Известный ученый, один из самых авторитетных исследователей творчества Николая Клюева В.Г.Базанов в своей книге «С родного берега» писал: «Чтобы объективно судить о Клюеве-поэте и Клюеве-человеке со всеми его странностями и крайностями, нужно знать среду, в которой вырос поэт, нравы и обычаи олонецкой деревни, историю и этнографию этого края».

Справедливые слова, но, к сожалению, именно в этом плане наше клюеведение имеет очень много «белых пятен», особенно там, где речь идет о конкретных фактах биографии Н. Клюева. Ранним Клюевым вплотную занимался, пожалуй, один А.К. Грунтов, петрозаводский краевед-подвижник, которому мы должны быть особенно благодарны. Клюевым он занимался в 60-е годы, когда само имя поэта было еще наполовину запретным, а стихи его публиковались редко и выборочно. В наше время работ о Клюеве, о его творчестве появляется все больше, но, касаясь ранней биографии поэта, все исследователи ссылаются на А. Грунтова, на факты, сообщенные им в статье «Материалы к ранней биографии Клюева» (журнал «Русская литература», 1973, №1). Факты эти кажутся настолько очевидными, что они уже приобрели, как говорится, хрестоматийный глянец и не вызывают сомнений. И, мне кажется, зря. При всем уважении к личности покойного А. Хрунтова необходимо, на мой взгляд, проверить и перепроверить каждый, даже малозначительный факт, тем более что сейчас возможностей стало больше – доступ в архивы куда свободнее, чем тридцать лет назад.

В этих заметках мне хотелось бы поделиться своими любительскими разысканиями, сомнениями относительно «очевидных» фактов клюевской биографии, сообщить о своих, пусть и небольших, находках в петрозаводских архивах и библиотеках.

«Начнем с неопровержимых фактов...»

Так пишет К. Азадовский в своей книге «Николай Клюев. Путь поэта». И далее он продолжает: «Дед, отец и сам Клюев были приписаны к крестьянскому сословию деревни Мокеевской, Введенской волости Кирилловского уезда Новгородской губернии...»

При этом К. Азадовский, конечно же, ссылается на А. Грунтова, который установил дату рождения Н. Клюева – 10 октября 1884 года. Запись эта обнаружена в метрических книгах Коштугской церкви Вытегорского уезда. Сам Клюев, как отмечает К. Азадовский, обычно преуменьшал свой возраст. В документах он, как правило, указывал 1886 или 1887 год и даже другое число (12-13 октября).

Интересно то, что литературоведам приходится все время корректировать возраст Н. Клюева, так как установленная дата рождения (1884) практически ни разу не подтверждается ни в клюевских письмах пли автобиографиях, ни в воспоминаниях, ни в фактах его жизненного пути. «В первый раз в острог я попал восемнадцати лет от роду...» – пишет Клюев в одной из своих автобиографий. Публикуя ее в журнале «Нева», К. Азадовский в этом месте делает сноску: «Клюеву шел тогда 22-й год». «Мне нет и сорока, – пишет Клюев М.Горькому, – но нищета, скитания по чужим обедам разрушают меня как художника...» Составители петрозаводского сборника клюевских произведений «Песнослов», цитируя в предисловии это письмо, поправляют поэта: «Точнее – 44 года». Другими словами, биографы постоянно как бы уличают Клюева в некоей лукавости, в желании «поводить за нос», схитрить, запутать и т.д. Допустим, Клюев в автобиографиях и анкетах сознательно преуменьшал свой возраст, однако есть немало объективных, а также косвенных фактов, которые опять-таки не согласуются с установленной А. Грунтовым датой рождения – 1884 год. И в то же время мы не знаем ни одного достоверного, неопровержимого факта, который бы мог лишний раз подтвердить эту дату. Кроме, разумеется, справки из Вологодского архива, которую получил А. Грунтов в июне 1970 года. Именно справку, а не выписку из метрической книги. Говорится в ней следующее: «В метрических книгах Коштугской церкви Вытегорского уезда за 1884 год значится: Николай, родился 10 октября, Коштугская волость (деревня не указана). Родители: отец, Алексей Тимофеевич, мать, Прасковья Дмитриевна. Справка выдана взамен свидетельства о рождении». Подписались директор Вологодского госархива и заведующая столом справок. Цитируется по копии, хранящейся в личном архиве А. Грунтова.

Справка эта у меня вызвала недоумение своей неполнотой, «куцестью»: деревня не указана, не указан день крещения, не указано вероисповедание родителей, имена и фамилии восприемников (т.е. крестных отца и матери), нет имени священника, крестившего ребенка и делавшего запись в метрической книге. А ведь все это в книге должно быть записано в обязательном порядке. Возникает вопрос: если все это в метрической книге записано, то почему вологодские архивисты прислали такую куцую справку? Так пли иначе, А. Грунтов ничего этого не заметил, радость находки обуяла его, хотя он на протяжении многих лет уверенно ставил год рождения Клюева 1887. И даже написал в 1967 году статью под названием «К 80-летию со дня рождения Клюева» (статья не опубликована, хранится в научном архиве Карельского филиала РАН). В упомянутом журнале «Русская литература» за 1973 год появляются его «Материалы...», где дата рождения Н. Клюева – 10 октября 1884 года – фигурирует как неопровержимый факт.

Более того, А. Грунтов на основании записи в жандармской анкете, имеющейся в «Деле о заарестовании крестьянина Николая Клюева», 1906 года, устанавливает название деревни и даже вероисповедание родителей (хотя в анкете указано только вероисповедание Николая Клюева). Деревня же, в которой родился Н. Клюев, – Коштуга (так записано в анкете). Для А. Грунтова это явилось еще одной находкой, которую затем будут повторять в своих работах о Клюеве все, в том числе и В.Г. Базанов. Но читатель, наверное, будет удивлен, если я скажу, что деревни с таким названием в Коштугской волости не было. Чтобы это доказать, достаточно заглянуть в «Списки населенных мест Олонецкой губернии». Для верности я просмотрел три издания – за 1873 год (издано в 1879-м), 1892-й и 1905-й. Деревни с названием «Коштуги» (или «Коштуга») не было, причем в «Списке...» за 1873 год этот факт отмечен в примечании: «Такой деревни в списке Коштугской волости нет. Есть в Лодейнопольском уезде деревня Каштуга-Давыдова...»

Здесь отметим немаловажный факт: к Коштугскому приходу (не волости) относились не только деревни Коштугской волости, но и пять деревень, относящихся к Оштинской волости Лодейнопольского уезда. Граница между уездами шла по реке Мегре, на ее левом берегу и находились эти пять деревень (среди них и Каштуга-Давыдова), входившие в Мегорское общество Оштинской волости. В 1890 году из этих деревень было образовано самостоятельное общество, которое называлось Коштугским и относилось по-прежнему к Оштинской волости. Население общества составляло около сотни душ обоего пола. Кстати сказать, об этом говорится и в статье учителя Филимонова «Коштугскпй приход» («Олонецкие губернские ведомости», 1890 г., №59): «Всего в приходе 18 деревень, из них 13 – на выте-горской стороне, 5 – на лодейнопольской». Здесь надо учитывать, что волость и приход – понятия разные. Волость – территориально-административная единица, к приходу же могут относиться деревни из другой волости и даже – как в нашем случае – другого уезда, тут играет свою роль расстояние до ближайшей церкви. Заметим для ясности, что Коштуги – это общее название нескольких деревень, расположенных почти вплотную друг к другу: Марковская (в ней находилось волостное правление), Васюковская, Алексеевская и др. То есть не было деревни Коштуга, поэтому неправильно писать: «Клюев родился в деревне Коштуги (или Коштуга) Коштугской волости...»

А. Трунтов, кстати сказать, Введенскую волость Кирилловского уезда, к которой были приписаны Клюевы, упорно называет Авдеевской, причем без всякого объяснения. Насколько мне известно, Авдеевская волость находилась в Пудожском уезде Олонецкой губернии. Ошибка эта проникла и на страницы журнала «Русская литература», в котором краевед напечатал свои «Материалы...»

Коштугская церковь, во имя кого она была построена?

Недавно мне прислали буклет, изданный в Челябинске Алексеем Казаковым, участником клюевских чтений 1994 года. Буклет посвящен Н. Клюеву, его малой родине. Среди фотографий, помещенных в буклете, имеется и фотография Коштугской церкви с подписью: «Троицкая церковь в Коштугах, где был крещен Николай Клюев». В одной из публикаций в вытегорской районной газете «Красное знамя» эта церковь была даже названа так: церковь Троицкой богоматери. Откуда появилось такое название Коштугской церкви – трудно сказать. В упомянутой статье «Коштугский приход» автор, проработавший восемь лет учителем в Коштугах, пишет: «Церквей в приходе существует две: одна, построенная в 1693 году во имя великоустюжских чудотворцев Прокопия и Иоанна, а другая, основанная в 1720 году (в 50 саженях от первой, на более высоком месте, так как кладбище при первой церкви, построенной на самом берегу реки, весною заливало водой, так что в продолжение 2-3 недель, случалось, не было возможности хоронить умерших). Вторая, более новая, церковь была с главным престолом в честь Сретенья Господня и с тремя приделами...»

Как видим, название «Троицкая» и тем более «Троицкой Богоматери» отсутствует. Церковь называлась Сретенской, это можно подтвердить и примерами, взятыми из «Олонецких епархиальных ведомостей», из раздела «Перемены по службе»: «Рукоположен учитель Коштугской церковно-приходской школы Вытегорского уезда Николай Лутьев во дьякона с оставлением на занимаемой им учительской должности и с причислением к Коштугской Сретенской церкви сверх штата» (1902, №6). И второй пример: «Крестьянин Олонецкого уезда Важинского прихода И.В. Филимонов пожертвовал в Коштугскую Сретенскую церковь Вытегорского уезда разной церковной утвари на 109 рублей» (1903, №18). В следующем, 1904 году Сретенская церковь была разобрана из-за своей ветхости, и на ее месте в довольно короткий срок было построено новое церковное здание. Название – Сретенская церковь – конечно же, сохранилось. О том, как проходило освящение нового храма, мы можем прочитать в тех же «Олонецких епархиальных ведомостях» (1905, №5). Что касается другой церкви, более старой, построенной во имя великоустюжских чудотворцев Прокопия и Иоанна (коштужане ее называли «бережной», то есть стоящей на берегу реки), то она, вероятно, была из-за своей ветхости и не очень удачного расположения разобрана. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что Коштугская церковь называлась Сретенской.

О семье Клюевых

Вернемся к семье Клюевых. В жандармской анкете, имеющейся в «Деле о заарестовании гр-на Николая Клюева», в графе «Родственные связи» указывается возраст сестры Клюева Клавдии – 24 года, и брата Петра – 23 года. То есть Клавдия родилась в 1881 году, а Петр – в 1882 (или соответственно – в 1882 и 1883). Правда, с датами мы должны обращаться очень осторожно. Так, в анкете указывается возраст матери Клюева – 51 год, получается, что она родилась в 1855 году. Однако из акта о смерти мы узнаем, что Прасковья Дмитриевна умерла 19 ноября 1913 года в возрасте 62 лет, то есть дата ее рождения уже другая – 1851 год. Думается, что эта дата более достоверная.

А. Грунтов, получив из Вологды справку о рождении Н. Клюева, вскоре посылает туда новый запрос с просьбой прислать сведения о рождении Клавдии и Петра. В июле 1970 года пришел ответ: «Сообщаем, что в метрических книгах Коштугской церкви Вытегорского уезда за 1875 – 1889 гг. актовой записи о рождении Клавдии и Петра нет. В метрических книгах за 1884 год в актовой записи №38 о рождении Николая значится отец Алексей Тимофеевич Клюев – полицейский урядник, отставной фельдфебель. Других сведений о родителях нет».

Не совсем понятно, почему вологодские архивисты в предыдущей справке не сообщили, что А.Т. Клюев – полицейский урядник, отставной фельдфебель, не указали номер актовой записи о рождении Николая, хотя, в общем-то, обязаны были по долгу службы сообщить все, что записано в метрической книге о Клюевых. Здесь я хочу поделиться с читателями своей находкой (хотя вполне возможно, что открываю Америку). Листая «Олонецкие губернские ведомости» за 1880 год, я обнаружил сводки о деятельности полицейских урядников. И вот в сводке за июнь вижу фамилию «Клюев». Причем в сводке не по Вытегорскому уезду, а по Лодейнопольскому 3-й стан, 5-н участок, урядник – запасный унтер-офицер Клюев. Далее следуют цифры – сколько раскрыто преступлений и проступков, задержано преступников, разыскано потерявшихся лошадей, коров и т.п. Листаю обратно, смотрю сводку за май. Вместо Клюева обозначен урядник Степанчиков. Значит, А.Т. Клюев приступил к работе где-то в конце мая 1880 года, сменив на 4-м участке урядника Степанчикова. Теперь давайте выясним, где был расположен 4-й участок 3-го стана Лодейнопольского уезда. К сожалению, «Памятные книжки Олонецкой губернии», где все было подробно расписано, выходили до 1869 года, потом был большой перерыв, их выпуск возобновился в 1902 году. В «Памятной книжке» за этот год в 1-й участок входили Оштинское, Водлицкое, Мегорское (деревни по левому берегу р.Мегра и Кедра) и Коштугское (те самые пять деревень, относящихся, по церковному делению, к Коштугскому приходу) общества Оштинской волости. Ко 2-му и 3-му участкам относились селения, расположенные в сторону Лодейного Поля от Ошты, а в 4-й участок входила Шимозерская волость. То, что 3-й стан в границах 1902 года существовал и в 1880 – это однозначно. Не было веских причин менять и номера участков, поэтому мы с определенной долей уверенности можем сделать вывод, что запасный унтер-офицер А.Т. Клюев свою урядническую деятельность начинал в Шимозерской волости Лодейнопольского уезда. Волостное правление в те годы находилось в д. Фоминско-Мошниковской, там, вероятно, находилась и квартира урядника. Квартира станового пристава Одинцова располагалась в Оште, туда и возил Алексей Тимофеевич отчеты о своей работе на участке, где проживало 2382 человека, большинство, как известно, вепсы (чудь, как называли их в прошлом веке).

Вполне возможно, что А.Т. Клюев к 1880 году уже был женат. Так как он был старше Прасковьи Дмитриевны на 10 лет, не исключено, что женат он был во второй раз. (В поэме «Песнь о Великой Матери» героине Параше была предсказана судьба: быть женой вдовца и матерью сына-пророка. Поэма, конечно, вещь художественная, и действие в ней происходит в Поморье, но все же, все же...) Правда, где и когда женился бравый унтер-офицер на раскольнице Параше – остается только догадываться. Ну а вышеприведенный факт подсказывает нам ответ на вопрос, почему в метрических книгах Коштугской церкви нет записей о рождении Клавдии и Петра. Они родились в Лодейнопольском уезде, и записи о рождении надо искать в метрических книгах церквей Шимозерской или Оштинской волости. Пишу это, надеясь, что со временем удастся обнаружить эти записи, устранить еще одно белое пятно в биографии Клюевых.

К сожалению, «Олонецкие губернские ведомости» в 1881-м и в последующие годы уже не печатали сведений о работе урядников, поэтому, как долго работал А.Т. Клюев в Лодейнопольском уезде, – пока сказать нельзя.

Здесь скажу еще об одной, пусть, может, и незначительной находке. А. Грунтов пишет, что после окончания Вытегорской прогимназии Клавдия Клюева учительствовала в Андоме, где познакомилась с Василием Расщепериным, вышла за него замуж. Вполне возможно, что Клавдия работала учительницей в Андоме год-два, но только не сразу после окончания прогимназии. В «Журналах Вытегорского земского собрания» за 1899-1901 гг., в «Списках земских училищ» удалось обнаружить и фамилию Клавдии. Начиная с 1898 года, она работала в Кондушской волости,в Суландозерском земском училище, расположенном в деревне Суландозеро, в шести верстах от «волостной» деревни Кондушский Погост. В 1898/99 учебном году Клавдия Клюева обучала 12 мальчиков и 4 девочки, курс окончили 3 мальчика и ни одной девочки. В следующем году обучались 11 мальчиков и 6 девочек, никто из них курса не окончил. Причем такое соотношение (прямо скажем, удивительное) наблюдалось практически во всех училищах уезда. Так, в Коштугском смешанном училище в 1898/99 году обучались 41 мальчик и 18 девочек, и никто из них не окончил курса обучения. Надо думать, не без влияния родителей: читать-писать малость научился – ну и хватит.

В Карельском госархиве, к сожалению, не оказалось «Журналов Вытегорского земского собрания» за 1902-1904 гг., а в «Списке земских училищ» за 1905 год фамилии Клавдии Клюевой я уже не нашел. К этому времени она, как видно, окончательно рассталась с учительской работой (если, конечно, ее не перевели работать в школу в другой уезд).

Что касается Петра Клюева, то, как писал А. Хрунтов, он стал почтовым служащим, работал в Кронштадте, а в гражданскую войну – в Вытегре. Конкретных сведений о нем почти нет, и все же мне, как и в случае с Клавдией Клюевой, удалось обнаружить достоверный факт из жизни Петра.

В «Олонецких губернских ведомостях» за 1901 год (№18, с. 1) я натолкнулся на такое сообщение: «Приказом начальника Архангельского почтово-телеграфного округа за №76 перемещается надсмотрщик низшего оклада Вознесенской почтово-телеграфной конторы неимеющий чина Клюев с тем же званием в Федовское почтово-телеграфное отделение с 1 января 1901 года».

В Архангельский почтово-телеграфный округ входила, кроме Архангельской, Вологодской, и Олонецкая губерния. Петр Клюев, как видим, начинал свою карьеру почтового работника в с. Вознесенье (пли Вознесенская пристань) Оштинской волости Лодейнопольского уезда, затем был переведен в Федовское почтово-телеграфное отделение, которое располагалось в деревне Федово Богдановской волости Каргопольского уезда, на берегу реки Моши, в 118 верстах от Каргополя. В деревне, кроме почтового отделения, располагалось волостное правление, школа, железнодорожная станция Лепша, проживало 219 жителей (данные на 1905 год), из них 29 человек некрестьянского происхождения. Впрочем, у меня нет твердой уверенности, что этот Клюев – брат поэта, я высказываю лишь предположение.

Про деда Тимофея и про школу, которой не было

С дедом Тимофеем неясностей тоже хоть отбавляй. О нем мы знаем, пожалуй, только со слов самого Н.Клюева. Дед водил по ярмаркам Белозерского и Кирилловского уездов ученых медведей, тешил публику и зарабатывал на этом такие деньги, которые позволяли ему жить довольно безбедно целый год, до следующего ярмарочного сезона.

«Разорение и смерть дедова от указа пришла, – писал Н. Клюев. – Вышел указ: медведей-плясунов в уездное управление для казни доставить... Долго еще висела шкура кормильца на стене в дедовой повалуше, пока время не стерло ее в прах...»(30 декабря 1866 года высочайшим повелением комитетом Министров принято постановление «О запрещении медвежьего промысла дня потехи народа». Разрешалось в течение пяти лет ликвидировать медвежий промысел, начиная с 1867 года.)

О деде Тимофее, судя по всему, Н. Клюев знал из рассказов своего отца Алексея Тимофеевича – и только. Медведей дед Тимофей водил в кирилловской стороне, там разорился после указа и там, скорее всего, и умер. Однако в «Материалах...» А. Грунтова мы читаем: «Дед Тимофей имел одноэтажный дом в Вытегре, который достался по наследству сыну Алексею и был продан в 1911 году. В этом доме прошли детские и отроческие годы Н.Клюева. В 1893-1895 годах он учился в церковно-приходской школе, а затем в городском училище...»

В личном архиве А. Грунтова конкретных сведений о деде Тимофее нет, если не считать упомянутых выше воспоминаний самого Н. Клюева. В октябре 1969 года А. Грунтову Вологодский госархив сообщил, что «...в фонде Вытегорской уездной земской управы в окладной книге о сборах с городских имуществ г. Вытегры впервые упоминается среди владельцев домов Клюев Алексей Тимофеевич в 1896 году». (Речь идет о доме на углу улиц Преполовенской и Дворянской, ныне – Цюрупы и Володарского.) Утверждение А. Грунтова (которое сейчас дружно повторяют исследователи), что этот дом достался Алексею Тимофеевичу по наследству от деда Тимофея, документально не доказано. Это всего лишь предположение, призванное хоть как-то увязать учебу и проживание в Вытегре младших Клюевых – Клавдии, Петра и Николая. Дед Тимофей, скорее всего, не бывал и тем более не живал в Вытегре, – разорившись, умер у себя, за Свидью-рекой, в кирилловской стороне. (Смотрите у Н. Клюева: «По матери я прионежский, по отцу – из-за Свити-реки...») Вероятнее всего, этот домик – небольшой и далеко не новый, а потому и недорогой – был все-таки куплен Алексеем Тимофеевичем в 1896 пли 1895 году. Примерно в это же время он получает место сидельца винной лавки в Желвачеве. А может, и немного позже. Говорю так, потому что в «Памятной книжке» за 1904 год значится продавец винной лавки А.Т. Клюев: «Продано в лавке казенных питей в ведрах на 40 градусов: 1898 год – 678, 1902 год – 915». Как видим, дорожка к винной лавке с каждым годом становилась все шире, но сейчас речь о другом.

А. Грунтов (а за ним и другие) считает, что Н. Клюев учился в Вытегре в церковноприходской школе в 1893-1895 гг. Однако, если мы заглянем в те же «Журналы Вытегорского земского собрания», мы увидим нечто другое. В Вытегре существовало две церковно-приходские школы: мужская двухклассная и женская одноклассная. К городу была причислена еще второклассная (не двухклассная!) мужская школа, расположенная в д. Шестово. Вытегорская двухклассная школа была открыта в октябре 1896 года, женская – в 1898, а школа в Шестово – в 1897 году. Получается, что Н.Клюев учился в школе, которой не было. А. Грунтов, делая предположение, что Клюев учился в ЦПШ, опирается, судя по всему, лишь на статью Н. Сакулина «Народный златоуст» («Вестник Европы», 1916, №5). В ней автор, со слов Клюева, говорит, что тот «две зимы ходил в сельскую школу». Трудно сказать, почему А. Грунтов пропустил слово «сельскую» и «заставил» Н. Клюева учиться в городской школе, однако пока и мы не знаем, учился ли Н. Клюев в начальной школе и если учился, то где. Что поэт учился в городском училище, подтверждается одним из старожилов Вытегры, который даже сидел с Клюевым за одной партой, отмечал, что будущий поэт был человеком не без странностей.

Учился ли Клюев в фельдшерской школе?

В вытегорской районной газете «Красное знамя» почти ежегодно, перед клюевскими чтениями, печатались обзоры под названием «Основные даты жизни и творчества Николая Клюева». Автором этих обзоров был местный краевед Н.М. Стафеев, ныне уже, к сожалению, покойный. Что касается первого периода жизни Н. Клюева, то Николай Михайлович опирался в своих публикациях, конечно же, на «Материалы...» А. Грунтова. В последнем своем обзоре, опубликованном в 1994 году (№121) он, повторяя петрозаводского коллегу, указывает годы учебы Н.Клюева в ЦПШ (1893 – 1895), а также годы учебы в училище (1896-1897). Далее вытегорский краевед, кажется, по собственной инициативе, устанавливает дату учебы поэта в Петрозаводской фельдшерской школе – 1898 год. Не знаю, на основании каких фактов Николай Михайлович сделал такой вывод, но дата неверна, и доказать это очень легко: фельдшерская школа в Петрозаводске была открыта в ноябре 1899 года (см. об этом в «Олонецких губернских ведомостях», 1899, №88). В первом наборе занималось семь человек, но можно с уверенностью сказать, что Клюева среди них не было. По уставу в фельдшерскую школу принимались лица не моложе 16 лет и не старше 21 года, окончившие городские училища. Клюеву 16 лет (если придерживаться «официальной» версии рождения поэта – 10 октября 1884 года) исполнилось в октябре 1900 года. С 1900 года занятия начинались 1 сентября, так что и на этот год (если подходить формально) Клюев по возрасту не подходил, хотя руководство школы, конечно, могло пойти навстречу и принять в неполные 16 лет.

В госархиве Карелии сохранились документы (скорее всего, частично) тех, кто поступал и был принят (или не принят) в фельдшерскую школу. Это прошения, медицинские справки, выписки из метрических книг, приговоры (направления) сельских сходов для крестьянских сыновей и т.п. Я просмотрел документы до 1907 года – клюевских справок там нет. Откровенно говоря, у меня даже зародилось сомнение: а учился ли вообще Николай Клюев в фельдшерской школе? Конечно, уходя из школы «по болезни», он мог забрать все свои документы, но дело в том, что, начиная с 1901 года, в папках с документами имеются также и общие списки поступавших в школу. Клюева в этих списках нет. Правда, нет списка за 1900/01 учебный год, и этот факт пока что не дает права сказать, что Клюев в фельдшерской школе не учился. Откуда же появилась запись в жандармской анкете (единственное свидетельство, что Клюев учился в этой школе): «Год учился в фельдшерской школе, оставил ее по болезни»? Известно, что в начале девятисотых Клюев часто ездил, ходил по Северу, был в Петербурге, общался с сектантами, с деятелями Крестьянского Союза, с эсерами. Чтобы отмести на допросах лишние вопросы и подозрения («Где был, с кем встречался в такое-то и такое-то время?»), Клюев (не лишенный от природы мужицкой хитроватости) придумывает учебу в фельдшерской школе. Конечно, это лишь предположение, которое легко опровергнуть – но лишь при наличии конкретных фактов. Пока что их нет. Правда, от А. Грунтова мы знаем, что Н. Клюев впоследствии, бродя по окрестностям Макачева, собирал лекарственные травы и даже лечил ими желающих. Но знания лекарственных трав, умение пользоваться ими могло передаться ему от матери или от какой-нибудь старушки, знающей толк в этом деле.

Не верь глазам своим...

Чем больше вчитываешься в материалы по ранней биографии Н.Клюева, как опубликованные, так и не опубликованные, тем сильнее впадаешь в сомнения. Особенно, когда сам начинаешь рыться в архивах, проверять то, что уже найдено, находить новые факты, которые говорят порой либо противоположное, либо существенно корректируют выводы клюевских биографов.
Немалую путаницу внесла заметка В. Рунова, опубликованная в 4-м номере журнала «На рубеже» («Север») за 1964 год. Небольшой материал в 200-300 строк научного сотрудника Карельского госархива буквально пестрит фактическими ошибками и домыслами. Для начала В. Рунов перепутал (причем дважды) фамилию вытегорского уездного исправника («Калачев» вместо «Качалов»), хотя в документах эта фамилия прочитывается четко. Сам зачин статьи выглядит так, будто автор вознамерился написать нечто беллетристическое:

«Надолго запомнится день 28 июля 1905 года уездному исправнику Калачеву. Из-под его «бдительного» гласного надзора бежали видные политссыльные Я. Берзннь и В. Кугушев, а вечером кто-то пропел под окном исправника «Вставай, поднимайся, рабочий народ». Поймать крамольника не удалось, он скрылся на лодочке через Вытегру. Все лето и осень исправник искал нарушителя, но лишь зимой напал на след. Им оказался местный житель Николай Клюев».

Приходится только удивляться бурной фантазии архивного работника. Ведь буквально через несколько строк он цитирует документ – донесение Качалова в губернское жандармское отделение. В нем говорится, что Клюев, «будучи на прошедших святках (т.е. в январе 1906 г.) в городе Вытегре, был на маскараде в общественном собрании и здесь подпевал вполголоса какие-то песни: «Встань, подымайся, русский народ» и т.п. ...»

Святки, как известно, бывают зимой, и летнее пение под окном исправника, побег на лодочке через реку Вытегру – явная выдумка. Далее В. Рунов заявляет: «Во время обыска в квартире Клюева в январе 1906 года в руки полиции попала книга – «Капитал» Маркса и собственноручные сочинения Клюева «возмутительного содержания».

Если бы эта публикация тогда, в 1964, осталась незамеченной, то, как говорится, и Бог с ней. Однако почти всё факты, поданные В. Руновым, перекочевали в работы А. Грунтова, а затем и других исследователей. Даже В.Г. Базанов в книге «С родного берега» не удержался от соблазна сообщить, что у Клюева при обыске был обнаружен «Капитал» Маркса. И опять приходится удивляться: ведь В. Рунов имел перед собой документы, – откуда взялся этот «катехизис рабочего класса» да еще в далекой олонецкой деревне?! Скажем сразу: не было «Капитала». В жандармской анкете в графе «Что обнаружено при обыске» значится: «Обнаружена переписка Клюева с председателем «Народного кружка» А.Н. Травиным и собственноручные записи Клюева преступного содержания». Не упоминается «Капитал» и в донесениях уездного земского начальника, уездного исправника, других полицейских чинов.

В работах о поэте часто цитируются воспоминания одного из руководителей петрозаводских социал-демократов А. Копяткевича, в которых он упоминает Клюева: «Помню выступление летом 1906 года на одном из митингов известного поэта Николая Клюева. Он только что был выпущен из тюрьмы, где просидел шесть месяцев за чтение революционной литературы и «Капитала» Маркса (как сам Клюев рассказывал)...» Вполне возможно, что Клюев, будучи в Петербурге, общаясь не только с деятелями Крестьянского Союза, но и с эсерами, в частности, с сестрами М. и Е. Добролюбовыми, листал Марксов «Капитал», хотя человека религиозного, каким был Клюев, твердо стоявшего на крестьянских позициях, эта «бухгалтерия» (как называл «Капитал» С.Есенин) вряд ли могла заинтересовать.

Кстати сказать, сидел Клюев в губернской тюрьме, а не в городской, как поведал нам научный работник архива, и срок его заключения истек не в августе, а 26 июля 1906 года.

И еще один сомнительный факт «с подачи» В. Рунова гуляет из работы в работу литературоведов: «В апреле 1905 года Клюев был привлечен к дознанию Московским жандармским управлением в связи с тем, что распространял среди служащих станции Кусково Московско-Нижегородской железной дороги прокламации революционного содержания». (К. Азадовский. «Николай Клюев. Путь поэта». Л., 1990). Факт этот уже стал хрестоматийным, подается исследователями как неоспоримый, но так ли это?

В госархиве Карелии имеется лишь один документ – письмо жандармского ротмистра Павлова помощнику начальника Московского жандармского управления в Московском и Звенигородском уездах от 1 мая 1906 года: «Из переписки с исполнителем Московского охранного отделения видно, что в минувшем году, по требованию вашему от 12 апреля 1905 года за №771, был подвергнут обыску и привлечен к дознанию по делу о распространении среди служащих станции «Кусково» прокламаций революционного содержания некто Клюев. В данное время мною привлечен в качестве обвиняемого крестьянин Новгородской губернии Николай Клюев. Прошу сообщить, имеются ли у вас сведения о Клюеве для выяснения, не есть ли это одно и то же лицо».

Других документов по этому факту в Карельском госархиве нет, и мы не знаем, удалось ли ротмистру Павлову выяснить, кто такой «некто Клюев» – его «подопечный» Николай Клюев или кто-то другой. Во всяком случае, в 150-миллионном государстве вполне мог отыскаться и однофамилец олонецкого поэта или человек, взявший такую фамилию для конспирации. К тому же, несколько странно выглядел бы посланец Крестьянского Союза Николай Клюев, распространяющий прокламации в рабочей среде. Так или иначе, факт этот пока что не подтвержден документально, и выдавать его как действительный, закреплять в сознании читателей нельзя. Не лучше ли (если уж очень хочется) просто процитировать письмо ротмистра и высказать предположение, что «некто Клюев», вероятно, мог быть Николаем Клюевым, будущим известным поэтом.

В завершение этих заметок приходится сказать: ранняя биография Николая Клюева изобилует не только «белыми пятнами», но и фактическими неточностями. Устранить эти неточности, перепроверить все известные факты ранней биографии просто необходимо. «По камешкам строится трудное здание, которое называется биографией поэта, – писал Б.Н. Кравченко (брат Ан. Яр-Кравченко), – и как важно, чтобы в этом здании не было ложных конструкций». Справедливые слова.