28 декабря 1997 года Маршалу Советского Союза, нашему земляку Ивану Степановичу Коневу исполнится со дня рождения 100 лет. В связи с этим знаменательным событием мы начинаем публиковать повесть А. Д. Жарикова об Иване Степановиче.

В 1970 году А. Д. Жарикову было поручено редактирование книги И. С. Конева «Записки командующего фронтом». За время совместной работы над этой книгой автор повести сблизился с Маршалом Советского Союза.

Еще при жизни Ивана Степановича А. Д. Жариков начал писать о нем книгу. Отдельные главы показывал Коневу, тот дал им высокую оценку.

Первые встречи

Это было в марте 1970 года. Меня вызвал к себе начальник Института военной истории генерал-лейтенант П. А. Жилин и сказал, что есть решение начальника Генерального штаба Маршала М. В. Захарова поручить мне редактировать книгу Маршала Советского Союза Ивана Степановича Конева. Мог ли я возражать? Для меня – военного человека – это приказ.

– Нужно поехать в издательство «Наука», – сказал Павел Андреевич, – и взять в редакции Военной истории у Виктора Ивановича Зуева рукопись Маршала, прочитать ее внимательно и сделать свое письменное заключение. Потом свяжитесь с автором и приступайте к работе. Задача трудная, но выполнимая. Я помню, вы помогали Маршалу Бирюзову в написании мемуаров, дело для вас знакомое, и время мы предоставим вам.

В тот же день я приступил к чтению рукописи. Это была объемистая папка серого цвета, видавшая столы редакторов. На ней стояли штампы и входящие номера, пометки и размашистая резолюция без подписи: «Передать в Институт военной истории полковнику Жарикову».

Закончив чтение шестисотлистовой рукописи «Записки командующего фронтом», 20 марта я позвонил в секретариат Генеральных инспекторов и попросил телефон Маршала И. С. Конева. К телефону подошел адъютант Маршала майор Перфилов Александр Васильевич. Он был уже в курсе дел и охотно дал мне домашний телефон Маршала. Звоню с волнением. Представился.

– Здравствуйте... Рад вас слышать, – голос бодрый, но немного приглушенный.

Высказать свое мнение о рукописи так, как это мне хотелось: последовательно, «солидно», с выводом, не удалось. Маршал взял инициативу разговора, и мне больше пришлось слушать, чем докладывать. Однако в небольшие паузы я доложил, что рукопись производит хорошее впечатление, но еще требуется большая авторская и редакционная работа. Несколько слов я сказал о себе. Мне хотелось узнать, желает ли Маршал, чтобы я редактировал его рукопись.

– Значит вам знакомо это дело? Вот и хорошо.

Маршал говорил со мной, как с давно знакомым товарищем – просто, правда, немного затянуто. Из всего разговора я уяснил, что над книгой он работает уже давно. Сдавал ее в Военное издательство, но там сказали, что она в таком виде для издания пока непригодна, наговорили много замечаний, что было обидно для Маршала. И тогда Он предложил рукопись издательству «Наука».

Узнал из разговора и о методе работы Маршала над рукописью. Основное содержание глав он диктует на магнитофон, затем по перепечатанному тексту работает, привлекая источники и ранее написанные свои статьи. Маршал сказал, что времени для творческой работы у него мало.

– Заседания замучили. Сегодня и завтра заседание, а в понедельник встреча с французским журналистом.

Говорил Иван Степанович четко, вежливо, предельно ясно, бодрым голосом и не упускал, как бывает в таком возрасте, стержневую мысль разговора. Речь его грамотная и достаточно чистая, без лишних слов и междометий. Иногда бывают скороговорки.

– Вы можете приехать ко мне в понедельник в три часа дня? – спросил Маршал.

– Могу, – ответил я.

– Я буду ждать – сказал он.

– Надо все обговорить. Я расскажу вам, что замысел книги непростой. Мне хочется показать, как вынашивался план операций и как он осуществлялся. А сейчас я заканчиваю статью для журнала «Советский воин». Все просят и все требуют. И правильно. Для солдатской печати надо писать.

А как вы смотрите, если некоторые выдержки из вашей книги я буду готовить в окружные газеты.

– Надо посылать в газеты. Это нужно. А вы читали мою статью в «Известиях»?

К сожалению, я не читал статьи Маршала Конева в газете, и мне было весьма стыдно признаться в этом. И тогда я, будто не поняв вопроса, сказал:

– Я утомил вас разговором. Разрешите уточнить время нашей встречи?

Мне казалось, что Маршал уже забыл о назначенной встрече, поэтому решил напомнить.

– В три часа, я сказал, – ответил несколько недовольно Иван Степанович.

Этот мой вопрос был совсем некстати. Маршал мог подумать, что я невнимательно слушал его.

На этом наш первый телефонный разговор был закончен.

Вечером, составляя план предисловия к книге, я много думал о предстоящей встрече с Маршалом Советского Союза. Совершенно не мог вообразить, как мы будем трудиться над рукописью, каков он – Маршал у себя дома? Странно: я буду трудиться вместе с прославленным советским полководцем, править его текст, подсказывать, «учить», спорить, отстаивать свою точку зрения.

А вдруг Маршал посадит меня в своем кабинете и заставит сидеть над рукописью с девяти до шести? К сожалению, о Маршале И. С. Коневе я знал очень мало. Заглянул в большую Советскую Энциклопедию, прочитал очень краткую биографию Маршала. Биография изложена скупо и, как потом я узнал, не совсем точно, но она все же пополнила мои слабые знания о моем авторе.

Ровно в три часа дня в подъезде меня встретил адъютант Маршала И. С. Конева Александр Васильевич Перфилов. Ему лет сорок семь, он небольшого роста, суетлив и прост.

– Маршал знает, что вы должны прийти?

Я ответил, что Маршал сам назначил время и, видимо, уже ждет меня.

– Тогда идите, я докладывать не буду.

Квартира И. С. Конева на первом этаже. У входа две кнопки: черная и белая. Я нажал белую. Услышал резкий звонок. Дверь открыл сам Маршал. Он поздоровался со мной за руку, жестом указал, куда повесить шинель и пригласил в кабинет. Меблировка в небольшом кабинете скромная: письменный стол, заваленный книгами и журналами, стены впритык – еще стол поменьше. Он тоже завален папками и книгами. На стене сзади кресла маршала большая картина «Василий Теркин». Справа и слева у входной двери – невысокие, похожие на серванты, книжные шкафы. Книги в них не умещаются и некоторые сложены стопкой в шкафах. Здесь же макеты, мастерски сделанные руками солдат: пушек, танков, ракет, памятников, множество кожаных папок. В углу сейф.

Иван Степанович был в маршальской форме, но без галстука. Он сел за стол в полумягкое кресло и жестом пригласил сесть меня. Я сел в торце стола, достал из портфеля рукопись его книги, намереваясь, наконец-то, доложить свое мнение о ней по порядку, а затем внести ряд предложений о нашей совместной работе.

– Только что уехал французский журналист, – сказал Маршал. – Пришлось давать интервью. Были два переводчика, военный и гражданский.

Маршал стал подробно рассказывать, что интересовало француза и о том, как он отвечал на вопросы. Беседа у них была о Берлинской операции. Я терпеливо выслушал рассказ, не сумев вставить ни одного слова.

Ивана Степановича так близко я видел впервые. Голова бритая, большой лоб, глаза голубоватые с заметной усталостью, брови бесцветные, нависают над глазами, губы плотно сжаты и лицо непроницаемо, суровое. Слух, видимо, несколько понижен, и Маршал, напрягая лицо, часто переспрашивает. Читает в очках, а когда разговаривает, очки снимает.

Наконец Иван Степанович заговорил о рукописи и начал с того, что я неосторожно сказал по телефону о письме М. А. Шолохова Маршалу С. С. Бирюзову.

– Вот вы сказали, что Михаил Шолохов посоветовал писать весело, легко, чтобы улыбались читатели. Но я хочу, чтобы вы сразу уяснили себе, что это не роман, – он положил руку на папку с рукописью. Рука у Маршала массивная, кулак тяжелый. – Я пишу книгу о важнейших операциях фронтов, которым и мне пришлось командовать. Моя цель – написать для людей правду о войне без фантазии и юмора, оставить для военной науки историю действия фронтов.

– Только так понимаю назначение вашего труда и попытался составить небольшой проект предисловия.

– Рано предисловие, – ответил Маршал и даже не стал смотреть мой проект, положил странички на стол. Он почему-то помрачнел. – Я не собираюсь в своей книге сводить счеты с Маршалом Г. К. Жуковым или вести с ним полемику, хотя в своих мемуарах товарищ Жуков не совсем правильно отражает мою роль в некоторых операциях, и я имею право внести ясность для истории.

И. С. Конев долго рассказывал о своих взаимоотношениях с Г. К. Жуковым, и я из этого разговора сделал вывод, что мнение Ивана Степановича о Маршале Жукове высокое.

Разговор был интересным, но мне нужно было кое-что уточнить, чтобы я мог работать над первой главой рукописи.

– Не могли бы вы сказать, товарищ Маршал Советского Союза, как было передано вам решение Ставки о назначении вас командующим Степным фронтом? – спросил я, когда наступила пауза. – Мне кажется, с этого эпизода надо начать вашу книгу.

– Очень просто, – ответил Иван Степанович. – Я командовал Северо-Западным фронтом. В конце июня 1943 года позвонил мне Сталин и спросил: «Вы можете прибыть сегодня в Москву? Дело интересное есть. Кому, думаете, можно передать фронт?» Я ответил: «Своему заместителю». По тону разговора я понял, что предстоит новая серьезная задача. В тот же день прибыл в Москву.

В кабинете Иосифа Виссарионовича Сталина присутствовали члены Политбюро. Обсуждался вопрос о создании резерва Ставки, который одновременно должен быть надежным щитом. На случай прорыва гитлеровцев под Орлом и Курском. Вот так я и получил новое назначение.

– В вашей рукописи мало говорится о штабе фронта. Какую помощь сказывал вам штаб Степного франта?

– Начальником штаба был М. В. Захаров. Он был со мной и на Калининском фронте. У меня претензий к штабу фронта не было. Правда, И. В. Сталин сказал, чтоб я присмотрелся к кадрам и решил сам, оставить или заменить начальника штаба. Но М. В. Захарова я знал, как энергичного и неутомимого человека, хорошо подготовленного в оперативном отношении генерала и надеялся иметь в его лице надежного помощника.

– А что вы скажите о Мехлисе? – спросил я, поскольку о Мехлисе читал в мемуарах генерала Штеменко нелестные отзывы.

– Говорят, что Л. 3. Мехлис был любимцем И. В. Сталина, – сказал Иван Степанович, — но это неверно. Я с этим не согласен. Лично я не испытывал уважения к нему. И не без моей помощи его взяли от меня. Вместо Мехлиса членом Военного совета стал генерал-лейтенант И. 3. Сусайков. Человек крутой, но «наскочила коса на камень», и мы сработались. Я с большой симпатией вспоминаю об этом замечательном политработнике. Умер он.

Наша беседа принимала «затяжной характер». Стоило лишь затронуть нужную струну, и воспоминаниям Ивана Степановича нет конца. Маршал увлеченно рассказывал о формировании фронта, о напряженной учебе, которая шла в то время в частях, о подготовке войск к предстоящим сражениям, об энергичной помощи генерала Казакова в формировании войск и о других генералах, называя безошибочно одну за другой фамилии. Отличная память!

С заметной болью в сердце Маршал и в этот раз и впоследствии говорил о том, что он был не согласен с решением Ставки об изъятии из Степного фронта корпусов и армий для заколачивания брешей, которые пробивал противник в обороне Воронежского фронта. Однако, как сам же Иван Степанович оценивает, события складывались так, что Ставка вынуждена была брать войска из Степного фронта, находящегося в резерве. Особенно, когда противнику удавалось вклиниваться в оборону Воронежского фронта и это грозило глубоким прорывом и выходом немцев в тыл ваших войск.

Первая наша беседа длилась два часа. Может быть, она и продолжалась бы, но зазвонил телефон. После короткого разговора с кем-то из ЦК КПСС Маршал сказал:

– Придется на этом закончить. Просят приехать на ужин по случаю прибытия в Москву Д. Свободы. Со Свободой у меня большая фронтовая дружба, – поднимаясь из-за стола, сказал Иван Степанович.

Маршал дождался, пука я оденусь, подал мне руку и, слегка улыбаясь, сказал:

– Я очень рад с вами трудиться. Это ведь надо не мне, а поэтому давайте потрудимся для пользы дела.

Мы условились встречаться каждый раз перед редактированием очередной главы и после прочтения автором готового материала.

В начале апреля Маршал внезапно заболел, и я не решался звонить ему, чтоб предложить очередную встречу. Как-то случайно, встретив в Военном издательстве редактора первой книги Ивана Степановича «Сорок первый», я узнал, что меня днем раньше разыскивала по телефону супруга Маршала – Антонина Васильевна. Не зная моего телефона, она позвонила в Военное издательство, предполагая, что я работаю там.

Я тотчас позвонил на квартиру И. С. Конева.

– Иван Степанович спрашивал о вас, – сказала Антонина Васильевна. – Хочет пригласить вас к себе в госпиталь.

...Маршал был бледный, уставший, говорил приглушенным голосом.

– Ну, докладывайте, что у вас?

Я немного растерялся. Что докладывать? Маршал заметил мое смущение.

– Как наши дела? А это что за медаль?

– Дела идут по плану, работаю над первой главой, – ответил я. – А эта медаль прислана мне из Ташкента. На ней написано: «Строителю Ташкента». – Я снял медаль и передал ее в руки Маршала. – Дали ее мне за оказание финансовой помощи Детям пострадавшего города. Когда там было землетрясение, я передал гонорар за свою книгу в фонд строительства Ташкента.

– Я читал об этом в газете. Молодец, – похвалил меня Маршал. – Так вот, думал я здесь о том, как лучше рассказать о Степном фронте...

Степной фронт, которым командовал И. С. Конев, сыграл большую роль в Курской битве, где гитлеровцы сосредоточили до 50 лучших своих дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных.

Немецкое командование намеревалось уничтожить советские войска в районе западнее Курска и взять инициативу на весну и лето 1943 года. В приказе Гитлера отмечалось:          «Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».

Советское Верховное Главное командование своевременно разгадало замыслы врага, направления его основных ударов и сроки перехода в наступление и сделало вывод, что на первом этапе кампании нам выгодно провести на Курском направлении стратегическую оборонительную операцию.

Предвидя крупнейшее сражение в районе Курска, Ставка сосредоточила в тылу советских войск к востоку от курского выступа на рубеже Тула, Елец, Старый Оскол, Россошь крупные стратегические резервы. В указанные районы выводились армии, корпуса и дивизии, участвовавшие в битве под Сталинградом, в боях под Ленинградом, а также на других участках советско-германского фронта.

Вначале все эти войска объединялись резервным фронтом, который с 15-го апреля 1943 года именовался Степным военным округом, а с 10-го июля 1943 года – Степным фронтом, которым стал командовать И. С. Конев.

История, еще не знает примеров, когда бы такие мощные стратегические резервы объединялись единым фронтовым командованием.

И. С. Конев вспоминает:

– Я хорошо помню, как перед выездом к новому месту назначения меня вызвали в Ставку. Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин в присутствии Маршала Г. К. Жукова и членов Государственного комитета обороны сказал:

– Степной фронт должен сыграть важную роль в контрнаступлении. – И, обращаясь ко мне, продолжал: – Вы понимаете, товарищ Конев, какое назначение вы получаете в связи с обстановкой, которая складывается на южном направлении? Противник, видимо, создаст очень сильные группировки для того, чтобы срезать курский выступ. Ваш фронт, расположившись за центральным и Воронежским фронтами, должен быть в готовности, если прорвется противник, отравить его удары и не допустить развития прорыва в восточном направлении, как на Орловском, так и на Белгородском направлении. Поэтому полосу, занимаемую фронтом, надо хорошо подготовить в оборонительном отношении, а в тылу, по рекам Воронеж и Дон, подготовить государственный рубеж обороны.

И. С. Конев, приняв Степной фронт, уделил первостепенное значение расстановке кадров. На должности командиров корпусов и дивизий назначались генералы и офицеры, имевшие большой опыт войны, боевой подготовки и формирования войск.

Оперативная пауза, установившаяся на фронтах с апреля по июль, благоприятствовала успешному и высококачественному завершению боевой и политической подготовки войск по специально разработанной программе.

И. С. Конев часто выезжал в войска, лично проверял подготовку их к обороне, контролировал создание государственного оборонительного рубежа, встречаясь с местным населением, которое оказывало большую помощь в подготовке этого рубежа.

Начиная с весны и до начала Курской битвы, в войсках проводилась усиленная подготовка к предстоящему сражению. Части и соединения укомплектовывались личным составом, пополнились боевой техникой, накапливались боеприпасы, горючее, инженерное имущество, шла напряженная учеба.        

И. С. Конев лично вникал вовсе сферы подготовки войск. Не было такой области боевой жизни частей и соединений всех родов войск, которая осталась бы вне поля зрения командующем фронтом. В своей деятельности опирался на Военный совет фронта, штаб и полевое управление.

Неоднократно И. С. Конев выезжал на Воронежский фронт и вместе с командующим этого фронта уточнял, где возможны удары противника. Несколько раз был в Курске на Обоянском направлении, на стыке с Юго-Западным фронтом.

До начала Курской битвы И. С. Конев неоднократно встречался с Г. К. Жуковым, А. М. Василевским, с командующим Центральным фронтом генералом К. К. Рокоссовским, командующим Воронежским фронтом генералом Н. В. Ватутиным и обсуждал вопрос взаимодействия фронтов и армий, оказания взаимной помощи в ходе сражения, делился мыслями о нанесении контрудара.

Наша агентурная разведка и разведка войск установили, что враг намечает наступление на 3 часа 5 июля.

Командующие Центральным и Воронежским фронтами приняли решение немедленно провести артиллерийскую контрподготовку. Это в значительной мере ослабило главные средства атаки врага. Но сорвать его наступление не удалось.

В период развернувшегося сражения И. С. Конев побывал на правом крыле Воронежского фронта в районе Курска и в самом городе. Вместе со своим штабом командующий взвешивал, какое направление явится наиболее выгодным для предстоящего наступления войск Стенного фронта.

К сожалению, использовать Степной фронт целиком и обрушить всю его мощь на противника не удалось. На Воронежском фронте враг вклинился на глубину 35 километров, что вы нудило Ставку начать по частям изымать резервы из состава Степного фронта. На Обоянском направлении на десяти километровом участке противник бросил до 500 танков. На Прохоровку была брошена 4-я немецкая танковая армия, которая имела на направлении главного удара до 700 танков и штурмовых орудий. В этой напряженной обстановке Ставка приняла решение о передаче 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской армии Степного фронта в состав Воронежского фронта для нанесения контрудара.

Командующий фронтом генерал армии И. С. Конев вылетел на командные пункты этих армий, чтобы лично поставить задачи командармам. С самолета Иван Степанович контролировал выход войск армии в исходные районы.

9 июля Ставка приказала выдвинуть на Белгородско-Курское направление 27-ю армию, где противник потеснил части 69-й армии.

В жестоких боях к 12 июля ударные группировки врага, рвавшиеся к Курску, были измотаны и обескровлены по приказу Ставки Верховного Главнокомандования в наступления перешли Брянский и Западный фронты, а 15 июля начал наступление Центральный фронт.

18 июля И. С. Конев получил директиву о вводе в сражение войск фронта. В состав Степного фронта включались 69-я армия и 7-я гвардейская армия. А из Степного фронта были взяты 52-я армия, 5-й и 7-й гвардейские кавалерийские корпуса. Вместе с Воронежским фронтом войска Степного фронта перешли к преследованию врага и к исходу 23 июля восстановили то положение, которое занимали до начала оборонительного сражения. Третье летнее наступление гитлеровцев на Восточном фронте провалилось.

На командном пункте И. С. Конева в Короче состоялась встреча представителей Ставки Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и А. М. Василевского, где были подведены итоги оборонительного сражения.

К концу июля основные силы войск Воронежского и Степного фронтов были сосредоточены севернее и северо-западнее Белгорода, что создавало условия для нанесения глубокого фронтального удара по противнику и последующего охвата и разгрома вражеских войск в районе Харькова.

Оценив создавшуюся обстановку и сделав вывод, что условия для дальнейшего наступления благоприятные, И. С. Конев приказал штабу готовить план предстоящей Белгородско-Харьковской операции. Свои соображения командующий фронтом изложил в письменном докладе И. В. Сталину, которого условно в письменных донесениях называли Ивановым.

По плану, который предлагался И. В. Сталину на утверждение, ударами Воронежского и Степного фронтов оборона врага дробилась на изолированные части, и создавались условия для разгрома гитлеровцев по частям.

Противник перед Степным фронтом Конева был еще сильный. Для обороны Белгородско-Харьковского плацдарма немцы держали 15 пехотных и 3 танковых дивизии, а в ходе сражений перебросили еще 5 танковых и 4 пехотных дивизии. Оборона у противника была хорошо оборудована, имела развитую сеть ходов сообщений, траншей и узлов сопротивления. Вокруг Харькова были оборудованы два кольцевых обвода, Белгород и окрестности защищались оборонительными сооружениями, опорными пунктами, множеством огневых точек, несколькими рядами колючей проволоки и минными полями. Даже меловые горы использовались врагом для прикрытия своих войск.

Командующий фронтом И. С. Конев несколько раз выезжает непосредственно в войска, чтобы наметить полосу основного удара. Где нанести удар по врагу, что бы не только сокрушить его оборону, но и сохранить свои войска без существенных потерь.

Несмотря на то, что гитлеровцы перебрасывали на Харьковское направление крупные танковые силы, командующий фронтом генерал армии И. С. Конев потребовал от 53-й армии и 1-го механизированного корпуса разгромить части 6-й танковой армии врага и развивать наступление на Микояновку. Механизированный корпус отрезал белгородской группировке немцев пути отхода на юго-запад и юг.

5-го августа войска Конева овладели Белгородом. Смело выдвигая танковые силы в глубину обороны, он рассек белгородско-харьковскую группировку врага на две части.

К 11 августа 1943 года войска Степного фронта подошли к внешнему обводу прочных харьковских оборонительных линий. Множество дзотов с перекрытием в два-три наката, железобетонные сооружения, узлы сопротивления, связанные ходами сообщения, минные поля, противотанковые заграждения, каменные строения превращены в огневые точки, город заминирован.

Имея достаточно сил и средств и прочные оборонительные обводы, немецкие войска, получив приказ Гитлера удержать Харьков, готовились к сражению основательно. В район Харькова враг стягивал резервы.

Вместе с артиллеристами, танкистами, авиаторами, командующими армиями и даже с командирами дивизий командующий фронтом изучает подступы к Харькову. Он выезжал на КП армий П. А. Ротмистрова, И. М. Манагарова, Н. А. Гагена, М. О. Шумилова и вместе с ними обсуждал, откуда и какими силами лучше нанести удар. Оценивая местность, характер укрепления врага, он намечал маневр своими войсками, место, где целесообразнее сосредоточить главную ударную группировку артиллерии, где выгоднее нанести танковый удар, куда нацелить авиацию. Он учитывает все: и то, что против армии генерала Н. А. Гагена много речушек с крутыми берегами и это выгоднее врагу, и то, что армии генерала М. О. Шумилова удобно брать город со стороны тракторного завода, но здесь трудно будет действовать танкам П. А. Ротмистрова. Не лучше ли, если армия генерала М. О. Шумилова будет штурмом брать отдельные здания завода и вести уличные бои?

Сосредоточенно думал Иван Степанович и над картой, и наблюдал в стереотрубу и, сидя в машине, «прикидывал в уме все плюсы и минусы, – пишет Маршал в своей книге, – прицеливаясь к Харькову со всех сторон, с разных направлений и, наконец, пришел к окончательному решению: наиболее выгодным направленном для нанесения главного удара является северо-западное, где находится 53-я армия генерала И. М. Манагарова».

Командный пункт командующего фронтом находился на участке именно этой армии.

В своей директиве на овладение Харьковом 10 августа И. С. Конев заложил идею разгрома противника на подступах к Харькову, в поле, чтобы не разрушать город, не вызывать потери среди населения. А для этого уничтожать врага по частям, лишить его возможности маневрировать войсками, особенно танковыми.

Бои за Харьков были тяжелые. И. С. Конев лично руководил с наблюдательного пункта боевыми действиями войск по освобождению Харькова.

Для ускорения освобождения города он отдал приказ сосредоточить 5-ю гвардейскую танковую армию в районе леса южнее села Полевое.

Перейдя в наступление, танковая армия охватила группировку врага в районе Харькова с запада и юго-запада, а 57-я армия – с юго-востока. Противник, имея лишь одну шоссейную и одну железную дороги, которые были под ударами нашей авиации, 22 августа стал отходить.

Но И. С. Конев не мог позволить врагу такой «роскоши», Вечером 22 августа он отдал приказ о ночном штурме Харькова.

К 11 часам 23 августа воины Степного фронта полностью освободили Харьков.

Рукой И. С. Конева в рукописи главы об освобождении Харькова на отдельной страничке лежала вставка:

«Прежде чем докладывать И. В. Сталину о положении дел на фронте и об освобождении Харькова, как и обычно, я позвонил Поскребышеву. Он ответил: «Товарищ Сталин отдыхает. Я беспокоить не буду». Тогда я решил звонить сам. На первые звонки ответа не последовало. Я требовал от телефонистки:

– Звоните еще. За последствия отвечаю. Наконец, слышу знакомый хрипловатый голос…

– Слушаю...

– Докладываю, товарищ Сталин, войска Степного фронта сегодня освободили город Харьков.

Сталин не замедлил с ответом:

– Поздравляю. Салютовать будем по первому разряду!»

Наша беседа затянулась. И на этот раз ее прервал телефонный звонок. Супруга Маршала беспокоилась, не утомился ли Иван Степанович разговором.

– Нам пора заканчивать, – сказал я, когда Маршал положил трубку, – иначе мне попадет от врачей.