Сергей АЛЕКСЕЕВ
     
      ПРИШЕЛЬЦЫ
     
     
     
      Чистилище это называлось аттестационной комиссией, заседало в бывшей Ленинской комнате и, должно быть, поэтому члены ее выглядели как один общий собирательный портрет Ильича: кто хмурил бровь, читая газету, кто хитровато щурился, взирая на жертву, к этому случаю обряженную в мундир с погонами, кто улыбался, задумчиво и мечтательно черкая по бумаге. И всех мучила жажда, поскольку заседатели слишком часто прикладывались к стаканам, потягивая боржоми.
      Вообще-то на такой комиссии, попросту говоря, "рубили головы" оперативному составу, и Поспелов напоследок думал не о судьбе своей, не о прошлом и будущем, а о своих "палачах". Команда в общем-то была знакомая, почти с каждым когда-то приходилось сталкиваться по службе, однако после десяти минут наблюдения выяснилось, что управляет ею не председатель в чине генерал-лейтенанта, а коренастый живчик из администрации президента. Несмотря на молодость свою, он, как опытный кукловод, дергал ниточки, и окружавшие его матерые полковники, прожженные разведчики и контрразведчики, поднимали руки по его команде.
      Безответными к его замечаниям оставались лишь два человека - прокурор, по долгу своей службы, и непосредственный начальник Поспелова, сухой и колючий от недосыпа полковник Луговой. Правда, члены комиссии пытались создать видимость некоего суда, копались в причинах выдвинутых обвинений, а генерал от ветеранов даже возмутился, что старший разведчик майор Поспелов за десять лет службы шесть раз представлялся к орденам, но ни разу не был награжден. Однако невзрачный с виду и могущественный куратор от президентской администрации и его урезонил, обернув обыкновенную несправедливость в заслугу вышестоящего руководства. Тут с ним даже прокурор согласился, заявив, что над аттестуемым офицером висит рок и ему никогда не следует брать в руки оружие: что ни операция, то труп, а то и не один... Комиссия осталась совещаться, а Поспелова отправили ждать приговора, и он с удовольствием покинул чистилище, переглянувшись с Луговым - тот делал знак не уезжать.
      Он и сам чувствовал этот рок, повисший над ним чуть ли не с первого года службы. Иногда до физического ощущения дыхания в затылок, навязчивого желания оглянуться. Обычно после операций, которые заканчивались перестрелкой и трупами, прокурор являлся к Луговому и молча садился за приставной стол, выкладывая пока еще тощую папку.
      - Что? - угрюмо спрашивал Луговой. - Наш пострел и здесь Поспел?
      - Ваш Поспел и здесь пострел, - поправлял его прокурор. - Вот заключение баллистической экспертизы...
      Бывало, при задержании вооруженных группировок палили все опера, но извлеченные потом медиками пули оказывались выпущенными из оружия Поспелова.
      Несомненно, это был рок и прокурор знал, что говорил, ибо за свои сорок пять лет доживал вторую жизнь. Когда-то он считался классным военным летчиком, пилотировал сверхзвуковые истребители-перехватчики и, побывав на небе, должно быть, узрел оттуда, что всяким человеком управляет судьба и случается с ним то, что на роду написано. Говорят, он катапультировал над Саянской тайгой после отказа двигателя, несколько дней блуждал по горам, сильно обморозился и, получив "белый билет", закончил юридический и подался в прокуратуру.
      Судьба дохнула ему в лицо саянским морозом, а Поспелову - зноем неожиданно жаркого лета в Брянской области, где два года назад он завершал операцию с торговцами оружием.
      Все тогда было спланировано и отработано, оперативная информация поступала каждые полтора часа, контролировалось не только передвижение "объектов", но даже всякий человек, случайно вошедший с ними в контакт. Рискованным и опасным этим бизнесом занимались не самодеятельные бандюги, по какой-нибудь очередной амнистии выпущенные на свободу, а почти профессионалы - уволенные из армии офицеры самых разных родов войск вплоть до пограничных, к тому же некоторые из них прошли Афганистан. Эти знали, как перевозить свой товар чуть ли не через полстраны, обходя все посты и заслоны, умели маскироваться, имели представление об агентурной работе спецслужб и милиции, отлично владели системой связи.
      Судя по оперативной информации, неприметная рыботорговая фирма, организованная частными лицами, прогнала уже две машины с оружием из Прибалтики в район Северного Кавказа.
      Сейчас же по дорогам через Белоруссию двигался целый караван - три КАМАЗа-морозильника с оперативным сопровождением из двух легковых машин с транзитными номерами, которых, якобы, перегоняют из Германии. Летучий этот эскадрон одновременно вел и разведку безопасности трассы, и прикрытие тыла, и мог, при необходимости, вступить в бой с группой захвата, чтобы дать возможность каравану рассеяться и скрыться: в изрядно потоптанных, но свежепокрашенных "Жигулях" пятой модели находилось по четыре вооруженных человека - и тоже все бывшие защитники Отечества. О том, что морозильники сопровождает эскорт, стало известно незадолго до завершения операции; по всей вероятности, "эскадрон" приставили уже на дорогах между Минском и Гомелем, а захват каравана планировалось провести на подъезде к городу Новозыбкову, уже на российской территории, где вставшие на ночную стоянку КАМАЗы вместе с оружием должны были перейти в собственность покупателя. В морозильниках, в каждом третьем ящике, в ледяные глыбы из скумбрии были вморожены автоматы, патроны в цинках, гранаты к гранатометам, запаянные в пластик, противотанковые мины - даже по самым приблизительным подсчетам хватило бы вооружить пару батальонов.
      Настоящий продавец этой партии товара сидел в одном из прибалтийских государств и, видимо, очень высоко, поскольку разведка российских спецслужб пока не могла прорвать завесы многочисленных официальных прикрытий. Прокручивать такие сделки простой смертный и даже очень богатый человек был просто не в состоянии, чувствовался государственный уровень. Но покупатель оружия был налицо, с необходимой суммой денег в долларах, с кипой отлично изготовленных документов на автомобили и груз и крепко сколоченными легендами на предмет своего продвижения в сторону Кавказа. В прошлом он тоже служил офицером в группе войск в Монголии и после ликвидации базы и увольнения стал переправлять оставшееся на складах оружие на тот же Кавказ, только через Казахстан. Одним словом, был уже профессиональным торговцем смерти с четырехлетним стажем и эта сделка для него казалась даже мелковатой, ибо ему случалось продавать из Монголии артсистемы и бронетехнику. Правда, в роли покупателя он выступал в первый раз. И в последний, поскольку сейчас сидел в оперативной машине Поспелова, пристегнутый наручником к специальной скобе.
      Брать караван предполагалось в три часа десять минут на ночной стоянке, без особого шума и перестрелки, когда к утру притупится бдительность охраны и когда покупатель при расчете войдет в прямой контакт с продавцами: Поспелов с группой захвата из шести человек входил в "свиту" покупателя.
      По последней перехваченной радиосвязи продавцы подтвердили этот план купли-продажи. Только умолчали о двух машинах сопровождения, вероятно, желая подстраховаться. Отслеженный наружным наблюдением "эскадрон" сильно осложнил задачу, требовались дополнительные силы, чтобы блокировать легковушки с пассажирами, отсечь их от стоянки и не допустить огня в спину. До развязки остается полтора часа. Морозильники уже на стоянке, и их водители доедают жареную рыбу и пьют чай. Любое промедление, смена места захвата - и можно упустить продавцов.
      Наружка докладывала, что один "жигуленок" с транзитными номерами стоит сейчас на обочине в полукилометре от морозильников, тем самым контролируя тыл, а другой, красный, медленно движется в сторону Новозыбкова: что скажешь, разумно несут свою службу! Блокируй одного - сразу же будет тревога и непредсказуемые последствия.
      Решение подсказал сам покупатель, пришлось поделиться с ним информацией об "эскадроне".
      - Я так работать не привык, - сказал он. - Только система постоянного радиообмена с контрольными фразами и полное доверие. А если прибалты хотят меня "прокатить"?
      Я передаю деньги, а нам в спину стволы?
      Покупатель отрабатывал свое право на жизнь, готов был сотрудничать на любых условиях и делал это старательно, инициативно - хорошо иметь дело с профессионалами в любой сфере.
      - А ты продавцам так и скажи, - заявил Поспелов и подал ему радиостанцию. - Объясни им, как привык работать.
      Он и объяснил, на что получил ответ от продавца, что уважает привычки (эти партнеры работали не в первый раз и знали друг друга в лицо), однако сопровождение все равно не уберет, поскольку еще на въезде в Белоруссию ощутил неясное пока предчувствие опасности. Оставалось единственное - брать "легкую кавалерию" за пять, максимум восемь минут до сделки. И так, чтобы не успели дать сигнал тревоги.
      За двадцать минут до назначенного часа Поспелов приказал по радио занять снайперам свои позиции в районе автостоянки, предупредил наружное наблюдение и выехал на трассу. Дорога была почти пуста, редко, в обе стороны, погромыхивали тяжелыми грузовиками дальнобойщики. Самое нежелательное сейчас, если кто-либо из них вздумает встать на ночлег рядом с морозильниками и таким образом помешает снайперам по сигналу расстрелять колеса КАМАЗов, да и вообще ни к чему лишние люди на месте операции. Опасаясь утечки информации, решено было не предупреждать местную милицию и ГАИ - береженого Бог бережет. Где-то впереди оперативного микроавтобуса двигался грузовичок "газель" с наружкой, сидящей на хвосте красного "жигуленка", а со стороны Новозыбкова из "волги" вели наблюдение за второй машиной охраны. По графику они должны были совершить "рокировку" через восемь минут, разъехавшись в километре от стоянки, успеть поменять автомобили на другие марки и выходить уже на "боевой курс".
      Через четыре минуты Поспелов попросил сбавить скорость, потому как впереди замелькали задние огни "газели". И почти сразу же последовало сообщение наружки: "жигуленок" начало кидать по дороге, и он резко затормозил и встал возле "шевроле", неожиданно появившегося на обочине.
      В этот миг он и ощутил то самое жаркое дыхание судьбы...
      Наружка, естественно, проскочила мимо, то же самое пришлось бы сделать и Поспелову, оставив негласную охрану продавцов у себя в тылу, но, подъезжая к силуэтам машин на дороге, микроавтобус неожиданно бросило на встречную полосу.
      Едва удержав его на асфальте, водитель вынужден был затормозить - оба левых колеса оказались пробитыми во многих местах и шины спустили мгновенно. Едва не врезавшись в "жигуленка", машина остановилась, и в тот же миг у передних дверей выросли две фигуры в спортивных костюмах.
      - Как вам не повезло, мужики! - весело сказал тот, что оказался возле водителя. - Сразу два! А вон и третье спускает.
      - Хорошо тому живется, кто с колесами... ну? - спросил другой, заглядывая в кабину сквозь опущенное стекло. - Как будет в рифму? Стихи сочинять умеешь?
      Это были натуральные разбойники с большой дороги, только нынешние выходили на промысел не с топором за опояской, а с "калашом" под спортивной курткой. И грабили они счастливчиков, купивших машины за рубежом: опознавательный знак - транзитный номер на стекле... А чтобы остановить их, рассыпали по асфальту нарезанную кусками колючую проволоку.
      Возле "жигуленка" стояли трое, переговаривались с пассажирами, должно быть, торговались. Ситуация была непредсказуемой, дикой, хотя и возникшей естественным путем, волею судьбы. Негласная охрана продавцов прекрасно знала, на какой машине приедет покупатель, и наверняка имела инструкции отслеживать ее, но если "шевроле" с разбойниками и "эскадрон" в сговоре и сейчас разыгрывают спектакль, то сейчас они навалятся все вместе. Откуда им знать, что в кейсе вместо денег - прилично выполненные "куклы". А в микроавтобусе - группа захвата, ряженная под шоферюг.
      Медлить было нельзя, но и торопиться опасно!
      - Включи-ка свет в салоне, горемыка! - весело попросил водителя разбойник.
      - А глаза не заболят? - съязвил тот, ожидая сигнала от Поспелова.
      - Посмотреть хочу, что это ты там везешь? - засмеялся "спортсмен" с большой дороги. - Вон как рессоры просели...
      И для убедительности выставил ствол автомата из-под куртки.
      - Да включи, пусть посмотрят, - вальяжно, с ленцой проговорил Поспелов и в тот же миг прижал горло разбойника к торцу приспущенного стекла дверцы. Надавил, и сквозь хрип услышал отчетливый хруст гортани. Водитель удерживал своего "спортсмена" за шею локтевым сгибом, однако придавить сильнее мешал автоматный ствол. За спиной через заднюю дверь срочно десантировалась группа захвата.
      Можно было этих двух устранить без шума! Стоящих у "жигуленка" разбойников слепили фары микроавтобуса. Но в "шевроле" оказался еще один, который видел, что происходит у дверцы, за которой сидел Поспелов. Этот "запасной" выскочил наружу и закричал, поднимая руку. Казалось, выстрел ударил в лицо, но пуля щелкнула в лобовое стекло, осыпая брызгами осколков. Не теряя из виду троицу возле "Жигулей", Поспелов выпустил голову разбойника и вывалился наружу. Грабители среагировали молниеносно - по микроавтобусу полосонула очередь. А в салоне оставался покупатель, прикованный к скобе!
      И в тот же момент по разбойникам открыли огонь из "Жигулей" и кто-то из группы захвата.
      Поспелов начал стрелять в последнюю очередь, причем из пистолета и неудобного положения - перекатываясь по обочине. Бил в разброс по фигурам разбойников и охранников, головы которых хорошо виднелись в салоне "жигуленка", насквозь просвеченного фарами микроавтобуса. Обойма вылетела в пять секунд, и пока он перезаряжал пистолет, группа захвата уже была возле красной "пятерки", рвала двери, ныряла в салон через проемы опущенных стекол. Поспелов заскочил в микроавтобус - к счастью, покупатель остался живым, без единой царапины. А через минуту один из оперов доложил: в "Жигулях" все четверо убиты наповал, из шестерых "спортсменов" с большой дороги в живых осталось двое - те самые, что подошли к микроавтобусу и не попали под пули.
      В тот момент некогда было не то что разбираться, но и думать, от чьих рук в считанные секунды боя навалено столько трупов. В голове Поспелова вертелась жгучая и одновременно холодящая мысль: успела негласная охрана предупредить своих коллег о внезапном нападении разбойников или не успела?
      Потом оказалось, успела! И это было на руку: на помощь своим уже неслась вторая машина "эскадрона", а на автостоянке с морозильниками пока не ощущалось никакой тревоги - так докладывала наружка. Теперь предстояло изо всех сил лететь к продавцам, оставив засаду возле машин со спущенными колесами. В разбойный "шевроле" втиснулось пять человек из группы захвата, считая Поспелова, шестым - покупатель. Приближаться на незнакомой, неизвестной продавцам машине к стоянке было опасно, а предупредить их - значит вызвать еще большую настороженность, сорвать срок и место операции, а до назначенного часа остается семь минут.
      Разумеется, оставшаяся от "эскадрона" негласная охрана сама доложит продавцам о стычке на дороге, но это произойдет позже, когда покупатель со свитой будут уже на стоянке: по расчету второй "жигуленок" прибудет к своим на выручку не раньше трех часов пятнадцати минут. К этому времени команда "водителей" с морозильников должна лежать в наручниках...
      От раскаленного за день и не остывшего еще асфальта несло жаром как от печи, горячий ветер иногда бил в лицо, напоминая о дыхании судьбы. Последний радиообмен между покупателем и продавцами состоялся в три часа шесть минут - все еще было в порядке! Но буквально через минуту наружка доложила: КАМАЗы на площадке одновременно запустили двигатели!
      Пришлось рискнуть и "возмутить" покупателя.
      - Нахожусь в пределах видимости, - сообщил он. - Что там стряслось у вас?
      - Не приближайся, - предупредили продавцы. - Проезжай мимо, встреча не состоится, неприятности у моих людей. Оставайся на связи. Условия новой встречи сообщу.
      Поспелов подал сигнал снайперам - дырявить колеса, приказал выключить на машине все освещение. На стояночную площадку вкатились в полной темноте, КАМАЗы включили фары и высветили "шевроле" в самый неподходящий момент - когда группа захвата выпрастывалась из тесного салона, раскатываясь по горячему асфальту.
      Не зря сказано - человек предполагает, а Бог располагает... Запланированная бесшумная операция превратилась в обыденную, злую перестрелку с последующим штурмом грузовиков. Из шести продавцов, бывших на морозильниках в качестве сменных водителей, живыми удалось взять только двух. И то один был ранен в лицо, а второй отлежался на полу кабины и сдался сам, поскольку являлся агентом спецслужбы России и на такой случай имел соответствующие инструкции... В схватке на автостоянке Поспелов не расстрелял и магазина.
      До этой операции с торговцами оружием старшего разведчика Поспелова не считали каким-то особо выдающимся стрелком. Однако после нее, несмотря на секретность проверки, проводимой спецпрокуратурой, потянулась неприятная слава человека, который якобы умышленно не берет преступников живыми. Этакий мститель, разуверившийся в законах и правосудии... А он вовсе и не собирался мстить тогда, но отчетливо ощутил, как его рукой водила судьба: из двенадцати убитых в перестрелках во время операции девять получили смертельные ранения от пуль, выпущенных из пистолета Поспелова...
     
     
      Самолет Ан-2, наполненный пожарной десантурой, взлетел с базы у села Покровского в половине десятого утра и лег на курс в зону патрулирования. Лето в Карелии стояло жаркое, сухое, за целый месяц не брызнуло ни одного дождя, и пересохший подстил в лесах напоминал хлебную корку каравая, только что вынутого из печи.
      Дороги и проселки перекрыли для движения, существовал запрет выходить или выезжать в лес, однако такие меры помогали плохо: вездесущие туристы лезли в сопки, минуя заслоны. Пожар мог возникнуть не только от оставленного костра или брошенного окурка, но и от пустой бутылки, на солнце действующей как увеличительное стекло.
      Карелия пока не горела и потому авиалесоохрана занималась только патрулированием и отловом нарушителей-туристов. Весь световой день - а он был длинным! - две группы парашютистов, сменяя друг друга, часов по шесть болтались в воздухе без посадок и обеда. Самолет дослуживал свой век, прилично вибрировал, однако считался еще крепким, ротому что двигатель и контрольная аппаратура вы работали лишь половину моторесурса, а древний фюзеляж в этом году покрасили в броский красно-синий цвет. Привыкшая к нищете десантура, бывало, летала на таких обломках, что этот казался надежным и незыблемым, как русская печь. Парашютисты - а их было шестеро в группе, - после пятнадцати минут полета соловели и, расстелив спальные мешки на полу, укладывались вповалку. Бодрствовали всего два человека - пилот и летчик-наблюдатель, да и те по очереди кемарили в своих креслах, если над сопками висело ясное безоблачное небо.
      В десантуру обычно попадали бывшие солдаты из ВДВ, молодые парни из местных, еще не потерявшие вкус к опасности, своеобразную романтику прыжка; само тушение пожара как бы отступало на второй план, являлось делом земным, крестьянским, где надо пахать часов по двадцать в сутки в прямом смысле, отбивая очаг возгорания от живого леса "минеральной" полосой. Когда начальство подбрасывало взрывчатку, упакованную в пластик, как сосиски, отбивали минполосы быстро и со вкусом, а больше прорубали широкие просеки, рыли лопатами или пускали встречный пал.
      Всего-то и удовольствия было - минуты три-четыре, пока летишь над тайгой под пестрым ярким куполом, причем удовольствия тщательно скрываемого, поскольку щенячий восторг не котировался и мог стать причиной унижений и насмешек среди бузотеров и горлопанов. Ловить "кайф" от прыжка позволялось втихушку.
      И все его ловили. При всем каторжном труде, парашютистов считали лодырями и бездельниками: полетают пожароопасный период летом месяца два, прыгнут раза по четыре-пять, а остальное время лежат, водку пьют, дерутся с местными парнями, в карты рубятся, ножи, топоры, пилы, кайлы и даже ломы метают в стены своей конторы - болезненный атавизм, оставшийся после службы в ВДВ: метать все, что втыкается. И зарплату получают каждый месяц без задержек. На зиму так вообще расползаются по своим семьям и лежат уже до весны. И стаж у них идет, как на фронте, - год за два...
      Они же славы о себе и не собирались развенчивать, спали себе по-братски, бок к боку в одной зыбке, висящей под небом, сопели, храпели, причмокивали, не мешая тем самым друг другу, ибо от моторного рева все равно ничего не слыхать. Сейчас двое из них - старший группы Лобан и Азарий, двухметровый парень, вес которого едва выдерживал основной купол, - были с перепоя, поэтому часто вставали воды попить; Паша недавно женился, проходил испытания медовым месяцем и на патрулировании спал беспробудно; трезвенник Тимоха этой ночью перекладывал печь у себя дома, точнее, ломал старую, и к работе даже сажу не успел отмыть на руках, так и дрых; молодняк - Шура с Игорем, еще армейские тельники не доносившие, приперлись на базу под утро с дискотеки в сельском клубе. Успели поплясать, помахаться, снять девочек-десяти классниц и нацеловаться так, что и во сне продолжали обнимать парашютные сумки и чмокать оловянными губами.
      Начальник базы лесоохраны летнаб Дитятев тоже придремывал в пилотском кресле, приоткрыв форточку, но уже по причине другой, профессиональной, оправдывая поговорку "спит, как пожарник". Пока небо было чистым и светлым горизонт, машиной управлял молодой пилот Леша Ситников, который еще не налетался после училища, не насмотрелся на затаеженные сопки сквозь блистающий круг винта и душа его еще не накричалась, сдавленная восторгом - лечу! Мать ее так, лечу ведь, лечу!
      Дитятев в тридцать семь лет готовился на пенсию и потому штурвал принимал, только когда на горизонте замечался сизый дымок. А вообще-то он и во сне уже видел себя "новым русским", поскольку собирался открыть частное предприятие по производству мебели из ценнейшей карельской березы и мелкослойной сосны. У него уже и станки стояли в сарае базы, закупленные в Финляндии, и лесу заготовлено полтысячи кубометров, который теперь выдерживался по дедовской технологии.
      Только бы долетать последний сезон...
      Шел пятый час патрулирования, пилот Леша подустал смотреть на горизонт сквозь темные очки и не сразу увидел со стороны своего командирского борта некий круглый плоский предмет, будто расстеленный на лысой вершине сопки. Было до него километров семь, и потому отчетливо просматривались лишь контуры и сероватый металлический блеск, будто от крыши из оцинкованного железа. Заинтересовавшись, Леша повернул машину к сопке. После разворота солнце оказалось за спиной и его лучи ударили в предмет, причем свет отражения был настолько сильным, что пилот схватил "зайчика", как от сварки. В тот же миг повсюду до самого горизонта заплясали световые пятна и набежала слеза. Леша толкнул дремлющего летнаба, сказал по переговорному устройству:
      - Гляди, что это там? По моему борту?
      Дитятев открыл глаза, привычным взором обвел пространство.
      - Фигня какая-то... Зеркало, что ли?
      - Ничего себе, зеркало! Полета метров, - засмеялся пилот. - Смотри, смотри, она еще и распускается!
      - Металлизированный полиэтилен, - определил летнаб. - Классная штука, если толстый. Палаток можно нашить!.. А тут на целый ангар хватит!
      - Да ты гляди! - заливался от восхищения Леша. - Она же распускается, смотри! На цветок уже похожа!
      - Да это же туристы! - ахнул Дитятев. - Вон, бегают!.. Лешка, давай на боевой!
      А сам подозвал из пассажирского салона старшего группы: шли обратным курсом, поэтому можно было выпустить двухтрех парашютистов, чтобы собрали этот полиэтилен и составили протокол. Половина штрафа отчислялась непосредственно группе, а сумма его со всеми накрутками была просто драконовской. Если там внизу отдыхала богатенькая дикая турбанда - эвон, полсопки затянули пленкой! - можно заработать самим, дать немножко Родине и наказать нарушителей.
      Старшой Лобан натянул наушники СПУ.
      - Сначала им депешу с разъяснением, - мудро сказал летнаб. - Чтоб потом в суде, курвы, не вертелись.
      Старшой проспался, глаза опухли от выпитой воды. Он обладал уникальным здоровьем и феноменальными способностями тибетских монахов - сказывалась восьмилетняя работа в десантуре. Лобан усилием воли понижал артериальное давление после пьянки, когда наутро врач проводил осмотр перед вылетом, регулировал частоту пульса и хвастал, что сможет остановить сердце, если, конечно, захочет. Хвастун и трепло он был великое, наврать мог что угодно, и все на голубом глазу, но эксперименты со своим организмом и вправду проводил блестяще. Доктор нюхал жуткий перегар, видел красные похмельные очи старшего группы и никак не мог снять его с борта. Лобан уже начинал страдать комплексом пьющего человека и в трезвом состоянии проявлял беспредельную инициативу, деловитость и сообразительность.
      - Слушаю, шеф!
      - Вымпел к бою, - распорядился летнаб.
      Старший группы приготовил пластиковую бутылку с листовкой, с привязанным к ней грузом и длинным хвостом кумача, пристегнулся фалом и, пробравшись к выходу, распахнул дверь. От ветра вся команда проснулась, завертели головами, щурились на свет. Дитятев взял управление на себя, сделал разворот и пошел чуть ли не в пике на сверкающий предмет.
      - Никакой это не полиэтилен! - вдруг сказал пилот Леша. - Смотри, он же в клеточку! А это не наука какая-нибудь?
      - Откуда здесь наука? - буркнул летнаб и подал сигнал готовности Лобану.
      Блестящий круг пронесся внизу и в наушниках вякнул старший группы:
      - Вымпел пошел! - Приготовь Тимоху! - распорядился Дитятев. - Да чтоб ручку взял!
      А то опять углем протокол напишите!
      Он заложил круг, зашел на объект от солнца и положил машину на боевой курс. Это была испытанная и продуктивная тактика - сначала выбросить одного десантника вроде бы с пристрелочным прыжком и улететь из зоны видимости турбанды. А когда она, увидев единственного десантника, обнаглеет или рванет в бега, высыпать ей на голову еще двух-трех. А в протоколе отметить, что во время задержания оказали сопротивление - штраф автоматически увеличивался вдвое.
      Тимоху обряжали всей командой, натягивали специальную защиту, чтобы прыгать на лес, застегивали лямки, проверяли подвеску, охлопывали и оправляли, таким образом сочувствуя товарищу. Летнаб знал, что делает Тимохе подлянку: у него дома печь разобрана, грязь в избе, жена Ольга запилит. На базу-то он вернется не раньше чем через сутки! Но трезвенника Тимоху невозможно было подкупить, напоить, а значит, нарушителям не избежать протокола. Он был настойчив и привязчив хуже самого зловредного мента.
      Приближаясь к лысой сопке, Дитятев вдруг обнаружил, что блестящий предмет сильно потемнел, налился свинцовой серостью и стал медленно сокращаться. А рядом уже не было ни одной человеческой фигурки. Разбежались они, что ли? Но почему тогда так быстро уменьшается площадь круга?
      - Тимофей, пошел! - приказал летнаб, и дождавшись, когда парашютист сиганет в открытую дверь и откроет купол, передал управление пилоту, взял радиостанцию "Комарик"- портативный прибор, умещающийся в руке.
      - Ну ты и удружил, шеф! - первым делом передал свою обиду Тимоха. - Я только печь разломал...
      - Постараюсь сегодня пригнать вертушку, - пообещал Дитятев. - Что там под тобой?
      - Хрен знает... Ничего!
      - Как - ничего? - самолет ушел к соседней сопке и теперь делал правый разворот - задний план был полностью закрыт.
      - Ни дыма, ни огня... И на кой ляд ты меня выпихнул?
      Похоже, Тимоха еще не проснулся и предмета на земле не видел.
      - Смотри, там полотнище такое блестит и люди бегали, - указал летнаб. - Ищи их и рисуй протокол.
      - Лысина пустая, шеф, - через минуту сообщил Тимоха. - Хорошо вижу... Даже ягель не тронут.
      Пилот Леша развернул машину, и Дитятев увидел купол Тимохи, медленно плывущий над сопкой. Вершина ее действительно оказалась чистой...
      Десантура таращилась в иллюминаторы.
      - Где же эта хреновина? - возмущенно спросил Леша. - Растаяла, что ли? Оптический эффект?
      Внезапно с опушки лысины повалил густой багровый дым, прорезался всполохами белого огня, словно замедленный, ленивый какой-то взрыв. И сразу же вспыхнули крайние деревья от корня до макушек.
      - Вот тебе и оптический эффект, - недовольно сказал Дитятев. - Вызывай базу!
      Подожгли, суки! А что еще!
      Купол Тимохи все еще болтался в воздухе, словно приклеенный к голубому небу.
      Умышленные поджоги в пожароопасный период случались часто за последние годы, особенно на нефтепромыслах Тюмени и в Якутии, куда карельскую десантуру гоняли в командировки. Несколько раз огонь вспыхивал вот так же, на глазах у патруля, видны были и сами поджигатели, их машины и моторные лодки, но поймать никого не удавалось. Хотя по сигналам лесоохраны на место происшествия немедленно вылетали бригады ОМОНа и спецгруппы ФСБ, блокировали районы, прочесывали окрестности - злоумышленники всякий раз уходили безнаказанными.
      - Лобан, готовь всю группу! - распорядил летнаб и позвал по "комарику" Тимоху. - Теперь-то что-нибудь видишь?
      - Да пусто кругом, на что смотретьто? - недовольно отозвался тот.
      - Пусто? Сейчас задницу поджаришь! Развернись на север!
      - Развернулся, и что?
      - Огонь видишь?
      - Ну и шуточки у тебя, шеф! Кончай травить! При на базу и гони вертушку! - разозлился Тимоха. - Что в самом деле-то?..
      - Смотри лучше-то! Глаза разуй! - закричал Дитятев.
      - Я смотрю, на какую бы сосну повеситься, - невозмутимо отозвался парашютист. - Внизу курумник - ноги сломаешь. Мне твои дрючки слушать некогда, привет!
      - Чего он, ослеп?! - возмутился летнаб.
      - Шеф, связи с базой нет, - вместо ответа сказал пилот Леша. - По всем каналам жуткие помехи.
      - Как всегда, не понос, так золотуха! - ругнулся Дитятев. - Ложись на боевой, я пошел выпускать группу.
      Деревья на опушке полыхали ярко, со странным белым дымом: похоже, горела какая-то химия. Тимоха на миг скрылся в облаке вместе с куполом и, когда вновь открылся взору, то уже висел на высокой, разлапистой сосне, накрыв парашютом половину кроны. Причем рядом с горящими деревьями!
      - Он что? Крыша поехала? - тыча пальцем в иллюминатор, прокричал Лобан. - Сожжет купол!
      Иногда от лени, чтобы не ползать по каменистой тайге с грузом, десантура норовила приземлиться поближе к очагу. Тимоха же вконец обнаглел! И в самом деле, от излучения парашют мог вспыхнуть в любой момент. Или сплавиться, скомкавшись и расползаясь дырами. При нынешней бедности на счету был каждый купол, со складов подопревшее старье вытаскивали...
      Самолет шел уже по боевому курсу, в салоне вспыхнул световой сигнал, включенный по расчетному времени, и десантура столпилась у открытой двери, тяжелая, толстая от снаряжения, неповоротливая. Первыми прыгнули молодые Шура с Игорьком, за ними молодожен Паша и тяжелый Азарий - машина сразу подпрыгнула вверх на несколько метров. Последним сиганул Лобан.
      Летнаб затворил дверь. Со следующего захода следовало выбросить "мабуту" на грузовом парашюте и мешок с продуктами на стабилизации. Он придвинул груз к двери, зацепил карабином вытяжной фал. В этот момент заработал "комарик".
      - Шеф! Шеф! Ну, блин, какая тут потеха! Человечки какие-то бегают! - с восторженным страхом закричал Тимоха. - Мужички! В скафандрах!
      - Где бегают? - бросаясь к иллюминатору, спросил летнаб.
      - Подо мной! Метр с кепкой! Зелененькие! Я с дерева не слезу!
      - Ты что, перегрелся? - вдруг заорал Дятитев, отчего-то мгновенно покрывшись испариной и одновременно гусиной кожей. - Тима? Тимофей!
      Земля больше не отвечала. Летнаб втиснулся в кабину, взял управление.
      - Вызывай базу!
      - Связи нет, постоянно вызываю, - Леша почему-то слегка побледнел, верно, первый раз в острой ситуации попал в зону радионепроходимости и вместе со связью терял присутствие духа.
      - Сейчас будет! - Дитятев потянул штурвал на себя и прибавил оборотов. Стрелка высотомера поползла вверх. Пока набирал высоту, заметил, как десантура один по одному развешивалась на деревьях вдоль опушки - тоже не хотели далеко улетать от пожара. Связи не было и на тысяче метров, помехи, кажется, сгустились еще больше, в наушниках стоял сплошной раскатистый треск, как во время грозы. Летнаб махнул рукой, приказал пилоту ложиться на боевой и пошел выпихивать груз. Дым клубился над лесом, переливался, таял от внутреннего свечения, но облако отчего-то не разрасталось и, сохраняя прежний объем, висело на одном месте, хотя над землей тянул ветерок метров пять в секунду. Эту странность он заметил, когда отправил грузовой парашют.
      - Тимофей? - позвал по "комарику" летнаб - рация была только у него. - Тимоша?
      Сейчас мужики тебя снимут. Ты что, стукнулся? Слышишь меня?
      - Слышу, - отозвался Тимоша.: - Голова болит, кружится...
      - Ударился? Головой ударился?
      - Нет... Я умираю, шеф, - невнятно забормотал тот. - Все, отпрыгался... Шеф?
      Шеф!.. Печь разломал... Помоги моей бабе... Ребятишки зимой перемерзнут...
      - Тима? Тимошка?! Я сейчас вертушку пригоню! Терпи, братан! - чувствуя непонятную тоску, прокричал летнаб. - Только отрезаться не вздумай! Стропы не режь! Мужики снимут! Они рядом с тобой сели!
      - Шеф! Гляди! - заорал пилот Леша, подавшись вперед. - Где огонь? Огонь исчез! И дыма нет!
      Там, где только что клубилось облако и полыхали сосны, был совершенно чистый и прозрачный воздух. Как повсюду. И деревья вышли из пламени, не потеряв ни сучка, ни хвоинки - ветерок буравил зеленые кроны... Шесть куполов, развешанные по крайним соснам, трепетали, как угасшие паруса, и только грузовой приземлился точно в центр каменистой лысины, вытянулся по ветру и лениво всхлипывал, уползая к лесу.
      - Мы что, все белены объелись? - неведомо кого спросил летнаб. - Померещилось, что ли? Ну уж хрен! Моим глазам не мерещится!
      Он снова взялся за штурвал, заломил лихой вираж, выровнял машину, и резко бросил ее к земле. Сквозь блистающий круг винта он старался рассмотреть, что происходит на опушке: по времени десантура должна была уже отстегнуться от куполов и спуститься с деревьев. У каждого был специальный фал-спасатель: привязал к стволу или за прочный сук и в три секунды слез.
      Парашютисты все еще болтались на деревьях, как мухи в тенетах. И, кажется, даже не делали попыток спуститься. Двух он рассмотрел точно: лес вдоль залысины был редким и легко пробивался солнечными лучами. Самолет пронесся в двадцати метрах над вершинами сосен. Летнаб потянул ручку газа и стал набирать высоту, намереваясь сделать еще один заход.
      - Хреново дело! - проговорил с внутренней дрожью. - Связь! Связь давай!
      Пилот Леша, кажется, "поплыл": белые губы, ноздри, кожа на лице натянулась, словно у покойника, выступила молодая щетина на щеках и рот уже не закрывался.
      - Леша? Ситный друг? Ты что, в штаны наделал?
      Пилот потряс головой, что-то сказал, забыв нажать кнопку СПУ на штурвале. По губам понял летнаб: спрашивал, куда делся огонь...
      - Никуда, Леша, - ласково проговорил он. - Погас огонь! Сам потух! Бывает и такое.
      Сам загорается, сам и гаснет. Под божьим оком ходим. Бери штурвал, Леша, поехали на базу. Сейчас вертушку мужикам пригоним. Огня нет, что им там делать? Вроде бы заговор на пилота подействовал - поозирался, положил руки на штурвал, ноги поставил на педали. Дитятев продолжал наговаривать, содрогаясь от внутреннего холода:
      - Вот, молоток! Вывезем десантуру - водочки купим, попьем, на танцы сходим, девок снимем. В Покровском девки красивые... Ты что с мужиками на танцы не ходишь? Не бойся, они в обиду не дадут. Они у меня по сорок человек команды разгоняли. Наденут тельники и - вперед. Выйдем из зоны - связь наладится. А связь наладится, так мы вертушку сразу сюда погоним...
      Он еще боялся полностью отдать управление пилоту и контролировал положение штурвала. Набирали высоту, уходили от злополучной сопки на северо-восток, в сторону базы; забалтывая Лешу, Дитятев и себя забалтывал, поскольку все сильнее и сильнее ощущал в груди ледяной стержень.
      Глянув на приборы, он почувствовал холод и в затылке: стрелка компаса вертелась волчком, точно так же крутился шарик плавающего компаса, остановились бортовые часы, упала на нуль стрелка тахометра, хотя двигатель работал без всяких перебоев. И горючего было нуль...
      Потом зажглась лампочка пожарной тревоги и словно пробудила пилота Лешу.
      - Шеф, мы же горим! - объявил он. - А что приборы так... пляшут?
      - Где ты видишь огонь? - пытался сохранить спокойствие летнаб. - Двигло не горит, дымного следа нет...
      - Может, прыгнем, шеф? - Он стал щелкать триммерами управления.
      Дитятев ударил его по руке.
      - Спокойно, Леха! Набираем высоту! Приборы - ерунда, бывает. Машина старая.
      Может, в магнитную воронку попали. Знаешь, бывают такие, как на воде...
      - Не ври, шеф! - лишенным страха, совершенно трезвым голосом закричал Леша. - Мозги не пудри! Прыгать надо!
      Он стал пристегивать лямки спасательного парашюта, болтавшиеся на ручках кресла, торопился, получалось вкривь и вкось...
      - Попробуй связь! - хотел отвлечь его Дитятев. - Может, появилась...
      - Нет связи! Как только потерялась - все понял. Я все понял!
      - Что ты понял? Дуралей...
      Леша приподнялся в кресле и боком, вниз головой вывалился из кабины в салон.
      Сорвавшиеся с его головы наушники хлестанули летнаба по лицу.
      - Назад! Назад, сказал! - рявкнул он. Но даже обернуться не мог, словно пригвожденный к креслу этим заиндевелым стержнем.
      Пилот уже открыл дверь и висел в проеме, обдуваемый ветром. И был почему-то в одних носках...
      Дитятев не видел, как он прыгнул. Каким-то странным образом пошло время - толчками, пунктирной линией. Потом, кажется, и вовсе остановилось. Краем глаза он заметил, что в салоне уже никого нет и некому закрыть дверь.... Не выпуская штурвала, он попробовал включить триммер, однако что-то сломалось, или он сам что-то делал неправильно - плохо слушались пальцы. Потом хотел набросить на плечи лямки парашюта, но вдруг увидел впереди, прямо по курсу, взлетно-посадочную полосу: белесые прямоугольники бетонных плит уходили к горизонту и, нагретые за день, исходили колышащимся маревом...
     
     
      Поспелов давно чувствовал, что из родного отдела надо куда-нибудь уходить. Тучи над головой сгущались с нарастающей силой после каждой операции, в результате которой появлялись трупы. Специальный прокурор выносил вердикты о правомочности применения оружия и всякий раз задавал один и тот же вопрос:
      - Почему преступников у нас судит не суд, а старший разведчик Поспелов?
      А потом, когда случалось встретиться один на один, говорил мягче, но зато определенней:
      - Уходи ты куда-нибудь в дежурную часть! Не видишь, над тобой висит рок. Тебе нельзя стрелять. Судьба, брат, вещь серьезная.
      Спецпрокурор исповедовал религию фатализма. И был прав, когда после очередной операции с крупной перестрелкой между спецслужбой и охранниками банка оказалось сразу два трупа, и в обоих обнаружили пули от автомата, принадлежащего Георгию Поспелову. Тогда ему влепили выговор, хотя вердикт был прежний - правомерно.
      Последней каплей стало задержание двух человек, которые выносили из здания правительства коробку с полумиллионом долларов. Обошлось без стрельбы, однако личности эти оказались из команды президента, поднялся невероятный шум, потому что спецслужбы вторглись в некую заповедную зону, предали огласке запрещенную тему и за это поплатились. Поспелова отправили на аттестационную комиссию, где выплыл еще один странный факт - телефон Поспелова оказался в записной книжке погибшего журналиста Морозова. Объяснить, как и почему, можно было, но никто бы не поверил. Поэтому старшего разведчика майора Поспелова вывели за штат.
      Проболтавшись месяц с пользой для дела - разменял квартиру и разъехался с бывшей женой, - Георгий вдруг получил короткую депешу от Лугового. Телефона по новому месту жительства не было и пока не предвиделось. Бывший начальник сообщал, что через недельку вернется из командировки и непременно встретится с ним по поводу работы. Поспелов воспрял, суеверно загадал желание и поклялся себе, что на новой службе, какая бы она ни была, он не будет никогда стрелять, замечать какие бы то ни было манипуляции с коробками, чемоданами и прочими объемными предметами, а также давать согласие на помощь даже самым талантливым журналистам. Никто не знал, что Морозов получил номер домашнего телефона Поспелова через однокашника Витю Егоршина, сотрудника особого отдела в Западной группе войск. А получил для того, чтобы в нужный момент обратиться за помощью по разминированию некоей важной посылки, о содержании которой Поспелов тогда не знал. И догадался, лишь когда заминированный кейс рванул в руках у журналиста, слишком торопливого и самоуверенного. Те, кто посылал ему важные документы, разумеется, себя обезопасили, установив в кейсе довольно простой самоликвидатор, чтобы ни одна бумажка не попала в чужие руки. И адресат был проинструктирован.
      Телефон Поспелова остался в книжке невостребованным...
      Итак, не стрелять, не замечать, не помогать!
      Встреча с Луговым несколько поубавила пыл: бывший начальник отыскал место в отделе, который занимался стихийными бедствиями, чрезвычайными ситуациями и авариями. От наводнений до землетрясений и вулканических извержений. Можно было представить себе будущую работу...
      - А тут ошибки нет? - кисло спросил Поспелов. - Может, там разведчик недр требуется?..
      - Топай к Зарембе и не ломайся, - приказал Луговой. - Он уже и с кадрами вопрос решил. Ты ему подходишь по всем статьям, обещал немедленно включить в работу...
      Отдохнешь там годик-другой, назад выцарапаю.
      Полковника Зарембу Георгий знал весьма относительно, и то лишь потому, что Александр Васильевич был чуть ли не чистокровным цыганом, носил соответствующее прозвище и придерживался соответствующего имиджа, в оперативную свою молодость украсив зубы золотыми коронками. Те, кто поддерживали с ним более близкие отношения, говорили, что это невероятно веселый и добродушный человек, мастер камуфляжа, перевоплощений и мистификаций, между прочим, доктор технических наук и, естественно, страстный поклонник конного спорта.
      Топая по коридорам и лестницам, Георгий внезапно встретил на пути спецпрокурора, приложившего руку к судьбе старшего разведчика.
      - Ну как? - спросил тот участливо. - Ты, брат, извини, но я рекомендовал на комиссии из чистых побуждений. Тебе во благо. По такой ты кромочке ходил - дух спирает. Не раз могли подставить. Ты у бандюг был на заметке, и еще кое у кого... Они бы тебе подкинули пацана с игрушечным пистолетиком, а мне бы пришлось тебя усаживать лет на десять.
      - Спасибо за заботу, - довольно откровенно сказал Поспелов. - Я учел. Иду вот наниматься к Зарембе. То ли жокеем, то ли вулканологом.
      - Во, это как раз для тебя в нынешней ситуации! - одобрил законник. - Но скажи ты мне, брат, как все-таки твой телефончик очутился в записной книжке журналиста?
      Перед этим нельзя было валять ваньку и прикидываться лохом...
      - Через бывшую мою супружницу очутился, - подкинул свою версию Георгий. - Она же вращалась в тех кругах - журналисты, художники, писатели. Думаю, где-нибудь в домжуре пересеклись, вот и сунула телефон.
      - А что, сама не помнит? - не поверил законник. - Имя-то известное...
      - Известным-то стало после взрыва, - отпарировал Поспелов. - А до - кто его знал?
      Кто видел на лице его печать судьбы?
      - Резонно, - удовлетворился фаталист.
      В кабинете Зарембы вместо портрета очередного вождя над головой висела лошадиная морда - нервная, точеная головка в сплетении кровеносных жил под тонкой кожей.
      - Бахталы, рома! Бахталы, дорогой! - засверкал золотом зубов и маслом темных глаз необычный полковник. - Как ты мне нужен! Я без тебя - голый король, некованый жеребец на льду. Садись, говорить будем, пиво пить будем, настоящей воблой закусывать.
      Видимо, от пива под малиновым жилетом Зарембы колыхался "трудовой мозоль", добавляя ему солидность цыганского барона. Бутылки с темным баварским лежали в холодильнике штабелем, черные, припотевшие, как раз для первых жарких дней, выдавшихся в конце апреля. Георгий прикидывал, как потечет разговор - будет прощупывать, испытывать настроение, расписывать свою службу, мыть кости начальникам; одним словом, типичная ознакомительная беседа, пусть даже разбавленная пивком и сдобренная воблой. Однако полковник зашел с другой стороны.
      - Покажи-ка руки, - после первой бутылочки и пустячного диалога о сортах пива вдруг предложил Цыган. - Хорошие у тебя руки, крепкие, рабочие, жилистые... Знаю, личное дело смотрел. Ты же у нас родился в сельской местности, в колхозе рос, крестьянский труд знаешь. Коса, вилы в руках держатся... Или отвык?
      - Да как сказать? - усмехнулся Георгий. - Давно не кашивал, давно не м"тывал...
      - А придется, Георгий! Придется вспомнить матушку-землицу, скотинку, хозяйство...
      - Вообще-то я некоторым образом оперативник, - без навязчивого сарказма проговорил Поспелов. - Конечно, я не прочь вернуться в юность, раззудить плечо...
      Но на месяц, не более. Нельзя возвращаться туда, где тебе было хорошо.
      - Тебе и будет хорошо! - подхватил Заремба и ловко вскрыл новую бутылочку. - Сам тебе завидую! Поживешь там - уезжать не захочешь. Поселю я тебя в места благословенные, сказочные. Отдаленно напоминает чем-то Швейцарию: горки, сосновые боры, речка с заводями, с кувшинками, а воздух! Сладкий воздух!

К титульной странице
Вперед