Дмитриев Л. А. О "Житии Дмитрия Прилуцкого" // Литература и искусство в системе культуры. - М., 1988

О "ЖИТИИ ДМИТРИЯ ПРИЛУЦКОГО"

Л. А. Дмитриев

Житийная литература Вологодского края обширна и занимает важное место в древнерусской агиографии. Среди вологодских житий особое внимание привлекает к себе житие основателя Спасо-Прилуцкого монастыря в Прилуках под Вологдой Дмитрия Прилуцкого. На "Житии Дмитрия Прилуцкого" останавливались такие исследователи истории русской агиографии, как В. О. Ключевский, Н. Коноплев, А. Кадлубовский, И. У. Будовниц1. Однако это "Житие", прежде всего как литературный памятник Древней Руси, заслуживает значительно более подробного и обстоятельного изучения, чем это было сделано в монографиях перечисленных исследователей.

Сохранилось очень много списков "Жития Дмитрия Прилуцкого", и до их полного текстологического исследования мы не можем дать убедительного ответа на вопрос о редакциях "Жития", их последовательности, решить проблему датировки памятника. Высказывания по этим вопросам имеют предположительный характер, и все они восходят к соображениям на этот счет В. О. Ключевского, который определил три редакции произведения и отнес время создания "Жития" ко второй половине XV в. Ниже я остановлюсь лишь на характеристике некоторых литературных особенностей "Жития Дмитрия Прилуцкого", имея в виду деление его текста, согласно классификации В. О. Ключевского, на три редакции и обращаясь к отдельным конкретным их спискам.

Одна из редакций "Жития" включена в Великие минеи четьи (ВМЧ) митрополита Макария. Эта редакция "Жития" состоит из двух текстов. Один из них, первый, - цельное, законченное житие Дмитрия Прилуцкого, в заглавии которого сказано, что это "творение Макария", игумена Прилуцкого монастыря. Текст этот отвечает всем требованиям житийного канона: начинается риторическим предисловием, после рассказа о жизненном пути святого идет раздел чудес, завершается житие похвалой святому. За этим первым текстом идет второй, озаглавленный "Похвала чудесам Дмитрия Прилуцкого". Это также законченный цельный текст, по содержанию повторяющий первый, но отличающийся от него стилистически, это пересказ в иной стилистической манере первого текста. Первый текст существует и отдельно, что дает основание считать его самостоятельной редакцией, предшествующей редакции ВМЧ. Самый ранний список этой редакции (назовем ее условно редакцией Соловецкого списка) датируется 1494 годом (ГПБ. Соловецкое собрание. № 518/537). Еще одна редакция связана с предыдущей и составом, и развитием сюжета повествования, и текстуально. Но ее текст значительно короче редакции Соловецкого списка. Ниже, говоря об этой редакции, я буду опираться на текст ее из Погодинского собрания (ГПБ. Погод. № 1332. Сборник XVII в. Л. 398-424 об.).

"Житие Дмитрия Прилуцкого" отличается ярко выраженной даже для житийного текста отвлеченностью и обобщенностью. В этом отношении оно наиболее близко к "Житию Стефана Пермского", написанному Епифанием Премудрым. "Житие Стефана Пермского", как отмечал В. О. Ключевский, не столько житие, сколько обширная похвала просветителю Перми. Такую же похвалу, в сущности, представляет собой и "Житие Дмитрия Прилуцкого". Но, в отличие от "Жития Стефана Пермского", очень большого по объему, "Житие Дмитрия" значительно короче.

Типической чертой агиографического жанра является стремление автора жития представить изображаемого им героя в его делах и поступках уже с самого младенческого возраста таким же, как и другие прославившиеся до него святые. Это и определяло выбор постоянных, сходных в разных житиях, этикетных характеристик и ситуаций. Но в основе своей даже эти этикетные характеристики и ситуации восходят к жизненно-реальным положениям. И похожие друг на друга в разных житиях святые представали в конечном счете в этих эпизодах в условных, но все же относительно жизненных положениях. К такого рода житийным постоянным эпизодам относятся рассказы о трудности учения будущего святого или же, наоборот, о необычайной успешности его обучения в детстве, слова о том, что уже в раннем детстве будущий святой избегает "пустотных" игр, предается посту и самоистязанию; такого же типа рассказы о конфликте между будущим святым и его родителями: те хотят видеть его продолжателем своего дела, а он стремится уйти в монастырь и т. п. В "Житии Дмитрия Прилуцкого" отсутствуют рассказы даже такого рода. Вот, например, отрывок, в котором сообщается о покорности святого родителям и о его уходе из мира: "Повинуйся во всем родителем своим по закону божию, разве купля житейскыа небрежаше, иже того родитель отец творяше, яко же обычяй богатым тленное богатьство събирати. Он же единого Бога взыскаа, разсмотрив суету сего света, и скороминущее и прелестное житие се тленное, поминаа господа, рекшаго в святем Евангелии: иже кто оставит..."2. Характерно, что автор "Жития" не называет даже имен родителей святого, а это, как правило, в житиях отмечается.

Как уже писал В. О. Ключевский, автор "Жития Дмитрия Прилуцкого" использовал во вступлении к своему "Житию" текст вступлений из "Жития Стефана Пермского" и "Жития Сергия Радонежского". Оба эти жития написаны Епифанием Премудрым, и обращение автора рассматриваемого жития к таким образцам уже само по себе свидетельствует о высоте его собственных литературных вкусов. Необходимо отметить, что параллельные места представляют собой не повторение во вторичном тексте текста своего источника, а сходные с текстом источника рассуждения, в которых текстуально совпадают лишь отдельные слова и небольшие обороты. Литературная самобытность вступления к "Житию Дмитрия Прилуцкого" проявилась и в необычном для житийного жанра сопоставлении почитания святых с поклонением идолам язычников: "Аще бо иногда и еллиньстии баснотворци и нечестивии языци, иже Бота не знающе и творца небу и земли, праздники и поклонение идоломь своимь приносяще и елико можааху кождо их тыцахуся и от имений своих без ума тем предълагаху, колми же пачи нам, иже божественою благодатию посещенные от вседеръжителя спаса Христа и святаго крещениа банею просвещеным подобаетъ достойно памяти святых праздновати духовно и от Христа Бога дарованнаа темь чюдеса похваляти". Следует отметить, что в редакции "Жития" по Погодинскому списку это сравнение отсутствует.

Одной из характерных черт "Жития Дмитрия Прилуцкого" является ярко выраженный в нем общерусский патриотизм автора. Героя своего повествования он называет "русской похвалой". Задавая риторический вопрос: "Откуду сей восия намь сицевый светилник?", автор так отвечает на него: "Аще и не от тех самех мест святых, иде же походивый сам господь наш Исус Христос телесными ногами своими обетованныа земля града Иерусалима, но иже последи онех великых градов наша Рускаа страна просветися святым крещением до конец земли иже Московскыа державы, от славнаго града Переславля от благочестиваго корене израсте доброплоднаа розга".

Есть в "Житии Дмитрия Прилуцкого" и сюжетный эпизод, и хотя основная идея его - показ предельной самоотреченности героя, полного отказа от всего мирского, эпизод этот не лишен определенной жизненности и повествовательной остроты.

Начиная этот рассказ, автор подчеркивает его устное происхождение: "Глаголють и се о сем, яко надолзе времени тогда нашашеся в человецех слово о нем". Дмитрий с юности отличался благородством и красотой, "яко же иногда Иосиф Прекрасный". Как истинный подвижник Христов, Дмитрий "постническим житием" стремился "умертвить" "плотскую лепоту и вся мудрованиа ея". Но и это не изменило лика святого, а, наоборот, "паче лице святаго просвещашеся". Чтобы скрыть свою "лепоту", Дмитрий всегда ходил с опущенным лицом, прикрывая его к тому же куколем. Но люди знали о необычайной красоте Дмитрия и удивлялись, "глаголюще, яко толику доброту погуби телесную Бога ради постом и терпением всяцем и молитвою и труды". В монастырскую церковь ходили на молитву и миряне, и "некоего мужа славна жена" хотела увидеть лицо Дмитрия, но ей никак это не удавалось. Но вот однажды ее желание все же сбылось - она увидела святого, когда он находился около своей келий и на нем не было куколя. За эту дерзость женщина была жестоко наказана: ее "осия светлость от аггельскаго лица его, иже постом цветущаго, и абие ужас нападе некый на ню и бысть расслаблена всем телом". Только чистосердечное раскаяние грешницы и милосердие Дмитрия, простившего ее, спасли ее от гибели. В редакции "Жития" по Погодинскому списку сюжетность данного эпизода проявляется еще сильнее. Здесь повествуется, что эта женщина, чтобы увидеть лицо Дмитрия, прибегла к помощи его ученика: "Некогда рече жена ученику его: "Почто, старче, мы не можем николи же увидети его каков убо есть?" Он же к ней рече спроста: "Аще хощеши видети его, стани и пожди мало против дверии задних келья его, дондеже еще не иде ко церкви на обеднюю". Оной же тако ждуще, хотя его видети или глаголети с ним".

Необходимо сказать, что, несмотря на риторичность и отвлеченность "Жития Дмитрия Прилуцкого", несмотря на его относительную краткость, в нем нашли отражение исторические реалии и важные для истории Руси события конца XIV - первой половины XV в. Так, например, что присуще многим житиям основателей севернорусских монастырей, и в "Житии Дмитрия Прилуцкого" мы встречаем отражение острых социально-экономических противоречий, возникавших между монастырем и крестьянами-землевладельцами. До создания Прилуцкого монастыря Дмитрий, пришедший в Вологодский край из Переяславля, сначала собирался основать монастырь на реке Леже. Однако жители "от прилежащаа тамо веси Авнега зовомая" прогнали Дмитрия с облюбованного им места, говоря: "Отче, неугодно есть тебе и нам твое зде пребывание". Поступили они так, опасаясь, что святой завладеет их землями: "Сей великий старець зде близ нас вселися, по мале времени съвладееть нами и селы нашими". Для истории Вологды и Русского Севера представляет интерес сообщение "Жития" о том, что когда Дмитрий пришел в Вологду (в 80-х годах XIV в.), то "украшен град бяше многими святыми церквами", а вместе с тем "от Волги реки великыя даже и до последних моря" в это время "общаго жития иноком не бысть в земли той", т. е. общежительные монастыри на Русском Севере только-только начинали возникать.

К примерам такого рода в части "Жития", повествующей о жизненном пути святого, можно добавить сообщение о дружбе Дмитрия Прилуцкого с Сергием Радонежским, а также рассказ "Жития" о благосклонном отношении к Дмитрию Прилуцкому великого князя московского Дмитрия Ивановича Донского, про которого автор "Жития" говорит, что он "велику победу и одоление за Доном показавый на поганыа татары". Исторические события нашли отражение и в разделе чудес "Жития". Это рассказ о нападении вятчан на Вологду и рассказ об осаде Вологды Дмитрием Шемякой. Чудо, в котором рассказывается об укреплении святым вологодской городской стены во время осады города Шемякой, является основным критерием при датировке памятника: историческое событие, лежащее в его основе, произошло в 1450 г.

B. О. Ключевский на основании этого чуда датировал "Житие Дмитрия Прилуцкого" началом второй половины XV в. Но закономерен вопрос: входило ли это чудо уже в первоначальный текст "Жития"? Более или менее удовлетворительно решить его можно будет лишь после исчерпывающего текстологического исследования произведения.

Для суждений как о первоначальном виде "Жития", так и о литературной истории произведения ценный материал должен дать сравнительный анализ редакции Соловецкого списка с редакцией по Погодинскому списку. Добавим к сказанному выше, что редакция по Погодинскому списку отличается большей конкретностью, большей связью с Вологдой, чем редакция Соловецкого списка. Здесь более подробно рассказывается о встречах Дмитрия Прилуцкого с Сергием Радонежским. В эпизоде, повествующем об изгнании Дмитрия с реки Лежи, автор по Погодинскому списку сообщает: "Место же то (где святой хотел основать монастырь. - Л. Д.) и доныне зовут Воскресение - церковь на Леже реке была".

Итак, уже из самых общих предварительных наблюдений над "Житием Дмитрия Прилуцкого", при этом по единичным спискам его, мы можем прийти к заключению, что это житие отличается высоким литературным мастерством и может быть поставлено в один ряд с наиболее интересными памятниками древнерусской агиографии. Такое же, самое предварительное, ознакомление с основными редакциями произведения, дошедшими до нас, говорит о сложной литературной истории памятника и о ее почти полной неизученности. "Житие Дмитрия Прилуцкого", бесспорно, заслуживает обстоятельного монографического исследования.

1 Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 188-189 и 270-271; Коноплев Ник. Святые Вологодского края. М.. 1895. C. 34-38; Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых. Варшава, 1902. С. 189-194; Будовниц И. У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV-XVI веках (по "житиям святых"). М., 1966. С. 137-141.

2 Здесь и далее текст цитируется, когда это не оговаривается особо, по Соловецкому списку.