Великий русский поэт Николай Алексеевич Клюев родился 22 (10) октября 1884 года в деревне Коштуги Вытегорского уезда Олонецкой губернии (ныне Вологодской области). Центром губернии был город Петрозаводск. Безусловно, мне, как и другим петрозаводчанам, было интересно узнать, связан ли поэт с нашим городом. Первые 20 лет жизни Клюева представляют собой почти сплошное белое пятно: ни документами, ни свидетельствованиями современников мы не располагаем и вынуждены судить о детстве и юности поэта в основном по его собственным рассказам, относящимся к более позднему времени [1].

Узнаю, что о пребывании Николая Клюева в Петрозаводске имеются следующие документы:
– о его учёбе в фельдшерской школе в 1901-1902 годах в 17 лет,
– о заключении в Петрозаводской тюрьме в 1906 году,
– об участии в митинге на Кургане после выхода из тюрьмы.

Даже самое короткое заключение в тюрьме не может не оставить след в душе человека, поэт не может не написать об этом. А время учёбы, первая публичная речь в столице Олонецкого края? Упомянул ли Клюев о них в своих стихах?

Но давайте сначала о фактах. Первые сведения о пребывании Клюева в Петрозаводске установил А. К. Грунтов, основываясь на архивном документе от 24 марта 1906 года. Это сведения о лице, привлечённом к дознанию. Со слов поэта записано, что он обучался «1 год в Петрозаводской фельдшерской школе, которую оставил по болезни» [2]. Сам Николай Клюев практически не вспоминает об этом учебном заведении, что дало основание его земляку карельскому писателю Василию Фирсову усомниться в достоверности утверждений биографов поэта [3]. Но в 1999 году старший научный сотрудник Национального архива Республики Карелия Ида Семёновна Петричева обнаружила документ, подтверждающий, что с сентября 1901 года по апрель 1902 года Николай Клюев был учеником этой школы. До этого он учился в церковноприходской школе и двухклассном городском училище в Вытегре.

Итак, в 1901 году Клюев становится воспитанником фельдшерской школы, которая открылась в Петрозаводске на средства земства за два года до его поступления «в доме Рутковского, недалеко от земской больницы» [4]. Обучение было платным для своекоштных (плата вносилась за каждое полугодие вперёд и не возвращалась).

Стипендиаты уездных и губернских земств от платы за учение освобождались. (Предстоит выяснить, являлся ли Николай Клюев стипендиатом или он учился за плату.) Принимались лица мужского пола и всех сословий с удостоверением в удовлетворительных познаниях не ниже четырёх классов мужских гимназий и реальных училищ или полного курса городских и духовных училищ.

В седьмом параграфе устава школы говорится, что «воспитанники должны быть не моложе 16 лет и не старше 21 года». Курс обучения в фельдшерской школе был рассчитан на три года. Одновременно с будущим поэтом за парту сели 17 одноклассников: Алексеев, Бармин, Белоусов, Гоголев, Евсеев, Колпаков, Куликов, Ляхов, Мелехов, Никитин, Плотников, Подладчиков, Покровский, Севастьянов, Семёнов, Филимонов и Ярославцев. Во втором классе обучалось пять человек: Богданов, Мухин, Родичев, Сорокин и Фомин; в третьем – семь: Антонов, Евдокимов, Егоров, Знаменский, Смотрич, Соколов и Цикарев. Учебный год продолжался с 1 сентября по 22 апреля. Директором школы был назначен губернский инспектор медицины Максимилиан Николаевич Митрохин. Преподаватели: Александр Иванович Введенский, Иван Карлович Мейер, Николай Ильич Гуревич, Иосиф Маркович Рясенцев, Иван Дмитриевич Ломанский. Закон Божий вёл Иоанн Богословский.

При школе имелись общеобразовательная библиотека, физическая и химическая лаборатории, коллекция патологоанатомических препаратов, аптека для обучения изготовлению лекарственных форм.

В первом классе изучались:
ботаника и зоология,
физика,
Закон Божий,
анатомия и физиология,
латынь,
фармация и фармакогнозия.

Воспитанники фельдшерской школы жили в общежитии со строгим распорядком. Они были обязаны:
– посещать общественные богослужения в больнице или других церквах в воскресные и праздничные дни, а по возможности и всенощные накануне этих дней, кроме дней работы в больнице;
– вне школы носить фуражку с гербом установленного образца;
– позже семи часов вечера обязаны быть дома и выходить только с разрешения директора или надзирателя, ученикам третьего класса из-за вечерних занятий разрешалось выходить до девяти часов вечера;
– посещение театров и других публичных и увеселительных мест также допускалось только с разрешения директора;
– должны отдавать должное почтение, снимая фуражку и кланяясь при встрече с г. Начальником губернии, Архиереем, Председателем и членами Губернской Земской управы, Губернским врачебным инспектором, Директором, преподавателями и надзирателем школы. Воспрещалось:
– посещать клубы, трактиры, маскарады и подобные учреждения;
– употреблять спиртные напитки, а также курить табак на улице и в общественных местах.

«На улице и во всех общественных местах учащиеся обязаны вести себя прилично, не нарушая общественного порядка; в противном случае чин полиции принимает в отношении их все общеполицейские меры с целью восстановления порядка».

Во время рождественских праздников и на Масленицу в общежитии устраивались спектакли и танцевальные вечера, которые проходили «чинно, без нарушения порядка». Проводился литературно-вокальный вечер с туманными картинками волшебного фонаря и граммофоном. Был устроен каток и другие «дозволенные удовольствия».

Но закончился первый год обучения. Педагогический совет фельдшерской школы на заседании 13 апреля 1902 года по рассмотрении степени успешности учеников школы, выразившееся общей годовой отметкой по каждому предмету, постановил допустить к экзаменам в настоящем учебном году всех воспитанников школы, за исключением учеников 1-го класса Клюева и Семёнова, получивших неудовлетворительные годовые отметки по трём специальным медицинским предметам. Названных воспитанников оставить на второй год [5]. Среди первоклассников Севастьянов Иван получил награду I степени, Белоусов Иван, Куликов Георгий и Покровский Иван – II степени. Двум предстояла переэкзаменовка по двум предметам и троим по одному. В следующем учебном году во втором классе обучалось на пять человек меньше. Фамилия Клюева в списках учащихся школы уже не упоминается.

Но я думаю, что этот год учёбы в фельдшерской школе не прошёл бесследно для будущего поэта. В стихах Клюева часто присутствуют картины животного и растительного миров. Может быть, уроки зоологии и атлас по ботанике А. Генкеля сыграли здесь не последнюю роль? На страницах клюевских стихов образы животных и растений встречаются более чем в два раза чаще, чем в стихах Блока и Есенина вместе взятых, хотя количество стихотворных строк, взятых исследователями для анализа, у Николая Клюева в девять раз меньше [6].

А ощущение знания строения тела человека? Перечитайте, например, стихотворение «Я здесь, – ответило мне тело», и вы убедитесь в правильности моих слов.

Новая встреча с Петрозаводском произошла у Клюева спустя четыре года. Что же представлял собой наш город в 1906 году? В столице Олонецкой губернии проживало около 14 тысяч человек. Насчитывалось домов жилых каменных – 38, деревянных – 1368. Действовали заводы: Александровский чугунолитейный, лесопильный, 3 – кирпичных и свечной; спичечная фабрика, 2 типографии, 2 больницы и 3 аптеки, 2 музея и 2 фотографии, Алексеевская библиотека и 4 книжные лавки. Телефонная станция обслуживала 101 абонента. Сообщение с Санкт-Петербургом водным путем обеспечивало Онежское пароходное общество. Между двумя городами курсировали пароходы «Кивач», «Олонец», «Свирь» и «Петербург». В городе функционировали 15 православных церквей, лютеранская кирха, католический костёл и синагога. Посмотрите на снимки старого города: Владимировская набережная, Общественная пристань, Соборная улица, Соборная площадь, Святодуховский собор, мужская и женская гимназии, памятник Александру II, Алексеевская публичная библиотека, Гостиный двор, Мариинская улица, Александровский завод. Круглая площадь (губернаторский дом и здание присутственных мест, памятник Петру I), Гоголевская улица, Святнаволоцкая, Левашовский бульвар, Гористая улица. Примерно таким мог увидеть Клюев наш город как в 1902, так и в 1906 годах.

Из уведомления петрозаводского полицмейстера в Олонецкое жандармское управление от 28 мая 1906 года следовало, что 27 сего мая доставлен в Петрозаводскую губернскую тюрьму крестьянин Николай Алексеевич Клюев после четырёх месяцев заключения в Вытегорской тюрьме по обвинению в антиправительственной пропаганде [7]. В 1923 году поэт вспоминал об этом времени: «Начальство почитало меня опасным и «тайным». Когда перевозили из острога в губернскую тюрьму, то заковали меня в ножные кандалы. Плакал я, на цепи свои глядя. Через годы память о них сердце мне гложет...» [8]. Волей-неволей губернскую тюрьму узник разглядел.

Позволим себе справку об этом заведении.

В 1862 году на окраине Петрозаводска, известной в обиходе как Сенаторка, в квартале, образованном улицами Никольской (Красная), Гористой (Антикайнена), Святнаволоцкой (пр. Ленина) и Большой Закаменской (Герцена) появилось здание, названное Тюремным замком и рассчитанное на 47 арестантов. В «Обзоре Олонецкой губернии за 1906 год», анализируя состояние тюрем в губернии, отмечалось, что «по благоустройству лучшая тюрьма в Петрозаводске – каменная, двухэтажная». В 1900 году к Тюремному замку был пристроен женский флигель, но из-за отсутствия служащих не сразу стал использоваться по назначению. Начальник тюрьмы жил под одной крышей с арестантами в служебной квартире. Позже ему разрешили построить близ ограды деревянный флигель, а в освободившемся помещении была устроена больница на пять коек. Медицинскую помощь заключённым оказывали врачи безвозмездно.

Церковь во имя Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радость, тёплая и крепкая, располагалась на втором этаже тюремного корпуса. Она была построена на земские сборы и открыта 17 марта 1863 года, освящена в этот же год (точная дата неизвестна). Утварью скорбященская церковь небогата. Из причта только один священник. Под навесом здания для благовеста церковного были укреплены три небольших колокола. 24 октября – храмовый праздник этой церкви.

В тюрьме была своя библиотечка, собранная горожанами и священником домовой церкви на пожертвования прихожан. Здесь имелись книги духовного содержания, такие как «Новый Завет» на русском языке, «Избранные жития святых на Руси» в 12 книжках, «Первые века христианства и распространение его на Руси», «О Святой земле», «Святые Кирилл и Мефодий».

В числе исторических книг: «Рассказы про старое время» Петрушевского, «Народы России» Максимова, книги о татарском погроме, о Святом Александре Невском и Петре Великом, о царевиче Дмитрии и Борисе Годунове. Имелись также познавательные книги, такие как «О том, что происходит в воздухе и что нужно знать из этого земледельцу», «О неподвижных звёздах и планетах», «Об извержениях и землетрясениях», «Руководство к изучению грамоты», «Задачник Валенса», «Краткое руководство к техническому производству» и другие. Конечно, были и нравоучительные книги: «Поучения к подсудимым, осуждённым и ссыльным», «Честность всегда полезна», «О семье – мужьях и жёнах», «Как воспитывать и охранять детей», «Питьё и крепкие напитки», «Одежда и чистоплотность», «О сохранении силы и здоровья».

С введением в России земства стали в обязательном порядке в губерниях создаваться «Тюремные комитеты», в обязанность которых входило «внутреннее устройство и содержание в исправности мест заключения, продовольствие арестантов улучшенною пищею, снабжение их постельными принадлежностями, исправление нравственности заключённых, обучение их грамоте, сооружение церквей и содержание их в должном благолепии, занятие арестантов разными работами и рукоделиями, и с этой целью устройство в тюрьмах разного рода мастерских и проч.». В «Обзоре Олонецкой губернии за 1906 год» отмечалось, что «по кормовой табели на содержание арестантов в 1906 году отпущено было из сумм казны по 8 копеек в сутки». Для сравнения: наёмная плата чернорабочим зимой составляла 60-70 копеек для мужчин и 15-20 копеек для женщин. Рабочий цеха углежжения на Александровском заводе получал 50 копеек в день. При этом 1 фунт пшеничного хлеба стоил 4 копейки, 1 фунт соли – 1 копейку, 1 фунт лучшего мяса – 18 копеек, а худшего – 10. При тюрьме имелся огород, урожай с которого поступал в общий котёл. С 1886 года для арестантов ввели обязательную трудовую повинность. Они сами готовили пищу, пекли хлеб, носили воду из Неглинского колодца, пилили и кололи дрова, топили печи, убирали камеры и тюремный двор, принимали участие в озеленении Левашовского бульвара и Мариинки. При тюрьме действовала мастерская, где шились мундиры для надзирателей всех тюрем губернии, суконные армяки, шаровары, юбки, шапки, мужские рубахи, порты из подкладочного холста, тиковые сарафаны. Также шилась обувь: сапоги, туфли, штиблеты. Производилась обшивка ручных и ножных кандалов кожей, вязались на вольную продажу рыбацкие сети, плелись из мочала коврики, делались половые щётки и сумки для провизии, изготовлялись бочонки, кадки и кадушки. Арестанты имели рабочие книжки, где фиксировался объём выполненных работ и их стоимость. При освобождении часть заработанных денег выдавалась «на руки».

На тюремной площади, напротив главных ворот, в двухэтажном деревянном особняке, арендованном у купца Г.Е. Пименова, размещалось Олонецкое губернское жандармское управление. Это здание с садом, где росли яблони и вишни, окружал высокий забор. 26 июля 1906 года Клюев был освобождён. Но тема заключения неоднократно звучит в стихах поэта, что объяснимо. За короткое время – три тюрьмы – в Вытегре, Петрозаводске за отказ выполнять воинскую повинность. Его «Прогулка», «На часах», «Я надену чёрную рубаху» навеяны, возможно, и воспоминаниями о Петрозаводском остроге:

Двор, как дно огромной бочки, 
Как замкнутое кольцо. 
За решёткой одиночки 
Чьё-то бледное лицо.
(«Прогулка», 1907 год)

На часах у стен тюремных,
У окованных ворот,
Скучно в думах неизбежных
Ночь унылая идёт.
Вдалеке волшебный город,
Весь сияющий в огнях,
Здесь же плит гранитных холод
Да засовы на дверях.
Острый месяц в тучах тонет,
Как обломок палаша:
В каждом камне, мнится, стонет
Заключённая душа.
(«На часах», 1907 год)

Я надену чёрную рубаху
И вослед за мутным фонарём
По камням двора пройду на плаху
С молчаливо-ласковым лицом.
(«Я надену чёрную рубаху», 1908 год)

После выхода из тюрьмы Николай Клюев встречается с членами группы РСДРП, сформированной в Петрозаводске в начале мая 1906 года. В неё входило около 20 человек. Среди них – рабочие Александровского завода Николай Григорьев и Василий Егоров, наборщик типографии Каца Лазарь Яблонский, учитель Георгий Поляков, девятнадцатилетняя студентка Бестужевских курсов Галина Тушовская. Одним из организаторов Петрозаводской группы социал-демократов был студент Петербургского университета Александр Копяткевич, позже – корреспондент газеты «Правда», член Петроградского Совета.

13 июня 1906 года на Садовой (ул. Кирова) в доме Селиверстова была открыта книжная лавка, которая стала местом нелегального распространения политической литературы социал-демократов.

Социал-демократическая группа приняла участие во встрече Клюева по выходе его из тюрьмы и пригласила поэта на митинг, организованный на Кургане [9]. Итак, складывается такая картина. Высокая гора, называемая в народе Курган, находясь в версте от города, служила местом сбора рабочих для проведения митингов и собраний.

3 августа 1906 года на её плоской вершине собралось 300-400 человек. В центре стоял поклонный крест высотой около 4,5 сажени, что соответствует 8,5 метра. К сожалению, мне не удалось установить его точное местонахождение. В Петрозаводской епархии, куда я обратилась, нет сведений об этом. Но мне сказали, что очень часто поклонный крест устанавливался на самой высокой точке населённого пункта, как это видно на фото, где изображён поклонный крест в Паанаярви.

Возможно, в скором времени мы будем точно знать место, где был установлен крест на Кургане, тогда узнаем, где произнёс свою речь Николай Клюев. Помочь нам в этом может и свидетельство журналиста газеты «Олонецкий край». Эта газета издавалась с июля 1906 года, и вышло всего 13 номеров. Затем она как либеральный (оппозиционный) орган печати была закрыта. Автор заметки «Митинг на Кургане» от 13 августа К. Лемаль (псевдоним работника лаборатории Александровского завода Константина Самцова) писал: «Высок курган, вершина его осенена крестом – символом смерти Учителя униженных и оскорблённых. Чудный вид раскидывается перед многочисленной толпой участников митинга. В солнечном свете нежится чудная ширь, – в глубокой синей дали виднеются заонежские острова, белеет Климецкий монастырь. В другой стороне видна река Шуя, видны озёра, текущиеся цепью меж высоких лесных холмов. Чудная картина, не оторвал бы от неё глаз. У креста, на груде камней, несколько возвышаясь над толпой, стоит человек, и речь его далека от этих красот природы. Все ему жадно внимают: «...Я шесть месяцев просидел в тюрьме только за то, что сказал крестьянам, что есть лучшая жизнь на земле, что есть средства бороться с тиранией!..»

Исследователь творчества Клюева К.М. Азадовский считает, что в этой заметке воспроизведено выступление поэта и написана она, «судя по некоторым признакам, не без era участия». Александр Копяткевич, выступивший на этом митинге с призывом организовать помощь политическим ссыльным, назвал речь Клюева «апостольской», так как поэт, обращаясь к собравшимся, называл их «дорогие братья и сестры». Более 60 своих революционных стихотворений Николай Клюев подарил Копяткевичу, но они были утрачены. Известно, что на митинге выступал непременный участник рабочих манифестаций 1906 года, торговец, беспартийный Фёдор Семёнов. Он агитировал отказаться от службы в царской армии и не платить подати. Во время митинга рабочий Александровского завода Василий Егоров водрузил на кресте красный флаг. И, может быть, как воспоминание об этом дне звучит у Клюева строка – сравнение «Поле Марсово – красный Курган». Клюев был человеком глубоко религиозным. И даже в кругу революционеров он не забывал о своём главном предназначении – нести народу слово правды. Может, тогда и родились эти строки:

Я был в духе в день воскресный, 
Осенённый высотой, 
Просветлённо-бестелесный 
И младенчески простой.

Видел ратей колесницы, 
Судный жертвенник и крест, 
Указующей десницы 
Путеводно-млечный перст.

Источая кровь и пламень, 
Шестикрыл и многолик, 
С начертаньем белый камень 
Мне вручил Архистратиг.

И сказал: «Венчайся белым 
Твердокаменным венцом, 
Будь убог и тёмен телом, 
Светел духом и лицом...

Не привиделось ли («видения» у него были не раз) поэту здесь, у креста, его будущее: поэтические прозрения, страшные испытания и казнь? Может быть.... Но, предвидя это, он всё же принял свою судьбу:

Верен ангела глаголу, 
Вдохновившему меня, 
Я сошёл к земному долу, 
Полон звуков и огня.

Автор выражает благодарность за консультативную помощь при подготовке материала:
Елене Ивановне Марковой, зав. сектором литературы ИЯЛИ КарНЦ РАН, 
Иде Семеновне Петричевой, ст. научному сотруднику НАРК,
Николаю Алексеевичу Кораблеву, ст. научному сотруднику сектора истории ИЯЛИ КарНЦ РАН.

Список сокращений:
НА РК – Национальный архив Республики Карелия
ОГВ – Олонецкие губернские ведомости
ИЯЛИ КарНЦ РАН – Институт языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской Академии наук

Галина Александровна Кривошеева,
врач поликлиники МВД,
читательница библиотеки-филиала №3 им. Н.А. Клюева МУ «ЦБС».
Увлекается краеведением со школьных лет. Узнав о том, что Н. Клюев родом из Олонецкой губернии, заинтересовалась его поэзией и стала собирать материалы и книги о его жизни и творчестве.
Участвовала в проекте «Николай Клюев в Петрозаводске» библиотеки-филиала №3 им. Н.А. Клюева МУ «ЦБС» и в республиканском конкурсе «Краевед-2008». В журнале «Север» публикуется впервые.

Примечания:

1 Людовский К.М. Николай Клюев. Путь поэта. – Л.,1990.
2 НА РК, ф.19, оп.2. д.31/14, л.8.
3 Фирсов В. Суждения и факты // Север. – 1996. – №5-6. – С. 152.
4 Олонецкие губернские ведомости – 1899. 17 ноября 
5 НАРК, ф.119,оп.2,д.1/2,л.23.
6 Николаева В.И.. Солоненко В.Г. Мир природы в поэзии Н.А. Клюева // XXI век на пути к Клюеву. – Петрозаводск.2006. – С. 143-152.
7 НА РК, ф.19. оп.2, 631/14, л. 15.
8 Клюев Н. Словесное древо. – СПб., 2003. – С.42.
9 Копяткевич А. // Карело-Мурманский край. –1926.– №21 – С.19; Олонецкий край. – 1906. – 13 августа; 1905 год в Карелии. Петрозаводск, 1926. – С.5, 55-56; НА РК, ф.1, оп.5, д. 18/300, л.67,75; ф.19, оп.1, д.3/42, л.79-80; Промышленные рабочие Карелии в 20 веке. – Петрозаводск, 1991. – С.29.