На зеленое духовенство возлагается, кроме обязанностей
культа, решение двух задач. Первая - та сторона воспитания
подрастающих поколений, которая, будучи обогащена и пронизана
духовностью стихиалей, заменит плоское и отупляющее физическое
воспитание наших дней. С этим связывается и ведущая роль в
преобразованных организациях молодежи, и участие в организациях
естественнонаучных, агрономических, зоовоспитательных.
Деятельность такого рода потребует не столько углубленных
и универсальных знаний или жизненного опыта, сколько юношеской
энергии, силы, телесной гармоничности и красоты, задора и
неистощимой жизнерадостности. Как ясно вижу я этих веселых
загорелых юношей и девушек в изумрудно-зеленой одежде, с
зеленой накидкой на плечах в свежую погоду, всегда и везде
босых, одинаково ловко и ладно ухаживающих за цветниками и
прыгающих с шестом, ощущающих в ритуальном танце близость
светлых стихиалей или, под хоровое пение молодых голосов,
совершающих приношение цветов и плодов Луне и Солнцу! Я
представляю их окруженных школьниками или читающих лекции для
подростков; легкой поступью расхаживающих по шумным улицам или
беспечно валяющихся на лугу, закинув руки за голову и глядя в
небо. Счастливцы! Как прекрасна будет их молодость, как
гармонична жизнь, как полна любовь, какие чудесные будут у них
дети!
Но перед зеленым духовенством станет еще другая задача:
руководство во всем, что касается преобразования и просветления
природы. Для этого будет уже недостаточно молодости, силы и
чистоты: потребуются опыт и знания. Опыт жизненный и опыт
духовный, знания научные и знания трансфизические. Мне кажется,
все это может приобретаться с годами, параллельно с работой в
храмах стихиалей и в школах; если для этого когда-нибудь и
понадобится этап уединения, то это уединение должно протекать,
конечно, среди природы, может быть в заповедниках.
Вот приближается к концу изложение концепции. Я вполне
отдаю себе отчет в ее чрезвычайной сложности и в том, насколько
мало найдется людей, чья духовная потребность была бы
достаточно сильна, чтобы заставить их преодолеть трудности этой
книги. Со временем число таких людей будет возрастать, придут и
истолкователи, и популяризаторы. Но, с другой стороны, ученые
будут восполняться духовным опытом многих и многих других, и в
эпоху господства Розы Мира сложность учения сделается так
велика, что лишь единицы смогут понять его и обнять во всех
частностях. И пусть! Это хорошо, что в учении останется
эзотерическая глубь: не всегда и не все должно выносить на
площадь, даже если это площадь Верграда.
И все же для меня особенно радостными бывают те часы,
когда мне удается (иногда это приходит само собой) уловить
отголоски той великой праздничной службы, которая совершается
перед лицом многих десятков тысяч человек и в которой участвуют
- единственный раз в году - все пять священств Розы Мира. До
моего сердца доносятся звуки золотых труб - высоко-высоко, под
самым куполом на главной башне великого храма. Город еще во
мгле, а купол и эти трубы уже загорелись в солнечных лучах:
поднимается день летнего солнцеворота. Я слышу мелодию, я вижу,
как распахивается в храме заалтарный проем, и алый диск, еще
перерезанный зубчатой линией городского горизонта, является
перед народом. Я вижу вокруг престола в алтаре представителей
всех священств и среди них священнослужительницу Приснодевы и
священнослужительницу Великих Стихиалей. Я различаю, как все
предстоящие - их семь - протягивают над престолом правую руку.
Я не могу различить, что за таинство совершают они, но вижу
гармонию их медленных движений и слышу, как обращается к Солнцу
старший из них, верховный наставник человечества:
- Слава тебе, восходящее Солнце!
Громоносные хоры повторяют эти слова, и снова трубят
золотые трубы снаружи
храма, под куполом.
- Слава тебе, возносимое сердце!- различается второй
возглас верховного наставника, и я вижу, как он, сопровождаемый
иерархами всех священств, направляется через распахнутый проем
на восточную террасу. И когда замолкает гром хора и трубы в
третий раз повторяют свой напев, я вижу, как верховный
наставник приближается к парапету над площадью и возглашает,
поднимая на фон алого диска крылатое сердце-лампаду, светящуюся
изнутри:
- Благословенна желанная встреча в зените!
ГЛАВА 4. КНЯЗЬ ТЬМЫ
Многое воспринимаю я при помощи различных родов
внутреннего зрения: и глазами фантазии, и зрением
художественного творчества, и духовным предощущением. Кое-что
вижу и тем зрением, которым предваряется долженствующее быть.
Но все, что я вижу впереди, - для меня желанное; и нередко я
совершаю, может быть, незаметную подмену, принимая желаемое за
объективно предназначенное к бытию.
Такая подмена больше не может иметь места, коль скоро взор
направляется в дальнейшую тьму времен и различает там не
желаемое и радующее, а ненавидимое и ужасающее.
Не странно ли, что Роза Мира, долгое время господствуя над
человечеством, все-таки не сможет предотвратить пришествия
князя тьмы? - Да, не сможет. Ко всеобщему величайшему горю - не
сможет. Не сможет, хотя и будет всеми силами стремиться
отсрочить его приход, чтобы закалить для борьбы с ним
наибольшее число умов и сердец человеческих.
При благоприятном решении ряда исторических дилемм она
действительно водворит на земле условия Золотого Века. Она
упразднит государственное и общественное насилие. Она устранит
какую бы то ни было эксплуатацию. Она ослабит хищное начало в
человеке. Она смягчит нравы народов до той степени, на какую
намекают нам вещие сны светлых мечтателей прошлого. Она откроет
перед людьми пучины познания об иных мирах и о путях
восхождения Энрофа. Она поднимет некоторые виды животных до
овладения речью и до разумно-творческого бытия. Неослабными
предупреждениями о грядущем князе мрака она заранее вырвет
из-под его духовной власти мириады тех, кто без такого
предупреждения мог бы быть им обольщен и вовлекся бы в колесо
горчайшего искупления. Ее грандиозный Синклит - Аримойя - преобразит некоторые из чистилищ в миры духовного врачевания.
Но останется несколько противоречий, которых не сможет
разрешить и она: их вообще нельзя разрешить до тех пор, пока
человечество, как говорил Достоевский, не переменится
физически.
Такие противоречия можно смягчить, сгладить, временно
заглушить, но устранить их корень нельзя, потому что корень их
- в том эйцехоре, которое, со времен падения Лилит, свойственно
всем живым существам Энрофа, кроме тех, кто изжил его и
испепелил в ходе своего просветления. Главнейшие из этих
противоречий психологически выражаются наличием в человеке
импульса жажды власти и сложной, двойственной и противоречивой
структурой его сексуальной сферы.
Действуя то порознь, то вместе, эти импульсы создают
тяготение ко злу, свойственное почти каждому человеку, и
способность подпадать обаянию зла в его различных видах, а
иногда даже беспримесному злу, не маскирующемуся уже никакими
личинами Блага.
Нужно ясно представить себе ту атмосферу гармонического
спокойствия, которая воцарится на земле к эпохе седьмого или
восьмого понтификата Розы Мира. О деспотизме государств, о
войнах, революциях, голоде, бедности, эпидемиях эти поколения
будут узнавать только из книг и памятников искусства. Не
отвлекаемые социальной борьбой, силы будут уходить на духовное
и физическое совершенствование, на утоление жажды познания и
жажды творчества, на личную жизнь, несравненно обогатившуюся,
усложнившуюся и расширившуюся.
Насколько я могу различить - хотя это и удивляет меня, - постоянной столицы мира, то есть города, постоянно остающегося
резиденцией верховных наставников и Верховного Собора Розы
Мира, не возникнет. Кажется, при каждом новом понтификате
столица мира будет переноситься в главный город той страны,
которая выдвинула данного верховного наставника. Во всяком
случае, Дели и Москва окажутся столицами по два раза. Последней
открытой резиденцией верховных наставников, когда фактическим
властелином мира уже станет антихрист, а единая Церковь
человечества начнет уходить в катакомбы, будет, насколько я
понимаю, Токио.
Но, хотя всеобщее изобилие подорвет корни зависти
материальной, останутся нетронутыми корни зависти духовной, ибо
различная степень и различные виды одаренности будут выдвигать
одних - на руководящие роли, а других - на роли руководимых. С
течением эпох очертания интеллигенции совпадут с очертаниями
человечества. Но интеллигенция не будет единой, а производители
материальных благ перестанут ощущать себя солью земли. Проблемы
материального изобилия и комфорта, проблемы технические и
хозяйственные утратят свое преобладание. И глухое недовольство
начнет томить тех, кто считает себя производителями
материальных ценностей, чей душевный и умственный строй
заставляет их тяготеть к работе в областях промышленной
техники, хозяйства, агрономии, точных наук, изобретательства.
Техническую интеллигенцию не удовлетворит та подсобная роль,
которую предстоит ей играть при пятом, шестом, седьмом
понтификате, ибо тогда первенствовать будут круги, работающие
над проблемами этическими, эстетическими, трансфизическими,
метаисторическими, зоовоспитательными, религиозными. Вот это-то
глухое недовольство и зависть к положению интеллигенции
гуманитарной и окажется одной из общественно-психологических
предпосылок для движения, которым воспользуется явившийся в
человеческом облике противобог.
Если Роза Мира придет к этическому контролю над всемирной
государственной властью, то между этим моментом и сменою эонов
должно протечь, если я не ошибаюсь, около двадцати шести
верховных понтификатов. Но из этого числа на эпоху господства
Розы Мира придется, кажется, семь или восемь, не больше девяти.
Остальные будут протекать в период царствования антихриста и в
следующий затем период последних исторических катаклизмов.
Несколько самых последних понтификатов будут очень короткими, а
кончины этих верховных наставников - мученическими, ибо
властелин мира изыщет способы преждевременно сократить их
жизненные пути. В числе верховных наставников, которые
преемственно воспоследуют друг за другом, будут русские и
индусы, китайцы и уроженцы разных стран Америки, немец и
абиссинец, испанец и еврей, японец и малаец, англичанин и араб.
Но предательства Божьего дела не совершит ни один. Последний из
верховных наставников, тот, при котором исполнится смена эонов,
выйдет из маленького, бедного североазиатского народа, в наше
время едва приобщившегося цивилизации.
В этой галерее водителей мира я различаю более или менее
отчетливо двоих. Одному из них суждено стать верховным
наставником, кажется, сразу после того референдума, который
предопределит превращение Всемирной федерации в монолит. Передо
мною вырисовывается личность исполинского духовного роста.
Мудрость и нездешнее спокойствие, веющие от этого человека,
наталкивают на мысль, что, если вообразить Гаутаму Будду
коронованным и соединившим достоинство Нирваны с верховной
властью над человечеством, можно приблизиться к представлению о
блистательном величии этой судьбы и этой души. Облик его
заставляет меня предполагать, что этот человек выйдет из недр
Китая.
Одним из его ближайших преемников явится другой духовный
великан, в гирлянде прежних жизней которого выделяется
удаленное во времени звено, когда он проходил по земле в облике
одного весьма известного государя империи Гогенштауфенов. Он и
на этот раз примет инкарнацию в том же народе, в Германии. При
нем завершится полное воссоединение христианских церквей и
сочетание всех религий правой руки в свободной унии.
Я уже столько раз указывал на то, как отразилась
недовершенность миссии Христа в ущербности средневекового
христианства и как из психологического климата, создавшегося на
Западе вследствие этой ущербленности церкви, возникло
антидвижение: Ренессанс, Реформация, Революция, безрелигиозная
наука и демонизирующаяся техника - стремительный полет Красного
всадника Апокалипсиса. При Белом всаднике будет сделано все
возможное, чтобы высвободить науку и технику из-под власти
демонизирующих начал. Науку и технику попробуют сопрягать с
трансфизическим знанием и с этикой, их заставят работать
единственно в целях всеобщего благосостояния, гармонизируя,
поелику возможно, взаимоотношения цивилизации и природы. Но
специфика техники - ее рассудочность, утилитарность и
бездуховность не преодолеются тем одним, что перед техникой
будут поставлены более возвышенные задачи, а ее методам будет
навязан этический контроль. Эта внутренняя бездуховность и
утилитарность сохранятся до тех пор, пока именно эти свойства
техники не понадобятся пришедшему во плоти противобогу.
Технический прогресс, вызванный безрелигиозной эрой, останется,
в сущности, нерешенной проблемой и, как флегмона, развивающаяся
на организме человечества, прорвется на рубеже антихристова
царства.
Жажда власти и жажда крови тайно шевелятся на дне многих
душ. Не находя удовлетворения в условиях социальной гармонии,
они толкнут некоторых на изобретение доктрин, ратующих за такие
социальные и культурные перемены, которые сулили бы в будущем
удовлетворение этих неизжитых страстей. А других будет томить
скука. Она перестанет быть гостьей, она сделается хозяйкой в их
душевном доме, и лишенное коллизий общественное бытие начнет им
казаться пресным. С тоской, с раздражением и завистью будут эти
авантюристические натуры знакомиться по книгам с насыщенной
приключениями, столкновениями, преступлениями и страстями
жизнью других эпох. А наряду с такими индивидуальностями в
человечестве выявится еще один слой: чем сытее, благополучнее
будет их существование, тем мучительнее начнет язвить этих
людей связанность сексуальных проявлений человека путами
морали, религии, традиции, общественных приличий, архаического
стыда.
Инстинкт морально-общественного самосохранения держит, со
времен родового строя, самодовлеющую сексуальную стихию в
строгой узде. Но вряд ли выдержала бы долго эта узда, если бы
она выражалась только во внутренних самоусилиях человека; если
бы общественное принуждение не приходило ей на помощь в виде
социальных и государственных узаконений. Здоровый инстинкт
самосохранения говорит, что снятие запретов со всех проявлений
сексуальной стихии без разбора чревато разрушением семьи,
развитием половых извращений, ослаблением воли, моральным
растлением поколений и, в конце концов, всеобщим вырождением - физическим и духовным. Инстинкт морально-общественного
самосохранения силен, но не настолько, чтобы предохранить
общество от этой опасности без помощи государственных законов,
юридических норм и общепринятых приличий. Здоровый инстинкт
силен; но когда с инстинкта сексуальной свободы срывается
внешняя узда, этот второй инстинкт часто оказывается сильнее.
Не следует бояться правды: следует признать, что этот
центробежный инстинкт потенциально свойственен, в той или иной
мере, большинству людей. Его подавляют внутренние противовесы и
внешнее принуждение, он угнетен, он дремлет, но он есть. О,
сексуальная сфера человека таит в себе взрывчатый материал
невообразимой силы! Центростремительный инстинкт
морально-общественного самосохранения притягивает друг к другу,
спаивает элементы личной жизни каждого из нас: благодаря ему
личная жизнь среднего человека являет собой некоторую систему,
некоторую элементарную стройность, подобно тому, как в
микромире нуклоны образуют плотно спаянное ядро атома. Но если
найти убедительное и обаятельное учение, которое убаюкало бы
человеческий страх перед снятием узды с инстинкта абсолютной
сексуальной свободы, произойдет моральная катастрофа, подобных
которой еще не происходило никогда. Высвобождение центробежной
энергии, заложенной в этом инстинкте, могло бы, переходя в
цепную реакцию, вызвать такой сокрушительный
общественно-психологический переворот, который сравним с
высвобождением внутриядерной энергии в области техники.
То, что я сейчас говорю, останется, боюсь, для многих
непонятным и враждебным. Слишком прочно укоренилась в нашем
обществе недооценка значения сексуальной сферы. Тем более
неприемлемой покажется мысль, будто именно эта сфера таит в
себе такие разрушительные возможности. Легко представляю себе,
как возмутит благонамеренного читателя подобный прогноз и с
какой поспешностью окрестит он его пустым домыслом, возникшим
из замутненности этой сферы не в человечестве вообще, а только
у самого автора. Ах, если бы это было так. Нет сомнения, что
соблазны Дуггура остаются в психике большинства из нас пока что
вне круга осмысляемого. Меньшинство же, не подозревая об их
трансфизическом источнике и боясь признаться в этих искушениях
даже перед собой, в полном уединении, тем не менее смутно их
осознает. Рассчитывать на человеческую откровенность об этом с
окружающими было бы слишком простодушно. Лишь ничтожное число
людей, сознавая эти соблазны с совершенной отчетливостью,
готово не скрывать их в тайниках души, а, напротив, дать им
волю при первом случае. Но робкое в этом отношении большинство
сделается несравненно отважнее, когда самые авторитетные
инстанции - научные, общественные и религиозно-государственные
провозгласят необходимость полной сексуальной свободы,
неотъемлемое право на нее каждого человека и системою
многообразнейших мер будут ей способствовать, поощрять ее и
оборонять.
Жаждать власти будут сотни и тысячи. Жаждать сексуальной
свободы будут многомиллионные массы.
Освобождение от уз Добра - вот каково будет настроение
многих и многих к концу Золотого Века: сначала - подспудное, а
потом все откровеннее и требовательнее заявляющее о себе.
Человечество устанет от духовного света. Оно изнеможет от
порываний ввысь и ввысь. Ему опостылит добродетель. Оно
пресытится мирной социальной свободой, - свободой во всем,
кроме двух областей: сексуальной области и области насилия над
другими. Заходящее солнце еще будет медлить розовым блеском на
мистериалах и храмах Солнца Мира, на куполах пантеонов, на
святилищах стихиалей с их уступами водоемов и террас. Но сизые
сумерки разврата, серые туманы скуки уже начнут разливаться в
низинах. Скука и жажда темных страстей охватят половину
человечества в этом спокойном безвластии. И оно затоскует о
великом человеке, знающем и могущем больше всех остальных и
требующем послушания во всем взамен безграничной свободы в
одном: в любых формах и видах чувственного наслаждения.
Ведь и сама Роза Мира будет состоять не из праведников
только, но из людей, стоящих на самых разных ступенях
нравственного развития. Задачи всемирной церкви обретут с
самого начала столь огромные очертания, они будут столь обширны
и многочисленны, что ограничить число активных членов Розы Мира
одними только людьми высокоидейными и морально безупречными не
найдется никакой практический возможности. Суровость искуса - мера, конечно, необходимая, но это не панацея. Как и в любое
сообщество людей, даже основанное на самых возвышенных
принципах, в нее проникнут люди, не свободные от любоначалия,
от тщеславия, от жажды повелевать, от чрезмерной привязанности
к комфорту, от нетерпеливого и жесткого отношения к другим.
Мглистый эгрегор создастся и вокруг Розы Мира, как создавался
он вокруг церквей прошлого. Углубленная мистическая
сознательность ее руководства воспрепятствует разбуханию этого
эгрегора в плотный клуб, заслоняющий Аримойю. Но полное его
уничтожение окажется, конечно, неосуществимым. И естественно
поэтому, что даже в среде Верховного Собора найдутся отдельные
люди, которые не устоят против искушений князя тьмы, а на
нижних ступенях посвящения такие люди обнаружатся со временем в
значительном числе.
В условиях широкой идейной свободы зашевелится сперва
тайная, а потом и явная религия левой руки. Ядовитым цветком
вырастет она из массовой тоски по темному избавителю от уз
Добра, и содержанием ее сделается поклонение Гагтунгру как
некоему Прометею, вечному мятежнику, борцу за истинную свободу
всех, а целью этой квазирелигии станет подготовка людей к
признанию грядущего анти-Логоса.
О, конечно, человечество не будет иметь недостатка в
предостережениях. Разве не предупреждали об этом уже в далеком
прошлом Евангелие, даже Коран, даже Махабхарата? Разве мало
было великих духовидцев и на Западе, и на Востоке, твердивших о
неизбежности грядущего антихриста? Все понтификаты Розы Мира,
от эпохи соединения религий до появления на исторической арене
этого чудовищного существа, будут концентрировать свои усилия
на этом предостерегающем труде. Но при величайшей идейной и
культурной свободе никакого оружия, кроме слова, не останется в
их руках. Под давлением крайне левых кругов общества будут
незаметно сняты, наконец, последние запреты, еще ограничивавшие
свободу слова: запрет нарушения норм общественного стыда и
запрет кощунства. Именно это и откроет широкий доступ предтечам
великого исчадия тьмы к сердцам человеческим.
Немало найдется таких предтеч, но, кажется, крупнейшим из
них намечается создатель такой культурно-исторической и
социально-нравственной доктрины, которая сконцентрирует
внимание именно на том факте, что при наличии множества свобод
человечество все еще остается якобы рабом сексуальной
ограниченности, рабом ложного стыда, предрассудков и
старомодных норм, - норм, поддерживаемых и Розою Мира, и всем
устаревшим общественным укладом. Мне кажется, что книга этого
мыслителя будет той самой книгой "Открытый путь", относительно
которой Владимир Соловьев предполагал, что она выйдет из-под
пера самого антихриста. Нет: блестящий, обаятельнейший,
остроумнейший из французов, предтеча этот станет властителем
дум целого поколения. Вряд ли будет этот носитель темной миссии
отчетливо сознавать, кому он служит и кому предшествует. При
всей гениальности его ума, мистический разум его будет закрыт
почти наглухо. И когда долгожданный избавитель явится,
французский мыслитель настолько поразится его сверхчеловеческим
величием, что воскликнет с ликованием и восторгом: "Вот - тот,
кого ждет весь мир и о ком я говорил!" - И лишь гораздо
позднее, когда явившийся достигнет всей полноты власти и
обнажит свое подлинное лицо, его предтеча покончит сам свои
счеты с жизнью. Да, он будет гениальным мыслителем, да, да. Но
перед тем, кому он уготовит путь, он окажется пигмеем. Перед
тем, кому он уготовит путь, пигмеями окажутся все, жившие в
Энрофе в любых странах и в любые века, кроме одного только
Иисуса.
Будет ли он человеком?
И да, и нет.
Уже не раз говорилось о том, как в течение веков и веков,
жизней и жизней облекалась в покровы из демонической
материальности - темный шельт, астрал и эфир - монада одного из
императоров Рима, похищенная Гагтунгром из самого Ирольна.
Именно из такой демонической материальности, из агги, они были
сотканы, а не из сиайры, как у всех обитателей Энрофа и у всех
существ в мирах восходящего ряда. Говорилось достаточно и о
последней его инкарнации в России, и о том, как вследствие
сопротивления Провиденциальных сил Урпарпу не удалось сделать
тогда из него темного универсального гения. Но дважды
предотвратить вкладывание в это существо даров темной
гениальности - невозможно: теперь Урпарп уже знает, как
оградить свое чадо от этих враждебных ему трансфизических
операций. В Энроф он больше не выпустит его до тех пор, пока не
обеспечит ему возможности полного владения всеми дарами,
необходимыми для успешного выполнения исторической роли
антихриста. Гениальная одаренность Сталина в области
тиранствования и его способность к гипнотическому порабощению
людских воль принадлежали к числу видимых для всех остатков тех
достижений, которыми ознаменовался предыдущий этап работы в
Гашшарве над этим существом, - работы, прерванной силами Света.
После его смерти в Энрофе и нового водворения в Гашшарву работа
была возобновлена в ускоренном темпе. Пройдя в Дигме последние
этапы подготовки, небывалое существо приблизится вплотную к
своему последнему, роковому рождению в эпоху седьмого или
восьмого понтификата.
Кажется, местом его рождения будет одна из стран Латинской
Америки, но это рождение, само по себе, обещает оказаться
совершенно особенным. Принужденная принять человеческий облик
для того, чтобы сделаться его матерью, Лилит по воле Урпарпа
примет этот облик без какого бы то ни было рождения: она не
будет нуждаться ни в отце, ни в матери, ни в детстве; она прямо
явится путем черного чуда в облике женщины. Явные нарушения
законов природы, сверхъестественные связи с грозными существами
иных миров, колдовские сказания и легенды окружат ее
кратковременную жизнь. Зачав физическое тело грядущего
анти-Логоса не от человеческого семени, а от сил самого
Гагтунгра, она вскоре после рождения младенца исчезнет из
Энрофа, так как эта ее миссия будет выполнена. И хотя позднее
Лилит явится в человечестве еще раз, но тогда ее миссия и ее
женственный человеческий облик будут иными; иным будет и само
явление ее, хотя столь же непостижимым, как предыдущее.
Как и у всех людей, физическое тело анти-Логоса будет из
сиайры.
Умнейший из всех, кто когда-либо жил, превосходящий
гениальностью всех гениев человечества без сравнения, он к
тридцати трем годам уже станет общепризнанным главой мировой
науки. Молниеносный охват мыслью сложнейших научных и
трансфизических проблем, мгновенное проницание в глубь
разнообразнейших дисциплин, и естественных и гуманитарных,
сверхчеловеческая работоспособность, беспримерная
разносторонность дарований, включая гениальность поэтическую и
зодческую, ряд фундаментальных открытий, которыми он начнет
обогащать человечество с головокружительной быстротой, показная
доброта к людям по праву стяжают ему наивысший авторитет в
глазах большинства населения земного шара. В некоторых научных
дисциплинах он произведет переворот, реабилитировав кое-какие
из принципов магии и несравненно углубляя и дополняя их тем
знанием, которое будет подаваться в круг его мышления из его
высшего, неисчерпаемого, самим дьяволом обогащаемого ума.
Он будет красив поражающей, но страшной красотой. Впрочем,
по чертам его лица будет трудно определить принадлежность этого
человека к какой-либо нации, даже к определенной расе, и он
будет казаться синтетическим воплощением человечества в одном
лице.
В возрасте около тридцати лет он примет духовный сан и
вскоре станет как бы вторым человеком в человечестве, с видимым
смирением дожидаясь часа, когда смерть верховного наставника
даст ему право через всемирный референдум возложить на себя эту
тиару самому.
И вот, ему исполнится тридцать три года - возраст, в
котором закончил свой путь по земле Иисус, - возраст,
отмеченный смертью и воскресением Планетарного Логоса. У людей,
обладающих исключительными мистическими дарами, этот возраст
нередко бывает рубежом, когда устанавливается неразрывная связь
их бодрствующего сознания с монадой. Именно в подобном возрасте
совершит этот человек свое первое необычайное чудо - акт,
действительно, беспрецедентный: свое физическое тело, доселе
состоявшее из сиайры, он превратит в тело, состоящее из агги.
Впервые за все время существования Энрофа на земле появится
существо, облеченное не в физическое тело, а в каррох. Минута
этой трансформы явится для него минутой ослепительнейшей
радости, ибо это будет действительно величайшая из побед,
отодвигающая от него в неопределенную даль опасность телесной
смерти.
Трансформа будет сразу же, конечно, замечена людьми, но ни
ее смысл, ни ее механизм постичь никому не удастся. Внешний
человеческий облик преображенного останется почти прежним, но
невыразимая жуть начнет излучаться от него ко всем, кто его
увидит даже на расстоянии. Прикоснувшийся к карроху человек
будет поражаем как бы электрическим разрядом. Правда,
непобедимая гипнотическая сила привлечет к нему многих женщин,
и те из них, которыми это существо будет обладать, несколько
умеряя убийственную силу своего прикосновения, будут воистине
неисчислимы. Но позднее он перестанет в этом ограничивать себя,
и каждая его наложница станет расплачиваться жизнью за
несколько секунд наслаждения. Ни для кинжала, ни для яда, ни
для пороха или динамита каррох окажется не уязвим. Только
оружие термоядерного типа могло бы погубить его; и впоследствии
найдутся отчаянные головы, которые отважатся даже на это. Но
все замыслы подобного рода будут раскрываться задолго до их
осуществления.
Волнение, которое вызовется в Розе Мира и среди всего
населения земли трансформой анти-Логоса, окажется необычайно.
Верховный наставник будет умерщвлен. Когда же чудотворец,
проведя фальшивый референдум, возложит на себя тиару, объявляя
себя вестником Мировой Женственности и подтверждая невероятную
силу своего волшебства тем, что вызовет новую, зримую всем
инкарнацию Лилит, выдаваемую им за воплощение Звенты-Свентаны,
- в монолитном до тех пор народоустройстве мира произойдет
непоправимый раскол. Половина человечества, в особенности
народы Азии, откажутся признать узурпатора и изберут другого
верховного наставника. Но вторая половина склонится перед
захватчиком как перед своим абсолютным главой и отпадет от Розы
Мира, восстанавливая институты политического и общественного
насилия. Насилию будут подвергаться, конечно, те, кто откажется
вручить антихристу свою волю.
Темные чудеса будут умножаться, потрясая сознание людей до
самых основ. Сказания о чудесах Христа покажутся мелкими.
Поднимется и покатится по лицу земли волна безумного
энтузиазма.
Одни страны - добровольно, другие - в итоге насилия и
обмана, но постепенно от Розы Мира отпадут все, и анти-Логос
сосредоточит в своих руках единоличную власть надо всей
планетой.
Но узурпатору не подчинится истинный верховный наставник.
Не подчинятся ему и миллионы, даже сотни миллионов людей во
всех странах мира. Наступит эпоха гонений, возрастающих от года
к году и по своим масштабам, и по методам, и по своей лютости.
При этом хитрость Гагтунгра сумеет даже героический протест
широких масс обратить себе на пользу. Тот неудачный кандидат в
антихристы, который был побежден предыдущим воплощением князя
тьмы и покончил с собой в финале второй мировой войны, теперь
явится самозванным вождем, увлекая на борьбу с властелином мира
толпы негодующих. При этом он будет яростно обличать Розу Мира
в слабости и в непротивлении, утверждая, что в борьбе с
исчадием тьмы хороши все средства без исключения. Это движение,
отрывающее от Розы Мира тех, кого не смог оторвать антихрист,
будет само темным насквозь, вовлекая сердца в воронку неистовой
злобы, жестокости и опустошающей ненависти.