На рубеже 60-70-х годов в странах Запада (в основном в США) был установлен ряд рекордов в области общественной нравственности, или того, что американцы называют "public behaviour".
Впервые на сцене была показана полная нагота - в мюзикле "Волосы", причем это достижение было скоро превзойдено: в спектакле "О! Калькутта!" обнаженные актеры и актрисы переступали последнюю границу условности, отделяющую театральную эстетику от трущобной эротики (как писал один критик, после этого представления, "не осталось уже ничего запретного").
Впервые в официальной обстановке были употреблены слова, считавшиеся раньше пригодными только для мазни на стенах. Пионером в этом рискованном предприятии оказался американский комик Бадди Хэккет, который в 1973 году (рекорд немедленно зарегистрировала пресса) превзошел все ожидания концертной публики неслыханной вольностью очередной шутки.
Впервые кинознаменитость одарила репортера, ищущего сенсаций, не только душевным откровением, но и полным самообнажением, воедино связав интервью и стриптиз. Это памятное событие было запечатлено фотообъективами и предано огласке в книге преуспевающего "соглядатая звезд" (как его рекомендует аннотация) Эрла Уилсона "Зрелищное предпринимательство без прикрас". Примечательная книга, в которой автор не только рассказывает о чужих рекордах, но и ставит свои. Вряд ли кто до него решался писать о Джоне Кеннеди как о "гиганте секса" или оценивать телосложение его вдовы прицельно-изучающим взглядом анатома или мясника ( "мало мяса, одни только кожа да кости"). И что любопытно: в персонажах Уилсона ходит светская элита, "сливки общества", включая артистов, политиков, писателей, бизнесменов, и все они в той или иной мере допускали до себя этого "соглядатая", зная, какие тайны он пришел выведывать.
Кажется, все на свете должно быть рассмотрено как тело, истолковано как позыв, иначе публика не поймет, не оценит. "Мы все принадлежим Генитальной Генерации...- заявляет Уилсон.- Весь так называемый цивилизованный мир выставляет себя напоказ. Несколько лет назад многое из теперешнего могло бы подвергнуться аресту за непристойное самообнажение".
Действительно, в 60-е годы, когда в зенит вошло движение молодежного протеста, самообнажение воспринималось как угроза общественному порядку и приравнивалось чуть ли не к политическому выступлению. Нагота и непристойность были принадлежностью мятежной контркультуры и находили в ее рядах пророков и поэтов. В "Очерке об освобождении" Г. Маркузе от лица "новых левых" призывал к "систематическому языковому бунту": "Если при переименовании заимствуются понятия из сексуальной сферы, то это согласуется с великой целью раскрепощения культуры - целью, по мнению радикалов, жизненно важной для освобождения". Поэт Аллен Гинзберг, выступивший в конце 50-х - начале 60-х годов от
Wilson Earl. Show business laid bare. N. Y,, 1974, p. 57.
имени битнического поколения, славил в своих стихах "нагие трепетные тела, упавшие с небес и вытянутые в ожидании", и занимал позицию деятельного изыскателя плотских тайн: "отворяю зады, изучаю, ноги закинуты, скрючены" и т. д. (книга "Бутерброды натуры", 1963). Теперь "понятиями из сексуальной сферы" играет присяжный комик на потеху веселящейся публики из "кварталов Истэблишмента", а тайное и явное соглядатайство становится уделом таких дельцов развлекательной отрасли, как Уилсон. Главное же - в подобной и даже более радикальной откровенности никто уже не усматривает гордого притязания на оппозицию или бунт, скорее очевидна примитивная жажда коммерческого успеха.
Принципиальная разница между 60-ми и 70-ми годами состоит как раз в этом: "революция" в области секса или по крайней мере то, что носило это громкое имя, открыто перерождается в коммерцию и предпочитает скромно именовать себя "зрелищным предпринимательством" или "новым досугом". Движение За сексуальную свободу, входившую в политическую программу "новых левых" и в образ жизни хиппийских колоний, не было подавлено (отдельные стычки с полицией не в счет) - оно просто-напросто исчерпало себя, превратившись в факт сексуальной вседозволенности. Радикальная контркультура 60-х годов определила во многих чертах официально-массовую культуру 70-х годов, войдя в нее через отмену прежних моральных запретов. Переход от "негации" к "интеграции", как выразился бы Г. Маркузе, состоялся по давно знакомой схеме: спрос рождает предложение. В требованиях молодых мятежников умудренные правители решили благоразумно усмотреть всего лишь спрос на определенного рода товары, прежде всего возбуждающие и удовлетворяющие чувственные потребности,- и переполнили ими рынок.
1. "Рекорды" вседозволенности ставились на границе этих двух культур и обозначали ее постепенное преодоление. Например, такие спектакли, как "Волосы" и "О! Калькутта!", возникли в среде радикально настроенной интеллигенции и поначалу были достоянием левоавангардистского театра. Но довольно скоро их включили в свой репертуар коммерческие труппы, причем не только в Нью-Йорке с его стойким духом артистической богемы, но и в славящемся чопорно-аристократическим вкусом Лондоне (первая постановка "О! Калькутта!" - летом 1971 года); стало ясно, что "подполье" вышло в "устои", что на разнузданные повадки сексуальной свободы надета крепкая узда эстетической моды.
Нагота и непристойность поступили в продажу. Отличие "генитального" поколения 70-х годов от битников и хиппи 50-х и 60-х именно в том, что оно покупает на рынке и оплачивает деньгами те рискованные удовольствия и дерзкие эксперименты, которыми их предшественники упивались как дарами свободы в узком и бескорыстном кругу единоверцев.
Очевидно, для бунтарей, ставших образцами для модников, эта победа ненамного отличалась от поражения. Правда, кое-кто из консерваторов стал поговаривать о "размягчении структуры", о "подрыве ответственности"; концепция "репрессивного общества", популярная среди радикалов-шестидесятников, обрела к 70-м годам противовес в виде концепции "пермиссивного общества" ("permis-sive society" может быть по-русски передано с некоторым усилением как "общество вседозволенности")'. Дескать, общество страдает не от принуждения и насилия, а от распущенности и терпимости. Но тревога консерваторов в данном случае вряд ли обоснованна: вольность нравов не покушается на основы предпринимательства, "все дозволенное" в этой области легко можно купить в магазине "игрушек для взрослых", затребовать через специальную посредническую контору или "журнал объявлений"2. Свобода секса, вопреки пожеланиям и предсказаниям ее теоретиков, обернулась свободой обращения соответствующих товаров - вещей и услуг.
Этот просчет был глубоко заложен в самом первоначальном проекте "сексуальной революции", какой мы находим у австрийского психотерапевта Вильгельма Райха (расцвет его деятельности приходится на 20 - 30-е годы нашего века, но его учение о "свободном изживании
1. См., напр.: Gummer John S. The Permissive Society. Fact or Fantasy? L., 1971.
2 Ср. типичное объявление, напечатанное в одном из таких журналов - калифорнийском "Выбирай" (каждый номер содержит примерно 6000 объявлений) :^" Служащий и его жена хотели бы встретиться с другой парой... все""" допускается, кроме боли... она прелестна, он осторожен... широкий круг благоразумно дозволенных эротических интересов... либерально настроенный, с хорошей выносливостью... вам понравится, мне тоже" (Цит. по кн.: Wilson Earl. Op. cit., p. 12). Поразительно сочетаются в этой самохарактеристике распущенность и расчетливость, чувственность и рассудочность, отражающие двойственное бытие секса-товара.
сексуальности" вдохновляло лидеров и теоретиков "новых левых" в 60-е годы'). Вину за психические заболевания Райх возлагал на буржуазное общество, которое своей моралью принуждает человека к воздержанию и самоограничению, тогда как истинное здоровье состоит в свободном излиянии половой энергии. Сложный, самобытный характер, возникающий в борьбе со стихийной сексуальностью,- это, по Райху, болезнь, невроз; индивидуальность как таковая - тоже отклонение от психической нормы. "По ходу выздоровления индивидуальные различия в значительной мере утрачиваются, что открывает путь к упрощению поведения... больные становятся все более похожими в своих основных чертах..."2. Вместо оздоровления личности Райх, по сути, предлагает обезличивающее здоровье. Сексуальная революция, призванная восстановить в человеке его природу, оказывается на удивление безразличной к самому человеку и фактически восстанавливает против него природу.
Опыт 70-х годов обязывает с большей осторожностью относиться к самой идее "чистой", "внеморальной" природы, безусловное доверие к которой считалось хорошим тоном среди радикалов 60-х годов. Но каковы действительные истоки и возможные последствия этой идеи? Как и почему из совокупной области человеческого существования стало выделяться чисто природное, стихийно-чувственное начало, удельный вес которого очень велик в идеологии и искусстве Запада XX века?
1. В теории В. Райха (1897-1957) сочетаются элементы психоанализа и социологизма; в самом словосочетании "сексуальная революция" заметна эта двойственная ориентация. В своей врачебной практике Райх выяснял не столько истоки вытесненного влечения, сколько возможности его жизненного претворения; в целом же психоаналитическому сеансу он противопоставлял практическую реформу сексуального воспитания, направленную на социальное предотвращение биологических неврозов. В конце 20-х годов Райх организовал для рабочих в Вене "Социалистическое общество сексологических консультаций и исследований"; после вынужденной эмиграции в США углубился в изучение таинственной космоорганической субстанции - оргона.
2Reich Wilhelm. The Sexual Revolution. Towards a Self-Governing Character Strukture. N. Y. 1970, 5 рг., р. 5. См. также:
3. Robinson P. A. The Sexual Radicals. Wilhelm Reich, Geza Roheim, Herbert Marcuse. L., 1970, p. 17, 23, 25.