Весной 1916 года Николай Клюев сближается с известной певицей Надеждой Плевицкой. Надежда Васильевна Плевицкая (урожденная Винникова, 1884-1941) – удивительное меццо-сопрано – приводила в восторг не только тысячи безвестных любителей русской песни, народной песни, но и императорский двор, включая Николая II и профессиональных композиторов и певцов – Ф. Шаляпина, Л. Собинова, С. Рахманинова. Исполняла Плевицкая в основном песни литературного происхождения, в народе любимые и сегодня: «Из-за острова на стрежень» Д. Садовникова, «Помню, я еще молодушкой была» Е. Гребенки, «Шумел, гремел пожар московский» Н. Соколова... Особенно любила она песню на слова Н. Никитина «Ехал на ярмарку ухарь-купец». Плевицкая имела неслыханный успех. Она беспрерывно гастролировала по всем городам России, делала полные сборы.

Большим почитателем таланта Плевицкой был и поэт Николай Клюев. В сборнике «Мирские думы» стихотворение «Ах вы, цветики, цветы лазоревы» было с посвящением Плевицкой. Сборник был готов в 1915 году, на титуле помечено – 1916 год:

Ах вы, цветики, цветы лазоревы, 
Алоцветней вы красной зорюшки, 
Скоротечней вы быстрой реченьки! 
Как на вас, цветы, лют мороз падет, 
На муравушку белый утренник, – 
Сгубит зябель цвет, корень выстудит!..

Признание поэтом песенного дара певицы подчеркивает это посвящение. Ведь стихотворение было опубликовано в февральском номере «Ежемесячного журнала» за 1914 год. А знакомство их состоялось, судя по воспоминаниям певицы, «на второй неделе поста» 1916 года в Михайловском театре на концерте в пользу семей убитых воинов. Воспоминания написаны Плевицкой во Франции в 1929 году. Плевицкая пишет:

«Тихой вкрадчивой поступью вошел ко мне за кулисы и поэт-крестьянин Н. Клюев.

Мне говорили, что Клюев притворяется, что он хитрит. Но как может человек притворяться до того, чтобы плакать.

Я пригласила его к себе, и Н. Клюев бывал у меня. Он нуждался и жил вместе с Сергеем Есениным, о котором всегда говорил с большой нежностью, называя его "златокудрым юношей", талант Есенина он почитал высоко.

Однажды он привел ко мне "златокудрого". Оба поэта были в поддевках. Есенин обличьем был настоящий деревенский щеголь, и в его стихах, которые он читал, чувствовалось подражание Клюеву...

...Что-то затаенное и хлыстовское было в нем, но он был умен, и беседой не утомлял, а увлекал, и сам до того увлекался, что плакал и по-детски вытирал глаза радужным фулярным платочком...

...Иногда он сидел тихо, засунув руки в рукава поддевки, и молчал. Он всегда молчал, кстати, точно узнавал каким-то чутьем, что его молчание мне нужнее беседы...»

Видимо, во время посещений Клюевым Плевицкой и возникла идея совместного выступления. В творчестве Клюева было много произведений, написанных в песенно-народной традиции:

Вы белила-румяна мои, 
Дорогие, новокупленные, 
На меду-вине развоженные, 
На бело лицо положенные,
Разгоритесь зарецветом на щеках, 
Алым маком на девичьих устах, 
Чтоб пригоже меня, краше не было, 
Супротивницам подруженькам назло...

Весной 1916 года Клюев и Плевицкая решили организовать большое концертное турне. Маршрутом поездки были многие города. Московская газета «Новости сезона» от 19 апреля 1916 года в рубрике «Хроника» сообщила этот маршрут: Двинск (ныне Даугавпилс), Витебск, Минск, Могилев, Гомель, Киев, Орел, Тамбов, Пенза, Сызрань, Уфа, Оренбург, Ташкент. В афишах говорилось, что «в концерте участвуют крестьянский поэт, сказитель былин далекого русского Севера». Устроителем ее гастрольной поездки был и Илья Шнейдер. Первым городом гастрольной поездки был город Двинск. Илья Ильич Шнейдер приехал для организации концерта в пустой город: по мере приближения фронта к городу жители были эвакуированы из него. Концерт пришлось отложить.

Состоялись концерты в Витебске, Орле, Пензе, Оренбурге. Об этом писали отчеты местных газет: «Чернозем» (г. Пенза) от 17 апреля 1916 г., «Волгарь», №133 от 16 мая 1916 г.

В июне 1916 года Клюев просил Ясинского поместить в «Биржевых ведомостях» заметку о его «крестьянских» вечерах с Плевицкой, «пользовавшихся большим успехом в весеннюю поездку» (его просьба не была удовлетворена).

В ноябре-декабре 1916 года Плевицкая и Клюев совершили новую, более продолжительную поездку по городам России. В петроградской газете «Обозрение театров» от 11 ноября 1916 года дан отчет о концерте в Двинске: «Первый концерт в Двинске прошел с большим успехом. Программа, начинающаяся неизменно вступительным словом Н. Клюева, составлена из песен и стихотворений исключительно народного характера».

17 ноября они выступают в Баку. Их маршрут: Тифлис, Владикавказ, Армавир, Ставрополь, Ростов-на-Дону, Новочеркасск...

9 декабря совместный концерт Плевицкой с Клюевым состоялся в известном московском цирке Саламанского. Объехав Нижний Новгород, Владимир и Тверь, они в середине декабря возвращаются в Петроград. Отзывы о концертах зачастую были просто противоположные: в одних газетах восторженно писали о выступлениях Клюева, в других – более чем прохладно.

Так, корреспондент владимирской газеты «Старый владимировец» в отчете от 15 декабря 1916 года писал, отметив «необычайный успех талантливой гастролерши», о Клюеве просто в издевательском тоне: «Об остальных участниках концерта можно бы не говорить, если бы не большие претензии поэта Клюева на "неподдельную народность его песен". Народного в них ровно столько же, как в его маскарадном костюме мужичка. Неистовый вой поэта с желанием походить как можно более на "всамделишного" мужичка никого не убедил, несмотря на его заявление, что он не артист и песни его складывались не на мягком диване, а в "курной избе".

Ни читка, ни "курные" стихи Клюева не удовлетворили слушателей».

По-иному оценил творчество Клюева нижегородский литератор Б. Лавров (Беседа с Николаем Клюевым // Волгарь. – 1916. – №352. – 23 декабря): «Н.А. Клюев поразил меня своей внутренней сосредоточенностью, его речь удивительно вдумчива, полна внутреннего созерцания, жива, образна и красива...

...Видя Н. Клюева и беседуя с ним, невольно и радостно понимаешь тот религиозный гимн, который он поет природе и Богу. Он – незакатное пламя жизни, природы радостный причастник».

И.И. Шнейдер вспоминал, что первое отделение Плевицкая пела в народном костюме. Костюм ее описал в своих воспоминаниях скульптор С. Коненков: «Одета Плевицкая в русский сарафан, на голове кокошник – весь в жемчугах...

У Плевицкой, выросшей в русской деревне, жесты женщины-крестьянки, живые народные интонации, искреннее волнение в голосе...»

«Второе отделение она пела в концертном платье», – вспоминал И.И. Шнейдер.

Весной 1919 года на концерт Надежды Плевицкой пришла 13-летняя девочка, мечтавшая о сцене. Это была Клавдия Шульженко. Вот что запомнила она на всю жизнь:

«Пластинки с ее голосом были в каждом доме. Были они и у нас. С детства запомнила спетые ею песни (для меня они тогда были песнями Плевицкой) "Помню, я еще молодушкой была", "Ухарь-купец", "Умер бедняга в больнице военной", "Шумел, горел пожар московский", могла слушать часами, бесконечное число раз. Для меня, как очевидно, и для многих, Плевицкая открыла очарование русской песни, сделала ее по-особенному близкой и понятной...

Появление певицы зал встретил овацией. Я ожидала встретить ее в русском костюме, в народном костюме: сарафане, кокошнике и чуть ли не в лаптях. Такое представление сложилось после ее пластинок, а на сцену вышла стройная женщина в длинном сером с зеленым вечернем платье со шлейфом, в серебряных туфлях, с очень крупными с "булыжник" бриллиантами, гладко зачесанными волосами, уложенными на затылке в большой пучок. Вот она запела – и все исчезло: и зал, и сцена, и сам театр, осталась только магия необыкновенного красивого грудного мягкого голоса, не сильного, но заставляющего внимать каждому его звуку.

Особое впечатление произвела на меня песня "По старой калужской дороге", которую тогда впервые услышала. Исполнение Плевицкой так врезалось в память, что до сих пор слышу каждую ее интонацию, вижу каждый ее жест. Когда певица доходила до строчки: "Стой! – крикнул свирепый разбойник", весь зал вздрагивал... А ведь она не кричала, только произносила это слово "стой!" чуть громче предыдущих и подчеркивала его жестом – рукой, взметнувшейся вверх. И вкладывала в это слово столько страсти и зловещего смысла, что мороз шел по коже от предчувствия надвигающейся трагедии.

Никого лучше Плевицкой в жанре русской народной песни я не слышала».

Путешествие с Плевицкой по городам России еще больше упрочило репутацию Клюева как «народного поэта». Вот как о нем писал в 1917 году Б.Д. Богомолов в очерке «Обретенный Китеж. Душевные строки о народном поэте Николае Клюеве»: «Жизнь томительно долго ждала своего вдохновенного барда, единого и великого властителя дум народных и народных чаяний, выразителя печали и радости, своего песнотворца и сказителя. И он пришел. Он здесь. Он среди нас... Николай Клюев – единственный в созвездии современной поэзии, кто сумел сохранить свой изумительный творческий дар не тронутым растлевающим Западом... Николай Клюев – предтеча возрождения Руси... Русь наша – великая безглагольница и молчальница, тяжело вздохнув после тысячелетнего безмолвия, заговорила устами самородка Николая Клюева своим страшным потрясающим пророческим языком...

Критика в печати то восхваляла их талант, то чуть ли не издевалась над ними. Но они делали великое дело. Вместо жеманной подделки под цыганские песни на эстраде зазвучала русская деревенская речь и русский выразительно душевный распев».

И в Париже, когда писала воспоминания Плевицкая, упомянула она о Николае Клюеве:

«Однажды меня привез Станиславский к профессору Марасевич. Я с собой Клюева прихватила. 

– Поэт Клюев. Знаете такого? Тихий человек. Часто плакал. Вот я Вам почитаю его стихотворение, самое мое любимое:

Я надену черную рубаху 
И вослед за мутным фонарем 
По камням двора пройду на плаху 
С молчаливо ласковым лицом...

Только рубашка у него была не черная, а синяя, набойчатая, одна (единственная). И ходил в стоптанных худых сапогах. Я ему новые подарила. Взял. Он всегда брал, когда давали, но сам не выпрашивал. Сидит тихо, руки в рукава поддевки прячет, молчит, а если заговорит, то что-нибудь жалостливое, умное. Где-то он теперь, Колюшка – мил дружок Миколушка? У нас в газетах писали, будто бы арестован, в Сибирь выслали: пропал, наверное, бедняга. Может, оттого и плакал, что конец свой горький предчувствовал...»

Увы, человеческая судьба Надежды Плевицкой тоже сложилась трагично. Во Франции она была арестована и умерла в тюрьме.

ЛИТЕРАТУРА

1. Азадовский К. Николай Клюев. Путь поэта. – Л., 1990.
2. Ах, эти черные глаза... Городские и цыганские песни. Романсы. – М., 1998.
3. Коненков С.Т. Мой век. – М., 1972.
4. Мекш Эдуард. Двинские гастроли певицы // Уральский следопыт. – 1992. – №11. – С. 4-5.
5. Нестьев И. Звезды русской эстрады (Панина, Вяльцева, Плевицкая): Очерки о русских эстрадных певицах начала XX века. – М., 1974.
6. Плевицкая Н. Мой путь с песней // Роман-газета. – 2000. – №2.
7. Шнейдер Илья. Записки старого москвича. – М. 1970.