15 марта 1927

<...> Клюев рассказывал сегодня об Есенине. Жуть и оторопь берет от его рассказов. Это же эпоха Борджиа, перенесенная в среду скифских отношений. Угар, пьянство, контрабандисты, гнусные бабы, проститутки, убийцы и вообще сволочь составляли среду, в которой обычно вращался Есенин. Вечер в Москве в Брюсовском пер., вечер здесь среди контрабандистов – это какие-то кошмарные фантомы с кровью, грязью, воплями и ужасом. По рассказам Клюева получается так, что его, Клюева, норовили извести, убрать под каким угодно предлогом, чтобы избавиться от конкурирующего крупного таланта. В квартире Садофьева должно было состояться это ужасное дело, и только подосланный здоровенный парень изменил в последнюю минуту, выпустив Клюева из запертой квартиры.
В ночь смерти Есенина произошла жуткая сцена. Прогнав всех от себя, Есенин уговаривал Клюева остаться у него на ночь. Клюев понял, что Есенин что-то замышляет, и сказал ему: «Делай, что задумал, но скорее». Сам же ушел, так как он знал, что с Есениным кончено, но что перед самоубийством Есенин попытается осуществить давнее свое намерение – убить и Клюева. Около 2 ч<асов> ночи Клюев подходил под окна гостиницы и видел свет люстры в номере. Он полагал, что там вновь началась оргия, и ушел. Утром узнал о самоубийстве, совсем не неожиданном для него. Но стихи Клюева изумительны и по поэтической насыщенности, и по его чтению. Из всех перипетий Клюева с Есениным вышел поразительный «плач», до краев полный поэзией. Темные и сложные души. Клюев далеко не так прост, каким он хочет казаться. У него большие провалы. Есенин был по натуре хулиган и, может быть, даже преступник. Чем-то от древне-итальянской хроники в духе Челлини повеяло от рассказов Клюева об Есенине. Но, во всяком случае, это очень интересно как связь с теми мыслями, которые меня неизменно занимают о судьбах нашей литературы.