Французы - люди очень правильные, обладающие несколько застывшими образом мышления и строгими нормами поведения. Со времен Наполеона они обожают вводить разнообразные неписаные правила - причем чем жестче, тем лучше - в этикет, моду, этику, дипломатию, искусство, литературу и юриспруденцию.
Они свято верят в то, что называют Ie droit (право, закон), полагая, что все основное в жизни должно делаться по правилам, в нужное время и в нужном месте.
Зато они терпеть не могут всяких мелких "придирок" и чаще всего просто не обращают на них внимания - сюда относятся, например, требования парковаться и курить в определенных местах, соблюдать, сидя за рулем, правила дорожного движения, не швырять мусор и не мочиться где попало.
Для француза между основными государственными законами и нормами поведения (с педантичным соблюдением всяких неписаных требований и формальностей) целая пропасть различий. Первые следует полностью игнорировать, последние - строго соблюдать.
В качестве примера приведем формулу, которой французы обычно заканчивают свои письма. Если англичане и американцы быстренько нацарапают в конце письма "с наилучшими пожеланиями", "всего наилучшего", "скоро напишу еще" или (при совсем уж формальных отношениях) "искренне ваш" и останутся очень собой довольны, то французы буквально настаивают на следующем: "Nous vous prions d'agreer, Monsieur, ['assurance de nos sentiments respecteux" ("Примите уверения, месье, в совершеннейшем к Вам почтении") или (максимально вольное): N'oublie pas de nous donner de tes nouvelles de temps en temps, s'il te plait" ("Пожалуйста, сообщай о себе время от времени...")
Родной язык для французов - воплощение национального достоинства, а потому они, как бы в целях самозащиты, формализуют его самым невероятным образом. Во французских словарях обычно есть даже специальный набор фраз, которыми желательно пользоваться как "средством аргументации".
Быть стилизованными для французов не менее важно, чем обладать стилем.
Французы очень привязаны к своим семьям - родная кровь для них определенно не минеральная водица. Они чрезвычайно гордятся своими детьми - отчасти потому, что уже многие годы во Франции постоянно наблюдается прогрессирующее снижение рождаемости. Разумеется, свое поражение во Второй мировой войне французы связывают в значительной степени с тем простым фактом, что немцы "быстрее размножались" в первые два десятилетия двадцатого века. Во Франции и в наши дни различными способами поощряется желание иметь в семье как можно больше детей.
Старших членов семьи французы уважают, младших - любят. Семьи родственников - дедушки и бабушки, тети и дяди, внуки и племянники - зачастую живут по соседству друг с другом, В составлении общесемейных планов участвуют представители всех поколений, вместе решая, как лучше провести совместный отпуск, как найти выход из той или иной проблемы. Все члены большой семьи участвуют также в торжественных обедах и прочих трапезах.
Детей с малых лет всячески поощряют, если они открыто делятся своими мыслями, и годам к семи-восьми это отличные собеседники. Для француза одна из основных радостей жизни - совместная семейная трапеза, превращающаяся в настоящее действо; в таком празднике участвуют все члены семьи - три или четыре поколения, - которые с удовольствием веселятся где-нибудь в ресторане или устраивают вечеринку у кого-то дома. И нет более сурового наказания, чем запрет на участие в подобном празднестве.
В одной французской семье сына, слегка нарушившего правила семейного этикета, наказали так: с накрытого к обеду стола демонстративно убрали его прибор; при этом провинившийся пугающе напоминал беднягу Дрейфуса, когда того вели по плацу в мундире с оторванными пуговицами и со сломанной пополам шпагой, однако не жаловался и поступил, как ему было велено, то есть отобедал в полном одиночестве на кухне.
Английские дети похожи на чертенят и ведут себя черт знает как. Итальянские дети похожи на падших ангелов, но ведут себя, как падшие дьяволы. Французские дети с виду - чистые ангелы, но ведут себя как сущие чертенята.
Последите за группой ухоженных и разряженных в пух и прах французских малышей, которые играют на пляже или в парке - стоит взрослым хоть на миг отвернуться, и прелестные детишки тут же начнут швыряться землей или песком, стараясь попасть в глаза или в уши, колотить друг друга по спине детскими лопатками или пинать ботинками под коленки, но все это молча - будут слышны лишь глухие удары да стук камней, брошенных кем-то из ангелочков.
Дело в том, что как только французских детей спускают с поводка, среди них тут же воцаряется анархия. Во время общепринятых, строго организованных, официальных буржуазных мероприятий дети ходят за ручку со старшими (мамой, папой, бабушкой, няней) - на детских праздниках, на семейных торжественных обедах, в гостях. На улице колонна из трех-четырех десятков маленьких французов, идущих парами, выглядит совершенно очаровательно и вполне заурядно.
Когда их знакомят с кем-то из взрослых, маленькие французы торжественно протягивают руку для рукопожатия или с неподражаемой скромностью подставляют щечку для поцелуя, не проявляя при этом ни малейших признаков смущения.
Ради своих детей французы не останавливаются ни перед какими жертвами. Особенно во время каникул. Во Франции на любом пляже есть школа плавания, которой руководят тощие пожилые инструкторы, бывшие чемпионы (а французские пловцы еще более худы, чем французские велосипедисты). Тренировки ведутся со знанием дела, спрос с учащихся суровый, но в море детям купаться разрешают крайне редко.
Рядом с бассейном - специальная детская спортплощадка, где маленькие "уточки" и "дельфинчики" учатся взбираться по канату, делать кувырок с разбегу и проползать сквозь длиннющую трубу. Учат их этому бронзовотелые подростки, относящиеся к своим обязанностям чрезвычайно ответственно.
Таким образом, французские дети вырастают с твердым пониманием того, что они-то и есть самое важное в жизни. Подтверждение этому выводу они находят на каждом шагу: за ними тщательнейшим образом ухаживают, им охотно позволяют участвовать в разговорах взрослых, а дяди и тети, бабушки и дедушки, как и все прочие престарелые родственники, всегда готовы излить на них водопад своего обожания.
И, надо сказать, подобное поклонение детям нравится.
Во Франции по-прежнему господствуют традиционные устои, принятые в большой сельской семье, где все ее члены всегда стараются держаться вместе. Мысль о том, чтобы отдать бабушку в дом престарелых, представляется французам настоящим кощунством и тут же с негодованием ими отвергается. Они считают совершенно естественным собственноручно заботиться о своих престарелых родственниках. Да и потом так гораздо дешевле. И всегда есть кому посидеть с детьми.
В мечтах сельские жители Франции видят себя великими охотниками, грубыми и примитивными, а потому им, в общем-то, невдомек, с чего это людям нравится держать у себя дома всяких никчемных зверюшек.
С точки зрения французов, может быть всего две причины для наличия в хозяйстве животных: их можно убивать, употребляя мясо в пишу, или же использовать для различных служб (как, например, используют пастушьих или сторожевых собак).
Даже в городах французы предпочитают держать исключительно полезных или "престижных" собак - таковыми считаются немецкая овчарка (отличный сторож) и пудель (отличный элемент интерьера, способный подчеркнуть тонкий вкус хозяина). Однако и французы постепенно входят во вкус и довольно часто теперь содержат животных в доме "просто так". Во Франции примерно 10 миллионов собак, и, надо признаться, многие из них буквально едят со своими хозяевами за одним столом; поистине пугающим представляется также тот факт, что невероятное количество псов пользуются правом ездить рядом с хозяином на мотоцикле.
В то же время французы практически начисто лишены в отношении животных той тошнотворной сентиментальности, какой отличаются англичане. Французам никогда бы и в голову не пришло завести такое учреждение, как "Баттерсийский дом собак", да и с какой стати брать в дом собаку, которую кто-то уже бросил и, наверное, не без причины?
Домашние псы, случайно забежавшие на чужую территорию, рискуют получить исподтишка отраву. Французы не испытывают никакой жалости к бездомным собакам. Они их уничтожают.
В наибольшей степени эгоцентризм французов проявляется, когда они за рулем. В эти мгновения ими поистине правит анархия. Вот тут-то и можно видеть, что такое настоящий французский характер. Правила дорожного движения воспринимаются французами как интересные предложения, которые можно было бы рассмотреть, если бы не было чего-то куда более важного.
Обычно француз (или француженка), будучи, разумеется, патриотом, садится за руль "пежо", "ситроена" или "ре-но", заводит двигатель, включает скорость и едет себе по Европе, как по собственной вотчине.
Французы - не просто плохие водители; это водители безумно опасные. Каждый перекресток на сколько-нибудь крупном шоссе у них напоминает битком набитую танцевальную площадку, где машины беспорядочно вальсируют, сталкиваясь друг с другом, толкаясь бамперами и стараясь во что бы то ни стало расчистить себе путь, проявляя при этом полнейшее презрение к присутствию других машин.
Во Франции попытка перейти улицу по пешеходной дорожке - один из самых волнующих моментов жизни. Идущие слишком медленно (по причине, например, возраста или увечья) должны смириться с тем, что остаток жизни им придется провести исключительно на своей стороне улицы, никогда не переходя на другую.
Чуть ли не первым законом, введенным немецкой армией для жителей Парижа в 1940 г., был закон, обязывавший французов переходить улицы и дороги исключительно в указанных для перехода местах. С этого момента Третий рейх был обречен.
Французы, подобно немцам, считают самыми плохими шоферами в мире англичан, хотя ежегодный кровавый урожай на французских шоссе свидетельствует, казалось бы, о чем-то ином. Французские водители способны вести машину, глядя по сторонам, повернувшись назад или любуясь небесами (если есть люк в крыше), и при этом каждый проявляет собственную неповторимую индивидуальность, стремясь навстречу неотвратимой погибели.
Если дорога становится хуже, француз лишь пожмет плечами и закурит "Галуаз". У французского шофера такая вера в тормоза собственного автомобиля, перед которой меркнет и кажется смешной вера Жанны д'Арк в Господа Бога. Да и вообще французы воспринимают каждый feu rouge (красный свет), каждый carrefour (перекресток) и каждый rond-point (разворот) как личное оскорбление и попрание свободы.
"Prudance" ("Соблюдайте осторожность!") гласят дорожные знаки на обочинах шоссе, но для французских водителей тема осторожности даже не подлежит обсуждению.
В душе французы традиционалисты. И весьма неодобрительно относятся к нарушению общепринятых норм поведения несмотря на то, что всем сердцем любят разнообразные революции, любят разрушать старое и строить новое, начиная, как дети, с некоей черты на земле, отмечающей старт (вопрос о том, где и как провести эту черту, представляет собой особую тему для бесконечных споров и дискуссий).
Все должно делаться сотте il faut (как следует) - это выражение годится для оценки как заключенного брака, так и выпитого вина, как вкуса специально откормленной и нафаршированной утки, так и правильно написанного адреса на конверте или вежливого обращения к учителю. В мире существует установленный порядок вещей, и установили его безусловно французы!
Их желание во всем этот порядок поддерживать лучше всего прослеживается во время летнего отпуска. Если англичане, испанцы, итальянцы и даже немцы расслабляются вовсю, позволяя себе ходить небритыми, обедая когда придется, одеваясь как попало и с рассеянным видом натыкаясь на прохожих, то французы и в отпуске ведут себя так, словно по-прежнему пребывают под микроскопом повседневных деловых отношений.
Французы - и мужчины, и женщины - тратят на свой утренний туалет не менее двух часов. Понаблюдайте за кем-нибудь из них летом в кемпинге и сами увидите, сколько времени требуется французу, чтобы умыться, побриться, расчесать усы и принять душ. Когда он наконец приводит себя в порядок, пора уже переходить к аперитиву перед обедом.
Французские жены готовят своим мужьям обед из трех блюд и подают его даже в самую палящую жару на изящном столике, накрытом льняной скатертью, идеально сервированном, с непременно начищенными столовыми приборами. Белое вино охлаждается в ведерке со льдом, даже если рядом практически нет тени; красное вино доведено до "комнатной температуры" в палатке. Все в полном порядке - хлеб, сыр, соус.
Месье жадно поглощает пищу. Мадам стоит у него за спиной, чуть в стороне, и радостно кивает. А потом, как только обед будет окончен, непременно перемоет посуду и все аккуратно приберет, и только после этого супруги начнут строить какие-то планы дальнейшего времяпрепровождения.
А между тем остальные обитатели кемпинга, иностранцы, едят на ходу или сидя на земле, неэстетично роняя крошки изо рта и из карманов.
Несмотря на традиционную приверженность католичеству, французы всегда вели себя по отношению к религии независимо, имея особый взгляд на данную проблему. Так, в течение практически целого века у Франции был в Авиньоне собственный папа, серьезно соперничавший с другим папой, находившимся в Риме.
Католицизм всегда устраивал французов, поскольку в нем делается упор на грех и его оправдание, а не на вину и позор. Представление о том, что можно запросто грешить сколько угодно, если готов впоследствии от своих грехов отречься, наилучшим образом соответствует непреоборимому желанию французов всегда и во всем отыскать обходные пути.
Французские соборы подавляют своей тяжеловесной мрачностью, в них пахнет анисом и карболкой, а службу отправляют святые отцы, в значительной степени утратившие былой авторитет и куда больше озабоченные крахом идей социализма, чем упадком католицизма.
Но вот в чем французы действительно весьма хитроумным способом преуспели: они умудрились избавиться от множества обязанностей и обременительных забот, налагаемых религией, но при этом сохранили все религиозные праздники!
Именно поэтому в день Успения Богородицы на французских улицах можно увидеть так много иностранцев, с мрачным видом слоняющихся без гроша в кармане, ибо по случаю праздника в городах Франции не работает ни один банк.
Вот вам еще один пример способности французов взять от жизни все самое лучшее, а об остальном просто забыть, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести и совершенно не думая о возможных последствиях своего поведения.