Необъяснимо поначалу чувство тревоги и печали, рождаемое этим деревенским усадебным интерьером, куда так настойчиво вовлекает зрителя Григорий Сорока. Мастерски выстраивает художник композицию. Уроки, преподанные Венециановым, не прошли даром. Пространство кабинета буквально затягивает нас. Каким-то тоннелем, ведущим к светлому миру за окнами, кажется это полутемное помещение. Линии половиц, диванных спинок, досок стен и потолка - все зовет наш взор к светлым, сияющим окнам. Там, где встречаются линии перспективы, видна уходящая в заснеженную светлую даль дорога. А здесь, в кабинете, прямо перед нами - срезанный рамой картины письменный стол; он так близок к нам, что кажется, можно "потрогать" лежащие на его поверхности вещи - белоснежный лист бумаги, ножницы, счеты, бронзовое пресс-папье, часы... но что это? Рука невольно отдергивается... череп, скалящий зубы череп, стоящий слева на столе, заставляет вздрогнуть. Быть может, художник, ощущая весь кошмар своего бытия крепостного, подобного бытию узника, предчувствовал, сколь трагически оборвется его собственный путь к свету.