Наталья Конева делится воспоминаниями о своем отце – маршале Советского Союза И. С. Коневе

Наталья Ивановна Конева была единственным ребенком в семье Ивана Степановича Конева и его второй жены Антонины Васильевны. Уже нет в живых самого маршала и двух его детей от первого брака – дочери Майи и сына Гелия. Несколько месяцев назад не стало и матери Наталии Ивановны. Несмотря на это, дочь маршала Конева находит в себе силы работать в фонде полководцев Победы, который объединил потомков людей, чьи имена навсегда останутся в истории Великой Отечественной войны.

В 1944 году мечта Конева, начинавшего службу солдатом, исполнилась – он с тал маршалом

– Наталия Ивановна, 60 лет назад советские войска под руководством вашего отца освободили Освенцим. Что он вам об этом рассказывал?

– Действительно, Освенцим входил в полосу действий 1-го Украинского фронта, которым командовал отец. На второй день после освобождения папа оказался неподалеку. Первые сведения о том, что представлял собой Освенцим, ему уже доложили, показали фотографии. Но увидеть все собственными глазами он не захотел. Более того, он сознательно запретил себе это. Когда я спрашивала – почему, он говорил: «Я боялся, что это зрелище заставит меня быть жестоким, что я начну мстить. Я не хотел ожесточиться».

Наши солдаты освободили из лагеря, в том числе и бывшего премьер-министра Франции Эррио. Его доставили к отцу. Папа рассказывал, что, когда он увидел этого измученного человека, ему захотелось сделать для него что-нибудь хорошее. Ему немедленно предоставили баню и чистую одежду. Эррио пришел в себя, они с отцом долго сидели и разговаривали. Он рассказывал папе об Освенциме.

– Когда вы родились, маршалу Коневу было 49 лет. Вы были поздним ребенком. Отец вас баловал?

– Нет, я не могу сказать, что он меня баловал. Он был человеком суровым. Однако эта суровость не означала, что мы не были близки. Он не сюсюкал, не восхвалял мои достоинства. Напротив, он очень трезво меня оценивал, старался привить мне какие-то качества, которые считал важными. То, что со стороны выглядело суровостью, на самом деле было требовательностью. И при этом его любовь согревала меня, я это чувствовала. Одно из первых моих воспоминаний об отце относится к периоду, когда я – совсем маленькая – болела корью. Болезнь протекала очень тяжело. В ночь кризиса он примчался с работы и, даже не переодевшись, прижал меня к груди. Всю ночь отец проносил меня на руках. Мама умоляла его отдохнуть перед рабочим днем, но он отказывался наотрез. Он очень любил меня, в том числе и потому, что я была последним ребенком, подарком судьбы. Хотя я родилась через несколько лет после Победы, для него это была награда, знак большого успеха в его жизни.

Отец достаточно рано ушел из моей жизни, он был неизлечимо болен, страдал от рака. Когда его не стало, мы с мамой поняли, что были за ним, как за каменной стеной, что он защищал нас, как он сам любил говорить, «от всех превратностей судьбы». Отец был необычайно трудолюбивым человеком и старался воспитывать своих детей такими же. Он очень много читал и приучал меня любить книги. Его интересовала самая разнообразная литература. Например, в нашем шкафу лежала книга «Записки Гая Юлия Цезаря о галльской войне». Я спрашивала отца: «Пап, ну это же такая скучная книжка, как ты можешь ее читать?» Он говорил, что с возрастом я пойму, как это интересно. И был прав. Я до сих пор нахожу в нашей огромной библиотеке книги с его пометками – он любил в нужных местах писать карандашом знак «Нота Бене». Например, я нашла такие знаки в «Фаусте» Гете. Это меня поразило. Одной из любимых его книг была «Война и мир» Льва Толстого. Отец говорил, что Толстой сумел описать человека на войне, причем и рядового, и офицера, так, как этого больше не сделал никто.

Кроме этого, он читал много самой разной периодики и меня приучал читать газеты, быть в курсе всех событий. Когда папы не стало, и мы съехали с государственной дачи, перед нами встала проблема – все эти кипы газет и журналов нужно было упаковать и куда-то вывезти. Там были подшивки журналов «Знамя», «Иностранная литература», «Огонек», «Военно-исторический журнал», масса газет.

Папа учил меня осмысливать окружающий мир. Он поощрял во мне заинтересованность, любопытство. Именно благодаря его влиянию я так высоко ставлю интеллигентность, начитанность, образованность человека. Для меня это очень важно, потому что я помню, каким был мой отец.

– Вы использовали те возможности, которые предоставлялись благодаря высокому положению отца?

– Я никогда не смела пользоваться преимуществами своей фамилии. Но у меня были возможности, благодаря отцу, прикоснуться к каким-то духовным ценностям. И это – единственное, чем я пользовалась. Я говорю не только об отцовской библиотеке, но и о путешествиях. Отцу приходилось много бывать в странах Варшавского Договора. Мы ездили в Чехословакию, в Польшу и в Восточную Германию.

Благодаря отцу мы ходили на хорошие концерты, бывали в Большом театре. Для меня это было таким счастьем! Я с юных лет обожала балет. А как-то раз во время отдыха в Каревых Варах папа познакомил меня с великой Галиной Улановой! Мы сидели за одним столиком, и я умоляла папу представить меня ей, ведь я видела ее на сцене. Также благодаря папе, я познакомилась со знаменитой балериной – Ольгой Васильевной Лепешинской. Более того, когда моя маленькая дочь должна была участвовать в каком-то спектакле, мама позвонила Лепешинской и сказала: «Ольга Васильевна, моей внучке нужна балетная пачка». И Лепешинская прислала нам свою пачку.

Отец приучал меня к классической музыке, к русским песням. В юности мне хотелось слушать джаз. У моей старшей сестры Майи была огромная коллекция записей Эллы Фицджералд, но папа говорил: «Нет. Мне это не нравится. Ты лучше послушай, какой чудесный романс поет Шаляпин «Утро туманное, утро седое...» В нашем доме постоянно звучала музыка Шопена, Чайковского. Я начала заниматься музыкой, и папа радовался, когда я играла что-то из классики. Я очень благодарна отцу за то, что он дал мне возможность все это полюбить.

– Где встретили войну ваши родители?

– Отец встретил войну в Ростове. Он сразу вылетел в свою 19-ю армию в составе Северо-Кавказского военного округа, которая была брошена на западный фронт. Она сыграла очень большую роль. Папа был молодым командиром, но ему удалось провести довольно удачный бой, хоть и местного значения. Тогда к нему приехали знаменитые писатели и журналисты. Сохранились такие кадры: худой командир Красной армии Конев и писатели – Шолохов, Фадеев, Петров.

Мама пошла на фронт добровольцем. Родом она была из Великих Лук, росла в крестьянской семье, в которой было пятеро детей. Образования у нее не было, она только закончила школу. Мама приехала в Москву на заработки и работала в Наркомлесе. Когда началась война, они с подругой пошли в военкомат и записались добровольцами. Их направили в 30-ю армию, которая затем была почти полностью разгромлена. Мама работала санитаркой, работала на совесть, невзирая на ужасные фронтовые условия. Она не боялась трудностей. В семейном архиве сохранилась благодарность санитарке Антонине Васильевой за честную работу.

– И где ваших родителей свела судьба?

– Из расформированной тридцатой мама попала в армию, которая входила в состав Калининского фронта. Ее прислали в штаб, и там она встретила моего отца. Эта встреча определила ее судьбу. Папа увидел маму, и в его душе что-то перевернулось. К этому времени его первый брак исчерпал себя. Он уходил на войну с тяжелым сердцем, безумно любя детей – дочь Майю, сына Гелия. А с мамой он обрел тихую и спокойную жизнь. Она всю себя посвятила ему.

Мама вспоминала, что, когда вошла в избу, в которой находился штаб Калининского фронта, она увидела изможденного, очень худого человека. Она поняла, что он нуждается в помощи, в заботе. В условиях войны, конечно, не могло быть каких-то свиданий и традиционных ухаживаний, но, несмотря на то, что у отца было очень мало времени, вечерами они сидели и разговаривали. Мама рассказывала мне, что ей было ужасно его жалко: такая тяжелая работа, огромная ответственность, нагрузки и при этом не высыпается, – ведь они просиживали за этими разговорами по полночи. Она переезжала с отцом с одного фронта на другой, всегда была рядом. Отец в шутку называл ее своим ординарцем. На самом деле она была ему больше чем ординарец. Она была для него другом, которому он мог рассказать абсолютно все. Только с ней он мог поделиться своими сомнениями. Ведь отцу приходилось принимать очень ответственные решения, и иногда он не знал наверняка, чем это для него закончится. Она помогла ему выжить на войне. У отца была жестокая язва желудка, ему нужна была специальная пища. Мама и об этом заботилась. Мы потом над ней подшучивали: «Ты, наверное, и в окопы с термосом пробиралась?»

Когда на фронте мама пообещала стать папиной женой, он подхватил ее, обнял, и сказал: «Обнимая тебя, я обнимаю весь мир!» Эти слова мама запомнила на всю жизнь. Точно так же, как запомнила и их первый совместный отдых после бесконечных фронтовых дорог. Это был 1946 год, отец был назначен в Австрию на пост главнокомандующего центральной группы войск. Там он в первый раз получил отпуск, и родители решили провести его в Карловых Варах, благо это недалеко от Вены. Они поехали на машине, папа был за рулем. Это был один из самых счастливых моментов в их совместной жизни. Она вспоминала, что всю дорогу от Вены до Праги отец пел ей песни. (Правда, со слухом у него было неважно, это я точно знаю.) Поженились они позднее. Кстати, одним из свидетелей их брака был Константин Симонов.

К тому времени, когда родилась я, семья уже вернулась в Москву – в 1946 году Георгий Константинович Жуков был снят с должности командующего Сухопутными войсками и на эту должность назначили отца. Затем Сталин отправил его, как и многих других, командовать округом, и мы уехали во Львов. В Москву мы вернулись, уже когда папа получил должность первого заместителя министра обороны, и поселились на улице Грановского, где жили многие наши знаменитые полководцы.

Семья Коневых любила отдыхать в Сочи

– А что родители рассказывали о Победе?

– Они были тогда в Праге. Мама почему-то никогда не рассказывала, что испытала, когда узнала о Победе. А папа говорил, что впервые за годы войны он услышал тишину и пение птиц. Все цвело, вокруг была сирень, которую папа обожал. И к нему вернулась способность чувствовать природу, которой в дни войны для него не существовало. Конечно, они выпили за победу, но для отца война еще не закончилась, потому что в Праге бои шли и после 9 Мая. Позднее я была с отцом на кладбище, в пригороде Праги, и меня потрясло, что на могильных камнях были выбиты даты гибели: 10 мая, 11 мая, 12 мая. Я сказала: «Пап, но война же закончилась!» – «Закончилась, но не везде».

Потом был Парад Победы. К Параду всем полководцам, которые должны были идти по Красной площади, сшили сапоги. Это были очень красивые сапоги из какой-то необыкновенной кожи, блестящие, узкие, к ним должны были быть прикреплены шпоры. Были такие и у отца. А мой брат Гелий решил поехать со своей будущей женой послушать пение соловьев в зарослях цветущей черемухи. Но у него не было подходящей обуви, и он взял эти самые сапоги. Понятно, что после прогулки по черемуховому лесу это уже была не та обувь, в которой можно было идти по Красной площади. Отец был в ярости, потому что перед самым Парадом ему пришлось шить вторую пару. А свидание было успешным, красавица не смогла устоять перед Гелием в парадных сапогах, и вскоре они поженились.

– У ваших родителей была большая разница в возрасте – 25 лет. Это сказывалось на их отношениях?

– Когда были опубликованы папины воспоминания о войне, он подарил маме книгу с посвящением и подписался: «преданный и любящий тебя Конев». «Преданный и любящий» – это та атмосфера в семье, которая меня сформировала. Папа был не резок, не авторитарен, он оберегал нас. В доме всегда была гармония. Когда папа что-нибудь рассказывал, мама была его самым внимательным и благодарным слушателем. Когда приезжали журналисты, она всегда сидела рядом с ним. Мама была ему необходима. Для него это был человек с любящими глазами. А он был для нее другом и абсолютно непререкаемым авторитетом. Она переживала, когда мы с отцом спорили. Я очень похожа на него, и во время дискуссий ни один из нас не хотел уступить другому. Когда мы начинали спорить, мама быстро выходила из комнаты. Я помню, как мы ссорились, когда была опубликована повесть Солженицына «Один день из жизни Ивана Денисовича». Это противостояние закончилось тем, что папа вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.

Маме хотелось, чтобы я была мягче, чтобы я ему уступала. Она оберегала его покой. Но я была дочерью своего отца и до последнего отстаивала свою точку зрения.

У мамы была очень спокойная красота. Она была тихой, доброй женщиной, которая никогда не стремилась затмить своего мужа. Это была ее позиция. Ей, наверное, хотелось куда-то ездить, где-то бывать, но приходилось приноравливаться к образу жизни отца. Впрочем, какая-то светская жизнь у них была, их приглашали на приемы, они общались с известными писателями, ездили в гости. Папа подарил маме яркую, необычную жизнь, но она была, прежде всего, хранительницей домашнего очага. При этом мама старалась тянуться до папиного уровня. Я поражалась тому, с каким интересом она изучала воспоминания полководцев, читала художественную литературу. Когда отец умер, она была еще довольно молодой женщиной. Она могла бы построить какую-то новую жизнь. Но она этого не сделала. Мама прожила без отца достаточно долго, но все эти годы без него она занималась его делами. Она сохраняла его архивы, ездила на встречи с ветеранами, бывала на его родине, организовывала музеи. Она делала все, чтобы сохранить память о нем.

Когда мы жили во Львове, папа привез маме из Москвы бриллиантовые серьги. Ничего особенного в них не было, но их выбирал для нее отец. Она хранила их всю жизнь, надевала на приемы, в гости. Других у нее не было. Теперь эти серьги храню я.

Антонина Конева всю свою жизнь посвятила мужу и дочери (На госдаче в Архангельском. 50-е годы)

– А как маршал Конев проводил свободное время?

– Пока были силы и здоровье, отец ездил на рыбалку и на охоту. Он тщательно готовился к рыбалке – выкапывал червяков, складывал их в банки, привязывал крючки. Охотником был очень азартным. Я хорошо помню, как мы были на охоте в Карловых Варах. Там были довольно высокие холмы. Отец ранил косулю, и она помчалась в гору. А он – человек в возрасте – вскинул ружье на плечо и помчался за ней.

После войны он посвятил себя очень важному делу – писал воспоминания. Помню, как на пороге нашей квартиры появился Константин Симонов. Он пришел с заданием от журнала «Новый мир», руководил которым Твардовский. Симонов сказал, что в ознаменование 20-летия Победы они хотели бы сделать большую публикацию – воспоминания маршала Конева о последних битвах войны. Отец ответил: «Я не писатель – я солдат, и мне трудно взяться за такое дело». Симонов предложил ему очень хороший метод. Он сказал: «Иван Степанович, я помогу вам достать диктофон, и вы будете отвечать на мои вопросы». Тогда отец согласился. Симонов приходил к нам по утрам, как на работу. Он садился, включал диктофон и начинал расспрашивать отца. Мне всегда было интересно за этим наблюдать, потому что Симонов прекрасно знал историю, сам был участником многих событий. Он задавал такие вопросы, на которые отцу было интересно отвечать. Например: «Что представлял собой день командующего фронтом?» И отец рассказывал свой день по часам. Симонов вникал в детали, в процесс с точки зрения командующего. Самой большой радостью для отца был выход первой части его воспоминаний в майском номере «Нового мира» за 1965 год. Потом его мемуары были изданы отдельной книгой.

– Какие качества вашего отца помогали ему на войне и в мирное время?

– У него была потрясающая интуиция. Ему было очень трудно соврать, это я знаю по себе. Он часто говорил: «Меня на войне спасло чутье».

Кроме того, он был трудолюбивым человеком. На войне он был настоящим полевым командиром – постоянно бывал на передовой, сидел в окопах. И в мирное время не чурался никакой работы. Помогал маме на огороде, вместе с моим дедом – маминым отцом – посадил яблоневый сад. Это было папино любимое детище. Когда сад цвел, он брал меня за руку, подводил к окну и показывал эту красоту. Когда же наставало время собирать урожай, папа пытался привлекать меня к работе. Мне, конечно, этого не хотелось, но он говорил: «Что за барство, Наташа!» Он вообще не любил безделья. Помню, что у отца одной из самых негативных оценок человека была фраза: «Ну, это барин!»

Вообще же он был очень общительным, любил хорошую шутку. Когда ему рассказывали что-то действительно смешное, он хохотал от души. Его смех до сих пор звучит у меня в ушах. Отец был хорошим рассказчиком. Кстати, он терпеть не мог, когда читали по бумажке. Сам всегда старался говорить без подготовки.

У него было немного друзей, в основном люди, которые прошли с ним войну, но это были настоящие друзья. При этом он был человеком очень самодостаточным, с обостренным чувством собственного достоинства. В возрасте 59 лет отец был вынужден уйти в отставку. Хрущеву были нужны другие командиры, и поколение полководцев Великой Отечественной уступило им место. Отцу объявили: «Иван Степанович, было принято решение дать вам отдохнуть и поправить здоровье». Отец не унижался, не просил, щелкнул каблуками, сказал: «Есть, товарищ Хрущев», развернулся и ушел.

Маршал Конев родом из крестьянской семьи и работа в саду была для него удовольствием

– Каково это – быть дочерью маршала Конева?

– Отец всегда говорил: «Я – это я. Мои заслуги – это мои заслуги. А ты должна найти свой путь». Он всегда напоминал мне, что я должна быть его достойна, не должна совершать поступков, которые уронили бы его честь. Слово «честь» для него было не пустым звуком. Его фамилия обязывала меня быть порядочным человеком, соответствовать достойному положению моего отца.

А вообще бывает, что мне вовсе не хочется, чтобы меня воспринимали как дочь Конева, мне хочется, чтобы меня воспринимали такой, какая я есть. Для меня также очень важно, что в последние годы я стала много общаться с детьми других полководцев Великой Отечественной. Мы знаем друг друга с детства, но, только когда организовали «Фонд полководцев Победы», по-настоящему сблизились. Мне кажется, что у нас общая судьба. Мы всегда с трепетом относились к полководцам, к их наследию, к Великой Победе. Мы храним их архивы и хотим рассказать о них правду, которую лучше нас не знает никто.

– Случалось ли вам вдруг поймать себя на том, что вы делаете что-то точно так же, как отец?

– Я очень сопереживаю людям. Это – от отца.