Качество бронзы со временем не ухудшается, иное дело – биография полководца, который огнем и мечом добывал славу своей Родине в великих сражениях. Его звезда знает спады и подъемы, но когда смолкает артиллерийская канонада, бог войны в одночасье оставляет его с тем, за что он боролся. Твердость характера и несгибаемая воля, раскатистые звуки наступающих армий остаются где-то там, за линией фронта, и наступает мирная жизнь под пение заливистых соловьев. И обнаруживается, что он уже не человек, а символ, и его биография принадлежит современной мифологии, заложена в идеологию государства.

Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев (110-летний юбилей которого отмечался в конце прошлого года) влияние медных труб на свою судьбу ощутил в полной мере. Кажется, мы многое знаем о нем из многочисленных воспоминаний, официальных биографий, но, случается, время поправляет уже расставленные акценты, позволяя увидеть события несколько по-другому...

Родился будущий маршал в деревне Лодейно Щеткинской волости Никольского уезда Вологодской губернии (с 1941 года деревня относится к Подосиновскому району Кировской области). Из ревизских сказок XVIII века следует, что фамилия Коневы была прежде очень распространена у жителей деревень Оншаково и Савино. В то время, когда в доме Степана Ивановича родился сын Ваня, в Лодейно насчитывалось около 40 мужиков по фамилии Конев.

Принято считать, что история деревни уходит своими корнями в глубокое средневековое прошлое, на самом же деле она значительно моложе. Ее возникновение было обусловлено необходимостью изготовления барок и лодеек, широко востребованных в начале XVIII века, когда по этим местам пролегал торговый путь. Названия местностей со временем не менялись, а вот административная принадлежность только на протяжении XX века менялась трижды: Вологодская губерния, затем это были земли Архангельской области, а теперь получается, что Конев – из вятских.

Неласковая родина

Но многим ли обязан маршал своей малой родине? Документы свидетельствуют, что Иван Степанович не обходил вниманием своих земляков. В основном это выражалось в письмах и поздравительных телеграммах. Особенно боевой генерал благодарил подосиновлян за их посылки, идущие в адрес 2-го Украинского фронта. Однажды они скинулись всем миром и купили для фронта танк, названный «Подосиновский колхозник». Жителям района подарок обошелся почти в миллион рублей. Как тут не вспомнить строчку из песни: «А нам нужна одна победа. Одна на всех – мы за ценой не постоим».

Между тем отношение маршала к Лодейно было во многом омрачено доносами его односельчанина Лукина, перед войной завалившего органы «компроматом» на военачальника. Основываясь на том, что дядя полководца Федор Иванович при царе служил урядником, стукач выстраивал на бумаге целую систему, доказывающую «антисоветскую сущность» Ивана Конева. Доносам хода не дали – в то время Конев одержал ряд блестящих побед в Монголии, – но, как говорится, осадочек-то остался.

В 1947 году маршал не дал своего согласия на открытие Дома-музея в Лодейно. Человеком он был скромным, не любящим славословия, к тому же очень осторожным, когда дело касалось не войны, а политики. Ведь в то время существовал культ только одного человека – Сталина, способного любому герою обеспечить бесславный конец. Впрочем, через три года уже сам Иосиф Виссарионович выступил с инициативой, и по Указу Президиума ВС СССР были отлиты четыре бронзовых бюста маршалов СССР. Удостоился этой чести и Иван Степанович – его бюст был водружен в Лодейно. Сам маршал на открытие не приехал.

Даже в последующие, куда более спокойные годы Конев малую родину особым вниманием не баловал и не навещал. В последний раз он побывал в Лодейно в 1932 году, и то по крайней необходимости: забирал в Минск отца. С позиции нынешних времен может показаться странным, что такой одаренный во всех отношениях человек, истинный патриот, не проявлял интереса к покинутому когда-то родному дому хотя бы из простого человеческого любопытства. Однако вспомним, что патриотизм в те годы имел ярко выраженный идейный характер, основанный на любви к партии и правительству, не имеющий ничего общего с «частнособственническими инстинктами», например, такими, как привязанность к отчему дому. А Иван Степанович всегда тонко чувствовал, «куда ветер дует», благодаря чему избежал многих неприятностей.

Широкие жесты были не в его характере. Лишь однажды он «в порядке депутатской помощи» по просьбе первого секретаря райкома направил в Подосиновец полностью укомплектованный грузовик к посевной. Да в библиотеку прислал семь посылок с книгами. Не раз земляки просили его приехать в родной район, но этому мешали то обязанности депутата Верховного Совета, то, как случилось на 20-летие Победы, необходимость присутствовать на этом празднике и Праге. Лишь перед самой смертью он как будто спохватился и пообещал, что летом 1973 года обязательно приедет в Лодейно, но... В мае того года его праху были отданы последние почести.

Без комиссаров в пыльных шлемах

О фронтовых подвигах и послевоенных деяниях маршала написано немало. Куда меньше известно о его первых шагах на руководящих должностях. В 1918 году он получил мандат комиссара Никольского уезда. Побыл им недолго – всего год, и запомнился местным жителям только тем, что «при нем» на подосиновской земле были казнены четыре священника. Расстреляли их явно и нагло, словно напоказ подосиновским и шолгским обитателям. Известно, что каратели прибыли именно из Никольска, но находились ли они в прямом подчинении Ивана Степановича или центральная власть прислала из губернии своих нукеров-уполномоченных, история умалчивает.

Известно, что Коневу «комиссарить» не нравилось. Вспоминая об этом периоде, он говорил: «Все это не мое!» «Соскочить» с должности оказалось непросто, это удалось сделать лишь после личной встречи с Михаилом Фрунзе. И поехал бывший комиссар и военком на Дальний Восток – добивать колчаковцев. Вот как писала об этом Никольская газета в заметке, озаглавленной «Проводы военкома»: «14 июня из гор. Никольска отправился добровольцем на фронт один из лучших, честных и всею душою преданный делу революции организатор ячейки коммунистов, уездвоенком, дорогой товарищ И. С. Конев. Члены Исполкома, члены Р.К.П. и много публики провожали его. Такие люди умеют побеждать или умирать героями. До скорого свидания, дорогой товарищ!»

Иван Степанович был прирожденным военачальником, привыкшим рубить в капусту своих противников и этим решать исход дела. Успех любой военной операции он видел в опоре на единоначалие. Кстати, именно ему приписывают поддержанное Сталиным предложение убрать комиссаров из командирских штабов. Если разобраться, это одна из самых крупных побед отцов-командиров, одержанных на внутреннем фронте.

Друзья-соперники

Красной нитью сквозь биографию Ивана Степановича проходят его отношения с боевым соратником и другом, маршалом Георгием Константиновичем Жуковым. Их дружба часто носила характер соперничества и при жизни этих двух великих полководцев, и после их смерти. Так, в широко известной книге «100 величайших полководцев мира» американского военного историка Майкла Лэннинга Коневу отводится 53-е место, в то время как Жукову – только 70-е. Справедливости ради надо отметить, что битые ими немецкие генералы почему-то имеют более высокий рейтинг.

Боевой дружбе, прошедшей испытание баталиями и годами, посвящен не один фильм, но, увы, отношения двух маршалов развивались не по сценарию киноленты «Офицеры». Известно, что после провала наступления под Смоленском Жуков спас генерала Конева от неминуемых репрессий, позвонив Сталину и упросив его оставить на фронте в качестве своего заместителя.

Позже, при взятии Берлина, между ними разыгралась настоящая борьба за право первым направить рапорт в Москву о том, что войсками именно его фронта одержана решающая победа при овладении городом. И, надо сказать, у Ивана Степановича в тот момент были все шансы обойти в этом вопросе прославленного соперника. Но после неудачного маневра танковая армия генерала Рыбалко оказалась в тылу боевых порядков 8-й гвардейской армии и 1-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта. Началась неразбериха, которая могла принести и, видимо, принесла немало неоправданных жертв.

Рыбалко должен был отвести войска, с тем, чтобы их место заняли войска Г. Жукова. Конев пишет в мемуарах: «Телефонный разговор, который имел по этому поводу с Павлом Семеновичем Рыбалко, был довольно неприятным. Он заявил, что ему непонятно, почему корпуса, уже нацеленные на центр города, по моему приказу отворачиваются западнее, меняют направление наступления. Я хорошо понимал переживания командарма, но мне оставалось только ответить, что наступление войск 1-го Белорусского фронта на Берлин проходит успешно, а центр Берлина по установленной разграничительной линии входит в полосу действий 1-го Белорусского фронта». 2 мая И. Конев направил в Москву последнее донесение о Берлинской операции: «Войска фронта сегодня, 2 мая 1945 г., после девятидневных уличных боев полностью овладели юго-западными и центральными районами города Берлина (в пределах установленной для фронта разграничительной линии) и совместно с войсками 1-го Белорусского фронта овладели городом Берлином».

Однако в праздничном приказе о взятии Берлина отмечалось, что: «Войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Жукова при содействии войск 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Конева после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группировки немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлином – центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии».

Словом, имя победителя «соревнования» было известно уже тогда, когда Сталин красным карандашом обозначил на карте Берлина участок фронта, отдавая центр города Жукову. Обожавшему интригу Иосифу Виссарионовичу было бы небезынтересно узнать, как дальше сложились взаимоотношения этих двух людей.

Переступить через себя

Развенчав культ личности Сталина, Хрущев решил согнать с пьедестала почета еще и «маршала Победы» Жукова. На октябрьском Пленуме ЦК 1957 года маршалы Советского Союза Конев, Рокоссовский, Еременко, Бирюзов, Захаров, Чуйков, Соколовский и Тимошенко по очереди выходили на трибуну, чтобы осудить Георгия Константиновича как «зарвавшегося бонапартиста». Чуть позже вышла газета «Правда» со статьей, откровенно порочившей Жукова. Самым страшным было в ней то, что внизу стояла подпись Ивана Степановича. Конев ее не писал, но перед выходом номера ему позвонил Хрущев: «Завтра в «Правде» читай «свою» статью. И без фокусов. Понял?»

Тогда партийная дисциплина перевесила узы дружбы и благодарности Жукову за спасение после поражения под Смоленском, но всю оставшуюся жизнь Конев горько сожалел о своем поступке. Помирились ли они при жизни?

По свидетельству дочери Натальи Ивановны Коневой, примирение случилось на 70-летии отца. Жуков приехал и даже обнял своего боевого товарища. С другой стороны, в воспоминаниях бывшего порученца маршала Конева Степана Кашурко говорится о покаянном письме, которое на 25-летие Победы он по просьбе Конева доставил опальному Жукову. На нем Георгий Константинович якобы наложил свою резолюцию: «Предательства не прощаю. Прощения проси у Бога. Грехи отмаливай в Церкви. Г. Жуков».

«Всего лишь маршал»

О чем думал и о чем вспоминал наш земляк в те минуты, когда понимал, что дни его сочтены? О своих непростых отношениях со старым боевым товарищем или, может быть, о том эпизоде в 45-м, когда из заброшенных немецких штолен его солдаты извлекли полотно Рафаэля «Сикстинская мадонна»? Тогда из Москвы была срочно вызвана группа реставраторов во главе с Натальей Соколовой. Долго лежавшую в промокшем ящике картину нужно было спасать любой ценой, она нуждалась в немедленной реставрации. И случился диалог:

– Раз такое дело, я готов предоставить свой самолет, – предложил маршал.

– Иван Степанович, это же страшно! – всплеснула руками Соколова.

– Почему страшно? Самолет надежный. Я сам на нем летаю, – усмехнулся командующий фронтом.

– Но вы же – маршал, а она – Мадонна! – ответила реставратор.

Говорят, что после этого случая, когда перед ним вставали неразрешимые задачи, Конев отшучивался: «Я ведь всего лишь маршал, а не Мадонна».