоб резать шейки дупелям.
Увы! Лесную явь из сказки
Нельзя рассказывать друзьям!
По-скобелевски бравый дядя
Пошел в штыки на Баязет...
Печальней матушка, в лампаде
Заупокойный тепля свет.
А сказке под румяным кленом
Свивает саван листопад.
Самоубийственно влюбленным
Кладбище не откроет врат.
Их поминает по яругам
Гнусавым криком воронье.
Я расплескал, как жизнь без друга,
Любви волшебное питье.
И женщине принес я кубок
С гадюкою на темном дне,
Тревогу вахты, грубость рубок
Луну в зрачках и жуть во сне!
У девушек лебяжьи груди,
По мне же краша голова!
В гнезде кудрявом, как в сосуде
Роятся ласточки-слова:
«Люблю, единственный, хороший!»
Так шелестел осенний клен,
В кустах малиновых Алеша
Спрядал такой же легкий лен.
Но вот багряным ягуаром
Как лань истерзана страна,
С убийством, мором и пожаром
Меня венчает сатана.

«Никитушка, и сна прилавок,
И злом текущая река,
Где ловят дьяволы пиявок,
Чтоб сердце выпила тоска,
О, в океане непогожем
Притон драконов-кораблей,
Чьи паруса из рыжей кожи
И груз из праха и костей – 
Исчезните!..» «Что, милый, с вами?»
Отходит – выстрелы в упор...
Следите, доктор, за часами – 
Раз... два...
У северных озер
Так крепко спится утром сивым,
Пролетье чешет соснам гривы,
И Кереметь – бобровый бог – 
Крадет тропинки, дыбит мох,
Чтоб не пройти к пушным запрудам,
А пегим муравьиным грудам
Подъелыш выметает сор...
Как сладко спится у озер!
В дупле у дятла шишек клад,
Смолой еловой клест измазан
И белке кедром пересказан
Завет, как красить хвост в закат,
Чтоб был он пышно заруделым,
У липы лыковое тело
Взопрело терпкою росой,
У лосося с плотицей бой,
Клюют морошку куропатки,
В медвежьей шапке без оглядки
Бежала сутемень от веж...
Как у родных озер сон свеж!

Сегодня именины стога,
В лугах подблюдный хоровод.
На браный плат, где сыр и мед,
Закличет сокола – Стрибога.
Потом на каменной заслонке
Зарочный плат вручат огню,
Чтоб осенницей новоженке
Запелось «баюшки-баю!»
Золотокосая Моряна
Не выплывет в стрибожий круг...
Ее чарует лебедь-друг
Хрустальным рогом из тумана.
На мольбище старик-Ведун
За куны не дал приворота:
«Пожди, пока ярятся соты
И бахарь не наладил струн!
Бог Кереметь, блюдя болоты,
Бобровый износил зипун,
И Юмала ячменным пивом
Не полнит пестрых черпаков.
Пожди, Буй-Тур, пока заливом
Повеют крылья парусов.
Из дальних Сварога садов
Плывет пресветлый Бог богов!»
Как сладко в грезах о невесте
Кудеснику наперекор
Дремать на шкурах и бересте
У синих северных озер!
Плывет пресветлый Бог богов – 
Ему молиться Туру надо,
И мед нести, чтоб сердце Лады
Замлело пчелкой меж цветов – 
«За помощь вящая награда
Моя леса для осетров!
Не поскуплюсь и шейной гривной
Хазарских золотых рублей; – 
Явися, мой Господь предивный,
Порошей розовою, сливной
На крыльях плавных журавлей.
У нас в узорных черемисах
Бобер на шапках, каньги в лисах,
Рубахи – бесерменский лен,
Слюда затейна у окон.
Я выстрою для гостя вежу – 
На нарцах теплый мех медвежий,
Руно по лавкам, печь с хайлом,
Чтоб дым вымахивал столбом.
В чулане ж, на долбленой полке,
Осетр в молоках дюже солкий,
Моряна же в глубокой ступе
Порты б толкла с убрусом вкупе,
Чтобы лунел, как гусь в потоке,
В сосновой гридне гость далекий.
Твой горностай увязнет в сети.
Я с лапок кровь ему бы стер...»
Как веще спится на рассвете
У ясных северных озер!
Уж зябликом щебечет бор
И лоси выкупали роги.
Во греки ласковы дороги,
Речной немереный простор!
Сегодня праздник не стрибожий.
Явился солнечно пригожий
К гагарьим заводям Христос,
Покинув кров, по мхам и хвоям,
К нему идут пастух и воин,
И рощи утренних берез.
Прядя дремучею ресницей,
Не могут кедры надивиться:
К реке, как в икрометье сомы,
С холстов текут людские сонмы – 
Руси Крещение второе.
Ведут детей пчелиным роем,
Сребристей пены лен одежд...
Трепещет жаворонк вежд – 
Вот-вот взовьется к небесам...
Проснись, Буй-Тур, иди к брегам!
Тебя сам милостник Никола
В кресчатой ризе ждет у мола.
Уж златокосая Моряна
Наречена святой Татьяной,
Она росистою звездою
Глядит в оконце слюдяное!
Восстань, о княже Гаврииле,
Пришел конец Сварожьей силе.
От мертвой сыти воев сонмы,
Сиянием креста ведомы,
Идут к родимой черемисе...
«Мой милый лебедь, пробудися!» – 
Поет тростиночкой Татьяна – 
«Я выплываю из тумана,
Чтоб на пиру вино живое,
Руси крещение второе,
Испить нам из единой чары!..
Приди ко мне, мой лебедь ярый!»

Поэма покрывается пением венчального Ирмоса:
«Святии мученицы, иже добре кровями церковь украсивши!»

1929 г.