КОНЕВ Иван Степанович (1897 – 1973). Маршал Советского Союза (1944), дважды Герой Советского Союза (1944, 1945), Герой Чехословацкой Социалистической Республики, Герой Монгольской Народной Республики. Депутат Верховного Совета СССР (с 1937 г.). Член ВЦИК, член ЦК КПСС (с 1952 г.).

Конев родился в деревне Лодейно Кировской области. Участник Первой мировой (с 1916 г., унтер-офицер, Юго-Западный фронт) и гражданской войн. Член партии с 1918 г. Окончил Военную академию им. Фрунзе (1934). Командовал войсками Забайкальского и Северо-Кавказского военных округов. В Великую Отечественную войну командовал армией, войсками Западного, Калининского, Северо-Западного, Степного, 2-го и 1-го Украинского фронтов. Участник обороны Москвы, Курской битвы, Корсунь-Шевченковской и Сандомирской операций, битвы за Берлин и освобождения Праги. В 1945-1946 гг. – главнокомандующий Центральной группой войск, в 1946-1950 и 1955-1956 гг. – главнокомандующий Сухопутными войсками; с 1956 г. – 1-й заместитель министра обороны и, одновременно, в 1955-1960 гг. – главнокомандующий Объединенными вооруженными силами государств Варшавского договора.

Награжден орденом «Победа», семью орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Суворова I степени, двумя орденами Кутузова I степени, Красной Звезды. Похоронен у Кремлевской стены.

Имя Конева носят Алма-Атинское высшее общевойсковое командное училище, улица в Москве, торговое судно. В его мемуарах и очерках содержится важная информация о военном времени, встречах со Сталиным, с военачальниками, интересные наблюдения.

Конев вспоминал, что в начале войны Сталин не просто растерялся, а именно струсил – «он почувствовал: ответственность на нем». Следующий приступ растерянности и отчаяния у Сталина наступил «в критические дни октября – в этот момент он подумал о себе, как о Павлове [1] и иже с ним, что его могут считать предателем родины, на него могут поднять руку...»

И все же сильнее всего растерянность у Сталина проявилась 7 октября 1941 г., когда он в присутствии Г. К. Жукова давал Берии задание найти способ снова пойти на сговор с Гитлером за счет определенных территориальных уступок. Гитлер отклонил новый сговор, поскольку ожидал скорого падения Москвы.

В середине октября, когда среди части москвичей началась паника, Сталин в общем-то смирился с критической ситуацией. Более того, по свидетельству Микояна, мог внешне казаться спокойным. Но хотя он откладывал свой отъезд из Москвы «на завтра», в Центральном аэропорту его все же постоянно ждал специальный самолет. Увы, и в эти критические дни Сталин успел отдать ряд преступных приказов. В их числе были, например, такие:

«В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД – т. Берии и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)» [2].

Спрашивается: как бы жили несколько миллионов москвичей, если бы все это было взорвано? Сталинское окружение об этом не думало.

Кроме того, в ночь с 15 на 16 октября было приказано эвакуировать центральный аппарат НКВД в Куйбышев. Часть арестованных также была направлена в Куйбышев, но все же, по словам Жукова, на Лубянке оставалось около трехсот высших военачальников. И так как не было средств для их эвакуации, всех их расстреляли. Между тем на боевых участках под Москвой в это время полками командовали лейтенанты... (Павленко Н. Г. Жуков и Конев // Неделя. 1989. №52).

Интересно мнение Конева по совершенно иному вопросу, непосредственно связанному с обороноспособностью страны. Полковник Генерального штаба А. Жариков вспоминает: «Помогая маршалу И. С. Коневу в работе над мемуарами, я поинтересовался, бывал ли он на ядерном полигоне?

Мне там делать нечего, – ответил Иван Степанович, – это дело Курчатова и Сахарова. Но запомните: когда-нибудь люди проклянут всех, кто изобретал и испытывал атомное оружие на целине. Там же хлеб! Но им-то что? Берия с Малышевым, ответственные за взрывы, на чистеньких перинах с бабами спали в Москве. А каждый взрыв бомбы – это не только распространение заразы на целине, но и вред всей планете. Вы думаете, почему участились землетрясения, ураганы, наводнения, не говоря уже о том, что люди мрут, как мухи? Я предлагал в свое время: практикуйтесь на макетах, испытывайте конструкцию бомбы при обычном взрывчатом веществе. А когда потребуется, в чем я сомневаюсь, можно и атомный заряд заложить... А вы там спектакли на весь мир устраиваете. Страх нагоняете. Кто придумал учение войск с применением атомной бомбы? Без ЧП не обошлось. Вы знаете, что там некоторые генералы и офицеры подзаразились, гражданские люди пострадали? А толк? Уже нет в армии тех солдат, которые принимали участие в учении, и генералов нет. Одни уволены, другие поумирали. Кому же этот опыт нужен? Тогда давайте каждый год проводить такие учения» (Жариков А. Д. Полигон смерти. М., 1997. С. 182-183).

О самом Коневе написано много, его имя часто встречается в военных мемуарах. Вот, например, что пишет о нем главный маршал авиации А. Е. Голованов:

«Нелегко дался ему начальный период войны, а вернее, первые год-полтора... И все-таки не сломали его имевшие место неудачи, его стремление воевать было огромно. Совершенствуя и совершенствуя свой полководческий талант, он добился того, что овладел управлением вверенных ему войск в такой степени, что стал проводить по плану Ставки Верховного Главнокомандования смелые, решительные, успешные операции на окружение крупных сил врага, их пленение или уничтожение. Характер у маршала Конева был прямой, дипломатией заниматься, прямо надо сказать, он не умел. Комиссар еще со времен Гражданской войны, он привык общаться с солдатскими массами. В войсках его звали солдатским маршалом. Он мог вносить и вносил Верховному немало различных предложений и отстаивал свою точку зрения по ним. Был смел и решителен, отправляясь подчас непосредственно в батальоны и роты для личного руководства боем, оставляя штаб фронта, а, следовательно, и управление войсками. После внушения со стороны И. В. Сталина о недопустимости подобных явлений, послушался его и такие выезды в дальнейшем прекратил, оставшись, однако, при своем мнении.

Осенью 1942 года в моем присутствии, в разговоре с Верховным, он поставил вопрос о ликвидации института комиссаров в Красной Армии, мотивируя это тем, что этот институт сейчас не нужен. Главное, что сейчас нужно в армии это единоначалие, доказывал он...

– Нужно, чтобы командир отвечал за все состояние своей части... Командный состав доказал свою преданность Родине, и он не нуждается в дополнительном контроле. Я скажу больше, наличие института комиссаров есть элемент недоверия нашим командным кадрам, – заключил он.

Решением Политбюро институт комиссаров был упразднен. Что касается личного отношения Сталина к Ивану Степановичу Коневу, то могу сказать, что отзывался он о нем всегда положительно, хотя и указывал ему и на его недостатки» (Полководцы. М., 1995. С. 18).

____________________________

[1] Д. Г. Павлов (1897-1941) – генерал армии (1941), Герой Советского Союза (1937). Участник гражданской войны в Испании. В начале войны командовал войсками Западного фронта. В июле 1941 г. расстрелян. Реабилитирован посмертно.

2 Недавно был предан гласности приказ Ставки Верховного Главнокомандования за № 0428 от 17 ноября 1941 г. о беспрекословном выполнении советскими войсками требования «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 км в глубину от переднего края и на 20-30 км вправо и влево от дорог» (ЦАМО. Ф. 353. Оп. 5864. Д. 1. Л. 27). Как это делалось, можно судить по документам в сборнике «Скрытая правда войны: 1941 год» (М., 1992). «Действительно, немцам в сожженных деревнях пришлось бы несладко. Но когда военные начали выполнять сталинский приказ, они столкнулись с его активным неприятием местными жителями. Морозы тогда стояли небывало крепкие. Когда крестьян убеждали, что уничтожать их жилища нужно для достижения победы в Великой Отечественной войне, люди кричали в ответ: «А наши дома, что, не отечественные?» (Жуков Г. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1989. С. 343).