Храни меня, семейная святыня. 

В моей семье есть одна необыкновенная реликвия. Когда-то, в пору воинствующего безбожия, моей бабушке и матери приходилось ее скрывать в старинном сундуке под замком...

Шедевр старинной иконописи русского Севера – святой и праведный Симеон Богоприимец с новорожденным младенцем на руках Иисусом Христом... У меня не раз пытались под разными предлогами выманить этот прекрасный образ петровского времени созданный, как свидетельствует надпись черной тушью на обратной стороне иконы, сделанная рукой Клюева: изографом из «скитов Выгорецких иже на реке Выг». Предлагали образ купить, поменять, передать в музей. Но икона эта давно стала хранительным семейным талисманом, и я берегу ее как зеницу ока.

... В середине 1923 года в Петроград из своей родной Вытегры переезжает на постоянное место жительства тогда уже хорошо известный поэт Николай Клюев. Поселяется на Большой Морской, 45 в квартире №8. Моя мать, часто бывавшая вместе с моим отцом, в небольшой комнате, занимаемой поэтом, вспоминала, что старинные иконы, предметы церковной утвари, самодельная, под деревенскую, мебель и посуда составляли живописное убранство «творческой кельи» потомка олонецких самосожженцев и, как считал Клюев, самого протопопа Аввакума. Тут и там возвышались груды старинных священных книг, одна из которых – древний «Прологъ» стала впоследствии дорогим раритетом в моей библиотеке.

Несмотря на то, что в городе еще не утихли слухи о суровой расправе с митрополитом Вениамином и его духовными чадами, об «экспроприации»и любви к произведениям русской духовной истории и культуры, мысленно не расставался со своей уникальной коллекцией до конца жизни.

Уже находясь в сибирской ссылке, поэт в письмах к знакомым постоянно вспоминает о своих «сокровищах», собранных по скитам и монастырям родной Олонии, а также об иконах, оставшихся ему на память от покойных родителей. «Не сообщите ли мне, сколько икон сохранилось? – пишет он В.Н. Горбачевой в марте 1935 г. из Томска. – Складня было три. Успение большое, два аршина высоты, на полуночном фоне – черном. Икона весьма истовая: Спас стоит – позади его олонецкая изба – богатая, крашеная, с белыми окнами. Спас по плечи – большой на черном фоне. Ангел хранитель аршинный». Так же подробно, будто видя их перед глазами, поэт описывает и другие свои дорогие святыни.

К сожалению, вернуться к ним Клюеву не пришлось. В октябре 1937 г. завершился «аввакумовский» путь поэта. Он был безвинно расстрелян и Томской тюрьме. Коллекция его икон у книг тоже бесследно исчезла. Исчезла, за исключением (я считаю, чудодейственным!) образа, хранимого нашей семьей, и сопутствовавшей ему книги «Прологъ».

Как это произошло? История чудесного сохранения клюевских реликвий такова В двадцатые годы главным литературным центром Петрограда был дом №50 по набережной Фонтанки, в котором в нескольких тесных комнатах разместился и почти десять лет по субботам проводил творческие вечера Союз писателей города. Здесь Клюев и познакомился и сблизился с моими будущими родителями, увлекавшимися современной поэзией и бывавшими почти на каждом собрании. Через шесть домов от Союза, на Фонтанке в» д. №64 жили родители моей матери. Туда-то после шумных и долгих дебатов и поэтических состязаний стал довольно часто заходить «на чашку чая» Николай Клюев. С моим дедом, Иваном Петровичем Силиным, он любил вести неторопливые беседы на религиозные и бытовые темы.

В 1925 г. мои родители поженились. И поэт был на свадьбе, которая состоялась на Васильевском острове, в Гавани, в доме моего другого деда, по отцу, Алексея Осиповича Западалова, бывшего тогда протоиереем – настоятелем церквей иконы Смоленской Божьей матери, Троицы и Воскресения на Смоленском кладбище. Дружеская связь не прерывалась и в следующие годы. Когда у молодоженов появился первенец (автор этих строк), их ожидал необычный подарок. 4 апреля 1927 г. меня крестили в находившейся поблизости от дома матери, на Фонтанке, церкви Симеона и Анны) угол ул. Белинского и н. р. Фонтанки), и Клюев не только захотел принять участие в церковных таинствах, хотя и не был в «твердом православии», но и вызвался стать крестным отцом, что, конечно, было воспринято с большой благодарностью моей семьей. На торжество он привез на извозчике бережно завернутый пакет. И когда раскрыл его, ахнули от восхищения не только мои родители, но и приглашенные ими гости – молодые поэты и художники.

Подарок был со значением! Зная, что крещение будет в церкви Симеона и Анны, крестный выбрал из своего обширного собрания именно такую икону, которая соответствовала месту обряда – с изображением святого и праведного Богоприимца.

Скорее всего, поэт привез икону из Вытегры из числа святынь, оставшихся от родителей, но возможно, она была приобретена и во время скитаний Клюева по скитам и монастырям Северной Руси.

Четким крупным почерком на потемневшей от времени доске, посередине, рукой поэта было выведено: «Крестнику моему Игорю Западалову благословение в день его крещения. Николай Клюев. 1927 г. апр. 4-го. В иго Твое спасительное прими, Христе, раба Твоего!». С иконой был подарен и «Пролог» в котором излагалась история святого Богоприимца Симеона.

Чудесная икона хранилась в семье в годы репрессий и блокады, переезжала с одного городского адреса на другой, находилась и в холоде, и в сырости, и в руках разных поколений моей семьи, но словно оберегаемая невидимым покрове, дожила до наших дней в прекрасном состоянии – а ведь она – ровесница Петербурга!

Подобно талисману дорогой образ хранит меня от бед и напастей.