Авангардизм у нас все еще категория оценочная, а не просто понятийная. Существуют поклонники авангарда и его противники - почти нет людей, приемлющих его с тем созерцательным спокойствием и отстраненной доброжелательностью, какие требуются эстетической сутью искусства. И в этом, быть может, тайна авангарда - он не имеет места внутри искусства, поскольку находится на самой границе его. Авангард - явление художественное, но антиэстетическое: выход искусства за рамки непосредственной созерцаемости, той области чувственного восприятия, которая и охватывается понятием "эстетического". Авангард - это. скорее, действенная семиотика искусства, разложение его на значащие элементы, концептуальные схемы - и вместе с тем требование относиться к этому категориальному аппарату искусствознания как к особому произведению искусства, облеченному в краски, звуки, слова, в наглядные формы уничтожения всякой наглядности. Авангард - это непрерывно растущее сознание искусства о том, чем оно могло бы быть, чистая логика и семиотика возможных художественных миров. И потому авангард всегда впереди того, что он изображает или выражает, включая в структуру произведения моменты его последующей мыслительной деструкции.
Авангард постоянно рвется вперед, опережая не только традицию, но и самого себя - за несколько десятков лет он сумел породить несколько десятков школ, сменявших друг друга в лихорадочном темпе. Футуризм, имажинизм, конструктивизм, дадаизм, сюрреализм, абсурдизм, минимализм, концептуализм... Искусство словно бы попало в поле какого-то нового духовного притяжения, источник которого находится не сзади, а спереди. Если раньше трудно было сдвинуться вперед хотя бы на сантиметр - так властно тянуло прошлое, навязывало традицию, сковывало инерцией,- то теперь столь же трудно удержаться за какую-нибудь существующую форму, приходится изо всех сил цепляться за нее, чтобы хоть как-то сохранить остаток традиции, прильнуть к ней ненадолго, прежде чем отдаться силе, увлекающей вперед и вперед. Как будто к земле придвинулось некое невидимое духовное тело колоссальной массы и силы притяжения, и оно буквально клочьями рвет и отдирает нас от истории, так что приходится уже хвататься за то, от чего раньше отталкивались. Эти клочья, обрывки реальности и летят на нас с авангардистских страниц и полотен - образы распредмеченного, развоплощенного мира.
Отсюда постоянная атмосфера скандала вокруг авангарда - он отвергает те самые эстетические требования, которые призван удовлетворять. Скандал - ведь это не просто отступление от конвенции, а разрушение ее по ее же собственным правилам, конструирование образов методом их деструкции. Авангардизм - это искусство, несущее в себе свою собственную гибель, которая может продолжаться бесконечно долго, как закручивается внутрь себя кошмарный сон - сон во сне, гибель внутри гибели.
Авангардизм можно с равной последовательностью критиковать как разложение эстетики и как эстетизм высшей пробы, как искусство, разрушающее себя и именно поэтому замкнувшееся на себе. На первый взгляд наиболее последовательную критику авангардизма дают мыслители религиозной ориентации - но в этом-то и заключается скандальное недоразумение, отличное от того закономерного скандала, который возникает вокруг авангардизма как такового и присущ ему по его художественно-антиэстетической сути.
Что же навлекает некоторых религиозно мыслящих людей на подозрение, что авангардизм прямо связан с бесовством пашей эпохи, что от него веет демоническим холодом и развращенностью? То, что в авангардистских произведениях абсурд господствует над смыслом, лицо предстает в отчужденных формах, каких-то распавшихся кусках и кривых лезвиях, индивид враждебен самому себе и обнаруживает скорее свойства растения, молекулы или дыры, чем человека. Кризис реальности, которая не вмещается в человечески освоенные формы, тает, исчезает, становится все менее ощутимой и постижимой... Через авангард искусство вбирает и приобщает к себе невоплощенное и невоплотимое, такие энергии, которые разрывают на части всякую пластическую форму.
Но разве не вернее предположить, что именно реальность, пышущая здоровьем, чувственно округлая, полнотелая, скорее могла бы послужить демоническому искушению человечества, совратить его на земные пути и уклонить от небесных? И тут обнаруживается скандал современного консервативного сознания, совпавшего в каких-то точках с религиозной традицией,- оно не желает расстаться с той любимой реальностью, внутри которой с большим или меньшим удобством расположились организационные и идеологические структуры традиционных вероисповеданий. Они срослись с тем миром, для осуждения и разрушения которого явились на свет, вошли в плоть этого мира, полюбили его округлость, его эстетическую видимость, которую с таким блеском выставляет традиционное, "реалистическое" искусство.
Между тем авангард по сути гораздо ближе исконному эсхатологическому духу этих вероисповеданий, их чаяниям конца мира. Религиозное мироощущение по природе своей вовсе не консервативно - оно кризисно: это крах всех норм, ломка всех устоев - идущая поверх мироздания волна новых времен и пространств. Ничто не может удержаться перед апофатическим представлением Бога, который есть не "то", не "то" и не "то" - ничто из того, что в мире'.
Какое искусство может выразить эту глубину религиозного бунта против ставшего и воплощенного? Традиционное - то, что рисовало прекрасных мадонн с прекрасными младенцами на руках? Но то искусство исходило из положительного ощущения ценности и оправданности мира в его тварных формах, вдохновлялось сюжетами бывшего Откровения. Когда же растет чувство Откровения грядущего, в прах рассыпаются все надежные, освященные прошлым образы реального. Реальность обнаруживается за реальностью, осыпающейся, как штукатурка, под ударами невидимых сил извне2. Эти вмятины на стенах, эти проломы и зигзаги, растущие у нас на глазах, и воспроизводит авангардное искусство. Оно религиозно в том смысле, в каком сама религия авангардна, то есть движется впереди всех законченных результатов мирового процесса, оставляя позади все, что успело приобрести господство и устойчивость. Авангардная вера находит свое место не в стенах храма, а за границами мира, откуда ускоренно надвигается на человечество новая земля и новое небо, беглыми очерками и зияниями мелькая среди распадающихся пластов реальности. И потому современное религиозное искусство - не то, что в подробнейших деталях изображает храм, крест, библейскую сцену,- но то, которое обращено к невидимому, не ставшему в земной жизни. В произведениях авангардистов
1. Апофатическая теология (от греч. алоа-rikos - отрицательный) выражает абсолютную трансцендентность Бога через нетождественность. Его всем видимым проявлениям и возможным обозначениям, через отрицание Его имен и атрибутов.
Отсюда - тема мусора, развитая в творчестве известного современного художника-концептуалиста Ильи Кабакова и имеющая глубокий эсхатологический смысл: мироздание переполнено малозначащими подробностями - пушинками, соринками - и само становится одной из них.
реальность теряет зримость и антропоморфность, становится теоморфной, готовится к принятию и запечатлению тех форм, которые кладут предел и выводят за грань исторического существования человека. "Проходит образ мира сего",- сказано у апостола Павла, и авангард - точнейший образ самого этого прохождения, апокалипсический реализм. Авангард не держится за земное, но уходит по ту сторону, оголяет субмолекулярную структуру вещества, прорисовывает схемы мировых сил, дремлющих в подсознании,- идет дальше воплотимого, сотрудничает с воображением до конца - конца, не вмещающегося ни в какую зримую историческую перспективу. И в этом - глубокий урок авангардизма для религиозного сознания, которое проверяет свою истинность не приверженностью, а опровержением той реальности, в которой застыла прекрасная видимость, эстетика середины. Авангардизм есть эстетика конца и является для искусства тем же, чем для религии - эсхатология: оба кладут меч между Словом и миром.