История второго ополчения в эпоху русской Смуты начала XVII века представляется явлением совершенно исключительным как в русской, так и мировой истории. Достаточно вспомнить обстоятельства его образования, чтобы согласиться с этим. Ополчение собралось на восьмой год Смуты в стране, дотла разоренной и обессиленной бесконечной гражданской распрей, в тот момент, когда, казалось, уже невозможно было найти никакой объединяющей идеи. И именно тогда, когда среди национальной элиты не осталось ни одного авторитетного лица, когда не только отдельные личности, но целые слои общества показали свою неспособность овладеть ситуацией, начинается движение снизу - города и земства пересылаются и договариваются между собой; не бояре, дворяне или казаки, а простые посадские люди берутся за спасение Отечества. "Черная кость", нижегородский купец Кузьма Минин вдруг оказывается в центре событий. Именно он, вслед за патриархом Гермогеном, высказывает простую и понятную каждому русскому идею о спасении веры и православных святынь. И вокруг этой идеи начинаются кристаллизоваться все патриотические силы. В разоренной стране он находит деньги, оружие, провиант и таким образом подводит под все предприятие прочный экономический фундамент.
А когда ополчение уже формируется и возникает нужда в военном вожде, на кого обращается взор земских людей? На князя Пожарского! - представителя захудалого и небогатого рода, никогда не игравшего в русской истории значительной роли. Почему же такое предпочтение? Быть может, Пожарский был отмечен какими-нибудь личными достоинствами? Да, отмечен - правда, всего одним, но немаловажным - он был честный служака, никогда не кривил душой и всегда был верен долгу. Во всем остальном он совершенно ординарная личность - не трибун, не блещет способностями и даже полководец довольно посредственный. И все же земские люди не ошиблись в своем выборе - Пожарский, подобно Минину, не гнушаясь каждодневной черновой работы, стал служить земскому ополчению так же верно и честно, как прежде служил Годунову, Дмитрию или Шуйскому. Несмотря на полученную им диктаторскую власть, в его поступках нет никакой личной интриги, никакого
выпячивания своего "я", никакого стремления тем или иным способом закрепить свое исключительное положение. Эта скромность, быть может, есть самая поразительная черта в вождях второго ополчения. Минин и Пожарский собрали ратных людей, освободили от поляков столицу, созвали Земский собор, положивший конец Смуте, дали взрасти новой государственности и, сделав свое дело, отступили в сторону, отдав власть другим. Конечно, они получили награды, но не слишком большие. Им даровали чины и звания, но не очень высокие. Они скромно стушевались в толпе знатных бояр и князей, явившихся вокруг нового царя и окруживших его плотным кольцом. (Точно так же - заметим в скобках - повело себя и выдвинувшее их сословие - сыграв свою роль, оно тихо сошло со сцены). Ничем особым современники не воздали Минину и Пожарскому, да, наверно, и не могли воздать. Но тем большей была их посмертная слава у последующих поколений, для которых сами имена их стали символом скромного, неброского, самоотверженного патриотизма, такого патриотизма, который в России всегда умели ценить и отличать.
Дмитрий Пожарский родился в ноябре 1578 г. в семье князя Михаила Федоровича Пожарского. Предками Пожарских были удельные князья Стародубские (младшая ветвь Владимиро-Суздальских князей), но им мало чего перепало от их прежнего величия. С течением времени небольшая Стародубская волость оказалась поделенной на множество маленьких вотчин между многочисленными представителями обособившихся и обедневших семей, так что, несмотря на свое происхождение от Рюрика и Юрия Долгорукого, Пожарские числились в ряду захудалых фамилий и даже не попали в Разрядные книги.
Отец Дмитрия умер, когда ему было всего девять лет. Мать - Мария Федоровна, урожденная Берсенева-Беклемишева - переехала вскоре после этого в Москву, где у Пожарских был свой дом на Сретенке. С 1593 г. князь Дмитрий начал службу при государевом дворе царя Федора Ивановича. Поначалу он был "стряпчим с платьем", в обязанности которого входило под присмотром постельничего подавать туалетные принадлежности при облачении царя или принимать одежду с прочими вещами, когда царь раздевается. В те же годы, еще в очень молодых летах, он женился. В начале царствования Бориса Годунова князя Пожарского перевели в стольники. Он получил поместье под Москвой и затем был отправлен из столицы в армию на литовский рубеж.
После смерти Годунова Пожарский присягнул царевичу Дмитрию. В продолжение всего его короткого царствования он оставался в тени. Только при следующем царе - Василии Шуйском - Пожарского назначили воеводой, и он получил под начало конный отряд. Верность его в боях с тушинцами вскоре была замечена. За исправную службу царь пожаловал ему в Суздальском уезде село Нижний Ландех с двадцатью деревнями. В жалованной грамоте между прочим говорилось: "Князь Дмитрий Михайлович, будучи в Москве в осаде, против врагов стоял крепко и мужественно, и к царю Василию и к Московскому государству многую службу и дородство показал, голод и во всем оскудение и всякую осадную нужду терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на какую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо безо всякие шатости". В 1610 г. царь назначил Пожарского воеводой в Зарайск. Прибыв в эту крепость, он узнал о низложении Шуйского заговорщиками во главе с Захарием Ляпуновым и поневоле вместе со всем городом целовал крест польскому королевичу Владиславу.
Но вскоре прошел слух, что московские бояре во всем предались полякам и делают все по их указке, что король Сигизмунд сына своего в Россию не отсылает, а хочет сам царствовать над Русью, двинулся на русские пределы со своей ратью и осадил Смоленск. Тогда по всем русским городам стало подниматься волнение и возмущение. Повсюду говорили, что пора вставать за Отечество и православную веру. Общие настроения выразил рязанский дворянин Прокопий Ляпунов, который писал в своих воззваниях: "Встанем крепко, примем оружие Божие и щит веры, подвигнем всю землю к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами московского государства учиним совет: кому быть на московском государстве государем. Если сдержит слово король и даст сына своего на московское государство, крестивши его по греческому закону, выведет литовских людей из земли и сам от Смоленска отступит, то мы ему государю, Владиславу Жигимонтовичу, целуем крест и будем ему холопами, а не захочет, то нам всем за веру православную и за все страны российской земли стоять и биться. У нас одна дума: или веру православную нашу очистить или всем до одного помереть".
В скором времени между Пожарским и Прокопием Ляпуновым установилась крепкая связь. В 1611 г. Пожарский из Зарайска даже ездил выручать Ляпунова, осажденного в Пронске московским войском и запорожскими казаками. Затем он отбил московского воеводу Сунбулова, который ночью попытался захватить Зарайск и уже овладел посадами. После победы, оставив крепость на помощников, Пожарский тайком отправился в захваченную поляками Москву, где начал подготовлять народное восстание. Оно началось стихийно 19 марта 1611 г. Зная, что к столице направились большие силы, прослышав о продвижении Ляпунова из Рязани, князя Василия Мосальского из Мурома, Андрея Просовецкого из Суздаля, Ивана Заруцкого и Дмитрия Трубецкого из Тулы и Калуги, ополченцев из Галича, Ярославля и Нижнего Новгорода, москвичи не стали дожидаться освободителей, а сами взялись за дреколье. Схватка завязалась в торговых рядах Китай-города и быстро распространилась по Москве. На улицах вырастали завалы, закипели кровавые бои на Никитинской улице, на Арбате и Кулишках, на Тверской, на Знаменке и в Чертолье. Чтобы остановить мятеж, поляки были принуждены поджечь несколько улиц. Раздуваемое сильным ветром, пламя к вечеру охватило уже весь город. В Кремле, где заперся польский гарнизон, ночью было светло как днем. В таких условиях, среди огня и дыма, Пожарскому пришлось сражаться с поляками, имея под началом всего лишь кучку верных ему людей. Рядом со своим домом на Сретенке, на собственном дворе он приказал построить ост-рожец, надеясь продержаться в Москве до прихода Ляпунова. В первый день восстания, соединившись с пушкарями из расположенного поблизости Пушечного двора, Пожарский после ожесточенного боя заставил отступить наемников-ландскнехтов в Китай-город. На второй день поляки подавили восстание во всем городе. К полудню держалась только Сретенка. Не сумев взять острожец штурмом, поляки подпалили окрестные дома. В завязавшемся последнем бою Пожарский был тяжело ранен в голову и ногу и потерял сознание. Его вынесли из Москвы и переправили в Троице-Сергиеву обитель на лечение.
За три дня боев большая часть Москвы сгорела. Торчали только стены Белого города с башнями, множество почерневших от дыма церквей, печи уничтоженных домов и каменные подклети. Поляки укрепились в Кремле и Китай-городе. Уже после подавления восстания к Москве стали подходить запоздавшие рати первого ополчения. Они осадили Кремль и Китай-город и начали ожесточенные схватки с поляками. Но с первого же дня между вождями ополчения возникли раздоры. Казаки, недовольные строгостями Ляпунова, 25 июля убили его. Предводителями ополчения после этого стали князь Дмитрий Трубецкой и казачий атаман Иван Заруцкий, которые провозгласили наследником престола "воренка" - сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II.
Кузьма Минин был старше князя Пожарского на десять или пятнадцать лет. Детство его прошло в двадцати верстах от Нижнего Новгорода, в городке Балахне на Волге. Кузьма рос в многодетной семье балахнинского соледобытчика Мины Анкудинова. Отец его считался состоятельным человеком - имел за Волгой три деревни с 14 десятинами пахотной земли и 7 десятинами строевого леса. Кроме того, хороший доход давал ему соляной промысел. Никаких достоверных сведений о детстве и юности Минина до нас не дошло. В зрелые годы он владел лавкой на нижегородском торгу, "животинной бойницей" под стенами кремля и слыл богатым и почитаемым горожанином. В 1611 г., в самый разгар Смутного времени, нижегородцы избрали его земским старостой. Сообщают, что незадолго до выборов Минину явился во сне чудотворец Сергий Радонежский и повелел собирать казну для войска, чтобы идти на очищение Московского государства. Сделавшись старостой, Минин сразу стал вести с горожанами разговоры о необходимости объединяться, копить средства и силы для освобождения Отечества. От природы у него был дар красноречия, и он нашел среди сограждан немало сторонников. Собрав нижегородцев в Спасо-Преображенском соборе, Минин горячо убеждал их не оставаться в стороне от тягот России. "Буде нам похотеть помочи Московскому государству, - говорил он, - ино не пожалети животов своих; да не токмо животов своих, ино не пожалеть и дворы свои продавать, и жен и дети закладывать; и бити челом, кто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником". Нижегородцы, тронутые его словами, тут же всенародно приговорили начать сбор средств на ополчение. Первым внес свою долю Минин, по словам летописца, "мало что себе в дому своем оставив". Его примеру последовали другие. Минину поручили ведать сбором добровольных пожертвований - не только с горожан, но и со всего уезда, с монастырей и монастырских вотчин. Когда оказалось, что многие не спешат расстаться со своим имуществом, нижегородцы дали своему старосте полномочия облагать жителей любыми податями вплоть до изъятия имущества. Минин велел брать по пятой части от всего имущества. Большую помощь оказали ему богатые купцы и предприниматели. Одни Строгановы прислали на нужды ополчения около 5000 рублей - огромную по тем временам сумму. На собранные деньга нижегородцы стали нанимать охочих служилых людей, обещая им "корм и казну на подмогу давати". Подумали они и о воеводе. Перебрав множество имен, горожане остановили свой выбор на герое московского восстания князе Пожарском.
Поначалу князь ответил отказом. Однако нижегородцы не захотели отступать и послали к Пожарскому архимандрита Печерского монастыря Феодосия. Пожарский, которого, по его словам, "вся земля сильно приневолила", должен был дать согласие. С тех пор у ополчения стало два вождя, и в народном восприятии имена Минина и Пожарского слились в одно нерасторжимое целое. Благодаря их решительным действиям и полному согласию между собой Нижний вскоре стал центром патриотических сил всей России. На его призывы откликнулось не только Поволжье и старые города Московской Руси, но также Предуралье, Сибирь и отдаленные украинские земли. Город обратился в ратный стан. Со всех сторон потянулись сюда служилые дворяне. Первыми приехали смоляне, потом явились коломенцы и рязанцы, спешили из окраинных городов казаки и стрельцы, защищавшие прежде Москву от Тушинского вора. Всем им после осмотра назначалось жалование. Пожарский и Минин добивались, чтобы ополчение превратилось в хорошо вооруженное и сильное войско. Особое внимание уделяли коннице. Однако не забывали и о пехоте: новоприбывших снабжали пищалями и обучали слаженной прицельной стрельбе. В кузницах днем и ночью пылал в горнах огонь - бронники ковали булат, кольчужные кольца, пластины для доспехов, зерцала, наконечники копий и рогатин, в ямах отливали орудия. Кузьма Минин с немалы"' трудом закупал для кузниц древесный уголь, кричное железо, медь и олово. На помощь нижегородским кузнецам приехали кузнецы из Ярославля, Костромы и Казани. Между Нижним и другими русскими городами, не признавшими польского королевича, завязалась оживленная переписка. Нижегородцы звали всех "быти с ними в одном совете", чтобы избавиться от прежнего "межусобства", очистить государство от завоевателей, покончить с грабежами и разорением на родной земле, избрать царя только при всеобщем согласии и, сохраняя внутренний мир, обеспечить порядок. В феврале 1612 г. был образован "Совет всея земли".
На исходе зимы ополчение перебралось из Нижнего в Ярославль. Сюда со всех концов государства устремились защитники Отечества. Даже многие казаки, находившиеся в подмосковном лагере Заруцкого и Трубецкого, покидали свои таборы и уезжали в Ярославль. Подмосковный лагерь слабел, а войско Пожарского усиливалось. К нему беспрерывно стекались служилые дворяне, приказные чины, депутации из городов, гонцы от походных воевод, а к Минину шли волостные старосты, целовальники, казначеи, посошный и мастеровой люд. Положение его было очень непростым. Чтобы победить, надо было собрать средства для продолжения войны. Это дело оказалось трудным и неблагодарным. Войску требовалось много: оружие и боевые припасы, кони и продовольствие - это должно было поступать непрерывно и во все возрастающих количествах. Наладить такое снабжение мог только очень предприимчивый, расторопный и волевой человек, обладающий организаторским талантом и красноречием. Однако там, где увещевания не помогали, Минин не останавливался и перед жесткими мерами. Так, например, когда богатые ярославские купцы Никитников, Лыткин и Светешников отказались вносить установленную для них сумму денег, Минин приказал взять их под стражу, а все имущество изъять в пользу ополчения. Видя такую суровость и опасаясь еще худшего, купцы поспешили внести установленные деньги. Благодаря усилиям Минина служилые люди в народном ополчении не только не испытывали ни в чем недостатка, но и получали высокое по тем временам денежное жалование - в среднем около 25 рублей на человека. Для разрешения текущих дел при ополчении возникли один за другим Разрядный, Поместный, Монастырский и другие приказы. Минин даже сумел наладить работу Денежного двора, где из серебра чеканили монету, употребляемую на жалование ратным людям.
Летом 1612 г. пришла пора решительных действий. Засевший в Кремле польский гарнизон сильно нуждался в съестных припасах. На помощь ему из Польши шел большой обоз и подкрепление под командованием гетмана Ходкевича. В войске гетмана насчитывалось двенадцать тысяч человек, притом это были отборные солдаты - первоклассные наемники и цвет польской шляхты. Если бы им удалось соединиться с осажденными, победить поляков было бы очень трудно. Пожарский решил выступить навстречу Ходкевичу и дать ему бой на московских улицах. Передовые отряды второго ополчения стaли подходить к Москве в конце июля. Первыми явились четыреста конников под командованием Дмитриева и Левашова. Затем появился большой отряд князя Лопаты-Пожарского и сейчас же стал строить у Тверских ворот острожек. Казаки Заруцкого пытались помешать ему, однако потерпели поражение и обратились в бегство. Не дожидаясь подхода основных сил, Заруцкий с двумя тысячами казаков покинул подмосковный лагерь и отступил в Коломну. Из первого ополчения под стенами столицы остались только две тысячи казаков под началом князя Трубецкого. Пожарский имел под своим началом около десяти тысяч служилых ратных людей. Поэтому успех его во многом зависел от взаимодействия с казаками Трубецкого. Однако никакого согласия между двумя вождями не было - ни один из них не хотел подчиняться другому, и при личной встрече было решено не смешивать ярославскую рать с подмосковной, держаться отдельными станами, а биться вместе по договоренности.
Сам Пожарский расположился у Арбатских ворот. Он приказал срочно возводить здесь укрепления и копать ров. Линия фронта ополчения протянулась по черте Белого города от северных Петровских до Никитских ворот, где стояли авангардные отряды Дмитриева и Лопаты-Пожарского. От Никитских ворот через Арбатские до Чертольских, откуда ожидался лобовой удар гетманского войска, сосредоточились главные силы земской рати. Опасное расположение, как бы меж двух огней, дорого могло обойтись Пожарскому. Впереди на него надвигался гетман, подошедший к Поклонной горе, а сзади с кремлевских стен в спины ополчения были направлены пушки осажденного вражеского гарнизона. Если бы ополчение не выдержало удара Ходкевича, оно было бы оттеснено под пушки Китай-города и уничтожено. Оставалось только победить или погибнуть.
На рассвете 22 августа поляки стали переправляться через Москву-реку к Новодевичьему монастырю и скапливаться возле него. Как только гетманское войско двинулось на ополченцев, со стен Кремля грянули пушки, давая знак Ходкевичу, что гарнизон готов к вылазке. Бой начался с того, что русская дворянская конница при поддержке казаков устремилась навстречу врагу. Польские всадники имели в то время славу лучших кавалеристов Европы. Не раз в прежних сражениях их смелая слаженная атака приносила победу. Но теперь русские ратники держались с невиданным упорством. Чтобы добиться перевеса, Ходкевич должен был бросить в бой пехоту. Русская конница отступила к своим укреплениям, откуда стрельцы повели огонь по наступающему врагу.
В это время польский гарнизон предпринял вылазку из Кремля и обрушился с тыла на стрельцов, которые прикрывали ополчение у Алексеевской башни и Чертольских ворот. Однако стрельцы не дрогнули. Здесь тоже завязалась ожесточенная схватка. Потеряв множество своих, осажденные вынуждены были вернуться под защиту укреплений. Ходкевич также не добился успеха. Все его атаки на русские полки были отбиты. Удрученный неудачей он вечером отступил к Поклонной горе.
На следующий день 23 августа сражения не было. Ополченцы хоронили убитых, а поляки перегруппировывали свои силы. 24 августа Ходкевич решил пробиваться к Кремлю через Замоскворечье и передвинул свои полки к Донскому монастырю. На этот раз атака поляков была такой мощной, что русские ратники дрогнули. Около полудня они были оттеснены к Крымскому броду и в беспорядке переправлялись на другой берег. Поляки могли без труда пробиться к Кремлю, и Ходкевич велел двинуть на Большую Ордынку четыреста тяжело груженных подвод.
Положение стало критическим. Не имея собственных сил для того, чтобы остановить продвижение врага, Пожарский отправил к казакам Трубецкого троицкого келаря Авраамия Палицына с тем, чтобы призвать их к совместным действиям. Посольство это увенчалось успехом. Горячей речью Палицын возбудил в казаках патриотические чувства. Они поспешили к Ордынке и вместе с ратниками Пожарского напали на обоз. Поляки с трудом отбили его и отступили. Это сражение окончательно лишило сил обе армии. Бои стали затихать. Приближался вечер. Казалось, что военные действия на этот день завершились. Однако как раз в этот момент Минин с небольшим отрядом, в котором едва насчитывалось четыре сотни человек, скрытно переправился через Москву-реку напротив Крымского двора и ударил во фланг полякам. Эта атака оказалась совершенно неожиданной для них. Гетманские роты, расположившиеся здесь, не успели изготовиться к отпору. Внезапное появление русских нагнало на них страху. Началась паника. Между тем, увидев успех смельчаков, на помощь Минину стали поспешно переправляться другие полки. Натиск русских нарастал с каждой минутой. Поляки в беспорядке отступили за Серпуховские ворота. Весь обоз с провиантом оказался в руках казаков. Неудача Ходкевича была полной. Собрав свое войско у Донского монастыря, он на другой день, 25 августа, отступил от Москвы. Для запертого в Кремле польского гарнизона это было настоящей катастрофой.
После победы силы двух ополчений объединились. Отныне все грамоты писались от имени трех руководителей: князя Трубецкого, князя Пожарского и "выборного Человека" Кузьмы Минина. 22 октября осаждавшие захватили Китай-город, а через три дня истощенный голодом гарнизон Кремля сдался.
Следующим важным делом была организация центральной власти. В первые же дни после очищения Москвы земский совет, в котором соединились участники Первого и Второго ополчений, повел речь о созыве Земского собора и избрании на нем царя. Было решено "на договор о Божьем и о земском большом деле" созвать в Москву выборных со всей России и "изо всяких чинов людей" по десять человек от городов. На Собор приглашались представители белого и черного духовенства, дворяне и дети боярские, служилый люд - пушкари, стрельцы, казаки, посадские и уездные жители, крестьяне. Этот исторический собор собрался в начале 1613 г. и после долгих обсуждений 21 февраля 1613 г. избрал на царствие шестнадцатилетнего Михаила Романова. С приездом его в Москву история Земского ополчения закончилась.
Деяния Минина и Пожарского не были забыты царем. Пожарский получил чин боярина, а Минин стал думным дворянином; государь пожаловал ему во владение большую вотчину - село Богородское в Нижегородском уезде с окрестными деревнями. Вплоть до самой смерти Минин пользовался большим доверием Михаила. В 1615 г., отъезжая на богомолье, царь оставил за себя в Москве пятерых наместников и Минина в их числе. В 1615 г. по поручению Михаила Минин ездил для следствия в Казань. Возвращаясь в 1616 г. назад, он неожиданно заболел и умер по дороге. Тело его было погребено в родном Нижнем Новгороде, князь Пожарский намного пережил своего соратника, находясь на службе почти до самого конца Михайлова царствования. Он участвовал еще во многиx сражениях, но уже никогда не имел того значения, что в дни Второго ополчения. В 1615 г. Пожарский нанес под Орлом поражение знаменитому польскому авантюристу Лисовскому, в 1616 г. ведал в Москве "казенными деньгами", в 1617 г. оборонял от литовских налетчиков Калугу, в 1618 г. ходил к Можайску на выручку русской армии, осажденной королевичем Владиславом а потом был среди воевод, оборонявших Москву от армии гетмана Ходкевича, попытавшегося во второй раз овладеть русской столицей. Как и прежде, он "на боях и на приступах бился, не щадя головы своей". По окончании Смуты Пожарский некоторое время ведал Ямским приказом, сидел в Разбойном, был воеводою в Новгороде, потом опять был переведен в Москву в Поместный приказ. Уже на склоне лет он руководил строительством новых укреплений вокруг Москвы, а потом возглавлял Судный приказ. В 1636 г., после смерти первой жены, он женился во второй раз на урожденной княжне Голицыной. Умер Пожарский в апреле 1642 г.